Кард Орсон Скотт. Театр Теней

   – Но в конце концов это у тебя не выйдет.
   – Как у большинства из нас. У всех в общем-то, если только не окажется, что права сестра Карлотта со своим христианством.
   – Ты хочешь чего-то достичь до того, как умрешь.
   Боб вздохнул:
   – Если ты этого хочешь, то не обязательно каждый хочет.
   – Любому человеку свойственна потребность – что-то после себя оставить.
   – А я не человек.
   – Да, ты сверхчеловек, – сказала она с отвращением. – С тобой говорить без толку, Боб.
   – И все же ты все время пытаешься.
   Однако Петра отлично знала, что у Боба те же чувства, что у нее – мало просто скрываться, переезжать с места на место, где автобусом, где поездом, где самолетом на другой конец света, чтобы через несколько дней начать все снова.
   Единственная важная причина оставаться в живых – сохранять независимость достаточно надолго, чтобы действовать против Ахилла. Однако Боб отрицал, будто у него есть такой мотив, и потому они оба ничего не делали.
   Боб бесил Петру еще с тех времен, как она встретила его в Боевой школе. Он был такой невероятный лилипут, такой не по летам созревший, что казался надменным даже когда здоровался, а потом, когда ей пришлось годами с ним работать и понять его истинную цену в Командной школе, Петра единственная из всего джиша Эндера любила Боба.
   И действительно любила, не покровительственно, как старший младшего, беря его под крыло. У нее никогда не было иллюзии, что Бобу нужна какая бы то ни было защита. Он попал в Боевую школу безупречным выживателем и за несколько дней, если не часов, разобрался в ее пружинах и шестернях лучше всякого другого. То же повторилось и в Тактической школе, и в Командной школе, и в решающие недели до прибытия Эндера на Эрос, когда джишем командовал Боб во время учений.
   Остальные его терпеть не могли за то, что самый из них молодой был выбран командовать вместо Эндера, и потому что боялись, что он навсегда останется командиром. Все так обрадовались, когда прилетел Эндер, и даже не пытались это скрыть. Боба это должно было ранить, но, кажется, только Петра думала о его чувствах. А толку ему с того? Меньше всех о чувствах Боба думал сам Боб.
   Но он ценил ее дружбу, хотя очень редко это показывал. И когда ее свалила усталость в бою, именно он взял на себя ее работу, и только он показал, что верит в нее так же твердо, как до того. Даже Эндер никогда уже не доверял ей задания такой важности, как раньше. Но Боб остался ее другом, пусть он даже подчинялся приказам Эндера и приглядывал за ней во всех следующих битвах, готовый сменить ее, если она снова свалится.
   Именно на Боба она рассчитывала, когда русские ее похитили, именно от него ожидала, что он поймет послание, заключенное в графической примочке к письму. И когда она оказалась во власти Ахилла, только на Боба она надеялась ради своего спасения. И он понял послание, и он спас ее от этого зверя.
   Пусть Боб притворяется даже перед собой, что интересуется лишь собственным выживанием, – на самом деле он был самым верным из друзей. Никогда не действуя только ради себя, он рисковал жизнью не задумываясь, если считал, что это для правого дела. Но он не понимал этого сам. Он считал себя полностью недостойным любви и потому невероятно долго не мог понять, когда его кто-нибудь любил. Наконец он понял это в сестре Карлотте, еще до того, как она погибла. Но никак не показывал, что понял чувства Петры к нему. Конечно, сейчас он уже выше ее, и потому обращается с ней как с докучной младшей сестрой.
   И от этого она готова была глаза ему выцарапать.
   Но все равно она решила его не покидать – и не потому что ее выживание зависело от него, не только. Она боялась, что стоит предоставить его самому себе, как он ввяжется в какой-нибудь отчаянный план, жертвуя жизнью, чтобы положить конец Ахиллу, а этот исход был неприемлем – по крайней мере для Петры.
   Потому что она уже твердо решила, что Боб ошибается, говоря, что детей у него не будет, что генетические изменения, сделавшие его гением, должны умереть с ним, когда его наконец добьет его неуправляемый рост.
   Более того, Петра сама собиралась вынашивать его детей.
   И вот сейчас приходилось глядеть, как он сводит себя с ума постоянными занятиями, которые ни к чему важному не вели, и становится все более несносным и раздражительным. И Петре не всегда хватало самообладания, чтобы не огрызнуться. Они на самом деле любили друг друга, и пока что эту грызню удавалось удержать на уровне «только шутка», но что-то уже пора было менять, и срочно, иначе они действительно поругаются так, что нельзя будет дальше оставаться вместе – а как же тогда ее планы рожать детей Боба?
   Что заставило в конце концов Боба принять решение – это когда Петра вспомнила Эндера Виггина.
   – Зачем он спас человечество? – сказала она со злобой изнеможения в аэропорту Дарвина.
   – Чтобы перестать играть в эту дурацкую игру.
   – Но ведь не для того, чтобы миром правил Ахилл.
   – Когда-нибудь Ахилл помрет. Как Калигула помер.
   – Ему друзья помогли, – напомнила Петра.
   – А когда он умрет, после него будет кто-нибудь получше. После Сталина был Хрущев. А после Калигулы – Марк Аврелий.
   – Не сразу после. Сначала тридцать миллионов погибли в правление Сталина.
   – Что ж, эти тридцать миллионов раньше избавились от его власти.
   Иногда Боб говорил совершенно ужасные вещи, но Петра хорошо его знала и понимала, что так бездушно он мог говорить только в очень подавленном состоянии. В такие минуты он погружался в мысли о том, что он не человек и что эта разница его убивает.
   – Ты совсем не такой равнодушный, – сказала она.
   Обычно он спорил, когда она пыталась убедить его в том, что он человек. Сейчас он не стал, и Петре хотелось думать, что она добилась какого-то успеха, но могло быть и другое: ему стало безразлично, что она думает, и только поэтому он перестал отвечать.
   – Если я где-то осяду, – сказал он, – мои шансы выжить становятся нулевыми.
   Ее кольнуло, что он сказал «мои шансы», а не «наши».
   – Ты ненавидишь Ахилла и не хочешь, чтобы он правил миром, и если тебе может представиться шанс ему помешать, то надо осесть на месте и начать работать.
   – Ладно, если ты такая умная, скажи мне, где такое место, чтобы мне там не грозила смерть.
   – В Ватикане, – сказала Петра.
   – И сколько акров в этом царстве? И насколько склонны кардиналы будут слушать мальчишку, которому самое место при алтаре прислуживать?
   – Ладно, тогда где-то в границах Мусульманской Лиги.
   – Мы – неверные, – напомнил ей Боб.
   – А они – люди, которые твердо решили не подпадать под господство китайцев, или Гегемона, или вообще кого бы то ни было.
   – Я говорю, что они не захотят нас принимать.
   – А я говорю, что захотят или не захотят, но мы – враги их врага.
   – Мы двое детей, у нас нет армии, нет ценной информации, нет влияния.
   Это было настолько смешно, что Петра даже отвечать не стала. К тому же она наконец победила – он заговорил о том, где осесть и работать, а не делать ли это вообще.
   Они оказались в Польше и, доехав на поезде от Катовице до Варшавы, прошли пешком через Лазенки, один из самых больших парков Европы, с вековыми тропами, петляющими среди огромных деревьев и саженцев, которые через много лет их заменят.
   – Ты бывал здесь с сестрой Карлоттой? – спросила Петра.
   – Однажды. У Эндера есть польская кровь, ты это знаешь?
   – Со стороны матери, наверное. Виггин – не польская фамилия.
   – Она заменила фамилию Вечорек, – пояснил Боб. – Тебе не показалось, что мистер Виггин похож на поляка? Он бы здесь отлично смотрелся. Хотя в наше время нация мало что значит.
   – Нация? – удивилась Петра. – То, за что люди веками сражались и погибали?
   – Я имею в виду происхождение. Многие сегодня частично от того народа, частично от другого… Я считаюсь греком, но мать моей матери была дипломатом из племени ибо, так что… в Африке я смотрюсь полным греком, а в Греции – очень похожим на африканца. А лично мне на это в высшей степени наплевать.
   – Ты – особый случай, Боб. У тебя никогда не было родины.
   – И детства тоже.
   – Нам, воспитанникам Боевой школы, мало досталось и того и другого.
   – И вот почему, наверное, столько ребят из Боевой школы так отчаянно доказывают свою преданность стране своего рождения.
   Похоже было на правду.
   – Раз у нас так мало корней, мы держимся за те, что есть.
   Она вспомнила Влада, до фанатичности русского, и Горячего Супчика – Хань Цзы, фанатичного китайца, и оба они добровольно помогли Ахиллу, когда он делал вид, что работает для их страны.
   – И никто нам до конца не доверяет, – добавил Боб, – потому что все знают: наша истинная родина – космос. Наша верность – нашим товарищам по оружию.
   – Или нам самим, – отозвалась Петра, думая об Ахилле.
   – Я никогда и не делал вид, что у меня не так.
   Очевидно, он решил, что она говорит о нем.
   – Ты так горд своим эгоцентризмом, – поддела его Петра. – А на самом деле его-то у тебя и нет.
   Он засмеялся и пошел дальше.
   В этот необычно солнечный осенний день в парке было полно народу – семьи и бизнесмены, пожилые люди и молодые влюбленные – все прогуливались по зеленым аллеям, а на эстраде сидел пианист, играя какую-то пьесу Шопена, как происходило уже сотни лет каждый день. Петра осмелела и взяла Боба за руку, будто они тоже влюбленные или хотя бы друзья, которым хорошо друг с другом. К ее удивлению, он не отнял руки. Нет, он даже стиснул ее ладонь в ответ, но если у нее и возникла мысль, что Боб способен на романтические чувства, он эту мысль тут же развеял.
   – Давай вокруг пруда наперегонки!
   И они побежали.
   Только что же это за перегонки, когда бегуны не расцепляют рук, а победитель перетаскивает хохочущую побежденную через финишную черту?
   Нет, Боб вел себя как мальчишка, поскольку понятия не имел, как вести себя по-мужски, значит, Петре придется помочь ему додуматься, как это сделать. Она поймала его за другую руку, обвила себя его руками, потом встала на цыпочки и поцеловала Боба. Поцелуй пришелся в подбородок, потому что Боб чуть отпрянул, но все же это был поцелуй, и после минутного колебания Боб притянул ее ближе к себе и кое-как нашел ее губы своими, почти не сталкиваясь носами.
   Ни у кого из них не было в этом особого опыта, и Петра не могла бы сказать, что они целуются как надо. Единственный поцелуй, полученный до сих пор, был от Ахилла, и получен он был вместо пули в живот в упор. Но уж точно любой поцелуй Боба был лучше любого поцелуя Ахилла.
   – Значит, ты меня любишь, – сказала Петра, когда поцелуй закончился.
   – Я – масса бушующих гормонов и слишком молод, чтобы их укротить. Ты – самка близкородственного вида. Согласно приматологии, у меня просто нет выбора.
   – И это хорошо, – ответила она, обнимая его за шею.
   – Совсем не хорошо, – возразил он. – Не мое это дело – целоваться.
   – Это я попросила.
   – Я не стану рожать детей.
   – Разумное решение, – согласилась она. – Я их рожу для тебя.
   – Ты меня поняла, – сказал Боб.
   – От поцелуев это не делается, так что тебе пока ничего не грозит.
   Боб раздраженно застонал и отодвинулся от Петры, стал ходить кругами, потом подошел прямо к ней и снова поцеловал.
   – Мне хотелось это сделать почти все время, что мы с тобой ездим.
   – Я знаю. Судя по тому, как ты упорно делал вид, что меня не замечаешь.
   – У меня всегда была излишняя экспрессия эмоций.
   Он снова обнял ее. Мимо прошла пожилая пара. Мужчина посмотрел неодобрительно, будто хотел сказать, что эти молодые глупцы могли бы найти место поукромнее, чтобы обниматься и целоваться. Но старуха с седыми волосами, прихваченными шарфом, подмигнула им, будто говоря: молодец парень, девчонок надо целовать усердно и часто.
   Боб будто четко услышал эти слова и повторил их Петре.
   – Так что ты выполняешь общественно-полезную работу, – заключила Петра.
   – К удовольствию почтеннейшей публики, – согласился Боб.
   – Могу вас уверить, что публика довольна, – произнес голос сзади.
   Петра и Боб повернулись мгновенно.
   Молодой человек, но определенно не поляк. Судя по его лицу, бирманец или таец, быть может, наверняка с берегов Южно-Китайского моря. Моложе Петры, даже если учесть, что уроженцы Юго-Восточной Азии всегда кажутся моложе своих лет. А одет в костюм и галстук старомодного бизнесмена.
   Но что-то в нем было – что-то в уверенности его осанки, в том, что он воспринимал как данность свое право находиться в их обществе и поддразнивать их на такие личные темы, – и Петра поняла, что он из Боевой школы.
   Но Боб знал о нем больше.
   – Привет, Амбул!
   Амбул отдал честь полунебрежным-полупреувеличенным жестом отчаянного мальчишки из Боевой школы:
   – Здравия желаю, сэр!
   – Помню, я давал тебе задание, – сказал Боб. – Взять одного новичка и помочь ему разобраться, как костюмом пользуются.
   – И я его выполнил на отлично. Такой он смешной был, когда я его в первый раз заморозил в Боевом зале – обхохочешься.
   – Не могу поверить, что он тебя до сих пор не убил.
   – Меня спасла моя ненужность для тайского правительства.
   – Боюсь, это моя вина.
   – Зато она мне жизнь спасла.
   – Привет, меня зовут Петра! – включилась обиженная спутница Боба.
   Амбул засмеялся и пожал ей руку.
   – Прости. Меня зовут Амбул. Я знаю, кто ты, и я думал, тебе Боб скажет, кто я такой.
   – Я даже не думал, что ты здесь появишься.
   – А я на почту не отвечаю, – сказал Амбул. – Разве что приеду и проверю, действительно ли письмо прислал тот, кто указан отправителем.
   – Ага! – сообразила Петра. – Так ты – тот солдат армии Боба, которому было приказано ввести Ахилла в курс дела.
   – У него только не хватило предвидения выбросить Ахилла в люк без скафандра, – сказал Боб. – Я считаю, что это указывает на безобразное отсутствие у него инициативы.
   – Боб известил меня, как только узнал, что Ахилл на свободе. Он решил, что я обязательно должен быть у Ахилла в списке. И спас мне жизнь.
   – Значит, Ахилл пытался? – спросил Боб.
   Они отошли от аллеи и стояли на открытой зеленой лужайке, уходящей прочь от озера, где играл пианист. Еле-еле доносились сюда звуки Шопена из репродукторов.
   – Скажем так: надо продолжать движение, – сказал Амбул.
   – И потому тебя не было в Таиланде во время китайского вторжения?
   – Нет, не потому. Я уехал из Таиланда, как только вернулся домой. Понимаешь, я же в отличие от прочих выпускников Боевой школы был в самой худшей армии за всю историю Боевого зала.
   – В моей, – пояснил Боб.
   – Да ладно, – махнула рукой Петра. – У вас же было игр всего… пять, что ли?
   – Но мы ни одной не выиграли, – сказал Боб. – Я тренировал своих людей, экспериментировал с боевой техникой и – да, конечно, – оставался в живых, когда с нами в Боевой школе был Ахилл.
   – Так что Боевую школу расформировали, Боба перевели в джиш Эндера, а его солдат послали на Землю с рекордом Боевой школы – ни одной победы! Всем прочим тайцам из Боевой школы дали важные посты в армии, а мне не нашли ничего другого, кроме как отправить в обычную школу!
   – Это же просто глупость! – возмутилась Петра. – Что они себе думали?
   – Мне подошло, – ответил Амбул. – Я остался в тени, а моя семья могла уехать из страны и взять меня с собой – есть свои преимущества в том, чтобы не быть национальным достоянием.
   – Так что ты не был в Таиланде, когда его завоевали.
   – Учился в Лондоне, – сказал Амбул. – И это оказалось очень удобно, чтобы мотнуться через Северное море в Варшаву на тайную встречу.
   – Извини, – ответил Боб. – Я предлагал тебе оплатить дорогу.
   – Письмо могло быть не от тебя. И кто бы его ни послал, если бы я позволил автору купить мне билет, он бы знал, каким самолетом я лечу.
   – Он такой же параноик, как и мы, – сказала Петра.
   – У меня тот же враг. Ладно, Боб. Итак, сэр, вы послали за мной, и вот я перед вами. Тебе что, нужен свидетель для свадьбы? Или взрослый, который для вас подпишет заявление?
   – Мне нужна надежная база для операций, не зависимая ни от какой страны, блока или союза.
   – Могу предложить любой астероид, – сказал Амбул. – А остальной мир сегодня слишком тщательно поделен.
   – Мне нужны люди, которым я могу доверять абсолютно. Потому что в любой момент мы можем оказаться в войне с Гегемонией.
   Амбул посмотрел на него с удивлением:
   – Я думал, карликовой армией Питера Виггина командуешь ты.
   – Командовал. Теперь я не командую даже приличной колодой карт.
   – У него есть великолепный офицер для поручений, – сказала Петра. – Это я.
   – Ага. Тогда я понял, зачем я вам нужен. Должен же кто-то отдавать честь двум офицерам.
   Боб вздохнул:
   – Я бы назначил тебя королем Каледонии, если бы мог, но единственная должность, которую я сейчас могу предложить, – это друг. А меня в такое время опасно иметь другом.
   – Значит, слухи верны, – сказал Амбул. Петра поняла, что он уже сопоставил сведения, полученные в разговоре. – Ахилл на стороне Гегемонии.
   – Питер вытащил его из Китая, похитил по дороге в лагерь.
   – Надо отдать китайцам должное, котелок у них варит. Они поняли, когда от него надо избавляться.
   – Нет, – возразила Петра. – Они его только отправили в тюрьму, и под хилым конвоем. Просто напросились на спасательную операцию.
   – А ты отказался ее проводить? – спросил Амбул. – Поэтому тебя и уволили?
   – Нет. Виггин меня снял с этого задания в последний момент. Дал Сурьявонгу запечатанный пакет и не сказал мне ничего, пока группа не отбыла на задание. Тут я и ушел в отставку – и скрылся.
   – Прихватив с собой девушку для развлечений, – уточнил Амбул.
   – На самом деле это Питер послал меня, чтобы глаз с него не спускала.
   – Кажется, он знал, кому что поручить.
   – Не справилась она с этой работой, – сказал Боб. – Я несколько раз ее почти заметил.
   – Значит, – продолжал Амбул, – Сури безупречно выполнил задание и привез Ахилла.
   – Из всех заданий, – вздохнул Боб, – он выбрал именно это, чтобы выполнить безупречно.
   – А я лично, – сказал Амбул, – никогда не был из тех, кто подчиняется приказу, если считает его дурацким.
   – Вот почему я хочу привлечь тебя к своей полностью безнадежной операции. Если тебя убьют, я буду знать, что виноват ты, а не мои приказы.
   – Только за бабки, – ответил Амбул. – Я не из богатой семьи. И формально я еще ребенок. Кстати, каким чертом ты сумел стать настолько выше меня?
   – Стероиды, – ответил Боб.
   – И еще я его каждый вечер на дыбе растягиваю, – сказала Петра.
   – Ради его же блага, как я понимаю? – спросил Амбул.
   – Мама мне говорила, – пояснила Петра, – что Боб для меня еще должен подрасти.
   Боб шутливо закрыл ей рот рукой:
   – Не слушай ты эту девчонку, она от любви сдурела.
   – Вам жениться надо, – заметил Амбул.
   – Когда мне тридцать исполнится, – ответил Боб.
   Петра знала, что этого не будет никогда.
   Они стояли на открытом месте уже дольше, чем Боб допускал с тех пор, как ушел с Петрой в подполье. И сейчас, пока Боб рассказывал Амбулу, чего от него хочет, они направились к ближайшему выходу из парка.
   Задание было достаточно простым – поехать в Дамаск, штаб-квартиру Мусульманской Лиги, и найти там Алаи – одного из ближайших друзей Эндера и члена его джиша.
   – А! – сказал Амбул. – Я думал, что ты мне поручишь что-то осуществимое.
   – Я не могу добиться от него ответа по электронной почте, – объяснил Боб.
   – Потому что, насколько мне известно, он содержится совершенно без связи с внешним миром после того, как русские его освободили – это когда Ахилл всех похитил, – сообщил Амбул.
   Боб удивился:
   – Ты это знаешь, потому что…
   – Потому что с тех пор, как родители увезли меня тайно, я прослеживаю все связи, которые могу установить, пытаясь понять, что происходит. Я, знаешь, в сетях работать умею. Завожу друзей и поддерживаю дружбу. Я был бы хорошим командиром, если бы Боевую школу не выдернули у меня из-под ног.
   – Так ты уже знаешь Алаи? – спросила Петра. – Тогуро.
   – Но я уже сказал, – напомнил Амбул, – он полностью лишен связи с миром.
   – Амбул, мне нужна его помощь. Мне нужно убежище в Мусульманской Лиге. Это одно из немногих мест на Земле, куда не дотянется ни китайское давление, ни интриги Гегемонии.
   – Ага. А добились они этого тем, что не пускают к себе никаких немусульман.
   – Мне не нужен допуск в их круг. Не хочу я знать их секретов.
   – Хочешь, – не согласился Амбул. – Потому что иначе, если ты не получишь от них полного доверия, у тебя в их границах не будет никакой силы. Формально немусульмане там совершенно свободны, но фактически могут лишь ходить по магазинам и изображать туристов.
   – Тогда я перейду в ислам.
   – Лучше даже не заикайся. Они очень серьезно относятся к своей религии, и шутить насчет обращения в ислам…
   – Амбул, мы это тоже знаем, – перебила его Петра. – И я тоже друг Алаи, но ты заметил, что Боб меня не посылает?
   Амбул расхохотался:
   – Ты что, хочешь сказать, что мусульмане перестанут уважать Алаи, если на него будет влиять женщина? Ты с ума сошла! Полное равенство полов – один из шести пунктов программы Третьего Великого Джихада.
   – Ты имеешь в виду Пятую мировую войну?
   – Войну за Всеобщую Свободу, – поправила Петра. – Так ее называют в армянских школах.
   – Вот почему Армения так нетерпима к мусульманам, – сказал Амбул.
   – Единственная нетерпимая нация на Земле, – покаянным голосом произнесла Петра.
   – Послушай, Амбул, если до Алаи добраться невозможно, я просто найду кого-нибудь другого.
   – Я не сказал, что это невозможно.
   – Но ведь именно это ты и говорил! – удивилась Петра.
   – Я ученик Боевой школы, – сообщил Амбул. – У нас были уроки, как делать невозможное. Мне пятерки ставили.
   Боб усмехнулся:
   – Да, но ты же ее не окончил? Так какие же у тебя шансы?
   – Да кто же знал, что назначение в твою армию сломает мне всю карьеру?
   – Хватит скулить, – оборвала его Петра. – Окончил бы ты ее с отличием, был бы сейчас у китайцев в лагере перевоспитания.
   – Видишь? – укоризненно сказал он. – Какой закалки характера меня лишили!
   Боб протянул ему листок:
   – По этому адресу найдешь все документы, которые тебе понадобятся.
   – С голографическим портретом? – усомнился Амбул.
   – С подгонкой перед первым использованием. Инструкции приложены. Я сам ими пользовался.
   – И кто такие штуки делает? Гегемония?
   – Ватикан, – ответил Боб. – Остались у меня от прежних дней с одним из их оперативников.
   – Годится, – сказал Амбул.
   – Они тебе помогут попасть в Дамаск, но не к Алаи. К нему тебе придется идти под своим именем.
   – Для этого мне нужен будет ангел, шествующий впереди, и рекомендательное письмо от самого Мухаммеда.
   – В Ватикане все это есть, – сообщила Петра. – Но только для первых лиц.
   Амбул засмеялся, и Боб тоже, но в воздухе висело напряжение.
   – Я много от тебя прошу, – сказал Боб.
   – А я тебе не много должен, – ответил Амбул.
   – Ты мне ничего не должен, – возразил Боб, – а если бы и был, я не стал бы взыскивать долги. Ты знаешь, почему я тебя прошу, а я знаю, почему ты это делаешь.
   И Петра тоже знала. Боб просил потому, что если кто-то и мог это сделать, то только Амбул. А Амбул согласился, потому что знал: если есть надежда не дать Ахиллу собрать весь мир под свою власть, то это надежда только на Боба.
   – Как я рада, что мы погуляли здесь в парке, – сказала Петра Бобу. – Это так романтично!
   – Боб знает, как развлечь девушку. – Амбул развел руки в стороны. – Ну-ка, посмотрите как следует. Это был я.
   И он удалился.
   Петра снова взяла Боба за руку.
   – Довольна? – спросил он.
   – Более или менее. Наконец-то ты хоть что-то делаешь.
   – Я все время что-то делаю.
   – Я знаю.
   – На самом деле, – продолжал Боб, – это ты по сетевым магазинам прохаживаешься.
   Она усмехнулась:
   – Вот мы с тобой в этом красивом парке, где хранят живую память о великом человеке. О том, кто дал миру незабываемую музыку. А каков будет твой мемориал?
   – Две статуи, наверное. До и после. Маленький Боб, который воевал в джише Эндера. И большой Юлиан, который поверг Ахилла.
   – Неплохо, – согласилась Петра. – Но я придумала кое-что получше.
   – Назвать моим именем планету в колониях?
   – А как тебе идея: целая планета, заселенная твоими потомками?
   Боб помрачнел и покачал головой.
   – А зачем? Чтобы с ними воевать? Раса талантливых людей, которые стараются побыстрее размножиться, поскольку им предстоит умереть, не дожив до двадцати лет. И каждый из них проклинает имя своего предка, который не дал этой пошлой комедии кончиться со своей смертью.
   – Это не комедия, – не согласилась Петра. – И почему ты думаешь, что твои… отличия передадутся потомкам?
   – Ты права, – ответил Боб. – Если я женюсь на дуре коротышке вроде тебя, мое потомство будет кучкой средних людишек среднего ума, доживающих до семидесяти и дорастающих до шести футов.
   – А ты знаешь, что я все это время делала в сети? – спросила Петра.
   – Не ходила по магазинам.
   – Я разговаривала с сестрой Карлоттой.
   Он застыл, отвернувшись.
   – Я шла по ее следам, – продолжала Петра. – Говорила с теми, кого она знала. Видела то, что видела она. Узнавала то, что она знала.