Страница:
— Кэролайн! — воскликнула она. — Кэролайн! Но я тебя не ждала. Ты написала, что приезжает какая-то мисс Фрай.
Кэролайн быстро обняла девушку и притянула поближе к себе.
— Слушай, Хэрриет, — поспешно сказала она полушепотом. — Твой отец дома?
— Кажется, да, Кэролайн, но…
— Тогда слушай! Он ни в коем случае не должен знать, кто я. Я и есть мисс Фрай. Понимаешь, Хэрриет?
Я — Кэролайн Фрай и училась вместе с тобой в школе.
— Но, Кэролайн, я никак не пойму. Что…
— Я все тебе потом объясню, — прервала ее Кэролайн. — Пока запомни, что я — Кэролайн Фрай, которую ты ждала. Ты меня слышишь?
— Да, Кэролайн, и я сделаю, что могу, но это так странно. Я… не знаю, что и думать.
— Тогда, пожалуйста, перестань думать, — ответила Кэролайн. — Сделай все, как я сказала, Хэрриет. Поверь мне, это страшно важно, иначе я не стала бы просить тебя лгать. Но только, пожалуйста, не ошибись, это очень много для меня значит.
— Конечно же, я помогу тебе, — пообещала Хэрриет.
Улыбаясь, Кэролайн нагнулась, чтобы поцеловать ее.
Хэрриет была маленького роста, с милым добрым лицом и доверчивыми глазами. Она была бы хорошенькой, если бы волосы ее были получше уложены, а платье из полосатого льняного батиста не было столь старомодным и плохо сшитым.
Кэролайн по школе помнила Хэрриет как добрую и бескорыстную девушку, всегда готовую помочь окружающим и глубоко благодарную за те крохи внимания, которыми ее удостаивали богатые и знатные ученицы.
Кэролайн надеялась, что Хэрриет окажется к тому же стойкой и надежной союзницей, но сейчас, глядя в ее карие глаза, широко открытые от изумления, и заметив, каким ранимым казалось ее худенькое, почти изможденное лицо, Кэролайн немного испугалась.
— Не пройти ли нам в дом, Хэрриет? — спросила она: ее подруга, ошеломленная и удивленная тем, что только что услышала, казалось, забыла об обязанностях хозяйки дома по отношению к гостье.
— Ох, конечно, пожалуйста, входи, Кэролайн, — проговорила Хэрриет. Волна краски залила ее лицо, когда она поняла, как была невежлива.
Они поднялись на каменное крыльцо и вошли в холл. Он был обшит дубовыми панелями, а потолок потемнел от времени и покрылся плесенью от сырости.
Повсюду видны были следы бедности: ковры протерты, стул у пустого камина давно нуждался в новой обивке, да и остальная мебель была не в лучшем состоянии.
Кэролайн сняла перчатки, ожидая, что Хэрриет позовет ее в гостиную, но в этот момент открылась дверь и в холл вышел викарий. Немолодой краснолицый Адольфус Уонтедж был снобом и человеком агрессивным. Он никогда не испытывал желания стать священником, но так как был младшим сыном не слишком преуспевающего сквайра, не мог рассчитывать ни на какую другую карьеру.
В жизни он знал только одну страсть — охоту на лис.
Две лошади, стоявшие в его конюшне, всегда были хорошо накормлены и ухожены, какой бы скудной ни была жизнь остальных обитателей его дома. Он вышел в холл не спеша, не стараясь быть любезным по отношению к кому-то столь незначительному, как мисс Фрай, но, когда он увидел Кэролайн, ее красота и манера держаться заставили его отвесить ей гораздо более низкий поклон, чем он вначале намеревался.
— Приветствую вас, мисс Фрай, — проговорил он низким и довольно хриплым голосом, который звучал так, словно его обладатель был постоянно простужен.
Кэролайн сделала реверанс.
— Спасибо, сэр. Вы очень добры, что согласились оказать мне гостеприимство.
— Хэрриет говорит, что вы приехали из Мэндрейка. Не может быть, чтобы карета уже уехала. Я распорядился, чтобы приготовили конюшню по крайней мере на несколько часов.
— Вы чрезвычайно добры, сэр, — отозвалась Кэролайн. — Но лорд Валкэн приказал, чтобы слуги вернулись в Мэндрейк как можно быстрее.
— Жаль, жаль! — воскликнул викарий. — Мне не хотелось бы, чтобы его сиятельство думал, будто мы не можем принять у себя его карету и слуг. Я надеюсь, вы оставили его сиятельство в добром здравии?
— Вполне, — ответила Кэролайн. Блеск глаз викария подсказал ей, что его занимает жизнь аристократии, и она добавила:
— Леди Кэролайн шлет Хэрриет свою любовь, а вам, сэр, — наилучшие пожелания.
— Вот как, вот как! — отозвался викарий. — Насколько я понимаю, Хэрриет училась с ней в одной школе.
— Да, сэр, и она часто вспоминает Хэрриет и говорит, что она была самой славной девушкой в академии.
Хэрриет вспыхнула, а викарий с отвращением посмотрел на свою дочь.
— Ее знатные друзья не слишком-то к ней внимательны, — сказал он ворчливо. — Что удивляться: она плохо соображает и не умеет принарядиться. Посмотри на мисс Фрай, Хэрриет! Почему ты не сделаешь себе дорожное платье и шляпку, которые были бы такими же примечательными? Ясно ведь, что это возможно: мы знаем, что мисс Фрай зарабатывает себе на жизнь и, значит, не может позволить себе бешеных трат.
— Ох, сэр, вы мне льстите, — сказала Кэролайн, бросая викарию томный взгляд. — Это простенькое платье я сшила сама. Вы должны разрешить мне помочь Хэрриет в выборе ее гардероба. В школе она всегда выглядела очаровательно.
— И неудивительно, — сказал викарий, — ведь вдовствующая леди Брекон платила и за обучение Хэрриет, и за ее одежду, пока она была в школе. Теперь все изменилось, и Хэрриет приходится экономить, как и всем нам. Но я не хочу надоедать вам убогими деталями нашей повседневной жизни.
— Вы не можете надоедать, сэр, — быстро ответила Кэролайн. — Но, молю вас, расскажите мне о вдовствующей леди Брекон: наверное, Хэрриет сказала вам, что я надеюсь получить место компаньонки ее светлости.
— Вы найдете ее, как и следует ожидать, истинной аристократкой и благородной дамой, — напыщенно проговорил викарий, но Хэрриет быстро его прервала:
— Ох, Кэролайн, она такая добрая, мягкая, обходительная!
— Вы меня успокоили, — сказала Кэролайн. — Могу только молить бога, чтобы мое обращение за местом увенчалось успехом.
— Да, мы должны на это надеяться, — согласился викарий. — И если вы и правда будете жить в замке Брекон, может быть, вам удастся сделать так, чтобы Хэрриет приглашали туда чаще, чем в последние год-два. Не знаю, чем она сумела провиниться, но ее приглашают вдвое реже, чем я мог бы ожидать.
— Ох, папенька, зачем говорить Кэролайн такие вещи? — воскликнула Хэрриет, покраснев от обиды.
Викарий кинул на нее быстрый взгляд, презрительно фыркнул и собрался было вернуться в свой кабинет.
— Я увижу вас за обедом, мисс Фрай, — сказал он. Кэролайн в ответ сделала легкий реверанс.
Наверху, устроившись в спальне, выходившей в сад, Кэролайн поведала изумленной Хэрриет истинную причину своего приезда. Она взвесила, насколько разумно посвящать подругу в свою тайну, но решила, что необходимо заручиться помощью кого-нибудь, кто живет поблизости. Во-первых, придется подумать о письмах.
Миссис Эджмонт необходимо дать адрес, по которому она сможет писать Кэролайн, иначе она начнет что-то подозревать, а если Хэрриет предстоит перехватывать почтальона, ей нужно знать причину, по которой Кэролайн решила скрыть, кто она.
Обдумав все как следует, Кэролайн решила рассказать Хэрриет все, что произошло, за исключением истинной причины, по которой она оказалась в «Собаке и утке» в ночь, когда произошло убийство. Нетрудно было вовсе не упоминать сэра Монтегю: она сказала, что вынуждена была остановиться у гостиницы из-за неполадок с колесом экипажа.
Свое присутствие в лесу она объяснила тем, что искала пропавшую болонку. Она также сказала Хэрриет, что наняла почтовую карету для возвращения в Мэндрейк, так как боялась, что, вернувшись в гостиницу, будет втянута в расследование по поводу убийства.
В результате Хэрриет вряд ли могла заметить какие-либо неувязки и неточности в рассказе Кэролайн: она слушала подругу с выражением глубочайшего изумления: руки ее были сжаты, рот полуоткрыт. Только когда Кэролайн закончила и объяснила Хэрриет, какая роль предназначается ей, чтобы помочь Кэролайн, та глубоко вздохнула и воскликнула:
— Но, Кэролайн, это самая невероятная, захватывающая и романтическая история из всех, что я слышала! Мне трудно поверить, что это правда, но раз это говоришь ты, я должна поверить. Но как у тебя хватает смелости идти в замок Брекон, зная все это? Ведь и тебя могут убить!
Кэролайн рассмеялась:
— Чепуха, Хэрриет. Моя смерть никому не нужна!
Кроме того, что еще могу я сделать? Стоять в стороне и ждать, пока достойный человек попадет на виселицу в результате этих предательских, трусливых уловок?
— Если он достойный человек… — загадочно отозвалась Хэрриет.
— Что ты хочешь этим сказать? — изумилась Кэролайн. — Ты говоришь о лорде Бреконе?
Хэрриет кивнула.
— Расскажи мне о нем, — попросила Кэролайн. — Расскажи все, что ты знаешь.
— Достаточно мало! — ответила Хэрриет. — Конечно, я знаю его с детства, но он намного старше меня. Он всегда казался хорошим мальчиком, всегда мне улыбался, а один раз, возвращаясь с охоты, подвез меня на своей лошади. Его мать всегда была сама доброта: моя мать — ее очень дальняя родственница, и, как ты знаешь, она отправила меня в Академию мадам Д'Альбер.
— Да… да, — сказала Кэролайн. — Продолжай.
— Ну вот, лорд Брекон — близкие называют его Вэйн — был в Итоне, когда я была маленькая, а потом в Оксфорде. Здесь все его любили, хотя видели только, когда он приезжал на каникулы. Папе он тоже нравился, он всегда хвалил его прекрасные манеры: и то, как он сидит в седле, и как успевает за гончими. Все думали, что когда он вырастет, то возьмет на себя управление имением, но потом… ну, потом он изменился.
— Изменился? — повторила Кэролайн. — В чем?
— Трудно объяснить, — ответила Хэрриет. — Видишь ли, с тех пор как я окончила школу, меня нечасто приглашают в замок Брекон. Папенька сердится, но, право же, у них нет причин меня приглашать. Я слишком молода, чтобы дружить с лордом Бреконом, да к тому же у него много друзей, ничего общего не имеющих с дочерью местного викария, — а леди Брекон прикована к постели. Она не выходит из спальни.
— Я об этом понятия не имела! — воскликнула Кэролайн.
— Ох, разве я тебе не сказала? — удивилась Хэрриет. — Наверное, мне это в голову не пришло. Она болеет уже много лет. Она никогда не выходит и никого не видит. Она лежит в своей комнате со своими книгами и своими птицами. Это единственное, что она любит, не считая своего сына. Его она обожает.
— — Ты говорила, что он изменился, — напомнила Кэролайн. — Продолжай, Хэрриет.
— Это трудно выразить словами, — сказала Хэрриет, наморщив лоб. — Все об этом говорят, так или иначе, но не могут сказать ничего определенного, ну, ты меня понимаешь… Они начались — эти перемены — пои еле того, как ему исполнилось двадцать пять и он начал сам управлять имением и распоряжаться состоянием — раньше этим занимались опекуны. Я не знаю, кто они такие, но папа мог бы нам сказать.
— Это не имеет значения, — пробормотала Кэролайн.
— В двадцать пять лорд Брекон стал сам себе хозяином, — продолжала Хэрриет. — С этого момента (так говорят) он стал казаться другим человеком. Он сделался несдержанным и безрассудным. Он все время рискует жизнью самым глупым образом: например, однажды ночью, завязав глаза, он вместе с друзьями устроил скачки с препятствиями через парк замка, вдоль берега реки и через луг, что в пяти милях дальше по дороге. Там есть подземные выработки, и папа говорит, что только чудом никто не погиб, хотя один из всадников сломал себе позвоночник, а еще один — ключицу.
— Что еще он сделал? — спросила Кэролайн.
— Кое-что, о чем папенька при мне говорить не хочет, но я слышала, что и друзья его изменились, — сказала Хэрриет. — В замок приглашают довольно странных людей, которые раньше там никогда не были. Это не только праздные аристократы лондонского света, но и мужчины и женщины других классов общества. Кажется, папа один раз выразил протест лорду Брекону, когда в замке был раут, который длился всю субботнюю ночь и не закончился в воскресенье к полудню, когда жители деревни шли в церковь. Я не знаю, что при этом произошло: папенька был так сердит, что отказался об этом рассказывать. Но мне кажется, лорд Брекон держал себя очень высокомерно и сказал ему, чтобы он не вмешивался в чужие дела. Короче, после этого папенька всегда против него и говорит, что он плохо кончит: сломает себе шею или попадет в тюрьму.
Кэролайн негромко вскрикнула.
— Жители деревни тоже о нем сплетничают, — продолжала Хэрриет, — как дочь священника, я слышу эти сплетни. Старики качают головами и озабоченно вздыхают. Знаешь, те, кто давно живет в поместье, считают себя членами семьи. Они всегда говорят о лорде Бреконе, но шепотом. Конкретно ничего сказать нельзя, но здесь явно что-то не так, и положение все время ухудшается. Ох, Кэролайн, ты, наверное, думаешь, что я ужасно глупа, но я не могу это объяснить более точно.
Хэрриет беспомощно развела руками. Кэролайн подалась вперед и поцеловала ее.
— Ты все прекрасно объяснила, — сказала она. — И это мне очень помогло.
Она поднялась с кровати, на которой сидела, и подошла к окну.
— У меня такое чувство, что я смогу помочь лорду Брекону.
— Ох, Кэролайн, я надеюсь, что это так, — сказала Хэрриет, — но все же меня пугает, что ты будешь жить в замке. Это странное место, и о нем тоже ходят слухи.
Говорят, там есть привидения, и никто из жителей деревни не приближается к нему после наступления ночи. Они говорят, что из старинных башен доносятся странные сверхъестественные вопли.
— Я не верю в привидения, — сказала Кэролайн презрительно. — Скажи мне, каким был покойный лорд Брекон?
— Понятия не имею, — ответила Хэрриет. — Он умер, когда я была еще совсем маленькая. Иногда мне кажется, что с ним тоже связана какая-то тайна. Людям почему-то очень не хочется говорить о нем, а если я начинаю расспрашивать папу, он всегда переводит разговор на другое и говорит о вдовствующей леди Брекон. Правда, она чудесный человек, в ней нет ничего мрачного или странного, но кажется, что она и не живет в этом мире.
Кэролайн нетерпеливо вздохнула.
— Вся эта история кажется мне запутанной, — сказала она. — И все же я больше всего хочу попасть в замок Брекон. — Ох, Хэрриет, а что, если меня не возьмут на это место?
Она прошла через комнату и взглянула на часы.
— Уже четыре. Одно можно сказать точно: Марию взяли на работу, иначе она уже вернулась бы сюда, как я ей сказала.
— Если ей повезло, может, и тебе повезет, милая Кэролайн, — сказала Хэрриет. — Это доброе предзнаменование. Но ох, как же я боюсь за тебя! Лучше бы ты не начинала этот опасный маскарад!
— Что бы ни произошло, со мной ничего худого не случится, — ответила Кэролайн. — По крайней мере, если мы сможем сделать так, что кузина Дебби ничего не, заподозрит. Хэрриет, ты должна каждый день встречать почтальона. Будет катастрофа, если твой отец увидит адресованные мне письма и поймет, кто я.
— Будем надеяться, что этого не случится! — воскликнула Хэрриет, встревожившись. — На тебя-то он не будет сердиться, но забьет меня до полусмерти за то, что я его обманывала. Ох, Кэролайн, когда ты ему сказала, что сама сшила это платье, я чуть не расхохоталась! Как это похоже на мужчин — не понять, что такое дорогое и элегантное платье может быть сшито только на Бонд-стрит.
— Молю небо, чтобы никто об этом не догадался, — сказала Кэролайн. — Я велела Марии упаковать самые. старые и ненарядные платья, и я несколько часов потратила на то, чтобы спороть со шляпок перья и ленты — чтобы они были не такими модными, И все же, боюсь, что не произвожу впечатление унылой дамы благородного происхождения, которой крайне нужно найти место.
— Да уж точно, — рассмеялась Хэрриет, — но ведь ты всегда можешь сказать, что леди Кэролайн Фэй, которая так к тебе привязана, подарила тебе свои ненужные туалеты.
Кэролайн захлопала в ладоши.
— Браво, Хэрриет, блестящая мысль! Мы еще научим тебя интригам. Более того, я обещаю тебе, что, когда закончится этот обман, я куплю тебе самое красивое платье, которое только найдется в Лондоне, и отдам тебе те свои платья, какие тебе понравятся.
— Ой, Кэролайн, правда?
Хэрриет восторженно вздохнула, но тут же добавила:
— Но что толку? Я весь год напролет никого не вижу. Я веду хозяйство и шью для папы, но, что бы я для него ни делала, он только все больше раздражается. Видишь ли, Кэролайн, он хотел сына, и ему совсем не нравится почтительная, но скучная дочь.
— Бедная Хэрриет, не расстраивайся так из-за этого. Мы найдем тебе мужа, и ты сможешь забыть о тяжелой и неблагодарной работе.
— Ну, разве что он будет совсем слепой и такой хромой и болезненный, что его предложение не примет никакая другая девушка, — вздохнула Хэрриет, и, когда Кэролайн начала было возражать, она вскочила, негромко вскрикнув:
— Смотри! — сказала она. — Смотри, кто едет по дороге!
Кэролайн поспешно повернулась к окну.
— Это просто грум, — проговорила она разочарованно.
Почему-то на минуту она подумала, что увидит кого-то совсем другого.
— Да, грум, — согласилась Хэрриет. — Но посмотри на его ливрею.
— Фиолетовая с малиновой отделкой, — сказала Кэролайн. — Это цвета Брекона?
— Да, вот именно, — ответила Хэрриет. — И грум направляется сюда. Смотри сама.
Девушки какое-то время наблюдали, как грум спешивается, привязывает лошадь и идет к парадной двери с письмом в руке. Потом Хэрриет бросилась вниз и, запыхавшись, вернулась в спальню, протянув письмо Кэролайн.
— Это тебе, — сказала она.
Мгновение Кэролайн только смотрела на письмо, у. потом медленно (пальцы ее дрожали) раскрыла конверт. Она быстро прочла письмо и обняла Хэрриет.
— Ее светлость примет меня! — воскликнула она. — Она примет меня завтра в три. Ох, Хэрриет, первый шаг сделан! Поднимается занавес, и начинается волнующая, захватывающая драма.
Кэролайн была так взволнована, что почти не спала этой ночью. И даже если бы ее собственные мысли не мешали ей заснуть, она не спала бы, тревожась из-за Хэрриет. Было очевидно, что Хэрриет в доме священника не видела ничего, кроме угнетения и обид. Она говорила правду, когда сказала Кэролайн, что раздражает отца: он ни минуты не переставал ее попрекать и обвинять.
Обед был простой, но очень вкусный, и Кэролайн он понравился. Она не была привередлива в еде, но викарий, съевший все, что было на столе, и запивший все это несколькими пинтами кларета, все время был недоволен кушаньями: и тем, что именно было приготовлено, и тем, как это было приготовлено, и тем, как подавалось на стол.
— Я должен перед вами извиниться, мисс Фрай, — несколько раз повторил он, — но перед вами человек, которым здесь ужасно пренебрегают. По воле господа у меня была отнята моя жена, но я надеялся, что моя дочь, мое единственное дитя, попытается хоть отчасти ее заменить! Но у Хэрриет нет ни предприимчивости, ни сообразительности, и вообще она плохая хозяйка.
Видно, мне суждено (ведь что-то я не вижу человека, более или менее достойного, который готов был бы сделать ей предложение) так и заботиться о ней, пока не умру.
Кэролайн так и хотелось запустить в него тарелкой и сказать все, что она о нем думает: его постоянное ворчание превращалось для Хэрриет в настоящее истязание. Но она могла только скромно опускать взор и говорить, что надо надеяться, что с возрастом Хэрриет исправится и что она, Кэролайн, ей постарается помочь.
Кэролайн, привыкшей свободно высказывать свое мнение по любому поводу, было нелегко сдерживаться, но когда они с Хэрриет отправились спать, она наконец смогла высказать все, что думала.
— Он всегда так тебя бранит? — осведомилась она сердито.
— Кто, папенька? — спросила Хэрриет. — Ох, он при тебе еще старается быть вежливым. Часто он просто дает мне оплеуху, а один раз бросил в меня миску с угрями. Они мне ужасно ошпарили руки, и следы не сходили много недель.
— Он просто зверь, — сказала Кэролайн. — Обещаю, что я тебя как-нибудь спасу, . Хэрриет, но сначала мне надо спасти лорда Брекона.
Хэрриет, у которой в глазах стояли слезы, неуверенно засмеялась.
— Ну, Кэролайн, ты ведь только женщина, а говоришь так, как будто в тебе решимость и сила девяноста мужчин.
— Иногда мне и самой кажется, что они у меня есть, — отозвалась Кэролайн. — Могу повторить слова забавной старой камеристки моей мамы, Юдоры. Она всегда произносила фразы так торжественно, что казалось, будто это слова Священного Писания. Не раз я от нее слышала: «Если дело правое, сила вам будет дана».
И я теперь этому верю, Хэрриет.
— Я надеюсь, твоя вера будет вознаграждена, — ответила Хэрриет, — особенно в том, что касается меня.
Она нагнулась, чтобы поцеловать Кэролайн, но тут снизу донесся громовой крик викария, от которого обе девушки вздрогнули.
— Хэрриет, где моя свеча? Сколько раз говорить тебе, что я прошу оставлять мне свечу у лестницы? Спускайся и сейчас же найди мне ее, ты, пустоголовая идиотка!
— Извини, папенька… Я иду… Пожалуйста, извини! — воскликнула Хэрриет и выбежала из комнаты Кэролайн, закрыв за собой дверь.
Бедная маленькая Хэрриет! Ее доброе лицо и печальные глаза напомнили Кэролайн грустные мордочки спаниелей в Мэндрейке. Она свернулась в постели, на минуту пожалев о том, что она не дома, в безопасности, где ей слышен был шум волн и ее окружали покой и надежность. Потом она вспомнила о завтрашнем дне, и сердце ее забилось сильнее. Завтра она снова увидит лорда Брекона! Хэрриет сказала, что его зовут Вэйн.
Кэролайн шепотом повторила это имя.
На следующее утро после завтрака, когда Хэрриет ожидали бесчисленные домашние дела, Кэролайн сказала, что отправится на прогулку. Хэрриет рассказывала ей, что с другого конца деревни она с дороги увидит замок Брекон. Кэролайн решила, что именно там и должны собираться толпы зевак, которые, как сообщил лорд Брекон, приходят поглазеть на нормандские башни.
Утро было солнечным и теплым, и Кэролайн надела соломенную шляпку, отделанную голубыми лентами под цвет голубого шелкового корсажа на ее белом батистовом платье. Выйдя из дома, она раскрыла зонтик, не столько для того, чтобы защититься от солнца, сколько чтобы спрятаться от любопытных глаз.
Она считала, что здесь вряд ли кто-нибудь узнает в ней леди Кэролайн Фэй, но в то же время ей не хотелось рисковать. Всегда существовала вероятность, что в проезжающей карете или фаэтоне может оказаться кто-нибудь из ее знакомых. Когда она обоснуется в замке Брекон, ей уже не будет необходимости выходить за пределы его территории.
Она прошла по деревенской улице, не увидев никого, кроме нескольких женщин, прибирающих свои коттеджи, да старика с длинной белой бородой, сидевшего на скамейке у стены постоялого двора «Свинья и свисток». Кэролайн догадалась, что он, скорее всего, старейший житель деревни: такие были почти во всякой деревушке. Наверное, если вступить с ним в разговор, он мог бы рассказать ей что-нибудь интересное о замке Брекон и его обитателях. Она было решила попытаться, но передумала: не следовало привлекать к себе внимание местных жителей. Поэтому она скромно пошла дальше, пока, как и обещала ей Хэрриет, не добралась до огромных чугунных ворот, за которыми начиналась территория замка.
Ворота были очень высокими, и по обе их стороны возвышались колонны, увенчанные двумя гигантскими геральдическими львами, поддерживающими щиты.
Дальше шла стена, окружавшая парк, но, когда Кэролайн прошла немного вглубь, стена сменилась живой изгородью, которая шла вдоль ручья. Изгородь была невысокой, и еще через пятьдесят ярдов Кэролайн оказалась на месте, откуда замок был виден во всем своем великолепии.
Восхищенная открывшимся перед нею видом, Кэролайн перестала удивляться, что люди приезжают сюда издалека, чтобы полюбоваться на это зрелище. Две огромные нормандские башни вырисовывались на фоне неба. На одной из них был установлен флагшток, на котором на утреннем ветерке трепетал фиолетовый с малиновым флаг.
Замок был очень большим. Можно было разглядеть, что, хотя обращенная к ней сторона была построена в нормандском стиле, под стать двум башням, в нем были и полускрытые деревьями более поздние пристройки, тоже из серого камня, но совершенно другой архитектуры. Деревья создавали фон, на котором в полукружии рва, с северной стороны переходящего в озеро, отлично вырисовывался замок. Под аркой моста туда и сюда скользили лебеди: к глубокому изумлению Кэролайн, все они были черными. Они добавляли к пейзажу слегка мрачноватую ноту, да и вся атмосфера вокруг замка казалась довольно грозной и таинственной.
Возможно, это впечатление создавал плющ, обвившийся вокруг башен, возможно — сами башни, прочные и вызывающие со своими бойницами, создававшие впечатление угрюмой силы. Возможно, дело было в окнах дальней части замка, куда еще не добралось солнце: они казались темными настороженными глазами на фоне серого камня, окружавшего их.
Как бы то ни было, но вся картина представала необъяснимо и невыразимо угрожающей, и невольно Кэролайн охватила дрожь. Она почувствовала, что этот дом нельзя было назвать счастливым. Он был великолепен и величествен на холодный и властный манер, но в нем не было мягкого тепла много повидавших камней и дружелюбного гостеприимства, которое, казалось, источали другие дома, например, ее родной Мэндрейк или Сэйл-Парк, чудесная резиденция лорда Милборна.
Кэролайн быстро обняла девушку и притянула поближе к себе.
— Слушай, Хэрриет, — поспешно сказала она полушепотом. — Твой отец дома?
— Кажется, да, Кэролайн, но…
— Тогда слушай! Он ни в коем случае не должен знать, кто я. Я и есть мисс Фрай. Понимаешь, Хэрриет?
Я — Кэролайн Фрай и училась вместе с тобой в школе.
— Но, Кэролайн, я никак не пойму. Что…
— Я все тебе потом объясню, — прервала ее Кэролайн. — Пока запомни, что я — Кэролайн Фрай, которую ты ждала. Ты меня слышишь?
— Да, Кэролайн, и я сделаю, что могу, но это так странно. Я… не знаю, что и думать.
— Тогда, пожалуйста, перестань думать, — ответила Кэролайн. — Сделай все, как я сказала, Хэрриет. Поверь мне, это страшно важно, иначе я не стала бы просить тебя лгать. Но только, пожалуйста, не ошибись, это очень много для меня значит.
— Конечно же, я помогу тебе, — пообещала Хэрриет.
Улыбаясь, Кэролайн нагнулась, чтобы поцеловать ее.
Хэрриет была маленького роста, с милым добрым лицом и доверчивыми глазами. Она была бы хорошенькой, если бы волосы ее были получше уложены, а платье из полосатого льняного батиста не было столь старомодным и плохо сшитым.
Кэролайн по школе помнила Хэрриет как добрую и бескорыстную девушку, всегда готовую помочь окружающим и глубоко благодарную за те крохи внимания, которыми ее удостаивали богатые и знатные ученицы.
Кэролайн надеялась, что Хэрриет окажется к тому же стойкой и надежной союзницей, но сейчас, глядя в ее карие глаза, широко открытые от изумления, и заметив, каким ранимым казалось ее худенькое, почти изможденное лицо, Кэролайн немного испугалась.
— Не пройти ли нам в дом, Хэрриет? — спросила она: ее подруга, ошеломленная и удивленная тем, что только что услышала, казалось, забыла об обязанностях хозяйки дома по отношению к гостье.
— Ох, конечно, пожалуйста, входи, Кэролайн, — проговорила Хэрриет. Волна краски залила ее лицо, когда она поняла, как была невежлива.
Они поднялись на каменное крыльцо и вошли в холл. Он был обшит дубовыми панелями, а потолок потемнел от времени и покрылся плесенью от сырости.
Повсюду видны были следы бедности: ковры протерты, стул у пустого камина давно нуждался в новой обивке, да и остальная мебель была не в лучшем состоянии.
Кэролайн сняла перчатки, ожидая, что Хэрриет позовет ее в гостиную, но в этот момент открылась дверь и в холл вышел викарий. Немолодой краснолицый Адольфус Уонтедж был снобом и человеком агрессивным. Он никогда не испытывал желания стать священником, но так как был младшим сыном не слишком преуспевающего сквайра, не мог рассчитывать ни на какую другую карьеру.
В жизни он знал только одну страсть — охоту на лис.
Две лошади, стоявшие в его конюшне, всегда были хорошо накормлены и ухожены, какой бы скудной ни была жизнь остальных обитателей его дома. Он вышел в холл не спеша, не стараясь быть любезным по отношению к кому-то столь незначительному, как мисс Фрай, но, когда он увидел Кэролайн, ее красота и манера держаться заставили его отвесить ей гораздо более низкий поклон, чем он вначале намеревался.
— Приветствую вас, мисс Фрай, — проговорил он низким и довольно хриплым голосом, который звучал так, словно его обладатель был постоянно простужен.
Кэролайн сделала реверанс.
— Спасибо, сэр. Вы очень добры, что согласились оказать мне гостеприимство.
— Хэрриет говорит, что вы приехали из Мэндрейка. Не может быть, чтобы карета уже уехала. Я распорядился, чтобы приготовили конюшню по крайней мере на несколько часов.
— Вы чрезвычайно добры, сэр, — отозвалась Кэролайн. — Но лорд Валкэн приказал, чтобы слуги вернулись в Мэндрейк как можно быстрее.
— Жаль, жаль! — воскликнул викарий. — Мне не хотелось бы, чтобы его сиятельство думал, будто мы не можем принять у себя его карету и слуг. Я надеюсь, вы оставили его сиятельство в добром здравии?
— Вполне, — ответила Кэролайн. Блеск глаз викария подсказал ей, что его занимает жизнь аристократии, и она добавила:
— Леди Кэролайн шлет Хэрриет свою любовь, а вам, сэр, — наилучшие пожелания.
— Вот как, вот как! — отозвался викарий. — Насколько я понимаю, Хэрриет училась с ней в одной школе.
— Да, сэр, и она часто вспоминает Хэрриет и говорит, что она была самой славной девушкой в академии.
Хэрриет вспыхнула, а викарий с отвращением посмотрел на свою дочь.
— Ее знатные друзья не слишком-то к ней внимательны, — сказал он ворчливо. — Что удивляться: она плохо соображает и не умеет принарядиться. Посмотри на мисс Фрай, Хэрриет! Почему ты не сделаешь себе дорожное платье и шляпку, которые были бы такими же примечательными? Ясно ведь, что это возможно: мы знаем, что мисс Фрай зарабатывает себе на жизнь и, значит, не может позволить себе бешеных трат.
— Ох, сэр, вы мне льстите, — сказала Кэролайн, бросая викарию томный взгляд. — Это простенькое платье я сшила сама. Вы должны разрешить мне помочь Хэрриет в выборе ее гардероба. В школе она всегда выглядела очаровательно.
— И неудивительно, — сказал викарий, — ведь вдовствующая леди Брекон платила и за обучение Хэрриет, и за ее одежду, пока она была в школе. Теперь все изменилось, и Хэрриет приходится экономить, как и всем нам. Но я не хочу надоедать вам убогими деталями нашей повседневной жизни.
— Вы не можете надоедать, сэр, — быстро ответила Кэролайн. — Но, молю вас, расскажите мне о вдовствующей леди Брекон: наверное, Хэрриет сказала вам, что я надеюсь получить место компаньонки ее светлости.
— Вы найдете ее, как и следует ожидать, истинной аристократкой и благородной дамой, — напыщенно проговорил викарий, но Хэрриет быстро его прервала:
— Ох, Кэролайн, она такая добрая, мягкая, обходительная!
— Вы меня успокоили, — сказала Кэролайн. — Могу только молить бога, чтобы мое обращение за местом увенчалось успехом.
— Да, мы должны на это надеяться, — согласился викарий. — И если вы и правда будете жить в замке Брекон, может быть, вам удастся сделать так, чтобы Хэрриет приглашали туда чаще, чем в последние год-два. Не знаю, чем она сумела провиниться, но ее приглашают вдвое реже, чем я мог бы ожидать.
— Ох, папенька, зачем говорить Кэролайн такие вещи? — воскликнула Хэрриет, покраснев от обиды.
Викарий кинул на нее быстрый взгляд, презрительно фыркнул и собрался было вернуться в свой кабинет.
— Я увижу вас за обедом, мисс Фрай, — сказал он. Кэролайн в ответ сделала легкий реверанс.
Наверху, устроившись в спальне, выходившей в сад, Кэролайн поведала изумленной Хэрриет истинную причину своего приезда. Она взвесила, насколько разумно посвящать подругу в свою тайну, но решила, что необходимо заручиться помощью кого-нибудь, кто живет поблизости. Во-первых, придется подумать о письмах.
Миссис Эджмонт необходимо дать адрес, по которому она сможет писать Кэролайн, иначе она начнет что-то подозревать, а если Хэрриет предстоит перехватывать почтальона, ей нужно знать причину, по которой Кэролайн решила скрыть, кто она.
Обдумав все как следует, Кэролайн решила рассказать Хэрриет все, что произошло, за исключением истинной причины, по которой она оказалась в «Собаке и утке» в ночь, когда произошло убийство. Нетрудно было вовсе не упоминать сэра Монтегю: она сказала, что вынуждена была остановиться у гостиницы из-за неполадок с колесом экипажа.
Свое присутствие в лесу она объяснила тем, что искала пропавшую болонку. Она также сказала Хэрриет, что наняла почтовую карету для возвращения в Мэндрейк, так как боялась, что, вернувшись в гостиницу, будет втянута в расследование по поводу убийства.
В результате Хэрриет вряд ли могла заметить какие-либо неувязки и неточности в рассказе Кэролайн: она слушала подругу с выражением глубочайшего изумления: руки ее были сжаты, рот полуоткрыт. Только когда Кэролайн закончила и объяснила Хэрриет, какая роль предназначается ей, чтобы помочь Кэролайн, та глубоко вздохнула и воскликнула:
— Но, Кэролайн, это самая невероятная, захватывающая и романтическая история из всех, что я слышала! Мне трудно поверить, что это правда, но раз это говоришь ты, я должна поверить. Но как у тебя хватает смелости идти в замок Брекон, зная все это? Ведь и тебя могут убить!
Кэролайн рассмеялась:
— Чепуха, Хэрриет. Моя смерть никому не нужна!
Кроме того, что еще могу я сделать? Стоять в стороне и ждать, пока достойный человек попадет на виселицу в результате этих предательских, трусливых уловок?
— Если он достойный человек… — загадочно отозвалась Хэрриет.
— Что ты хочешь этим сказать? — изумилась Кэролайн. — Ты говоришь о лорде Бреконе?
Хэрриет кивнула.
— Расскажи мне о нем, — попросила Кэролайн. — Расскажи все, что ты знаешь.
— Достаточно мало! — ответила Хэрриет. — Конечно, я знаю его с детства, но он намного старше меня. Он всегда казался хорошим мальчиком, всегда мне улыбался, а один раз, возвращаясь с охоты, подвез меня на своей лошади. Его мать всегда была сама доброта: моя мать — ее очень дальняя родственница, и, как ты знаешь, она отправила меня в Академию мадам Д'Альбер.
— Да… да, — сказала Кэролайн. — Продолжай.
— Ну вот, лорд Брекон — близкие называют его Вэйн — был в Итоне, когда я была маленькая, а потом в Оксфорде. Здесь все его любили, хотя видели только, когда он приезжал на каникулы. Папе он тоже нравился, он всегда хвалил его прекрасные манеры: и то, как он сидит в седле, и как успевает за гончими. Все думали, что когда он вырастет, то возьмет на себя управление имением, но потом… ну, потом он изменился.
— Изменился? — повторила Кэролайн. — В чем?
— Трудно объяснить, — ответила Хэрриет. — Видишь ли, с тех пор как я окончила школу, меня нечасто приглашают в замок Брекон. Папенька сердится, но, право же, у них нет причин меня приглашать. Я слишком молода, чтобы дружить с лордом Бреконом, да к тому же у него много друзей, ничего общего не имеющих с дочерью местного викария, — а леди Брекон прикована к постели. Она не выходит из спальни.
— Я об этом понятия не имела! — воскликнула Кэролайн.
— Ох, разве я тебе не сказала? — удивилась Хэрриет. — Наверное, мне это в голову не пришло. Она болеет уже много лет. Она никогда не выходит и никого не видит. Она лежит в своей комнате со своими книгами и своими птицами. Это единственное, что она любит, не считая своего сына. Его она обожает.
— — Ты говорила, что он изменился, — напомнила Кэролайн. — Продолжай, Хэрриет.
— Это трудно выразить словами, — сказала Хэрриет, наморщив лоб. — Все об этом говорят, так или иначе, но не могут сказать ничего определенного, ну, ты меня понимаешь… Они начались — эти перемены — пои еле того, как ему исполнилось двадцать пять и он начал сам управлять имением и распоряжаться состоянием — раньше этим занимались опекуны. Я не знаю, кто они такие, но папа мог бы нам сказать.
— Это не имеет значения, — пробормотала Кэролайн.
— В двадцать пять лорд Брекон стал сам себе хозяином, — продолжала Хэрриет. — С этого момента (так говорят) он стал казаться другим человеком. Он сделался несдержанным и безрассудным. Он все время рискует жизнью самым глупым образом: например, однажды ночью, завязав глаза, он вместе с друзьями устроил скачки с препятствиями через парк замка, вдоль берега реки и через луг, что в пяти милях дальше по дороге. Там есть подземные выработки, и папа говорит, что только чудом никто не погиб, хотя один из всадников сломал себе позвоночник, а еще один — ключицу.
— Что еще он сделал? — спросила Кэролайн.
— Кое-что, о чем папенька при мне говорить не хочет, но я слышала, что и друзья его изменились, — сказала Хэрриет. — В замок приглашают довольно странных людей, которые раньше там никогда не были. Это не только праздные аристократы лондонского света, но и мужчины и женщины других классов общества. Кажется, папа один раз выразил протест лорду Брекону, когда в замке был раут, который длился всю субботнюю ночь и не закончился в воскресенье к полудню, когда жители деревни шли в церковь. Я не знаю, что при этом произошло: папенька был так сердит, что отказался об этом рассказывать. Но мне кажется, лорд Брекон держал себя очень высокомерно и сказал ему, чтобы он не вмешивался в чужие дела. Короче, после этого папенька всегда против него и говорит, что он плохо кончит: сломает себе шею или попадет в тюрьму.
Кэролайн негромко вскрикнула.
— Жители деревни тоже о нем сплетничают, — продолжала Хэрриет, — как дочь священника, я слышу эти сплетни. Старики качают головами и озабоченно вздыхают. Знаешь, те, кто давно живет в поместье, считают себя членами семьи. Они всегда говорят о лорде Бреконе, но шепотом. Конкретно ничего сказать нельзя, но здесь явно что-то не так, и положение все время ухудшается. Ох, Кэролайн, ты, наверное, думаешь, что я ужасно глупа, но я не могу это объяснить более точно.
Хэрриет беспомощно развела руками. Кэролайн подалась вперед и поцеловала ее.
— Ты все прекрасно объяснила, — сказала она. — И это мне очень помогло.
Она поднялась с кровати, на которой сидела, и подошла к окну.
— У меня такое чувство, что я смогу помочь лорду Брекону.
— Ох, Кэролайн, я надеюсь, что это так, — сказала Хэрриет, — но все же меня пугает, что ты будешь жить в замке. Это странное место, и о нем тоже ходят слухи.
Говорят, там есть привидения, и никто из жителей деревни не приближается к нему после наступления ночи. Они говорят, что из старинных башен доносятся странные сверхъестественные вопли.
— Я не верю в привидения, — сказала Кэролайн презрительно. — Скажи мне, каким был покойный лорд Брекон?
— Понятия не имею, — ответила Хэрриет. — Он умер, когда я была еще совсем маленькая. Иногда мне кажется, что с ним тоже связана какая-то тайна. Людям почему-то очень не хочется говорить о нем, а если я начинаю расспрашивать папу, он всегда переводит разговор на другое и говорит о вдовствующей леди Брекон. Правда, она чудесный человек, в ней нет ничего мрачного или странного, но кажется, что она и не живет в этом мире.
Кэролайн нетерпеливо вздохнула.
— Вся эта история кажется мне запутанной, — сказала она. — И все же я больше всего хочу попасть в замок Брекон. — Ох, Хэрриет, а что, если меня не возьмут на это место?
Она прошла через комнату и взглянула на часы.
— Уже четыре. Одно можно сказать точно: Марию взяли на работу, иначе она уже вернулась бы сюда, как я ей сказала.
— Если ей повезло, может, и тебе повезет, милая Кэролайн, — сказала Хэрриет. — Это доброе предзнаменование. Но ох, как же я боюсь за тебя! Лучше бы ты не начинала этот опасный маскарад!
— Что бы ни произошло, со мной ничего худого не случится, — ответила Кэролайн. — По крайней мере, если мы сможем сделать так, что кузина Дебби ничего не, заподозрит. Хэрриет, ты должна каждый день встречать почтальона. Будет катастрофа, если твой отец увидит адресованные мне письма и поймет, кто я.
— Будем надеяться, что этого не случится! — воскликнула Хэрриет, встревожившись. — На тебя-то он не будет сердиться, но забьет меня до полусмерти за то, что я его обманывала. Ох, Кэролайн, когда ты ему сказала, что сама сшила это платье, я чуть не расхохоталась! Как это похоже на мужчин — не понять, что такое дорогое и элегантное платье может быть сшито только на Бонд-стрит.
— Молю небо, чтобы никто об этом не догадался, — сказала Кэролайн. — Я велела Марии упаковать самые. старые и ненарядные платья, и я несколько часов потратила на то, чтобы спороть со шляпок перья и ленты — чтобы они были не такими модными, И все же, боюсь, что не произвожу впечатление унылой дамы благородного происхождения, которой крайне нужно найти место.
— Да уж точно, — рассмеялась Хэрриет, — но ведь ты всегда можешь сказать, что леди Кэролайн Фэй, которая так к тебе привязана, подарила тебе свои ненужные туалеты.
Кэролайн захлопала в ладоши.
— Браво, Хэрриет, блестящая мысль! Мы еще научим тебя интригам. Более того, я обещаю тебе, что, когда закончится этот обман, я куплю тебе самое красивое платье, которое только найдется в Лондоне, и отдам тебе те свои платья, какие тебе понравятся.
— Ой, Кэролайн, правда?
Хэрриет восторженно вздохнула, но тут же добавила:
— Но что толку? Я весь год напролет никого не вижу. Я веду хозяйство и шью для папы, но, что бы я для него ни делала, он только все больше раздражается. Видишь ли, Кэролайн, он хотел сына, и ему совсем не нравится почтительная, но скучная дочь.
— Бедная Хэрриет, не расстраивайся так из-за этого. Мы найдем тебе мужа, и ты сможешь забыть о тяжелой и неблагодарной работе.
— Ну, разве что он будет совсем слепой и такой хромой и болезненный, что его предложение не примет никакая другая девушка, — вздохнула Хэрриет, и, когда Кэролайн начала было возражать, она вскочила, негромко вскрикнув:
— Смотри! — сказала она. — Смотри, кто едет по дороге!
Кэролайн поспешно повернулась к окну.
— Это просто грум, — проговорила она разочарованно.
Почему-то на минуту она подумала, что увидит кого-то совсем другого.
— Да, грум, — согласилась Хэрриет. — Но посмотри на его ливрею.
— Фиолетовая с малиновой отделкой, — сказала Кэролайн. — Это цвета Брекона?
— Да, вот именно, — ответила Хэрриет. — И грум направляется сюда. Смотри сама.
Девушки какое-то время наблюдали, как грум спешивается, привязывает лошадь и идет к парадной двери с письмом в руке. Потом Хэрриет бросилась вниз и, запыхавшись, вернулась в спальню, протянув письмо Кэролайн.
— Это тебе, — сказала она.
Мгновение Кэролайн только смотрела на письмо, у. потом медленно (пальцы ее дрожали) раскрыла конверт. Она быстро прочла письмо и обняла Хэрриет.
— Ее светлость примет меня! — воскликнула она. — Она примет меня завтра в три. Ох, Хэрриет, первый шаг сделан! Поднимается занавес, и начинается волнующая, захватывающая драма.
Кэролайн была так взволнована, что почти не спала этой ночью. И даже если бы ее собственные мысли не мешали ей заснуть, она не спала бы, тревожась из-за Хэрриет. Было очевидно, что Хэрриет в доме священника не видела ничего, кроме угнетения и обид. Она говорила правду, когда сказала Кэролайн, что раздражает отца: он ни минуты не переставал ее попрекать и обвинять.
Обед был простой, но очень вкусный, и Кэролайн он понравился. Она не была привередлива в еде, но викарий, съевший все, что было на столе, и запивший все это несколькими пинтами кларета, все время был недоволен кушаньями: и тем, что именно было приготовлено, и тем, как это было приготовлено, и тем, как подавалось на стол.
— Я должен перед вами извиниться, мисс Фрай, — несколько раз повторил он, — но перед вами человек, которым здесь ужасно пренебрегают. По воле господа у меня была отнята моя жена, но я надеялся, что моя дочь, мое единственное дитя, попытается хоть отчасти ее заменить! Но у Хэрриет нет ни предприимчивости, ни сообразительности, и вообще она плохая хозяйка.
Видно, мне суждено (ведь что-то я не вижу человека, более или менее достойного, который готов был бы сделать ей предложение) так и заботиться о ней, пока не умру.
Кэролайн так и хотелось запустить в него тарелкой и сказать все, что она о нем думает: его постоянное ворчание превращалось для Хэрриет в настоящее истязание. Но она могла только скромно опускать взор и говорить, что надо надеяться, что с возрастом Хэрриет исправится и что она, Кэролайн, ей постарается помочь.
Кэролайн, привыкшей свободно высказывать свое мнение по любому поводу, было нелегко сдерживаться, но когда они с Хэрриет отправились спать, она наконец смогла высказать все, что думала.
— Он всегда так тебя бранит? — осведомилась она сердито.
— Кто, папенька? — спросила Хэрриет. — Ох, он при тебе еще старается быть вежливым. Часто он просто дает мне оплеуху, а один раз бросил в меня миску с угрями. Они мне ужасно ошпарили руки, и следы не сходили много недель.
— Он просто зверь, — сказала Кэролайн. — Обещаю, что я тебя как-нибудь спасу, . Хэрриет, но сначала мне надо спасти лорда Брекона.
Хэрриет, у которой в глазах стояли слезы, неуверенно засмеялась.
— Ну, Кэролайн, ты ведь только женщина, а говоришь так, как будто в тебе решимость и сила девяноста мужчин.
— Иногда мне и самой кажется, что они у меня есть, — отозвалась Кэролайн. — Могу повторить слова забавной старой камеристки моей мамы, Юдоры. Она всегда произносила фразы так торжественно, что казалось, будто это слова Священного Писания. Не раз я от нее слышала: «Если дело правое, сила вам будет дана».
И я теперь этому верю, Хэрриет.
— Я надеюсь, твоя вера будет вознаграждена, — ответила Хэрриет, — особенно в том, что касается меня.
Она нагнулась, чтобы поцеловать Кэролайн, но тут снизу донесся громовой крик викария, от которого обе девушки вздрогнули.
— Хэрриет, где моя свеча? Сколько раз говорить тебе, что я прошу оставлять мне свечу у лестницы? Спускайся и сейчас же найди мне ее, ты, пустоголовая идиотка!
— Извини, папенька… Я иду… Пожалуйста, извини! — воскликнула Хэрриет и выбежала из комнаты Кэролайн, закрыв за собой дверь.
Бедная маленькая Хэрриет! Ее доброе лицо и печальные глаза напомнили Кэролайн грустные мордочки спаниелей в Мэндрейке. Она свернулась в постели, на минуту пожалев о том, что она не дома, в безопасности, где ей слышен был шум волн и ее окружали покой и надежность. Потом она вспомнила о завтрашнем дне, и сердце ее забилось сильнее. Завтра она снова увидит лорда Брекона! Хэрриет сказала, что его зовут Вэйн.
Кэролайн шепотом повторила это имя.
На следующее утро после завтрака, когда Хэрриет ожидали бесчисленные домашние дела, Кэролайн сказала, что отправится на прогулку. Хэрриет рассказывала ей, что с другого конца деревни она с дороги увидит замок Брекон. Кэролайн решила, что именно там и должны собираться толпы зевак, которые, как сообщил лорд Брекон, приходят поглазеть на нормандские башни.
Утро было солнечным и теплым, и Кэролайн надела соломенную шляпку, отделанную голубыми лентами под цвет голубого шелкового корсажа на ее белом батистовом платье. Выйдя из дома, она раскрыла зонтик, не столько для того, чтобы защититься от солнца, сколько чтобы спрятаться от любопытных глаз.
Она считала, что здесь вряд ли кто-нибудь узнает в ней леди Кэролайн Фэй, но в то же время ей не хотелось рисковать. Всегда существовала вероятность, что в проезжающей карете или фаэтоне может оказаться кто-нибудь из ее знакомых. Когда она обоснуется в замке Брекон, ей уже не будет необходимости выходить за пределы его территории.
Она прошла по деревенской улице, не увидев никого, кроме нескольких женщин, прибирающих свои коттеджи, да старика с длинной белой бородой, сидевшего на скамейке у стены постоялого двора «Свинья и свисток». Кэролайн догадалась, что он, скорее всего, старейший житель деревни: такие были почти во всякой деревушке. Наверное, если вступить с ним в разговор, он мог бы рассказать ей что-нибудь интересное о замке Брекон и его обитателях. Она было решила попытаться, но передумала: не следовало привлекать к себе внимание местных жителей. Поэтому она скромно пошла дальше, пока, как и обещала ей Хэрриет, не добралась до огромных чугунных ворот, за которыми начиналась территория замка.
Ворота были очень высокими, и по обе их стороны возвышались колонны, увенчанные двумя гигантскими геральдическими львами, поддерживающими щиты.
Дальше шла стена, окружавшая парк, но, когда Кэролайн прошла немного вглубь, стена сменилась живой изгородью, которая шла вдоль ручья. Изгородь была невысокой, и еще через пятьдесят ярдов Кэролайн оказалась на месте, откуда замок был виден во всем своем великолепии.
Восхищенная открывшимся перед нею видом, Кэролайн перестала удивляться, что люди приезжают сюда издалека, чтобы полюбоваться на это зрелище. Две огромные нормандские башни вырисовывались на фоне неба. На одной из них был установлен флагшток, на котором на утреннем ветерке трепетал фиолетовый с малиновым флаг.
Замок был очень большим. Можно было разглядеть, что, хотя обращенная к ней сторона была построена в нормандском стиле, под стать двум башням, в нем были и полускрытые деревьями более поздние пристройки, тоже из серого камня, но совершенно другой архитектуры. Деревья создавали фон, на котором в полукружии рва, с северной стороны переходящего в озеро, отлично вырисовывался замок. Под аркой моста туда и сюда скользили лебеди: к глубокому изумлению Кэролайн, все они были черными. Они добавляли к пейзажу слегка мрачноватую ноту, да и вся атмосфера вокруг замка казалась довольно грозной и таинственной.
Возможно, это впечатление создавал плющ, обвившийся вокруг башен, возможно — сами башни, прочные и вызывающие со своими бойницами, создававшие впечатление угрюмой силы. Возможно, дело было в окнах дальней части замка, куда еще не добралось солнце: они казались темными настороженными глазами на фоне серого камня, окружавшего их.
Как бы то ни было, но вся картина представала необъяснимо и невыразимо угрожающей, и невольно Кэролайн охватила дрожь. Она почувствовала, что этот дом нельзя было назвать счастливым. Он был великолепен и величествен на холодный и властный манер, но в нем не было мягкого тепла много повидавших камней и дружелюбного гостеприимства, которое, казалось, источали другие дома, например, ее родной Мэндрейк или Сэйл-Парк, чудесная резиденция лорда Милборна.