— Теперь между гномами и людьми действительно не осталось разницы, — вздохнул Наставник. — Разве что в росте. Этот проклятый эликсир... Ты что, не мог найти для своей победы какое-нибудь менее ужасное средство? Ты хоть понимаешь, что это меняет все? Абсолютно все. Это страшнее, чем потеря родины. Гораздо страшнее. Еще одно-два поколения, и гномы будут считать своей родиной Олбарию — но в этом нет ничего ужасного. В Петрии мы тоже не с начала мира, думаю, и Олбария не станет нашим последним пристанищем. Но эликсир... Все наши обычаи, все традиции строились на трепетном отношении к женщине, как к чему-то редкому, чему-то чудесному, что может появиться в твоей жизни лишь ненадолго и уйдет, оставив еще одно чудо — ребенка, того, кто продолжит гномий род. Вся наша жизнь строилась на этом. А что теперь? Кто станет уважать и почитать гномку, раз она ничем не отличается от гнома? Одна из них нами теперь командует, видел? Когда такое раньше было? Мы теперь уже даже и не мы... не гномы... вообще не пойми кто...
   — Вы так не правы, Наставник, что я даже не стану с вами спорить, — ответил Шарц. — Скажу лишь, что именно вы учили меня считать. Однажды, как следует насмотревшись на звезды, я подсчитал, сколько всего гномок в Петрии. И насколько часто они умирают родами. Их каждый раз становится все меньше, Наставник, неужто вам это неизвестно? Нам ведь всего-то ничего оставалось, еще семь, ну от силы восемь поколений... когда у какого-то народа совсем не остается женщин — он перестает существовать. Это страшнее, чем эликсир, наставник. Гораздо страшнее.
   Глаза наставника потемнели. Он долго молчал.
   — Я стоял на горке, и считал, что передо мной бездна, — наконец произнес он. — Ты показал мне настоящую бездну. И... я благодарен тебе за это наставление. Теперь я должен пойти и подумать, как и должно начинающему подмастерью. Вот только... хорошо ли я побрился, Наставник?
   Шарц ошарашенно поглядел на своего старого учителя. Нет, надо же такое! Он ожидал чего угодно, но... В этом мире все меняется. Вот просто постоянно меняется. И даже по морде за это дать некому! Безобразие. И что теперь? Что сказать? Что сделать? Когда собственный Наставник тебя самого Наставником величает — это уже, знаете ли...
   И тут в глазах Наставника, старательно и даже слегка подобострастно уставленных на него, он вдруг разглядел легкую тень ироничной ухмылки и облегченно вздохнул.
   — Для первого раза вполне прилично, — ответил он.
   — Ты победил меня, — промолвил Наставник, с удивлением ощупывая выбритый подбородок. — Я не поведу горстку стариков в последнюю атаку, это глупо. Твоя победа началась с того, что ты сбрил бороду. Я тоже хочу попробовать.
   — Тот, кто ищет силу, никогда ее не находит. Силу находит тот, кто ищет что-то другое, — вздохнул Шарц. — У вас не получится, Наставник.
   — Осталось выяснить, что находит тот, кто ищет силу, — усмехнулся Наставник.
   — Может быть, мудрость? — предположил Шарц.
   На Большом Королевском Рыцарском Турнире Полли была впервые. Она была ошеломлена... всем. Разноцветные шелковые палатки скрывали до времени горделивых рыцарей, чьи древние родовые стяги победительно реяли на веселом ветру, оповещая весь мир о несомненной доблести их обладателей. С полным сознанием собственного достоинства расхаживали разодетые в пух и прах герольды, важные, как сто аббатов и три гуся в придачу. Там и сям бродили в своих пестрых плащах уже пьяные менестрели, похваляясь друг перед другом обрывками заранее сочиненных баллад в честь победителя, ругая чужое творчество и приставая к хорошеньким девушкам. Вокруг ристалища было натянуто ограждение, и за ним уже собирался народ, как всегда пестрый, шумный и говорливый. Кто-то смеялся, кто-то пробовал петь, там и сям сновали уличные мальчишки, жулики и торговцы пирожками. И все это шумело, мельтешило, толкалось, полнясь ожиданием чего-то огромного, что вот-вот должно произойти. И вот наконец это огромное настало. Их величества заняли свои места, и король подал знак.
   Затрубили трубы. Зычные голоса герольдов разнеслись от края до края ристалища. На мгновение замолкшая толпа разразилась бурными приветственными криками, и появились рыцари. Ничего более сказочного Полли в жизни своей не видела. В разноцветных плащах и блестящих доспехах они были красивы так, что дух захватывало. Грозные, в сверкающей броне, на великолепных конях, они разъезжали взад и вперед по ристалищу, красуясь, а толпа ревела от восторга. Голоса герольдов возвещали о подвигах, коими прославили себя доблестные рыцари, оказавшие честь этому турниру. Потом вновь заиграли трубы, и рыцари разъехались.
   — Это все? — удивленно спросил Хьюго. — Разве они не будут сражаться?
   — Они должны бросить вызов друг другу, — пояснил герцог. — Потом распорядители турнира договариваются о порядке следования поединков, а тогда уж...
   Один за другим рыцари обменивались формальными вызовами, которые герольды тут же громогласно повторяли для зрителей. Возле каждого рыцарского шатра висел щит с гербом владельца. Вызывающий должен был коснуться копьем щита того рыцаря, которого он собирался вызвать на поединок. Касание тупым концом означало формальный поединок рыцарского мастерства, острым — серьезный бой, в котором допускалась смерть противника. Впрочем, на сей раз все знали, что его величество запретил смертельные поединки, дабы не омрачать радость от удачного решения Петрийского кризиса чьей-нибудь безвременной кончиной.
   Одно из прозвучавших рыцарских прозваний показалось Полли ужасно странным.
   — Хью, я ослышалась или там и в самом деле есть какой-то Рыцарь Пилы?
   — А?! Что?! — вскинулся гном. — Прости, я отвлекся. О чем ты спросила?
   — О каком-то Рыцаре Пилы! — фыркнула Полли. — Там в самом деле есть такой или мне почудилось?
   — Я прослушал, — виновато пробормотал Хьюго.
   — А на что такое ты отвлекся? — ехидно поинтересовалась Полли. — Углядел какую-нибудь красотку?
   — Да, — честно признался Хью.
   Полли слегка нахмурилась.
   — Вот как? Что ж, покажи мне эту девушку!
   Герцогиня звонко рассмеялась.
   — Полли, — сказала она. — Пока ты пялилась на рыцарей, выслушивая их диковинные прозвания, этот замечательный шпион, считающийся нашим доктором и бог еще знает кем, а также являющийся твоим мужем и отцом твоего сына, действительно глазел на одну девушку. Эта девушка — ты! Он смотрел на тебя, Полли! Причем весьма нескромным взглядом, должна заметить.
   — Ах он нахал! — тут же подхватила Полли. — И что же он себе такое вообразил? Да как он посмел!
   — Весьма и весьма предосудительное поведение, — строго покивала миледи герцогиня. — Требует самого серьезного наказания.
   — А какого? — огорчилась Полли. — Хоть вы посоветуйте, миледи, а то мне что-то в голову ничего не приходит.
   — Ну... думаю, недельного заключения в твоей спальне будет достаточно, — задумчиво промолвила герцогиня. — Конечно, под самым строгим твоим присмотром. И ни на минуту не выпускай его из постели!
   — Ваша светлость! — притворно возмутился Шарц. — Вы слышите, что они затевают?!
   — Я дам тебе недельный отпуск, — тоном человека, покорившегося судьбе со всеми ее превратностями и огорчениями, промолвил герцог.
   — И вы даже не попытаетесь за меня вступиться?! — возмутился будущий узник супружеской спальни.
   — Что я — самоубийца? — пожал плечами милорд герцог.
   — Вы — герцог и должны защищать собственного вассала! — наставительно заметил сэр Хьюго.
   — Дожидайся, — проворчал герцог. — Этак вместе с тобой и меня накажут!
   — Обратитесь к королю, — посоветовал Шарц. — Он совсем недалеко сидит.
   — Думаешь, эти... любимые женщины... не сговорятся с королевой? — философски заметил герцог.
   — Еще скажите, что вам неохота! — рассмеялся Шарц.
   — Охота, — ухмыльнулся герцог. — Но настоящий мужчина должен сопротивляться до конца.
   — Всему? Даже наслаждению?
   — Ну конечно, иначе ведь никто не поверит, что он — идиот!
   Первая пара рыцарей с шумом, треском и звоном врезалась друг в друга. Восторженно взвизгнула Полли. Дружно заорала толпа.
   — Победил сэр рыцарь такой-то из оттуда-то! — возвестил герольд.
   Затрубили трубы, возвещая начало нового поединка. Шарц не вглядывался. Смотреть на Полли и в самом деле интереснее. А если учесть предполагаемый недельный отпуск...
   Кто сказал, вот тогда и насмотрится? А идите вы к доктору, уважаемый, с такими-то взглядами! И поторопитесь, потому как случай тяжелый, запущенный...
   — Рыцарь такой-то и... Рыцарь Лекарской Пилы? — с ощутимым недоумением в голосе оповестил герольд.
   "Полли не ошиблась, — подумал Шарц, лаская взглядом ее нежные черты. — Там и в самом деле есть такой болван!"
   — Сэр Хьюго, я знаю, что созерцание собственной жены доставляет тебе ни с чем не сравнимое удовольствие, но все же отвлекись ненадолго, — внезапно вмешался герцог. — Один из этих рыцарей заслуживает самого пристального твоего... участия.
   Хью вгляделся в рыцарей и... Полли глазам своим не поверила! Еще миг назад такой безразличный ко всему, что творилось на ристалище, он скакал и вопил вместе со всеми, вопил громче всех и колотил кулаками по коленям.
   — Победил Раймонд де Бриенн, Рыцарь... Лекарской Пилы, — виновато сообщил герольд.
   И доктор Хьюго Одделл бросился жене на шею. Неудобоваримый Рыцарь Лекарской Пилы выигрывал поединок за поединком. Умело уклоняясь от копий противника, сам разил без промаха. Победил в первом круге. Во втором. В третьем у него остался только один противник.
   — На сопернике этого милого мальчика слишком много золота, — заметила герцогиня.
   — Отпрыск знатной фамилии! — раздраженно фыркнул герцог. — Может себе это позволить... болван! Эх, на месте его отца я бы...
   — А что плохого в золоченых доспехах? — поинтересовалась Полли. — Очень красивые, по-моему!
   — Да у него даже сапоги позолочены, — буркнул герцог.
   — И что?
   — Не так уж давно Золотым Герцогом называли короля, — пояснила герцогиня. — Одеться с ног до головы в золото — проявить как минимум неуважение и весьма дурной вкус.
   — Как минимум! — грозно повторил за женой герцог.
   — Будем надеяться, что он просто дурак, — вздохнула Полли.
   — Такой дурак плохо кончит, если вовремя не сбить с него спесь, — проворчал герцог.
   — Они начали! — прошептал Шарц, сжимая кулаки.
   — Большой Королевский Рыцарский Турнир выиграл Раймонд де Бриенн, Рыцарь Лекарской Пилы, — погребальным тоном сообщил герольд.
   Его можно было понять — важному Королевскому Герольду такое дурацкое прозвание и про себя повторять-то стыдно, а уж цельный день твердить вслух, да еще и в присутствии их величеств и прочей знати...
   Однако турнир шел своим чередом, и победитель получил право выбрать Королеву Турнира. Девушка не только завизжала от восторга, не только послала воздушный поцелуй своему странному рыцарю, но и подмигнула ему, что было расценено знатоками и завсегдатаями подобных мероприятий как нечто весьма и весьма лестное и обнадеживающее для молодого рыцаря. Мнения расходились лишь в том, насколько далеко зайдет благосклонность юной прелестницы.
   Полли вздохнула так громко, что и дурной бы понял.
   — Черт! Полли, следующей королевой турнира будешь ты, чего бы мне это ни стоило! — воскликнул Шарц.
   — Это вовсе не обязательно.
   — Врешь, леди жена моя!
   — Ну... если тебе так хочется... я согласна, сэр муж мой!
   — Он идет сюда, — удивленно заметила герцогиня.
   — Кто? — поинтересовалась Полли.
   — Победитель турнира, — ответила герцогиня.
   — Разве он не должен быть где-то подле Королевы Турнира? — удивилась Полли.
   — Должен, но... кажется, ему нужно что-то сказать твоему мужу.
   — Ой, так это же тот самый несчастный мальчик! — воскликнула Полли.
   — Точнее, бывший несчастный мальчик, — поправил ее герцог.
   — И верно, — согласилась Полли. — Теперь он уже не мальчик и не несчастный.
   — Тише, он может услышать, — одернула их герцогиня.
   — Сэр Хьюго... доктор... — при помощи своего оруженосца рыцарь опустился на одно колено. — Спасибо! Спасибо вам! Все так и было, как вы обещали! И... у меня получилось!
   — А ну-ка дайте мне свою руку, — распорядился доктор Хьюго.
   Латная перчатка перекочевала в руки оруженосца. Тот немедля ее уронил. Ругнулся, подымая. Герцогиня удивленно приподняла бровь, всматриваясь в оруженосца. Рыцарь протянул руку своему доктору.
   — Так... так... хорошо... — пробормотал тот, считая пульс. — А как ваш протез?
   — Он сделал меня другим человеком! — воскликнул Раймонд де Бриенн.
   — А почему Рыцарь Лекарской Пилы? — с любопытством спросила Полли.
   — А потому что именно лекарская пила сэра Хьюго сделала меня рыцарем, — ответил де Бриенн. — Стыдно вспомнить, кем я был раньше.
   — А кто на месте Королевы Турнира? — быстро спросила герцогиня у оруженосца.
   От неожиданности тот вздрогнул и вновь уронил латную перчатку.
   — Эти мужские игрушки такие тяжелые, — сочувственно покивала герцогиня.
   "Оруженосец" ужасно смутился и покраснел.
   — Я уговорила его оруженосца немного походить в моем платье, — виновато поведала девушка. — Мне хотелось самой...
   — Все понятно, — ухмыльнулся герцог, глядя на жену. — Любимая, ты помнишь?
   Он смотрел на супругу с загадочной улыбкой. Та улыбнулась в ответ.
   — Все ясно, — констатировал Шарц. — Полли, мы явно что-то упустили. Вниманию всех заинтересованных лиц! На следующий турнир рекомендуется являться зрителями, дабы не огорчать своих дам!
   — Щенок! Если бы мы сражались острыми копьями, ты бы здесь не красовался! — грубый возглас разрушил лирическую атмосферу.
   Отсверкивающий разными оттенками золотого побежденный рыцарь шел к ним.
   — Должен заметить, вы ненамного старше меня, сэр, — с ледяным спокойствием отозвался Рыцарь Лекарской Пилы. — И я готов повторить... когда и где вам будет угодно, сэр! Любым оружием.
   — Много на себя берешь! — рычал тот. — Любым, видите ли! Да тебя вообще не должны были допустить к поединку! У тебя ж ноги нет!
   — Только до колена, — хладнокровно улыбнулся победитель. — Не стану лгать, что это мне не мешает, но...
   — Сдается мне, что некоторым две ноги мешают гораздо больше, — закончил за него Шарц.
   — Вы кто, сэр? — набычился рыцарь.
   — Врач, — ответил Шарц.
   — Всякие докторишки, не способные даже поднять рыцарский меч, будут мне указывать?! — взревел невежа.
   — Рыцарский меч — тяжелая штука, — ухмыльнулся сэр Хьюго Одделл. — Лучше уж я подыму самого сэра рыцаря.
   С этими словами он, крякнув, ухватил в охапку ошеломленного "сэра рыцаря" вместе с его золочеными доспехами и мигом сбросил его с помоста вниз.
   — Красивый был рыцарь, — вздохнул Шарц.
   — А звенел-то как! — подхватил герцог.
   — Может, еще раз влезет? — с надеждой предположила Полли.
   — Да вряд ли, — усмехнулся герцог. — Он, кажется, сильно расшибся.
   — А жаль, — вздохнула Полли. — Вот влез бы... мы б его еще раз уронили!
   — Господи, что с тобой?! — Полли испуганно смотрела на Шарца. — На тебе лица нет. Что случилось?!
   — Меня целовали... — Шарц пребывал в странном лунатическом состоянии.
   — Целовали? — удивилась Полли.
   — Да... Их было много.
   — Они тебя только целовали? Не били, не пытали, не...
   — Только целовали.
   — А, ну тогда ладно, — сразу успокоилась Полли. — Насколько я знаю — это не смертельно. И чего ты тогда такую рожу скорчил?
   — Я тоже подумал, что не смертельно, — выдохнул Шарц, немного приходя в себя. — Но теперь уже не уверен. Помнишь, когда мы были на Гномьем Острове, я сделал несколько операций? Ну с тем эльфийским эликсиром? Помнишь? И вот я заехал туда по делам, а они решили...
   — То-то ты там на целый лишний день застрял! — хихикнула Полли.
   — Угу. Знаешь, что было?
   — Нет. Только догадываюсь. Но лучше сам расскажи.
   — Они меня поцеловали. Все.
   — Все, кому ты делал операцию? Но их же не так много. Это не могло отнять столько времени. Да и привести тебя в такое состояние тоже. Или все оставшееся время ты переживал по этому поводу?
   — У меня не было никакого оставшегося времени, — вздохнул Шарц. — Они поцеловали меня все. Не все, которым я делал операцию, а вообще все. Все гномки, сколько их ни есть. Все невесты, все жены, все! Даже Мудрые Старухи. Даже глава Мудрых Старух. Я чуть в обморок не упал от удивления! Их было так много... Господи! Я даже и подумать не мог, что их столько!
   — То есть тебя поцеловали все-все гномки! — ахнула Полли.
   — Ну да...
   — Ох... Пожалуй, я не стану бить тебя мокрой тряпкой из ревности... У меня к такому даже как-то и ревновать не получается!
   — Спасибо. Меня сейчас разок стукнуть, так и убьешь, пожалуй.
   — Ой, а мне можно тебя поцеловать?
   — Только тихонько, а то больно.
   — Я постараюсь, любимый...
   — Уважаемый гросс! Наставник! Проснитесь, мастер!
   Сэр Хьюго Одделл сел, открыл глаза и попробовал проснуться. Впрочем, он не был уверен, что ему это удалось. Возможно, ему просто начал сниться кошмар.
   — Бред! Кто напустил сюда столько гномов?! Почему они так галдят? Они что, взяли замок приступом? — сонно пробурчал он.
   — Это я их напустила! — призналась хихикающая Полли. — Проснись, засоня! Это же твои ученики! И они явились не просто так! Посмотри, кого они принесли! И с кем пришли!
   Сэр Хьюго Одделл зевнул еще раз и окончательно проснулся. Гномы не галдели. Это ему спросонья почудилось. Напротив, они вели себя удивительно тихо. А вот он не сдержал потрясенного восклицания. Хорошо, что не разбудил никого.
   Вокруг его постели стояли первые его ученики. Пятнадцать гномов и семнадцать гномок с марлецийским дипломом лекаря. Каждый из них держал на руках одного, а то и двух совсем юных гномиков и гномочек, не больше двух месяцев от роду, бережно завернутых в разноцветные одеяльца. Позади стояли матери этих детишек — абсолютно, совершенно живые гномки. Счастливые. Смущенно улыбающиеся. Следом за ними топтались отцы детишек, смущенные еще более своих жен, все еще боящиеся поверить сбывшейся навсегда сказке. За спиной одной из гномок Шарц с изумлением увидел человека.
   "Надо же, а!"
   — Наставник, мы тут подумали и решили сделать вам подарок! — услышал Шарц.
   — Вы решили подарить мне всех этих детишек?! — ужаснулся Наставник всех гномьих лекарей. — Помилуйте! У меня своих хватает.
   Легкий добродушный смех прокатился по комнате.
   — Нет, Наставник. Их родители сами как-нибудь справятся с их воспитанием. Мы о другом. Первое детское имя, как водится, дает ребенку мать, если успевает, если нет — отец. Второе детское имя дает самый почитаемый родич. У нас нет родича более почитаемого. Благодаря вам, уважаемый Наставник, все дети получили свое детское имя из уст матерей. Благодаря вам все матери живы, все семьи полны. Мы очень просим вас дать этим детям вторые детские имена.
   Шварцштайн Винтерхальтер, сэр Хьюго Одделл, лекарь, шут, Наставник лекарей шел от одного младенца к другому, давая им имена. Давал бережно и с превеликой нежностью, потому что только так и можно давать имена, пусть всего лишь детские. Он ощущал себя так, будто по его жилам вновь струится "Слеза Гор", но это не была древняя магия таинственных подгорных трав, это было вдохновение. Быть может, даже вдохновение свыше. Шарц очень на это рассчитывал. И, хотя день еще только начинался, с каждым новым именем, слетавшим с губ, для него все шире и шире распахивалось звездное небо. Звезд было так много, что слезы подступали к глазам. С каждой звездой все сильней подступали.
   Когда Шарц дошел до конца круга, плакали все, включая Полли. Вы думаете, это стыдно и нелепо — плакать от счастья? Ох, вы не правы... Иногда только слезы способны выразить несказуемое. Суровые бородатые гномы и не страшащиеся смерти гномки плакали, как дети, глядя на утирающего слезы Шарца. Хлюпали носами ко всему привычные марлецийские лекари. Могучий воин-человек плакал, не стесняясь, обхватив плечи своей жены гномки, глядя, как сладко посапывает на руках лекаря его маленькая дочь.
   Они плакали, потому что единственным другим вариантом, кроме слез, был бы яростный крик: "Мы сделали это!" — но разве можно кричать, когда дети спят?
   — Так я принесу лимонаду? — спросила улыбающаяся сквозь слезы Полли.
   — И пива, — хрипло шепнул Шарц. — Разве ж в таком деле можно без пива?
   Собравшиеся гномы дружным гудением подтвердили, что без пива никак нельзя.
   — Детей наших зови! — продолжил Шарц.
   — Они играют с детьми герцога, — ответила Полли.
   — Значит: всех зови!
   — И герцога?
   — И герцога!
   — И герцогиню?
   — И герцогиню!
   Полли уже смеялась.
   — Может, тебе весь замок позвать?
   — Зови!
   — А старого доктора?
   — Его — обязательно.
   — Но его величество я тебе не позову, он в Лоумпиане. И лорд-канцлер тоже.
   Гномы уже не плакали. Они улыбались. Тихо светились от счастья. А потом к гномам присоединились люди. А когда их стало много, начались самые счастливые именины на свете.
   — Никогда не имел чести присутствовать на столь обширных именинах, — смущенно шепнул Шарцу герцог Олдвик.
   — Это только начало, герцог! — пообещал ему Шарц, подымая кружку пива.
   "Все получилось, — подумал он. — Абсолютно все. Даже пиво с герцогом. Только бороды не хватает. Ну да и шут с ней!"
   Вот и все, что можно рассказать о похождениях безумного безбородого гнома Шварцштайна Винтерхальтера, сэра Хьюго Одделла, шута, врача, рыцаря и наставника всех гномьих лекарей одновременно. Хотя на самом деле ничего этого, конечно, не было. Ведь безбородых гномов, как известно, не бывает. Спросите любого из них, и он вам беспременно это подтвердит. Только Шарца не спрашивайте, этот подлец все равно что-нибудь соврет.

Владимир Серебряков
КРАТКИЙ ОЧЕРК ФИЗИОЛОГИИ ПОДГОРНОГО ПЛЕМЕНИ,
в целях просвещения невежественных и поучения неразумных составленный достопочтенным Даниэлем Аржаном по поручению декана медицинского факультета Королевского университета Лоумпиана

   Типический образ гнома вызывает неоднозначные чувства в тех, кому предстает въяве или перед мысленным взором. Для обычного землепашца эта фигура воплощает оживший кошмар. Для рыцаря — непримиримого, безжалостного, бесчестного врага. Для ученого тот же образ являет собою свидетельство неизреченной мудрости Создателя, ибо только Творец всего сущего мог столь дотошно приспособить сие племя к неприютным его обиталищам.
   Строением тел и общей конституцией подгорное племя ближе всего подходит к людям — настолько близко, что наиболее дерзкие медикусы утверждают, будто гномы являют собою не отдельную разновидность божьих тварей, а всего лишь людскую народность, хотя и чуждую всем прочим. Невзирая на отчаянное сопротивление обеих сторон сему, как мнится им, ущемлению чести людей, а равно и гномов, данное мнение укрепляется все прочнее, и тому имеются, нельзя не признать, определенные основания: в частности, плотские союзы людей и гномов не только дают потомство — в конце концов, и союз осла и кобылы, несомненно идущий против естества, дает мула, — но потомство это само является плодовитым, чему примером многочисленные семействаФицджеральдов. Насколько плодовиты союзы людей и эльфов — вопрос дискуссионный, и даже изыскания, проведенные автором в обширной библиотеке Джориана Безумного Книжника, не помогли прояснить его, ибо в трудах авторитетов можно обнаружить по этому вопросу мнения, совершенно различные, а проверить его в настоящее время не представляется возможным по очевидным причинам.
   Между тем организм типичного гнома несет на себе отпечаток, наложенный на него средой давнего, однако явно не изначального обитания. Вывод этот может показаться на первый взгляд странным — в особенности тем, кто, доверяя старинным легендам, полагают пещерное племя вышедшим из камня — но следует заметить, что легенды эти сочинялись людьми, а в летописях гномских хронистов изначальные дни подгорного народа описаны на редкость невнятно. Окончательно пролить свет на происхождение гномов могли бы разве что труды эльфийских историков, однако о трудностях, связанных с поисками аутентичных документов Перворожденных, уже упоминалось выше.
   В самом деле, вспомним, как выглядят типичные обитатели пещер: это бледные от вечной темноты, слепые или полуслепые — по той же причине, медлительные и тощие — от бескормицы, холоднокровные твари, что вяло отползают из-под ног исследователей и горнопроходцев. Можно ли вообразить нечто менее похожее на румяного, плечистого гнома, орудующего секирой с той же легкостью, что и кузнечным молотом, и поглощающего пиво не кружками, а бочками, заедая прожаренной отбивной? Любому вдумчивому натурфилософу очевидно, что подгорное племя зародилось на поверхности земли и лишь позднее — по каким причинам, нам остается только догадываться — вынуждено было спуститься в пещеры и шахты. Однако случилось это так давно, а жизнь под землей изменила гномов настолько, что и сами они, и прежние их сородичи-люди по одному этому перестали полагать два народа едиными. Пути племен разошлись давно и прочно, еще до начала письменной истории, и следы былого единства приходится отыскивать по крупицам — в строках древнейших летописей, или в смрадной атмосфере анатомического театра.
   Никто не знает, отчего первобытные гномы избрали себе местом обитания еще природные тогда пещеры в северных горах. Однако среда эта принялась властно кроить новых насельников по непривычному, чуждому прочим народам лекалу.