Страница:
При моделировании исходили из нереального допущения, что СССР мог бы в эти годы не проводить индустриализацию, абстрагировались от проблемы выживания в грядущей войне и фактора времени, отпущенного историей на то, чтобы к ней приготовиться. Но даже при таком допущении оказывается, что без коллективизации переход села к травопольным севооборотам и интенсивному хозяйству оказался бы невозможен. Причем главным ограничением была невозможность достаточного прироста поголовья лошадей. Для расчета поголовья составили самую детальную модель с учетом всех условий России, на основе тенденций с 1882 по 1928 г. При оптимистических, признанных завышенными прогнозах урожайности получалось, что без коллективизации можно было бы получить примерно на 10% больше зерна, чем было реально получено в СССР. Но этот прирост был бы с лихвой истрачен на корм лошадям.
Я не представляю, как можно, взвешивая историю не на фальшивых весах, не признать, что советский строй проявил необычную силу и провел страну раненную, но полную жизни, через самые тяжелые периоды. Представьте, что мы входим в ту войну или послевоенную разруху не с ВКП(б), а во главе с нынешней либерально-демократической тусовкой, не с Жуковым и Молотовым, а с Грачевым и Козыревым, не с солидарными карточками, а с либерализацией цен. Но ведь чтобы все это сопоставить, надо «прокатать в уме» прошлое и прикинуть себя самого в эти критические моменты, свое восприятие той реальности. Только тогда ты поймешь настоящее и освоишь будущее. Нужна рефлексия — а ее нет!
Вот, мы уже двадцать лет слышим непрерывный хор на манер греческого: «Сорок миллионов расстрелянных! Нет, шестьдесят три миллиона! Нет, двести тридцать миллионов!» Разве не поразительно — после обнародования точных и подвергнутых перекрестной проверке архивных данных о репрессиях, в университетах США в курсах истории приводятся именно эти достоверные данные, а в РФ продолжается фальсификация недавней истории. В этой какофонии люди просто вынуждены «все забыть», чтобы не быть в невыносимом постоянном конфликте с тем, что они слышат. Их память отупела, как под наркозом. И они равнодушно воспринимают любую галиматью.
Раздутый хладнокровными идеологами образ репрессий имел многоцелевое назначение. Одной из целей было разрушение чувства государственности — причем не только советской, а вообще всякой. Это в свою очередь тоже преследовало и политические, и чисто уголовные цели — отвращение к государству было необходимо хотя бы на момент приватизации почти всей государственной собственности.
Частью этой кампании стало категорическое отрицание главного инструмента государства — насилия. Кстати, сейчас мы видим, что отвращение к государственному насилию распространялось именно на собственное государство, а насилие, например, властей США вызывает у наших демократов уважение. В советской истории насилие же представлялось преступным даже в самые критические периоды, когда государственные органы были вынуждены решать срочные и чрезвычайные задачи ради спасения множества жизней граждан. Представить себя и свое поведение в такие моменты люди были неспособны.
М.М.Пришвин пишет в дневнике 1919 г., в разгар гражданской войны: «Представителя свободы коммуниста Алексея Спиридоновича я спросил:
— Как вы можете сажать людей в холодный амбар?
— Это необходимость, — ответил он, — и вы, и всякий посадит, если ему нужно будет собрать с наших крестьян чрезвычайный налог. Сами виноваты плательщики: он приходит, плачет, на коленки становится, уверяя, что у него нет ничего. Его сажают в холодный амбар, и через час он кричит из амбара: «Выпускайте, я заплачу!» Раз, два — и пошла практика, и так повсеместно по всей Советской России начался холодный амбар. И вы сделаете то же самое, если встанете перед государственной задачей собрать чрезвычайный налог». Крестьянин Алексей Спиридонович это понимал и мог толково объяснить писателю-либералу Пришвину. А в конце ХХ века этого не понимал ни либерал-интеллигент, ни квалифицированный рабочий, который перенимал способы мышления у этого интеллигента.
Поражает, насколько умнее и мудрее был даже совсем молодой Пушкин — а ведь все мы его вроде бы учили. В «Капитанской дочке» он пишет, под именем Гринева, об изменениях, произошедших в течение жизни одного поколения (в связи с тем, что капитан Миронов в крепости собирался пытать башкирина из «бунтовщиков»): «Пытка в старину так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия… Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судья, ни подсудимые».
Да, Петр Гринев начала XIX века уже считал пытку «варварским обычаем», но он прекрасно помнит и честно признает, что в 1774 г. он не сомневался в ее необходимости. Можно ли из-за этого проклинать молодого Гринева и уничтожать все жизнеустройство Гринева зрелого? Это можно только в состоянии деградации рационального сознания и способности к рефлексии.
Утрата этой способности приводит к утрате ориентиров и для адекватного восприятия современности. Ведь наша либеральная интеллигенция, занявшая в важных вопросах нынешнего кризиса проамериканскую позицию, начисто забыла свой собственный гнев по отношению в государственному насилию в своей стране (точнее, к воображаемому образу насилия). На наших глазах интеллектуальная элита США сдвигается к признанию пытки как приемлемого для демократического общества инструмента — в ХХI веке! И никакого возмущения в среде российской интеллигенции. Им можно!
Вот сообщение американской прессы: «Алан Дершовитц (Alan Dershowitz), светило Гарварда, поощрительно относится к пыткам (запрещенным конституцией США) в отношении террористов. В интервью он сказал: «Сразу хочу уточнить, что мое предложение вытекает из внутреннего отвращения к пыткам: это тайное и нелегальное явление, которое, к сожалению, существует и которое, будучи не в состоянии искоренить, я бы хотел поставить на службу закону и демократии… Перед бомбой, оснащенной часовым механизмом и готовой взорваться — то есть террористом, располагающим информацией, которая может спасти жизни тысячам невинных людей, — любая настоящая демократия может и должна сделать что-нибудь, чтобы предотвратить взрыв…
Моя цель — узаконить пытку, чтобы иметь возможность контролировать и останавливать ее. Сегодня пытка тайно и нелегально практикуется на всей планете, включая демократические страны, подписавшие международный договор о ее упразднении. ЦРУ по всему миру пустило леденящий душу учебник с самыми жестокими методами «вымогания информации», а комиссары полиции, от Калифорнии до Флориды, ежедневно применяют пытки за закрытыми дверями. Я считаю, что намного лучше было бы ввести ее в рамки закона, сделав видимой и прозрачной, то есть демократичной… Кроме того, я предлагаю ввести «не смертельную» пытку, как, например, разряды тока или иглы под ногти, которые вызовут невыносимую боль, не подвергая опасности жизнь индивида».
Повлияло ли это признание «светила Гарварда» на ненависть к НКВД? Нет, нисколько. Вызвало ли оно ненависть к ЦРУ, ФБР и политической системе США? Нет, нисколько. Значит, перед нами случай расщепления сознания и утраты способности к рефлексии.
Но для нашего нынешнего состояния, видимо, самым губительным было разрушение краткосрочной, оперативной памяти — памяти о тех идеях, словах и делах, которые прямо влияют на нашу жизнь, наши решения и наше поведение именно сегодня. Все понимают, что положение страны очень тяжелое — накапливаются угрозы и тают ресурсы. Сказки про «рост ВВП», благодатные нефтяные цены и нежность к нам со стороны Джорджа Буша и Кондолизы Райс уже мало кого утешают. Но ведь и связно обсудить хотя бы между собой пути выхода из кризиса люди не могут! Они уже не помнят, как мы в эту яму свалились, кто нас в нее вел, какими доводами нас соблазнял. Мы уже забыли, где верх, а где низ, как надо жить человеку, а как не надо. Ведь мы стали непохожи на самих себя — мы забыли, кто мы и откуда!
Невозможно вылезти из ямы, если подорвана способность к рефлексии — способность оглянуться назад и обдумать прежние шаги, найти ошибки и извлечь из них уроки. Рыба заплывает в кошельковый невод, а выплыть не может, хотя выход открыт — она не помнит пути, по которому заплыла. Мы сегодня живем в специально устроенном аномальном состоянии, мы — общество без рефлексии. В таком состоянии общество нежизнеспособно. Оно может выздороветь или распасться, но оно не может долго так существовать. И сама собой болезнь не пройдет, нужна целенаправленная «починка инструментов».
В марте 2004 г. большая передача телевидения была посвящена 15-летию начала забастовок шахтеров Кузбасса, которые нанесли тяжелейших удар по советскому строю. В передаче была показан хроника того времени, участвовал губернатор Кемеровской области А.Г.Тулеев, сами шахтеры, руководители забастовочных комитетов. Последние говорили, что те забастовки были «самым счастливым временем в их жизни». В этом было что-то ненормальное. Уж сегодня-то видно, что шахтеры стали пешкой в циничной политической игре московской номенклатуры и местного начальства шахт. Шахтеры получали самую высокую зарплату по сравнению с рабочими того же квалификационного уровня других профессий. И в то же время они знали, что почти все шахты нерентабельны и получают большие дотации.
В этих условиях требовать «смены общественного строя» и перевода угольной промышленности на рыночные принципы было очевидной глупостью с точки зрения шкурных интересов самих шахтеров. «Рынок» означал для них безработицу, а на уцелевших шахтах сокращение в несколько раз зарплаты горняков и капиталовложений в технологию и охрану труда. На экране мы видим шахтеров 1989 г. веселых, сытых, уверенных в себе — гегемон. Ельцин перед ними заискивает, они его хлопают по плечу. Через несколько лет те же шахтеры, исхудавшие и понурые говорят, что «они теперь стали быдлом». Ну так вспомните, как это получилось! Это же результат ваших собственных решений. Каков был хода ваших мыслей, когда вы голосовали за свои требования? Чего вы ждали, добиваясь отмены государственных дотаций вашим шахтам? Как вы представляли себе действия собственников шахт после их приватизации?
Налицо фатальная ошибка большого числа людей, в том числе, в том числе инженеров, непосредственно руководивших забастовками. Они не считают себя провокаторами, гордятся собой, шахтеры не выдвигают к ним претензий. И все говорят о тяжелейших социальных последствиях к которым привели их собственные действия. Никакой рефлексии, никакой мысли об ошибке — после всего, что было. Похоже на коллективное безумие. Понятно, что и телевидение постаралось так слепить передачу, но ведь и не дети выступали перед телекамерами, могли бы хоть слово вставить, хоть намекнуть.
Нарушение норм рациональности при утрате памяти и способности к рефлексии -большая общенациональная проблема, она сама должна стать предметом усиленной рефлексии, а затем и специальной культурной, образовательной и организационной программа. Пока что признаков осознания этой проблемы не видно. Приведу недавний и всем хорошо известный пример.
В 2002 году в РФ собрали 86 млн. т зерна. 12 октября 2002 Президент В.В.Путин заявил, что в России достигнут рекордный урожай. Он сказал буквально следующее: «В последние годы, несмотря на плохую погоду, удалось добиться таких результатов, которых не было в советское время ».
Как можно было такое сказать? Реальные данные Госкомстата РФ о производстве зерна (в весе после доработки) публикуются регулярно и общедоступны. Они таковы: в 1970 г. в РСФСР было собрано 107 млн. т зерна; в 1973 — 121,5; в 1976 — 119; в 1978 — 127,4; в 1990 — 116,7; в 1992 — 107. Мы видим, что 24 года назад было собрано зерна в полтора раза больше, чем в «рекордный» 2002 г. То есть, представления В.В.Путина о зерновом хозяйстве России ошибочны фундаментально, а не в нюансах. Более того, урожай 1992 г., то есть урожай уже времен реформы, был больше «рекорда» почти на треть. Урожай менее 100 млн. т в последние 20 лет в РСФСР вообще был редкостью. Даже в среднем за пятилетку 1986-1990 гг. зерна собирали 104,3 млн. т в год.
Понятно, что заявления Президента по экономическим вопросам готовятся и редактируются экспертами-экономистами, которые подвизаются при правительстве и администрации президента. Трудно заподозрить их в том, что они хотели «подставить» своего работодателя — они сами были уже неспособны встроить свои количественные измерения во временной контекст. Но ведь это свойственно экономистам как сообществу в целом. Нелепая байка про «рекорд» ходит по СМИ без какой бы то ни было реакции и коррекции уже два года.
Более того, когда в декабре того же 2002 года я изложил этот казус в выступлении на конференции на Экономическом факультете МГУ и привел данные Госкомстата о производстве зерна на территории РФ, по аудитории прокатился гул недоверия и несколько человек с мест закричали, что эти данные касаются всего СССР. Таким образом, многие экономисты, собравшиеся в «лучшем вузе страны», не только не знали, как сказалась реформа на зерновом хозяйстве РФ, но и не помнят, что за декаду 1976-1985 гг. в СССР собиралось в среднем по 193 млн. т зерна в год, а рекордные урожаи доходили до 215 млн. т.
Конечно, экономистам не обязательно помнить точные цифры, их не составляет никакого труда посмотреть в справочнике. Дело в том, что у экономистов утрачен навык мысленно встраивать сообщение с количественной мерой во временной контекст. Ведь утверждение, будто 2002 г. стал рекордным для территории РФ за всю ее историю, вовсе не является тривиальным. Как можно, называя какое-то достижение рекордом, не взглянуть назад и не поинтересоваться, какими были достижения в прошлые годы? Тем более, что уж экономисты должны быть наслышаны о том кризисе, который переживает сельское хозяйство страны. Как могла такая сенсация не вызвать интереса и сомнения? Ведь действительно рекордный урожай в нынешних условиях был бы поистине чудом и должен был бы стать объектом пристального внимания во всем мире. Как же мы дошли до такого состояния умов «сверху донизу»?
Давайте для начала вспомним тот прошедший незамеченным факт, что реформаторы первым делом ликвидировали те главные инструменты рефлексии и коллективной памяти, которые выработала наша культура. К их числу относится, например, регулярный гласный отчет по понятной и весьма строгой форме — чтобы трудно было вилять. Прошел год — и отчитывается руководитель, каждый в рамках своей ответственности, а все слушают и вспоминают. Даже если он где-то приврет или приукрасит, сама форма заставит людей вспомнить. И этот отчет кладется, как летопись наших дел.
Мы, конечно, не очень-то любили производственные совещания, на которых отчитывался директор, профсобрания с отчетом профкома, сессии Верховного Совета с отчетом Косыгина. Мы к ним привыкли и не замечали, что это была привычка вспоминать и обдумывать пройденное — за год, за пятилетку. И вот, эту обязанность вспоминать и обдумывать отменили. Возьмите сегодня любой отчетный доклад Косыгина — и сравните с речами и интервью Гайдара, Черномырдина, Касьянова. Это все равно что сравнить рассуждения Ньютона с пляской шамана. Это такой откат России в культуре памяти и культуре мышления, что за одно это спросится на Страшном суде с нашей демократической интеллигенции: это куда же, козлы-провокаторы, вы привели русский народ?
Если и есть отчеты, составляемые правительством по установленной международными организациями форме, то они остаются практически недоступными для общества. Хорошо, если какой-нибудь знакомый министр даст на пару дней почитать официальный «Доклад о состоянии здоровья населения РФ». В 1993 г. его выпустили тиражом 300 экз., а сейчас и тираж не обозначают. Разве не надо знать гражданину, что произошло за годы реформы со здоровьем населения его страны?
А ведь граждане и даже специалисты утратили доступ к совсем уж элементарному инструменту коллективной памяти — статистическим ежегодникам. В советское время ежегодник «Народное хозяйство СССР» издавался массовым тиражом, содержал ясные и очень информативные показатели с длинными временными рядами, был очень емким и стоил 3 рубля. Я, например, покупал его, будучи студентом, далеким от экономической науки — и видел за цифрами историю, победы и беды России. Теперь вряд ли кто-нибудь и из профессионалов купит ежегодник — скудное по содержанию издание ценой более 1 тыс. руб. Сделаны недоступными простейшие контрольные инструменты рефлексии (отчетные доклады, контрольные цифры и др.), идет быстрая деградация хранилищ материальных носителей памяти (архивов и библиотек). Восстановление даже этих элементарных условий для полнокровного рефлексивного мышления уже стало сложной задачей.
Не имея ни ясно изложенных программ, ни отложившихся, как летописи, отчетов, ни доступной статистики люди и не могут оценить ни пройденного пути, ни дел руководителей. Катимся в яму, а где правители нас обманули или ошиблись, указать не можем. Ведь это исторический феномен, который будущие историки вряд ли смогут понять: Ельцина второй раз выбрали президентом! Уже имелись все основания обвинить его в геноциде народа, в организации войны в Чечне (с предварительной передачей уймы оружия Дудаеву), в сдаче Чечни бандитам, не говоря уж о бандитской приватизации — но все это к моменту выборов люди «забыли»! Пусть выборы были нечисты, это дела не меняет, слишком много русских людей за него голосовало.
А как можно без памяти о пройденном рассуждать о каких-то программах! Это фарс, а не программы. Прочитайте сегодня какой-нибудь проект Директив к пятилетнему плану, зачитанный Косыгиным, и «программу Грефа». Ведь это позор, это даже на шамана не тянет. Так отключение памяти отключает и гражданское чувство — ведь перед нашим носом уже три года размахивают этой «программой Грефа», и мы эту ахинею принимаем. Махнув рукой, ничему не веря — но принимаем. Подходят выборы — и послушно голосуют за того же Грефа и его “программу”. А потом и программа эта куда-то исчезает — и о ней никто не вспоминает.
Сами эти политики как личности для нас несущественны. Но только вспоминая и обдумывая их слова и реальные дела, восстанавливая в уме пройденный за 15 лет путь, мы сможем связать концы с концами, натренируем свои придушенные способности выстроить в уме временной ряд событий, чтобы заглянуть немного вперед. Необходимо вспоминать, что было, что обещалось, что делалось и к чему пришли.
В чем трудность восстановления навыков рефлексии? В том, что причины их поражения фундаментальны и находятся в синергическом (кооперативном) взаимодействии. Соединились и усиливают друг друга политические и мировоззренческие факторы, которые отличают режим переходного периода после 1988 г. Этот режим возник, действовал и сохранялся через погружение общества в состояние перехода «порядок-хаос». Подрыв механизмов и изживание самой «культуры рефлексии» были условием существования этого режима.
Кризис — это вышедшая из рамок порядка борьба интересов, разрушающая структуры сложных общественных систем. Одним из результатов этой борьбы является деформация или более глубокое поражение структур мышления. Здесь особенно наглядно видно появление «странных аттракторов», посредством которых мышление загоняется в весьма стабильные новые структуры, задающие ход мысли, неадекватный реальности. Это состояние само становится источником опасности для существования систем общества и фактором углубления кризиса вплоть до создания системы порочных кругов («исторической ловушки»). Хотя внимание обычно привлекают необъяснимые ошибки в решениях органов власти и управления, основанием для таких ошибок является повреждение инструментов мышления у широких категорий специалистов, связанных с подготовкой решений, а также у широких масс населения как той культурной среды, в которой зарождаются и вызревают идеи.
Сильнее всего это проявляется в политической элите. Можно, например, говорить об утрате управленческими структурами «системной памяти», наличие которой и делает возможной рефлексию. За последние 15 лет произошло повреждение и частичная деструкция структур мышления значительной части работников управления и органов власти РФ, а также их социальной базы — гуманитарной и научно-технической интеллигенции. Из этой среды новые («странные») нормы и приемы мышления диффундируют в массу людей с более низким уровнем образования. Результатом стала общая неспособность рационально оценивать опасности, прогнозировать риски и осуществлять контроль над чрезвычайными событиями и процессами. Более того, неадекватные умозаключения сами становятся источниками опасности и порождают саморазрушение систем.
Можно говорить о кризисе когнитивной структуры управления — всей системы средств познания и доказательства, которые применяются при выработке решений. Это не могло не вызвать и кризиса сообщества управленцев. Ведь оно, как и любое профессиональное сообщество, соединяется не административными узами, а общим инструментарием. Масштабы деформации когнитивной структуры таковы, что на деле надо констатировать распад сообщества. Разумеется, работники управления — умные и образованные люди, они часто произносят разумные речи, но эти «атомы разума» не соединяются в систему, что и говорит о распаде сообщества.
Для такого вывода имеются необходимые и достаточные признаки. Во-первых, социально важные решения, полученные с явным нарушением логики и меры, а иногда и прямая ложь политизированных управленцев не вызывают санкций со стороны коллег — это означает, что сообщества не существует. Есть конгломерат личностей и клики, собранные «по интересам», но нет социальной системы, соединенной общими нормами и общей этикой. Во-вторых, взаимоисключающие утверждения, которые кладутся в основу решений, не становятся предметом дебатов с целью найти причины расхождений. А ведь такие расхождения с невыявленными «корнями» ставят под угрозу целостность когнитивной структуры и всегда вызывают тревогу сообщества. В настоящее время они не порождают ни тревоги, ни дебатов, даже не вызывают удивления и любопытства.
Состояние системы управления в России ныне таково, что оно будит и актуализирует латентные опасности и выводит на уровень потенциально смертельных даже те опасности, которые могли бы контролироваться с ничтожными затратами. Мы обычно сводим дело к коррупции и некомпетентности, но еще большая беда состоит в том, что власти делают ошибку за ошибкой — и никаких признаков рефлексии и «обучаемости».
Глава 24. Угасание рациональности: имитация
Я не представляю, как можно, взвешивая историю не на фальшивых весах, не признать, что советский строй проявил необычную силу и провел страну раненную, но полную жизни, через самые тяжелые периоды. Представьте, что мы входим в ту войну или послевоенную разруху не с ВКП(б), а во главе с нынешней либерально-демократической тусовкой, не с Жуковым и Молотовым, а с Грачевым и Козыревым, не с солидарными карточками, а с либерализацией цен. Но ведь чтобы все это сопоставить, надо «прокатать в уме» прошлое и прикинуть себя самого в эти критические моменты, свое восприятие той реальности. Только тогда ты поймешь настоящее и освоишь будущее. Нужна рефлексия — а ее нет!
Вот, мы уже двадцать лет слышим непрерывный хор на манер греческого: «Сорок миллионов расстрелянных! Нет, шестьдесят три миллиона! Нет, двести тридцать миллионов!» Разве не поразительно — после обнародования точных и подвергнутых перекрестной проверке архивных данных о репрессиях, в университетах США в курсах истории приводятся именно эти достоверные данные, а в РФ продолжается фальсификация недавней истории. В этой какофонии люди просто вынуждены «все забыть», чтобы не быть в невыносимом постоянном конфликте с тем, что они слышат. Их память отупела, как под наркозом. И они равнодушно воспринимают любую галиматью.
Раздутый хладнокровными идеологами образ репрессий имел многоцелевое назначение. Одной из целей было разрушение чувства государственности — причем не только советской, а вообще всякой. Это в свою очередь тоже преследовало и политические, и чисто уголовные цели — отвращение к государству было необходимо хотя бы на момент приватизации почти всей государственной собственности.
Частью этой кампании стало категорическое отрицание главного инструмента государства — насилия. Кстати, сейчас мы видим, что отвращение к государственному насилию распространялось именно на собственное государство, а насилие, например, властей США вызывает у наших демократов уважение. В советской истории насилие же представлялось преступным даже в самые критические периоды, когда государственные органы были вынуждены решать срочные и чрезвычайные задачи ради спасения множества жизней граждан. Представить себя и свое поведение в такие моменты люди были неспособны.
М.М.Пришвин пишет в дневнике 1919 г., в разгар гражданской войны: «Представителя свободы коммуниста Алексея Спиридоновича я спросил:
— Как вы можете сажать людей в холодный амбар?
— Это необходимость, — ответил он, — и вы, и всякий посадит, если ему нужно будет собрать с наших крестьян чрезвычайный налог. Сами виноваты плательщики: он приходит, плачет, на коленки становится, уверяя, что у него нет ничего. Его сажают в холодный амбар, и через час он кричит из амбара: «Выпускайте, я заплачу!» Раз, два — и пошла практика, и так повсеместно по всей Советской России начался холодный амбар. И вы сделаете то же самое, если встанете перед государственной задачей собрать чрезвычайный налог». Крестьянин Алексей Спиридонович это понимал и мог толково объяснить писателю-либералу Пришвину. А в конце ХХ века этого не понимал ни либерал-интеллигент, ни квалифицированный рабочий, который перенимал способы мышления у этого интеллигента.
Поражает, насколько умнее и мудрее был даже совсем молодой Пушкин — а ведь все мы его вроде бы учили. В «Капитанской дочке» он пишет, под именем Гринева, об изменениях, произошедших в течение жизни одного поколения (в связи с тем, что капитан Миронов в крепости собирался пытать башкирина из «бунтовщиков»): «Пытка в старину так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия… Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судья, ни подсудимые».
Да, Петр Гринев начала XIX века уже считал пытку «варварским обычаем», но он прекрасно помнит и честно признает, что в 1774 г. он не сомневался в ее необходимости. Можно ли из-за этого проклинать молодого Гринева и уничтожать все жизнеустройство Гринева зрелого? Это можно только в состоянии деградации рационального сознания и способности к рефлексии.
Утрата этой способности приводит к утрате ориентиров и для адекватного восприятия современности. Ведь наша либеральная интеллигенция, занявшая в важных вопросах нынешнего кризиса проамериканскую позицию, начисто забыла свой собственный гнев по отношению в государственному насилию в своей стране (точнее, к воображаемому образу насилия). На наших глазах интеллектуальная элита США сдвигается к признанию пытки как приемлемого для демократического общества инструмента — в ХХI веке! И никакого возмущения в среде российской интеллигенции. Им можно!
Вот сообщение американской прессы: «Алан Дершовитц (Alan Dershowitz), светило Гарварда, поощрительно относится к пыткам (запрещенным конституцией США) в отношении террористов. В интервью он сказал: «Сразу хочу уточнить, что мое предложение вытекает из внутреннего отвращения к пыткам: это тайное и нелегальное явление, которое, к сожалению, существует и которое, будучи не в состоянии искоренить, я бы хотел поставить на службу закону и демократии… Перед бомбой, оснащенной часовым механизмом и готовой взорваться — то есть террористом, располагающим информацией, которая может спасти жизни тысячам невинных людей, — любая настоящая демократия может и должна сделать что-нибудь, чтобы предотвратить взрыв…
Моя цель — узаконить пытку, чтобы иметь возможность контролировать и останавливать ее. Сегодня пытка тайно и нелегально практикуется на всей планете, включая демократические страны, подписавшие международный договор о ее упразднении. ЦРУ по всему миру пустило леденящий душу учебник с самыми жестокими методами «вымогания информации», а комиссары полиции, от Калифорнии до Флориды, ежедневно применяют пытки за закрытыми дверями. Я считаю, что намного лучше было бы ввести ее в рамки закона, сделав видимой и прозрачной, то есть демократичной… Кроме того, я предлагаю ввести «не смертельную» пытку, как, например, разряды тока или иглы под ногти, которые вызовут невыносимую боль, не подвергая опасности жизнь индивида».
Повлияло ли это признание «светила Гарварда» на ненависть к НКВД? Нет, нисколько. Вызвало ли оно ненависть к ЦРУ, ФБР и политической системе США? Нет, нисколько. Значит, перед нами случай расщепления сознания и утраты способности к рефлексии.
Но для нашего нынешнего состояния, видимо, самым губительным было разрушение краткосрочной, оперативной памяти — памяти о тех идеях, словах и делах, которые прямо влияют на нашу жизнь, наши решения и наше поведение именно сегодня. Все понимают, что положение страны очень тяжелое — накапливаются угрозы и тают ресурсы. Сказки про «рост ВВП», благодатные нефтяные цены и нежность к нам со стороны Джорджа Буша и Кондолизы Райс уже мало кого утешают. Но ведь и связно обсудить хотя бы между собой пути выхода из кризиса люди не могут! Они уже не помнят, как мы в эту яму свалились, кто нас в нее вел, какими доводами нас соблазнял. Мы уже забыли, где верх, а где низ, как надо жить человеку, а как не надо. Ведь мы стали непохожи на самих себя — мы забыли, кто мы и откуда!
Невозможно вылезти из ямы, если подорвана способность к рефлексии — способность оглянуться назад и обдумать прежние шаги, найти ошибки и извлечь из них уроки. Рыба заплывает в кошельковый невод, а выплыть не может, хотя выход открыт — она не помнит пути, по которому заплыла. Мы сегодня живем в специально устроенном аномальном состоянии, мы — общество без рефлексии. В таком состоянии общество нежизнеспособно. Оно может выздороветь или распасться, но оно не может долго так существовать. И сама собой болезнь не пройдет, нужна целенаправленная «починка инструментов».
В марте 2004 г. большая передача телевидения была посвящена 15-летию начала забастовок шахтеров Кузбасса, которые нанесли тяжелейших удар по советскому строю. В передаче была показан хроника того времени, участвовал губернатор Кемеровской области А.Г.Тулеев, сами шахтеры, руководители забастовочных комитетов. Последние говорили, что те забастовки были «самым счастливым временем в их жизни». В этом было что-то ненормальное. Уж сегодня-то видно, что шахтеры стали пешкой в циничной политической игре московской номенклатуры и местного начальства шахт. Шахтеры получали самую высокую зарплату по сравнению с рабочими того же квалификационного уровня других профессий. И в то же время они знали, что почти все шахты нерентабельны и получают большие дотации.
В этих условиях требовать «смены общественного строя» и перевода угольной промышленности на рыночные принципы было очевидной глупостью с точки зрения шкурных интересов самих шахтеров. «Рынок» означал для них безработицу, а на уцелевших шахтах сокращение в несколько раз зарплаты горняков и капиталовложений в технологию и охрану труда. На экране мы видим шахтеров 1989 г. веселых, сытых, уверенных в себе — гегемон. Ельцин перед ними заискивает, они его хлопают по плечу. Через несколько лет те же шахтеры, исхудавшие и понурые говорят, что «они теперь стали быдлом». Ну так вспомните, как это получилось! Это же результат ваших собственных решений. Каков был хода ваших мыслей, когда вы голосовали за свои требования? Чего вы ждали, добиваясь отмены государственных дотаций вашим шахтам? Как вы представляли себе действия собственников шахт после их приватизации?
Налицо фатальная ошибка большого числа людей, в том числе, в том числе инженеров, непосредственно руководивших забастовками. Они не считают себя провокаторами, гордятся собой, шахтеры не выдвигают к ним претензий. И все говорят о тяжелейших социальных последствиях к которым привели их собственные действия. Никакой рефлексии, никакой мысли об ошибке — после всего, что было. Похоже на коллективное безумие. Понятно, что и телевидение постаралось так слепить передачу, но ведь и не дети выступали перед телекамерами, могли бы хоть слово вставить, хоть намекнуть.
Нарушение норм рациональности при утрате памяти и способности к рефлексии -большая общенациональная проблема, она сама должна стать предметом усиленной рефлексии, а затем и специальной культурной, образовательной и организационной программа. Пока что признаков осознания этой проблемы не видно. Приведу недавний и всем хорошо известный пример.
В 2002 году в РФ собрали 86 млн. т зерна. 12 октября 2002 Президент В.В.Путин заявил, что в России достигнут рекордный урожай. Он сказал буквально следующее: «В последние годы, несмотря на плохую погоду, удалось добиться таких результатов, которых не было в советское время ».
Как можно было такое сказать? Реальные данные Госкомстата РФ о производстве зерна (в весе после доработки) публикуются регулярно и общедоступны. Они таковы: в 1970 г. в РСФСР было собрано 107 млн. т зерна; в 1973 — 121,5; в 1976 — 119; в 1978 — 127,4; в 1990 — 116,7; в 1992 — 107. Мы видим, что 24 года назад было собрано зерна в полтора раза больше, чем в «рекордный» 2002 г. То есть, представления В.В.Путина о зерновом хозяйстве России ошибочны фундаментально, а не в нюансах. Более того, урожай 1992 г., то есть урожай уже времен реформы, был больше «рекорда» почти на треть. Урожай менее 100 млн. т в последние 20 лет в РСФСР вообще был редкостью. Даже в среднем за пятилетку 1986-1990 гг. зерна собирали 104,3 млн. т в год.
Понятно, что заявления Президента по экономическим вопросам готовятся и редактируются экспертами-экономистами, которые подвизаются при правительстве и администрации президента. Трудно заподозрить их в том, что они хотели «подставить» своего работодателя — они сами были уже неспособны встроить свои количественные измерения во временной контекст. Но ведь это свойственно экономистам как сообществу в целом. Нелепая байка про «рекорд» ходит по СМИ без какой бы то ни было реакции и коррекции уже два года.
Более того, когда в декабре того же 2002 года я изложил этот казус в выступлении на конференции на Экономическом факультете МГУ и привел данные Госкомстата о производстве зерна на территории РФ, по аудитории прокатился гул недоверия и несколько человек с мест закричали, что эти данные касаются всего СССР. Таким образом, многие экономисты, собравшиеся в «лучшем вузе страны», не только не знали, как сказалась реформа на зерновом хозяйстве РФ, но и не помнят, что за декаду 1976-1985 гг. в СССР собиралось в среднем по 193 млн. т зерна в год, а рекордные урожаи доходили до 215 млн. т.
Конечно, экономистам не обязательно помнить точные цифры, их не составляет никакого труда посмотреть в справочнике. Дело в том, что у экономистов утрачен навык мысленно встраивать сообщение с количественной мерой во временной контекст. Ведь утверждение, будто 2002 г. стал рекордным для территории РФ за всю ее историю, вовсе не является тривиальным. Как можно, называя какое-то достижение рекордом, не взглянуть назад и не поинтересоваться, какими были достижения в прошлые годы? Тем более, что уж экономисты должны быть наслышаны о том кризисе, который переживает сельское хозяйство страны. Как могла такая сенсация не вызвать интереса и сомнения? Ведь действительно рекордный урожай в нынешних условиях был бы поистине чудом и должен был бы стать объектом пристального внимания во всем мире. Как же мы дошли до такого состояния умов «сверху донизу»?
Давайте для начала вспомним тот прошедший незамеченным факт, что реформаторы первым делом ликвидировали те главные инструменты рефлексии и коллективной памяти, которые выработала наша культура. К их числу относится, например, регулярный гласный отчет по понятной и весьма строгой форме — чтобы трудно было вилять. Прошел год — и отчитывается руководитель, каждый в рамках своей ответственности, а все слушают и вспоминают. Даже если он где-то приврет или приукрасит, сама форма заставит людей вспомнить. И этот отчет кладется, как летопись наших дел.
Мы, конечно, не очень-то любили производственные совещания, на которых отчитывался директор, профсобрания с отчетом профкома, сессии Верховного Совета с отчетом Косыгина. Мы к ним привыкли и не замечали, что это была привычка вспоминать и обдумывать пройденное — за год, за пятилетку. И вот, эту обязанность вспоминать и обдумывать отменили. Возьмите сегодня любой отчетный доклад Косыгина — и сравните с речами и интервью Гайдара, Черномырдина, Касьянова. Это все равно что сравнить рассуждения Ньютона с пляской шамана. Это такой откат России в культуре памяти и культуре мышления, что за одно это спросится на Страшном суде с нашей демократической интеллигенции: это куда же, козлы-провокаторы, вы привели русский народ?
Если и есть отчеты, составляемые правительством по установленной международными организациями форме, то они остаются практически недоступными для общества. Хорошо, если какой-нибудь знакомый министр даст на пару дней почитать официальный «Доклад о состоянии здоровья населения РФ». В 1993 г. его выпустили тиражом 300 экз., а сейчас и тираж не обозначают. Разве не надо знать гражданину, что произошло за годы реформы со здоровьем населения его страны?
А ведь граждане и даже специалисты утратили доступ к совсем уж элементарному инструменту коллективной памяти — статистическим ежегодникам. В советское время ежегодник «Народное хозяйство СССР» издавался массовым тиражом, содержал ясные и очень информативные показатели с длинными временными рядами, был очень емким и стоил 3 рубля. Я, например, покупал его, будучи студентом, далеким от экономической науки — и видел за цифрами историю, победы и беды России. Теперь вряд ли кто-нибудь и из профессионалов купит ежегодник — скудное по содержанию издание ценой более 1 тыс. руб. Сделаны недоступными простейшие контрольные инструменты рефлексии (отчетные доклады, контрольные цифры и др.), идет быстрая деградация хранилищ материальных носителей памяти (архивов и библиотек). Восстановление даже этих элементарных условий для полнокровного рефлексивного мышления уже стало сложной задачей.
Не имея ни ясно изложенных программ, ни отложившихся, как летописи, отчетов, ни доступной статистики люди и не могут оценить ни пройденного пути, ни дел руководителей. Катимся в яму, а где правители нас обманули или ошиблись, указать не можем. Ведь это исторический феномен, который будущие историки вряд ли смогут понять: Ельцина второй раз выбрали президентом! Уже имелись все основания обвинить его в геноциде народа, в организации войны в Чечне (с предварительной передачей уймы оружия Дудаеву), в сдаче Чечни бандитам, не говоря уж о бандитской приватизации — но все это к моменту выборов люди «забыли»! Пусть выборы были нечисты, это дела не меняет, слишком много русских людей за него голосовало.
А как можно без памяти о пройденном рассуждать о каких-то программах! Это фарс, а не программы. Прочитайте сегодня какой-нибудь проект Директив к пятилетнему плану, зачитанный Косыгиным, и «программу Грефа». Ведь это позор, это даже на шамана не тянет. Так отключение памяти отключает и гражданское чувство — ведь перед нашим носом уже три года размахивают этой «программой Грефа», и мы эту ахинею принимаем. Махнув рукой, ничему не веря — но принимаем. Подходят выборы — и послушно голосуют за того же Грефа и его “программу”. А потом и программа эта куда-то исчезает — и о ней никто не вспоминает.
Сами эти политики как личности для нас несущественны. Но только вспоминая и обдумывая их слова и реальные дела, восстанавливая в уме пройденный за 15 лет путь, мы сможем связать концы с концами, натренируем свои придушенные способности выстроить в уме временной ряд событий, чтобы заглянуть немного вперед. Необходимо вспоминать, что было, что обещалось, что делалось и к чему пришли.
В чем трудность восстановления навыков рефлексии? В том, что причины их поражения фундаментальны и находятся в синергическом (кооперативном) взаимодействии. Соединились и усиливают друг друга политические и мировоззренческие факторы, которые отличают режим переходного периода после 1988 г. Этот режим возник, действовал и сохранялся через погружение общества в состояние перехода «порядок-хаос». Подрыв механизмов и изживание самой «культуры рефлексии» были условием существования этого режима.
Кризис — это вышедшая из рамок порядка борьба интересов, разрушающая структуры сложных общественных систем. Одним из результатов этой борьбы является деформация или более глубокое поражение структур мышления. Здесь особенно наглядно видно появление «странных аттракторов», посредством которых мышление загоняется в весьма стабильные новые структуры, задающие ход мысли, неадекватный реальности. Это состояние само становится источником опасности для существования систем общества и фактором углубления кризиса вплоть до создания системы порочных кругов («исторической ловушки»). Хотя внимание обычно привлекают необъяснимые ошибки в решениях органов власти и управления, основанием для таких ошибок является повреждение инструментов мышления у широких категорий специалистов, связанных с подготовкой решений, а также у широких масс населения как той культурной среды, в которой зарождаются и вызревают идеи.
Сильнее всего это проявляется в политической элите. Можно, например, говорить об утрате управленческими структурами «системной памяти», наличие которой и делает возможной рефлексию. За последние 15 лет произошло повреждение и частичная деструкция структур мышления значительной части работников управления и органов власти РФ, а также их социальной базы — гуманитарной и научно-технической интеллигенции. Из этой среды новые («странные») нормы и приемы мышления диффундируют в массу людей с более низким уровнем образования. Результатом стала общая неспособность рационально оценивать опасности, прогнозировать риски и осуществлять контроль над чрезвычайными событиями и процессами. Более того, неадекватные умозаключения сами становятся источниками опасности и порождают саморазрушение систем.
Можно говорить о кризисе когнитивной структуры управления — всей системы средств познания и доказательства, которые применяются при выработке решений. Это не могло не вызвать и кризиса сообщества управленцев. Ведь оно, как и любое профессиональное сообщество, соединяется не административными узами, а общим инструментарием. Масштабы деформации когнитивной структуры таковы, что на деле надо констатировать распад сообщества. Разумеется, работники управления — умные и образованные люди, они часто произносят разумные речи, но эти «атомы разума» не соединяются в систему, что и говорит о распаде сообщества.
Для такого вывода имеются необходимые и достаточные признаки. Во-первых, социально важные решения, полученные с явным нарушением логики и меры, а иногда и прямая ложь политизированных управленцев не вызывают санкций со стороны коллег — это означает, что сообщества не существует. Есть конгломерат личностей и клики, собранные «по интересам», но нет социальной системы, соединенной общими нормами и общей этикой. Во-вторых, взаимоисключающие утверждения, которые кладутся в основу решений, не становятся предметом дебатов с целью найти причины расхождений. А ведь такие расхождения с невыявленными «корнями» ставят под угрозу целостность когнитивной структуры и всегда вызывают тревогу сообщества. В настоящее время они не порождают ни тревоги, ни дебатов, даже не вызывают удивления и любопытства.
Состояние системы управления в России ныне таково, что оно будит и актуализирует латентные опасности и выводит на уровень потенциально смертельных даже те опасности, которые могли бы контролироваться с ничтожными затратами. Мы обычно сводим дело к коррупции и некомпетентности, но еще большая беда состоит в том, что власти делают ошибку за ошибкой — и никаких признаков рефлексии и «обучаемости».
Глава 24. Угасание рациональности: имитация
В главе, посвященной рефлексии, говорилось, что необходимо вспоминать — что было, что обещалось, что делалось и к чему пришли.
Говорилось также, что подрыв способности к рефлексии влечет за собой и утрату навыков проекции, то есть предвидения будущего, будущих последствий наших нынешних решений. Но проектирование, то есть выстраивание образа будущего и составление плана действий по его утверждению или предотвращению, является одной из главных функций рационального сознания, одним из важных видов деятельности человека разумного.
Эффективным бывает такое проектирование, в котором мы критически осваиваем уроки прошлого, собираем и перерабатываем максимально достоверную информацию о настоящем и тенденциях его изменения, учитываем наличие реально доступных нам средств, все непреодолимые ограничения, зоны неустранимой неопределенности — и соединяем творчество в изобретении новых подходов с хладнокровной оценкой всех альтернатив.
Ясно, что помимо памяти и способности к рефлексии для проектирования требуются навыки реалистического мышления. Аутистическое сознание порождает не проект, а «грезы наяву». Устремленное в будущее, оно приводит к нелепым ситуациям, примеры которых нынешняя российская реальность дает достаточно. Вспомним хотя бы законопроект, который весной 2004 г. с энтузиазмом поддержали все депутаты от «партии власти» — о запрещении шествий и демонстраций вблизи административных зданий. Поражает вывернутый наизнанку аутизм нашей политической элиты. И инстанции, в недрах которых готовился закон, и депутаты посчитали, что шествия в нынешней обстановке в РФ могут быть только плохими, оппозиционными. Значит, запретить!
Какой конфуз — буквально в тот же день выступил Патриарх Московский и всея Руси и заявил, что на 24 июня Православная церковь запланировала крестный ход на Красной площади, от храма Христа-Спасителя до соборов самого Кремля. Но это — типичное шествие общественной организации, оно оказывается вне закона, православные должны двигаться «в специально отведенные места». Через несколько дней после принятия закона, 9 мая, ветераны собирались торжественно идти возлагать венок к Вечному огню. Тоже, оказалось, нельзя — близко к административному зданию. Пришлось самому Президенту поправить собственных депутатов.
Таким образом, когда система этих взаимосвязанных интеллектуальных и вообще духовных операций иссыхает и деградирует, то резко сужается “горизонт будущего”, подавляется творчество и набор альтернатив очень часто стягивается в точку — альтернатив не остается. Рациональное сознание вырождается в идею-фикс. Иного не дано! Проектирование заменяется имитацией. К имитации склоняются культуры, оказавшиеся неспособными ответить на вызов времени, и это служит признаком упадка и часто принимает карикатурные формы. Так вожди гавайских племен при контактах с европейцами обзавелись швейными машинками, в которых видели символ могущества — и эти машинки красовались перед входом в их шалаши, приходя в негодность после первого дождя.
Говорилось также, что подрыв способности к рефлексии влечет за собой и утрату навыков проекции, то есть предвидения будущего, будущих последствий наших нынешних решений. Но проектирование, то есть выстраивание образа будущего и составление плана действий по его утверждению или предотвращению, является одной из главных функций рационального сознания, одним из важных видов деятельности человека разумного.
Эффективным бывает такое проектирование, в котором мы критически осваиваем уроки прошлого, собираем и перерабатываем максимально достоверную информацию о настоящем и тенденциях его изменения, учитываем наличие реально доступных нам средств, все непреодолимые ограничения, зоны неустранимой неопределенности — и соединяем творчество в изобретении новых подходов с хладнокровной оценкой всех альтернатив.
Ясно, что помимо памяти и способности к рефлексии для проектирования требуются навыки реалистического мышления. Аутистическое сознание порождает не проект, а «грезы наяву». Устремленное в будущее, оно приводит к нелепым ситуациям, примеры которых нынешняя российская реальность дает достаточно. Вспомним хотя бы законопроект, который весной 2004 г. с энтузиазмом поддержали все депутаты от «партии власти» — о запрещении шествий и демонстраций вблизи административных зданий. Поражает вывернутый наизнанку аутизм нашей политической элиты. И инстанции, в недрах которых готовился закон, и депутаты посчитали, что шествия в нынешней обстановке в РФ могут быть только плохими, оппозиционными. Значит, запретить!
Какой конфуз — буквально в тот же день выступил Патриарх Московский и всея Руси и заявил, что на 24 июня Православная церковь запланировала крестный ход на Красной площади, от храма Христа-Спасителя до соборов самого Кремля. Но это — типичное шествие общественной организации, оно оказывается вне закона, православные должны двигаться «в специально отведенные места». Через несколько дней после принятия закона, 9 мая, ветераны собирались торжественно идти возлагать венок к Вечному огню. Тоже, оказалось, нельзя — близко к административному зданию. Пришлось самому Президенту поправить собственных депутатов.
Таким образом, когда система этих взаимосвязанных интеллектуальных и вообще духовных операций иссыхает и деградирует, то резко сужается “горизонт будущего”, подавляется творчество и набор альтернатив очень часто стягивается в точку — альтернатив не остается. Рациональное сознание вырождается в идею-фикс. Иного не дано! Проектирование заменяется имитацией. К имитации склоняются культуры, оказавшиеся неспособными ответить на вызов времени, и это служит признаком упадка и часто принимает карикатурные формы. Так вожди гавайских племен при контактах с европейцами обзавелись швейными машинками, в которых видели символ могущества — и эти машинки красовались перед входом в их шалаши, приходя в негодность после первого дождя.