Страница:
Поднявшись к себе в спальню и снимая шляпку, Кэролайн не могла сдержать улыбки. На мгновение ее проблемы показались ей менее серьезными: кроме того, она была очень довольна тем, что сумела уже сделать для Хэрриет. Было очевидно, что мистер Стрэттон уже видел себя в роли рыцаря-освободителя — чего она и добивалась.
Он милый молодой человек, думала Кэролайн, хотя и скучноватый со всеми своими моралями и позами. Но Хэрриет будет считать его удивительным, а если он сделает ей предложение, это будет совершенно чудесно, самый лучший выход из ситуации.
Кэролайн едва ли не впервые уверенно подумала о Хэрриет и о том, что та в конце концов найдет свое счастье. Мысли девушки тотчас же перенеслись от проблем Хэрриет на свои собственные, и улыбка исчезла с ее губ. Теперь, когда она осталась одна и ничем другим не могла занять свои мысли, все страхи и волнения минувшей ночи снова вернулись к ней. Хотя Кэролайн твердо говорила себе, что бояться ей нечего, что она так или иначе раскроет тайну лорда Брекона и спасет его и от него самого, и от неведомой грозящей ему опасности, но все же впервые в жизни она почувствовала себя слабой и беспомощной.
Когда часы на каминной полке пробили четыре, Кэролайн направилась к спальне леди Брекон и постучала в дверь. Ей открыла Доркас.
— Я уже думала, вернулись вы или нет, мисс Фрай, — сказала она своим грубоватым голосом, но глаза были добрыми, и у Кэролайн создалось впечатление, что Доркас не только приняла ее, но и испытывает к ней расположение.
Кэролайн прекрасно понимала, что ссора с Доркас сделала бы положение компаньонки ее светлости очень сложным. Доркас просто обожала свою госпожу.
Для нее не было ни мелочей, ни трудностей, когда дело касалось благополучия леди Брекон. Доркас хлопотала вокруг нее, как если бы та была младенцем, и Кэролайн не могла не заметить, что леди Брекон привыкла во всем полагаться на Доркас: и когда речь шла о ее физическом комфорте, и во всем, что касалось ее замкнутого, уединенного существования.
Именно Доркас решала, кому можно прийти к леди Брекон, а кого следует оставить за дверью под предлогом того, что ее светлость не вполне здорова или ее светлость спит. Именно Доркас докладывала ей о том, что происходит в доме, выбирая, правда, только те события, которые считала нужными, и специально утаивая то, что, по ее мнению, могло расстроить ее госпожу. Да, власть Доркас в замке была полной, и Кэролайн не могло не радовать то, что, выражаясь словами Марии, ей удалось найти к ней ключик.
— А-а, вот и вы, мисс Фрай, — с улыбкой воскликнула леди Брекон, когда Кэролайн подошла к ее кровати. — Как маленькая Хэрриет, и разрешили ли ей сегодня нас навестить?
— Да, разумеется, мэм, и она была счастлива получить приглашение.
— Вам удалось найти ей платье?
— Да, мэм, это одно из платьев леди Кэролайн Фэй, и оно должно ей очень пойти.
— Вы добрая девушка, мисс Фрай, — мягко сказала леди Брекон. Неожиданно щеки Кэролайн зарделись румянцем: ей было немного стыдно слышать похвалу за то, что, как она знала, так мало ей стоило.
Именно в этот момент она подумала, что очень скоро, наверное, сможет прекратить обман. Она расскажет лорду Брекону, а потом и его матери правду о себе. Может быть, тогда он поймет, насколько глубока и сильна ее любовь к нему, и сможет оценить, сколь многим рисковала она ради него. Но прежде чем раскрыть свой секрет, Кэролайн необходимо было выведать, в чем тайна лорда Брекона. А кроме того, ей следовало дождаться визита мистера Джервиса Уорлингема: было любопытно увидеть человека, из-за которого она, едва узнав о подозрениях лорда Милборна, так спешно приехала в замок.
— Вы очень задумчивы сегодня, мисс Фрай, — заметила леди Брекон, прерывая ее размышления.
— Извините, мэм.
— О чем вы думали? Или это секрет?
— Я думала о вас, о вашем сыне и о людях здесь, в замке, — откровенно призналась Кэролайн.
Леди Брекон вздохнула:
— Они и правда такие невоспитанные?
— О, мэм, я не хотела этого сказать! — вскричала Кэролайн.
— И тем не менее я инстинктивно чувствую, что они — неподходящие друзья для Вэйна. Хотела бы я знать, что могу сделать… Наверное, лишь молиться и надеяться, что время даст ему мудрость.
— Так вы считаете, что он неразумен, мэм? — изумленно проговорила Кэролайн.
Леди Брекон улыбнулась:
— Я не сказала этого, мисс Фрай. Но только иногда я чувствую, что он обеспокоен, что он враждует с собой.
Он мне не говорит об этом — конечно же, не хочет меня волновать… Но мать не может не почувствовать это.
— И вы не знаете причины… этого беспокойства? — спросила Кэролайн.
Леди Брекон покачала головой:
— Увы, он со мной не откровенен. Когда Вэйн был маленьким мальчиком, он все рассказывал мне, но сейчас, хотя он неизменно нежен и внимателен ко мне, я не знаю, что у него на сердце.
Наступила тишина, которую нарушило лишь появление Доркас с чайными принадлежностями.
Кэролайн почувствовала, как забилось ее сердце.
Придет ли к чаю лорд Брекон? Или постарается избегать ее из-за того, что произошло между ними прошлой ночью?
Кэролайн заваривала чай, тщательно насыпая заварку из серебряной чайницы с гербом. Когда она передавала леди Брекон чашку, раздался стук в дверь. Даже не оборачиваясь к двери и не глядя на Доркас, склонившуюся в почтительном реверансе, Кэролайн поняла, кто это.
Когда лорд Брекон приблизился к постели матери, Кэролайн заметила, что под глазами у него залегли черные круги, как будто он не спал ночь. Она поднялась, чтобы поприветствовать его, а потом вновь присела за столик и налила ему чашку чаю.
Лорд Брекон о чем-то говорил с матерью, и Кэролайн показалось, что он специально чуть отвернулся в сторону, чтобы не видеть ее и не смотреть на нее чаще, чем это необходимо. Сердце ее внезапно больно сжалось. Почему он так себя мучает? Почему он делает их обоих столь несчастными, когда всего несколько слов, одна только фраза может преобразить мир для обоих?
Ничто не может быть столь безнадежным или ужасающим, если они смогут встретить это вместе, ничто не может быть настолько страшным, чтобы устоять перед силой любви.
— Не нальете ли вы мне еще чаю, мисс Фрай? — попросила леди Брекон и протянула ей свою чашку.
Кэролайн встала, чтобы взять ее, и в этот момент лорд Брекон заговорил неожиданно резким голосом:
— Мисс Фрай, видимо, сказала тебе, мама, что ее отец неожиданно заболел и она должна уехать?
— О нет, она ничего мне об этом не говорила, — удивленно отозвалась леди Брекон. — Это правда? Мне очень жаль…
Кэролайн подняла глаза и встретилась взглядом с лордом Бреконом. Ей показалось, что глаза его полны стальной решимости, а челюсти плотно сжаты. Она была удивлена неожиданной атакой лорда Брекона, но оказалась достаточно сообразительна, чтобы сразу найти ответ.
— Я не говорила вам, мэм, — спокойно ответила она леди Брекон, — поскольку не хотела вас волновать без надобности. Его светлость прав, мой отец нездоров, но это просто один из его частых приступов подагры, и мама уверяет, что мне не г необходимости возвращаться.
— И я очень этому рада, — сказала леди Брекон. — Мне очень бы не хотелось потерять вас, мисс Фрай.
Ты, наверное, сочтешь меня слишком импульсивной, Вэйн, — продолжала она, повернувшись к сыну, — но за такой короткий срок я очень полюбила мисс Фрай. — Мне нравится смотреть на нее, и более приятного голоса для чтения я не слышала. Приходи как-нибудь днем, когда будешь свободен, и послушай ее.
— Это, конечно, будет приятно, — отозвался лорд Брекон, и Кэролайн почудился в его голосе сарказм.
Он встал:
— Я должен покинуть тебя, мама. У меня много дел до начала сегодняшнего раута. Похоже, миссис Миллер, со своей стороны, созвала половину графства, но боюсь, что большинство моих гостей придется им не по вкусу.
— Ох, Вэйн, постарайся ни с кем не ссориться! — умоляюще проговорила леди Брекон. — Мне бы хотелось, чтобы ты жил в дружбе с соседями. Они так любили тебя раньше, а теперь мне кажется, что многие старые знакомые держатся странно отчужденно, и я чувствую осуждение…
— Но, мама, откуда у тебя эти чувства, когда ты все время одна, ни с кем не встречаешься?
— Я получаю письма, Вэйн. А кроме того, я, наверное, особенно чутка в том, что касается тебя. Обещай, что постараешься быть любезным.
Лорд Брекон секунду колебался, как будто споря сам с собой, потом неожиданно сдался:
— Хорошо, мама, если для тебя это важно, я обещаю сделать над собой усилие. Да, кстати: у нас сегодня будет неожиданный гость. Надеюсь, он задаст тон всему вечеру.
— Кто же это? — заинтересовалась леди Брекон.
— Я только что получил письмо от епископа Барнетского, — ответил лорд Брекон. — В нем говорится, что его светлость направляется в Кентербери и будет иметь удовольствие отобедать сегодня у нас. Конечно, он понятия не имеет, что у нас сегодня прием.
— Ох, Вэйн! — в ужасе воскликнула леди Брекон. — Тогда не лучше ли будет предложить, чтобы его светлость отобедал у нас в какой-нибудь другой день?
— Вряд ли это возможно, поскольку он уже выехал.
Я мог бы, конечно, развернуть его у дверей и направить в «Свинью и свисток», но не думаю, чтобы его светлости пришелся по вкусу обед, который могут там предложить: он слывет гурманом.
— Нет, нет, конечно, раз он выехал, ничего уже сделать нельзя, — согласилась леди Брекон. — Но мне бы очень не хотелось, чтобы епископа что-либо здесь шокировало.
Лорд Брекон рассмеялся:
— Можешь не беспокоиться, мама, епископ куда больше заинтересован во мне, чем я в нем. В моих владениях находятся двенадцать богатых приходов, и я прекрасно знаю, что причина его посещения кроется отнюдь не в желании побыть в моем обществе. Просто его светлость хочет, чтобы я отдал приход Вестон-Кросс его племяннику. Это богатый приход и прекрасное место для охоты. Вот почему сегодня его светлости удобно остановиться в замке Брекон, и я нисколько не сомневаюсь, что к концу обеда он предпочтет остаться здесь на ночь: будет слишком поздно ехать в Кентербери.
— Боюсь, что все это слишком чуждо мне, — вздохнула леди Брекон.
— И очень хорошо, мама. Тебе хотелось бы увидеться с епископом, если он у нас остановится?
Леди Брекон покачала головой:
— Пожалуй, нет, Вэйн. Мне трудно разговаривать с незнакомыми людьми: я так мало знаю о мире вне этих стен. Нет, передай лорду епископу мое глубокое почтение и мои искренние сожаления о том, что я недостаточно здорова, чтобы принимать гостей.
— Я передам ему твои слова, мама, — пообещал лорд Брекон и, не взглянув на Кэролайн, вышел.
Возвращаясь к себе в комнату, чтобы переодеться к обеду, Кэролайн чувствовала странную подавленность; теперь она была уверена, что лорд Брекон твердо намерен от нее избавиться. Хотя на этот раз ей удалось перехитрить его, она знала, что рано или поздно он найдет способ изгнать ее из замка, как бы Кэролайн ни сопротивлялась, и сделает это так, чтобы не расстроить свою мать и не вызвать ее подозрений.
Теперь Кэролайн могла сделать только одно: открыть свое настоящее имя. Ей хотелось — видимо, из тщеславия, — чтобы лорд Брекон сделал ей предложение, считая ее по-прежнему Кэролайн Фрай, но коль скоро он намеревался изгнать мисс Фрай из замка, значит, она должна разговаривать с ним на равных и сказать, кто она.
Кэролайн представила себе, как это упростит дело: она пошлет за кузиной Дебби и останется в замке в качестве гостьи. Тогда ей будет легко следить за Джервисом Уорлингемом и помешать осуществлению его планов: не труднее, чем если бы она была компаньонкой леди Брекон. Трудность заключалась в том, что она не знала, действительно ли он строит такие планы и когда собирается их осуществить. У нее было так мало фактов: убийство Розенберга, подозрения лорда Милборна да необдуманные слова миссис Миллер, брошенные в порыве злости. И это все, если не считать ее собственного предчувствия, что лорд Брекон действительно находится в опасности.
Все это было очень сложно, но Кэролайн не умела долго отчаиваться. Каким-нибудь образом она найдет выход, найдет возможность спасти лорда Брекона и дать ему счастье.
— Что вы наденете сегодня вечером, миледи? — спросила Мария, стоя у дверцы шкафа.
Кэролайн заколебалась. Она намеревалась выбрать неброское, довольно скромное платье, но теперь ей показалось, что маскарад заканчивается. Ну и прекрасно, она будет блистать. По ее приказу Мария взяла с собой два ее самых красивых и нарядных платья. Тогда Кэролайн считала, что, когда она наконец откроется, ей захочется преобразиться из скромно одетой Золушки в модную и элегантную светскую леди.
Этот момент наступил: она поразит взоры собрания одним из лучших лондонских нарядов. Возможно, сегодня, к концу вечера, она сможет поговорить с лордом Бреконом и сказать ему правду. Уверенность в своей внешности прибавит ей смелости и самообладания.
— Достань белое платье, Мария, то, которое я надевала в Девоншир-Хаус, — распорядилась Кэролайн.
Мария в изумлении повернулась к ней:
— Но, миледи, оно слишком парадное! Кто вас увидит, сразу же догадается, что вы не та, за кого себя выдаете!
— Мне безразлично, — решительно произнесла Кэролайн. — Эта комедия все равно подходит к концу, Мария.
— Ну и слава богу, — проговорила Мария. — До чего же я от этого устала, миледи! Я все время только и жду, что с вашей светлостью произойдет что-то ужасное: боюсь, что вы приехали сюда, играя роль, для которой ваша светлость не годится.
— Возможно, ты и права, Мария, — сказала Кэролайн. — Ну так я надену свое лучшее платье. По крайней мере у миссис Миллер брови поползут вверх.
— Да это уж точно, — согласилась Мария, — но подождите, миледи, пока вы увидите ее сегодняшнее платье.
Оно и в Воксхолле показалось бы чересчур смелым, что уж говорить о доме джентльмена.
— Ну, по крайней мере, мое вполне респектабельно, — улыбнулась Кэролайн. Однако, подойдя к зеркалу, тотчас же усомнилась, применимо ли это слово к выбранному ею платью.
Платье было сшито из белоснежного атласа, затянутого тюлем и украшенного бесчисленными рядами кружевных оборок и фестонами. Корсаж, подчеркивавший красоту шеи и плеч Кэролайн, был расшит цветами, составленными из тысяч переливающихся жемчужинок, а рукава были сделаны из прозрачного нежного кружева. Для украшения прически предназначались жемчужные заколки, а на оба запястья надевались жемчужные браслеты.
— Ох, оно сказочно красиво, миледи! — воскликнула Мария. — И все же я всегда боюсь этого платья.
— Боишься, Мария? — удивилась Кэролайн.
Мария кивнула.
— Я суеверна, миледи, и я всегда знала, что жемчуг — это к слезам.
— Что за бред! — резко сказала Кэролайн. — Клянусь. тебе, Мария, это платье приносит мне удачу. Я надевала его всего один раз и была в тот вечер первой красавицей, а поклонников у меня было столько, сколько на нем жемчужин.
— Тогда я буду надеяться, что оно и сегодня принесет вам удачу, миледи, — сказала Мария.
Кэролайн была в этом уверена. Высоко подняв голову, она вышла из своей комнаты и прошла по коридору к главной лестнице.
Она немного опаздывала: гостиная, казалось, уже была полна народу. Кэролайн заметила, что гости, приехавшие накануне, сбились в маленькие группки и чувствуют себя неловко среди сельских сквайров и их жен, которые хотя и одеты не по моде, но зато благородного происхождения и имеют властные манеры.
В поисках дружелюбного лица, Кэролайн отыскала стоявшую в углу Хэрриет: подле нее был мистер Стрэттон. Она подошла к ним, с удовольствием заметив, что Хэрриет в розовом бальном платье кажется прехорошенькой и чувствует себя удивительно свободно в обществе мистера Стрэттона.
Когда Хэрриет заметила идущую к ним Кэролайн, она негромко вскрикнула в искренней радости:
— Ох, Кэролайн, ну не чудесно ли! Как я рада, что я здесь! Папа в последний момент поднял ужасный шум, и я боялась, что он запретит мне идти. Он заявил, что платье слишком декольтированное и нарушает приличия, и разрешил мне выйти из дома только после того, как закрыл мне плечи старым шарфом.
— И где же сейчас этот шарф? — с улыбкой спросила Кэролайн.
Хэрриет покраснела:
— Наверху, вместе с моей накидкой. Мне очень стыдно за мое поведение, но шарф был такой старый и поношенный! Это очень нехорошо с моей стороны, но ведь папа не узнает, что я его сняла?
При этой мысли она побледнела, и Кэролайн поспешила ее успокоить:
— Как он может узнать? Не тревожься, Хэрриет. Мы сохраним твой секрет, не правда ли, мистер Стрэттон?
— Сегодня вы должны забыть о вашем отце и его попреках, — ответил мистер Стрэттон, глядя сверху вниз на Хэрриет с выражением собственника. — Вместо этого вы должны думать только о тех, кто, как я, приложил все свои силы, чтобы вы получили удовольствие.
— Ох, сэр, вы слишком добры ко мне, — сказала Хэрриет, поднимая к нему свои большие карие глаза, глядя на мистера Стрэттона с почти собачьей преданностью.
Кэролайн огляделась и заметила на другом конце комнаты чье-то лицо, показавшееся ей смутно знакомым.
На нее пристально смотрел молодой человек, одетый по последнему слову моды с моноклем в руке.
Он поднял монокль, и Кэролайн попыталась вспомнить, где она могла прежде видеть этого человека: она явственно помнила эти темные хмурые глаза и опущенные в презрительной усмешке углы губ.
Вдруг она вспомнила. Ей показалось, что ледяная рука сжала ее сердце и комната закружилась перед глазами.
Как во сне она заметила, что миссис Миллер отошла от группы только что вошедших гостей и, подойдя к молодому человеку с моноклем, что-то шепнула ему на ухо.
Он, казалось, слушал ее слова, но продолжал пристально смотреть на Кэролайн, и девушка подумала, что его презрительная усмешка стала еще заметнее.
Кэролайн резко отвернулась и через несколько мгновений вновь обрела способность говорить.
— Скажите мне, — обратилась она к мистеру Стрэттону, — кто этот человек с моноклем в руке?
— Который? — рассеянно спросил мистер Стрэттон.
— На нем фрак из винно-красного бархата, — ответила Кэролайн.
— А, теперь я его вижу! — радостно отозвался мистер Стрэттон. — Но вы ведь должны его помнить? Это кузен Вэйна — Джервис Уорлингем.
Его слова лишь подтвердили то, что ожидала услышать Кэролайн. Теперь она отчетливо вспомнила, где впервые увидела это лицо: почти сросшиеся брови, тонкий, как будто сплюснутый с боков нос.
Он поднялся им навстречу, когда они вошли в гостиную «Собаки и утки», и Кэролайн как сейчас слышала его голос — удивленный и, несмотря на удивление, капризный и раздраженный: «Что вы тут делаете, Риверсби?»
Да, несомненно, это был тот самый человек. Как она сразу не поняла, что этот молодой человек из гостиной и окажется кузеном лорда Брекона, которым она так интересовалась? Почему-то — очень недальновидно, упрекнула себя девушка, — она упустила из виду эту возможность. Конечно, мысли ее обращались к человеку в зеленом сюртуке, когда Кэролайн перебирала в уме события той ночи, но тут же переносились на другое, поскольку, по ее расчетам, у него не хватило бы времени, чтобы выйти из гостиницы, встретиться с Розенбергом и убить его, прежде чем она дошла до разрушенного коттеджа.
Но теперь Кэролайн стало ясно: нельзя было не принимать его во внимание. Ей понадобилось несколько минут, чтобы подняться по лестнице и выслушать болтовню хозяйки. Потом еще какое-то время она решала, что ей делать. Потребовалось время и для того, чтобы запереть дверь, вылезти из окна, перебраться на плоскую крышу, а оттуда на бочку для воды. Ах, какая же она тупица!
Конечно, у быстро шагавшего мужчины, выбравшего более короткий путь к разрушенному коттеджу, было достаточно времени, чтобы сделать то, ради чего он пришел туда, и уйти.
Но даже если все так, как она докажет это? Поверит ли кто-нибудь ее словам, что Джервис Уорлингем был в «Собаке и утке» в ночь, когда произошло убийство? Было очевидно, что он нашел способ замести следы. Лорд Милборн не знал о его присутствии.
Нет, мистер Уорлингем все умно рассчитал; и тем не менее она была свидетельницей того, что он там был. Главное, чтобы ей поверили.
Погруженная в свои мысли, Кэролайн за обедом почти не слышала, что говорили ее соседи по столу, почти не замечала блистающее великолепие сервировки из позолоченных блюд и канделябров, букетов с желтыми орхидеями и длинными ветвями аспарагуса.
Обед был прекрасным: все блюда делали честь кулинарному искусству поваров. Жаркое из оленины, баранины, говядины и телятины подавалось под сочными экзотическими соусами. Цыплята, голуби и гуси были начинены трюфелями, устрицами, под редкими приправами. В качестве холодных блюд подали голову кабана, целого молочного поросенка, несколько сортов окорока и соленое мясо кабана, разноцветное, как восточная мозаика.
Пирамида из взбитых кремов и желе была подана к столу вместе с четвертой переменой блюд, включавшей в себе больше дюжины различных кушаний, и даже знаменитые теплицы Сэйл-Парка не поставляли большего количества деликатесов, чем было предложено на десерт.
Кэролайн почти ничего не ела и с трудом заставляла себя прислушиваться к тому, что говорили ей, вникать в слова и давать внятные ответы — об ответах разумных речи идти не могло.
Все это время мысли ее были заняты появлением мистера Уорлингема в гостинице, его знакомством с сэром Монтегю и — что было в данный момент самым важным — тем, узнал ли он ее.
Она помнила, что в тот вечер в гостинице повернула голову так, чтобы на ее лицо падала тень от шляпы.
Может быть, он не знает, кто она. Маловероятно, чтобы, выйдя из гостиницы сразу же после того, как она поднялась наверх, он вернулся бы туда снова, совершив преступление.
Скорее всего, он ушел оттуда как можно быстрее, так чтобы никто не видел его поблизости, и поэтому мог не знать о том, что в поисках Кэролайн сэр Монтегю обыскивал лес.
«Почему, — недоумевала Кэролайн, — никто не заявил, что видел его?»
Воры и мошенники держатся заодно, и у сэра Монтегю могли быть весьма веские причины не выдавать мистера Уорлингема. О боже, как ей в этом разобраться?
У Кэролайн голова шла кругом, когда она пыталась разобраться в случившемся, отделить одно от другого, чтобы представить себе картину в целом. Практически сделать это было невозможно, и она испытала глубокое облегчение, когда долгий обед подошел к концу и дамы вышли из столовой, оставив джентльменов за портвейном.
— Не оставляйте нас надолго, милорд, — кокетливо обратилась к лорду Брекону миссис Миллер, — в длинном бальном зале будут танцы, и мы будем с нетерпением ждать партнеров.
Лорд Брекон сухо поклонился ей, и миссис Миллер, бросив сверкающую улыбку мистеру Уорлингему, вышла из комнаты вслед за остальными дамами.
Ее платье, как и говорила Мария, было вызывающим.
Сшитое из змеино-зеленого атласа, оно имело такой глубокий вырез, что, когда его владелица сидела за столом, было трудно удержаться от мысли, что на ней вообще ничего нет.
Мелко завитые волосы миссис Миллер украшали малиновые перья, и по тому, как она подавала себя, прилагая все усилия, чтобы убедить гостей в том, что она действительно выполняет роль хозяйки дома, Кэролайн решила, что это репетиция перед тем днем, когда она действительно сможет воцариться в этом огромном замке как его хозяйка.
Дамы разговаривали и сплетничали в гостиной больше двух часов, прежде чем раздался шум — довольно сильный, — возвестивший о том, что джентльмены покинули столовую.
Кэролайн, сидевшая вместе с Хэрриет, отметила, что та все время смотрит на дверь, ожидая того момента, когда вновь появится мистер Стрэттон. Когда он действительно появился, она воспользовалась первой же возможностью оставить Хэрриет и выскользнула из гостиной в расположенную поблизости комнатку.
Комнатка была очень маленькая, и ею редко пользовались. Так что она имела строго официальный вид.
Но в этот вечер ее мрачное убранство — массивную мебель и темные гобелены, затягивающие стены, — смягчало множество цветов. Высокие окна выходили на террасу, и на мгновение Кэролайн остановилась, глядя в сад.
Дорожки вокруг дома были украшены огнями, огни мерцали и трепетали на ночном ветерке, вдали просматривалось сверкающее серебро озера и темная невозмутимость густых деревьев. Но Кэролайн почти не замечала манящего очарования сада. Не слышала она и того, что скрипки вдали заиграли мечтательно влекущий вальс. Она была настолько погружена в свои проблемы, что вздрогнула, услышав за спиной голос, который произнес:
— Добрый вечер, леди Кэролайн.
Она резко обернулась. Мистер Джервис Уорлингем стоял в двери, которая вела в гостиную. Его губы улыбались, но в глазах его было что-то, от чего у Кэролайн пробежала по телу дрожь. Собравшись, она смело встретила его взгляд:
— Извините, сэр?
В ответ он закрыл за собой дверь и прошел глубже в комнату.
— Я сказал, — повторил он, — добрый вечер, леди Кэролайн.
— Я слышала вас, сэр, но решила, что ошиблась. Меня и правда зовут Кэролайн, но я мисс Фрай, компаньонка леди Брекон.
Мистер Уорлингем неприятно засмеялся.
— Забавная шутка! Я с трудом поверил в нее, едва увидел вашу светлость. Так вы и правда играете роль компаньонки вдовствующей леди? Черт побери, вот смеху-то будет во всех клубах Лондона!
Он милый молодой человек, думала Кэролайн, хотя и скучноватый со всеми своими моралями и позами. Но Хэрриет будет считать его удивительным, а если он сделает ей предложение, это будет совершенно чудесно, самый лучший выход из ситуации.
Кэролайн едва ли не впервые уверенно подумала о Хэрриет и о том, что та в конце концов найдет свое счастье. Мысли девушки тотчас же перенеслись от проблем Хэрриет на свои собственные, и улыбка исчезла с ее губ. Теперь, когда она осталась одна и ничем другим не могла занять свои мысли, все страхи и волнения минувшей ночи снова вернулись к ней. Хотя Кэролайн твердо говорила себе, что бояться ей нечего, что она так или иначе раскроет тайну лорда Брекона и спасет его и от него самого, и от неведомой грозящей ему опасности, но все же впервые в жизни она почувствовала себя слабой и беспомощной.
Когда часы на каминной полке пробили четыре, Кэролайн направилась к спальне леди Брекон и постучала в дверь. Ей открыла Доркас.
— Я уже думала, вернулись вы или нет, мисс Фрай, — сказала она своим грубоватым голосом, но глаза были добрыми, и у Кэролайн создалось впечатление, что Доркас не только приняла ее, но и испытывает к ней расположение.
Кэролайн прекрасно понимала, что ссора с Доркас сделала бы положение компаньонки ее светлости очень сложным. Доркас просто обожала свою госпожу.
Для нее не было ни мелочей, ни трудностей, когда дело касалось благополучия леди Брекон. Доркас хлопотала вокруг нее, как если бы та была младенцем, и Кэролайн не могла не заметить, что леди Брекон привыкла во всем полагаться на Доркас: и когда речь шла о ее физическом комфорте, и во всем, что касалось ее замкнутого, уединенного существования.
Именно Доркас решала, кому можно прийти к леди Брекон, а кого следует оставить за дверью под предлогом того, что ее светлость не вполне здорова или ее светлость спит. Именно Доркас докладывала ей о том, что происходит в доме, выбирая, правда, только те события, которые считала нужными, и специально утаивая то, что, по ее мнению, могло расстроить ее госпожу. Да, власть Доркас в замке была полной, и Кэролайн не могло не радовать то, что, выражаясь словами Марии, ей удалось найти к ней ключик.
— А-а, вот и вы, мисс Фрай, — с улыбкой воскликнула леди Брекон, когда Кэролайн подошла к ее кровати. — Как маленькая Хэрриет, и разрешили ли ей сегодня нас навестить?
— Да, разумеется, мэм, и она была счастлива получить приглашение.
— Вам удалось найти ей платье?
— Да, мэм, это одно из платьев леди Кэролайн Фэй, и оно должно ей очень пойти.
— Вы добрая девушка, мисс Фрай, — мягко сказала леди Брекон. Неожиданно щеки Кэролайн зарделись румянцем: ей было немного стыдно слышать похвалу за то, что, как она знала, так мало ей стоило.
Именно в этот момент она подумала, что очень скоро, наверное, сможет прекратить обман. Она расскажет лорду Брекону, а потом и его матери правду о себе. Может быть, тогда он поймет, насколько глубока и сильна ее любовь к нему, и сможет оценить, сколь многим рисковала она ради него. Но прежде чем раскрыть свой секрет, Кэролайн необходимо было выведать, в чем тайна лорда Брекона. А кроме того, ей следовало дождаться визита мистера Джервиса Уорлингема: было любопытно увидеть человека, из-за которого она, едва узнав о подозрениях лорда Милборна, так спешно приехала в замок.
— Вы очень задумчивы сегодня, мисс Фрай, — заметила леди Брекон, прерывая ее размышления.
— Извините, мэм.
— О чем вы думали? Или это секрет?
— Я думала о вас, о вашем сыне и о людях здесь, в замке, — откровенно призналась Кэролайн.
Леди Брекон вздохнула:
— Они и правда такие невоспитанные?
— О, мэм, я не хотела этого сказать! — вскричала Кэролайн.
— И тем не менее я инстинктивно чувствую, что они — неподходящие друзья для Вэйна. Хотела бы я знать, что могу сделать… Наверное, лишь молиться и надеяться, что время даст ему мудрость.
— Так вы считаете, что он неразумен, мэм? — изумленно проговорила Кэролайн.
Леди Брекон улыбнулась:
— Я не сказала этого, мисс Фрай. Но только иногда я чувствую, что он обеспокоен, что он враждует с собой.
Он мне не говорит об этом — конечно же, не хочет меня волновать… Но мать не может не почувствовать это.
— И вы не знаете причины… этого беспокойства? — спросила Кэролайн.
Леди Брекон покачала головой:
— Увы, он со мной не откровенен. Когда Вэйн был маленьким мальчиком, он все рассказывал мне, но сейчас, хотя он неизменно нежен и внимателен ко мне, я не знаю, что у него на сердце.
Наступила тишина, которую нарушило лишь появление Доркас с чайными принадлежностями.
Кэролайн почувствовала, как забилось ее сердце.
Придет ли к чаю лорд Брекон? Или постарается избегать ее из-за того, что произошло между ними прошлой ночью?
Кэролайн заваривала чай, тщательно насыпая заварку из серебряной чайницы с гербом. Когда она передавала леди Брекон чашку, раздался стук в дверь. Даже не оборачиваясь к двери и не глядя на Доркас, склонившуюся в почтительном реверансе, Кэролайн поняла, кто это.
Когда лорд Брекон приблизился к постели матери, Кэролайн заметила, что под глазами у него залегли черные круги, как будто он не спал ночь. Она поднялась, чтобы поприветствовать его, а потом вновь присела за столик и налила ему чашку чаю.
Лорд Брекон о чем-то говорил с матерью, и Кэролайн показалось, что он специально чуть отвернулся в сторону, чтобы не видеть ее и не смотреть на нее чаще, чем это необходимо. Сердце ее внезапно больно сжалось. Почему он так себя мучает? Почему он делает их обоих столь несчастными, когда всего несколько слов, одна только фраза может преобразить мир для обоих?
Ничто не может быть столь безнадежным или ужасающим, если они смогут встретить это вместе, ничто не может быть настолько страшным, чтобы устоять перед силой любви.
— Не нальете ли вы мне еще чаю, мисс Фрай? — попросила леди Брекон и протянула ей свою чашку.
Кэролайн встала, чтобы взять ее, и в этот момент лорд Брекон заговорил неожиданно резким голосом:
— Мисс Фрай, видимо, сказала тебе, мама, что ее отец неожиданно заболел и она должна уехать?
— О нет, она ничего мне об этом не говорила, — удивленно отозвалась леди Брекон. — Это правда? Мне очень жаль…
Кэролайн подняла глаза и встретилась взглядом с лордом Бреконом. Ей показалось, что глаза его полны стальной решимости, а челюсти плотно сжаты. Она была удивлена неожиданной атакой лорда Брекона, но оказалась достаточно сообразительна, чтобы сразу найти ответ.
— Я не говорила вам, мэм, — спокойно ответила она леди Брекон, — поскольку не хотела вас волновать без надобности. Его светлость прав, мой отец нездоров, но это просто один из его частых приступов подагры, и мама уверяет, что мне не г необходимости возвращаться.
— И я очень этому рада, — сказала леди Брекон. — Мне очень бы не хотелось потерять вас, мисс Фрай.
Ты, наверное, сочтешь меня слишком импульсивной, Вэйн, — продолжала она, повернувшись к сыну, — но за такой короткий срок я очень полюбила мисс Фрай. — Мне нравится смотреть на нее, и более приятного голоса для чтения я не слышала. Приходи как-нибудь днем, когда будешь свободен, и послушай ее.
— Это, конечно, будет приятно, — отозвался лорд Брекон, и Кэролайн почудился в его голосе сарказм.
Он встал:
— Я должен покинуть тебя, мама. У меня много дел до начала сегодняшнего раута. Похоже, миссис Миллер, со своей стороны, созвала половину графства, но боюсь, что большинство моих гостей придется им не по вкусу.
— Ох, Вэйн, постарайся ни с кем не ссориться! — умоляюще проговорила леди Брекон. — Мне бы хотелось, чтобы ты жил в дружбе с соседями. Они так любили тебя раньше, а теперь мне кажется, что многие старые знакомые держатся странно отчужденно, и я чувствую осуждение…
— Но, мама, откуда у тебя эти чувства, когда ты все время одна, ни с кем не встречаешься?
— Я получаю письма, Вэйн. А кроме того, я, наверное, особенно чутка в том, что касается тебя. Обещай, что постараешься быть любезным.
Лорд Брекон секунду колебался, как будто споря сам с собой, потом неожиданно сдался:
— Хорошо, мама, если для тебя это важно, я обещаю сделать над собой усилие. Да, кстати: у нас сегодня будет неожиданный гость. Надеюсь, он задаст тон всему вечеру.
— Кто же это? — заинтересовалась леди Брекон.
— Я только что получил письмо от епископа Барнетского, — ответил лорд Брекон. — В нем говорится, что его светлость направляется в Кентербери и будет иметь удовольствие отобедать сегодня у нас. Конечно, он понятия не имеет, что у нас сегодня прием.
— Ох, Вэйн! — в ужасе воскликнула леди Брекон. — Тогда не лучше ли будет предложить, чтобы его светлость отобедал у нас в какой-нибудь другой день?
— Вряд ли это возможно, поскольку он уже выехал.
Я мог бы, конечно, развернуть его у дверей и направить в «Свинью и свисток», но не думаю, чтобы его светлости пришелся по вкусу обед, который могут там предложить: он слывет гурманом.
— Нет, нет, конечно, раз он выехал, ничего уже сделать нельзя, — согласилась леди Брекон. — Но мне бы очень не хотелось, чтобы епископа что-либо здесь шокировало.
Лорд Брекон рассмеялся:
— Можешь не беспокоиться, мама, епископ куда больше заинтересован во мне, чем я в нем. В моих владениях находятся двенадцать богатых приходов, и я прекрасно знаю, что причина его посещения кроется отнюдь не в желании побыть в моем обществе. Просто его светлость хочет, чтобы я отдал приход Вестон-Кросс его племяннику. Это богатый приход и прекрасное место для охоты. Вот почему сегодня его светлости удобно остановиться в замке Брекон, и я нисколько не сомневаюсь, что к концу обеда он предпочтет остаться здесь на ночь: будет слишком поздно ехать в Кентербери.
— Боюсь, что все это слишком чуждо мне, — вздохнула леди Брекон.
— И очень хорошо, мама. Тебе хотелось бы увидеться с епископом, если он у нас остановится?
Леди Брекон покачала головой:
— Пожалуй, нет, Вэйн. Мне трудно разговаривать с незнакомыми людьми: я так мало знаю о мире вне этих стен. Нет, передай лорду епископу мое глубокое почтение и мои искренние сожаления о том, что я недостаточно здорова, чтобы принимать гостей.
— Я передам ему твои слова, мама, — пообещал лорд Брекон и, не взглянув на Кэролайн, вышел.
Возвращаясь к себе в комнату, чтобы переодеться к обеду, Кэролайн чувствовала странную подавленность; теперь она была уверена, что лорд Брекон твердо намерен от нее избавиться. Хотя на этот раз ей удалось перехитрить его, она знала, что рано или поздно он найдет способ изгнать ее из замка, как бы Кэролайн ни сопротивлялась, и сделает это так, чтобы не расстроить свою мать и не вызвать ее подозрений.
Теперь Кэролайн могла сделать только одно: открыть свое настоящее имя. Ей хотелось — видимо, из тщеславия, — чтобы лорд Брекон сделал ей предложение, считая ее по-прежнему Кэролайн Фрай, но коль скоро он намеревался изгнать мисс Фрай из замка, значит, она должна разговаривать с ним на равных и сказать, кто она.
Кэролайн представила себе, как это упростит дело: она пошлет за кузиной Дебби и останется в замке в качестве гостьи. Тогда ей будет легко следить за Джервисом Уорлингемом и помешать осуществлению его планов: не труднее, чем если бы она была компаньонкой леди Брекон. Трудность заключалась в том, что она не знала, действительно ли он строит такие планы и когда собирается их осуществить. У нее было так мало фактов: убийство Розенберга, подозрения лорда Милборна да необдуманные слова миссис Миллер, брошенные в порыве злости. И это все, если не считать ее собственного предчувствия, что лорд Брекон действительно находится в опасности.
Все это было очень сложно, но Кэролайн не умела долго отчаиваться. Каким-нибудь образом она найдет выход, найдет возможность спасти лорда Брекона и дать ему счастье.
— Что вы наденете сегодня вечером, миледи? — спросила Мария, стоя у дверцы шкафа.
Кэролайн заколебалась. Она намеревалась выбрать неброское, довольно скромное платье, но теперь ей показалось, что маскарад заканчивается. Ну и прекрасно, она будет блистать. По ее приказу Мария взяла с собой два ее самых красивых и нарядных платья. Тогда Кэролайн считала, что, когда она наконец откроется, ей захочется преобразиться из скромно одетой Золушки в модную и элегантную светскую леди.
Этот момент наступил: она поразит взоры собрания одним из лучших лондонских нарядов. Возможно, сегодня, к концу вечера, она сможет поговорить с лордом Бреконом и сказать ему правду. Уверенность в своей внешности прибавит ей смелости и самообладания.
— Достань белое платье, Мария, то, которое я надевала в Девоншир-Хаус, — распорядилась Кэролайн.
Мария в изумлении повернулась к ней:
— Но, миледи, оно слишком парадное! Кто вас увидит, сразу же догадается, что вы не та, за кого себя выдаете!
— Мне безразлично, — решительно произнесла Кэролайн. — Эта комедия все равно подходит к концу, Мария.
— Ну и слава богу, — проговорила Мария. — До чего же я от этого устала, миледи! Я все время только и жду, что с вашей светлостью произойдет что-то ужасное: боюсь, что вы приехали сюда, играя роль, для которой ваша светлость не годится.
— Возможно, ты и права, Мария, — сказала Кэролайн. — Ну так я надену свое лучшее платье. По крайней мере у миссис Миллер брови поползут вверх.
— Да это уж точно, — согласилась Мария, — но подождите, миледи, пока вы увидите ее сегодняшнее платье.
Оно и в Воксхолле показалось бы чересчур смелым, что уж говорить о доме джентльмена.
— Ну, по крайней мере, мое вполне респектабельно, — улыбнулась Кэролайн. Однако, подойдя к зеркалу, тотчас же усомнилась, применимо ли это слово к выбранному ею платью.
Платье было сшито из белоснежного атласа, затянутого тюлем и украшенного бесчисленными рядами кружевных оборок и фестонами. Корсаж, подчеркивавший красоту шеи и плеч Кэролайн, был расшит цветами, составленными из тысяч переливающихся жемчужинок, а рукава были сделаны из прозрачного нежного кружева. Для украшения прически предназначались жемчужные заколки, а на оба запястья надевались жемчужные браслеты.
— Ох, оно сказочно красиво, миледи! — воскликнула Мария. — И все же я всегда боюсь этого платья.
— Боишься, Мария? — удивилась Кэролайн.
Мария кивнула.
— Я суеверна, миледи, и я всегда знала, что жемчуг — это к слезам.
— Что за бред! — резко сказала Кэролайн. — Клянусь. тебе, Мария, это платье приносит мне удачу. Я надевала его всего один раз и была в тот вечер первой красавицей, а поклонников у меня было столько, сколько на нем жемчужин.
— Тогда я буду надеяться, что оно и сегодня принесет вам удачу, миледи, — сказала Мария.
Кэролайн была в этом уверена. Высоко подняв голову, она вышла из своей комнаты и прошла по коридору к главной лестнице.
Она немного опаздывала: гостиная, казалось, уже была полна народу. Кэролайн заметила, что гости, приехавшие накануне, сбились в маленькие группки и чувствуют себя неловко среди сельских сквайров и их жен, которые хотя и одеты не по моде, но зато благородного происхождения и имеют властные манеры.
В поисках дружелюбного лица, Кэролайн отыскала стоявшую в углу Хэрриет: подле нее был мистер Стрэттон. Она подошла к ним, с удовольствием заметив, что Хэрриет в розовом бальном платье кажется прехорошенькой и чувствует себя удивительно свободно в обществе мистера Стрэттона.
Когда Хэрриет заметила идущую к ним Кэролайн, она негромко вскрикнула в искренней радости:
— Ох, Кэролайн, ну не чудесно ли! Как я рада, что я здесь! Папа в последний момент поднял ужасный шум, и я боялась, что он запретит мне идти. Он заявил, что платье слишком декольтированное и нарушает приличия, и разрешил мне выйти из дома только после того, как закрыл мне плечи старым шарфом.
— И где же сейчас этот шарф? — с улыбкой спросила Кэролайн.
Хэрриет покраснела:
— Наверху, вместе с моей накидкой. Мне очень стыдно за мое поведение, но шарф был такой старый и поношенный! Это очень нехорошо с моей стороны, но ведь папа не узнает, что я его сняла?
При этой мысли она побледнела, и Кэролайн поспешила ее успокоить:
— Как он может узнать? Не тревожься, Хэрриет. Мы сохраним твой секрет, не правда ли, мистер Стрэттон?
— Сегодня вы должны забыть о вашем отце и его попреках, — ответил мистер Стрэттон, глядя сверху вниз на Хэрриет с выражением собственника. — Вместо этого вы должны думать только о тех, кто, как я, приложил все свои силы, чтобы вы получили удовольствие.
— Ох, сэр, вы слишком добры ко мне, — сказала Хэрриет, поднимая к нему свои большие карие глаза, глядя на мистера Стрэттона с почти собачьей преданностью.
Кэролайн огляделась и заметила на другом конце комнаты чье-то лицо, показавшееся ей смутно знакомым.
На нее пристально смотрел молодой человек, одетый по последнему слову моды с моноклем в руке.
Он поднял монокль, и Кэролайн попыталась вспомнить, где она могла прежде видеть этого человека: она явственно помнила эти темные хмурые глаза и опущенные в презрительной усмешке углы губ.
Вдруг она вспомнила. Ей показалось, что ледяная рука сжала ее сердце и комната закружилась перед глазами.
Как во сне она заметила, что миссис Миллер отошла от группы только что вошедших гостей и, подойдя к молодому человеку с моноклем, что-то шепнула ему на ухо.
Он, казалось, слушал ее слова, но продолжал пристально смотреть на Кэролайн, и девушка подумала, что его презрительная усмешка стала еще заметнее.
Кэролайн резко отвернулась и через несколько мгновений вновь обрела способность говорить.
— Скажите мне, — обратилась она к мистеру Стрэттону, — кто этот человек с моноклем в руке?
— Который? — рассеянно спросил мистер Стрэттон.
— На нем фрак из винно-красного бархата, — ответила Кэролайн.
— А, теперь я его вижу! — радостно отозвался мистер Стрэттон. — Но вы ведь должны его помнить? Это кузен Вэйна — Джервис Уорлингем.
Его слова лишь подтвердили то, что ожидала услышать Кэролайн. Теперь она отчетливо вспомнила, где впервые увидела это лицо: почти сросшиеся брови, тонкий, как будто сплюснутый с боков нос.
Он поднялся им навстречу, когда они вошли в гостиную «Собаки и утки», и Кэролайн как сейчас слышала его голос — удивленный и, несмотря на удивление, капризный и раздраженный: «Что вы тут делаете, Риверсби?»
Да, несомненно, это был тот самый человек. Как она сразу не поняла, что этот молодой человек из гостиной и окажется кузеном лорда Брекона, которым она так интересовалась? Почему-то — очень недальновидно, упрекнула себя девушка, — она упустила из виду эту возможность. Конечно, мысли ее обращались к человеку в зеленом сюртуке, когда Кэролайн перебирала в уме события той ночи, но тут же переносились на другое, поскольку, по ее расчетам, у него не хватило бы времени, чтобы выйти из гостиницы, встретиться с Розенбергом и убить его, прежде чем она дошла до разрушенного коттеджа.
Но теперь Кэролайн стало ясно: нельзя было не принимать его во внимание. Ей понадобилось несколько минут, чтобы подняться по лестнице и выслушать болтовню хозяйки. Потом еще какое-то время она решала, что ей делать. Потребовалось время и для того, чтобы запереть дверь, вылезти из окна, перебраться на плоскую крышу, а оттуда на бочку для воды. Ах, какая же она тупица!
Конечно, у быстро шагавшего мужчины, выбравшего более короткий путь к разрушенному коттеджу, было достаточно времени, чтобы сделать то, ради чего он пришел туда, и уйти.
Но даже если все так, как она докажет это? Поверит ли кто-нибудь ее словам, что Джервис Уорлингем был в «Собаке и утке» в ночь, когда произошло убийство? Было очевидно, что он нашел способ замести следы. Лорд Милборн не знал о его присутствии.
Нет, мистер Уорлингем все умно рассчитал; и тем не менее она была свидетельницей того, что он там был. Главное, чтобы ей поверили.
Погруженная в свои мысли, Кэролайн за обедом почти не слышала, что говорили ее соседи по столу, почти не замечала блистающее великолепие сервировки из позолоченных блюд и канделябров, букетов с желтыми орхидеями и длинными ветвями аспарагуса.
Обед был прекрасным: все блюда делали честь кулинарному искусству поваров. Жаркое из оленины, баранины, говядины и телятины подавалось под сочными экзотическими соусами. Цыплята, голуби и гуси были начинены трюфелями, устрицами, под редкими приправами. В качестве холодных блюд подали голову кабана, целого молочного поросенка, несколько сортов окорока и соленое мясо кабана, разноцветное, как восточная мозаика.
Пирамида из взбитых кремов и желе была подана к столу вместе с четвертой переменой блюд, включавшей в себе больше дюжины различных кушаний, и даже знаменитые теплицы Сэйл-Парка не поставляли большего количества деликатесов, чем было предложено на десерт.
Кэролайн почти ничего не ела и с трудом заставляла себя прислушиваться к тому, что говорили ей, вникать в слова и давать внятные ответы — об ответах разумных речи идти не могло.
Все это время мысли ее были заняты появлением мистера Уорлингема в гостинице, его знакомством с сэром Монтегю и — что было в данный момент самым важным — тем, узнал ли он ее.
Она помнила, что в тот вечер в гостинице повернула голову так, чтобы на ее лицо падала тень от шляпы.
Может быть, он не знает, кто она. Маловероятно, чтобы, выйдя из гостиницы сразу же после того, как она поднялась наверх, он вернулся бы туда снова, совершив преступление.
Скорее всего, он ушел оттуда как можно быстрее, так чтобы никто не видел его поблизости, и поэтому мог не знать о том, что в поисках Кэролайн сэр Монтегю обыскивал лес.
«Почему, — недоумевала Кэролайн, — никто не заявил, что видел его?»
Воры и мошенники держатся заодно, и у сэра Монтегю могли быть весьма веские причины не выдавать мистера Уорлингема. О боже, как ей в этом разобраться?
У Кэролайн голова шла кругом, когда она пыталась разобраться в случившемся, отделить одно от другого, чтобы представить себе картину в целом. Практически сделать это было невозможно, и она испытала глубокое облегчение, когда долгий обед подошел к концу и дамы вышли из столовой, оставив джентльменов за портвейном.
— Не оставляйте нас надолго, милорд, — кокетливо обратилась к лорду Брекону миссис Миллер, — в длинном бальном зале будут танцы, и мы будем с нетерпением ждать партнеров.
Лорд Брекон сухо поклонился ей, и миссис Миллер, бросив сверкающую улыбку мистеру Уорлингему, вышла из комнаты вслед за остальными дамами.
Ее платье, как и говорила Мария, было вызывающим.
Сшитое из змеино-зеленого атласа, оно имело такой глубокий вырез, что, когда его владелица сидела за столом, было трудно удержаться от мысли, что на ней вообще ничего нет.
Мелко завитые волосы миссис Миллер украшали малиновые перья, и по тому, как она подавала себя, прилагая все усилия, чтобы убедить гостей в том, что она действительно выполняет роль хозяйки дома, Кэролайн решила, что это репетиция перед тем днем, когда она действительно сможет воцариться в этом огромном замке как его хозяйка.
Дамы разговаривали и сплетничали в гостиной больше двух часов, прежде чем раздался шум — довольно сильный, — возвестивший о том, что джентльмены покинули столовую.
Кэролайн, сидевшая вместе с Хэрриет, отметила, что та все время смотрит на дверь, ожидая того момента, когда вновь появится мистер Стрэттон. Когда он действительно появился, она воспользовалась первой же возможностью оставить Хэрриет и выскользнула из гостиной в расположенную поблизости комнатку.
Комнатка была очень маленькая, и ею редко пользовались. Так что она имела строго официальный вид.
Но в этот вечер ее мрачное убранство — массивную мебель и темные гобелены, затягивающие стены, — смягчало множество цветов. Высокие окна выходили на террасу, и на мгновение Кэролайн остановилась, глядя в сад.
Дорожки вокруг дома были украшены огнями, огни мерцали и трепетали на ночном ветерке, вдали просматривалось сверкающее серебро озера и темная невозмутимость густых деревьев. Но Кэролайн почти не замечала манящего очарования сада. Не слышала она и того, что скрипки вдали заиграли мечтательно влекущий вальс. Она была настолько погружена в свои проблемы, что вздрогнула, услышав за спиной голос, который произнес:
— Добрый вечер, леди Кэролайн.
Она резко обернулась. Мистер Джервис Уорлингем стоял в двери, которая вела в гостиную. Его губы улыбались, но в глазах его было что-то, от чего у Кэролайн пробежала по телу дрожь. Собравшись, она смело встретила его взгляд:
— Извините, сэр?
В ответ он закрыл за собой дверь и прошел глубже в комнату.
— Я сказал, — повторил он, — добрый вечер, леди Кэролайн.
— Я слышала вас, сэр, но решила, что ошиблась. Меня и правда зовут Кэролайн, но я мисс Фрай, компаньонка леди Брекон.
Мистер Уорлингем неприятно засмеялся.
— Забавная шутка! Я с трудом поверил в нее, едва увидел вашу светлость. Так вы и правда играете роль компаньонки вдовствующей леди? Черт побери, вот смеху-то будет во всех клубах Лондона!