Карпущенко Сергей. Рыцарь с железным клювом

   - А тебе, Ирина, то же самое показалось? - обратилась мама к девочке.
   - Нет, ну зачем же... - мягко возразила Тролль. - Все эти люди, они такие умные, только, мне показалось, они все... несчастливые и какие-то обиженные, точно у них отняли любимую вещь, запрятали куда-то далеко и не отдают, а они горюют об этой вещи и обижают один другого, чтобы себя обиженным не чувствовать.
   Мама с одобрительной улыбкой, очень ласково провела своей ладонью по руке Иринки и сказала:
   - Ты все это очень верно подметила, девочка. А мне к тому же показалось, что они разыграли перед нами небольшой спектакль с прочтением старинных документов, с легендами о замурованных рыцарях и привидениях. И все они себя так важно называли господами и дамами! Да, конечно, это был спектакль, только я пока не знаю, кто их режиссер и для чего нам его представили.
   Иринка вдруг спросила, но как-то робко, словно сразу пожалев о том, что задала свой вопрос:
   - Виктория Сергеевна, скажите, а вы раньше никогда не видели этого директора?
   - Нет, девочка, никогда, - удивленно вскинула мама свои красивые густые брови.
   - И он вас никогда не видел?
   - Думаю, что и Петрусь Иваныч меня не видел раньше. Вызов в институт пришел официальный, даже не из Минска, а из Москвы, вот я и поехала... А почему ты спрашиваешь?
   Тут уж Иринка совсем стушевалась и замялась.
   - Да знаете, он на вас так смотрел... словно что-то вспомнить хотел. Странно так...
   - Нет, - решительно сказала мама, - тебе, должно быть, что-то показалось. Петрусь Иваныч такой... джентльмен, а рядом была его жена. Нет, выбрось все из головы - тебе, конечно, показалось!
   Тут Володя грубовато сказал Иринке:
   - Ладно, Тролль, иди к себе. Завтра обо всем поговорим, а теперь уж спать пора. Ключ не потеряла?
   Было видно, что девочка обиделась. Она тут же поднялась и сказала довольно резко, направляясь к двери:
   - Не беспокойся, ещё не потеряла! - и, не прощаясь, скрылась за дверью.
   - Ну и зачем ты обидел девочку? - со вздохом спросила мама, но Володя ответил ей не сразу, вначале посопел, быстро осознав, что напрасно нахамил Иринке.
   - А чего она... про взгляды директорские тут болтала и все спрашивала? А хоть бы и встречались вы, так ей какое дело?
   Но мама только взъерошила Володины волосы и ласково сказала:
   - Ложись-ка ты спать, защитник материнской чести. Привидений-то не боишься?
   - Нет, не боюсь, - буркнул Володя, - и даже очень хочу повстречаться... с Рыцарем с железным клювом.
   - Ну-ну, во сне увидишься. Спокойной ночи.
   Володя забрался в холодную постель, где накрахмаленные пододеяльник и простыня были твердыми, как жесть, и страшно хрустели. Закрыл глаза. Вскоре легла и мама. Поворочалась, и минут через десять послышалось её ровное дыхание, что подсказало Володе: мама спит. Но мальчику не спалось.
   Все, что увидел и услышал он за последние часы, впилось в него острой занозой, выковырять которую было теперь не так-то просто. Понятно, что глубже всего залез в Володю рассказ о замурованном рыцаре, о находке археологов и о том, что по замку до сих пор бродит привидение, облаченное в рыцарские латы. Володя попеременно представлял в своем воображении то молодого князя Андрея, убитого своим братом и посаженного за стол с яствами в доспехе, то ужас людей, проломивших стену зала и увидевших за столом сидящего рыцаря, покрытого легкой паутинкой, то призрак, прозрачный, бестелесный, двигающийся по галереям замка неслышно, в развевающемся плаще, со шлемом с ужасным птичьим клювом.
   Воображая все эти картины, Володя ощущал чувство леденящего страха, виток за витком опутывающего его по рукам и ногам невидимыми, но крепкими веревками, разорвать которые мальчик был не в силах. И Володя вновь начинал ненавидеть себя за то, что страх, как он ни сражался с ним, каких бы успехов в борьбе с этим чувством ни достигал, все ещё жил в нем, рождаясь вновь и вновь, будто кто-то незаметно бросал в него семена страха, неожиданно прораставшие густыми, богатыми всходами.
   Нет, нужно было что-то предпринять уже сейчас, чтобы заглушить этот надуманный, глупый страх, и Володя поднялся. На цыпочках, боясь разбудить маму, подошел к стрельчатому окну-амбразуре. По словам Петруся Иваныча, окно выходило на реку и лес, но сейчас трудно было проверить это - было уже далеко за полночь, а луна пряталась за облаками, поэтому Володе казалось, что он смотрит в черную адскую бездну. Ему стало не по себе и захотелось поскорее отойти от окна.
   Зато явилась другая мысль, и Володя, надев тапочки и взяв со стола ключ от двери, тихонько пошел ко входу в номер, очень осторожно повернул ключ в замке, и дверь отворилась. Вначале Володя просунул в коридор одну лишь голову и осмотрелся. А в коридоре все было по-прежнему - все та же тишина, тусклый свет ламп, серпы алебард, поблескивавших на стенах, начало галереи, уводящей в лабиринты замка.
   И пасть галереи, полутемной и зовущей, вдруг потянула Володю к себе. Ему захотелось заглянуть в неё именно теперь, когда весь замок спал, когда здесь царствовало время пробуждения потусторонних сил, неизведанных и непонятных, страшных своей таинственностью, но каких-то притягательных и долгожданных.
   И Володя пошел по коридору, где располагались входы в гостиничные номера, к галерее, заглянул в её полутемное чрево, очень желая увидеть там нечто необыкновенное, может быть, даже тень замурованного рыцаря. И едва заглянул он туда, как услышал позади себя скрип, заставивший Володю обернуться резко и стремительно. Он увидел фигуру в белом одеянии, застывшую неподалеку от дверей его номера, и вздрогнул всем телом, пугаясь этого видения. Но видение вдруг заговорило знакомым насмешливым тоном, и Володе тотчас стало стыдно за то, что он так испугался Иринки.
   - Что, нервы решил проверить? Ищешь привидение?
   Володя подошел. На самом деле он выглядел комично в трусах и майке, да ещё в шлепанцах на босу ногу. Но что делала здесь Иринка, одетая в длинную ночную сорочку, давшую Володе повод принять девочку за призрак?
   - Да, ищу, - спокойно сказал мальчик, прислоняясь к стене рядом с Троллем. - Тебе, я вижу, тоже не спится? Замурованный рыцарь мерещится?
   Иринка ответила, как показалось Володе, с издевкой:
   - Нет, не рыцарь - ты мне мерещишься.
   - Да, с каких это пор? - И добавил уже совсем грубо: - Рано что-то тебе ребята мерещиться стали. С куклами играйся...
   Иринка постучала тонким пальчиком по своему виску и с тихим презрением сказала:
   - Дурачок! - и подобно привидению скрылась в своей комнате.
   А Володя, конечно, очень скоро осознавший, что сказал ужасную глупость, успокоил себя тем, что отомстил Иринке за насмешливый тон по поводу вещей, бывших для него самого почти что святыней. Ведь надо же бороться с неприятелем тем оружием, которое он сам и выбирает. Правда, успокоил себя Володя этим доводом не совсем, а поэтому ещё долго ворочался в постели, позабыв о рыцаре с железным клювом.
   - Скажи честно, - спросила мама утром, - ты тяжелой работы боишься?
   - Нет, совсем не боюсь, - тут же ответил Володя, натягивавший брюки.
   - А может быть, ты просто отдохнешь? Погуляешь в парке, почитаешь - в замке есть библиотека...
   - Нет, - опять отрезал Володя, - я работать хочу. И Тролля тоже устрой, а то ей в голову, я вижу, всякая блажь лезет.
   - Хорошо, вы будете работать, - кивнула мама, тщательно причесывавшая перед большим зеркалом в богатой резной раме свои пышные каштановые волосы.
   Потом Володя, мама и Иринка, пользуясь планом, оставленным Петрусем Иванычем, отыскали охотничий зал, в котором ужинали вчера. Здесь пани Ванда, чопорная и важная, как осетр, предложила новым членам "замкового братства" легкий завтрак, после чего они пошли к директору, чтобы получить работу.
   Кабинет Петруся Иваныча тоже размещался в замковом дворце, неподалеку от охотничьего зала. Путь к нему также определили по плану и вскоре подходили к тяжелой двери резного дуба, оказавшейся немного приоткрытой. Вдруг громкий, неприятно резкий голос обычно вежливого директора остановил Викторию Сергеевну. Голос доносился из кабинета, похоже было, что Петрусь Иваныч кого-то распекал, но подходить ближе было неудобно, так как не хотелось становиться свидетелем чьего-то унижения и директорской грубости. А слышалось вот что:
   - Вы - старый осел и больше никто. Я вас предупреждал уже неоднократно прекратить свои идиотские опыты, пока вы не уничтожили замок и всех нас вместе с ним! Но вам угодно было наплевать на предостережения, так знайте: то, что случилось этой ночью, произошло с вами последний раз! Другого раза не будет! Я вас выгоню вон из замка, метлой выгоню и не посмотрю на ваши седины! А теперь идите!
   Раздалось невнятное бормотание, словно пытались оправдаться, но тут же скрипнула дверь, и, к великому удивлению Виктории Сергеевны, Володи и Иринки, из кабинета буквально выбежал горбун Станислав Сильвестрович Ржевусский. Лицо его, сморщенное, жалкое, искажала гримаса страдания. Он почти что плакал и, увидев свидетелей своего позора, стоящих в коридоре, закрыл глаза ладонью и, проходя мимо, пробормотал:
   - А, Иисус Мария, Иисус Мария!
   Оробевшие, сконфуженные "петербуржцы" стояли и не знали, что им делать. Наконец мама, покусав в раздумье губы, решительно сказала:
   - Заходим! - и постучала в дверь кабинета директора Плоцкого замка.
   Они зашли, услышав "войдите", и Петрусь Иваныч, простирая к ним руки, встал из-за широкого стола, радушно приветствуя своих гостей, и Володя подумал: "Да неужели этот джентльмен мог всего три минуты назад так безобразно отчитывать старика?"
   - Я рад, я счастлив! Заходите! Заходите! - полилось из его медоточивых уст. - Как спали? Как завтракали? Что, уже и поработать хотите?
   И директор минут пять говорил все в том же духе, так что Володе даже стало противно слушать его пустую болтовню. Он стал рассматривать убранство кабинета, украшенного куда богаче, чем охотничий зал: картины, оружие, включая два полных рыцарских доспеха, что понурились забралами шлемов по углам большой комнаты, изделия из бронзы, мрамора - чего здесь только не было!
   Но особенно Володю поразило то, как раздвинулась резная дубовая обивка стены, образовался проход, оттуда вышла жена директора Эльза Жоржевна, не в брюках, как вчера, а в богатом платье с блестками и с ожерельем на открытой шее.
   - Здравствуйте, - сказала она с видом величественным и довольным из-за того, наверно, что уловила впечатление, произведенное своим неожиданным появлением.
   - Не пугайтесь, - сказал директор, - это не привидение, а моя жена. Просто спальные комнаты у нас совмещены с кабинетом этим секретным проходом. Так удобно работать. А, кстати, - очаровательно улыбнулся Петрусь Иваныч, - призрак вас не беспокоил?
   - Не беспокоил, - отвечала мама, - и мы на него при этом не в обиде. Впрочем, вы вчера нас так заинтриговали, что я теперь не против познакомиться, если ваш призрак будет себя вести, как подобает джентльмену.
   Директор снова улыбнулся:
   - Еще не все потеряно, Виктория Сергеевна! Не все потеряно! - И тут же он словно осекся, принял деловой вид, порылся в своих бумагах. - Вам нужна работа, нужна работа... - машинально, про себя, говорил он при этом. - С вами, Виктория Сергеевна, у меня нет проблем - вас Эльза Жоржевна отведет сейчас в наши фонды и покажет коллекцию, а также тематико-экспозиционный план. Так что вы приступите к работе уже через несколько минут. А вот ваши дети, ваши дети... - И Петрусь Иваныч снова глубоко задумался, а пока он думал, заговорила Иринка с отчаянной слезой в голосе:
   - Вы меня, пожалуйста, простите, но я вам скажу... я не дочь Виктории Сергеевны, вы что-то путаете... я просто дружу с Володей, и в этом ничего такого нет... - И замолчала.
   Володя покраснел, пожалуй, больше, чем сама Иринка или смущенная мама. "Ну что за дура?! - подумал он в сердцах. - Не хочет быть моей сестрой, что ли?". А любезный Петрусь Иваныч, ничуть не смутившись, понятливо закивал:
   - О мадемуазель, я все понял, все понял и прошу меня простить. Вам, Ирочка, я следующее место назначаю: идите с Викторией Сергеевной и будьте ей помощницей, своего рода лаборанткой. Работа непыльная - пыль, где надо, вытрите, - за каламбур простите, - коробочку с места на место переставите, этикеточку клейком намажете. Согласны?
   Иринка улыбнулась благодарной и счастливой улыбкой:
   - Да, да, согласна!
   - Вот и прекрасно! Ну, а с вами, юноша, - сказал он, с улыбкой глядя на Володю, - дело посложнее. Хотел я вас археологу Ковчуну отдать, чтобы вы поковырялись в землице плоцкой, но он мне сегодня утором сцену уже устроил: зачем-де замку ещё один археолог... короче, обижен человек. Так что отправлю я вас на помощь оружейнику нашему, Захарову Александру Фомичу...
   - Но вчера, - мягко прервала директора мама, - этот... Готфрид Бульонский был навеселе. Он не каждый день такой?
   Было видно, что мама опасается за сына, и Володя уже был готов сам вмешаться в разговор и заверить всех, что на него ничто не может подействовать, - так ему хотелось попасть в подручные к оружейнику! Но сам директор, защищая, наверно, свой собственный престиж, заверил маму:
   - Умоляю вас, Виктория Сергеевна, не тревожьтесь! Я пригрожу Захарову увольнением, если он позволит себе употребление спиртных напитков в присутствии вашего Володи. Я знаю, что такое влияние среды... Вообще, скажу вам честно, если бы Александр Фомич не был первоклассным специалистом, я бы его давно турнул...
   - Да, у вас здесь строго, - отметила мама, намекая, как показалось Володе, на грубый выговор, полученный несчастным горбуном.
   - Строго, - мрачно подтвердила Эльза Жоржевна, сидевшая в низком кресле у стены с картинами. - Даже меня турнуть могут...
   И Володя успел заметить бешеный взгляд, брошенный директором в сторону своей жены, даже не на нее, а куда-то мимо. Петрусь Иваныч хотел было что-то сказать, но сдержался, сглотнул пару раз воздух и лишь потом произнес уже в своей обычной манере любезного мужчины:
   - Дамы могут быть свободны, а Володя пусть подождет минуту - мне нужно сделать одну запись.
   Эльза Жоржевна, мама и Иринка поднялись и вышли из кабинета, а Володя остался. Он сидел на стуле рядом со столом директора, который на самом деле принялся строчить на листке бумаги, потом вдруг поднял голову и зачем-то спросил:
   - Ты любишь свою маму, Володя?
   Мальчик опешил - столь неожиданным показался ему вопрос директора.
   - Ну да, конечно, очень люблю, - пролепетал он.
   - А отец-то есть у тебя? - снова поинтересовался Петрусь Иваныч, и этот вопрос выглядел ещё более странным.
   - Да, есть, - отвечал Володя. - У меня очень хороший папа.
   - В этом я тоже не сомневался, - расплылся директор в очаровательной улыбке. - А кем он работает, твой папа?
   - Кузнецом работает, на заводе, - сказал Володя, чувствуя, как начинает краснеть. И он тут же вознегодовал на себя: "Да что я, стесняюсь, что ли, своего отца-рабочего?"
   - Кузнецом?? - не просто удивляясь, но даже изумляясь, переспросил Петрусь Иваныч, и его брови поднялись к волнистым волосам.
   - Ну да! - ожесточился Володя, понимая, что директор никак не мог подумать, что его папа может быть простым кузнецом. - А что в этом дурного? Знаете, какой он сильный, хоть и не молотком по наковальне бьет, а на огромном механическом молоте работает? И он ещё очень благородный!
   - Что ты, Володя, что ты! - замахал рукой директор. - Я нисколько не думал, что работать кузнецом - дурно. Наоборот, это чудесная профессия, такая мужская... Впрочем, - сказал он, вставая, - нам нужно идти. Дел у меня обычно невпроворот. Весь заповедник на мне - это не шутки!
   Володя тоже встал, и они вышли из кабинета. На душе у Володи отчего-то было мрачновато, он на кого-то злился, хотя не мог понять - на кого же: на директора за его глупые вопросы, на себя ли за нелепые ответы или на отца за то, что работал кузнецом, а не директором музея.
   ГЛАВА 5
   КРЕСТОНОСЕЦ ГОТФРИД БУЛЬОНСКИЙ
   Петрусь Иваныч и Володя вышли из дворца и прошли по замковому дворику к одной из четырех башен цитадели. Двор был вымощен булыжником, и каждый шаг идущих со щербатых, округленных временем камней взлетал куда-то к стенам, отражался от них гулким шлепком, повторялся несколько раз, перепутываясь с летящими вслед новыми шагами.
   - Мы идем к юго-западной башне, там наш арсенал, - говорил дорогой директор. - О, ты увидишь, какие богатства собрал я там! Любой мальчик, ни секунды не колеблясь, отдал бы все на свете, чтобы хоть на час войти в тот зал! А ты будешь там работать, целый месяц, а, если хочешь, - и Петрусь Иваныч заглянул в глаза Володи, - то и гораздо дольше! Я - хозяин замка! Я все могу!
   Они подошли к невысокой деревянной двери башни, обитой кованым железом, и Петрусь Иваныч огромным ключом с затейливой бородкой, висевшим на кольце размером с блюдце рядом с множеством других ключей, стал отворять эту дверь. Вошли в темноту, и Петрусь Иваныч тут же закрыл дверь. Потом, поддерживая Володю за руку, направил мальчика на винтовую лестницу, похожую на штопор, так как поворачиваться, поднимаясь, приходилось очень часто. Время от времени лестницу освещали нежданно появлявшиеся оконца-бойницы, прорубленные в толще стен, наверное, специально для обстрела нападающих на замок.
   Наконец они остановились напротив двери, за которой раздавались удары металла по металлу, словно кто-то бил молотком по кастрюле. Петрусь Иваныч с полминуты постоял у двери, прислушиваясь к ударам, потом как бы про себя сказал:
   - Работает, это хорошо! - и толкнул дверь. - Ну, заходи, Володя! предложил директор мальчику, тот шагнул через порог и очутился в просторном зале, кирпичные стены которого не были оштукатурены и имели вместо окон пушечные и ружейные амбразуры. - Ты, Володя, - торжественно сказал директор, - попал в юго-западную башню замка! Здесь я собираюсь сделать рыцарский зал, каких нет даже в частных саксонских или баварских замках! О, это будет чудо! Любители старины повалят в Плоцкий замок со всего света! Ты - один из первых, кто увидит мои богатства!
   Володя при входе в зал заметил кучи разных металлических предметов. Кучи эти, беспорядочные, как показалось ему вначале, были везде - по углам, вдоль стен, на длинных деревянных столах, колченогих и убогих, на каких обыкновенно строгают доски. Все это при первом взгляде напоминало свалку металлолома, но скоро глаз Володи смог разобраться и понять, что весь наваленный здесь металлолом и не был таковым, а представлял собой старинное оружие!
   Сколько здесь его было! Володя переводил взгляд с кучи на кучу, ему хотелось поскорее приблизиться, рассмотреть внимательней, потрогать, понюхать, пощупать, поколупать. Но Петрусь Иваныч уже тянул его в дальний конец зала, откуда шел к ним навстречу вчерашний Володин знакомец, представившийся крестоносцем Готфридом Бульонским. Теперь он не выглядел развязным весельчаком, а был хмурым или даже злым. Из одежды имел он на себе один лишь кожаный фартук да засаленные штаны, и щетина его за ночь отросла ещё больше, так что вид крестоносца был самый затрапезный, и походил он на рабочего сантехнической мастерской, выскочившего к ларьку попить пивка.
   - Чего вам?! - совсем неучтиво спросил Александр Фомич у директора. Работать мешаете, шляетесь только!
   Володя подумал было, что Петрусь Иваныч накричит сейчас на "крестоносца", но директор не то что не рассердился, но, напротив, выказал полную терпимость и уважение:
   - Александр Фомич, я к вам по делу. Вы помните, наверно, этого юного рыцаря, что прибыл к нам вчера из Питера?
   - Ну и что? - по-прежнему был нелюбезен "крестоносец".
   - А то, что я хочу определить его на месячишко под ваше бдительное начало. Пусть вам поможет - он парнишка смышленый, да и не хилый, как я вижу. Потаскает вам железки ваши, поддержит кой-чего, почистит, подметет, помоет. А то, я вижу, грязью вы здесь заросли. Ну как, идет?
   - Не нужно мне никого! - был приговор Александра Фомича. - Сам я справлюсь! Будет тут вертеться под ногами! Уведите своего рыцаря, Христа ради!
   - Но я очень вас прошу! - настаивал директор. - Нехорошо гнать от себя молодое поколение - это же смена ваша, надежда!
   - Ваша это смена, а не моя! - был непреклонен "крестоносец". - Мне замены уже не будет! Все сейчас тяп-ляп, халтура да подделка! Не хочу с вами дела иметь!
   Но Петрусь Иваныч был упрям, и скоро оружейник смягчился:
   - Ну, так и быть. Оставляйте вашего родственничка, только, если он стибрит хоть винтик, я жаловаться не буду - так его высеку, как подмастерьев в цехах средневековых секли. Месяц сесть не сможет!
   Директор улыбнулся и спросил у Володи:
   - Тебя устраивает это условие?
   - Да, устраивает! - твердо сказал Володя. - Я ничего не украду, увидите!
   Когда директор ушел, "крестоносец", почесав всклокоченную голову, словно думая, что бы поручить Володе, вдруг резко нагнулся к куче оружия, выхватил с грохотом какой-то предмет, выставил его вперед на вытянутой руке и спросил:
   - А ну говори, говори быстро! Что это я держу в руках?! Ошибешься три щелчка в лоб получишь, а правильно скажешь - мне десять пробьешь!
   Володя сильно удивился вопросу и предложенным условиям игры, но, однако, уставился в предмет, протянутый Александром Фомичом. Это был длинный четырехгранный кинжал с блестящим щитком, надежно прикрывавшим рукоятку.
   - Это кинжал... - робко начал Володя. - Кажется, для левой руки... дага, - и опасливо посмотрел на "крестоносца".
   По неказистому, посконному лицу оружейника внезапно разлилась блаженная счастливая улыбка.
   - А век, век какой? Говори!
   - Шестнадцатый, похоже... - неуверенно сказал Володя.
   Что тут случилось с Александром Фомичом! Он, преобразившийся, с горящими глазами, схватил Володю за уши, потянул за них с грубоватой лаской и просто заорал:
   - Умница! Гений! Откуда ты все это знаешь! Чертовщина какая! Да неужто я не одинок?! А ну, давай, бей меня десять раз по лбу.
   И Александр Фомич, словно сошедший с ума от внезапной радости, согнулся пополам, подставляя голову Володе, которому, однако, совестно было щелкать в лоб солидного по возрасту мужчину, и он вначале отнекивался. Но "крестоносец" решительно настаивал, и Володе ничего не оставалось, как пробить оружейнику десять щелбанов, хотя сделал это мальчик весьма деликатно. Но даже после этой процедуры Готфрид Бульонский не унимался:
   - Нет, ну ты подумай! Такие познания! Нет, ты, Володя, не родственник этому паразиту Петрушке, будь он неладен! Я вижу в твоих глазах искру Божью, небесную! Ты - не ящерица, не рептилия, ты - человек, ты - рыцарь, я это сразу понял! И где ты познакомился с этим стервятником, с этим пожирателем падали?! Нет, вы не можете быть родственниками!
   Володю немало удивили слова Александра Фомича. Он понимал, что оружейник говорит о директоре, но почему же так резко? И зачем он так хвалит его? За что? Подумаешь, он угадал назначение и вид оружия! Но ведь это так нетрудно! Посмотрел альбом, прочел подпись под фотографией - и все дела!
   - Да, мы не родственники с вашим директором, - сказал Володя, которому было неловко слушать то, как поносили Петруся Иваныча. - Но за что вы так не любите директора? Мне кажется, он вполне приличный человек, даже благородный...
   - Благородный??! - удивился Александр Фомич, даже присев от изумления. - И этого пройдоху, этого купчишку ты называешь благородным? Ну, мальчик, ты падаешь в моих глазах! Нет, ты попросту ещё не знаешь, кто есть на самом деле этот Петрусь Иваныч! Да это барахольщик и сквалыга, спекулянт и жадина, сребролюбец и неуч, хам и подхалим! Впрочем, он соединил в себе все качества, что присущи нашим новым бизнесменам, рвущимся к почестям и богатству любой ценой!
   Володя пожал плечами. Ему не хотелось верить в то, что он услышал.
   - Да ведь Петрусь Иваныч всего-навсего директор будущего музея-заповедника. Не понимаю, как тут можно быть ещё и спекулянтом, барахольщиком...
   Александр Фомич рассмеялся громко и раскатисто. Поднял вверх свой почерневший от работы с железом палец, словно предлагая подождать минуту, быстро прошел к верстаку, минуты на две исчез под ним и вернулся к Володе с блестящими глазами и губами. Сильно запахло вином.
   - Ты, конечно, - начал "крестоносец", - можешь на меня пожаловаться это твое дело, валяй, - но я все скажу... Этот наш директор, неизвестно кем назначенный быть руководителем музея, хочет сделать не музей, а балаган, способный давать одну лишь прибыль. Тут тебе и отель, и ресторан, и сауна с бассейном - и это в бывших винных погребах! Он уже сломал ползамка, перестроив его по собственному плану - старины здесь почти что не осталось. Зато дом вполне пригоден для приема богатеньких туристов! Есть деньги, причем немалые - милости прошу! Мы для вас устроим представление под названием "Плоцк-шоу"! Он даже тир здесь решил устроить для стрельбы из кремневых ружей! И цену уже определил - выстрел десять долларов!
   - А что плохого в таком тире? - не понимал Володя гнева, душившего Александра Фомича. - Кажется, интересная затея.
   "Крестоносец" воздел над головой свои голые волосатые руки, короткие и клешневатые.
   - Матка Боска! - воскликнул он. - Я думал, ты смышленей, мой юный друг! Ведь Петрусь Иваныч из музейного оружия пулять будет! Из уникальных образцов! Представляю, во что превратятся все пистолеты и ружья, сработанные двести лет назад, после нескольких выстрелов! Да их стволы просто разорвутся! Ты думаешь, я не говорил директору об этом? Сто раз уж говорил, а ему плевать! Будет в музее тир - и все тут!
   Александр Фомич, состроив на своем неказистом лице смешную гримасу и подняв вверх черный палец, снова убежал к верстаку, и на минуту его не стало видно. Вернулся "крестоносец" в ещё более воодушевленном настроении, собираясь, как видно, продолжить критику директорских идей. Но Володе неприятно и неинтересно было слушать это - интересовало другое, а именно груды оружия, лежащие тут и там.