не..." Что означает это "не"? Таким опытным людям, как мы, не составит труда
закончить предложение. Вот почему собаки не...
ЛОРЕДАНА, почти неслышно. Вот почему собаки не залаяли?
ПУАРО. А на кого они должны были залаять?
ЛОРЕДАНА, еще тише. На лжебродягу, который пробрался в сад и подкрался
к окну. У него был пузырек с ядом.
ПУАРО. А почему они не залаяли?
ЛОРЕДАНА закрывает лицо руками и не отвечает.
АНТОНИЯ, набравшись смелости. Потому что собаки знали этого лжебродягу,
хотя он давно здесь не бывал.
ПУАРО. Совершенно верно. Коллинз, до того как...
ПОПО, пораженный. Коллинз? Уж не хотите ли вы сказать, что Диккенс был
убит? И убийца -- Коллинз?
ПУАРО. Разумеется, mon ami.
ПОПО, напоминая полицейского, всегда узнающего истину последним. Ca
alors!
ПУАРО. Я уже говорил, что Коллинз до ссоры с Диккенсом часто посещал
Гэдсхилл. И дело не только в том, что собаки хорошо знали Уилки. Коллинз был
прекрасно осведомлен о привычках бывшего друга. Он знал, что летом Диккенс
работает по утрам в летнем шале, а во второй половине дня возвращается в дом
просмотреть почту в своем кабинете на первом этаже. Коллинз знал, что у окна
на письменном столе всегда стоит кувшин. Наконец, он знал от Кейт Диккенс,
жены своего брата Чарлза, что дела со здоровьем у ее отца обстоят неважно и
ему грозит кровоизлияние в мозг. Поэтому Коллинзу не составило труда
осуществить свой замысел. Помехой могли стать лишь очки. Коллинз был очень
близорук и не решался снять очки, даже несмотря на угрозу разоблачения,
когда он прохаживался по гэдсхиллской дороге в ожидании подходящего момента.
И этот момент наступил. Джорджина принесла почту, которую оставила на
письменном столе, сменила воду в кувшине и удалилась к себе наверх. Мейми,
как мы знаем и как знал Коллинз, уехала в Лондон. Единственная опасность
состояла в том, что Диккенс мог появиться раньше, чем Коллинз успеет вылить
содержимое своей бутылочки в кувшин и исчезнуть[181].
[181] Жертва конечно же могла проигнорировать кувшин, хотя он и стоял
как раз для того, чтобы Диккенс мог запивать многочисленные таблетки. Если
бы содержимое выпил кто-нибудь другой, то ничего особенного не произошло бы.
Однако Диккенс, поглощенный работой над страницей, которую мы только что
видели, вернулся довольно поздно. (Прим. авт.)
МАРЛОУ, воспользовавшись драматической паузой. Очень складно, Пуаро. Но
где доказательства? Вы говорите о яде, а симптомы, описанные доктором Стилом
и двумя лондонскими врачами, однозначно свидетельствуют -- имело место
кровоизлияние в мозг.
ПУАРО. Но Диккенс и должен был умереть от кровоизлияния в мозг, если в
качестве яда был использован дигиталин. Хорошо известно, что гликозид
дигиталиса вызывает мощное и быстрое повышение кровяного давления. А
состояние Диккенса было таково, что даже несколько сотых грамма привели бы к
разрыву артерии.
АРЧЕР. Тогда, может, вы позаботитесь о нескольких сотых граммах такой
штуки, как доказательства, приятель? Ни один суд в мире не признал бы
Коллинза виновным на основании этих весьма косвенных свидетельств. Нам нужны
до-ка-за-тель-ства!
ПУАРО. Не спорю. Именно за ними доктор Торндайк и отправился в Лондон.
Ждать его не стоит -- наверняка он застрял в аэропорту из-за очередной
забастовки. Сегодня утром Торндайк прислал мне телекс, состоящий из
одного-единственного слова. Но это слово многое скажет тому, кто
догадывается о цели его поездки[182]. (Пуаро извлекает из кармана листок
бумаги и вручает его редактору "Диккенсианы".) Это лично вам, доктор Уилмот,
после прочтения можете уничтожить.
[182] Совершенно очевидно, что из Лондона Торндайк прямиком направился
в Гэдсхилл. Там, переодевшись бродягой, он сумел подобраться к окну кабинета
Диккенса (где ничего не изменилось, поскольку сейчас там музей), соскреб со
дна кувшина осадок, который затем подверг тщательному исследованию в
собственной лаборатории. Не менее очевидно, что в телеграмме было написано
одно-единственное слово: "ДИГИТАЛИН".
Таким образом, читатель, дело Д. на самом деле оказалось делом
Диккенса.
Дальнейшие педантичные действия Пуаро большого интереса не
представляют. Однако мы не можем пройти мимо одного выдвинутого им
предположения. Когда Диккенс говорил Уиллзу, что испытывает трудности с
дальнейшим развитием сюжета, то, возможно, он имел в виду собственные
угрызения совести, которые заставили его изменить концовку и отказаться от
идеи пьесы внутри романа. Коллинз, который с первого же выпуска признал свое
творение[183], не мог об этом знать. И таким образом, так же как и Джаспер в
гипотезе А, совершил убийство ненавистного соперника, когда повод для
соперничества уже, собственно, пропал.
[183] Еще одна возможность: Диккенс мог сам рассказать об этом
Коллинзу, убеждая (и убедив самого себя), что это его собственная идея.
Однажды он уже повел себя столь же бесстыдным образом. В середине 1869 г.
еще один автор журнала "Круглый год" -- Р.Литтон прислал Диккенсу начало
своего романа, где, как и в ТЭД, речь шла о взаимоотношениях дяди и
племянника. Диккенс отклонил его, сославшись на то, что сюжет слишком
напоминает сюжет одного уже опубликованного романа. Ни один исследователь
ТЭД не обнаружил следов этого мифического романа. (Прим. авт.)
Мы не можем полностью привести страстную речь Латиниста в защиту Уилки
Коллинза, в которой оратор восхвалял мягкий характер писателя и его
длительную привязанность к Диккенсу. Молодой человек зашел так далеко, что
умудрился заявить: "Если Уилки действительно убил Диккенса, то у меня рука
не поднимется его осудить!"
Но давайте вернемся к мини-совещанию в коридоре. Точнее, пусть Пуаро
сам все расскажет в своем классически-отточенном стиле.
-- С самого начала, -- говорит Пуаро, -- мы в наших обсуждениях
поднимали вопрос о плагиате. Имелся в виду плагиат Диккенса в отношении
"Лунного камня", и это обвинение настолько сбило всех исследователей с
толку, что они были уже не в состоянии напасть на верный след. Тут все очень
тесно переплетено. Во-первых, само предполагаемое заимствование сюжета из
"Лунного камня"; во-вторых, странный характер Джаспера, довольно
недвусмысленно намекающий на знаменитый рассказ Стивенсона; в-третьих,
плагиат самого Стивенсона по отношению к Диккенсу, а именно: история дяди,
который собирается сбросить с башни племянника, описанная в "Похищенном", а
также Аттерсон -- точная копия Грюджиуса, образ которого Диккенс в свою
очередь позаимствовал у Стерна. Мы также заметили, что Диккенс как бы
ненароком цитирует сцены из "Макбета" и "Гамлета", преследуя при этом
двойную цель: осторожно бросить тень на Ландлесов и подготовить читателя к
неожиданному сюжетному ходу.
Но до сих пор, -- продолжает Пуаро, -- мы оставались в чисто
литературных рамках. Плагиат становится по-настоящему серьезным, когда
реальные события начинают повторять сюжетные перипетии литературных
произведений. Так, например, выясняется, что самый подлинный из всех сыщиков
мира, то есть moi[184], неподражаемый Эркюль Пуаро, оказывается
всего-навсего невольным подражанием... сомнительному субъекту по имени Попо!
Мы видим, как Гэдсхиллская дорога заполняется воображаемыми -- нет, дважды
воображаемыми -- "людьми в плащах", предвосхищая появление реальных бродяг
(среди которых имеется один, более чем реальный, хотя и ложный), которые
пройдут мимо дома Диккенса в тот самый роковой день 8 июня 1870 года.
[184] Я (фр.).
Случайно ли, -- осведомляется Пуаро, -- я вспомнил об этих людях в
плащах, когда доктор Уилмот рассказывал нам о доме Диккенса и его саде? Вы
знаете, я не верю в сверхъестественные предчувствия, но меня не покидала
уверенность, что я ухватил за хвост нечто зловещее и ужасное. Я принялся
обдумывать неосознанные опасения Холмса и спросил себя, а не лежат ли в их
основе какие-то реальные земные факты?
Но давайте покинем дом в Гэдсхилле, -- после эффектной паузы
возобновляет свой рассказ Пуаро, -- и перенесемся в замок Эльсинор, где в
третьем акте разыгрывается пьеса внутри пьесы. Мы видим актера, играющего
убийцу по имени Луциан в итальянской трагедии (убитого зовут Гонзаго).
Убийца украдкой пробирается в сад со словами: "Рука тверда, дух черен, верен
яд, час дружествен, ничей не видит взгляд"[185] -- и вливает упомянутый яд в
ухо спящей жертвы. Дополнительные подробности мы узнаем из "подлинной" сцены
первого акта, где призрак жертвы, заявив, что убийца знал, что король
"обычно делал пополудни", указывает: яд был "соком белены", "прокажающим
раствором", "чье свойство глубоко враждебно крови нашей"[186].
[185] Шекспир. "Гамлет". Акт III, сцена II.
[186] Шекспир. "Гамлет". Акт I, сцена V.
Ученые, -- добавляет Пуаро после очередной эффектной паузы, -- не
смогли установить, какое именно растение Шекспир называет беленой (в
оригинале hebenon). И я не знаю, обладает ли digitalis purpurea вредоносным
действием, если его настой влить в ухо. Но выдуманная сцена столь
поразительно предвосхищает действительность, что я склонен думать, будто
"Гамлет" вдохновил Коллинза не только на создание оригинального сюжета, но и
на преступление. Если...
На этот раз Пуаро замолкает так надолго, что все уже собираются встать
и потихоньку разойтись, когда вдруг великий бельгиец начинает выкрикивать
слова призрака из "Гамлета":
"О ужас! Ужас! О великий ужас!"[187]
[187] Там же.
Голос его дрожит, когда он произносит последнюю, заключительную фразу
своего монолога:
-- Если только не правы Холмс и Гамлет, когда говорят, что и в небе и в
земле сокрыто больше... чем снится мудрости Эркюля Пуаро![188]
[188] Перефразировка строк: И в небе и в земле сокрыто больше, Чем
снится вашей мудрости, Горацио. (Шекспир. "Гамлет". Акт I, сцена IV. Пер.
М.Лозинского.)
УИЛМОТ, обращаясь к аудитории. Учитывая эту возможность, не говоря уже
об ужасе, который вызовет гипотеза D в сердцах наших уважаемых спонсоров, я
попросил технический персонал стереть запись нашего последнего заседания.
Пуаро, Холмс и я дали торжественное обещание никому и никогда не
рассказывать о том, что' мы выяснили. Смеем ли мы просить и вас всех о том
же самом?
ЖАБА, голосом еще более хриплым, чем обычно. Я первый дам такое слово!
Предлагаю предъявить спонсорам гипотезу С, в которой сокрыто больше, чем
снится мудрости друдистов.
Нет нужды говорить, читатель, что все присутствующие, включая Лоредану,
Антонию, Латиниста и Торндайка (который только что прибыл), немедленно
последовали примеру уважаемого Жабы. И, как читатель, верно, уже догадался,
вопреки зловещим предсказаниям знаменитой обложки ТЭД состоится не одна
свадьба, а две. Кто же станет участниками сих обрядов? На этот вопрос
читатель пусть ответит сам.
закончить предложение. Вот почему собаки не...
ЛОРЕДАНА, почти неслышно. Вот почему собаки не залаяли?
ПУАРО. А на кого они должны были залаять?
ЛОРЕДАНА, еще тише. На лжебродягу, который пробрался в сад и подкрался
к окну. У него был пузырек с ядом.
ПУАРО. А почему они не залаяли?
ЛОРЕДАНА закрывает лицо руками и не отвечает.
АНТОНИЯ, набравшись смелости. Потому что собаки знали этого лжебродягу,
хотя он давно здесь не бывал.
ПУАРО. Совершенно верно. Коллинз, до того как...
ПОПО, пораженный. Коллинз? Уж не хотите ли вы сказать, что Диккенс был
убит? И убийца -- Коллинз?
ПУАРО. Разумеется, mon ami.
ПОПО, напоминая полицейского, всегда узнающего истину последним. Ca
alors!
ПУАРО. Я уже говорил, что Коллинз до ссоры с Диккенсом часто посещал
Гэдсхилл. И дело не только в том, что собаки хорошо знали Уилки. Коллинз был
прекрасно осведомлен о привычках бывшего друга. Он знал, что летом Диккенс
работает по утрам в летнем шале, а во второй половине дня возвращается в дом
просмотреть почту в своем кабинете на первом этаже. Коллинз знал, что у окна
на письменном столе всегда стоит кувшин. Наконец, он знал от Кейт Диккенс,
жены своего брата Чарлза, что дела со здоровьем у ее отца обстоят неважно и
ему грозит кровоизлияние в мозг. Поэтому Коллинзу не составило труда
осуществить свой замысел. Помехой могли стать лишь очки. Коллинз был очень
близорук и не решался снять очки, даже несмотря на угрозу разоблачения,
когда он прохаживался по гэдсхиллской дороге в ожидании подходящего момента.
И этот момент наступил. Джорджина принесла почту, которую оставила на
письменном столе, сменила воду в кувшине и удалилась к себе наверх. Мейми,
как мы знаем и как знал Коллинз, уехала в Лондон. Единственная опасность
состояла в том, что Диккенс мог появиться раньше, чем Коллинз успеет вылить
содержимое своей бутылочки в кувшин и исчезнуть[181].
[181] Жертва конечно же могла проигнорировать кувшин, хотя он и стоял
как раз для того, чтобы Диккенс мог запивать многочисленные таблетки. Если
бы содержимое выпил кто-нибудь другой, то ничего особенного не произошло бы.
Однако Диккенс, поглощенный работой над страницей, которую мы только что
видели, вернулся довольно поздно. (Прим. авт.)
МАРЛОУ, воспользовавшись драматической паузой. Очень складно, Пуаро. Но
где доказательства? Вы говорите о яде, а симптомы, описанные доктором Стилом
и двумя лондонскими врачами, однозначно свидетельствуют -- имело место
кровоизлияние в мозг.
ПУАРО. Но Диккенс и должен был умереть от кровоизлияния в мозг, если в
качестве яда был использован дигиталин. Хорошо известно, что гликозид
дигиталиса вызывает мощное и быстрое повышение кровяного давления. А
состояние Диккенса было таково, что даже несколько сотых грамма привели бы к
разрыву артерии.
АРЧЕР. Тогда, может, вы позаботитесь о нескольких сотых граммах такой
штуки, как доказательства, приятель? Ни один суд в мире не признал бы
Коллинза виновным на основании этих весьма косвенных свидетельств. Нам нужны
до-ка-за-тель-ства!
ПУАРО. Не спорю. Именно за ними доктор Торндайк и отправился в Лондон.
Ждать его не стоит -- наверняка он застрял в аэропорту из-за очередной
забастовки. Сегодня утром Торндайк прислал мне телекс, состоящий из
одного-единственного слова. Но это слово многое скажет тому, кто
догадывается о цели его поездки[182]. (Пуаро извлекает из кармана листок
бумаги и вручает его редактору "Диккенсианы".) Это лично вам, доктор Уилмот,
после прочтения можете уничтожить.
[182] Совершенно очевидно, что из Лондона Торндайк прямиком направился
в Гэдсхилл. Там, переодевшись бродягой, он сумел подобраться к окну кабинета
Диккенса (где ничего не изменилось, поскольку сейчас там музей), соскреб со
дна кувшина осадок, который затем подверг тщательному исследованию в
собственной лаборатории. Не менее очевидно, что в телеграмме было написано
одно-единственное слово: "ДИГИТАЛИН".
Таким образом, читатель, дело Д. на самом деле оказалось делом
Диккенса.
Дальнейшие педантичные действия Пуаро большого интереса не
представляют. Однако мы не можем пройти мимо одного выдвинутого им
предположения. Когда Диккенс говорил Уиллзу, что испытывает трудности с
дальнейшим развитием сюжета, то, возможно, он имел в виду собственные
угрызения совести, которые заставили его изменить концовку и отказаться от
идеи пьесы внутри романа. Коллинз, который с первого же выпуска признал свое
творение[183], не мог об этом знать. И таким образом, так же как и Джаспер в
гипотезе А, совершил убийство ненавистного соперника, когда повод для
соперничества уже, собственно, пропал.
[183] Еще одна возможность: Диккенс мог сам рассказать об этом
Коллинзу, убеждая (и убедив самого себя), что это его собственная идея.
Однажды он уже повел себя столь же бесстыдным образом. В середине 1869 г.
еще один автор журнала "Круглый год" -- Р.Литтон прислал Диккенсу начало
своего романа, где, как и в ТЭД, речь шла о взаимоотношениях дяди и
племянника. Диккенс отклонил его, сославшись на то, что сюжет слишком
напоминает сюжет одного уже опубликованного романа. Ни один исследователь
ТЭД не обнаружил следов этого мифического романа. (Прим. авт.)
Мы не можем полностью привести страстную речь Латиниста в защиту Уилки
Коллинза, в которой оратор восхвалял мягкий характер писателя и его
длительную привязанность к Диккенсу. Молодой человек зашел так далеко, что
умудрился заявить: "Если Уилки действительно убил Диккенса, то у меня рука
не поднимется его осудить!"
Но давайте вернемся к мини-совещанию в коридоре. Точнее, пусть Пуаро
сам все расскажет в своем классически-отточенном стиле.
-- С самого начала, -- говорит Пуаро, -- мы в наших обсуждениях
поднимали вопрос о плагиате. Имелся в виду плагиат Диккенса в отношении
"Лунного камня", и это обвинение настолько сбило всех исследователей с
толку, что они были уже не в состоянии напасть на верный след. Тут все очень
тесно переплетено. Во-первых, само предполагаемое заимствование сюжета из
"Лунного камня"; во-вторых, странный характер Джаспера, довольно
недвусмысленно намекающий на знаменитый рассказ Стивенсона; в-третьих,
плагиат самого Стивенсона по отношению к Диккенсу, а именно: история дяди,
который собирается сбросить с башни племянника, описанная в "Похищенном", а
также Аттерсон -- точная копия Грюджиуса, образ которого Диккенс в свою
очередь позаимствовал у Стерна. Мы также заметили, что Диккенс как бы
ненароком цитирует сцены из "Макбета" и "Гамлета", преследуя при этом
двойную цель: осторожно бросить тень на Ландлесов и подготовить читателя к
неожиданному сюжетному ходу.
Но до сих пор, -- продолжает Пуаро, -- мы оставались в чисто
литературных рамках. Плагиат становится по-настоящему серьезным, когда
реальные события начинают повторять сюжетные перипетии литературных
произведений. Так, например, выясняется, что самый подлинный из всех сыщиков
мира, то есть moi[184], неподражаемый Эркюль Пуаро, оказывается
всего-навсего невольным подражанием... сомнительному субъекту по имени Попо!
Мы видим, как Гэдсхиллская дорога заполняется воображаемыми -- нет, дважды
воображаемыми -- "людьми в плащах", предвосхищая появление реальных бродяг
(среди которых имеется один, более чем реальный, хотя и ложный), которые
пройдут мимо дома Диккенса в тот самый роковой день 8 июня 1870 года.
[184] Я (фр.).
Случайно ли, -- осведомляется Пуаро, -- я вспомнил об этих людях в
плащах, когда доктор Уилмот рассказывал нам о доме Диккенса и его саде? Вы
знаете, я не верю в сверхъестественные предчувствия, но меня не покидала
уверенность, что я ухватил за хвост нечто зловещее и ужасное. Я принялся
обдумывать неосознанные опасения Холмса и спросил себя, а не лежат ли в их
основе какие-то реальные земные факты?
Но давайте покинем дом в Гэдсхилле, -- после эффектной паузы
возобновляет свой рассказ Пуаро, -- и перенесемся в замок Эльсинор, где в
третьем акте разыгрывается пьеса внутри пьесы. Мы видим актера, играющего
убийцу по имени Луциан в итальянской трагедии (убитого зовут Гонзаго).
Убийца украдкой пробирается в сад со словами: "Рука тверда, дух черен, верен
яд, час дружествен, ничей не видит взгляд"[185] -- и вливает упомянутый яд в
ухо спящей жертвы. Дополнительные подробности мы узнаем из "подлинной" сцены
первого акта, где призрак жертвы, заявив, что убийца знал, что король
"обычно делал пополудни", указывает: яд был "соком белены", "прокажающим
раствором", "чье свойство глубоко враждебно крови нашей"[186].
[185] Шекспир. "Гамлет". Акт III, сцена II.
[186] Шекспир. "Гамлет". Акт I, сцена V.
Ученые, -- добавляет Пуаро после очередной эффектной паузы, -- не
смогли установить, какое именно растение Шекспир называет беленой (в
оригинале hebenon). И я не знаю, обладает ли digitalis purpurea вредоносным
действием, если его настой влить в ухо. Но выдуманная сцена столь
поразительно предвосхищает действительность, что я склонен думать, будто
"Гамлет" вдохновил Коллинза не только на создание оригинального сюжета, но и
на преступление. Если...
На этот раз Пуаро замолкает так надолго, что все уже собираются встать
и потихоньку разойтись, когда вдруг великий бельгиец начинает выкрикивать
слова призрака из "Гамлета":
"О ужас! Ужас! О великий ужас!"[187]
[187] Там же.
Голос его дрожит, когда он произносит последнюю, заключительную фразу
своего монолога:
-- Если только не правы Холмс и Гамлет, когда говорят, что и в небе и в
земле сокрыто больше... чем снится мудрости Эркюля Пуаро![188]
[188] Перефразировка строк: И в небе и в земле сокрыто больше, Чем
снится вашей мудрости, Горацио. (Шекспир. "Гамлет". Акт I, сцена IV. Пер.
М.Лозинского.)
УИЛМОТ, обращаясь к аудитории. Учитывая эту возможность, не говоря уже
об ужасе, который вызовет гипотеза D в сердцах наших уважаемых спонсоров, я
попросил технический персонал стереть запись нашего последнего заседания.
Пуаро, Холмс и я дали торжественное обещание никому и никогда не
рассказывать о том, что' мы выяснили. Смеем ли мы просить и вас всех о том
же самом?
ЖАБА, голосом еще более хриплым, чем обычно. Я первый дам такое слово!
Предлагаю предъявить спонсорам гипотезу С, в которой сокрыто больше, чем
снится мудрости друдистов.
Нет нужды говорить, читатель, что все присутствующие, включая Лоредану,
Антонию, Латиниста и Торндайка (который только что прибыл), немедленно
последовали примеру уважаемого Жабы. И, как читатель, верно, уже догадался,
вопреки зловещим предсказаниям знаменитой обложки ТЭД состоится не одна
свадьба, а две. Кто же станет участниками сих обрядов? На этот вопрос
читатель пусть ответит сам.