А что им важно – так это канал. Канал, по которому пришел Белый! За это они и ухватятся. Белый знает дорогу в Корпус? Прекрасно. Увел одного – значит, может увести и других. Или еще чего-нибудь натворить. К примеру, взорвать ихнюю чертову лавочку к ядреной фене. Хотя вряд ли. Если бы мог – давно бы и взорвал. Но все же не случайно они так забегали, ох, неслучайно.
А вся ирония в том, что канал открыл именно он, Сергей. Ведь еще месяц назад он внес коррективы в программку РС-15. Уменьшил блокировочный потенциал, отключил транспонирование ментальной матрицы. Зачем? А он и сам не знал. Работал словно по какому-то наитию. Казалось, так надо. Может, даже из эстетических соображений. А попросту говоря, интересно было посмотреть, что из этого получится. Конечно, о своих экспериментах он никому не докладывал.
И лишь теперь догадался, что своими опытами облегчил Белому дорогу. Ну и прекрасно. Теперь же, когда программа стерта, тому еще легче. Стертая программа – что это значит? Сняты материально-слоевые ограничители. То есть Костик уже как бы не принадлежит материальности этого мира, он, можно сказать, одновременно находится в двух слоях. И физическими методами его не взять. Никакие Барьеры Великих Волн им не помогут. Беда в том, что есть у них и нефизические средства. Да и кто знает, на что способны Благодетели? До сих пор против Костика действовали люди, хоть и оснащенные чудовищной техникой. Таинственные Спасатели прятались в тени. Но теперь, может статься, они возьмутся за дело сами. Скорее всего, это произойдет на границе миров.
Ну что ж, надежда все-таки есть. Благодетели и Белый. Корпус и Город. Кто окажется сильнее? Похоже, команда Старика продувает игру со счетом два-ноль.
Правда, если они сумеют восстановить программу… С программой бы они Костика запросто прихлопнули. Но как же они, интересно, восстановят, если Сергей затер все копии? И не просто затер, а записал на их место бессмысленный набор знаков. Нет, братцы-волки, вернуть программу может лишь тот, кто ее стер. Точнее говоря, не вернуть, а написать заново. Возможно ли такое? Сергей знал, что возможно. Большую часть кода он помнил наизусть, а остальное нетрудно восстановить за пару дней. Но неужели они всерьез надеются на его помощь?
Он откашлялся и устало произнес:
– Если есть вопросы – задавайте. Нет – кончим этот базар. Как правильно заметил в свое время почтенный Сумматор, больше дела, меньше слов.
При этом он бросил участливый взгляд на Ярцева. Тот поморщился точно от зубной боли.
– Что значит – больше пользы? – вскрикнул он, не удержавшись от нервного взвизга, точно котенок, коему наступили на хвост. – Нет уж, давайте разберемся. Сперва обвиняете меня черт знает в чем, делаете из меня какое-то пугало, а сами в кусты? Я, дескать, забавляюсь игрой в бдительность. Что значит "забавляюсь"? Работаю я. Выполняю свои непосредственные обязанности, чего и вам желаю. Так что меня очернить не удастся, я уж как-нибудь за себя постоять сумею. Так вот, к делу. Вы должны были знать, что я проводил Глобальную Проверку. Заметьте, плановую. Могли бы подойти к нам в Службу, поинтересоваться. График мероприятий у нас на стенде висит. Трудно было взглянуть? Так что у меня, в отличие от вас, все согласованно. Все подписи у меня есть, все печати! Хотя что я говорю! Размечтался я, дурень старый. Вы же, Латунин, у нас прямо какая-то белая ворона, или белая кость, не знаю уж, как и сказать. Вы интеллектуал высшей пробы. Чего вам с простыми координаторами знаться… Брезгуете, Латунин, брезгуете. На том и прокололись. – Откричавшись, он возмущенно заерзал в кресле.
А это уже плохо. Сергей стряхнул усталость. Не время расслабляться. Не нравился ему инквизиторский тон. Тот же хитрый дяденька, говорить умеет гладко, на собраниях соловьем заливается. Наблюдательницы млеют. А сейчас он зачем-то напялил на себя маску обиженного завхоза, недосчитавшегося ящика гвоздей. Это все неслучайно, это продуманная игра. Но какой смысл? Разозлить Сергея? Они же понимают, что не получится. Или он готовит почву для Старика? В общем, ладно, пускай играет. Рано или поздно все высветится. А пока надо придумать что-нибудь новенькое.
– Послушайте, Ярцев, – подал между тем голос Старик. Вы успокойтесь, что ли… Вас ведь никто ни в чем не обвиняет. Пока. Посему не дергайтесь, а немного помолчите. А к вам, Сергей, у меня действительно есть несколько вопросов. Конечно, если вы против, – замедлил он голос, – можно отложить. На самом деле время еще терпит.
– Нет уж, Сумматор, – усмехнулся Сергей, – вы уж спрашивайте. Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь.
– Мрачно вы как-то настроены, Сережа, – удивленно посмотрел на него Старик. – Ну да ладно. Первый мой вопрос прост до невозможности. Почему, услышав от объекта о Противнике, вы тотчас не побежали ко мне? Какая-то, знаете ли, несвойственная вам самонадеянность. С чего бы это? Неужели вы и в самом деле воображаете себя таким уж крупным профессионалом? Но у меня, полагаю, опыта чуть больше. И такие вопросы относятся к моей компетенции. В общем, если посмотреть глазами нашего бдительного друга Ярцева, создается ощущение, что сей факт вы просто-напросто от меня скрыли. А вот зачем – это уже второй вопрос.
Старик замолчал, уставившись на Сергея большими добрыми глазами. Такие глаза, подумалось Сергею, бывают у младенцев. Да еще у коров. Нет, потрясающий Старик. До чего же великолепно играет! Заслуженный артист Корпуса…
– Ну что ж, Сумматор, отвечаю. Только предлагаю взглянуть на дело с другой стороны. Сначала факты. Приходит ко мне объект. Рассказывает о своих видениях. Какие я должен сделать выводы? Это только по-вашему все просто. А по-моему, нет. Я вижу несколько вариантов.
Итак, вариант первый. Сразу скажу, наименее вероятный. Мы ошиблись в дозировке Концентрата. Скажем, из-за дефектов программы, о которых я давно говорил. И что тогда? У объекта вытеснены все воспоминания. Вообще все, даже виртуальные. А психические функции, разумеется, в целости и сохранности. Идем дальше. Как известно, природа не терпит пустоты. И у объекта отдел мозга, ответственный за связь воображения с реальностью, начинает работать вхолостую. Раз уж нет воспоминаний истинных – возникают ложные. Короче, Белый – всего лишь фантазия объекта, бред, если хотите. Но бред доброкачественный, ведь серьезных психических деформаций нет. Потому, кстати, и программа не выдала предупреждения. Я же не раз напоминал о несовершенстве объектных программ, о неучтенных побочных эффектах, но меня почему-то не хотели слушать. Ладно, это так, фраза в пустоту. Вернемся к нашим баранам. Если бы не события той ночи – все бы нормализовалось. Я ведь к тому времени уже начал понимать, в чем собака зарыта. Уменьшили бы дозировку, провели бы ментоскопирование – и всего делов. Но мы действовали иначе. Хотя слово "мы" не совсем уместно. Глобальные проверки не по моей части. Короче, объект был, как справедливо отметил почтенный наш Сумматор, поставлен в такие условия, что блокировка не выдержала. Чем не замедлили воспользоваться силы Города.
Версия вторая. Кое-кто, – он мельком бросил взгляд на Ярцева, – весьма своеобразно понимает свои служебные функции. Например, не нравится ему Латунин. Чем-то он раздражает… Интеллигентностью своей, белым вороньим оперением или выражением морды – не суть важно. Однако раздражает. И что тогда? Под Латунина ведется подкоп. По всем правилам саперного искусства. Берется объект из лучшей его Группы (и не просто объект, а Помощник, то есть, фактически, тот, ради которого и Группа существует). И этому объекту внедряются сны известного содержания. Ну, с нашими-то возможностями… А какой здесь расчет? Расчет элементарный. Объект всполошится. Еще бы, он в передовые рвется, ему Стажерство обещано – и на тебе! Естественно, рано или поздно он побежит ко мне каяться. Не сможет в себе утаить – мал еще. А дальше начинается самое интересное. Как я себя поведу? Помчусь к Сумматору или нет? Подниму на ноги Санитаров или как? И кстати, с самого начала нетрудно было догадаться, что шума я поднимать не стану. Уже хотя бы потому, что привык сам разбираться в ситуации, да и, если говорить честно, никогда я к вам, Ярцев, не питал теплых чувств. И к вам лично, и к вашей службе. Я и в Натуральном Мире подобных типов немало повидал. Да, Ярцев, вы, сыщики, всюду одинаковы, и пахнет от вас неизменно… Ладно, поехали дальше. События направляются чьей-то умелой ручонкой. Чисто случайно три девицы под окном сочиняют вечерком. Что, думали я не в курсе?
Нет, не так Латунин прост, как некоторым кажется. О сем произведении эпистолярного жанра я знал еще раньше, чем доносик был состряпан. Как? С техникой надо дружить, ребята. Отвертка, две проволочки да "жучок" в коридоре – вот и вся недолга. Я люблю иногда слушать ночные беседы нашего славного низового звена. По чисто деловым соображениям. Подробные записи в журнал им делать лень, а вот потрепаться о групповых делах они любят. А мне нужна детальная информация. Ладно, мы отвлеклись. Итак, проверочка. Темный холодный бокс и все такое. Финал тот же, что и в предыдущей версии. Не выдерживает блокировка, объект становится марионеткой, им управляет Город, инвольтирует ему свои Энергии. Кстати, Ярцев, у меня к вам вопрос чисто технического порядка. В чем официальная задача курительной эпопеи? Выяснить, кто первым побежит каяться? Ранжирование? Можете не отвечать, по вашей физиономии вижу, что угадал. В общем, на предыстории дела я не настаиваю. Мне мышиная ваша грызня неинтересна. Важно другое. Важны действия после проверки. В самом деле, Сумматор, – повернулся он к Старику, – ну давайте посмотрим официально. Провели проверку, ладно. Выявили скорость реакции, составили список первичных информаторов. Ну и учесть бы результаты, внести коррективы в файлы данных. Так нет же! Дальше идет что-то уму непостижимое. Устраивается глупейший спектакль с ночным построением, угрозами, инфрасветом. Под конец объекта запирают в холодный бокс. Предварительно наобещав порку, Дисциплинарную Группу, Первый Этаж, словом, весь малый джентльменский набор. Это же как здорово придумано! Один, в замкнутом пространстве, действие холода, сильнейшее психическое потрясение… Чувствуете, как концентрируется ментальная энергия? Одно за другим создаются все необходимые условия Прорыва. И кем же они создаются, позвольте спросить? Начальником Санитарной Службы! Вот до чего довела вас, Ярцев, невинная игра в бдительность. Заодно и неприязнь к тем, кто умнее вас. Спасибо вам, инквизитор вы наш доморощенный, – и Сергей изобразил нечто вроде поклона.
Однако он понимал – толку от его обвинений мало. Ярцев и так уже достаточно обозлен, но скоро его роль кончится. Он или сам уйдет из кабинета, или Старик его выставит. А Старика на кривой козе не объедешь…
– Я продолжаю, Сумматор. Изложил я сейчас вторую версию. Но в нее я тоже не особо верю. То есть допускаю, что Ярцевские интриги оказали некое влияние на развитие событий, но я в своих действиях руководствовался версией номер три.
Итак, третья версия. "Белый" был. Прорыв Города был. Никаких психических расстройств, никаких галлюцинаций. И никто не гипнотизировал Санитаров, не подбивал на провокации. Просто использовалась их природная глупость. Поймите, мы имеем дело с Городом. И он действует куда хитрее, чем вам кажется. Поразмыслив, я, однако же, догадался, в чем их главная цель. А цель у них – вызвать нашу реакцию. Между прочим, именно ту, которую вы хотели. Чтобы я помчался к вам советоваться. Чтобы потом мы, безопасности ради, отправили объекта на Первый Этаж. Стало быть, он нужен им там, на Первом. Не знаю уж, для какой надобности. Может быть, через него они начнут инвольтировать туда свою энергию. Может быть, они собираются устроить там глобальный Прорыв, а то и разомкнуть слой… Не мое дело выдвигать гипотезы, я же почти ничего о Городе не знаю. Не допускают мелких сошек, вроде меня, до информации – штука шибко секретная. Да только из самых общих соображений ясно, что Город – противник мощный, и нельзя его недооценивать. И судя по всему, они собираются направить свою активность на таинственный Первый Этаж. Начали с того, что приготовили себе резидента. Поймите, я не собираюсь разгадывать их методы и цели. Это не моя область. Но суть дела столь очевидна, что я удивляюсь вашим вопросам. Враг хотел спровоцировать нас на резкие действия. Не удалось со мной – выжали из Ярцева все, что только можно. И это им удалось блестяще.
– Хитро закручено, – восхищенно протянул Старик. – Чувствуется рука мастера. Вам бы детективы писать…
– А стоит ли считать врага глупее себя? – очень искренне удивился Сергей. – Я уверен, они не действуют в лоб. Вот и я тоже не стал дурить. Потому и не побежал к вам, а принялся вычислять изменения дозировки. Не уверен, что это самое разумное решение, но уж во всяком случае, не самое глупое. Если бы не вредительство Санитарной Службы – мы бы этот раунд выиграли. Вот так, Сумматор. Таковы ответы на оба ваших вопроса. Я, конечно, не снимаю с себя вины. Главная моя ошибка в том, что я не предотвратил спектакль режиссера Ярцева. Конечно, я не знал о его планах, но вот тут он прав – при желании я мог бы узнать. К сожалению, мне доложили слишком поздно. А узнай я хоть получасом раньше – обязательно вытащил бы объект из бокса. Сразу бы вытащил, не дожидаясь, пока начнется Прорыв. Пускай были бы потом скандалы, доносы, выговора – но не случилось бы того, что, увы, имело место быть. Повторяю – я должен был вывести его из бокса.
– Но вы же сделали это, Сергей Петрович, – с ласковой улыбкой перебил его Старик. – Разве не так? – и он улыбнулся еще умильнее.
5
А вся ирония в том, что канал открыл именно он, Сергей. Ведь еще месяц назад он внес коррективы в программку РС-15. Уменьшил блокировочный потенциал, отключил транспонирование ментальной матрицы. Зачем? А он и сам не знал. Работал словно по какому-то наитию. Казалось, так надо. Может, даже из эстетических соображений. А попросту говоря, интересно было посмотреть, что из этого получится. Конечно, о своих экспериментах он никому не докладывал.
И лишь теперь догадался, что своими опытами облегчил Белому дорогу. Ну и прекрасно. Теперь же, когда программа стерта, тому еще легче. Стертая программа – что это значит? Сняты материально-слоевые ограничители. То есть Костик уже как бы не принадлежит материальности этого мира, он, можно сказать, одновременно находится в двух слоях. И физическими методами его не взять. Никакие Барьеры Великих Волн им не помогут. Беда в том, что есть у них и нефизические средства. Да и кто знает, на что способны Благодетели? До сих пор против Костика действовали люди, хоть и оснащенные чудовищной техникой. Таинственные Спасатели прятались в тени. Но теперь, может статься, они возьмутся за дело сами. Скорее всего, это произойдет на границе миров.
Ну что ж, надежда все-таки есть. Благодетели и Белый. Корпус и Город. Кто окажется сильнее? Похоже, команда Старика продувает игру со счетом два-ноль.
Правда, если они сумеют восстановить программу… С программой бы они Костика запросто прихлопнули. Но как же они, интересно, восстановят, если Сергей затер все копии? И не просто затер, а записал на их место бессмысленный набор знаков. Нет, братцы-волки, вернуть программу может лишь тот, кто ее стер. Точнее говоря, не вернуть, а написать заново. Возможно ли такое? Сергей знал, что возможно. Большую часть кода он помнил наизусть, а остальное нетрудно восстановить за пару дней. Но неужели они всерьез надеются на его помощь?
Он откашлялся и устало произнес:
– Если есть вопросы – задавайте. Нет – кончим этот базар. Как правильно заметил в свое время почтенный Сумматор, больше дела, меньше слов.
При этом он бросил участливый взгляд на Ярцева. Тот поморщился точно от зубной боли.
– Что значит – больше пользы? – вскрикнул он, не удержавшись от нервного взвизга, точно котенок, коему наступили на хвост. – Нет уж, давайте разберемся. Сперва обвиняете меня черт знает в чем, делаете из меня какое-то пугало, а сами в кусты? Я, дескать, забавляюсь игрой в бдительность. Что значит "забавляюсь"? Работаю я. Выполняю свои непосредственные обязанности, чего и вам желаю. Так что меня очернить не удастся, я уж как-нибудь за себя постоять сумею. Так вот, к делу. Вы должны были знать, что я проводил Глобальную Проверку. Заметьте, плановую. Могли бы подойти к нам в Службу, поинтересоваться. График мероприятий у нас на стенде висит. Трудно было взглянуть? Так что у меня, в отличие от вас, все согласованно. Все подписи у меня есть, все печати! Хотя что я говорю! Размечтался я, дурень старый. Вы же, Латунин, у нас прямо какая-то белая ворона, или белая кость, не знаю уж, как и сказать. Вы интеллектуал высшей пробы. Чего вам с простыми координаторами знаться… Брезгуете, Латунин, брезгуете. На том и прокололись. – Откричавшись, он возмущенно заерзал в кресле.
А это уже плохо. Сергей стряхнул усталость. Не время расслабляться. Не нравился ему инквизиторский тон. Тот же хитрый дяденька, говорить умеет гладко, на собраниях соловьем заливается. Наблюдательницы млеют. А сейчас он зачем-то напялил на себя маску обиженного завхоза, недосчитавшегося ящика гвоздей. Это все неслучайно, это продуманная игра. Но какой смысл? Разозлить Сергея? Они же понимают, что не получится. Или он готовит почву для Старика? В общем, ладно, пускай играет. Рано или поздно все высветится. А пока надо придумать что-нибудь новенькое.
– Послушайте, Ярцев, – подал между тем голос Старик. Вы успокойтесь, что ли… Вас ведь никто ни в чем не обвиняет. Пока. Посему не дергайтесь, а немного помолчите. А к вам, Сергей, у меня действительно есть несколько вопросов. Конечно, если вы против, – замедлил он голос, – можно отложить. На самом деле время еще терпит.
– Нет уж, Сумматор, – усмехнулся Сергей, – вы уж спрашивайте. Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь.
– Мрачно вы как-то настроены, Сережа, – удивленно посмотрел на него Старик. – Ну да ладно. Первый мой вопрос прост до невозможности. Почему, услышав от объекта о Противнике, вы тотчас не побежали ко мне? Какая-то, знаете ли, несвойственная вам самонадеянность. С чего бы это? Неужели вы и в самом деле воображаете себя таким уж крупным профессионалом? Но у меня, полагаю, опыта чуть больше. И такие вопросы относятся к моей компетенции. В общем, если посмотреть глазами нашего бдительного друга Ярцева, создается ощущение, что сей факт вы просто-напросто от меня скрыли. А вот зачем – это уже второй вопрос.
Старик замолчал, уставившись на Сергея большими добрыми глазами. Такие глаза, подумалось Сергею, бывают у младенцев. Да еще у коров. Нет, потрясающий Старик. До чего же великолепно играет! Заслуженный артист Корпуса…
– Ну что ж, Сумматор, отвечаю. Только предлагаю взглянуть на дело с другой стороны. Сначала факты. Приходит ко мне объект. Рассказывает о своих видениях. Какие я должен сделать выводы? Это только по-вашему все просто. А по-моему, нет. Я вижу несколько вариантов.
Итак, вариант первый. Сразу скажу, наименее вероятный. Мы ошиблись в дозировке Концентрата. Скажем, из-за дефектов программы, о которых я давно говорил. И что тогда? У объекта вытеснены все воспоминания. Вообще все, даже виртуальные. А психические функции, разумеется, в целости и сохранности. Идем дальше. Как известно, природа не терпит пустоты. И у объекта отдел мозга, ответственный за связь воображения с реальностью, начинает работать вхолостую. Раз уж нет воспоминаний истинных – возникают ложные. Короче, Белый – всего лишь фантазия объекта, бред, если хотите. Но бред доброкачественный, ведь серьезных психических деформаций нет. Потому, кстати, и программа не выдала предупреждения. Я же не раз напоминал о несовершенстве объектных программ, о неучтенных побочных эффектах, но меня почему-то не хотели слушать. Ладно, это так, фраза в пустоту. Вернемся к нашим баранам. Если бы не события той ночи – все бы нормализовалось. Я ведь к тому времени уже начал понимать, в чем собака зарыта. Уменьшили бы дозировку, провели бы ментоскопирование – и всего делов. Но мы действовали иначе. Хотя слово "мы" не совсем уместно. Глобальные проверки не по моей части. Короче, объект был, как справедливо отметил почтенный наш Сумматор, поставлен в такие условия, что блокировка не выдержала. Чем не замедлили воспользоваться силы Города.
Версия вторая. Кое-кто, – он мельком бросил взгляд на Ярцева, – весьма своеобразно понимает свои служебные функции. Например, не нравится ему Латунин. Чем-то он раздражает… Интеллигентностью своей, белым вороньим оперением или выражением морды – не суть важно. Однако раздражает. И что тогда? Под Латунина ведется подкоп. По всем правилам саперного искусства. Берется объект из лучшей его Группы (и не просто объект, а Помощник, то есть, фактически, тот, ради которого и Группа существует). И этому объекту внедряются сны известного содержания. Ну, с нашими-то возможностями… А какой здесь расчет? Расчет элементарный. Объект всполошится. Еще бы, он в передовые рвется, ему Стажерство обещано – и на тебе! Естественно, рано или поздно он побежит ко мне каяться. Не сможет в себе утаить – мал еще. А дальше начинается самое интересное. Как я себя поведу? Помчусь к Сумматору или нет? Подниму на ноги Санитаров или как? И кстати, с самого начала нетрудно было догадаться, что шума я поднимать не стану. Уже хотя бы потому, что привык сам разбираться в ситуации, да и, если говорить честно, никогда я к вам, Ярцев, не питал теплых чувств. И к вам лично, и к вашей службе. Я и в Натуральном Мире подобных типов немало повидал. Да, Ярцев, вы, сыщики, всюду одинаковы, и пахнет от вас неизменно… Ладно, поехали дальше. События направляются чьей-то умелой ручонкой. Чисто случайно три девицы под окном сочиняют вечерком. Что, думали я не в курсе?
Нет, не так Латунин прост, как некоторым кажется. О сем произведении эпистолярного жанра я знал еще раньше, чем доносик был состряпан. Как? С техникой надо дружить, ребята. Отвертка, две проволочки да "жучок" в коридоре – вот и вся недолга. Я люблю иногда слушать ночные беседы нашего славного низового звена. По чисто деловым соображениям. Подробные записи в журнал им делать лень, а вот потрепаться о групповых делах они любят. А мне нужна детальная информация. Ладно, мы отвлеклись. Итак, проверочка. Темный холодный бокс и все такое. Финал тот же, что и в предыдущей версии. Не выдерживает блокировка, объект становится марионеткой, им управляет Город, инвольтирует ему свои Энергии. Кстати, Ярцев, у меня к вам вопрос чисто технического порядка. В чем официальная задача курительной эпопеи? Выяснить, кто первым побежит каяться? Ранжирование? Можете не отвечать, по вашей физиономии вижу, что угадал. В общем, на предыстории дела я не настаиваю. Мне мышиная ваша грызня неинтересна. Важно другое. Важны действия после проверки. В самом деле, Сумматор, – повернулся он к Старику, – ну давайте посмотрим официально. Провели проверку, ладно. Выявили скорость реакции, составили список первичных информаторов. Ну и учесть бы результаты, внести коррективы в файлы данных. Так нет же! Дальше идет что-то уму непостижимое. Устраивается глупейший спектакль с ночным построением, угрозами, инфрасветом. Под конец объекта запирают в холодный бокс. Предварительно наобещав порку, Дисциплинарную Группу, Первый Этаж, словом, весь малый джентльменский набор. Это же как здорово придумано! Один, в замкнутом пространстве, действие холода, сильнейшее психическое потрясение… Чувствуете, как концентрируется ментальная энергия? Одно за другим создаются все необходимые условия Прорыва. И кем же они создаются, позвольте спросить? Начальником Санитарной Службы! Вот до чего довела вас, Ярцев, невинная игра в бдительность. Заодно и неприязнь к тем, кто умнее вас. Спасибо вам, инквизитор вы наш доморощенный, – и Сергей изобразил нечто вроде поклона.
Однако он понимал – толку от его обвинений мало. Ярцев и так уже достаточно обозлен, но скоро его роль кончится. Он или сам уйдет из кабинета, или Старик его выставит. А Старика на кривой козе не объедешь…
– Я продолжаю, Сумматор. Изложил я сейчас вторую версию. Но в нее я тоже не особо верю. То есть допускаю, что Ярцевские интриги оказали некое влияние на развитие событий, но я в своих действиях руководствовался версией номер три.
Итак, третья версия. "Белый" был. Прорыв Города был. Никаких психических расстройств, никаких галлюцинаций. И никто не гипнотизировал Санитаров, не подбивал на провокации. Просто использовалась их природная глупость. Поймите, мы имеем дело с Городом. И он действует куда хитрее, чем вам кажется. Поразмыслив, я, однако же, догадался, в чем их главная цель. А цель у них – вызвать нашу реакцию. Между прочим, именно ту, которую вы хотели. Чтобы я помчался к вам советоваться. Чтобы потом мы, безопасности ради, отправили объекта на Первый Этаж. Стало быть, он нужен им там, на Первом. Не знаю уж, для какой надобности. Может быть, через него они начнут инвольтировать туда свою энергию. Может быть, они собираются устроить там глобальный Прорыв, а то и разомкнуть слой… Не мое дело выдвигать гипотезы, я же почти ничего о Городе не знаю. Не допускают мелких сошек, вроде меня, до информации – штука шибко секретная. Да только из самых общих соображений ясно, что Город – противник мощный, и нельзя его недооценивать. И судя по всему, они собираются направить свою активность на таинственный Первый Этаж. Начали с того, что приготовили себе резидента. Поймите, я не собираюсь разгадывать их методы и цели. Это не моя область. Но суть дела столь очевидна, что я удивляюсь вашим вопросам. Враг хотел спровоцировать нас на резкие действия. Не удалось со мной – выжали из Ярцева все, что только можно. И это им удалось блестяще.
– Хитро закручено, – восхищенно протянул Старик. – Чувствуется рука мастера. Вам бы детективы писать…
– А стоит ли считать врага глупее себя? – очень искренне удивился Сергей. – Я уверен, они не действуют в лоб. Вот и я тоже не стал дурить. Потому и не побежал к вам, а принялся вычислять изменения дозировки. Не уверен, что это самое разумное решение, но уж во всяком случае, не самое глупое. Если бы не вредительство Санитарной Службы – мы бы этот раунд выиграли. Вот так, Сумматор. Таковы ответы на оба ваших вопроса. Я, конечно, не снимаю с себя вины. Главная моя ошибка в том, что я не предотвратил спектакль режиссера Ярцева. Конечно, я не знал о его планах, но вот тут он прав – при желании я мог бы узнать. К сожалению, мне доложили слишком поздно. А узнай я хоть получасом раньше – обязательно вытащил бы объект из бокса. Сразу бы вытащил, не дожидаясь, пока начнется Прорыв. Пускай были бы потом скандалы, доносы, выговора – но не случилось бы того, что, увы, имело место быть. Повторяю – я должен был вывести его из бокса.
– Но вы же сделали это, Сергей Петрович, – с ласковой улыбкой перебил его Старик. – Разве не так? – и он улыбнулся еще умильнее.
5
Костя остановился, вжался лопатками в холодный камень стены. Все вдруг сразу потеряло смысл. Что толку теперь бежать на ту сторону, в Реальный Мир, в человеческую жизнь? Как он сможет ходить по той земле после всех гадостей Корпуса? Можно, если повезет, удрать от Санитарной Службы, но от себя-то не удерешь. Получается так, что некуда. Мысли о Корпусе станут жечь его точно раскаленные иголки, и никуда от них не деться – такое не забывается. Потому что Корпус останется позади, словно муторный сон. А разве изменишь что-нибудь в отлетевшем сне?
Конечно, он никому ничего не расскажет. Да и не поверил бы никто. Еще, чего доброго, подумают, с мозгами у него неполадка. Нет уж, вот только встреч с психиатром ему и не хватало.
Но если там прошло много времени, тогда… Тогда придется сочинить какую-нибудь байку, это несложно. Легенду, как у разведчиков в неприятельском тылу. Как у разведчиков. Да… Или просто сказать, что память отшибло? Вот и придется теперь врать, врать, и следить за собой, чтобы не запутаться в собственном вранье.
А по ночам ему будут сниться коридоры и палаты, длинные, обтянутые коричневым бархатом стены классов, суетящиеся Наблюдательницы в своих дурацких серых балахонах.
А главное – пацаны, которых мучил. И ведь в мыслях не держал, что гадостью занимается. Да и им тоже, наверное, казалось, что все путем. А попробовал бы кто-нибудь не подчиниться! Недаром же их, Помощников, учили Боевым Методам. От бунтаря осталась бы мокрая лепешка. И кроме того, Наблюдательницы. Для того они и поставлены – блюсти. Неподчинение Помощнику по Группе – это же такое ЧП! Даже если бы нашелся кто-нибудь наивный, быстро бы наивность утратил. Пороли бы идиота ежедневно перед всей Группой. А то и на Первый Этаж, если еще в чем засветится. Вот как того же Саньку. Мелочь ведь, тетрадный листок в клеточку, несколько строк, написанных его, Костиной, рукой. Мусор, можно сказать. Веником бы его да в совок. А Васенкин из-за рапорта уже там.
И некому было схватить за руку, остановить. Опомнись, мол, что делаешь, дубина! Да и не хватать его надо было, если по правде, а лупить безжалостно, как сидорову козу. Чтобы мозги пропылесосить. Другого он тогда бы и не понял. Вот Белый – внушал, внушал, а что толку? Разве он его послушал?
Ну ладно, сейчас мозги и в самом деле прочистились малость, да слишком поздно. Саньку с Первого уже не вернуть. И не стереть боль и слезы других. Слишком поздно дошло. Наверное, потому и Белый больше не приходит. И значит, из этой слепой дыры придется выползать в одиночку.
Ну и выберется он, а что дальше? Все равно ведь засела в нем кривая, ржавая игла. Которая временами раскаляется. И никак ее не вырвать, никак не избавиться. Да и стоит ли избавляться? По справедливости, так и надо. Сам виноват – сам вот теперь и мучайся.
Костя вздохнул и снова двинулся вперед, нащупывая левой рукой холодные, сырые камни. Ход постепенно понижался, и, чтобы не набить шишек, пришлось идти согнувшись в три погибели. А вскоре ничего другого не осталось, как опуститься, словно обезьяна, на четвереньки. И за камни теперь приходилось цепляться изо всех сил – ход чем дальше, тем круче уходил вниз, на глубину, и не будь здесь мокрых, режущих ладони камней – Костя давно бы покатился туда. А пока – ничего. Кое-как можно двигаться. Правда, мешался фонарь – некуда было его присобачить, и правая рука к тому же занята. Жаль, нет веревки. Сейчас бы привязать фонарь к груди – и жизнь оказалась бы светлой и прекрасной.
А между тем все сильнее давала себя знать сырость. Она выступала отовсюду – и сочилась со щербатого, усеянного мельчайшими белыми кристалликами потолка, и густым туманом стлалась внизу, и мутными меловыми струйками стекала по стенам.
Костю это слегка насторожило. Ход все время понижался, значит, уходил от речного дна, так откуда же взяться воде? Это во-первых. А во-вторых, дальше пещера может оказаться затопленной. И что тогда? Нырять? Он не рыба, он под водой дышать не умеет. Назад не вернешься. Идти вниз, в воду – самоубийство. Ну, потонет он, а кому от этого станет лучше? Но нельзя и ничего не делать, сидеть на камнях и ждать у моря погоду – замерзнешь не хуже, чем в том карцере. Да и от голода в конце концов загнуться можно.
Остается одно – идти вперед и надеяться на чудо. Конечно, ждать чуда можно и сидя, но лучше уж идти. Если он сделает все, что сможет – неужели не случится ничего такого? Обязательно должно случиться! Костя и сам не понимал, откуда взялась в нем такая уверенность, но она была. И лишь она, слабенькая эта надежда, заставляла его ползти вперед, сжимая в правой руке слабеющий фонарь.
Все случилось мгновенно. Ход резко обрушился вниз, пол точно чьей-то исполинской рукой выбило у него из-под ног. Еще секунду назад Костя лез по мокрым, скользким камням – и вот уже покатился в какую-то темную бездну. Фонарь выпал из ладони и, точно искорка от костра, полетел вниз. Скоро искорка исчезла из виду, и Костю обволокла густая, плотная темнота. Впрочем, страшнее темноты были камни. То и дело он вздрагивал от коротких злых ударов. Почему-то вдруг подумалось – он станет пятнистым как жираф, столько синяков уже заработал.
Но и по камням он катился недолго, хотя эти несколько секунд и показались обезумевшей вечностью. Вскоре Костя уже летел сквозь черноту, раздирая ее своим сжавшимся телом и слыша тонкий свист рассекаемого пространства. Волосы на голове шевелились, точно наэлектризованные.
Что удивительно – не было страха. Наверное, все случилось слишком уж быстро.
Сознание на миг погасло, а когда вернулось вновь – он обнаружил, что барахтается в ледяной воде. Она обожгла тело как пламя, и Костя едва удержался от крика. Ведь это было бесполезно – кричать. Кто услышит его здесь – в огромной пустой пещере? Тут царила древняя, первобытная тишина, и нарушали ее лишь беспорядочные Костины всплески. Нет, помощи ждать не от кого. А долго ли он сам продержится? Тем более, что куртка и брюки стали вдруг невероятно тяжелыми, как рыцарские латы, и тянули его вниз, в мертвые глубины.
Все же ему удалось найти какой-то ритм и медленно плыть. Куда? Сейчас это было неважно. Куда-нибудь. Мышцы сводило от холода, зубы ныли, сердце колотилось, скакало в груди точно футбольный мяч, который пацаны чеканят об стенку. А в голосе – абсолютная пустота. Никаких мыслей.
Силы кончились как-то сразу, вдруг. Сперва он понял, что больше не сможет работать руками. Руки сделались мертвыми, чужими, они тащили на дно, словно к каждой была привязана пудовая гиря. Вскоре левая рука отказала. Полностью. Значит, все, приплыли. На одной правой не вытянуть. И Костя перестал грести – бесполезно.
А ноги опускались все глубже и глубже. Его волокло в мутную темную глубину, и не оставалось сил даже набрать в легкие воздуха. Еще секунда – и…
И ноги коснулись дна. Но для радости уже не было места. В полном оцепенении он пошел вперед, вытянув руки, точно боялся обо что-нибудь удариться.
Понемногу вода спадала. Сперва он брел по грудь, потом по пояс, а там уже и по колено – долго-долго, бесчисленные сотни шагов, пока, наконец, хлюпанье не прекратилось – пошла твердая почва.
И тогда Костя лег, вернее, упал животом на мелкие, облизанные подземной рекой камни. Не было ни сил, ни желания двигаться дальше. Перед глазами плыли желтые круги, маячили бесформенные пятна, они постепенно стягивались в ослепительно-яркую точку, потом, словно остывший уголек, эта точка начала гаснуть. Все заволокло серой мутью.
Но сон его был недолгим. Холод, затаившийся до поры, дал о себе знать, вцепился в кожу ледяными когтями, как тролль из какой-то полузабытой книжки.
Нащупав в темноте стену, Костя медленно поднялся. Его трясло, зубы выплясывали нервный ритм, лоб стягивало железным обручем.
Зато появились мысли. Сперва слабые, расплывчатые, они постепенно разрастались, множились – и вот пробили каменную корку безразличия. Сначала Костя понял, что надо что-то делать, и побыстрее. Стоять на одном месте – смерть. Замерзнет – и вся недолга. Потом он догадался скинуть мокрую одежду. Все равно сейчас не было никакого толку от этих липких тяжелых тряпок. Только лишний груз.
Он долго пытался выжать воду – но бесполезно. На такой подвиг пока что не хватало сил. Тогда он, оставшись в одних трусах, скомкал брюки и майку, вылил воду из ботинок и обвязал все это рубашкой. Получился здоровенный и довольно тяжелый узел. Костя едва не выронил его – пальцы на замерзших руках сгибались с трудом.
Теперь надо было согреться. Он знал, как это делается, и заставил себя приседать до изнеможения, потом отжиматься на кулаках и прыгать. Сперва пришлось напрячь всю оставшуюся волю, но потом многолетняя привычка взяла свое – и вскоре стало гораздо теплее. Острые когти холода разжались. Можно было идти вперед.
И Костя пошел вперед.
Идти в глухой, плотной тьме оказалось нелегко. Ему чудилось – еще шаг, и он упрется в какую-нибудь стену. Или врежется лбом в затаившийся выступ на потолке. Да к тому же и узел с мокрой одеждой оттягивал руку – чем дальше, тем сильнее. Косте не раз уже хотелось его выкинуть. На фига он сдался? Главное, выйти на ту сторону, а там он уж как-нибудь разберется. Но все-таки не бросал, а лишь временами перекладывал из одной руки в другую. Казалось, узел с каждой минутой все больше смахивает на гирю. Даже мелькнула мысль – размяться бы с такой "гирей" в спортзале, на Боевых Методах! От коллективного смеха стены бы затряслись…
Ну и здорово же он умотался, если такая чепуховина осложняет жизнь! Хотя, успокаивал он себя, на его месте любой бы выдохся. И в самом деле – сперва незнамо сколько тащился по Дыре, голодный, усталый. Потом плюхнулся. Куда? Наверное, это была подземная река. Или не река, а озеро. Течения он не запомнил. Впрочем, разницы нет. Все равно запросто мог потонуть. А вот не потонул. Почему? Неужели он, Костя, такой мощный? Ерунда. Это не спарринг в зале, под присмотром тренера. Читал же он, что от ледяной воды сразу начинаются судороги, потом отказывает сердце – и кранты человеку. И ведь не о каких-нибудь дистрофиках там шла речь. Так спортсмены тонули, десантники… Взрослые, сильные… Кажется, в той книжке было написано, что человек выдерживает две-три минуты, а после ему конец. А он, между прочим, долго плыл. Очень долго. Но никаких судорог не было. И дно под ногами появилось именно в тот момент, когда последние силы кончились. Ни раньше, ни позже. Да к тому же еще одна неувязочка. Падал-то он с большой высоты. Брюхом об воду шлепнулся. По всем законам природы должны быть отбиты внутренности. Но вроде бы все цело.
Странно как-то получается. Это постоянное везение, полоса удачи, начавшаяся еще в карцере, когда появилась дверь. Потом склад, и шкаф, и Дыра. Будто кто-то невидимый и сильный помогает ему.
Между прочим, не первый раз приходят мысли о невидимых помощниках. Только раньше он отмахивался, не до того было. А теперь стоило бы разобраться.
Если ему и в самом деле помогают, то кто? На кого он может рассчитывать, кроме как на самого себя? А на себя что рассчитывать? Что он может? Он – один, голый, слабый, глупый, а против него целая орда: Санитары, Воспитатели, Сумматор этот ихний. И ведь, наверное, есть и другие, о ком он не знает. А что он вообще знает об этом странном мире? Не больше, чем воробей про Галактику. Скорее всего, здесь имеются такие силы, о которых он и понятия не имеет. Может быть, именно эти силы за ним сейчас и гонятся. Кажется, в последнюю их встречу Белый говорил о каких-то сгустках… Белый… Белый… До сих пор Костя боялся подумать всерьез, кто же он такой? Сон? Ну уж нет. Пускай и приходил к нему Белый во сне, но сам-то он сном не был. Правда, доказательств никаких. Настоящих доказательств, которые можно было бы подержать в руке, взвесить, ощутить их силу.
Конечно, он никому ничего не расскажет. Да и не поверил бы никто. Еще, чего доброго, подумают, с мозгами у него неполадка. Нет уж, вот только встреч с психиатром ему и не хватало.
Но если там прошло много времени, тогда… Тогда придется сочинить какую-нибудь байку, это несложно. Легенду, как у разведчиков в неприятельском тылу. Как у разведчиков. Да… Или просто сказать, что память отшибло? Вот и придется теперь врать, врать, и следить за собой, чтобы не запутаться в собственном вранье.
А по ночам ему будут сниться коридоры и палаты, длинные, обтянутые коричневым бархатом стены классов, суетящиеся Наблюдательницы в своих дурацких серых балахонах.
А главное – пацаны, которых мучил. И ведь в мыслях не держал, что гадостью занимается. Да и им тоже, наверное, казалось, что все путем. А попробовал бы кто-нибудь не подчиниться! Недаром же их, Помощников, учили Боевым Методам. От бунтаря осталась бы мокрая лепешка. И кроме того, Наблюдательницы. Для того они и поставлены – блюсти. Неподчинение Помощнику по Группе – это же такое ЧП! Даже если бы нашелся кто-нибудь наивный, быстро бы наивность утратил. Пороли бы идиота ежедневно перед всей Группой. А то и на Первый Этаж, если еще в чем засветится. Вот как того же Саньку. Мелочь ведь, тетрадный листок в клеточку, несколько строк, написанных его, Костиной, рукой. Мусор, можно сказать. Веником бы его да в совок. А Васенкин из-за рапорта уже там.
И некому было схватить за руку, остановить. Опомнись, мол, что делаешь, дубина! Да и не хватать его надо было, если по правде, а лупить безжалостно, как сидорову козу. Чтобы мозги пропылесосить. Другого он тогда бы и не понял. Вот Белый – внушал, внушал, а что толку? Разве он его послушал?
Ну ладно, сейчас мозги и в самом деле прочистились малость, да слишком поздно. Саньку с Первого уже не вернуть. И не стереть боль и слезы других. Слишком поздно дошло. Наверное, потому и Белый больше не приходит. И значит, из этой слепой дыры придется выползать в одиночку.
Ну и выберется он, а что дальше? Все равно ведь засела в нем кривая, ржавая игла. Которая временами раскаляется. И никак ее не вырвать, никак не избавиться. Да и стоит ли избавляться? По справедливости, так и надо. Сам виноват – сам вот теперь и мучайся.
Костя вздохнул и снова двинулся вперед, нащупывая левой рукой холодные, сырые камни. Ход постепенно понижался, и, чтобы не набить шишек, пришлось идти согнувшись в три погибели. А вскоре ничего другого не осталось, как опуститься, словно обезьяна, на четвереньки. И за камни теперь приходилось цепляться изо всех сил – ход чем дальше, тем круче уходил вниз, на глубину, и не будь здесь мокрых, режущих ладони камней – Костя давно бы покатился туда. А пока – ничего. Кое-как можно двигаться. Правда, мешался фонарь – некуда было его присобачить, и правая рука к тому же занята. Жаль, нет веревки. Сейчас бы привязать фонарь к груди – и жизнь оказалась бы светлой и прекрасной.
А между тем все сильнее давала себя знать сырость. Она выступала отовсюду – и сочилась со щербатого, усеянного мельчайшими белыми кристалликами потолка, и густым туманом стлалась внизу, и мутными меловыми струйками стекала по стенам.
Костю это слегка насторожило. Ход все время понижался, значит, уходил от речного дна, так откуда же взяться воде? Это во-первых. А во-вторых, дальше пещера может оказаться затопленной. И что тогда? Нырять? Он не рыба, он под водой дышать не умеет. Назад не вернешься. Идти вниз, в воду – самоубийство. Ну, потонет он, а кому от этого станет лучше? Но нельзя и ничего не делать, сидеть на камнях и ждать у моря погоду – замерзнешь не хуже, чем в том карцере. Да и от голода в конце концов загнуться можно.
Остается одно – идти вперед и надеяться на чудо. Конечно, ждать чуда можно и сидя, но лучше уж идти. Если он сделает все, что сможет – неужели не случится ничего такого? Обязательно должно случиться! Костя и сам не понимал, откуда взялась в нем такая уверенность, но она была. И лишь она, слабенькая эта надежда, заставляла его ползти вперед, сжимая в правой руке слабеющий фонарь.
Все случилось мгновенно. Ход резко обрушился вниз, пол точно чьей-то исполинской рукой выбило у него из-под ног. Еще секунду назад Костя лез по мокрым, скользким камням – и вот уже покатился в какую-то темную бездну. Фонарь выпал из ладони и, точно искорка от костра, полетел вниз. Скоро искорка исчезла из виду, и Костю обволокла густая, плотная темнота. Впрочем, страшнее темноты были камни. То и дело он вздрагивал от коротких злых ударов. Почему-то вдруг подумалось – он станет пятнистым как жираф, столько синяков уже заработал.
Но и по камням он катился недолго, хотя эти несколько секунд и показались обезумевшей вечностью. Вскоре Костя уже летел сквозь черноту, раздирая ее своим сжавшимся телом и слыша тонкий свист рассекаемого пространства. Волосы на голове шевелились, точно наэлектризованные.
Что удивительно – не было страха. Наверное, все случилось слишком уж быстро.
Сознание на миг погасло, а когда вернулось вновь – он обнаружил, что барахтается в ледяной воде. Она обожгла тело как пламя, и Костя едва удержался от крика. Ведь это было бесполезно – кричать. Кто услышит его здесь – в огромной пустой пещере? Тут царила древняя, первобытная тишина, и нарушали ее лишь беспорядочные Костины всплески. Нет, помощи ждать не от кого. А долго ли он сам продержится? Тем более, что куртка и брюки стали вдруг невероятно тяжелыми, как рыцарские латы, и тянули его вниз, в мертвые глубины.
Все же ему удалось найти какой-то ритм и медленно плыть. Куда? Сейчас это было неважно. Куда-нибудь. Мышцы сводило от холода, зубы ныли, сердце колотилось, скакало в груди точно футбольный мяч, который пацаны чеканят об стенку. А в голосе – абсолютная пустота. Никаких мыслей.
Силы кончились как-то сразу, вдруг. Сперва он понял, что больше не сможет работать руками. Руки сделались мертвыми, чужими, они тащили на дно, словно к каждой была привязана пудовая гиря. Вскоре левая рука отказала. Полностью. Значит, все, приплыли. На одной правой не вытянуть. И Костя перестал грести – бесполезно.
А ноги опускались все глубже и глубже. Его волокло в мутную темную глубину, и не оставалось сил даже набрать в легкие воздуха. Еще секунда – и…
И ноги коснулись дна. Но для радости уже не было места. В полном оцепенении он пошел вперед, вытянув руки, точно боялся обо что-нибудь удариться.
Понемногу вода спадала. Сперва он брел по грудь, потом по пояс, а там уже и по колено – долго-долго, бесчисленные сотни шагов, пока, наконец, хлюпанье не прекратилось – пошла твердая почва.
И тогда Костя лег, вернее, упал животом на мелкие, облизанные подземной рекой камни. Не было ни сил, ни желания двигаться дальше. Перед глазами плыли желтые круги, маячили бесформенные пятна, они постепенно стягивались в ослепительно-яркую точку, потом, словно остывший уголек, эта точка начала гаснуть. Все заволокло серой мутью.
Но сон его был недолгим. Холод, затаившийся до поры, дал о себе знать, вцепился в кожу ледяными когтями, как тролль из какой-то полузабытой книжки.
Нащупав в темноте стену, Костя медленно поднялся. Его трясло, зубы выплясывали нервный ритм, лоб стягивало железным обручем.
Зато появились мысли. Сперва слабые, расплывчатые, они постепенно разрастались, множились – и вот пробили каменную корку безразличия. Сначала Костя понял, что надо что-то делать, и побыстрее. Стоять на одном месте – смерть. Замерзнет – и вся недолга. Потом он догадался скинуть мокрую одежду. Все равно сейчас не было никакого толку от этих липких тяжелых тряпок. Только лишний груз.
Он долго пытался выжать воду – но бесполезно. На такой подвиг пока что не хватало сил. Тогда он, оставшись в одних трусах, скомкал брюки и майку, вылил воду из ботинок и обвязал все это рубашкой. Получился здоровенный и довольно тяжелый узел. Костя едва не выронил его – пальцы на замерзших руках сгибались с трудом.
Теперь надо было согреться. Он знал, как это делается, и заставил себя приседать до изнеможения, потом отжиматься на кулаках и прыгать. Сперва пришлось напрячь всю оставшуюся волю, но потом многолетняя привычка взяла свое – и вскоре стало гораздо теплее. Острые когти холода разжались. Можно было идти вперед.
И Костя пошел вперед.
Идти в глухой, плотной тьме оказалось нелегко. Ему чудилось – еще шаг, и он упрется в какую-нибудь стену. Или врежется лбом в затаившийся выступ на потолке. Да к тому же и узел с мокрой одеждой оттягивал руку – чем дальше, тем сильнее. Косте не раз уже хотелось его выкинуть. На фига он сдался? Главное, выйти на ту сторону, а там он уж как-нибудь разберется. Но все-таки не бросал, а лишь временами перекладывал из одной руки в другую. Казалось, узел с каждой минутой все больше смахивает на гирю. Даже мелькнула мысль – размяться бы с такой "гирей" в спортзале, на Боевых Методах! От коллективного смеха стены бы затряслись…
Ну и здорово же он умотался, если такая чепуховина осложняет жизнь! Хотя, успокаивал он себя, на его месте любой бы выдохся. И в самом деле – сперва незнамо сколько тащился по Дыре, голодный, усталый. Потом плюхнулся. Куда? Наверное, это была подземная река. Или не река, а озеро. Течения он не запомнил. Впрочем, разницы нет. Все равно запросто мог потонуть. А вот не потонул. Почему? Неужели он, Костя, такой мощный? Ерунда. Это не спарринг в зале, под присмотром тренера. Читал же он, что от ледяной воды сразу начинаются судороги, потом отказывает сердце – и кранты человеку. И ведь не о каких-нибудь дистрофиках там шла речь. Так спортсмены тонули, десантники… Взрослые, сильные… Кажется, в той книжке было написано, что человек выдерживает две-три минуты, а после ему конец. А он, между прочим, долго плыл. Очень долго. Но никаких судорог не было. И дно под ногами появилось именно в тот момент, когда последние силы кончились. Ни раньше, ни позже. Да к тому же еще одна неувязочка. Падал-то он с большой высоты. Брюхом об воду шлепнулся. По всем законам природы должны быть отбиты внутренности. Но вроде бы все цело.
Странно как-то получается. Это постоянное везение, полоса удачи, начавшаяся еще в карцере, когда появилась дверь. Потом склад, и шкаф, и Дыра. Будто кто-то невидимый и сильный помогает ему.
Между прочим, не первый раз приходят мысли о невидимых помощниках. Только раньше он отмахивался, не до того было. А теперь стоило бы разобраться.
Если ему и в самом деле помогают, то кто? На кого он может рассчитывать, кроме как на самого себя? А на себя что рассчитывать? Что он может? Он – один, голый, слабый, глупый, а против него целая орда: Санитары, Воспитатели, Сумматор этот ихний. И ведь, наверное, есть и другие, о ком он не знает. А что он вообще знает об этом странном мире? Не больше, чем воробей про Галактику. Скорее всего, здесь имеются такие силы, о которых он и понятия не имеет. Может быть, именно эти силы за ним сейчас и гонятся. Кажется, в последнюю их встречу Белый говорил о каких-то сгустках… Белый… Белый… До сих пор Костя боялся подумать всерьез, кто же он такой? Сон? Ну уж нет. Пускай и приходил к нему Белый во сне, но сам-то он сном не был. Правда, доказательств никаких. Настоящих доказательств, которые можно было бы подержать в руке, взвесить, ощутить их силу.