– Я не писец, а ученик, – уже не в первый раз напомнил он.
   – Это почти одно и то же, – пренебрежительно ответил старший писец, повернулся и пошел искать следующую жертву.
   Провожая его взглядом, Хашет не переставал удивляться, почему такой проницательный и ловкий делец, как лорд Хьюн, терпит подле себя подобного глупца. Акниб достаточно хорошо выполнял инструкции своего господина, но если бы в его голове появилась оригинальная мысль, она бы скончалась там от одиночества!
   Но Акниб от рождения был льстецом, а такие люди часто добиваются относительного успеха. Писец добивался благорасположения своего господина самым бесстыдным и очевидным для всех образом. Он даже старался подражать его внешнему виду – отрастил густые усы, а темные волосы зачесывал назад и смазывал маслом, совсем как лорд Хьюн. Он заказывал себе костюмы у того же портного и зашел настолько далеко, что копировал мимику патрона, его манеру говорить и походку, равно как и его пунктуальность по отношению к окружающим. Чего недоставало Акнибу, так это свойственной Хьюну любви к интригам, В отличие от господина, писец никогда не делал попыток добиться лояльности тех, кто ниже его рангом, предпочитая греться в отраженных лучах славы своего повелителя.
   Хашет считал его глупцом. Сам он был вдвое моложе старшего писца, но уже успел усвоить, что могущество – это поток, который может двигаться в любом направлении – как вверх, так и вниз, поскольку даже самый могущественный повелитель в какой-то мере зависит от старательности и благорасположения своих самых ничтожных слуг. Тем, кто намеревался встать во главе любого замысла, необходимо научиться управлять этим потоком и пользоваться его силой.
   Едва Акниб скрылся из виду, Хашет вытащил из-под кипы бумаг большую золотую монету. Она была в точности такой же, как и та, что ему показывал лорд Хьюн, так что принц без колебаний на время оставил ее у себя, чтобы как следует изучить имеющиеся на ней значки. Некоторые из них уже были ему знакомы. В сложном переплетении линий виднелась эмблема гильдии Хьюна – тайный символ, понятный только высокопоставленным представителям других гильдий. Эту информацию Хашет купил во время недолгого пребывания в рядах гильдии наемных убийц, еще не представляя тогда, насколько важными для него станут добытые сведения.
   Еще один его знакомый Арфист, северянин Данила Танн, очень интересовался рисунком на этих монетах и заучил наизусть все имеющиеся на них символы. Хашет последовал его примеру и теперь мысленно поблагодарил Данилу за предусмотрительность. Молодой лорд Танн был неплохим парнем, и Хашет даже порадовался, узнав, что ему удалось ускользнуть от рук нанятых Хьюном убийц. Без тех знаний, которые Данила настоятельно рекомендовал усвоить, Хашет никогда не смог бы уловить связь между его нынешним господином и членами таинственного общества, известными как Рыцари Щита. Раз уж он решил пробиться в их ряды, то не мешало бы узнать имена членов ордена.
   Пальцы Хашета прошлись по надписи, сделанной на ребре монеты, и вокруг щита, изображенного в центре. Этот рисунок был ему хорошо знаком, поскольку его мать до самой своей смерти носила такой символ на медальоне. По ее словам, это был знак, что она находится под защитой Рыцарей Щита. Мать привезла медальон из Калимшана и не расставалась с ним вплоть до своей смерти в ночь, когда она рожала очередного сына паши.
   Хашет с младенчества наслушался рассказов об этом тайном обществе, которое, по всей видимости, так же активно действовало на юге, как Арфисты на далеком севере, в Дейленде. Их могущество проистекало от немалого богатства и умения собирать и накапливать самую различную информацию. Никто не мог сказать, какие цели преследовали Рыцари Щита, но всем было известно, что они недолюбливают северян, в особенности жителей Глубоководья во главе с их Лордами. Долгое время Хашет подозревал о существовании каких-то связей между отцом и этими таинственными людьми. Слова лорда Хьюна подтвердили его догадку. Теперь Хашет был твердо уверен еще в одном: присоединение к ордену Рыцарей Щита могло стать ступенью к той степени могущества, которым он так страстно желал обладать.
   – Где ты это взял?
   Хашет вздрогнул. Он настолько погрузился в изучение монеты, что не заметил приближения Акниба. Писец подскочил, словно голодный кот, и вырвал монету из рук принца.
   – На ней метка лорда Хьюна. Так где ты ее взял? – повторил Акниб.
   – В «Минотавре», – почти правдиво ответил Хашет.
   Упоминание самой роскошной гостиницы Зазеспура заставило писца немного остыть. Хашет, конечно, заметил, как скривился писец, и продолжил:
   – Как вам наверняка известно, лорд Хьюн обратился к гильдии наемных убийц с заданием избавить город от человека, подозреваемого в связи с Арфистами. Двое из них были убиты в гостинице, где проживала их жертва. У одного киллера была с собой эта монета. Поскольку наемные убийцы не справились со своей задачей, я взял на себя смелость забрать монету, чтобы впоследствии вернуть ее лорду Хьюну. Если не верите, – равнодушным тоном продолжал Хашет, – хозяйка гостиницы подтвердит мои слова. А если захотите, то можно прогуляться до гильдии наемных убийц.
   Писец сердито прищурил глаза. Невинные на первый взгляд слова принца содержали в себе тройное оскорбление. Во-первых, Акнибу не было известно об этом деле, а, следовательно, Хашет более посвящен в дела хозяина. Во-вторых, Акниб не обладал ни высоким происхождением, ни достаточным богатством и не мог рассчитывать на радушный прием со стороны высокомерной хозяйки роскошного «Минотавра». И последнее: приглашение зайти в здание гильдии наемных убийц было равносильно самоубийству. А принц Хашет не только какое-то время учился там, но и осмеливался хвастаться этим. Нет, вынести все это было невозможно.
   – Лорд Хьюн обязательно услышит об этом, – предупредил старший писец ретивого ученика.
   Хашет склонил голову, притворно изображая благодарность.
   – Очень любезно с вашей стороны поговорить с лордом Хьюном вместо меня. Я собирался лично вернуть ему монету, не желая затруднять вас дополнительными просьбами, но так будет гораздо лучше. С моей стороны было бы недостойно действовать через вашу голову.
   Акниб густо покраснел.
   – Ничего подобного ты не собирался делать! Ты собирался оставить монету у себя!
   В ответ молодой человек потянулся за приходной книгой и открыл ее на последней заполненной странице. Затем он поднял книгу и указал писцу на уже сделанную запись.
   – Я не стану обращать внимание на ваше оскорбление, оно этого не заслуживает, – угрожающим тоном произнес принц. – Как сын правящего паши, я не испытываю нужды в золоте. Но теперь, когда монета в ваших руках, может, вы поставите свою отметку?
   Писец злобно зашипел, но не нашел слов для достойного ответа. Он не мог найти предлога отказаться от своих обязанностей, так что беспомощно закрыл рот, выдернул перо из чернильницы ученика и поставил закорючку, подтверждающую прием монеты в кассу. После этого Акниб молча развернулся и вышел из комнаты.
   Только теперь Хашет позволил себе усмехнуться. Глупец даже не подозревал, что он держал в руках! Акниб видел в монете только кусок золота, и ничего больше. Очень хорошо. Со временем он узнает об этом и наверняка огорчится.
   В благоговейном молчании наблюдал Амарил за тем, как тело еще одного погибшего от смертельных ран эльфа опускалось в трясину. Это была последняя жертва боя у табачной фермы. Протяжные песни возвестили о возвращении еще одного лесного духа в вечный круговорот жизни.
   Рядом с вождем стояли все, кто остался в живых после жестокой схватки, а также подкрепление, прибывшее из Высокой Рощи, и неуловимый Тамсин. Все они черпали силы и спокойствие в сдержанной скорби своего вождя.
   Но Амарил не испытывал того спокойствия, которое было написано на его лице. Он никак не мог смириться с гибелью своих сородичей. Несмотря на относительно молодые, по эльфийским меркам, годы, а Амарил едва вступил во второе столетие, он видел слишком много смертей. И слишком много перемен. За границами их леса жизнь неслась с головокружительной быстротой, события слишком стремительно сменяли друг друга, и эльфы не успевали к ним приспособиться. Даже на протяжении недлинной жизни Амарила королевства поднимались и снова приходили в упадок, лесная чаща сокращалась под напором крестьянских хозяйств, целые поселки и города возникали, словно грибы после весеннего дождя.
   Чаще всего Амарил сравнивал людей с колибри: за одно мгновение они успевали пронестись мимо, не оставляя следа. И вдруг непостижимым образом эльфы Тефира оказались втянутыми в этот безудержный поток. Он не знал, как остановить этот процесс. Не знал даже того, можно ли его остановить.
   А вот у Тамсина не было никаких сомнений. Молодой воин и трое лучников, выполнявших поручения Амарила на севере, пришли на болота за несколько минут до начала обряда возвращения лесу одного из его детей. После того как отзвучали прощальные песни и ритуал закончился, Тамсин отыскал Амарила и доложил о выполнении задания.
   – Я сделал все, как ты приказал, – без предисловий заговорил Тамсин. – И Элдрин, Сонтар и Винделлей тоже все исполнили. Они заставили людей свернуть на север и позаботились, чтобы не осталось ни одного пса, способного почуять наши следы. Я разбудил белую дракониху и привел ее к людям. Сейчас она, должно быть, спит в своей пещере, а вчерашнего обеда ей хватит до конца лета. Из тех, кто нас преследовал, около десятка уже мертвы.
   – Хорошая работа, – похвалил его Амарил. – Если бы не вы, мы не смогли бы добраться до этих болот.
   – Но мы могли сделать больше! – взорвался Тамсин. – Зачем их отпускать? Если бы мы уничтожали каждого человека, зашедшего в наш лес, жизнь эльфов была бы намного легче!
   Амарил довольно долго молчал.
   – Нельзя одинаково относиться ко всем людям. Среди них немало тех, кто по-доброму относится к лесу и его обитателям.
   Глаза Тамсина, внимательно наблюдавшего за своим вожаком, взволнованно блеснули.
   – Но те люди, которые нас преследовали…
   – Они никогда не остановятся, – мрачно закончил за него Амарил. – Настало время охотникам и жертвам поменяться местами.
   Молодой воин радостно кивнул.
   – Как раньше? Мелкими партиями лучников?
   – Нет. Теперь мы отдохнули, и все, кто остался в живых, готовы сражаться. Из Высокой Рощи пришло подкрепление. Я считаю, надо ударить всеми силами и покончить с ними.
   – Я отправлюсь в разведку, – немедленно вызвался Тамсин.
   На этот раз Амарил не стал останавливать нетерпеливого воина.
   – Ты знаешь дорогу и пойдешь во главе первой группы. Отыщите людей, взберитесь на деревья, потом обойдите их лагерь и атакуйте с северной стороны. Корригаш нападет с востока, Элдрин поведет своих лучников с запада, а Винделлей – с юга.
   – А ты?
   Амарил положил руку на плечо воина.
   – Я буду сражаться рядом с тобой или в любом другом месте, где возникнет необходимость, но командовать северной группой будешь ты. А теперь иди и собирай своих воинов.
   При мысли о том, что он будет командовать отрядом, глаза Тамсина восторженно сверкнули. Молодой эльф развернулся и бегом направился к основному лагерю. Приказ выступать никого не удивил. Спустя несколько мгновений лагерь был свернут, словно его здесь и не было, и эльфы были готовы покинуть безопасные болота и отправиться на север.
   Под уверенным руководством Тамсина они шли весь день и большую часть ночи. Незадолго до рассвета отряд вышел к лагерю людей недалеко от того места, где охотилась белая дракониха. По всей видимости, люди об этом не догадывались. После нападения чудовища они долго собирали своих воинов, в ужасе разбежавшихся по лесу, и оставили множество следов. Но, как выяснилось, наемники быстро оправились от потрясения. Лагерь был разбит по всем правилам, и трое бодрствующих часовых ходили вокруг поляны.
   Тамсин указал на часовых, потом на себя, на Сонтара и Соколиное Крыло. Все трое эльфов бесшумно заняли свои позиции. Амарил молча согласился с его выбором, хотя и пожалел, что девочке опять придется рисковать жизнью. Но война выбрала ее, и девочка не уклонялась от свалившейся на нее тяжелой ноши.
   По сигналу Тамсина все трое легко спрыгнули на землю перед своими жертвами. Люди не успели ни крикнуть, ни пошевелиться, а три костяных кинжала уже взметнулись вверх. Эльфы подхватили падающие тела людей и осторожно положили их на землю. Последнее оказалось трудной задачей для Соколиного Крыла; ей пришлось подставить собственное тело. Амарил болезненно поморщился, но маленькая эльфийка благополучно выбралась из-под убитого и жестом показала, что все в порядке.
   Амарил кивнул остальным командирам групп, и эльфы рассеялись по лесу. Он и сам вслед за Тамсином поднялся на дерево. Устроившись в густой кроне над лагерем, вождь оглядел спящих людей. Он насчитал сорок три наемника – намного больше, чем ожидал. Их было даже больше, чем в начале погони. Каким-то образом люди, как и эльфы, смогли получить подкрепление. Это обстоятельство не сулило эльфам ничего хорошего.
   Как ни мало Амарил знал людей, он понимал, что ни один человек не владеет даром контакта. Эта мистическая способность была дана лишь эльфам и помогала передавать мысли и чувства даже на большие расстояния. Да и то это умели лишь близнецы – Тамсин и Тамра; брат и сестра могли разговаривать друг с другом, находясь в разных концах леса, а также разделяли чувства и ощущения других своих соплеменников. Но сильнее всего подобный дар связывал влюбленных эльфов, их контакт был настолько прочным и ярким, что двое постоянно ощущали эмоции своей второй половины. Способность передавать мысли и ощущать чужие эмоции накладывала тяжелые обязательства на их обладателя и приносила не только радость. Амарилу было известно, что люди не могут передавать мысли при помощи дара сопереживания; они могли общаться на расстоянии только при помощи магии.
   Внезапно тишину нарушил громкий треск – леденящий сердце звук захлопнувшегося железного капкана.
   За первым щелчком последовал следующий, потом еще и еще, так что невозможно было сосчитать. Треск капканов разбудил людей, и они повскакивали со своих мест и мгновенно схватили оружие: небольшие арбалеты, мечи, кинжалы и деревянные щиты.
   Все тело Тамсина содрогнулось от агонии – он ощутил волну боли пойманных эльфов. Амарил схватил воина за плечи и повернул лицом к себе, поймав страдальческий взгляд юноши. Он понял, что Тамсин не только ощущал боль пострадавших эльфов, как свою собственную, но еще и винил себя за оплошность. Если бы он так сильно не увлекся охотой, то мог заранее почувствовать приближение опасности.
   – Огради себя от их боли, – твердо произнес Амарил. – То, что случилось, нельзя исправить. Ты не сможешь помочь своему народу, переживая смерть соплеменников.
   – Как это могло случиться?! – воскликнула Соколиное Крыло, широко раскрыв глаза от ужаса. – Почему они не заметили ловушек?
   – Вместе с наемниками пришел волшебник, – ответил Амарил и приготовил стрелу.
   Затем ему потребовалась помощь Тамсина, и он толкнул воина локтем. Тамсин всегда видел самого опасного врага.
   Юноша встряхнулся всем телом, сбрасывая чужие эмоции, как выдра стряхивает с себя капли воды. Он отрешился от чужой боли и своей вины, сделал глубокий вдох, чтобы сосредоточиться, затем уверенно обратился к невидимым узам, соединяющим эльфа с лесом и магией. Незаметные постороннему взгляду волшебные линии опутывали все пространство, и Тамсин, как и все остальные, прекрасно знал каждую из них. Но лишь один он, в силу своего дара, мог ощутить любое отклонение или разрыв, особенно когда находился в состоянии медитации. Вот и сейчас ему не потребовалось много времени, чтобы найти безобразную прореху в ткани жизни. Значит, колдун занимался своим делом.
   – Вот он, – показал Тамсин на человека, притаившегося внизу.
   Колдун представлялся легкой добычей, поскольку он был одним из немногих, кто не прикрывался щитом. Амарил ловко прицелился и спустил тетиву. Стрела легко прошла сквозь слой листвы и понеслась к намеченной жертве, но… спустя мгновение вспыхнуло пламя.
   Голубой огонь быстро охватил древко, и к ногам волшебника слетело облачко черного пепла. Остальным наемникам повезло меньше. Лучники по команде Винделлея осыпали их градом стрел; большая часть, не причинив вреда, была отбита деревянными щитами, но несколько стрел достигло цели. Никто из людей не получил смертельных ран, но они уже не смогут принять участия в грядущей битве.
   Свист и мелькание летящих стрел, так же как и крики раненых, не отвлекли колдуна. Он размахивал руками, словно разговаривал со своими богами на таинственном языке жестов. Наконец маг громко хлопнул в ладоши. Результат был подобен летней грозе – молнии и гром объединили свои силы в убийственном ударе.
   Хлопок обернулся ударом грома и раскатился по всему лесу, от вспышки ослепительно белого света воспламенились все летящие стрелы. И от каждой стрелы понесся назад заряд энергии. Следуя в обратном направлении, магические заряды пронеслись по воздуху и ударили по лучникам.
   Пятеро эльфов мгновенно обратились в пепел, и Амарила охватил ужас.
   Он хотел отдать приказ об отступлении, но звук замер на его губах – весь мир потонул в пламени. Огонь не обжигал, но был настолько ярким, что заболели глаза. Эльф прижал к лицу обе руки, стараясь стереть пляшущие перед глазами разноцветные искры. Наконец зрение восстановилось, но об отступлении теперь не могло быть и речи.
   Наемники вытащили пойманных эльфов в центр поляны. Их было семеро, все остались живы, но железные челюсти калканов, теперь отчетливо видимые, оставили на ногах ужасные кровоточащие раны. Пленников окружили несколько человек, и каждый приставил к груди несчастных заряженный арбалет. А вокруг сомкнулось кольцо наемников с мечами наготове.
   Один человек поднял над головой клинок и, обращаясь к кронам деревьев, что-то прокричал. Амарил и Тамсин беспомощно переглянулись – ни один из них не понимал наречия жителей Тефира. Не успел Амарил крикнуть, чтобы враги повторили требования на общепринятом языке, как наемник прибегнул к другому, более наглядному способу перевода.
   Он развернулся и быстрым безошибочным движением пронзил мечом грудь одного эльфа. Затем снова повернулся к лесу и потряс окровавленным лезвием. Требование и последствия неподчинения были абсолютно ясны.
   Первой ответила Соколиное Крыло. С быстротой птицы, давшей ей имя, она спрыгнула на землю, и в руке маленькой эльфийки грозно блеснул длинный кинжал. Все эльфы, которые были в состоянии сражаться, без колебаний последовали примеру неистовой воительницы и ринулись в круг ослепительного колдовского света и смерти.
   В другой части Тефирского леса, далеко от поля боя, Эрилин крепко держалась за серебристо-серый мех своего друга, а он стремительно уносил ее к тайному убежищу литари.
   Полуэльфийка знала Ганамеда с самого детства, но, несмотря на крепкую дружбу, никогда не надеялась проникнуть в скрытый от всех мир литари. Логово двуликих эльфов оказалось не в подземной пещере, как она предполагала, а в срединном королевстве, в незримом мире.
   Не было никаких видимых переходов, не было магических врат, но в какой-то момент девушка поняла, что находится уже не в Тефире. Ее серый проводник ни разу не остановился, не сбился с шага, но момент перехода можно было определить безошибочно. Эрилин и Ганамед все еще были в лесу, но совершенно отличном от непроходимой прохладной и сумрачной чащи Тефира. Деревья здесь были еще выше и величественнее, таких великанов Эрилин никогда не приходилось видеть раньше. Воздух в лесу оказался теплее и более живой. Но больше всего девушку удивило, что предрассветная тьма уступила место долгим золотистым теням позднего дня. Это было самое любимое Эрилин время: момент перед окончанием прекрасного весеннего дня, почти печальный в своей прелести; момент, который предшествовал наступлению сумерек.
   Угасающий день.
   Внезапно Эрилин стало понятно, почему Ганамед так настоятельно просил, чтобы она крепко держалась за его спину. Ни одному смертному не дано было преодолеть этот переход без помощи литари.
   Полуэльфийка спрыгнула со спины волка и медленно выпрямилась.
   – Фэйри, – прошептала она, вспомнив название легендарной страны, первой родины всех эльфов, исчезнувшей в незапамятные времена.
   Согласно эльфийским легендам, Фэйри была страной невообразимой красоты, царившей всего один день, хотя и бесконечно долгий. Кое-кто из эльфов, сознавая, что в обычном мире их день неминуемо подойдет к концу, в надежде отыскать способ избежать наступления ночи, отваживался на путешествие в другие миры. По крайней мере, так гласили легенды.
   Эрилин всегда была уверена, что Фэйри была всего лишь прекрасной аллегорией, а не каким-то определенным местом. Она обхватила волчью морду Ганамеда и повторила слово, на этот раз вопросительно.
   Облик литари задрожал и рассеялся в воздухе, волк уступил место прекрасному эльфу. Ганамед улыбнулся своей восхищенной гостье, и его голубые глаза понимающе блеснули.
   – Фэйри? Не совсем так. Это место находится между мирами – как раз очень подходит для таких, как мы, кто не может полностью принадлежать ни одной из своих половинок. Но пойдем, ты хотела встретиться с остальными.
   В голове Эрилин вертелось множество вопросов, но она не находила слов. Ганамед направился в ту сторону, откуда доносился шум падающей воды, и полуэльфийка молча последовала за ним. Там, у водопада, на поляне цвета чистейшего изумруда, литари устроили свое жилище.
   С первого же взгляда Эрилин стало понятно, насколько напрасны ее надежды на помощь Серебряных Теней. Ни одна мыслимая причина не могла заставить литари вступить в войну. Мир и спокойствие этого места исключали всякие мысли о кровопролитиях, так же как явная сердечность и радость, царившие в душах его волшебных обитателей.
   Несколько взрослых литари в обличье эльфов танцевали под мелодичный напев костяной флейты в руках женщины, такой изящной, что она казалась сотканной из лунного света. Еще двое эльфов купались под пенными струями водопада и весело смеялись над кувырканьем троих волчат, резвившихся на берегу.
   Невольная улыбка изогнула губы Эрилин. Вот так выглядел и Ганамед, когда они впервые встретились. Хотя тогда он не был таким беззаботным и веселым.
   Молодой литари слишком рано вышел во внешний мир и тотчас угодил в ловушку. Эрилин и сама тогда была ребенком, и достаточно своевольным, чтобы игнорировать запрет гулять одной в дебрях необитаемых холмов вокруг Эверески. Тогда ей захотелось взять домой волчонка в качестве домашнего любимца, но мать Эрилин, З'Берил, рассудила по-иному. Она послала весточку клану литари, хотя как это ей удалось, Эрилин так и не узнала. На следующий день в их доме появился суровый светловолосый эльф и забрал заблудившегося щенка. Как оказалось, молодой литари ничуть не уступал Эрилин в строптивости. За несколько последующих лет он неоднократно ускользал из своего логова, чтобы навестить подружку по детским играм. После смерти матери Эрилин покинула Эвереску, но перед этим Ганамед вручил ей деревянную флейту и рассказал о «дверях перехода», чтобы она смогла его отыскать. Только сейчас Эрилин до конца поняла, что это означало. Хотя в логово литари вел лишь один переход, они по желанию могли появиться и в Тефире, и на Эвермите, и в Корманторе. Вот только зачем им было покидать свой мир? Разве что только ради охоты?
   – Литари не согласятся, – вздохнула Эрилин.
   – Не согласятся, – кивнул Ганамед. – Но я должен был показать тебе наш мир, иначе ты могла не понять нашего отказа.
   Литари взял ее за руку и повел прочь от удивительной поляны.
   – Но я доставлю тебя к ближайшему поселению лесных эльфов, оно называется Высокая Роща. До их жилищ надо целый день идти на север, а я перенесу тебя за несколько часов. Очень жаль, что больше я ничего не смогу для тебя сделать.
   Эрилин, несмотря на разочарование, не смогла удержаться от улыбки, представив реакцию лесных эльфов на появление Ганамеда.
   – Твоя помощь будет гораздо больше, чем ты думаешь, – усмехнулась полуэльфийка. – Если твое появление не впечатлит лесной народ, мне останется только повернуться и идти обратно в город!
   Дворец паши Балика был самым роскошным зданием в Зазеспуре. Основой его служил летний дворец, построенный Алехандро Третьим. По какой-то причине он уцелел, когда почти все здания, принадлежавшие верховной знати, были уничтожены. Паша Балик после прихода к власти забрал себе королевскую собственность, скупил несколько соседних участков и расширил дворец до огромного мраморного комплекса, окруженного не менее роскошными садами.
   Одним из новейших сооружений был большой зал для заседаний государственных органов. Здесь встречались и члены Совета Лордов – дюжина мужчин и женщин благородного звания, – чтобы заслушать наиболее важные дела, обсудить политический курс и принять решения во благо жителей Зазеспура. Таким, по крайней мере, сначала, было назначение Совета, образованного вскоре после свержения монархии и устроенного по образцу Совета Лордов, правивших Глубоководьем. Хотя этот орган и задумывался как правящий, в последнее время Совет ограничивался только проведением в жизнь решений паши.