мерзавцев... С тех пор выражение "мерзавцы в плащах" становится поговоркой,
означающей "воображаемые мерзавцы".
[23] Шекспир, "Генрих IV", часть I, акт II, сцена II. В начале сцены
имеется ремарка: "Большая дорога у Гэдских холмов" (пер. Б.Пастернака).
В голове Пуаро что-то щелкает, и с темного дна бельгийского подсознания
медленно всплывает червячок догадки -- пока еще смутная идея о некоей связи
между этими мифическими противниками и "опаленными солнцем бродягами",
которые всегда убыстряют свой шаг, когда проходят через Клойстергэм. Что
это, живописный штришок, призванный подчеркнуть заштатность городка? Или
упомянутая мелкая деталь означает, что обвиняемый -- если, конечно,
преступление вообще имело место, -- пытается заманить неискушенного
следователя в ловушку, убедить его, что злодейство -- дело рук заезжего
негодяя.
Тем временем Порфирий Петрович пробирается узкими тропками по
запутанному лабиринту человеческой психологии. Прислушаемся же к тому, о чем
толкуют знаменитые сыщики.
ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ, с жаром. Да, еще два детских характера, еще две
невинные души! Но невинные лишь до определенной степени. Эдвин открыто
признает: он "мало что знает, кроме своего инженерного дела" и, как типичный
представитель своего возраста, не в состоянии понять капризов и настроений
юной девушки. Но в романе имеется также немало указаний на то, что Роза не
просто взбалмошная девица. Когда она слышит доносящееся из собора пение
Джаспера, ее охватывает непритворный страх, и Роза просит Эдвина увести ее
как можно скорее. А вот и другая сцена: вспоминая о бале и своей подруге,
переодетой молодым человеком, Роза буквально впадает в экстаз. Думаю, я не
возьму на себя слишком большую смелость, если стану утверждать, что такое
поведение является не чем иным, как эротическим беспокойством, хотя и
неосознанным. Это очень характерно для девушки ее возраста.
ПАТЕР БРАУН, вздыхая. Секс, секс, секс... Бедный Диккенс.
АРЧЕР, сквозь зубы. Да будет вам! Несмотря на всю викторианскую
добропорядочность своих романов, сам Диккенс отнюдь не был святошей. Это
ведь он упросил старого повесу Уилки Коллинза показать ему изнанку парижской
жизни; он завел тайную интрижку с актрисой Эллен Лолес Тернан, которая была
на тридцать лет моложе. Возможно даже, что ваш хваленый Диккенс крутил
шуры-муры со свояченицей.
ПАТЕР БРАУН, сухо. Гнусная клевета.
МИСТЕР УИЛМОТ, примирительно. Что ж, вряд ли такой полнокровный, щедрый
и энергичный человек не был лично знаком с определенными... сторонами
жизни...
НИРО ВУЛФ, нетерпеливым жестом прерывает дискуссию. Господа, господа,
мы упускаем из виду основную деталь данной главы. Мы забыли о мисс
Твинклтон! Писатель такого класса, как Диккенс, разумеется, знал: для того
чтобы сюжетный ход не выглядел надуманным, нужно использовать его загодя, в
несколько ином контексте. Как только мы узнаем, что мисс Твинклтон, типичный
комический персонаж, живет двойной жизнью, нам тут же следует насторожиться.
Автор открытым текстом сообщает, что существуют две мисс Твинклтон, две
совершенно различные личности, каждая из которых ничего не ведает о другой.
А в качестве наглядного примера он приводит самого себя: "Так, например,
если я спрятал часы, когда был пьян, в трезвом виде я не знаю, где они
спрятаны, и узнаю, только когда опять напьюсь". Это классический случай
раздвоения личности, и если Диккенс приводит его в самом начале романах, да
еще в достаточно легкомысленном контексте, то у меня почти нет сомнений, что
рано или поздно мы встретимся с ним вновь уже в драматическом контексте, и
возможно даже, что подобное раздвоение станет сутью развязки.
ЖАБА, чрезвычайно хриплым голосом и с видом человека, всецело отдающего
себе отчет в том, что он говорит. Так, значит, это всего лишь плагиат?!
Мы не можем пройти мимо этих слов, читатель. В детективных кругах Жаба
имеет определенный авторитет, но даже Жабе не позволено голословно обвинять
в плагиате одного из наиболее плодовитых и изобретательных романистов всех
времен. Слова осуждения изливаются на Жабу бурным потоком, и совершившему
святотатство предлагается немедленно покинуть помещение. Громче всех,
естественно, возмущаются те, кто меньше всех заинтересован в результатах
конференции, кто, каким-то непостижимым образом раздобыв приглашение, пришел
сюда, дабы скоротать унылый, дождливый вечерок.
Когда престарелый юрист, учитель начальных классов и молодой активист
какого-то там движения постепенно переходят на крик, у читателя наверняка
возникает уверенность, что сейчас здесь будет сущий бедлам. Напрасно доктор
Уилмот пытается напомнить спорщикам, что на этой конференции обсуждается
совершенно конкретный роман; напрасно он повторяет до хрипоты, что плагиат
д'Аннунцио[24], викторианское лицемерие, ранние этапы промышленной революции
и знак зодиака Диккенса вряд ли могут служить вескими аргументами.
[24] Габриэле д'Аннунцио (1863--1938) -- итальянский писатель и
политический деятель. Плагиат -- (?)
Уилмота спасает находчивая Лоредана, которая, набрав в легкие побольше
воздуха, командирским рыком напоминает собравшимся, что время идет. И эта
истина мгновенно охлаждает дискуссионный пыл. Действительно, до открытия
осталось всего полчаса. Разумеется, для паники нет никаких причин. Если
участникам конференции придет в голову отправиться в свои номера, дабы
освежиться перед торжественным открытием, то они обязательно обнаружат там
странные свитки, перевязанные желтой шелковой лентой. Это текст последних
двух глав первого апрельского выпуска ТЭД. Еще один пример усердия
организаторов: копии выполнены на рисовой бумаге ручной работы, каждая
страница пронумерована и содержит факсимильную подпись автора. Так что
вечером каждый сможет прочесть четвертую и пятую главы и как следует
обдумать их содержание, а быть может, даже и обсудить. Если, конечно, не
предпочтет провести оставшиеся вечерние часы в обществе турецко-бразильского
оркестра, который будет услаждать слух специалистов на террасе гостиницы.
Воодушевленные Арчер и Марлоу энергично вскакивают на ноги, несколько
задумчиво проводят ладонями по колючим подбородкам. После недолгих колебаний
они единодушно решают-таки не утруждать себя бритьем и бодрой рысью
отправляются на поиски зала, где должно состояться открытие. Точнее, этих
достойных джентльменов интересует другой, соседний зал. По опыту предыдущих
конференций они знают, что там обязательно обнаружатся надутые бармены,
позвякивающие стаканы и булькающие бутылки.
Остальные участники расходятся по своим номерам. Все начисто забыли о
Шерлоке Холмсе и его так и несделанном заявлении. Посидев немного в
опустевшем зале, мистер Холмс обиженно пожимает плечами и отправляется вслед
за своими коллегами.
Торжественное открытие конференции представляет собой триумф истинного
совершенства. По меньшей мере дюжина телекамер фиксируют все до мельчайших
подробностей, около тридцати фотографов снимают и так и этак. Тут и там
прохаживаются некие фигуры весьма официального вида, облаченные в
чрезвычайно консервативные костюмы. Имеются тут и дамы, вооруженные всем
необходимым от толстого слоя некоей бело-розовой субстанции на лице до лака
неописуемых оттенков на ногтях и от умопомрачительных причесок до не менее
умопомрачительных каблуков. Сквозь сверкание своих драгоценностей дамы
кидают друг на друга взгляды, характерные для оценщиков и представительниц
высшего света.
Единственное, что явно не соответствует уровню конференции, -- так это
наши репортерские способности. К примеру, как найти верные слова, дабы
отдать должное приветственной речи, которую оглашает заместитель мэра (сам
мэр так и не прибыл)? Заместитель отличается от своего шефа лишь несколько
более игривой формой носа да пристрастием к противоположному политическому
лагерю. Приветственная речь исполнена многочисленных и весьма велеречивых
реверансов в сторону уважаемых спонсоров, сияющих одинаковыми улыбками в
первых рядах; изобилует цитатами из классиков и призывами к международному
сотрудничеству, миру во всем мире и всеобщему братству.
За пышным словоизлиянием заместителя мэра следуют не менее яркие речи
ораторов, каждый из которых спешит представить свой репертуар цитат,
примеров, метафор и теорий. Платон и Данте, Перикл и Возрождение, Лейбниц и
энциклопедисты слились в едином хоре, славящем спонсоров, Италию и самих
ораторов. Для пущей убедительности на помощь призваны физика, астрономия,
геометрия, экология, супружество, ЮНЕСКО, Интерпол, капля воды и дикая
роза[25].
[25] Капля воды и дикая роза -- (?)
Ораторы в своей напыщенности достигают вершин совершенства, достичь
которых простым смертным не суждено. Но зачем нам с вами, любезный читатель,
слушать даже самые совершенные из совершенных речей, если к нашим услугам
сатирический гений Диккенса, предлагающий саму квинтэссенцию напыщенности в
лице несравненного мистера Сапси? Почему бы нам, подобно участникам
конференции, не приняться за чтение последних двух глав первого выпуска?
Итак, приступим.
Последнего оратора встречают особенно бурными аплодисментами, почти
овацией. На мгновение участникам конференции кажется, что они хлопают самому
Чарлзу Диккенсу, ведь, в конце концов, именно такой прием встречал великого
писателя, когда тот разъезжал с гастролями, читая со сцен провинциальных
театров страницы своих романов, что, кстати, приносило ему приличный доход.
Но к концу подошла только сама церемония открытия конференции, и на
сцену выдвинулись истинное веселье и непосредственность. Ни один из тех, кто
направляется сейчас к столу с закусками, не утруждал себя платой за входной
билет. Стоит ли нам с вами, читатель, задерживаться в этой толпе, которая
хищно обступает длинный стол, уставленный всевозможными яствами, и начинает
битву за самые лакомые кусочки? Наверное, нет. Читателю хорошо знакомы
подобные сцены: жадные руки, снующие между тарелками и ртами; локти, так и
норовящие заехать в бок соседу; размазанный по скатерти соус, лужи
всевозможных напитков. Не лучше ли плавно перенестись во времени и
пространстве и обнаружить участников (за исключением парочки сыщиков) в
спокойной боковой комнате.
Битва за лакомства позади, и теперь знаменитые специалисты с некоторым
удивлением изучают тарелки с трофеями, добытыми в нелегкой битве за шведский
стол. Мастерам загадок предстоит справиться с кулинарной тайной, возлежащей
сейчас на их тарелках. До нас доносятся слова:
-- Финик с креветкой? Ca alors![26]
[26] Вот это да! (фр.).
-- А стоит ли выяснять, что находится под этой серо-зеленой слизью?
-- Косвенные улики указывают на то, что это голубь, но начинка, вне
всякого сомнения, из манго.
-- Салями, посыпанная карамелью?
-- Цель вполне похвальна, -- замечает доктор Уилмот, отделяя банановый
блинчик от квашеной капусты, -- представить кулинарное искусство во всей
полноте. Чего тут только не найдешь! -- И он обреченно вздыхает.
-- Кулинария, -- назидательно заявляет Ниро Вулф, который решил
избежать сюрпризов, ограничившись пучком свежего сельдерея, -- это вовсе не
беспорядочное сочетание имеющихся продуктов. Искусство приготовления пищи
заключается в точном расчете и тщательном обдумывании, так же как и
искусство романиста. Возьмем Диккенса. Посмотрите, как он использует
Джованни Батисту Бельцони, итальянского археолога, который едва не
задохнулся во второй пирамиде в Гизе[27]. У Диккенса его имя упоминает Роза
в третьей главе, туманно намекая на приключившуюся с ним неприятность. Так
писатель готовит почву для Дердлса, который по-своему, в комическом и
исключительно английском контексте, тоже археолог и использует те же, так
сказать, эхографические методы. Это, в свою очередь, определяет образ
действий убийцы, а если заглянуть вперед, то и место обнаружения жертвы.
Столь тонкое, почти изощренное введение деталей сродни высокому кулинарному
искусству.
[27] Джованни Батиста Бельцони (1778--1823) -- египтолог (см. прим. к
тексту ТЭД). Гиза -- ныне пригород Каира. В Гизе находятся пирамиды Хеопса,
Хедугена и Минерина.
ДЮПЕН. А что вы скажете о ключах? Сама идея распознавания нужного ключа
по позвякиванию в связке поразила меня своей изысканностью. Чего, боюсь,
нельзя сказать об этой свиной ножке под шоколадом.
ЖАБА. И вы называете это искусными деталями? Похоронить Джаспера под
грудой очевидных улик? Воспользовавшись совершенно надуманным предлогом,
связанным с глупейшей надписью на камне, автор вводит Джаспера в дом мистера
Сапси. Так Джаспер встречается с Дердлсом и узнает, каким ключом следует
открыть склеп, где он намеревается спрятать труп! А затем происходит еще
одна "случайная" встреча с Дердлсом, и как раз у кладбищенской ограды.
УИЛМОТ, выковыривая кусочки акульего плавника, к его немалому изумлению
обнаружившиеся в сливовом пироге. Должен заметить, последнее совпадение
произошло не в результате небрежности или невнимательности, в чем порой
упрекают Диккенса. Это вынужденный шаг автора, обусловленный тем, что роман
печатался выпусками. Диккенс собирался закончить первый выпуск четвертой
главой и уже написал значительную часть следующего, в том числе и восьмую
главу, в которой и происходит ночная встреча Джаспера с Дердлсом. Но в самый
последний момент издатель решил, что выпуск получился слишком коротким:
двадцать шесть страниц вместо обычных тридцати двух. И Диккенсу пришлось
переделывать восьмую главу в пятую и включать ее в первый выпуск.
ВУЛФ. Снова высокое кулинарное искусство! Приготовить из имеющихся
продуктов нечто новое, когда непредвиденные обстоятельства не позволяют
выполнить задуманное, -- дар, присущий только величайшим поварам. Потому что
помимо прискорбного "совпадения" здесь имеется еще одна нестыковка: мистер
Сапси проживает на Главной улице напротив Женской Обители, так что Джасперу
нет необходимости по пути домой проходить мимо кладбища...
Этот образчик сыщицкой дотошности приветствуется глухим мычанием
набитых ртов.
ВУЛФ, продолжая. ...и все же я считаю, что в таком виде апрельский
выпуск стал намного лучше. Характер Дердлса обрел законченный вид, и мы
познакомились с уличным оборванцем по имени Депутат. Есть в этом мальчишке
что-то очень лондонское, он как-то не вписывается в мрачный захолустный
пейзаж с древним собором в центре. Но в то же время Депутат появляется очень
вовремя, как бы компенсируя провинциальную респектабельность Клойстергэма.
Тем самым Диккенс демонстрирует нам, что в этом спокойном городке имеются
если не преступные элементы, то, во всяком случае, те, кто не собирается
оставаться в рамках каких-то там правил.
ЖАБА. Но это не мешает автору громоздить новые улики против Джаспера!
Действительно, этот подозрительный дядюшка набивается в помощники к Дердлсу,
чтобы побольше разузнать о склепах и могилах. А по возвращении домой
одаривает спящего племянника пристальным взглядом, после чего "отдается во
власть призраков", которыми населяет глухую полночь содержимое его трубки.
Всем ясно, что это призраки грядущего преступления! Нет, это слишком просто,
слишком... очевидно.
ХОЛМС, который нашел <совершенный обед> совершенно несъедобным и теперь
усмиряет бунтующее пищеварение стаканом минеральной воды, вздрагивает при
слове "призраки". Он машинально отпивает воды и, несколько побледнев,
обращается к Жабе. Слишком очевидно, говорите? Вы полагаете, что это дело
слишком простое, слишком элементарное? Да... так кажется на первый взгляд...
И все же Конан Дойл, человек, на которого я длительное время работал,
придерживался иного мнения. И в 1927 году он, будучи твердым сторонником
спиритизма (как вы, наверное, знаете, мой создатель являлся председателем
Британского общества спиритических исследований), решил посвятить себя делу
Друда и расспросить дух Чарлза Диккенса.
ПУАРО. Вы хотите сказать, что он прямо спросил у Диккенса, кто убийца?
ХОЛМС. Да. Он вызвал дух Боза -- так подписывался Диккенс в период
своей журналистской деятельности.
ПУАРО. И что сказал Боз? Он хотя бы явился?
ХОЛМС. Да, дружище. Он явился. И ответил.
ВСЕ, хором. Что?!
Но тут от дверей доносится не то мычание, не то смех. Все оглядываются
и видят несравненную Лоредану.
-- Так вот вы где! -- говорит она громче, чем обычно, и заливается
безудержным хохотом. На ногах красавица стоит не совсем твердо.
ХОЛМС, выпаливает скороговоркой, явно опасаясь, что про него опять
забудут. Боз сказал, что в тайне Эдвина Друда сокрыто нечто, о чем ему не
хотелось бы говорить. И во время сеанса меня не покидало, да и сейчас не
покидает, чувство, что лучше оставить это дело в покое.
ПУАРО. Во всяком случае, если мы и вернемся к нему, то не сегодня.
Затем все выходят на террасу, где достойная Лоредана все это время без
устали поглощала самые разные напитки и танцевала под турецко-бразильские
ритмы в компании Арчера и Марлоу.
Всякий, кто провел шесть часов в аэропорту в ожидании отправки рейса
AZ-437 на Франкфурт, знает, что отсрочками "по техническим причинам"
возмущаться бесполезно. При этом оные причины по самой своей природе не
могут, а точнее, не должны раскрываться пассажирам, поскольку подобная
информация для последних не только бесполезна, но и вредна. Да и потом, к
услугам пассажиров в аэропорту полно киосков (хотя и открытых далеко не
всегда), благодаря которым можно скоротать несколько часов за книгой или
журналом. Если пассажиру повезет, он даже наткнется на что-нибудь не слишком
гнетущее.
И вот перед нами лежит второй выпуск "Тайны Эдвина Друда", датированный
маем 1870 года. Но на прилавках выпуск появился уже тридцатого апреля.
Прекрасная возможность забыться и прочесть пару глав. Хотя мы с вами,
дорогой читатель, ждем не объявления посадки на самолет, а возобновления
заседаний в зале Диккенса, отложенных по техническим причинам. Что, впрочем,
одно и то же.
Грозное предостережение в конце седьмой главы приводит нас в
недоумение. Похоже, странные отблески в глазах Елены Ландлес спровоцированы
кем-то конкретным, и этот кто-то должен поберечься. Но кто он? Логика просто
вопиет, что это Джаспер. Но нас ни на секунду не покидает ощущение, что
осторожность следует проявить читателю, что именно ему следует поберечься.
Автор сообщает нам, что лицо, которому адресованы эти отблески, может
оказаться кем угодно, но в том, как он это преподносит, чувствуется весьма
ироничная усмешка, словно сам автор в эту самую пресловутую логику нисколько
не верит.
Он словно говорит с широкой улыбкой завзятого игрока:
-- Ну, разумеется, это Джаспер! Кто же еще?
-- Друд, -- отвечаем мы, не веря ни единому слову. Но с равным успехом
мы могли бы назвать любое другое имя.
В ожидании возобновления конференции давайте еще раз взглянем на всех
персонажей. Кого из них мы можем вычеркнуть из списка подозреваемых?
К середине второго выпуска Джек Джаспер становится подозреваемым номер
один. Если раньше подозрения были весьма основательны, то сейчас они просто
подавляют. С каждой страницей поведение Джаспера становится все более
зловещим. Преподобного Криспаркла, напротив, можно смело исключить, и вовсе
не потому, что до сих пор каноник вел себя как невинный агнец. (Если на то
пошло, Елена тоже не бросается на людей.) В отличие от всеобщего
благодетеля-филантропа Сластигроха Криспаркл -- воплощение терпимости и
доброжелательности. Немыслимо, чтобы такой человек оказался убийцей! По той
же причине нам следует снять всякие подозрения с мистера Грюджиуса, еще
одного замечательного диккенсовского персонажа. И если отказаться от
разгадок парадоксального или пародийного характера, то нужно исключить и
комические персонажи: Дердлса, мистера и миссис Топ, мисс Твинклтон, а также
такие карикатурные фигуры, как настоятель и мистер Сапси. А Сластигрох,
каким бы отвратительным он ни казался, слишком гротескный субъект, чтобы
заподозрить его в чем-то большем, чем обман подопечных и банальное
мошенничество. В результате выходит, что, кроме Розы (предоставим ее
суперинтенданту Бэттлу), конкуренцию Джасперу могут составить только брат и
сестра Ландлесы.
Но немногочисленные факты, способные бросить тень на близнецов, не
выдерживают серьезной критики, тогда как свидетельства против Джаспера
весомы и подробно описаны. Какое значение могут иметь такие надуманные
"свидетельства", как восточное происхождение, "дикость" Ландлесов или
внезапная влюбленность Невила?
И все же можем ли мы исключить вероятность того, что все свидетельства
против Джаспера лишь кажущиеся, что впоследствии они не обернутся ложной
приманкой? Диккенс, конечно, не читал Агату Кристи, но он был знаком с Уилки
Коллинзом и его "Лунным камнем", по словам Т.С.Элиота[28], -- "первым, самым
длинным и самым лучшим английским детективным романом".
[28] Томас Стерн Элиот (1888--1965) -- англо-американский поэт, лауреат
Нобелевской премии 1948 г.
Потому при изучении ТЭД мы должны проявлять предельную осторожность и
не отбрасывать слишком очевидные улики, равно как и не пропускать детали,
которые автор помещает между строк или прячет в отступлениях и красочных
описаниях, вроде не имеющих никакого отношения к преступлению.
Кстати об отступлениях: давайте сделаем одно из них. В загадочную сферу
гипноза и телепатии.
В спиритизм Диккенс не верил, и в своих историях о привидениях не
уставал высмеивать столоверчение и тому подобные невинные забавы. Но
паранормальная психология его весьма интересовала. Насколько нам известно,
он сам пробовал свои силы в гипнозе. Правда, экспериментируя на своей дочери
Кейт, Диккенс потерпел полное и безоговорочное фиаско. И все-таки писатель
сохранил веру в возможности гипноза. Так, он был свято убежден, что можно
воздействовать на человека на расстоянии. Именно поэтому Роза, натура весьма
чувствительная и восприимчивая, боится Джаспера, его магнетизма. И именно
поэтому Елена нисколько не страшится мрачного регента, поскольку сама в
избытке обладает магнетическими и телепатическими способностями. Она не
только признает в Джаспере "коллегу" (вспомните ее взгляд, устремленный на
него в тот вечер у Криспаркла, когда Джаспер тайком гипнотизирует Розу), но
и, вероятно, считает себя сильнее. Не забывайте, что у Елены черные глаза и
смуглое лицо. И что родом она с Цейлона,
Более того, общение посредством телепатии, судя по всему, является
привычным для близнецов. Они способны понимать друг друга без слов, что
сразу замечает Криспаркл. Позже, во время занятий с Невилом, у каноника
создается впечатление, будто, "обучая одного, он обучает двоих".
Но вернемся к концу седьмой главы и зададимся вопросом: где находится
Невил во время разговора Елены и Розы? Или с кем? Заглавие восьмой главы
предполагает, что ссора в этот момент уже в самом разгаре, и даже мимолетный
взгляд на ситуацию подтверждает эту догадку: горячий юноша вот-вот готов
убить своего обидчика в присутствии Джаспера. И не только Джаспера. Его
сестра тоже присутствует при ссоре, пускай и незримо. Если между братом и
сестрой существует телепатическая связь, то все обстоит именно так. Против
кого же в таком случае направлены эти "отблески" в глазах Елены? Ответ
напрашивается сам собой: против Эдвина Друда.
Наша гипотеза, в конце концов, не столь уж и невероятна. И будь у нас
такая возможность, мы бы посоветовали Друду опасаться прежде всего Елены.
Мы снова в зале Диккенса, где наконец вот-вот начнется заседание.
Технические причины оказываются и впрямь техническими, и они уже устранены:
спонсоры, устав дожидаться знаменитую чтицу и решив сэкономить драгоценное
время, установили новую трансляционную систему, которая, воздействуя на
подсознание, позволяет мгновенно внедрить в него любой текст. Техники в
белых халатах как раз завершают установку аппаратуры.
Лоредана с присущей ей неутомимостью объясняет, что каждый участник
должен надеть наушники и внимательно прослушать трехсекундный звуковой
сигнал (в действительности содержащий гигабайты информации), и малоприятное
попискивание запечатлеет в сознании слушателей всю вторую часть ТЭД.
Итак, внимание.
"З-з-з, з-з-з" -- это шестая и седьмая главы (которые нам уже знакомы).
"З-з-з, з-з-з" -- это восьмая и девятая.
После того как с быстротой молнии произошло внедрение текста в
подсознание, в зале воцаряется тишина. Медленными, сонными движениями
участники конференции один за другим стягивают наушники. Их взгляды были
устремлены куда-то в пространство, губы сжаты, лица окаменели. Лишь доктор
Уилмот не подвергся воздействию электроники, поскольку и так знает текст ТЭД
наизусть. Он удивленно озирается, не в силах понять, почему это его коллеги
означающей "воображаемые мерзавцы".
[23] Шекспир, "Генрих IV", часть I, акт II, сцена II. В начале сцены
имеется ремарка: "Большая дорога у Гэдских холмов" (пер. Б.Пастернака).
В голове Пуаро что-то щелкает, и с темного дна бельгийского подсознания
медленно всплывает червячок догадки -- пока еще смутная идея о некоей связи
между этими мифическими противниками и "опаленными солнцем бродягами",
которые всегда убыстряют свой шаг, когда проходят через Клойстергэм. Что
это, живописный штришок, призванный подчеркнуть заштатность городка? Или
упомянутая мелкая деталь означает, что обвиняемый -- если, конечно,
преступление вообще имело место, -- пытается заманить неискушенного
следователя в ловушку, убедить его, что злодейство -- дело рук заезжего
негодяя.
Тем временем Порфирий Петрович пробирается узкими тропками по
запутанному лабиринту человеческой психологии. Прислушаемся же к тому, о чем
толкуют знаменитые сыщики.
ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ, с жаром. Да, еще два детских характера, еще две
невинные души! Но невинные лишь до определенной степени. Эдвин открыто
признает: он "мало что знает, кроме своего инженерного дела" и, как типичный
представитель своего возраста, не в состоянии понять капризов и настроений
юной девушки. Но в романе имеется также немало указаний на то, что Роза не
просто взбалмошная девица. Когда она слышит доносящееся из собора пение
Джаспера, ее охватывает непритворный страх, и Роза просит Эдвина увести ее
как можно скорее. А вот и другая сцена: вспоминая о бале и своей подруге,
переодетой молодым человеком, Роза буквально впадает в экстаз. Думаю, я не
возьму на себя слишком большую смелость, если стану утверждать, что такое
поведение является не чем иным, как эротическим беспокойством, хотя и
неосознанным. Это очень характерно для девушки ее возраста.
ПАТЕР БРАУН, вздыхая. Секс, секс, секс... Бедный Диккенс.
АРЧЕР, сквозь зубы. Да будет вам! Несмотря на всю викторианскую
добропорядочность своих романов, сам Диккенс отнюдь не был святошей. Это
ведь он упросил старого повесу Уилки Коллинза показать ему изнанку парижской
жизни; он завел тайную интрижку с актрисой Эллен Лолес Тернан, которая была
на тридцать лет моложе. Возможно даже, что ваш хваленый Диккенс крутил
шуры-муры со свояченицей.
ПАТЕР БРАУН, сухо. Гнусная клевета.
МИСТЕР УИЛМОТ, примирительно. Что ж, вряд ли такой полнокровный, щедрый
и энергичный человек не был лично знаком с определенными... сторонами
жизни...
НИРО ВУЛФ, нетерпеливым жестом прерывает дискуссию. Господа, господа,
мы упускаем из виду основную деталь данной главы. Мы забыли о мисс
Твинклтон! Писатель такого класса, как Диккенс, разумеется, знал: для того
чтобы сюжетный ход не выглядел надуманным, нужно использовать его загодя, в
несколько ином контексте. Как только мы узнаем, что мисс Твинклтон, типичный
комический персонаж, живет двойной жизнью, нам тут же следует насторожиться.
Автор открытым текстом сообщает, что существуют две мисс Твинклтон, две
совершенно различные личности, каждая из которых ничего не ведает о другой.
А в качестве наглядного примера он приводит самого себя: "Так, например,
если я спрятал часы, когда был пьян, в трезвом виде я не знаю, где они
спрятаны, и узнаю, только когда опять напьюсь". Это классический случай
раздвоения личности, и если Диккенс приводит его в самом начале романах, да
еще в достаточно легкомысленном контексте, то у меня почти нет сомнений, что
рано или поздно мы встретимся с ним вновь уже в драматическом контексте, и
возможно даже, что подобное раздвоение станет сутью развязки.
ЖАБА, чрезвычайно хриплым голосом и с видом человека, всецело отдающего
себе отчет в том, что он говорит. Так, значит, это всего лишь плагиат?!
Мы не можем пройти мимо этих слов, читатель. В детективных кругах Жаба
имеет определенный авторитет, но даже Жабе не позволено голословно обвинять
в плагиате одного из наиболее плодовитых и изобретательных романистов всех
времен. Слова осуждения изливаются на Жабу бурным потоком, и совершившему
святотатство предлагается немедленно покинуть помещение. Громче всех,
естественно, возмущаются те, кто меньше всех заинтересован в результатах
конференции, кто, каким-то непостижимым образом раздобыв приглашение, пришел
сюда, дабы скоротать унылый, дождливый вечерок.
Когда престарелый юрист, учитель начальных классов и молодой активист
какого-то там движения постепенно переходят на крик, у читателя наверняка
возникает уверенность, что сейчас здесь будет сущий бедлам. Напрасно доктор
Уилмот пытается напомнить спорщикам, что на этой конференции обсуждается
совершенно конкретный роман; напрасно он повторяет до хрипоты, что плагиат
д'Аннунцио[24], викторианское лицемерие, ранние этапы промышленной революции
и знак зодиака Диккенса вряд ли могут служить вескими аргументами.
[24] Габриэле д'Аннунцио (1863--1938) -- итальянский писатель и
политический деятель. Плагиат -- (?)
Уилмота спасает находчивая Лоредана, которая, набрав в легкие побольше
воздуха, командирским рыком напоминает собравшимся, что время идет. И эта
истина мгновенно охлаждает дискуссионный пыл. Действительно, до открытия
осталось всего полчаса. Разумеется, для паники нет никаких причин. Если
участникам конференции придет в голову отправиться в свои номера, дабы
освежиться перед торжественным открытием, то они обязательно обнаружат там
странные свитки, перевязанные желтой шелковой лентой. Это текст последних
двух глав первого апрельского выпуска ТЭД. Еще один пример усердия
организаторов: копии выполнены на рисовой бумаге ручной работы, каждая
страница пронумерована и содержит факсимильную подпись автора. Так что
вечером каждый сможет прочесть четвертую и пятую главы и как следует
обдумать их содержание, а быть может, даже и обсудить. Если, конечно, не
предпочтет провести оставшиеся вечерние часы в обществе турецко-бразильского
оркестра, который будет услаждать слух специалистов на террасе гостиницы.
Воодушевленные Арчер и Марлоу энергично вскакивают на ноги, несколько
задумчиво проводят ладонями по колючим подбородкам. После недолгих колебаний
они единодушно решают-таки не утруждать себя бритьем и бодрой рысью
отправляются на поиски зала, где должно состояться открытие. Точнее, этих
достойных джентльменов интересует другой, соседний зал. По опыту предыдущих
конференций они знают, что там обязательно обнаружатся надутые бармены,
позвякивающие стаканы и булькающие бутылки.
Остальные участники расходятся по своим номерам. Все начисто забыли о
Шерлоке Холмсе и его так и несделанном заявлении. Посидев немного в
опустевшем зале, мистер Холмс обиженно пожимает плечами и отправляется вслед
за своими коллегами.
Торжественное открытие конференции представляет собой триумф истинного
совершенства. По меньшей мере дюжина телекамер фиксируют все до мельчайших
подробностей, около тридцати фотографов снимают и так и этак. Тут и там
прохаживаются некие фигуры весьма официального вида, облаченные в
чрезвычайно консервативные костюмы. Имеются тут и дамы, вооруженные всем
необходимым от толстого слоя некоей бело-розовой субстанции на лице до лака
неописуемых оттенков на ногтях и от умопомрачительных причесок до не менее
умопомрачительных каблуков. Сквозь сверкание своих драгоценностей дамы
кидают друг на друга взгляды, характерные для оценщиков и представительниц
высшего света.
Единственное, что явно не соответствует уровню конференции, -- так это
наши репортерские способности. К примеру, как найти верные слова, дабы
отдать должное приветственной речи, которую оглашает заместитель мэра (сам
мэр так и не прибыл)? Заместитель отличается от своего шефа лишь несколько
более игривой формой носа да пристрастием к противоположному политическому
лагерю. Приветственная речь исполнена многочисленных и весьма велеречивых
реверансов в сторону уважаемых спонсоров, сияющих одинаковыми улыбками в
первых рядах; изобилует цитатами из классиков и призывами к международному
сотрудничеству, миру во всем мире и всеобщему братству.
За пышным словоизлиянием заместителя мэра следуют не менее яркие речи
ораторов, каждый из которых спешит представить свой репертуар цитат,
примеров, метафор и теорий. Платон и Данте, Перикл и Возрождение, Лейбниц и
энциклопедисты слились в едином хоре, славящем спонсоров, Италию и самих
ораторов. Для пущей убедительности на помощь призваны физика, астрономия,
геометрия, экология, супружество, ЮНЕСКО, Интерпол, капля воды и дикая
роза[25].
[25] Капля воды и дикая роза -- (?)
Ораторы в своей напыщенности достигают вершин совершенства, достичь
которых простым смертным не суждено. Но зачем нам с вами, любезный читатель,
слушать даже самые совершенные из совершенных речей, если к нашим услугам
сатирический гений Диккенса, предлагающий саму квинтэссенцию напыщенности в
лице несравненного мистера Сапси? Почему бы нам, подобно участникам
конференции, не приняться за чтение последних двух глав первого выпуска?
Итак, приступим.
Последнего оратора встречают особенно бурными аплодисментами, почти
овацией. На мгновение участникам конференции кажется, что они хлопают самому
Чарлзу Диккенсу, ведь, в конце концов, именно такой прием встречал великого
писателя, когда тот разъезжал с гастролями, читая со сцен провинциальных
театров страницы своих романов, что, кстати, приносило ему приличный доход.
Но к концу подошла только сама церемония открытия конференции, и на
сцену выдвинулись истинное веселье и непосредственность. Ни один из тех, кто
направляется сейчас к столу с закусками, не утруждал себя платой за входной
билет. Стоит ли нам с вами, читатель, задерживаться в этой толпе, которая
хищно обступает длинный стол, уставленный всевозможными яствами, и начинает
битву за самые лакомые кусочки? Наверное, нет. Читателю хорошо знакомы
подобные сцены: жадные руки, снующие между тарелками и ртами; локти, так и
норовящие заехать в бок соседу; размазанный по скатерти соус, лужи
всевозможных напитков. Не лучше ли плавно перенестись во времени и
пространстве и обнаружить участников (за исключением парочки сыщиков) в
спокойной боковой комнате.
Битва за лакомства позади, и теперь знаменитые специалисты с некоторым
удивлением изучают тарелки с трофеями, добытыми в нелегкой битве за шведский
стол. Мастерам загадок предстоит справиться с кулинарной тайной, возлежащей
сейчас на их тарелках. До нас доносятся слова:
-- Финик с креветкой? Ca alors![26]
[26] Вот это да! (фр.).
-- А стоит ли выяснять, что находится под этой серо-зеленой слизью?
-- Косвенные улики указывают на то, что это голубь, но начинка, вне
всякого сомнения, из манго.
-- Салями, посыпанная карамелью?
-- Цель вполне похвальна, -- замечает доктор Уилмот, отделяя банановый
блинчик от квашеной капусты, -- представить кулинарное искусство во всей
полноте. Чего тут только не найдешь! -- И он обреченно вздыхает.
-- Кулинария, -- назидательно заявляет Ниро Вулф, который решил
избежать сюрпризов, ограничившись пучком свежего сельдерея, -- это вовсе не
беспорядочное сочетание имеющихся продуктов. Искусство приготовления пищи
заключается в точном расчете и тщательном обдумывании, так же как и
искусство романиста. Возьмем Диккенса. Посмотрите, как он использует
Джованни Батисту Бельцони, итальянского археолога, который едва не
задохнулся во второй пирамиде в Гизе[27]. У Диккенса его имя упоминает Роза
в третьей главе, туманно намекая на приключившуюся с ним неприятность. Так
писатель готовит почву для Дердлса, который по-своему, в комическом и
исключительно английском контексте, тоже археолог и использует те же, так
сказать, эхографические методы. Это, в свою очередь, определяет образ
действий убийцы, а если заглянуть вперед, то и место обнаружения жертвы.
Столь тонкое, почти изощренное введение деталей сродни высокому кулинарному
искусству.
[27] Джованни Батиста Бельцони (1778--1823) -- египтолог (см. прим. к
тексту ТЭД). Гиза -- ныне пригород Каира. В Гизе находятся пирамиды Хеопса,
Хедугена и Минерина.
ДЮПЕН. А что вы скажете о ключах? Сама идея распознавания нужного ключа
по позвякиванию в связке поразила меня своей изысканностью. Чего, боюсь,
нельзя сказать об этой свиной ножке под шоколадом.
ЖАБА. И вы называете это искусными деталями? Похоронить Джаспера под
грудой очевидных улик? Воспользовавшись совершенно надуманным предлогом,
связанным с глупейшей надписью на камне, автор вводит Джаспера в дом мистера
Сапси. Так Джаспер встречается с Дердлсом и узнает, каким ключом следует
открыть склеп, где он намеревается спрятать труп! А затем происходит еще
одна "случайная" встреча с Дердлсом, и как раз у кладбищенской ограды.
УИЛМОТ, выковыривая кусочки акульего плавника, к его немалому изумлению
обнаружившиеся в сливовом пироге. Должен заметить, последнее совпадение
произошло не в результате небрежности или невнимательности, в чем порой
упрекают Диккенса. Это вынужденный шаг автора, обусловленный тем, что роман
печатался выпусками. Диккенс собирался закончить первый выпуск четвертой
главой и уже написал значительную часть следующего, в том числе и восьмую
главу, в которой и происходит ночная встреча Джаспера с Дердлсом. Но в самый
последний момент издатель решил, что выпуск получился слишком коротким:
двадцать шесть страниц вместо обычных тридцати двух. И Диккенсу пришлось
переделывать восьмую главу в пятую и включать ее в первый выпуск.
ВУЛФ. Снова высокое кулинарное искусство! Приготовить из имеющихся
продуктов нечто новое, когда непредвиденные обстоятельства не позволяют
выполнить задуманное, -- дар, присущий только величайшим поварам. Потому что
помимо прискорбного "совпадения" здесь имеется еще одна нестыковка: мистер
Сапси проживает на Главной улице напротив Женской Обители, так что Джасперу
нет необходимости по пути домой проходить мимо кладбища...
Этот образчик сыщицкой дотошности приветствуется глухим мычанием
набитых ртов.
ВУЛФ, продолжая. ...и все же я считаю, что в таком виде апрельский
выпуск стал намного лучше. Характер Дердлса обрел законченный вид, и мы
познакомились с уличным оборванцем по имени Депутат. Есть в этом мальчишке
что-то очень лондонское, он как-то не вписывается в мрачный захолустный
пейзаж с древним собором в центре. Но в то же время Депутат появляется очень
вовремя, как бы компенсируя провинциальную респектабельность Клойстергэма.
Тем самым Диккенс демонстрирует нам, что в этом спокойном городке имеются
если не преступные элементы, то, во всяком случае, те, кто не собирается
оставаться в рамках каких-то там правил.
ЖАБА. Но это не мешает автору громоздить новые улики против Джаспера!
Действительно, этот подозрительный дядюшка набивается в помощники к Дердлсу,
чтобы побольше разузнать о склепах и могилах. А по возвращении домой
одаривает спящего племянника пристальным взглядом, после чего "отдается во
власть призраков", которыми населяет глухую полночь содержимое его трубки.
Всем ясно, что это призраки грядущего преступления! Нет, это слишком просто,
слишком... очевидно.
ХОЛМС, который нашел <совершенный обед> совершенно несъедобным и теперь
усмиряет бунтующее пищеварение стаканом минеральной воды, вздрагивает при
слове "призраки". Он машинально отпивает воды и, несколько побледнев,
обращается к Жабе. Слишком очевидно, говорите? Вы полагаете, что это дело
слишком простое, слишком элементарное? Да... так кажется на первый взгляд...
И все же Конан Дойл, человек, на которого я длительное время работал,
придерживался иного мнения. И в 1927 году он, будучи твердым сторонником
спиритизма (как вы, наверное, знаете, мой создатель являлся председателем
Британского общества спиритических исследований), решил посвятить себя делу
Друда и расспросить дух Чарлза Диккенса.
ПУАРО. Вы хотите сказать, что он прямо спросил у Диккенса, кто убийца?
ХОЛМС. Да. Он вызвал дух Боза -- так подписывался Диккенс в период
своей журналистской деятельности.
ПУАРО. И что сказал Боз? Он хотя бы явился?
ХОЛМС. Да, дружище. Он явился. И ответил.
ВСЕ, хором. Что?!
Но тут от дверей доносится не то мычание, не то смех. Все оглядываются
и видят несравненную Лоредану.
-- Так вот вы где! -- говорит она громче, чем обычно, и заливается
безудержным хохотом. На ногах красавица стоит не совсем твердо.
ХОЛМС, выпаливает скороговоркой, явно опасаясь, что про него опять
забудут. Боз сказал, что в тайне Эдвина Друда сокрыто нечто, о чем ему не
хотелось бы говорить. И во время сеанса меня не покидало, да и сейчас не
покидает, чувство, что лучше оставить это дело в покое.
ПУАРО. Во всяком случае, если мы и вернемся к нему, то не сегодня.
Затем все выходят на террасу, где достойная Лоредана все это время без
устали поглощала самые разные напитки и танцевала под турецко-бразильские
ритмы в компании Арчера и Марлоу.
Всякий, кто провел шесть часов в аэропорту в ожидании отправки рейса
AZ-437 на Франкфурт, знает, что отсрочками "по техническим причинам"
возмущаться бесполезно. При этом оные причины по самой своей природе не
могут, а точнее, не должны раскрываться пассажирам, поскольку подобная
информация для последних не только бесполезна, но и вредна. Да и потом, к
услугам пассажиров в аэропорту полно киосков (хотя и открытых далеко не
всегда), благодаря которым можно скоротать несколько часов за книгой или
журналом. Если пассажиру повезет, он даже наткнется на что-нибудь не слишком
гнетущее.
И вот перед нами лежит второй выпуск "Тайны Эдвина Друда", датированный
маем 1870 года. Но на прилавках выпуск появился уже тридцатого апреля.
Прекрасная возможность забыться и прочесть пару глав. Хотя мы с вами,
дорогой читатель, ждем не объявления посадки на самолет, а возобновления
заседаний в зале Диккенса, отложенных по техническим причинам. Что, впрочем,
одно и то же.
Грозное предостережение в конце седьмой главы приводит нас в
недоумение. Похоже, странные отблески в глазах Елены Ландлес спровоцированы
кем-то конкретным, и этот кто-то должен поберечься. Но кто он? Логика просто
вопиет, что это Джаспер. Но нас ни на секунду не покидает ощущение, что
осторожность следует проявить читателю, что именно ему следует поберечься.
Автор сообщает нам, что лицо, которому адресованы эти отблески, может
оказаться кем угодно, но в том, как он это преподносит, чувствуется весьма
ироничная усмешка, словно сам автор в эту самую пресловутую логику нисколько
не верит.
Он словно говорит с широкой улыбкой завзятого игрока:
-- Ну, разумеется, это Джаспер! Кто же еще?
-- Друд, -- отвечаем мы, не веря ни единому слову. Но с равным успехом
мы могли бы назвать любое другое имя.
В ожидании возобновления конференции давайте еще раз взглянем на всех
персонажей. Кого из них мы можем вычеркнуть из списка подозреваемых?
К середине второго выпуска Джек Джаспер становится подозреваемым номер
один. Если раньше подозрения были весьма основательны, то сейчас они просто
подавляют. С каждой страницей поведение Джаспера становится все более
зловещим. Преподобного Криспаркла, напротив, можно смело исключить, и вовсе
не потому, что до сих пор каноник вел себя как невинный агнец. (Если на то
пошло, Елена тоже не бросается на людей.) В отличие от всеобщего
благодетеля-филантропа Сластигроха Криспаркл -- воплощение терпимости и
доброжелательности. Немыслимо, чтобы такой человек оказался убийцей! По той
же причине нам следует снять всякие подозрения с мистера Грюджиуса, еще
одного замечательного диккенсовского персонажа. И если отказаться от
разгадок парадоксального или пародийного характера, то нужно исключить и
комические персонажи: Дердлса, мистера и миссис Топ, мисс Твинклтон, а также
такие карикатурные фигуры, как настоятель и мистер Сапси. А Сластигрох,
каким бы отвратительным он ни казался, слишком гротескный субъект, чтобы
заподозрить его в чем-то большем, чем обман подопечных и банальное
мошенничество. В результате выходит, что, кроме Розы (предоставим ее
суперинтенданту Бэттлу), конкуренцию Джасперу могут составить только брат и
сестра Ландлесы.
Но немногочисленные факты, способные бросить тень на близнецов, не
выдерживают серьезной критики, тогда как свидетельства против Джаспера
весомы и подробно описаны. Какое значение могут иметь такие надуманные
"свидетельства", как восточное происхождение, "дикость" Ландлесов или
внезапная влюбленность Невила?
И все же можем ли мы исключить вероятность того, что все свидетельства
против Джаспера лишь кажущиеся, что впоследствии они не обернутся ложной
приманкой? Диккенс, конечно, не читал Агату Кристи, но он был знаком с Уилки
Коллинзом и его "Лунным камнем", по словам Т.С.Элиота[28], -- "первым, самым
длинным и самым лучшим английским детективным романом".
[28] Томас Стерн Элиот (1888--1965) -- англо-американский поэт, лауреат
Нобелевской премии 1948 г.
Потому при изучении ТЭД мы должны проявлять предельную осторожность и
не отбрасывать слишком очевидные улики, равно как и не пропускать детали,
которые автор помещает между строк или прячет в отступлениях и красочных
описаниях, вроде не имеющих никакого отношения к преступлению.
Кстати об отступлениях: давайте сделаем одно из них. В загадочную сферу
гипноза и телепатии.
В спиритизм Диккенс не верил, и в своих историях о привидениях не
уставал высмеивать столоверчение и тому подобные невинные забавы. Но
паранормальная психология его весьма интересовала. Насколько нам известно,
он сам пробовал свои силы в гипнозе. Правда, экспериментируя на своей дочери
Кейт, Диккенс потерпел полное и безоговорочное фиаско. И все-таки писатель
сохранил веру в возможности гипноза. Так, он был свято убежден, что можно
воздействовать на человека на расстоянии. Именно поэтому Роза, натура весьма
чувствительная и восприимчивая, боится Джаспера, его магнетизма. И именно
поэтому Елена нисколько не страшится мрачного регента, поскольку сама в
избытке обладает магнетическими и телепатическими способностями. Она не
только признает в Джаспере "коллегу" (вспомните ее взгляд, устремленный на
него в тот вечер у Криспаркла, когда Джаспер тайком гипнотизирует Розу), но
и, вероятно, считает себя сильнее. Не забывайте, что у Елены черные глаза и
смуглое лицо. И что родом она с Цейлона,
Более того, общение посредством телепатии, судя по всему, является
привычным для близнецов. Они способны понимать друг друга без слов, что
сразу замечает Криспаркл. Позже, во время занятий с Невилом, у каноника
создается впечатление, будто, "обучая одного, он обучает двоих".
Но вернемся к концу седьмой главы и зададимся вопросом: где находится
Невил во время разговора Елены и Розы? Или с кем? Заглавие восьмой главы
предполагает, что ссора в этот момент уже в самом разгаре, и даже мимолетный
взгляд на ситуацию подтверждает эту догадку: горячий юноша вот-вот готов
убить своего обидчика в присутствии Джаспера. И не только Джаспера. Его
сестра тоже присутствует при ссоре, пускай и незримо. Если между братом и
сестрой существует телепатическая связь, то все обстоит именно так. Против
кого же в таком случае направлены эти "отблески" в глазах Елены? Ответ
напрашивается сам собой: против Эдвина Друда.
Наша гипотеза, в конце концов, не столь уж и невероятна. И будь у нас
такая возможность, мы бы посоветовали Друду опасаться прежде всего Елены.
Мы снова в зале Диккенса, где наконец вот-вот начнется заседание.
Технические причины оказываются и впрямь техническими, и они уже устранены:
спонсоры, устав дожидаться знаменитую чтицу и решив сэкономить драгоценное
время, установили новую трансляционную систему, которая, воздействуя на
подсознание, позволяет мгновенно внедрить в него любой текст. Техники в
белых халатах как раз завершают установку аппаратуры.
Лоредана с присущей ей неутомимостью объясняет, что каждый участник
должен надеть наушники и внимательно прослушать трехсекундный звуковой
сигнал (в действительности содержащий гигабайты информации), и малоприятное
попискивание запечатлеет в сознании слушателей всю вторую часть ТЭД.
Итак, внимание.
"З-з-з, з-з-з" -- это шестая и седьмая главы (которые нам уже знакомы).
"З-з-з, з-з-з" -- это восьмая и девятая.
После того как с быстротой молнии произошло внедрение текста в
подсознание, в зале воцаряется тишина. Медленными, сонными движениями
участники конференции один за другим стягивают наушники. Их взгляды были
устремлены куда-то в пространство, губы сжаты, лица окаменели. Лишь доктор
Уилмот не подвергся воздействию электроники, поскольку и так знает текст ТЭД
наизусть. Он удивленно озирается, не в силах понять, почему это его коллеги