Пинчик же стал усиленно готовиться для поступления в институт.
   У него были хорошие математические способности, но в Советском Союзе, а особенно на Украине, еврею никакие способности не помогали.
   Чтобы поступить в институт, надо было либо быть абсолютным вундеркиндом, либо ехать куда-нибудь подальше… на север, восток или казахские степи, либо давать взятку в особо крупных размерах, приложив много усилий, чтобы найти посредника, имеющего выход на высокопоставленного взяточника.
   В шестидесятых годах дело это ещё было новое и поэтому более сложное, чем в последующие годы, т.к. общество сильно ещё было подвержено пост сталинскому синдрому страха и довольствовалось всеобщим прозябанием, не осмеливаясь искать лазейки к процветанию.
   Однако уже появлялись дельцы, которые брали деньги, много обещали, но ничего не делали, полагаясь на удачу.
   При неудаче деньги пропадали.
   Кто же осмелится прийти в милицию и заявить, что давал взятку!
   Поэтому мероприятие по даче взятки было во всех отношениях рискованным и без гарантий. Пинчик был ближе к вундеркинду, чем к взяткодателю.
   В семье было решено не спешить и нанять ребёнку репетиторов.
   Таким образом, на время, все проблемы пока решались:
   1) Барышня едет работать в дом отдыха.
   Может быть, БОГ нам поможет, она найдёт себе жениха и выйдёт замуж.
   В добрый час будь сказано!
   2) Ребёнок, с его больным сердцем, не должен волноваться, а это бы случилось, если бы влюблённых пришлось разлучать силой.
   Однако если девушка уехала работать по направлению, то тут уже никто не виноват и ничего не сделаешь. Ребёнок будет заниматься с репетиторами, будет занят, время сделает своё дело, он её забудет. А потом может быть БОГ нам поможет, он уедет, поступит в институт и всё будет хорошо.

ПЕРВАЯ РАБОТА.

   В результате таких «счастливых» стечений обстоятельств, я появилась в доме отдыха «Виженка» в роли единственного медицинского светила учреждения.
   Это целая система полу медицинских однотипных учреждений советского быта: санатории, дома отдыха, детские садики и пионерские лагеря.
   Позже мне хорошо удалось их изучить, периодически пребывая, то в должности работника, то в должности гражданки.
   Главным звеном этой системы являлись санэпид станции (санитарно-эпидемиологические станции — СЭС), которые, как коммунистическая партия, «руководили и направляли» и вызывали почти такой же страх.
   В состав СЭС входило много отделов и подотделов: промышленная гигиена, школьная гигиена, охрана матери и ребёнка, эпидемиология, токсикология, вирусология и много других. Огромная армия людей, ничего не производящих и симулирующих большую деятельность Во время работы они успевали всё.
   Продавали друг другу дефицитные вещи и часами стояли в очередях за ними.(За дефицитом!) Стриглись, красились, обсуждали направление моды, а так же свои и чужие семейные дела. Читали и украдкой вязали.
   По телефону руководили семьёй и воспитывали детей.
   Нередко отпрашиваясь с работы, успевали постирать в прачечной самообслуживания, а то и в кино сбегать.
   Сколько трагедий разыгрывалось из-за того, что незамужние ухоженные женщины, сидя рядом на работе, «отбивали» мужей у «затюканных» жён!
   На работе устраивались обильные обеды с выпивкой по поводу всех праздников, а также дней рождения, уходом на пенсию и в отпуск, в связи с женитьбами и разводами, появления наследников и проводами на тот свет.
   Алкоголиками многие становились на работе.
   Кстати, всё указанное, в большей или меньшей степени, было характерно для всех мест, где трудились советские люди.
   Основой работы СЭС были проверки.
   Для домов отдыха, санаториев, детских садов и пионерских лагерей «самым страшным зверем» были СЭС.
   Всё здесь делалось потому, что «придёт сан станция!»
   Если в учреждении раздавался клич: сан станция! — это почти было равносильно крику — война! Или землетрясение!
   Тут же появлялся директор или главный медицинский работник учреждения с подобострастной, угодливой улыбочкой на лице, должной изображать радость, приветствие и заверение, что во вверенном учреждении — идеальная чистота, никто не крадёт продукты, и соблюдаются все сроки их реализации.
   Для начала проверяющая дама приглашалась в кабинет директора, якобы для предварительной беседы о состоянии дел. В это время гонцы разносили весть до самых дальних закоулков.
   Немедленно начинался аврал!
   Всё в пожарном темпе приводилось в порядок.
   Что надо пряталось, что надо выставлялось.
   Вместительная сумка проверяющей таинственно оказывалась наполненной лучшими продуктами, (это почему-то у проверяющей не вызывало мыслей, будто кто-то крадёт. Происхождение сумки с обеих сторон обходилось молчанием.)
   Затем контролирующей особе предлагалось «снять пробу», что на деле оказывалось полноценным прекрасным обедом, которого в обычных условиях, хватало на двух-трёх пациентов.
   И только теперь, когда в учреждении наведен кое-какой порядок, а проверяющая только внешне остаётся суровой и неприступной, начинается проверка.
   Всё происходит самым серьёзным образом.
   Проверяющая находит достаточное количество недочётов, делает массу замечании, читает уйму нравоучений, а сопровождающий её медицинский работник учреждения клянётся, что к следующему разу всё-всё будет исправлено.
   Затем «высокий» гость всё в том же сопровождении направляется в медицинскую комнату, где в 3-х экземплярах, под копирку пишется акт о замеченных недостатках и сроках их исправления.
   Один экземпляр остаётся в учреждении, чтобы знали в каких примерно числах готовиться в следующему посещению (бедствию, нашествию).
   Второй экземпляр отправляется в райздрав или горздрав, чтобы вышестоящие чиновники знали, что работникам СЭС не зря выплачивается зарплата. (Кстати, — мизерная, поэтому, если бы не упомянутые выше вместительные сумки, то едва ли кто-то бы согласился сидеть за такие гроши целый день.)
   Третий экземпляр акта передавался главному врачу СЭС, чтобы ставить птички о проделанной работе.
   Может возникнуть вопрос — зачем нужны манипуляции с сумкой и обильный обед под названием «снять пробу» — если всё равно в акте замечания?
   Отвечаю: те, кто не знал ответа на этот вопрос, получали акты с такими замечаниями, после которых директору светила перспектива распрощаться с очень неплохой должностью, а медицинскую службу ждали серьёзные испытания.
   Если работников домов отдыха или детских садов спрашивали как дела, то они отвечали, что неплохо, но замучила сан-станция.
   И это было точно.
   В остальном жизнь в этих учреждениях протекала спокойно.
   Воровали в зависимости от занимаемой должности.
   Директор, заведующий хозяйством (завхоз), бухгалтер, повар чаще всего имели всё и в значительных количествах.
   Остальные довольствовались тем, что питались на работе за незначительную сумму, и работа была сравнительно нетрудной.
 
   Труднее всех было медицинскому работнику, несшему ответственность за здоровье пациентов за чистоту и порядок, за лечебную и профилактическую работу.
   Но самой сложной заботой был пищеблок.
   В зависимости от личной совести, надо было следить за сроками реализации продуктов, за соблюдением санитарии и гигиены и главное, чтобы продукты попадали, всё-таки к пациентам, а не были украдены.
   У врача был выбор в поведении:
   1) Чувствовать себя в роли полицейского, во всё вникать, за всем следить, лишая себя и всех вокруг покоя. (С сомнительным успехом, увы!)
   2)Получать свою долю ворованного и ничего не замечать.
   (С нечистой совестью и плохим сном)
   3)Заниматься непосредственно медицинской работай, не пытаясь объять необъятное.
   (То есть включиться в общечеловеческую игру под названием «Голый король», когда все всё видят и понимают, но делают вид, что ничего не видят и не понимают).
   Я выбрала для себя некий усреднённый вариант: не гналась за лаврами полицейской ищейки и не позволяла себе почивать на лаврах беззаботной болонкой.
   Суетилась в меру своих скромных способностей.
   (С переменным успехом, увы!)
   Дома отдыха!
   Двухнедельная мечта для тех, кто получив вожделенную путёвку в профкоме, приезжали отдохнуть и развлечься.
   Комнаты на несколько человек. Умывальная и туалет в конце коридора. Душ — один на всех — периодически функционирует.
   Были и другого типа санатории и дома отдыха, но это для спецконтингента различного ранга и уровня.
   В обычные дома отдыха приезжали в основном, замордованные дома и на работе, уставшие от очередей женщины.
   Мужчин было значительно меньше.
   Цели у тех и других были разными.
   Мужчины часто уже по дороге находили попутчиков и проблема с кем пить, курить и рассказывать похабные анекдоты была решена. Впрочем, она также легко решалась и на месте.
   Женщины ехали с тайной надеждой встретить кого-то такого, чтобы можно было сказать себе: хоть две недели, но мои!
   Некоторые «отдыхающие», приезжая в дом отдыха, любили организовать компанию.
   Это означало, что несколько женщин и несколько мужчин ходили своим табунком, собирались вместе в одной из комнат, или просто на лужайке, много пили и ели, пели песни, отплясывали с красными, потными лицами на танцплощадке.
   Ещё не протрезвев, умудрялись переспать с кем придётся и где придётся, «на скорую руку».
   Потом возвращались домой и взахлёб рассказывали на работе какая была компания и как хорошо провели отпуск!
   При каждом доме отдыха или санатории всегда «ошиваются» местные искатели дармовой выпивки и доступных, изголодавшихся женщин.
   Они,(местные «живчики») обычно, одеты с большим старанием по моде, которая была 5-6 лет назад.
   Всегда «под мухой», но достаточно прочно держатся на ногах.
   Наизусть знают репертуар санаторного гармониста и шуточки массовика-затейника.
   Они стоят «кучкой» у входа и обсуждают очередной заезд, (который обновляется каждые две недели,) и выбирают себе очередную блондинку с перманентом, из тех, что попроще.
   Две недели она будет периодически появляться в санатории, чтобы брать деньги, которые она накопила для отпуска.
   В каждом заезде найдётся какая-нибудь бедняжка, которая привезла чемодан платьев, неиспользованных в течение года.
   Она выглядит и танцует как королева.
   Но у неё дома муж-алкоголик и два непутёвых оболтуса — сына.
   Её выберёт опытный массовик-затейник.
   Две недели, на всех вечерах отдыха, она будет королевой бала, а ночи потихоньку проводить в комнате массовика-затейника, поднимая к жизни, увядший инструмент, потасканного бабника.
   Мнения отдыхающих о ней разойдутся.
   Те, что постарше (согрешили бы, но с кем?) будут её осуждать и оговаривать, поджав губы и сидя на скамейках танцплощадки.
   Другие, помоложе и тоже миловидные будут любоваться на неё, зная, что и они бы могли не хуже танцевать и выглядеть, но кавалеров, увы, нет.
   Кавалеры же стоят группой и курят.
   Они уже сходили куда следует, и хорошо заправились, что заметно по румянцу и неуверенной стойке.
   Иногда один из них оторвётся от собутыльников, схватит первопопавшуюся особь женского пола, килограмм на десять превосходящую его весом, и, пыхтя, закружит её в вальсе, как тараном сбивая танцующих.
   При этом он весь красный и потный, глаза стеклянные, а на лице выражение большого усердия. Костюм измят и морщится, а галстук с непривычки давит и мешает.
   Женщина же смущена, танцует, не глядя на партнёра и стараясь попасть в такт.
   Он ей безразличен и неинтересен, но играет музыка, вечер так хорош, и какая разница с кем танцевать, если хочется танцевать!
   Случаются в каждом «заезде» одна или две пары, которые нашли друг друга с первых же дней. Обычно это соседи по обеденному столу в столовой, либо встреча произошла на танцплощадке. Этого никто не заметил, т.к. они вместе с первого до последнего дня.
   Иногда такие встречи имеют продолжение, но чаще всего это одинокая или несчастная в браке женщина, неожиданно получившая, как выигрыш в лотерее, возможность две недели побыть с нормальным хорошим мужчиной.
   Вернувшись домой, она ещё долго будет вспоминать и тосковать по этим двум неделям, и чем дальше по времени они будут уходить, тем лучше они ей будут казаться.
   Он же, чуть-чуть лучший других мужчин, конечно же, имеет дома семью, в которую он спокойно вернётся и будет с женой таким, каким он был до отъезда, таким, каким он был с этой женщиной две недели.
   Эта встреча ничего не изменила в его жизни, ничего особенного не внесла, просто избавила его от двухнедельного воздержания.
   О том как ещё более тоскливо и одиноко той женщине после случайной двухнедельной ласки, не в мужских обычаях думать и разбираться в её душевных переживаниях.
   Часто в санаториях и домах отдыха встречаются две женщины и становятся подругами.
   Им не повезло с кавалерами, и они хорошо понимают друг друга.
   Ведь они ходили в примерно одинаковые детские садики, учились в школе с одинаковыми программами, читали почти тот же набор книг (если читали), слушали одну и ту же пропаганду по радио и телевидению, смотрели одни и те же фильмы.
   Они видят и мыслят одинаково, у них одинаковые наборы мебели и забот.
   Мужья, от которых они терпят, тоже почти одинаковые.
   В долгих прогулках между завтраком, обедом и ужином они поведали уже друг другу всё о своей жизни и с полным взаимопониманием всё обсудили.
   На танцплощадке они не зависят от этих пьянчуг, они себе танцуют вдвоём и никто им не нужен.
   По окончании отпуска они разъедутся, обменявшись адресами, и будут продолжать скрашивать друг другу жизнь, так как это тоже немаловажно — иметь возможность кому-нибудь в письме рассказать о своих бедах и получить в следующем письме утешение от так хорошо понимающей тебя подруги, с описанием почти аналогичных бед.
   Итак, я приехала работать в дом отдыха «Виженка» медицинской сестрой.
   Дом отдыха был сезонным.
   Я проработала всего один сезон — одно лето.
   Поэтому происходящее здесь, могло бы уместиться в одноактную пьеску для самодеятельного театра со следующим набором действующих лиц :
   ДИРЕКТОР ДОМА ОТДЫХА — интеллигент с колхозным шармом.
   СЧЕТОВОД-БУХГАЛТЕР — колхозный интеллигент с жеребячьим шармом.
   СТЕКЛЯННЫЙ МЕДИЦИНСКИЙ ШКАФ — Безмолвный свидетель, (зазря пострадавший!)
   ВАСЬКА — Массовик-затейник, сексуал — любитель с жеребячьим тактом.
   ФИГУРНАЯ ПАЛОЧКА — борец за справедливость (необычайной красоты).
   Я — Медицинская сестра 18-19лет, ожидающая любви (исключительно настоящей!)
   МЕСТО ДЕЙСТВИЯ — Виженка. Очень красивое место в Карпатах.
   Как это иногда бывает с молодыми, я приехала с намерением работать самым честным и добросовестным образом.
   Но мне это не позволили.
   Люди здесь работали много лет, хорошо сработались, организовав круговую поруку и считая всё, что поступает в дом отдыха своей собственностью.
   То, что часть приходится транжирить на отдыхающих, они рассматривали как досадную необходимость, которую следует урезать до минимума.
   Медицинские работники обычно менялись каждый год, но приходили взрослые умные люди, с которыми так или иначе можно было договориться.
   Я со своей наивностью и откровенностью казалась им смешной и представляла опасность. Со мной надо было что-то делать!
   Поэтому делалось всё, чтобы я ни во что не вникала и ничем не занималась.
   Мне создали хорошие условия.
   Я имела отдельную маленькую комнатку, а на кухне мне давали снимать пробу в таком виде, как будто я, по меньшей мере, была дочкой председателя райисполкома.
   Меня отправляли на все экскурсии и прогулки с отдыхающими, якобы следить, чтобы кому-нибудь не стало плохо.
   Это уже позже, работая врачом в подобных учреждениях, я во всё вникала и контролировала.
   Но в первое лето моей самостоятельной работы я была плотно изолирована от кухни.
   Там царствовал повар Васька, тёзка массовика-затейника.
   На Васькином примере можно убедиться, что иногда, располагая весьма скромными умственными способностями и незначительным служебным положением, можно использовать маленькое служебное положение в значительных личных целях.
   Васька имел всё, что душе угодно в гастрономическом и сексуальном направлениях, а так как других запросов у него не было, то он достиг верха своих желаний!
   На кухне работали несколько деревенских девственниц такой внешности, как будто все они прошли конкурс красоты, чтобы попасть в Васькин гарем.
   К концу сезона выяснилось, что, используя служебное положение, безмозглый, никчемный Васька всех их по очереди превратил в женщин.
   Так стоит ли доискиваться в чём секрет успеха на ниве жизни?
   На кухне Ваську больше интересовали женские дела, чем щи и котлеты.
   Тем не менее, он что-то готовил, девушки поддерживали кое-какой порядок и всё шло как надо.
   С сан станцией разбирались директор и счетовод.
   Мне организовали жизнь как у отдыхающих.
   Я воспринимала всё на полном серьёзе и считала, что так и надо.
   Мне надо быть с пациентами на страже их здоровья.
   Когда начинался заезд, я должна была провести всем прибывшим медицинский осмотр: взвесить каждого, измерить рост и проверить жизненную ёмкость лёгких (ЖЕЛ).
   Отдыхающий дышал в трубку спирографа, которую полагалось после каждого человека дезинфицировать 96-градусным медицинским спиртом.
   Для этих и других целей мне выписывали каждые две недели по 0.5литра спирта. (96 градусов!)
   Перед отъездом, отдыхающим, нужно было повторить осмотр.
   Якобы за две недели они поправились на 1-2кг, распрямились или подросли на 1-2 см. и стали вольнее дышать, поглощая кислорода на 1-2литра больше.
   Согласно моим «высоко ученым» наблюдениям, изменения касались только веса и зависели исключительно от того, чем трудящиеся занимались на отдыхе: едой, любовью, прогулками, волейболом или беспробудно пили.
   Спирт я хранила в указанном выше стеклянном шкафчике для медикаментов.
   Ключ был только у меня.
   Всё шло распрекрасно.
   Я добросовестно протирала 96-градусным спиртом трубку спирографа.
   Но однажды мне показалось, что спирта в бутылке больше, чем я оставила?!
   Я сама себе не поверила, но стала внимательнее следить за уровнем горючего и окончательно сбилась с толку.
   То мне мерещилось слишком много, то слишком мало.
   И я на всё махнула рукой, решив, что мне всё только кажется.
   Но вскоре надо было вскрыть нарыв на пальце ноги отдыхающего.
   Я решила прокалить иглу на огне.
   И выяснилось, что медицинский спирт (96-градусный) не горит!
   Я подняла шум, вызвала моё единственное доверенное лицо — библиотекаршу Наталью и мы, обследовав шкаф, обнаружили, что заднее стекло легко снимается.
   Ключ от медицинской комнаты был только у директора.
   Проведя небольшое расследование, мы легко установили, что таинственная" шайка грабителей "состояла из директора, завхоза и Васьки-затейника, которые, прихватив необходимую закуску на кухне, устраивали себе в кабинете директора сеансы кайфа, разбавляя спирт водой.
   Затянувшийся научный эксперимент, лишил их бдительности, и часто отлитое количество спирта, не соответствовало долитому количеству воды.
   Бедные отдыхающие!
   Облизывая трубку спирографа, протираемого водой с запахом спирта, они, можно сказать, занимались групповым сексом, и будь это не 60-тидесятые, а 90-тые годы, теоретически могли заполучить СПИД.
   Но тогда обошлось.
   После этой истории я стала на ночь забирать спирт домой.
   Члены «преступной тройки» сочли это вероломством и порешили, что наикратчайшим путём к спирту можно притопать через моё сердце или чуть-чуть ниже.
   Васька-затейник вызвался показать "дружкам "как это делается, и даже заключил пари на ящик водки, что добьётся своего с одного захода.
   Вся мужская часть доблестного коллектива со спортивным азартом ждала ящика водки.
   Их только интересовал вопрос, кто купит, Васька или директор со счетоводом?
   И вот, в ближайший вечер лежу я себе мирно на железной коечке и читаю.
   Вдруг, на дверь с силой надавили, игрушечный крючок легко соскочил и в комнату ворвался Васька-затейник.
   Опытный массовик, не тратя время на затеи, или, посчитав их стратегически неоправданными, сходу пошёл в атаку, использовав правило Наполеона, что сначала надо город завоевать!
   Не говоря ни слова, одним мощным прыжком он оказался на мне и сильной, опытной рукой стал искать интересующее его место.
   Не менее опытные губы оккупировали мой рот, не давая закричать и пытаясь повергнуть в «необузданную» страсть.
   В моей несчастной голове быстро зашевелились не оккупированные врагом мозги.
   Я вспомнила, что сегодня в столовой, во время ужина, получила от одного отдыхающего в подарок прекрасную резную палочку, он мастерил такие из дерева.
   Палочка стояла у меня в изголовье.
   Мне повезло нащупать палочку быстрей, чем Ваське то, что искал он.
   Я не раздумывая, со всех сил трахнула произведением искусства по тому Васькиному месту, которое наиболее выступало, когда он лежал на мне животом вниз.
   Васька взвыл и также резво спрыгнул с меня, как только что заскочил.
   За окном, как по команде, раздалось жеребячье ржание судейской коллегии.
   На второй день Ваську можно было бы, и пожалеть в связи с тройным горем:
   1) Надо покупать ящик водки, 2) Неудобно сидеть и 3) Необходимо выслушивать пикантные вопросы.
   Он был зол и решителен!
   Я поняла, что дело добром не кончится.
   До окончания сезона оставались считанные дни. Никто уже никого и ничего не боялся!
   Моей девственности грозила бесславная гибель, не говоря о спирте.
   Я нашла выход. Уговорила Наталью перебраться в мою келью и не разлучалась с ней до прощальной пьянки в честь закрытия сезона, когда надравшиеся водкой мужики не могли языками шевелить, не то, что другими, более привередливыми органами.
   Проработав, таким образом, несколько увеселительных месяцев, я оказалась свободной и не должна была, как мои соученики, отрабатывать два года в деревне.

ПСИХБОЛЬНИЦА.

   Но мне надо было работать.
   И тут помогли добрейшие тётя Рахиль и дядя Бэролы из психбольницы.
   Они устроили меня медицинской сестрой в пятое терапевтическое отделение Черновицкой психоневрологической больницы, где я проработала целых пять лет.
   Психбольница — не дом отдыха. Увы!
   Слово психбольница вызывает различную реакцию.
   У одних появляется усмешечка, другие содрогаются, третьи, особенно не размышляя, с удовольствием рассказывают анекдоты про психов.
   Но не многие знают определённо, что это такое — лечебница для пациентов с нарушенной психикой, для людей, которые лишились ума.
   Да и кому хочется знать об этом!
   Человеку свойственно стремиться к красивому и приятному, прячась от печального и того, что сегодня его не касается.
   Это спасает нас, но в то же время вводит в заблуждение.
   Как много несчастий удалось бы избежать, если бы мы могли провести чёткую грань между человеком психически больным и здоровым!
   Психическое нездоровье — это не всегда сумасшедший.
   Чаще всего у личности появляется только патологически утрированная черта характера, подчиняющая себе всё остальное.
   Если быть последовательным, то любой фанатизм не что иное как психическое нездоровье.
   Достаточная часть несчастных семей, кошмарных преступлений, государственных переворотов и даже войн связаны с тем, что люди с нарушенной психикой воспринимаются не как таковые, а как люди с особым характером — злые, жестокие, странные, ревнивые, ленивые, подозрительные, властолюбивые и т.д.
   И ведь именно они (люди с больной психикой) более других способны захватывать власть, шагая по трупам, потому, что одним из самых первых и основных симптомов шизофрении, например, является эмоциональная тупость, отсутствие чувств.
   Разве это не знакомые исторические фигуры: лишённые любви и жалости, напористые, всё на своёи пути попирающие, гонимые манией преследования и величия, шагают в своих страшных сапогах по головам беспечной толпы, наивно верящей в «сверхчеловеков» и желающей видеть только красивенькое и приятное!?
   Черновицкая психоневрологическая больница (ЧПНБ) состояла из 14 отделений, огороженных высоким забором.
   Каждое отделение располагалось в отдельном 2-3 этажном корпусе, которые по соображениям безопасности не должны были быть выше.
   Все окна в железных решётках, все двери под запором.
   Каждое отделение имело свою медицинскую ориентацию.
   В пятом терапевтическом отделении лечились больные, у которых кроме основного диагноза были заболевания сердца или других внутренних органов.
   Но самым «интересным» было отделение номер четыре — Четвёртое отделение.
   Здесь содержались люди, совершившие преступление.(Под преступлением чаще всего подразумевалось неодобрение властей)
   Диагноз психического заболевания приобретал здесь более широкое значение, иногда роковое!
   Сотрудники этого отделения проходили спец. проверку на лояльность и давали подписку о неразглашении, за что имели дополнительные льготы, не распространявшиеся на другие отделения.