г.
-- Эта надпись относится к последнему периоду Западной Римской империи,
-- с воодушевлением вещает Латинист. -- Великий Стилихон[135], одержав
победу над Радагайсом[136] при Фиезоле (403), сумел сдержать натиск готов.
Но затем он впал у Гонория[137] в немилость и был убит (408). Как видите,
его имя даже стерто с камня (ради damnatio memoria[138]). После чего
Аларих[139] беспрепятственно захватил и разграбил Рим (410). На этом
трагическом фоне Уилки Коллинз...
[135] Полководец императора Гонория, родом из племени вандалов. Казнен
в 408 г.
[136] Варвар, возглавивший поход остготов, вандалов, свевов, аланов и
др. на Рим. Разбит Стилихоном.
[137] Первый император Западной Римской империи (395--423).
[138] Вычеркнуто из памяти (лат.).
[139] Вождь вестготов.
-- Да? -- подбадривает его Антония, ловящая каждое слово мэтра.
-- ...Как я уже говорил, Коллинз в своем юношеском романе излагает
историю римской девушки, прекрасной Антонии[140]...
[140] Позже мы узнаем от других членов группы, которые нескромно
подслушивали, что роман называется "Антония, или Падение Рима", а Латинист
настолько страстный любитель Уилки Коллинза, что прочел все его романы, даже
самые слабые, и никогда не упускает случая пересказать сюжет всякому, кто
готов его выслушать.
-- Антонии! -- со счастливейшей улыбкой восклицает Антония и делает шаг
к Латинисту.
После этого диалог молодых людей принимает столь
слащаво-сентиментальный характер, что нам лучше обратиться в бегство.
Поспешим же к центру Форума, где его пересекает Священная дорога[141] Эту
дорогу, карабкающуюся вверх, в направлении Тусской улицы, некогда именовали
Священным подъемом. И тут события начинают приобретать весьма странный
характер.
[141] Соединяла Форум с Палатином.
Но чем вызвана эта странность, дорогой читатель? Древним пророчеством,
вроде того, что заставило легендарного Марка Курция[142] броситься со своим
конем в ближайшую lacus[143], которая теперь носит его имя? Или же виноват
некий магический религиозный культ, связанный со священным фиговым деревом,
что произрастает в аккурат рядом с упомянутой lacus? А быть может, все дело
в matronae veneficae[144], упоминаемых Ливием, которых viator (посыльный)
привел на Форум и которые признались, что отравили источники таинственным
зельем? Как бы то ни было, поведение Марлоу и Арчера, взбирающихся в данную
минуту по Священному подъему, не поддается разумному объяснению.
[142] Римский герой IV в. до н.э.
[143] Яма, пропасть (лат.).
[144] Женщины-отравительницы (лат.).
До сих пор поведение этой парочки если и нельзя было назвать
безукоризненным, то, уж во всяком случае, оно было совершенно естественным.
Например, Марлоу с Арчером пытались (вполне безуспешно) завязать беседу с
двумя туристками, к слову сказать, не отягощенными грузом чрезмерной
привлекательности. Потом они допытывались у сторожа, нельзя ли купить на
Форуме чего-нибудь покрепче апельсинового сока и минеральной воды. И вот
теперь Марлоу и Арчер, словно пьяные мухи, кружат вокруг развалин частных
домов эпохи Республики, примыкающих к подъему. Они как одержимые носятся
взад и вперед между остатками кирпичного пола и прямоугольным фундаментом
какого-то здания, состоявшего из небольших комнат, на которые это здание
было разбито перпендикулярными коридорами.
Что же они ищут?
Когда Холмс подходит к ним и задает этот вопрос, "крутые ребята" как
будто выходят из транса и признаются, что и сами понятия не имеют. Холмс
хмурит брови, и мы тут же догадываемся почему.
Читатель, конечно, помнит, какой эффект вызвало первое внедрение текста
в подсознание. Кто-то (дама из Ареццо?) впал в некое подобие гипнотического
транса, который сопровождался галлюцинациями; и кто-то еще (Холмс? Точно,
Холмс) тогда сказал, что некоторые вещи, хотя они и не относятся к делу
Друда, сильно его встревожили. Мы знаем, что Конан Дойл однажды вызвал дух
Диккенса, чтобы выяснить, кто же убийца, но Боз многозначительно ответил,
что будет лучше, если истину никто никогда не узнает. Поэтому тревога
Холмса, связанная со всякого рода паранормальными явлениями, сопровождающими
нашу конференцию, вполне объяснима. А странные действия "крутых" сыщиков
можно смело назвать сверхъестественным феноменом.
Будем откровенны: маловероятно, чтобы два таких субъекта, как Марлоу с
Арчером, вдруг решили посвятить себя археологическим изысканиям. Да что там,
они же не отличат храм Сатурна[145] от базилики Максентия[146]. И тем не
менее нашу парочку со всей очевидностью тянет к этим остаткам кирпичного
пола и к этому зданию с маленькими комнатками. Кто сообщил (или что
сообщило) их подсознанию, что первое некогда являлось постоялым двором (это
определил в 1908 году Бони[147] по остаткам винного погреба), а второе (как
еще позже обнаружил Бартоли[148]) -- борделем?
[145] Один из древнейших римских богов, отождествленный (не позднее III
в. до н.э.) с греческим Кроном. Храм был построен на месте находившегося там
с незапамятных времен алтаря.
[146] Построена императором Константином в 312 г. Названа в честь
императора Максентия (306--312).
[147] (?)
[148] (?)
Теперь, когда эти двое пришли в себя, они спешно покидают и своих
товарищей, и Форум. Марлоу и Арчер бодрой рысью отправляются на поиски
наслаждений и вернутся только к следующему утру.
Но это всего лишь первое проявление паранормальных эффектов. Антонии
вдруг приходит в голову, что резные постаменты по обе стороны Lapis niger
поддерживали не лежащих львов, как полагал Бони, а двух больших собак. Вулф,
которого мы обнаруживаем в Музее древностей, с восхищением взирает на
небольшой urceus (кувшин), который вместе с фрагментами прочей утвари найден
в древнем некрополе[149] и теперь помещен под стекло. "Кувшин!" -- слышим мы
-- это, словно сквозь сон, бормочет Ниро Вулф. Инспектору Баккету и
суперинтенданту Бэттлу вдруг срочно понадобилось вернуться на площадь
Испании, чтобы проверить на подлинность слоняющихся там бродяг. А Попо
из-под арки Тита вскидывает обвиняющий перст в сторону оборванного бородача,
сидящего на ступеньках храма Юпитера[150]. "Убийца! Убийца!" -- повторяет
он, словно в бреду, но с такой убежденностью, что полковник карабинеров
приказывает болтающемуся неподалеку полицейскому проверить у подозрительного
субъекта документы.
[149] Некрополь обнаружен неподалеку от храма Антонина и Фаустины.
[150] Храм Юпитера стоял на одной из двух вершин Капитолийского холма.
Читатель, вероятно, не поверит, но этот человек и в самом деле оказался
фальшивым бродягой. Столь оригинальным способом один весьма обеспеченный
писатель решил вдохновить себя на создание нового романа, действие которого
разворачивается в эпоху Августа.
Латинист не находит в том ничего странного.
-- Молодой Коллинз, -- говорит он, -- тоже искал вдохновения среди этих
развалин, и у нас нет никаких оснований полагать, что он был хорошо одет.
Тем более Коллинз тогда еще не был знаком с Антонией.
-- Может, у него тоже была борода? -- спрашивает Антония, кокетливо
поводя глазами.
Но Антония и Латинист не присутствовали вчера на утреннем заседании и
потому ничего не знают о таинственном видении с собаками, кувшином у окна и
фальшивым бродягой, который оказался самым настоящим убийцей. После того как
Лоредана таинственным шепотом просвещает их на этот счет (едва при этом не
оглушив), они, как и все остальные участники нашего рассказа, изумленно
замолкают.
Девять часов утра. Участники конференции собираются в зале Диккенса. Но
давайте, любезный читатель, перенесемся на несколько часов назад и
посмотрим, чем закончилась вчерашняя экскурсия. Предполагалось завершить ее
посещением собора Святого Петра и Сикстинской капеллы, где в настоящее время
идет грандиозная реставрация, финансируемая... кем бы вы думали? Правильно,
всеобщими благодетелями из страны Восходящего Солнца.
Автобус уже подъезжал к собору Святого Петра, когда с водителем
случился неожиданный приступ, как чуть позже выяснится, отвращения.
Несравненная Лоредана и прекрасная Антония бросились уговаривать и увещевать
водителя, умоляя продолжить путь. Но в чем же причина столь неожиданного
поведения этого человека? Неужели он сомневается в компетенции спонсоров и
не верит в успех реставрационных работ? Нет, дело совсем в другом, со
вздохом объясняет водитель. Просто он не выносит фресок Микеланджело[151].
Особенно тех, что на дальней стороне собора. Они плохо сказываются на
функционировании его желудка.
[151] Роспись стен и свода Сикстинской капеллы, над которой художник
работал с 1508 по 1545 г.
-- Вы имеете в виду <Страшный суд>? Вы тоже находите его... несколько
перегруженным? -- спрашивают прекрасные утешительницы.
Но водитель не знает, что ответить на этот вопрос, поскольку никогда не
видел фреску. И тем не менее он испытывает к ней ни с чем не сравнимое
отвращение. Говорит он каким-то странным, "потусторонним" голосом: "...как к
типичному примеру предбарочного искусства, провозвестника невыносимых
уродцев, которых Бернини[152] и его подручные расплодили по всему Риму". С
этими словами водитель рискованно разворачивает автобус на 180 градусов,
выезжает на проспект Трастевере и мчится обратно к "U & O".
[152] Лоренцо Бернини (1598--1688) -- архитектор и скульптор,
представитель барокко. Создал колоннаду на площади Св.Петра.
Антония и Лоредана уже собираются пуститься в долгий и бесплодный спор,
но доктор Уилмот, понизив голос, советует им не делать этого. Уилмот
возвращается к этой теме только вечером, после ужина, когда всеобщее
возбуждение немного улеглось.
-- Мы наблюдали еще одно паранормальное явление, -- говорит он. -- Не
знаю, заметил ли кто-нибудь, но...
-- Да, да, да! -- восклицает Порфирий Петрович. -- Не могу сказать, в
результате ли экстрасенсорного восприятия или по какой иной причине, но
когда водитель автобуса произносил обвинительную речь, направленную против
Микеланджело, он просто-напросто повторял мысли самого Диккенса. В
"Картинах"...
-- И не только в "Картинах", -- подхватывает редактор "Диккенсианы". --
Точно такой же отзыв (по правде говоря, довольно несправедливый, как,
впрочем, и вообще мнение Диккенса относительно изобразительного искусства)
можно найти в письме из Рима к другу и биографу Форстеру.
Тут Холмс ударяет кулаком по столу и решительно заявляет: нет сомнений,
что все эти загадочные явления вызваны духом самого Диккенса, который в
последний раз предупреждает, что сыщики должны оставить в покое дело Друда.
-- А это означает, что мы вплотную приблизились к истине, --
глубокомысленно замечает полковник карабинеров.
Но Гидеон Фелл, специалист по привидениям (которые с завидным упорством
оказывались не такими уж бесплотными духами) выдвигает иную гипотезу:
возможно, подкупленный конкурентами спонсоров, водитель симулировал
припадок, дабы ввести сыщиков в заблуждение.
-- Ладно, а что вы скажете по поводу остальных происшествий? --
спрашивает Мегрэ, который тоже не верит в привидения, но при этом не
понимает, каким образом гипотетические конкуренты могли превратить Марлоу и
Арчера в одержимых археологов или вызвать в головах специалистов образы
собак, кувшинов и бродяг.
Патер Браун предлагает более правдоподобное объяснение. Для начала он
указывает на то обстоятельство, что англиканская церковь всегда
неодобрительно относилась к спиритизму.
-- Однако, -- продолжает святой отец, -- это не мешает нам признать тот
факт, что человеческий разум обладает естественными способностями, о которых
нам мало что известно, например, так называемой способностью к телепатии. На
вчерашнем заседании мы сами оказались замешаны в сложное, хотя и весьма
сумбурное психическое взаимодействие, когда фрагменты мыслей одного человека
передавались другому. То же самое, возможно, произошло и сегодня утром.
ЖАБА. Но водитель...
ПАТЕР БРАУН. Я полностью согласен с комиссаром Мегрэ -- водитель не мог
знать необдуманного суждения Диккенса о барокко и Микеланджело. Но доктору
Уилмоту и приставу Порфирию Петровичу оно, безусловно, известно! Поэтому нет
никакой необходимости тревожить дух Диккенса, чтобы...
ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Но я ни о чем таком не думал...
УИЛМОТ. И я тоже. Я выкинул из головы взгляды Диккенса по этому
вопросу, поскольку считал их не имеющими никакого отношения к нашему делу.
ПАТЕР БРАУН. Это лишь увеличивает вероятность того, что моя догадка
верна. При определенных обстоятельствах именно то, что человек старается
забыть, как раз и становится добычей подсознания.
ПОЛКОВНИК КАРАБИНЕРОВ, веско. Истинно так.
ПАТЕР БРАУН. Давайте перейдем к вопросу о... об общественных зданиях,
если можно так выразиться, которые весьма заинтересовали некоторых наших
коллег. Будет ли ошибкой предположение, что кое-кто из нас, возможно, наш
друг Латинист, знал о назначении этих руин? И неосознанно...
ЛАТИНИСТ, краснея под недоуменным взглядом прекрасной Антонии.
Абсолютно неосознанно! Если не считать надписей на стелах, которые там порой
встречаются, я не испытываю никакого интереса к подобным...
ПАТЕР БРАУН. Нисколько в том не сомневаюсь, дорогой друг. А теперь
давайте разберемся с собаками, кувшином и фальшивым бродягой. Все это тоже
могло стать следствием неосознанной телепатии. Но тут имеются некоторые
отличия. Во-первых, все эти одушевленнные и неодушевленные предметы скорее
всего имеют отношение к ТЭД, хотя и не упоминаются в тексте. Во-вторых, они
появляются уже не в первый раз. И наконец, мы не знаем источник, то есть не
знаем, кто передал нам эти образы, хотя первый подозреваемый, несомненно,
доктор Уилмот.
УИЛМОТ, заметив, что все с подозрением уставились на него. Но я...
ПАТЕР БРАУН. Я знаю, что вы скажете. Вы не принимали участия во
вчерашнем телепатическом обмене мыслями, поскольку в ваше подсознание текст
не внедрялся. Но обрывки ваших мыслей мог уловить кто-нибудь из
присутствующих в этом зале, а затем передать...
ПОЛКОВНИК КАРАБИНЕРОВ. По этому поводу у меня имеется информация, что
некая дама без опознавательного значка спешно покинула тогда зал. Я могу
приказать, чтобы ее разыскали и допросили. Мы могли бы также устроить очную
ставку с обвиняемым... простите, с доктором Уилмотом.
ПАТЕР БРАУН. Для начала я попросил бы доктора Уилмота напрячь свою
память. Возможно, автор собирался использовать этих собак, кувшины и прочее
для раскрытия тайны. Возможно, имеются косвенные свидетельства или какие-то
намеки, сделанные самим Диккенсом, которые доктор Уилмот счел
незначительными и потому попросту забыл о них.
ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Возможно, эти элементы использовали какие-то
друдисты в собственных вариантах решения загадки, не выводя их
непосредственно из текста романа, вроде предложенного Эйлмером наемного
убийцы, или зонтика, который этот американец, Керр, ввел в свою знаменитую
разгадку-пародию[153].
[153] О.К.Керр (псевдоним Р.Х.Ньюэлла). "След дьявола". Нью-Йорк, 1870.
Согласно Керру Джаспер потерял не только память во время убийства, но и
зонтик. Поэтому, когда он вновь его обнаружил... (Прим. авт.)
На этом зонтике, читатель, и завершилось вечернее заседание. Смущенный
Уилмот, может, и рад бы немедленно приступить к изысканиям в недрах
собственной памяти, но несравненная Лоредана энергично дергает его за рукав.
То же самое Антония проделывает с Латинистом, который увлеченно
пересказывает капитану Гастингсу сюжет "Гостиницы с привидениями", позднего
романа Уилки Коллинза[154]. Не считая тех немногих, кто решил задержаться и
усладить себя дружеской болтовней, все остальные нестройными рядами
отправляются на боковую.
[154] "Дом с привидениями, или Тайна современной Венеции". Лондон,
1878. (Прим. авт.)
Если читатель чего-то ждет от сегодняшнего утреннего заседания, то его
постигнет разочарование. Хотя Уилмот и напрягал мозги в послеполуночные часы
(о чем свидетельствует его весьма помятый вид), он не смог вспомнить ни о
каких паранормальных явлениях, связанных с ТЭД или с исследованиями на тему
романа. Поэтому редактор "Диккенсианы" испытывает большие сомнения в том,
что именно он послужил источником загадочного явления.
-- Я мог бы забыть о собаках и кувшинах, -- говорит он, -- но
фальшивого бродягу я бы запомнил обязательно.
Как бы то ни было, -- добавляет он, -- теперь, после того как мы
рассмотрели все шесть выпусков, самое время перейти к вспомогательным
документам. Вот список наиболее важных из них:
а) замечания Диккенса, которые мы уже приводили, относительно структуры
и разбиения на главы первых шести выпусков;
б) исправления и добавления, сделанные автором в рукописи и корректуре;
и в) так называемый "фрагмент Сапси", то есть несколько страниц
рукописи с неизвестной датировкой, где описывается, как в Клойстергэм
приезжает некто Покер и пытается втереться в доверие к Сапси, дабы получить
сведения об исчезновении Друда. Очевидно, что этот персонаж -- первый,
черновой вариант Дэчери, которого Диккенс впоследствии полностью переделал.
Из этого фрагмента нельзя извлечь никакой информации о том, кто такой Дэчери
на самом деле.
-- Вряд ли нужно напоминать, -- уверяет Уилмот, -- что все серьезные
друдисты изучили эти документы до последней запятой в надежде получить
подтверждение своим многочисленным гипотезам. Однако, по моему мнению, никто
до сих пор не обнаружил ничего стоящего.
Методичный Попо настаивает на том, чтобы все эти документы непременно
внедрили в подсознание участникам конференции. Но остальные с радостью
принимают слова председателя на веру и предлагают перейти к другим вопросам.
-- Особенно если учесть, что время поджимает! -- рявкает Жаба[155].
[155] Завтра, читатель, пятый и последний рабочий день конференции,
поскольку суббота будет полностью посвящена приемам и развлечениям, а в
воскресенье все разъедутся по домам. (Прим. авт.)
-- Все прочие документы, -- продолжает председатель, получивший почти
единодушную поддержку аудитории, -- это различных "частные признания",
которые Диккенс якобы делал своим родственникам и ближайшим друзьям.
Например, уже упоминавшееся свидетельство о том, что неопределенность будет
поддерживаться до самого конца. Филдса утверждает, будто последняя сцена
романа произойдет в камере для приговоренных к смертной казни. Сохранилось
заявление Уиллза[156] о "серьезных трудностях", которые, по словам автора,
возникли во время работы над шестым выпуском. Как полагает Уиллз, эти
трудности усугубили состояние Диккенса и, возможно, ускорили его кончину.
Существует, наконец, не раз обсуждавшееся свидетельство Форстера, на котором
основана "джекилианская версия". Диккенс якобы признался своему другу и
биографу, что 1) злодей -- Джаспер и 2) неожиданность концовки состоит в
том, что Джаспер в подробностях опишет, как произошло убийство Эдвина Друда,
не сознавая при этом, что убийца он сам.
[156] Заместитель редактора журнала "All the Year Round" ("Круглый
год"), который в 1859 г. пришел на смену "Household Worlds" ("Семейный
круг"). (Прим. авт.)
ЖАБА. Форстер -- шарлатан, напыщенный глупец, который сует нос не в
свое дело! Он только делал вид, будто находился с Диккенсом в столь близких
отношениях, что тот рассказывал ему все без утайки, тогда как на самом деле
ничего подобного не было. Поэтому, когда этот шарлатан чего-то не знал, он
домысливал или же попросту нагло выдумывал все от начала до конца. Диккенс
как-то раз даже вышвырнул его за это из дома. Я за то, чтобы не принимать во
внимание данное свидетельство.
УИЛМОТ. Многие другие тоже утверждали, что удостоились "признания"
Диккенса относительно смерти Друда или личности Дэчери. Отсюда можно сделать
единственный разумный вывод. Диккенс, которому надоели любопытные,
осаждавшие его со всех сторон, и который никому не верил, решил "признаться"
каждому. А в качестве "признания" преподносил первое, что приходило ему в
голову.
ПУАРО. Даже самой королеве?
Вопрос Пуаро повергает всех в изумление. Даже нас, дорогой читатель.
Что может знать этот бельгиец об отношениях Диккенса и королевы
Виктории[157]? Улыбка на лице Порфирия Петровича, единственного, если не
считать редактора "Диккенсианы", знатока Диккенса в этом зале помогает нам
догадаться. Описание вчерашнего вечера, приведенное в начале данной главы,
не совсем полное. Мы упоминали, что кое-кто остался в зале, решив поболтать
перед сном. Но поскольку нас самих ужасно клонило в сон, мы не стали внимать
приватным беседам, самонадеянно решив, что вряд ли темой праздных разговоров
окажется дело Друда. Теперь же выясняется, что Эркюль Пуаро (возможно,
несколько раздраженный увлечением Уилмота несравненной Лореданой или
попросту желая ускорить ход событий) подверг Порфирия Петровича
перекрестному допросу.
[157] Королева Великобритании (1837--1901).
Мы уже не сможем выяснить, какие именно вопросы он задавал. Но, должно
быть, Порфирий Петрович, помимо всего прочего, привел и живописный анекдот,
который сейчас рассказывает Уилмот.
УИЛМОТ. В марте 1870 года, когда все с нетерпением ждали выхода первого
выпуска ТЭД, королева Виктория пригласила писателя в Букингемский
дворец[158]. Можно предположить, что Диккенс в шутку пообещал ей, что она
будет получать каждый выпуск "несколько раньше, чем простые смертные". Но
ходили слухи (которые, возможно, распространялись намеренно, дабы
поспособствовать коммерческому успеху книги), будто писатель пообещал
королеве заранее сообщить разгадку тайны. Известен факт, что автор по этому
случаю преподнес ее величеству собрание своих сочинений, а в начале июня,
когда он заканчивал шестой выпуск, королева сообщила ему в письме из
Балморала[159], что эти тома прекрасно смотрятся в ее гостиной. Может, так
она напоминала ему об обещании?
[158] Главная королевская резиденция в Лондоне. Построен в 1703 г.
[159] Построен королевой Викторией. С 1852 г. официальная резиденция
английских королей в Шотландии.
ЛОРЕДАНА, Уилмоту, вся во власти благоговения перед английским
королевским домом. Ее величество! Это... это великолепно! Дорогой, почему ты
нам об этом не рассказывал?
АНТОНИЯ, Латинисту, республиканскими воззрениями которого она успела
проникнуться[160]. Не понимаю, чем королева отличается от простых смертных?
[160] Надо ли говорить, что Антонии, после ее участия во вчерашних
событиях, спонсоры разрешили постоянно присутствовать на заседаниях
друдовской группы. (Прим. авт.)
Редактор "Диккенсианы" не обращает на эти реплики никакого внимания. Он
делает знак рукой служителю в черном и поворачивается к экрану, белеющему на
месте доски.
-- Но письмо из замка Балморал, -- продолжает он, -- добралось до
Гэдсхилла только к 10 июня, а на следующий день... Пожалуйста, рисунок номер
один.
Свет в зале гаснет, и на экране появляется "Опустевшее кресло",
знаменитый рисунок Люка Филдса, по которому Ф.Г.Киттон впоследствии
изготовил гравюру. Эта гравюра украшает столовые и гостиные многих
английских пансионов.
В зале повисает благоговейная тишина. Голос доктора Уилмота звучит
по-прежнему отчетливо и уверенно, как у профессионального оратора, но в нем
слышится волнение, когда редактор "Диккенсианы" начинает рассказ о последних
днях писателя.
-- В мае, который Диккенс провел в Лондоне, положение с кровообращением
еще ухудшилось. Писатель усердно трудился над шестым выпуском, который 10
июня следовало отправить в печать. Но в тиши Гэдсхилла здоровье Диккенса
пошло на поправку. Каждое утро он отправлялся работать в небольшое
шале[161], расположенное в "Зарослях" (лес, принадлежавший Диккенсу и
находившийся по другую сторону Дуврской дороги). В дом Диккенс возвращался
под вечер, держа под мышкой кипу исписанных страниц.
[161] Швейцарский домик, подаренный Диккенсу Фехнером. (Прим. авт.)
Возможно, ему удалось преодолеть те трудности, о которых он рассказывал
Уиллзу несколькими днями ранее. Во всяком случае, его творческая энергия
нисколько не иссякла. Возьмем хотя бы одну из последних сцен, беседу
Депутата и Дэчери у древних могил. Лишь абсолютной слепотой и полным
непониманием можно объяснить заявление Шоу, который назвал роман
произведением человека, "одной ногой стоящего в могиле". Что же касается
Уилки Коллинза, то его ядовитый отзыв о ТЭД ("Последний вымученный жест
Диккенса, мрачное усилие изможденного разума") следует приписать личной
неприязни.
К 7 июня до завершения выпуска оставалось пятнадцать страниц. Диккенс
совершил пешую прогулку в компании с Мейми и Джорджиной[162], после чего
наведался в Рочестер, чтобы отправить письма, и вернулся с целой гирляндой
китайских фонариков, которые собственноручно (несмотря на боли в руке и
ноге) развесил в саду.
[162] Дж.Каминг Уолтерс (см. примеч. ниже). "Полное собрание материалов
по ТЭД". Лондон, 1912.
На следующий день Диккенс снова работал в шале, написал и выправил с
полдюжины страниц. "Завтра я закончу", -- сообщил он свояченице, когда
вернулся домой. Потом он, как обычно, уединившись в кабинете, просматривал
за своим любимым письменным столом (за тем, что сейчас перед нами на экране)
полученную корреспонденцию. Это было в пять часов вечера. Около половины
шестого он вошел в гостиную. Свояченица (Мейми уехала к сестре в Лондон)
заметила, как Диккенс пошатнулся в дверях и лицо его исказилось от боли.
-- Эта надпись относится к последнему периоду Западной Римской империи,
-- с воодушевлением вещает Латинист. -- Великий Стилихон[135], одержав
победу над Радагайсом[136] при Фиезоле (403), сумел сдержать натиск готов.
Но затем он впал у Гонория[137] в немилость и был убит (408). Как видите,
его имя даже стерто с камня (ради damnatio memoria[138]). После чего
Аларих[139] беспрепятственно захватил и разграбил Рим (410). На этом
трагическом фоне Уилки Коллинз...
[135] Полководец императора Гонория, родом из племени вандалов. Казнен
в 408 г.
[136] Варвар, возглавивший поход остготов, вандалов, свевов, аланов и
др. на Рим. Разбит Стилихоном.
[137] Первый император Западной Римской империи (395--423).
[138] Вычеркнуто из памяти (лат.).
[139] Вождь вестготов.
-- Да? -- подбадривает его Антония, ловящая каждое слово мэтра.
-- ...Как я уже говорил, Коллинз в своем юношеском романе излагает
историю римской девушки, прекрасной Антонии[140]...
[140] Позже мы узнаем от других членов группы, которые нескромно
подслушивали, что роман называется "Антония, или Падение Рима", а Латинист
настолько страстный любитель Уилки Коллинза, что прочел все его романы, даже
самые слабые, и никогда не упускает случая пересказать сюжет всякому, кто
готов его выслушать.
-- Антонии! -- со счастливейшей улыбкой восклицает Антония и делает шаг
к Латинисту.
После этого диалог молодых людей принимает столь
слащаво-сентиментальный характер, что нам лучше обратиться в бегство.
Поспешим же к центру Форума, где его пересекает Священная дорога[141] Эту
дорогу, карабкающуюся вверх, в направлении Тусской улицы, некогда именовали
Священным подъемом. И тут события начинают приобретать весьма странный
характер.
[141] Соединяла Форум с Палатином.
Но чем вызвана эта странность, дорогой читатель? Древним пророчеством,
вроде того, что заставило легендарного Марка Курция[142] броситься со своим
конем в ближайшую lacus[143], которая теперь носит его имя? Или же виноват
некий магический религиозный культ, связанный со священным фиговым деревом,
что произрастает в аккурат рядом с упомянутой lacus? А быть может, все дело
в matronae veneficae[144], упоминаемых Ливием, которых viator (посыльный)
привел на Форум и которые признались, что отравили источники таинственным
зельем? Как бы то ни было, поведение Марлоу и Арчера, взбирающихся в данную
минуту по Священному подъему, не поддается разумному объяснению.
[142] Римский герой IV в. до н.э.
[143] Яма, пропасть (лат.).
[144] Женщины-отравительницы (лат.).
До сих пор поведение этой парочки если и нельзя было назвать
безукоризненным, то, уж во всяком случае, оно было совершенно естественным.
Например, Марлоу с Арчером пытались (вполне безуспешно) завязать беседу с
двумя туристками, к слову сказать, не отягощенными грузом чрезмерной
привлекательности. Потом они допытывались у сторожа, нельзя ли купить на
Форуме чего-нибудь покрепче апельсинового сока и минеральной воды. И вот
теперь Марлоу и Арчер, словно пьяные мухи, кружат вокруг развалин частных
домов эпохи Республики, примыкающих к подъему. Они как одержимые носятся
взад и вперед между остатками кирпичного пола и прямоугольным фундаментом
какого-то здания, состоявшего из небольших комнат, на которые это здание
было разбито перпендикулярными коридорами.
Что же они ищут?
Когда Холмс подходит к ним и задает этот вопрос, "крутые ребята" как
будто выходят из транса и признаются, что и сами понятия не имеют. Холмс
хмурит брови, и мы тут же догадываемся почему.
Читатель, конечно, помнит, какой эффект вызвало первое внедрение текста
в подсознание. Кто-то (дама из Ареццо?) впал в некое подобие гипнотического
транса, который сопровождался галлюцинациями; и кто-то еще (Холмс? Точно,
Холмс) тогда сказал, что некоторые вещи, хотя они и не относятся к делу
Друда, сильно его встревожили. Мы знаем, что Конан Дойл однажды вызвал дух
Диккенса, чтобы выяснить, кто же убийца, но Боз многозначительно ответил,
что будет лучше, если истину никто никогда не узнает. Поэтому тревога
Холмса, связанная со всякого рода паранормальными явлениями, сопровождающими
нашу конференцию, вполне объяснима. А странные действия "крутых" сыщиков
можно смело назвать сверхъестественным феноменом.
Будем откровенны: маловероятно, чтобы два таких субъекта, как Марлоу с
Арчером, вдруг решили посвятить себя археологическим изысканиям. Да что там,
они же не отличат храм Сатурна[145] от базилики Максентия[146]. И тем не
менее нашу парочку со всей очевидностью тянет к этим остаткам кирпичного
пола и к этому зданию с маленькими комнатками. Кто сообщил (или что
сообщило) их подсознанию, что первое некогда являлось постоялым двором (это
определил в 1908 году Бони[147] по остаткам винного погреба), а второе (как
еще позже обнаружил Бартоли[148]) -- борделем?
[145] Один из древнейших римских богов, отождествленный (не позднее III
в. до н.э.) с греческим Кроном. Храм был построен на месте находившегося там
с незапамятных времен алтаря.
[146] Построена императором Константином в 312 г. Названа в честь
императора Максентия (306--312).
[147] (?)
[148] (?)
Теперь, когда эти двое пришли в себя, они спешно покидают и своих
товарищей, и Форум. Марлоу и Арчер бодрой рысью отправляются на поиски
наслаждений и вернутся только к следующему утру.
Но это всего лишь первое проявление паранормальных эффектов. Антонии
вдруг приходит в голову, что резные постаменты по обе стороны Lapis niger
поддерживали не лежащих львов, как полагал Бони, а двух больших собак. Вулф,
которого мы обнаруживаем в Музее древностей, с восхищением взирает на
небольшой urceus (кувшин), который вместе с фрагментами прочей утвари найден
в древнем некрополе[149] и теперь помещен под стекло. "Кувшин!" -- слышим мы
-- это, словно сквозь сон, бормочет Ниро Вулф. Инспектору Баккету и
суперинтенданту Бэттлу вдруг срочно понадобилось вернуться на площадь
Испании, чтобы проверить на подлинность слоняющихся там бродяг. А Попо
из-под арки Тита вскидывает обвиняющий перст в сторону оборванного бородача,
сидящего на ступеньках храма Юпитера[150]. "Убийца! Убийца!" -- повторяет
он, словно в бреду, но с такой убежденностью, что полковник карабинеров
приказывает болтающемуся неподалеку полицейскому проверить у подозрительного
субъекта документы.
[149] Некрополь обнаружен неподалеку от храма Антонина и Фаустины.
[150] Храм Юпитера стоял на одной из двух вершин Капитолийского холма.
Читатель, вероятно, не поверит, но этот человек и в самом деле оказался
фальшивым бродягой. Столь оригинальным способом один весьма обеспеченный
писатель решил вдохновить себя на создание нового романа, действие которого
разворачивается в эпоху Августа.
Латинист не находит в том ничего странного.
-- Молодой Коллинз, -- говорит он, -- тоже искал вдохновения среди этих
развалин, и у нас нет никаких оснований полагать, что он был хорошо одет.
Тем более Коллинз тогда еще не был знаком с Антонией.
-- Может, у него тоже была борода? -- спрашивает Антония, кокетливо
поводя глазами.
Но Антония и Латинист не присутствовали вчера на утреннем заседании и
потому ничего не знают о таинственном видении с собаками, кувшином у окна и
фальшивым бродягой, который оказался самым настоящим убийцей. После того как
Лоредана таинственным шепотом просвещает их на этот счет (едва при этом не
оглушив), они, как и все остальные участники нашего рассказа, изумленно
замолкают.
Девять часов утра. Участники конференции собираются в зале Диккенса. Но
давайте, любезный читатель, перенесемся на несколько часов назад и
посмотрим, чем закончилась вчерашняя экскурсия. Предполагалось завершить ее
посещением собора Святого Петра и Сикстинской капеллы, где в настоящее время
идет грандиозная реставрация, финансируемая... кем бы вы думали? Правильно,
всеобщими благодетелями из страны Восходящего Солнца.
Автобус уже подъезжал к собору Святого Петра, когда с водителем
случился неожиданный приступ, как чуть позже выяснится, отвращения.
Несравненная Лоредана и прекрасная Антония бросились уговаривать и увещевать
водителя, умоляя продолжить путь. Но в чем же причина столь неожиданного
поведения этого человека? Неужели он сомневается в компетенции спонсоров и
не верит в успех реставрационных работ? Нет, дело совсем в другом, со
вздохом объясняет водитель. Просто он не выносит фресок Микеланджело[151].
Особенно тех, что на дальней стороне собора. Они плохо сказываются на
функционировании его желудка.
[151] Роспись стен и свода Сикстинской капеллы, над которой художник
работал с 1508 по 1545 г.
-- Вы имеете в виду <Страшный суд>? Вы тоже находите его... несколько
перегруженным? -- спрашивают прекрасные утешительницы.
Но водитель не знает, что ответить на этот вопрос, поскольку никогда не
видел фреску. И тем не менее он испытывает к ней ни с чем не сравнимое
отвращение. Говорит он каким-то странным, "потусторонним" голосом: "...как к
типичному примеру предбарочного искусства, провозвестника невыносимых
уродцев, которых Бернини[152] и его подручные расплодили по всему Риму". С
этими словами водитель рискованно разворачивает автобус на 180 градусов,
выезжает на проспект Трастевере и мчится обратно к "U & O".
[152] Лоренцо Бернини (1598--1688) -- архитектор и скульптор,
представитель барокко. Создал колоннаду на площади Св.Петра.
Антония и Лоредана уже собираются пуститься в долгий и бесплодный спор,
но доктор Уилмот, понизив голос, советует им не делать этого. Уилмот
возвращается к этой теме только вечером, после ужина, когда всеобщее
возбуждение немного улеглось.
-- Мы наблюдали еще одно паранормальное явление, -- говорит он. -- Не
знаю, заметил ли кто-нибудь, но...
-- Да, да, да! -- восклицает Порфирий Петрович. -- Не могу сказать, в
результате ли экстрасенсорного восприятия или по какой иной причине, но
когда водитель автобуса произносил обвинительную речь, направленную против
Микеланджело, он просто-напросто повторял мысли самого Диккенса. В
"Картинах"...
-- И не только в "Картинах", -- подхватывает редактор "Диккенсианы". --
Точно такой же отзыв (по правде говоря, довольно несправедливый, как,
впрочем, и вообще мнение Диккенса относительно изобразительного искусства)
можно найти в письме из Рима к другу и биографу Форстеру.
Тут Холмс ударяет кулаком по столу и решительно заявляет: нет сомнений,
что все эти загадочные явления вызваны духом самого Диккенса, который в
последний раз предупреждает, что сыщики должны оставить в покое дело Друда.
-- А это означает, что мы вплотную приблизились к истине, --
глубокомысленно замечает полковник карабинеров.
Но Гидеон Фелл, специалист по привидениям (которые с завидным упорством
оказывались не такими уж бесплотными духами) выдвигает иную гипотезу:
возможно, подкупленный конкурентами спонсоров, водитель симулировал
припадок, дабы ввести сыщиков в заблуждение.
-- Ладно, а что вы скажете по поводу остальных происшествий? --
спрашивает Мегрэ, который тоже не верит в привидения, но при этом не
понимает, каким образом гипотетические конкуренты могли превратить Марлоу и
Арчера в одержимых археологов или вызвать в головах специалистов образы
собак, кувшинов и бродяг.
Патер Браун предлагает более правдоподобное объяснение. Для начала он
указывает на то обстоятельство, что англиканская церковь всегда
неодобрительно относилась к спиритизму.
-- Однако, -- продолжает святой отец, -- это не мешает нам признать тот
факт, что человеческий разум обладает естественными способностями, о которых
нам мало что известно, например, так называемой способностью к телепатии. На
вчерашнем заседании мы сами оказались замешаны в сложное, хотя и весьма
сумбурное психическое взаимодействие, когда фрагменты мыслей одного человека
передавались другому. То же самое, возможно, произошло и сегодня утром.
ЖАБА. Но водитель...
ПАТЕР БРАУН. Я полностью согласен с комиссаром Мегрэ -- водитель не мог
знать необдуманного суждения Диккенса о барокко и Микеланджело. Но доктору
Уилмоту и приставу Порфирию Петровичу оно, безусловно, известно! Поэтому нет
никакой необходимости тревожить дух Диккенса, чтобы...
ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Но я ни о чем таком не думал...
УИЛМОТ. И я тоже. Я выкинул из головы взгляды Диккенса по этому
вопросу, поскольку считал их не имеющими никакого отношения к нашему делу.
ПАТЕР БРАУН. Это лишь увеличивает вероятность того, что моя догадка
верна. При определенных обстоятельствах именно то, что человек старается
забыть, как раз и становится добычей подсознания.
ПОЛКОВНИК КАРАБИНЕРОВ, веско. Истинно так.
ПАТЕР БРАУН. Давайте перейдем к вопросу о... об общественных зданиях,
если можно так выразиться, которые весьма заинтересовали некоторых наших
коллег. Будет ли ошибкой предположение, что кое-кто из нас, возможно, наш
друг Латинист, знал о назначении этих руин? И неосознанно...
ЛАТИНИСТ, краснея под недоуменным взглядом прекрасной Антонии.
Абсолютно неосознанно! Если не считать надписей на стелах, которые там порой
встречаются, я не испытываю никакого интереса к подобным...
ПАТЕР БРАУН. Нисколько в том не сомневаюсь, дорогой друг. А теперь
давайте разберемся с собаками, кувшином и фальшивым бродягой. Все это тоже
могло стать следствием неосознанной телепатии. Но тут имеются некоторые
отличия. Во-первых, все эти одушевленнные и неодушевленные предметы скорее
всего имеют отношение к ТЭД, хотя и не упоминаются в тексте. Во-вторых, они
появляются уже не в первый раз. И наконец, мы не знаем источник, то есть не
знаем, кто передал нам эти образы, хотя первый подозреваемый, несомненно,
доктор Уилмот.
УИЛМОТ, заметив, что все с подозрением уставились на него. Но я...
ПАТЕР БРАУН. Я знаю, что вы скажете. Вы не принимали участия во
вчерашнем телепатическом обмене мыслями, поскольку в ваше подсознание текст
не внедрялся. Но обрывки ваших мыслей мог уловить кто-нибудь из
присутствующих в этом зале, а затем передать...
ПОЛКОВНИК КАРАБИНЕРОВ. По этому поводу у меня имеется информация, что
некая дама без опознавательного значка спешно покинула тогда зал. Я могу
приказать, чтобы ее разыскали и допросили. Мы могли бы также устроить очную
ставку с обвиняемым... простите, с доктором Уилмотом.
ПАТЕР БРАУН. Для начала я попросил бы доктора Уилмота напрячь свою
память. Возможно, автор собирался использовать этих собак, кувшины и прочее
для раскрытия тайны. Возможно, имеются косвенные свидетельства или какие-то
намеки, сделанные самим Диккенсом, которые доктор Уилмот счел
незначительными и потому попросту забыл о них.
ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Возможно, эти элементы использовали какие-то
друдисты в собственных вариантах решения загадки, не выводя их
непосредственно из текста романа, вроде предложенного Эйлмером наемного
убийцы, или зонтика, который этот американец, Керр, ввел в свою знаменитую
разгадку-пародию[153].
[153] О.К.Керр (псевдоним Р.Х.Ньюэлла). "След дьявола". Нью-Йорк, 1870.
Согласно Керру Джаспер потерял не только память во время убийства, но и
зонтик. Поэтому, когда он вновь его обнаружил... (Прим. авт.)
На этом зонтике, читатель, и завершилось вечернее заседание. Смущенный
Уилмот, может, и рад бы немедленно приступить к изысканиям в недрах
собственной памяти, но несравненная Лоредана энергично дергает его за рукав.
То же самое Антония проделывает с Латинистом, который увлеченно
пересказывает капитану Гастингсу сюжет "Гостиницы с привидениями", позднего
романа Уилки Коллинза[154]. Не считая тех немногих, кто решил задержаться и
усладить себя дружеской болтовней, все остальные нестройными рядами
отправляются на боковую.
[154] "Дом с привидениями, или Тайна современной Венеции". Лондон,
1878. (Прим. авт.)
Если читатель чего-то ждет от сегодняшнего утреннего заседания, то его
постигнет разочарование. Хотя Уилмот и напрягал мозги в послеполуночные часы
(о чем свидетельствует его весьма помятый вид), он не смог вспомнить ни о
каких паранормальных явлениях, связанных с ТЭД или с исследованиями на тему
романа. Поэтому редактор "Диккенсианы" испытывает большие сомнения в том,
что именно он послужил источником загадочного явления.
-- Я мог бы забыть о собаках и кувшинах, -- говорит он, -- но
фальшивого бродягу я бы запомнил обязательно.
Как бы то ни было, -- добавляет он, -- теперь, после того как мы
рассмотрели все шесть выпусков, самое время перейти к вспомогательным
документам. Вот список наиболее важных из них:
а) замечания Диккенса, которые мы уже приводили, относительно структуры
и разбиения на главы первых шести выпусков;
б) исправления и добавления, сделанные автором в рукописи и корректуре;
и в) так называемый "фрагмент Сапси", то есть несколько страниц
рукописи с неизвестной датировкой, где описывается, как в Клойстергэм
приезжает некто Покер и пытается втереться в доверие к Сапси, дабы получить
сведения об исчезновении Друда. Очевидно, что этот персонаж -- первый,
черновой вариант Дэчери, которого Диккенс впоследствии полностью переделал.
Из этого фрагмента нельзя извлечь никакой информации о том, кто такой Дэчери
на самом деле.
-- Вряд ли нужно напоминать, -- уверяет Уилмот, -- что все серьезные
друдисты изучили эти документы до последней запятой в надежде получить
подтверждение своим многочисленным гипотезам. Однако, по моему мнению, никто
до сих пор не обнаружил ничего стоящего.
Методичный Попо настаивает на том, чтобы все эти документы непременно
внедрили в подсознание участникам конференции. Но остальные с радостью
принимают слова председателя на веру и предлагают перейти к другим вопросам.
-- Особенно если учесть, что время поджимает! -- рявкает Жаба[155].
[155] Завтра, читатель, пятый и последний рабочий день конференции,
поскольку суббота будет полностью посвящена приемам и развлечениям, а в
воскресенье все разъедутся по домам. (Прим. авт.)
-- Все прочие документы, -- продолжает председатель, получивший почти
единодушную поддержку аудитории, -- это различных "частные признания",
которые Диккенс якобы делал своим родственникам и ближайшим друзьям.
Например, уже упоминавшееся свидетельство о том, что неопределенность будет
поддерживаться до самого конца. Филдса утверждает, будто последняя сцена
романа произойдет в камере для приговоренных к смертной казни. Сохранилось
заявление Уиллза[156] о "серьезных трудностях", которые, по словам автора,
возникли во время работы над шестым выпуском. Как полагает Уиллз, эти
трудности усугубили состояние Диккенса и, возможно, ускорили его кончину.
Существует, наконец, не раз обсуждавшееся свидетельство Форстера, на котором
основана "джекилианская версия". Диккенс якобы признался своему другу и
биографу, что 1) злодей -- Джаспер и 2) неожиданность концовки состоит в
том, что Джаспер в подробностях опишет, как произошло убийство Эдвина Друда,
не сознавая при этом, что убийца он сам.
[156] Заместитель редактора журнала "All the Year Round" ("Круглый
год"), который в 1859 г. пришел на смену "Household Worlds" ("Семейный
круг"). (Прим. авт.)
ЖАБА. Форстер -- шарлатан, напыщенный глупец, который сует нос не в
свое дело! Он только делал вид, будто находился с Диккенсом в столь близких
отношениях, что тот рассказывал ему все без утайки, тогда как на самом деле
ничего подобного не было. Поэтому, когда этот шарлатан чего-то не знал, он
домысливал или же попросту нагло выдумывал все от начала до конца. Диккенс
как-то раз даже вышвырнул его за это из дома. Я за то, чтобы не принимать во
внимание данное свидетельство.
УИЛМОТ. Многие другие тоже утверждали, что удостоились "признания"
Диккенса относительно смерти Друда или личности Дэчери. Отсюда можно сделать
единственный разумный вывод. Диккенс, которому надоели любопытные,
осаждавшие его со всех сторон, и который никому не верил, решил "признаться"
каждому. А в качестве "признания" преподносил первое, что приходило ему в
голову.
ПУАРО. Даже самой королеве?
Вопрос Пуаро повергает всех в изумление. Даже нас, дорогой читатель.
Что может знать этот бельгиец об отношениях Диккенса и королевы
Виктории[157]? Улыбка на лице Порфирия Петровича, единственного, если не
считать редактора "Диккенсианы", знатока Диккенса в этом зале помогает нам
догадаться. Описание вчерашнего вечера, приведенное в начале данной главы,
не совсем полное. Мы упоминали, что кое-кто остался в зале, решив поболтать
перед сном. Но поскольку нас самих ужасно клонило в сон, мы не стали внимать
приватным беседам, самонадеянно решив, что вряд ли темой праздных разговоров
окажется дело Друда. Теперь же выясняется, что Эркюль Пуаро (возможно,
несколько раздраженный увлечением Уилмота несравненной Лореданой или
попросту желая ускорить ход событий) подверг Порфирия Петровича
перекрестному допросу.
[157] Королева Великобритании (1837--1901).
Мы уже не сможем выяснить, какие именно вопросы он задавал. Но, должно
быть, Порфирий Петрович, помимо всего прочего, привел и живописный анекдот,
который сейчас рассказывает Уилмот.
УИЛМОТ. В марте 1870 года, когда все с нетерпением ждали выхода первого
выпуска ТЭД, королева Виктория пригласила писателя в Букингемский
дворец[158]. Можно предположить, что Диккенс в шутку пообещал ей, что она
будет получать каждый выпуск "несколько раньше, чем простые смертные". Но
ходили слухи (которые, возможно, распространялись намеренно, дабы
поспособствовать коммерческому успеху книги), будто писатель пообещал
королеве заранее сообщить разгадку тайны. Известен факт, что автор по этому
случаю преподнес ее величеству собрание своих сочинений, а в начале июня,
когда он заканчивал шестой выпуск, королева сообщила ему в письме из
Балморала[159], что эти тома прекрасно смотрятся в ее гостиной. Может, так
она напоминала ему об обещании?
[158] Главная королевская резиденция в Лондоне. Построен в 1703 г.
[159] Построен королевой Викторией. С 1852 г. официальная резиденция
английских королей в Шотландии.
ЛОРЕДАНА, Уилмоту, вся во власти благоговения перед английским
королевским домом. Ее величество! Это... это великолепно! Дорогой, почему ты
нам об этом не рассказывал?
АНТОНИЯ, Латинисту, республиканскими воззрениями которого она успела
проникнуться[160]. Не понимаю, чем королева отличается от простых смертных?
[160] Надо ли говорить, что Антонии, после ее участия во вчерашних
событиях, спонсоры разрешили постоянно присутствовать на заседаниях
друдовской группы. (Прим. авт.)
Редактор "Диккенсианы" не обращает на эти реплики никакого внимания. Он
делает знак рукой служителю в черном и поворачивается к экрану, белеющему на
месте доски.
-- Но письмо из замка Балморал, -- продолжает он, -- добралось до
Гэдсхилла только к 10 июня, а на следующий день... Пожалуйста, рисунок номер
один.
Свет в зале гаснет, и на экране появляется "Опустевшее кресло",
знаменитый рисунок Люка Филдса, по которому Ф.Г.Киттон впоследствии
изготовил гравюру. Эта гравюра украшает столовые и гостиные многих
английских пансионов.
В зале повисает благоговейная тишина. Голос доктора Уилмота звучит
по-прежнему отчетливо и уверенно, как у профессионального оратора, но в нем
слышится волнение, когда редактор "Диккенсианы" начинает рассказ о последних
днях писателя.
-- В мае, который Диккенс провел в Лондоне, положение с кровообращением
еще ухудшилось. Писатель усердно трудился над шестым выпуском, который 10
июня следовало отправить в печать. Но в тиши Гэдсхилла здоровье Диккенса
пошло на поправку. Каждое утро он отправлялся работать в небольшое
шале[161], расположенное в "Зарослях" (лес, принадлежавший Диккенсу и
находившийся по другую сторону Дуврской дороги). В дом Диккенс возвращался
под вечер, держа под мышкой кипу исписанных страниц.
[161] Швейцарский домик, подаренный Диккенсу Фехнером. (Прим. авт.)
Возможно, ему удалось преодолеть те трудности, о которых он рассказывал
Уиллзу несколькими днями ранее. Во всяком случае, его творческая энергия
нисколько не иссякла. Возьмем хотя бы одну из последних сцен, беседу
Депутата и Дэчери у древних могил. Лишь абсолютной слепотой и полным
непониманием можно объяснить заявление Шоу, который назвал роман
произведением человека, "одной ногой стоящего в могиле". Что же касается
Уилки Коллинза, то его ядовитый отзыв о ТЭД ("Последний вымученный жест
Диккенса, мрачное усилие изможденного разума") следует приписать личной
неприязни.
К 7 июня до завершения выпуска оставалось пятнадцать страниц. Диккенс
совершил пешую прогулку в компании с Мейми и Джорджиной[162], после чего
наведался в Рочестер, чтобы отправить письма, и вернулся с целой гирляндой
китайских фонариков, которые собственноручно (несмотря на боли в руке и
ноге) развесил в саду.
[162] Дж.Каминг Уолтерс (см. примеч. ниже). "Полное собрание материалов
по ТЭД". Лондон, 1912.
На следующий день Диккенс снова работал в шале, написал и выправил с
полдюжины страниц. "Завтра я закончу", -- сообщил он свояченице, когда
вернулся домой. Потом он, как обычно, уединившись в кабинете, просматривал
за своим любимым письменным столом (за тем, что сейчас перед нами на экране)
полученную корреспонденцию. Это было в пять часов вечера. Около половины
шестого он вошел в гостиную. Свояченица (Мейми уехала к сестре в Лондон)
заметила, как Диккенс пошатнулся в дверях и лицо его исказилось от боли.