Однажды ночью он присел ко мне на мою железную коечку, бормотал что-то несвязное, пытаясь меня потеснить.
   Он дрожал и был противен.
   Убедившись, что я могу закричать, он, раздосадованный, ушёл, шёпотом ругаясь.
   Маленькие, противные эпизоды, которые почему-то застревают в памяти.
   Вероятно из-за отсутствия встреч с большими, значительными людьми.
   День рождения у соседей. Муж соседки (один инженер, к тому же еврей, на всю окраину) вместо того, чтобы хлестать самогонку и истошно, как все вокруг, орать русские народные песни, целый вечер разговаривал и танцевал со мной.
   И, хотя компания опустошила не один кувшин горючего, и, казалось, «лыка не вязала», тем не менее, на следующий день, насплетничавшись вволю, решили не наблюдать за развитием возможного романа, а пресечь его до того как!
   Решительные и бескомпромиссные сибиряки предложили мне освободить угол, нисколько не заботясь обо мне и не беря в расчёт, что не я ухаживала за соседом, а он за мной.
   Как всегда, за всё в ответе эти «бедные» женщины..
   Сняла новую "квартиру ”, но прожила там недолго, подоспело освобождение и я уехала, а на квартире остались жить, приехавшие позже ко мне мама и Броня.
   Мама рассказывала, что хозяин этой квартиры, когда напивался, то кричал, что любил меня.
   Слава Богу, меня уже там не было, иначе опять бы выгнали, оберегая и боясь потерять, пардон, козла — алкоголика.
   И заключительные Новосибирские воспоминания.
   Ко мне приезжала в гости Люся Курносова, и мы вместе поехали во время каникул домой.
   В том же доме колхозника, куда я впервые приехала, мы нашли грузовик, который ехал в Пихтовку.
   Водителями были два молодых парня.
   Предприятие с самого начала было опасным. Рискованно двум девушкам ехать через тайгу с двумя чужими мужчинами.
   Но выбора не было, а мы по наивности считали, что все люди хорошие.
   »Хорошие люди» нам позже признались, что они не были такими хорошими и с самого начала имели совершенно конкретные планы.
   Но мне «повезло».
   Ехали мы в кузове, где с обеих сторон к бортам были прибиты планочки, на которые вместо скамеек укладывались доски.
   Другой опоры, кроме планок, эти «скамейки» не имели.
   Дорога состояла из ухаб и ям.
   Машину высоко подбрасывало на ухабах, чтобы потом не очень плавно грохнуть в яму.
   На одной из особо выдающихся ухабин машину так грохнуло, что доска-скамейка, на которой я сидела, сорвалась.
   Из-за негнущегося бедра, нога была подогнута под скамейку.
   Рухнувшая скамейка, всей своей и моей тяжестью придавила левую, больную ногу.
   Подняться сама я уже не могла. Нога мгновенно посинела и распухла.
   Я покрылась холодным потом. От боли, до крови прикусила нижнюю губу, которой всегда от меня достаётся при самых сильных ощущениях удовольствия или боли, но сознания я не потеряла.
   Эта беда случилась на середине пути между Новосибирском и Пихтовкой, в тайге, где между населёнными пунктами расстояние измеряется многими десятками километров.
   Поневоле этим парням пришлось быть хорошими людьми.
   Они по очереди носили меня на руках в лес по моим надобностям.
   Чтобы не упасть, я доверчиво обнимала их за шею, а им ничего не оставалось, как быть рыцарями.
   К ночи мы добрались до какой-то хаты-трактира.
   Было тревожно. Я всю ночь не спала от боли и страха.
   Хозяин и его два сына были огромные хмурые, молчаливые сибиряки.
   Все пятеро мужчин сидели за столом, пили самогон и о чём-то тихо переговаривались.
   А мы две дурные одинокие овечки лежали на полу и ждали, что с минуты на минуту нас изнасилуют, убьют и закопают в тайге.
   И никто бы никогда нас не нашёл.
   Но ничего трагического не произошло. Мужики улеглись на полу в один ряд с нами, и тут же намертво заснули.
   Наверное, всё-таки моя несчастная левая конечность спасла нашу с Люсей бесценную девственность, а двух наших шофёров обратила в хороших людей, избавив их от роли злодеев — насильников, которую они собирались сыграть, отправляясь в путь в обществе двух наивных и доверчивых подруг.

ОТСТУПЛЕНИЯ.СТРИПТИЗ — МОНОЛОГИ. ПЕРВЫЙ.

   Деньги я бы сравнила с сексом и добавила бы сюда два нелитературных выражения:
   «пудрить мозги» и «вешать лапшу на уши».
   Почти никто не смеет признаться, что денег и секса мы жаждем задолго до того, как чётко это сознаем.
   Ещё раньше, нам пудрят мозги и вешают лапшу на уши, чтобы убедить не хотеть ни того и ни другого.
   Деньги называют презренным металлом, а секс — плотским вожделением и грязной похотью.
   Однако от этого они не становятся ни презренными, ни грязными.
   Если что-то и доставляет истинное чувство свободы и освобождения, счастья и наслаждения, то именно эти два достояния.
   Особенно если к ним добавить немного ума и сердца, которые помогут деньги превратить в могущество, не опускаясь до мотовства, а секс — в любовь, не опускаясь до разврата.
   Деньги и любовь могут сделать человека счастливым дважды.
   Человек делает деньги, потом деньги делают человека.
   Человек возносит свою любовь, потом любовь дарит ему крылья.
   Тысячелетия помогли набело запудрить мозги и намертво присобачить лапшу к ушам.
   Мы якобы верим, что война, политика и десяток различных религий — это хорошо, истинно и важнее всего личного.
   Однако, на деле терпим всё это, потому, что стремимся к деньгам и любви, провозглашая обратное.
   Сколько ещё потребуется тысячелетий, чтобы очистить мозги, открыть уши и прозреть?
   Прозреть и спросить: почему надо идти против себя, губя в себе лучшее в угоду худшему?
   Почему собственно!?
 
   После возвращения в Пихтовку, нога постепенно зажила и я хорошо провела каникулы, рассказывая чудеса о городской жизни, и чувствуя себя в Пихтовке уже гостьей.
   Отношение ко мне изменилось. Хавалы смотрела на меня с удивлением и даже некоторым уважением, как к человеку непонятному и поэтому чего-то стоящему.
   Для меня с этих пор, она станет далеким человеком, который живёт где-то, в другом мире.
   После каникул я вернулась в Новосибирск, где прожила ещё примерно один год.
   Новосибирск-это большой современный город.
   Центр города преимущественно квадратных геометрических форм.
   Основной цвет — серый, основной материал-гранит, много ветра и простора.
   Остальное — деревянные окраины, населённые деревенскими людьми, живущими в черте города без спешки, суеты и необоснованных претензий.
   Хотелось бы узнать, что произошло с Новосибирском с 1954 года, но, однажды уехав, я уже никогда не вернулась туда и, вероятно, теперь не вернусь и не смогу сравнить.
   В 1954 году ко мне в Новосибирск приехали, освободившиеся из ссылки, мама и Броня.
   Мама устроилась работать в студенческую столовую и началась сказочная жизнь, т.к. я не была больше одна и, кроме того, у мамы в столовой всегда находилось что-нибудь вкусненькое.
   Но у меня всегда так получается: как только что-то налаживается и можно, наконец, начать жить, неожиданно возникает возможность куда-нибудь умчаться в новое место.
   У меня немедленно разыгрываются мечты, я срываюсь и, окрылённая лечу на поиски счастья, которое вот-вот объявится!
   Затем постепенно ко мне подтягивается семья, но тут из-за угла опять незаметно махнёт крылом синяя птица счастья и я, не долго думая, срываюсь вслед!
   На сей раз подоспело освобождение от ссылки.
   О, дорогой Никита Сергеевич Хрущёв! Светлая тебе память!
   Если бы ты не пресёк преемственность между грузинским людоедом и двадцатилетним правлением маразматика с звериными бровями, пропадать бы мне в Сибири до конца дней моих!
   О том, чтобы продолжать жить в Новосибирске после освобождения, хотя бы до тех пор, пока я окончу медицинское училище, даже речи быть не могло!
   В июне 1954 года Кемеров, выписал мне (сталинской крепостной) вольную!
   Получив стипендию за летние месяцы, я купила железнодорожный билет Новосибирск Черновцы и умчалась.
   Куда? К кому? Почему?
   Я не знала своих родственников, они не знали меня, я никогда не бывала в Черновцах.
   Но ведь я ждала свободы 13 лет! Почти всю жизнь.
   Ждать ещё?
   Не могла же я оставить СВОБОДУ без употребления и жить по-старому!
   Клетка открылась, и птичка должна была улететь! Неважно куда.
   Я ничего не помню, почему не вмешалась мама, почему мы не сообщили родственникам, что я приеду.
   Ничего не знаю.
   Я купила билет, забралась на верхнюю полку и помчалась в неизвестность, переполненная счастьем и нетерпением, впервые узнав, что такое поезд и располагая старым адресом родственников, старательно записанным на листке из тетради.

НА ПУТИ В СЛЕДУЮЩУЮ МОЮ ЖИЗНЬ.

   Дорога из Новосибирска в Черновцы длилась семь суток.
   В поезде снова не обошлось без драматической истории, перешедшей в фарс и, конечно же, окрашенной в сексуальные тона.
   Приключение маленькое, незначительное.
   Герой растаял в «туманной дымке прошлого», не оставив очертаний.
   Я безмятежно спала на верхней полке, не ожидая неприятностей, и проснулась, почувствовав на себе чужие, рыскающие руки.
   Перед отъездом мама зашила мои документы и жалкие гроши в тряпочку и прикрепила это достояние к кофточке на груди.
   Мой очередной не принц, был, однако, не самый худший.
   Конечно, он не ждал когда будет представлен даме, и не узнал для начала имя незнакомки.
   Но он не начал свой поиск с того, что ниже пояса
   Он начал с бюста!
   И оба испугались!
   Он, согнувшись, сидел, неудобно пристроившись рядом со мной на моей верхней полке.
   Почувствовав под рукой вместо ожидаемых нежностей, что-то жёсткое и хрустящее, он инстинктивно отдёрнул руку.
   Со сна и испуга я громко заверещала, даже не разобравшись, грабят меня или насилуют.
   Он потерял равновесие и свалился на нижнюю полку, где храпела старая крестьянка.
   — Караул! — дико закричала она, отбиваясь руками и ногами.
   В вагоне начался переполох, зажёгся свет, прибежал проводник. Высыпали пассажиры в неглиже и засыпали друг друга вопросами.
   Как всегда, сразу же нашлись всёзнающие, которые уверенно сообщали:
   — изнасиловали девчонку!
   — ограбили женщину!
   — псих свалился с полки!
   Кое-как, общими усилиями удалось выяснить причину вагонных бедствий и восстановить порядок.
   Спать уже никому не хотелось, и каждый веселился, как мог.
   Мне ничего не оставалось, как делать круглые наивные глаза «казанской сироты» да играть роль глупой овечки, неудачник — «половой гигант», не выдержав насмешек, удалился в другой вагон.
   Вагон был плацкартный. За семь дней пути попутчики сроднились и чувствовали себя как в коммунальной квартире с общим туалетом.
   Они вместе пили чай и самогонку, ели свиное сало с чесноком и луком.
   Ночная история обрастала красочными деталями и, становясь, всё более пикантной, по эстафете передавалась новым пассажирам.
   Моё присутствие никого не смущало, т.к. я не обижалась и никому не мешала врать.
   Сама же я вышла из путешествия как Ванька — Встань-ка целой и невредимой с бумажками, рублями, девственностью и мечтами о принцах, разъезжающих на лимузинах.
   Откуда они должны были появиться в советской действительности, не имело значения.
   Должны были!

МОЯ ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ.ЧЕРНОВЦЫ.

   Черновцы — небольшой провинциальный городок на западной Украине, мирно дремавший вместе с моими родственниками не предполагавшими, что в один прекрасный вечер перед ними неожиданно явлюсь я, никого не предупредив о столь важном событии.
   Черновцы чем-то напоминает более известный город Львов.
   Через город протекает река Прут.
   Имеется много старинных красивых особняков.
   Сохранились улицы, вымощенные клинкером.
   Так и слышится цокот копыт, скакавших, вероятно, здесь когда-то лошадей.
   Удачно сочетались в Черновцах старые районы с новыми микрорайонами.
   Из старых районов хорошо сохранился университетский городок, несколько улиц и центральная площадь, которая каким-то высокопоставленным советским функционером без юмора и ложной скромности была названа «Красной площадью».
   Как водится, в центре площади стоял с протянутой рукой каменный советский бог — добренький дедушка Ленин.
   Рядом был «разбит» небольшой уютный скверик с большой стеной, напоминающей колумбарий, но вместо портретов усопших, на стене в ячейках красовались портреты передовиков социалистического соревнования.
   С пяти сторон центральной площади радиусом расходились улицы.
   Самая старинная узкая уличка со старинными красивейшими домами, видимо тем же ответственным юмористом была названа улицей Ленина.
   По другому радиусу начиналась другая улица, о которой я вспоминаю с особой теплотой.
   Её можно считать главной примечательностью города моей юности — улица имени Ольги Кобылянской.
   Это была не просто улица. Это был символ.
   На ней не было движения транспорта.
   С двух сторон красовались старинные особняки не выше 3-4этажей, плотно прилегавшие друг к другу.
   Проезжая часть улицы, выложенная узорным клинкером блестяшим и отшлифованным всей историей города, принадлежала гуляющей публике.
   Во многих городах есть подобные улицы, куда по вечерам устремляется большая часть горожан.
   В Одессе — это Дерибасовская, Невский — в Санкт-Петербурге, или Горького — в Москве.
   Но в больших городах — это просто места для гуляния.
   В Черновцах шестидесятых годов двадцатого столетия улица Кобылянская была местом, где горожане «проживали» примерно 10-15% суточного лимита времени.
   И это были не худшие часы их жизни!
   Зачем, например, назначать встречи, если вечером все будут на Кобылянской!
   Время года и погода ничего не меняют.
   Каждый вечер происходит бесплатная демонстрация моды на любой вкус и сезон.
   Когда есть улица вроде Кобылянской, отпадает необходимость в вечерней газете и жёлтой прессе.
   Здесь встречаются и разлучаются.
   Заключают сделки, получают информацию и дают её.
   Сразу видно у кого новая шуба, а у кого новый друг или подруга.
   Не надо сидеть дома и думать куда пойти или кого пригласить.
   Надо одеться и выйти на Кобылянскую.
   Всё остальное придёт.
   Не надо гадать как выглядит новая подруга вашего сына.
   Идите на Кобылянскую!
   Вы её увидите, даже если сегодня она в обществе роственников трёх поколений.
   Но если вы страдаете и не хотите видеть свою бывшую возлюбленную, вы никуда не денетесь, вы будете встречать её каждый вечер и знать всех своих последователей, также, как знали всех предшественников.
   Кобылянская как магнит!
   Никто не усидит дома больше 2-3 вечеров.
   Если провинциальный город — это жизнь, то Кобылянская — это сцена провинциального города, где разыгрываются драмы, комедии и трагикомедии.
   Отличие в том, что жители одновременно являются зрителями, исполнителями и критиками.
   Можно написать большой трактат на тему: «Кобылянская — как двигатель прогресса.»
   Подпольные миллионеры в Черновцах появились раньше чем в Одессе, а проститутки и мафия — задолго до Санкт-петербургских.
   Допустим твоя жена первая выйдёт на Невский в сапогах выше колен и в расклешённой шубе чуть прикрывающей бёдра.
   Сколько надо времени пока все будут знать, что это именно твоя жена?
   Зато на Кобылянской тебя знают задолго до того, как ты осчастливил маму своим рождением, и знают какие туалеты в эти времена, были на ней.
   Поэтому одеть на шею жены золотую цеть, которая сверкала бы от «Красной площади» до улицы Шевченко через всю Кобылянскую, заботит тебя со дня свадьбы.
   Если ты не дурак, то «отцы города» тебя заметят и к 20-25 годам ты непременно будешь принят в одном из подпольных картелей: трикотажном, колбасном, ресторанов и кафе, или не менее почётном картеле сапожников, создающих такие шедевры которые не всегда удаются итальянским мастерам.
   Не социалистическое соревнование и грамоты победителям заставляли черновчан повышать производительность труда!
   Они очень рано поняли, что если жить по правилам сосания социалистической пустышки в виде лозунгов и призывов, сыт не будешь и никто не будет снимать шляпу, увидев тебя на другой стороне Кобылянской.
   Поэтому никто особенно не стремился попасть на доску почёта героев труда на «Красной площади», зато всем хотелось «выглядеть» на Кобылянской.
   Частная собственность в Черновцах потихоньку, явочным порядком, была провозглашена за 30 лет до Горбачёвско-Лукьяновских пререканий в Верховном Совете.
   Итак, когда я в 1954 году «скоропостижно» ворвалась в Черновцы, брат моего отца дядя Велвл, который в 1941 году размахивал красным флагом, митингуя за советскую власть, в 1954 году сидел на скамье подсудимых, как один из директоров-основателей подпольного трикотажного концерна.
   С тех пор как мы с ним тайком ходили к его толстой подруге Басе, прошло полтора десятка лет.
   Я встретила его, вернувшись из ссылки, увы, в зале суда.
   Поговорить нам не пришлось, но в его взгляде я прочла: «Бедная девочка, тебе опять не повезло! Как бы я тебя одел, за кого бы замуж выдал, если бы эти вонючие „товарищи“ не считали бизнес за преступление!»
   Дальше в его глазах читалась решимость доказать этим бандитам, что он продолжит своё дело и в тюрьме.
   Что ему и пришлось делать целых десять лет, от звонка до звонка!
   Черновцы! Ещё надо рассказать о пляже, ресторане на Кобылянской, рынке, «Доме офицеров», психбольнице.
   О фабриках, заводах и других организациях я рассказать не могу т.к. не имела к ним отношения, что не мешало им функционировать в обычном советском ритме.
   Теперь пунктирно о родственниках мирно живших в Черновцах, не подозревая о том, что готовится пополнение их рядов таким бесценным сибирским кадром.
   ЛИНИЯ ОТЦА.
   Дядя Велвл был женат на тёте Беле и у них была дочь Эллочка.
   Мой приезд совпал с двумя событиями в его семье: первое — родился сын, которого назвали Волик.
   Моё участие в этом событие заключалось в том, что я несколько раз присутствовала при его купании и норовила до него дотронуться.
   Второе событие — конец подпольного трикотажного концерна и моё присутствие на драматическом судебном заседании, где дядя сидел отгороженный на скамье для подсудимых, и я дотронуться до него, увы, не могла.
   Вместе с дядей Велвлом на скамье подсудимых томился дядя Срул — муж сестры моего отца тёти Малки.
   Тётя Малка и дядя Срул имели ни много, ни мало, четверо детей: мои две двоюродные сестры Хана и Голда, а также два двоюродных брата Берл и Нахем.
   Братья тогда были 9-10 летние мальчики и ко мне будут иметь отношение, только когда нам доведётся встретиться много лет спустя, в другой стране и при других обстоятельствах.
   Но иронией судьбы это произойдёт когда я также неожиданно и «скоропостижно» свалюсь без предупреждения уже в эту страну в более зрелом возрасте, но такая же беспечная и жизнерадостная как в 18 лет.
   С младшей из двоюродных сестёр Ханой моя жизнь тогда переплелась более тесно, что также повторилось годы спустя.
   Старшая Голда, увы, была хорошо известна в Черновцах, как девушка с которой не рекомендовалось показываться на Кобылянской, чтобы не «замочить» репутацию.
   Как только я об этом узнала, она стала вызывать во мне повышенный интерес и любопытство.
   Судьба её такова: Голда была опасно эффектна!
   Магдалина с пламенными формами, смуглой кожей, аппетитными негритянскими губами и глазами навыкат, манящими, дразнящими и бездонными!
   Встретить бы ей настоящего мужчину!
   Такая женщина могла бы стать украшением дома, заботливой матерью и несравненной возлюбленной.
   Но, либо жизнь не так распорядилась, либо судьба не та, либо виной всему узкий кругозор нашей красавицы, но вся её жизнь(при таких-то данных), шла по несчастной дороге.
   Началом послужило знакомство с красивым солдатом южных кровей.
   Любовь была недолгой, а последствия имела не раз описанные в художественной литературе — беременность.
   Подробностей не знаю.
   При попытке избавиться от ненужного ребёнка, Голда чуть не погибла, истекая кровью в горячей ванне.
   Физически она поправилась, но духовно её добили несколько последующих «любовей», после чего суровая мораль Кобылянской навесила ярлык, который можно смыть только удачным замужеством.
   Но папа Срул к тому времени уже не был подпольным миллионером, а отбывал срок, что делало перспективу замужества почти нереальной.
   Бедной (буквально) красавице Голде терять было нечего, но любви и ласки хотелось.
   Поэтому она плюнула на всё и делала что хотела.
   Но ведь это была её жизнь, она никому не мешала и не делала ничего плохого, просто жила как могла, как удавалось.
   Для меня всегда является загадкой, почему в России так много женщин, которые озабочены чужими делами и всегда найдут повод, чтобы вмешаться и навредить.
   Стоило Голде с кем-нибудь познакомиться, как тут же находились «добрые люди», чтобы посвятить предполагаемого претендента в женихи в то, о чём «говорят» на Кобылянской, да ещё добавить от себя, не жалея чёрных красок.
   В итоге, не Бог весть какое достойное мужское общество Черновиц, норовило, при случае, урвать Гольдиной любви и быстро покинуть место происшествия.
   Мне не очень приятно описывать, что постепенно ей пришлось прибегнуть к угощениям взамен на ласку.
   Через несколько десятков лет это станет явлением на Руси: инфантильный мужик, приходящий к женщине, чтобы, хорошо выпив и вкусно закусив, поплакаться на её доброй груди…….
   Чаще всего импотент. Иногда с трудом взгромоздится на неё, дёрнется раз-другой, выплеснёт своё жалкое содержимое и, не приходя в себя, заснёт, икая и храпя.
   Об её бессонной ночи, отвращении, унижении неутолённом желании никто даже не догадается, встретив наутро красивую, на вид спокойную, деловитую женщину…
   Прошло немало времени, прежде чем появился какой-то тип, который собрался жениться на Голде.
   Ему купили костюм и много чего другого.
   Но в последний момент он дрогнул под напором нашёптываний заботливых кумушек и свадьба расстроилась в тот день, когда должна была состояться.
   Купленные вещи он вернуть постеснялся.
   Однако и это не сломило Голду, и она по-прежнему пыталась урвать от радостей жизни.
   Не самой большой радостью был некий мрачного вида еврей, вернувшийся из тюрьмы.
   Видимо никто не решился подступиться к нему с подлым шёпотом, или он слушать не стал, или доброжелательницы не успели узнать о предстоящей тихой брачной регистрации в Загсе.
   Так или иначе, Голда вышла замуж, и одной из первых, в начале семидесятых уехала с мужем в Израиль.
   Моя очередная встреча с ней произошла примерно двадцать пять лет спустя, о чём надо специально рассказывать.
   О судьбе Голды можно было бы написать не один бестселлер, если бы можно было её чуть-чуть «откопать» из состояния рабской преданности детям, внукам, мужу и выпытать из неё воспоминания.
   Хана, младшая сестра Голды, стала в пору нашей Черновицкой молодости моей подругой.
   Мы вместе ходили на танцы и пытались, как говорят, устроить свою личную жизнь.
   Когда это произошло, то эта самая жизнь разлучила нас с ней на добрых двадцать пять лет.
   И ещё мне очень хочется задержаться хоть на две секундочки, чтобы рассказать о последней двоюродной сестре по отцовой линии Бетти.
   У неё был муж Веня и дочка Таюня.
   Бетти была красавица! (Опять, ещё одна.)
   И муж Веня тоже был красавец!
   Дочка Таюня почему-то не была красавицей.
   На Веню Бог не поскупился.
   Обаятельный, музыкальный, остроумный!
   Кроме основной работы, он вечерами дул в ресторане на трубе, выдувая значительную добавочку к зарплате.
   Они жили спокойной семейной жизнью в маленькой комнатке в квартире Беттиного отца.
   Бетти часто жаловалась на нехватку денег, на слишком тесную комнатку, ещё на что-то, а я смотрела на них, какие они оба красивые, как с теплотой подшучивают друг над другом, и они мне казались самыми счастливыми людьми!
   Я не могла понять как можно на что-то жаловаться, когда каждый вечер к тебе возвращается такой мужчина!
   И он тебя любит!
   Они мне так нравились. Но иногда мне казалось, что их жизнь стоит на месте и никуда не движется. Была середина шестидесятых.
   В 1990 — с наслаждением покидая советскую мышеловку, я отправилась в Черновцы, чтобы попрощаться с родственниками и городом, который я любила.
   Постаревшие Бетти с Веней, остались такими же красивыми, и он по-прежнему с нежностью подшучивал над ней.
   Таюня уже имела мужа и красивую, избалованную дочку Елен.
   Вся семья готовилась к отъезду в Израиль.
   Вещи упакованы. Лишнее распродано.
   Спали на раскладушках.
   Веня раньше перенёс инфаркт, и весь был озабочен своим здоровьем, но к переезду относился спокойно.
   Он верил в прекрасное будущее.
   Бетти, прожившая большую часть жизни в своей элегантной 14-метровой комнатке, и недавно переселившаяся в 3-комнатную, которую она тоже превратила в изящное гнёздышко, — в ужасе!
   Она ведь не совершала головокружительных переездов типа:
   Пихтовка — Новосибирск — Черновцы на верхней полке плацкартного вагона.
   Но я за них спокойна. В Израиле у Вени сестра и другие родственники, которые их встретят и помогут на первых порах.
   Кроме того Бетти и Веня уже добрались до пенсионного возраста, поэтому можно не сомневаться, что она получит своё очередное гнёздышко, где снова будет спокойный уют и тишина. Веня всегда будет с нежностью смотреть на неё и рассказывать как однажды в молодости, он увидел в витрине фотографию очень красивой девушки и сказал, что найдёт её и женится на ней, что он и сделал. А Бетти, смущённо улыбаясь, будет вносить в его рассказ некоторые поправки и уточнения.