Страница:
Установление убийц семьи Иллеш затягивалось, и Дмитрий Иванович нервничал, чувствуя, что все его раздражает и что становится он нетерпимым даже к самому себе. Множество ниточек, вроде бы ведущих к истине, держал он в руках, но стоило только потянуть за одну из них, как она тотчас обрывалась.
Свежие данные частично зачеркивали уже проделанную работу, выдвигали новые вопросы. И, естественно, не было никакой гарантии, что при изучении всех этих сведений появится и та ниточка, которая тянется из клубка. Но надежда появилась снова.
Закрывшись в номере, подполковник решил как следует поработать. Первые его схемы устарели, и нужны были новые.
Начал он не с версии "Ограбление", как прежде, а со "Старых связей". Розыски в этом направлении неожиданно увенчались успехом. Нашли местного старожила, какого-то Ховаша. Он заявил, что приблизительно недели за три до убийства, кажется двадцать шестого или двадцать седьмого июня, видел в городке у вокзала монаха. Ховаш знал этого монаха в лицо. Звали его брат Симеон. Со времени освобождения в городке он не появлялся.
Монах был в обыкновенном коричневом костюме. Но редкие седые волосы были у брата Симеона такие же длинные, как и в дни его молодости, во время пребывания в монастыре.
Увидев "брата Симеона", Ховаш несколько раз продефилировал мимо него, чтобы убедиться, не ошибся ли. Потом проследовал за бывшим монахом в здание вокзала, видел, как тот выпил в буфете стакан чая и как затем вышел на перрон. Больше околачиваться на вокзале Ховаш не мог - торопился домой. Да и, собственно, какое ему было дело до бывшего монаха, хотелось только удовлетворить любопытство. И только когда произошло убийство, Ховаш вспомнил, что брат Симеон был когда-то приятелем первого мужа Каталин Иллеш, и сообщил об этой встрече в милицию.
Подполковник Коваль уже выяснил, что в то время, когда Ховаш видел монаха на вокзале, должен был отойти поезд на Киев.
Кто он, этот бывший монах? Действительно ли тот, с которым дружил жандарм Карл Локкер? К кому он приезжал? Может быть, к Каталин?
У подполковника Коваля были основания думать именно так.
Из архивных документов о жандармских участках в ближайших селах и о полицейской дирекции в городке Дмитрий Иванович знал, что Карл Локкер имел дела с местными монахами, активно поддерживавшими и хортистов, и немецко-фашистскую власть в Закарпатье.
Ховаш, который жил в то время недалеко от Локкеров, рассказал, что монах был частым гостем у них в доме. Увидев его много лет спустя и едва узнав, Ховаш очень удивился, так как считал, что монах погиб в конце войны.
Сведения эти были очень важны. Мысли Коваля снова возвращались к отметенной всеми, кроме Вегера и Коваля, версии, которую называли по-разному - и "Месть", и "Старые связи". Подполковник любил говорить в таких случаях, что всегда находит в голове место не только для общего приговора, но и для частных определений, касающихся обстоятельств, которые способствовали совершению преступления.
Коваль снова вызвал брата Каталин.
Эрнст Шефер подтвердил, что Карл Локкер имел какие-то дела с монастырем, особенно с монахом по имени Симеон. В конце войны этот монах куда-то исчез. Больше ничего от Шефера подполковник не добился - тот заверял, что не интересовался связями своего шурина, потому что всячески избегал "страшного Карла".
Дмитрий Иванович уже ознакомился с архивами монастыря, выяснил, что настоящее имя и фамилия брата Симеона - Семен Гострюк, и распорядился объявить розыск.
Он составил новую схему под названием "Монах":
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Старожил Ховаш | 1. Нет ни прямых, | 1. К кому приезжал монах
утверждает, что видел | ни косвенных | 26 июня? Не к Иллеш
монаха 26 июня и узнал | доказательств. | ли?
его. | | 2. Во время войны монах | | 2. Не приезжал ли он
брат Симеон помогал | | вторично в ночь
оккупантам - венгерским | | убийства с 15 на 16
и немецким фашистам. | | июля? 3. Был связан с первым | | 3. Не его ли ждала в
мужем Каталин - | | гости Иллеш?
Карлом Локкером. | | 4. В конце войны исчез! | | 4. Какое может иметь
До 26 июня этого года | | отношение монах к
его здесь не видели. | | найденному перстню? 5. Приехал инкогнито. | | 5. Не ошибся ли Ховаш?
| | Действительно ли это
| | монах брат Симеон?
| | Если нет - кто он?
| | 6. Родственники первого
| | мужа, проживающие в
| | Венгрии, не посылали
| | Каталин Иллеш посылок
| | От кого же, кроме
| | Андора, получала
| | она посылки? ------------------------------------------------------------------------
Еще не дописав последний вопрос, подполковник уже недовольно сжал губы. Что-то не нравилось ему в этой схеме. Откинувшись на стуле, немного прищурив глаз, словно прицеливаясь, он перечитал все сначала.
Пятый вопрос: "Не ошибся ли Ховаш? Действительно ли это монах брат Симеон? Если нет - кто он?" Почему он пятый? С него и надо начинать! А отсюда и все остальные вопросы или приобретут вес, или, если Ховаш ошибся, отпадут.
И подполковник Коваль вместо цифры "5" поставил перед этим вопросом единицу, обвел его синим карандашом и с помощью стрелки переместил его вверх, соответственно перенумеровав остальные.
Но и это не удовлетворило его.
Что из того, что приезжал какой-то бывший монах, который общался с первым мужем Каталин? Здесь полгородка в той или иной мере "общались" с тержерместером Карлом Локкером, некоторые как его приятели, большинство как жертвы.
Чем отличается от всех этот бывший монах? Круг снова замкнулся. А может, стоит вернуться к старой схеме?
Задумавшись, подполковник не услышал тихого стука в дверь. Опомнился только, когда вовсю загрохотали. Дмитрий Иванович понял, что это Наташа, которая пришла, как всегда, не вовремя. Он открыл дверь и вернулся к столу, проворчав: "Не мешай".
- Ну и надымил! Надо проветрить, - сказала Наташа, оставив дверь открытой.
Ветер ворвался в комнату, зашелестели на столе Коваля его бумаги, и он торопливо накрыл их ладонями.
- Закрой дверь!
- Как ты сидишь в таком дыму? Голова одна только видна.
И верно: клубы дыма, пронизанные солнцем, окутывали Коваля, словно облака горную вершину.
Подполковник тяжело вздохнул: ну уж теперь не даст поработать! Надо было оставаться в милиции.
Хотя в служебном кабинете ему не так думалось, как в гостинице, ежеминутно мог кто-нибудь заглянуть, войти, и шаги гулко доносились из коридора, и телефон все время отрывал от дела.
В Киеве работалось ему лучше всего в собственном садике, на свежем воздухе. В гостинице, конечно, не то, что дома, но все-таки более спокойно, чем среди хмурых стен уже обветшавшего здания милиции.
- Дик! - неожиданно воскликнула Наташа. - Смотри: драка! Иди сюда! Оторвись на минутку. Веселая какая драчка! - Наташа стояла у настежь раскрытого окна и казалась розовой в вечерних лучах солнца. - Она за ним бежит и кричит. Он остановится, обернется, ударит ее и дальше идет. А она опять его догоняет и опять что-то кричит. Вот дурочка - он ведь так ее изобьет. И где только твоя милиция ходит? Да иди же скорее! Это, кажется, цыгане.
Коваль поставил на бумаги тяжелую пепельницу и с недовольным выражением на лице подошел к окну.
По скверу с легким чемоданчиком в руке шла хорошо знакомая ему личность - освобожденный из камеры предварительного заключения Маркел Казанок. По всей вероятности, шествовал он на автобусную станцию или на вокзал. Его догоняла растрепанная и крайне возбужденная буфетчица Роза Гей, весь вид которой свидетельствовал о непримиримости. Шелковый ее платок сбился на спину.
Коваль все понял и поморщился. Ничего иного, кроме неприятного ощущения, напоминающего оскомину, Казанок у него не вызывал.
Догоняя неверного любовника, Роза забегала ему наперерез, разъяренно размахивая маленькими кулачками, беспрерывно что-то выкрикивала на своем языке и подпрыгивала, словно пытаясь укусить Маркела за нос. Здоровенный Казанок протестовал против ее выпадов как-то лениво и пренебрежительно: он сталкивал ее с дороги, отмахивался от нее, как от назойливой мухи, и молча, не оправдываясь, шел дальше.
Выкрики Розы долетали до окон гостиницы немного приглушенными расстоянием и высокими деревьями. Время от времени среди потока цыганских слов слышалось "подлец", "деньги" или еще что-нибудь в этом роде.
Повсюду останавливались любопытные прохожие, кое-кто из них шел следом за цыганской парой, и толпа зевак росла.
Вдруг Казанок оттолкнул Розу, пригнул голову и побежал, словно измученный пикадорами бык. Роскошные лакированные туфли его ослепительно замелькали на солнце.
- Смотри, убегает! Такой здоровенный!
- А-а-а! - завопила Роза и бросилась за ним.
Мальчишки помчались следом. К ним присоединился откуда-то появившийся милиционер. И вся эта длинная процессия за несколько секунд скрылась за деревьями.
Коваль только головой покачал:
- Так ему, Казанку, и надо!
- Ты его знаешь? - поинтересовалась Наташа.
- Он у нас по делу проходил.
- Ой, расскажи! Дик, расскажи! - загорелась Наташа.
- Это пока еще не для рассказов, - строго заметил подполковник. - И вообще дай мне спокойно поработать. Какие у тебя планы на сегодня?
- А никаких! - фыркнула Наташа. - Но если родной отец из дома гонит, то я, конечно, уйду.
- Ну, не дуйся, - уже мягче сказал подполковник. - Понимаешь, нужно немножко подумать, сосредоточиться. А ты вот пришла, подняла кутерьму... он подошел к Наташе и привычным жестом взъерошил ее мальчишескую прическу.
- Послушай, Дик, - серьезно сказала девушка. - Уж не сердишься ли ты на меня? - Она заглянула отцу в глаза. - Может быть, за тот опус о Нириапусе?
Как-то так получилось, что раньше они не касались этой темы.
- Но это ведь была шутка, Дик! Ты сам говорил, что человек, который не понимает шуток...
- Нет, нет, - перебил ее Коваль. - И не думай. В нем даже что-то интересное есть, в этом опусе. Я думаю, если умеешь подмечать смешное, значит, можешь и серьезно отнестись к делу. И вообще написано не бездарно.
- Я не одна писала. Вместе с друзьями. Это наше коллективное произведение.
- А не хочешь ли ты сама стать детективом?
Наташа засмеялась и отрицательно закачала головой, замахала руками.
- Меня, между прочим, Капитолина Сергеевна в кино сегодня приглашала, - вспомнила она. - И тебя - тоже.
- Вот и прекрасно, - обрадовался Коваль. - Иди с ними и извинись за меня, скажи: занят по самые уши... Там, кажется, и сын их, студент, на каникулы приехал, - добавил он лукаво.
Наташа сперва сердито взглянула на отца, потом улыбнулась и плотно закрыла за собой дверь.
Подполковник вернулся к столу. Отпер ящик и достал первую свою схему, испещренную многочисленными исправлениями и разноцветными пометками.
Расчертил и заполнил чистый лист.
"О Г Р А Б Л Е Н И Е"
Д л и н н ы й и К л о у н ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Будучи доставлены | 1. Отрицают свое участие | 1. Правдивость
из Тюменской | в убийстве. | показаний Клоуна
области признались, | | и Длинного.
что в ночь с 15 на | |
16 июля были во | |
дворе Иллеш, к | |
которой пришли, | |
чтобы ограбить ее. | |
| 2. Оба твердят, что | 2. Знают ли они
| слышали в доме | что-нибудь о
| предсмертный хрип, | перстне?
| побоялись войти и |
| убежали. |
| | 3. Где их ножи? ------------------------------------------------------------------------
"Н А С Л Е Д С Т В О"
Э р н с т Ш е ф е р и е г о ж е н а А г н е с с а ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Нет алиби. | 1. Старик Коповски | 1. Фраза жены Шефера
| опознал перстень. | Агнессы: "Ты этого
| Видел его на руке | не сделаешь,
| отца Каталин. | Эрнст! Ты
| Перстень фамильный, | пожалеешь меня и
| унаследован по | детей!" - до сих
| старшенству Эрнстом | пор не
| Шефером, а носил его | расшифрована.
| зять - жандарм Карл |
| Локкер. | 2. Коповски настаивает | | 2. Агнесса Шефер
в своих показаниях | | отказывается от
на подозрительности | | этих слов,
поведения Шефера. | | создавая алиби
| | мужу. ------------------------------------------------------------------------
"М Е С Т Ь"
С т а р и к Т и б о р К о п о в с к и ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. У самого Коповски | 1. Ненависть к семье | 1. Не хочет ли
алиби нет. | Локкеров - Иллеш с | прикрыться"
| годами притупилась, | Эрнстом Шефером?
| стала вялой. Больной |
| старик думает о своем |
| спокойствии. |
| 2. Чересчур запоздалое |
| проявление мести |
| (мог бы и раньше). | ------------------------------------------------------------------------
На этом Коваль остановился и размашисто написал синим карандашом: "Коповски отпадает".
Дальше снова шли "Старые связи. Монах" - та самая версия, которая теперь больше всего интересовала его. Он чувствовал, что за появлением монаха в городке кроется нечто большее, чем посещение родных мест.
Дмитрий Иванович перенес в схему все, что написал на отдельном листке о монахе, и задумался. Время от времени он отрывался от своих размышлений и снова и снова просматривал схему с заголовком: "Старые связи. Монах".
Монах, монах, монах!.. Увидеть бы его, расспросить. И в самом-то деле, это не просто запутанное дело, а какой-то "Путь к Нириапусу".
Прежде всего следует найти ответы на вопросы, возникшие сегодня: кто такой "брат Симеон", что он делал в городке 26 июня, какие у него были взаимоотношения с семьей Иллеш? Как только найдут этого "брата", Семена Гострюка, он...
А пока что нельзя забывать и о других, не до конца проработанных версиях. Надо думать и над тем, например, можно ли верить Длинному и Клоуну. Какое странное стечение обстоятельств: нагрянули в чужой двор, чтобы войти в дом и ограбить человека, а там, оказывается, уже кто-то грабит. Даже убивает. Невероятно! Не исключено, что Бублейников в чем-то прав, сомневаясь в правдивости показаний Кравцова и Самсонова.
А что делать с господином наследником, с этим Шефером? Почему все-таки и он сам, и его жена скрывают свою ссору в ночь на шестнадцатое июля? Следует еще раз допросить их. Лучше поручить это Вегеру. Местные жители знают капитана давно и, возможно, будут с ним откровеннее.
А перстень? Что если Каталин прятала его где-то в шкафу и он выпал вместе с вышвырнутым бельем?
Может быть, убийца специально искал его? Вряд ли. Кто, кроме Эрнста, мог знать, что у Каталин есть этот перстень?
Коваль встал и, по своему обыкновению, зашагал по комнате, останавливаясь в задумчивости то возле кровати, то у двери, то возвращаясь обратно к столу и постукивая по нему пальцами.
Но вот он склонился над схемой и, стоя, дописал внизу: "ОТПАЛИ". 1. Версия "Убийца - Маркел Казанок". 2..."
Сделал неуверенный шаг от стола, потом снова углубился в схему и большими буквами написал: "Где же орудие убийства? Где нож?!" И, резко подчеркнув эти слова красным карандашом, пробормотал: "Черт побери!"
Еще немного потоптавшись возле стола, вспомнил о свидетеле рабочем, который, идя со второй смены мимо дома вдовы Иллеш, слышал, как кто-то во дворе позвал ее на немецкий лад: "Катарин!" Не ошибся ли этот рабочий? "Катарин" - "Каталин" - разница только в одном звуке. Во всяком случае, на этом пока ничего нельзя базировать. Но и забывать это тоже не следует.
И подполковник вписал в свою схему показания рабочего.
Закончив работу со схемой, Коваль почувствовал, что ему душно в номере даже у раскрытого настежь окна. Только сейчас заметил, что на улице поздний вечер и что на столе горит лампа, которую он машинально включил. Захотелось размяться, походить, подышать воздухом и поразмыслить над тем, что еще не оформилось в конкретную версию, но уже побуждало думать и сопоставлять.
Погасив лампу, закрыв комнату и отдав ключ дежурной, он вышел из гостиницы. С освещенной главной улицы городка подполковник свернул в тихий переулок. Сначала шагал быстро, потом побрел, бесцельно посматривая по сторонам.
Сейчас, в темноте, городок еще больше, чем днем, напоминал Меркуря-Чукулуй. Подумалось о такой приятной неожиданности, как встреча с Антоновым, возвращение в далекую молодость, вспомнилась и теплая апрельская ночь в горах, когда ловили диверсантов.
Коваль добрел до какого-то перекрестка и очутился у входа в парк. Он прошел в глубину аллеи и опустился на скамейку.
Через две скамьи от него сидели влюбленные.
- Ну, пусти, ну, не надо... - кокетливо произнесла девушка, высвобождаясь из объятий парня.
Дмитрий Иванович машинально взглянул в их сторону, но тут же снова окунулся в свои мысли. О Ружене думать ему не хотелось. Не ревнует ли он? Но к кому? С кем она могла бы вот так сидеть на скамейке или прогуливаться по парку? Нет, плохо думать о ней он просто-напросто не имеет права. Если и ревновать ее, то разве только к звездному небу над Киевом, к плеску днепровской волны, к свежему ветру над городом...
Нет, о Ружене потом. Кончится командировка, разоблачен будет убийца вдовы Иллеш, и он вернется домой. Тогда и даст волю своим чувствам, мечтам и надеждам. А пока...
Так почему же все-таки все называют Каталин Иллеш вдовой? Ведь второй ее муж Андор - жив. Вдовой стала она после смерти Карла, а после того, как вышла за Андора, вдовою быть перестала. А вот так уж повелось - вдова и вдова. И даже когда сменила фамилию, осталась для всех вдовой Карла Локкера. Интересно!
Сколько все-таки белых пятен в его схемах! Все еще неизвестно, кого ждала в гости Иллеш. Кто был у нее?
"Кто был у нее? Кто был у нее? Кто был? Кто?" - без конца повторял Коваль и неожиданно подумал: "Может быть, все-таки "брат Симеон"!" От этой мысли напряглись нервы. Неужели это и есть верный путь?
В детстве он с товарищами играл в такую игру: кого-нибудь назначали "шпионом", и когда "разведчик", который выходил из другой комнаты, приближался к "шпиону", все хором кричали "тепло", когда удалялся от него - "холодно", а когда оказывался рядом - "жарко!". И так - пока "разведчик" не угадывал.
Сейчас подполковнику стало "тепло".
В случае, если был монах, то и нож, конечно, не здесь надо искать, а у "брата Симеона". Впрочем, зачем бывшему монаху, столько лет спустя, убивать семью Иллеш?
Темное прошлое у семьи Локкеров-Иллеш... А посылки?! Андор посылал их из Будапешта... А что за люди присылали ей посылки из других городов Венгрии? Кто же мог делать ей такие подарки? И почему? Придется обратиться за помощью к венгерской милиции. Может быть, у нее еще какая-то родня объявится?
Но снова и снова мысленно возвращался он к монаху. Как стрелка компаса - всегда на север!
Подполковник встал, прошел мимо влюбленных, которые уже нашли общий язык и мирно целовались, ничего и никого не замечая вокруг, и свернул в аллею, где тихо и таинственно шелестела листва.
Думать больше не хотелось ни о чем. Голова была тяжелой от усталости и волнений, и это мешало даже любоваться природой. К сожалению, в запутанном деле Иллеш, вопреки оптимизму Бублейникова и Тура, пока все еще гораздо больше вопросов, чем ответов.
"Дело прояснялось, - с горькой иронией вспомнил Коваль строку из Наташкиного детектива. - Стало ясно, что очень..."
VI
После шестнадцатого июля
1
Все, кто занимались расследованием убийства семьи Иллеш, встречались не только на оперативных совещаниях - все время обменивались мнениями, делились новостями. А когда надо было выработать кардинальное решение, собиралась оперативно-следственная группа во главе с Иваном Афанасьевичем Туром и подполковником Ковалем.
Почти через две недели после шестнадцатого июля состоялось совещание узкого круга людей, которые держали в своих руках все нити дела Иллеш и могли быть между собой откровенными до конца: Тур, Коваль, Бублейников, Вегер. На этом совещании шпаги скрестились на версии "Убийцы - Кравцов и Самсонов".
По мнению Тура и майора Бублейникова, все было ясно и понятно. И даже то, то подозреваемые в один голос и почти в тех же выражениях твердили, что, мол, собрались и пошли грабить, но не грабили и не убивали, Тур и Бублейников считали говорящим не в их пользу.
- Сказки! Глупости! - с легким оттенком пренебрежения в голосе восклицал майор Бублейников. - Здесь не может быть двух мнений. И вся эта их околесица, что боялись быть ошибочно привлеченными к ответственности, не стоит выеденного яйца. До чего только не додумаются, чтобы выйти сухими из воды!
Но все карты спутал Коваль.
- А знаете, я мог бы понять их, Кравцова и Самсонова, - сказал он. И мне их объяснения не кажутся неправдоподобными. Особенно, если принять во внимание печальный опыт Кравцова. Разве у него не могло возникнуть сомнение в нашей объективности?
Майор Бублейников знал, что следователь Тур, человек молодой и решительный, разделяет его взгляды, и эта поддержка вдохновляла его.
- Так что же, по-вашему, Дмитрий Иванович, - спросил он Коваля, иронически улыбаясь, - Кравцов сидел не за свои преступления, а из-за ошибок милиции и следствия?
Коваль не ответил.
Тур, который с помощью Бублейникова уже начал официальное следствие по Кравцову и Самсонову, сказал:
- Ну, в нашей милиции иной раз и в самом деле зеленые лошади бегают! Не защищайте уж, Семен Андреевич, честь мундира! - Тур произнес эти слова твердо и для вящей убедительности даже положил ладонь на стол. - Но вы знаете, Дмитрий Иванович, - продолжал он, обращаясь к Ковалю, - Самсонов, этот самый Клоун, не далее как вчера заявил на допросе, что во дворе они с Кравцовым разошлись, и теперь он не уверен, что тот не заходил в дом.
Бублейников поспешил прикрыть глаза, чтобы спрятать торжествующие искорки.
- То есть как это "не уверен"? - удивился Коваль, который уже передал подозреваемых Туру и больше не присутствовал на допросах. - А сколько времени действовали они поодиночке? И что значит - Самсонов "уверен" или "не уверен"? Он-то ведь все равно был рядом.
- Говорит, так испугался, что не понял, что делается возле дома и куда девался Кравцов.
- Все это похоже на выдумки, - заметил Коваль.
- А мы с Иваном Афанасьевичем думаем, что в конце концов Самсонов все расскажет, - сказал Бублейников, делая ударение на слове "мы". - Завтра скажет, что Кравцов был в доме, но не знает, что он там делал. Послезавтра - что Кравцов заставил его пойти на грабеж. А еще через день засвидетельствует, что тот убил всех троих, а он, Самсонов, молчал, потому что Кравцов его запугал. Тогда, на очной ставке, признается и сам Кравцов. И, наверно, расскажет, как Самсонов участвовал в убийстве. Долго ждать не придется, четыре-пять дней максимум. Вы ведь знаете, Дмитрий Иванович, что когда один из участников преступной группы начинает говорить что-нибудь "от себя", то это щель, пользуясь которой можно расшатать и разрушить всю их нехитрую композицию, все их вранье. И мы это сделаем.
- Мне так не кажется, - покачал головой подполковник. - Но не будем терять и этой надежды, помня о необходимости всестороннего расследования и доследования всех возможных обстоятельств и предположений. Кстати, имея в виду именно это, я взял у прокурора санкцию на арест Семена Гострюка.
- Прокурор-то дал, - снисходительно кивнул Тур. - Но я до сих пор не уверен, что стоит терять наше драгоценное время. Меня, правда, удивляет, добавил следователь, - как это вы, Дмитрий Иванович, непримиримый противник строгих мер, все-таки прибегли именно к таковым.
- Надеюсь, что это как раз тот самый третий, которого не хватает. Косвенные улики дают основание так думать. Во всяком случае, скорее всего, этот монах прямо или косвенно причастен к убийству.
Вегер, который сидел не за своим столом, а в углу, не вмешивался в разговор. Он тоже не очень-то верил в этого "брата Симеона", хотя и не разделял уверенности Бублейникова и Тура в причастности к убийству Кравцова и Самсонова. Их он не считал способными на кровавое преступление.
- И меня монах что-то не вдохновляет, - заметил Бублейников, проделав карандашом дырку в сложенном вчетверо листке бумаги. - Какое он может иметь отношение к этим босякам - Длинному и Клоуну? Никакого. Здесь третьим может оказаться Кукушка - Самсонов уже начал "раскалываться" по этому поводу. Видите, - он неожиданно бросил сердитый взгляд на капитана Вегера, - у вас целая банда под носом ходила, а вы и не знали. А поп - он не из нашей оперы!
- Третий не обязательно должен быть из их компании. Они могли даже друг друга и не знать.
- Значит, вы, Дмитрий Иванович, склоняетесь к мысли, что Длинный и Клоун правду говорят? - едва не рассмеялся майор. - Что в доме уже был кто-то еще и этот кто-то - убийца?
- Не будем загадывать наперед, - сказал Коваль. - Подождем бывшего монаха. Вернемся к этому разговору после беседы с ним. Надеюсь, тогда кое-что прояснится.
"Прояснится... Прояснится..." - эхом повторилось в его сознании, и снова вспомнились фразы из Наташкиной пародии: "Дело прояснялось. Стало ясно, что очень..."
Дмитрий Иванович не любил общих рассуждений, но что можно было поделать, если в этом запутанном деле он до сих пор не мог сказать своего определенного слова.
Он составил план ближайших действий, но обсуждать его на совещании было слишком рано.
Подполковник решил:
во-первых, найти "брата Симеона" и разобраться с ним;
во-вторых, еще раз допросить Эрнста Шефера, выяснив наконец все, что связано с перстнем;
в-третьих, продолжить поиски орудий убийства, ножа, возможно, того, который остался у Каталин от ее второго мужа - мясника Андора Иллеша;
Свежие данные частично зачеркивали уже проделанную работу, выдвигали новые вопросы. И, естественно, не было никакой гарантии, что при изучении всех этих сведений появится и та ниточка, которая тянется из клубка. Но надежда появилась снова.
Закрывшись в номере, подполковник решил как следует поработать. Первые его схемы устарели, и нужны были новые.
Начал он не с версии "Ограбление", как прежде, а со "Старых связей". Розыски в этом направлении неожиданно увенчались успехом. Нашли местного старожила, какого-то Ховаша. Он заявил, что приблизительно недели за три до убийства, кажется двадцать шестого или двадцать седьмого июня, видел в городке у вокзала монаха. Ховаш знал этого монаха в лицо. Звали его брат Симеон. Со времени освобождения в городке он не появлялся.
Монах был в обыкновенном коричневом костюме. Но редкие седые волосы были у брата Симеона такие же длинные, как и в дни его молодости, во время пребывания в монастыре.
Увидев "брата Симеона", Ховаш несколько раз продефилировал мимо него, чтобы убедиться, не ошибся ли. Потом проследовал за бывшим монахом в здание вокзала, видел, как тот выпил в буфете стакан чая и как затем вышел на перрон. Больше околачиваться на вокзале Ховаш не мог - торопился домой. Да и, собственно, какое ему было дело до бывшего монаха, хотелось только удовлетворить любопытство. И только когда произошло убийство, Ховаш вспомнил, что брат Симеон был когда-то приятелем первого мужа Каталин Иллеш, и сообщил об этой встрече в милицию.
Подполковник Коваль уже выяснил, что в то время, когда Ховаш видел монаха на вокзале, должен был отойти поезд на Киев.
Кто он, этот бывший монах? Действительно ли тот, с которым дружил жандарм Карл Локкер? К кому он приезжал? Может быть, к Каталин?
У подполковника Коваля были основания думать именно так.
Из архивных документов о жандармских участках в ближайших селах и о полицейской дирекции в городке Дмитрий Иванович знал, что Карл Локкер имел дела с местными монахами, активно поддерживавшими и хортистов, и немецко-фашистскую власть в Закарпатье.
Ховаш, который жил в то время недалеко от Локкеров, рассказал, что монах был частым гостем у них в доме. Увидев его много лет спустя и едва узнав, Ховаш очень удивился, так как считал, что монах погиб в конце войны.
Сведения эти были очень важны. Мысли Коваля снова возвращались к отметенной всеми, кроме Вегера и Коваля, версии, которую называли по-разному - и "Месть", и "Старые связи". Подполковник любил говорить в таких случаях, что всегда находит в голове место не только для общего приговора, но и для частных определений, касающихся обстоятельств, которые способствовали совершению преступления.
Коваль снова вызвал брата Каталин.
Эрнст Шефер подтвердил, что Карл Локкер имел какие-то дела с монастырем, особенно с монахом по имени Симеон. В конце войны этот монах куда-то исчез. Больше ничего от Шефера подполковник не добился - тот заверял, что не интересовался связями своего шурина, потому что всячески избегал "страшного Карла".
Дмитрий Иванович уже ознакомился с архивами монастыря, выяснил, что настоящее имя и фамилия брата Симеона - Семен Гострюк, и распорядился объявить розыск.
Он составил новую схему под названием "Монах":
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Старожил Ховаш | 1. Нет ни прямых, | 1. К кому приезжал монах
утверждает, что видел | ни косвенных | 26 июня? Не к Иллеш
монаха 26 июня и узнал | доказательств. | ли?
его. | | 2. Во время войны монах | | 2. Не приезжал ли он
брат Симеон помогал | | вторично в ночь
оккупантам - венгерским | | убийства с 15 на 16
и немецким фашистам. | | июля? 3. Был связан с первым | | 3. Не его ли ждала в
мужем Каталин - | | гости Иллеш?
Карлом Локкером. | | 4. В конце войны исчез! | | 4. Какое может иметь
До 26 июня этого года | | отношение монах к
его здесь не видели. | | найденному перстню? 5. Приехал инкогнито. | | 5. Не ошибся ли Ховаш?
| | Действительно ли это
| | монах брат Симеон?
| | Если нет - кто он?
| | 6. Родственники первого
| | мужа, проживающие в
| | Венгрии, не посылали
| | Каталин Иллеш посылок
| | От кого же, кроме
| | Андора, получала
| | она посылки? ------------------------------------------------------------------------
Еще не дописав последний вопрос, подполковник уже недовольно сжал губы. Что-то не нравилось ему в этой схеме. Откинувшись на стуле, немного прищурив глаз, словно прицеливаясь, он перечитал все сначала.
Пятый вопрос: "Не ошибся ли Ховаш? Действительно ли это монах брат Симеон? Если нет - кто он?" Почему он пятый? С него и надо начинать! А отсюда и все остальные вопросы или приобретут вес, или, если Ховаш ошибся, отпадут.
И подполковник Коваль вместо цифры "5" поставил перед этим вопросом единицу, обвел его синим карандашом и с помощью стрелки переместил его вверх, соответственно перенумеровав остальные.
Но и это не удовлетворило его.
Что из того, что приезжал какой-то бывший монах, который общался с первым мужем Каталин? Здесь полгородка в той или иной мере "общались" с тержерместером Карлом Локкером, некоторые как его приятели, большинство как жертвы.
Чем отличается от всех этот бывший монах? Круг снова замкнулся. А может, стоит вернуться к старой схеме?
Задумавшись, подполковник не услышал тихого стука в дверь. Опомнился только, когда вовсю загрохотали. Дмитрий Иванович понял, что это Наташа, которая пришла, как всегда, не вовремя. Он открыл дверь и вернулся к столу, проворчав: "Не мешай".
- Ну и надымил! Надо проветрить, - сказала Наташа, оставив дверь открытой.
Ветер ворвался в комнату, зашелестели на столе Коваля его бумаги, и он торопливо накрыл их ладонями.
- Закрой дверь!
- Как ты сидишь в таком дыму? Голова одна только видна.
И верно: клубы дыма, пронизанные солнцем, окутывали Коваля, словно облака горную вершину.
Подполковник тяжело вздохнул: ну уж теперь не даст поработать! Надо было оставаться в милиции.
Хотя в служебном кабинете ему не так думалось, как в гостинице, ежеминутно мог кто-нибудь заглянуть, войти, и шаги гулко доносились из коридора, и телефон все время отрывал от дела.
В Киеве работалось ему лучше всего в собственном садике, на свежем воздухе. В гостинице, конечно, не то, что дома, но все-таки более спокойно, чем среди хмурых стен уже обветшавшего здания милиции.
- Дик! - неожиданно воскликнула Наташа. - Смотри: драка! Иди сюда! Оторвись на минутку. Веселая какая драчка! - Наташа стояла у настежь раскрытого окна и казалась розовой в вечерних лучах солнца. - Она за ним бежит и кричит. Он остановится, обернется, ударит ее и дальше идет. А она опять его догоняет и опять что-то кричит. Вот дурочка - он ведь так ее изобьет. И где только твоя милиция ходит? Да иди же скорее! Это, кажется, цыгане.
Коваль поставил на бумаги тяжелую пепельницу и с недовольным выражением на лице подошел к окну.
По скверу с легким чемоданчиком в руке шла хорошо знакомая ему личность - освобожденный из камеры предварительного заключения Маркел Казанок. По всей вероятности, шествовал он на автобусную станцию или на вокзал. Его догоняла растрепанная и крайне возбужденная буфетчица Роза Гей, весь вид которой свидетельствовал о непримиримости. Шелковый ее платок сбился на спину.
Коваль все понял и поморщился. Ничего иного, кроме неприятного ощущения, напоминающего оскомину, Казанок у него не вызывал.
Догоняя неверного любовника, Роза забегала ему наперерез, разъяренно размахивая маленькими кулачками, беспрерывно что-то выкрикивала на своем языке и подпрыгивала, словно пытаясь укусить Маркела за нос. Здоровенный Казанок протестовал против ее выпадов как-то лениво и пренебрежительно: он сталкивал ее с дороги, отмахивался от нее, как от назойливой мухи, и молча, не оправдываясь, шел дальше.
Выкрики Розы долетали до окон гостиницы немного приглушенными расстоянием и высокими деревьями. Время от времени среди потока цыганских слов слышалось "подлец", "деньги" или еще что-нибудь в этом роде.
Повсюду останавливались любопытные прохожие, кое-кто из них шел следом за цыганской парой, и толпа зевак росла.
Вдруг Казанок оттолкнул Розу, пригнул голову и побежал, словно измученный пикадорами бык. Роскошные лакированные туфли его ослепительно замелькали на солнце.
- Смотри, убегает! Такой здоровенный!
- А-а-а! - завопила Роза и бросилась за ним.
Мальчишки помчались следом. К ним присоединился откуда-то появившийся милиционер. И вся эта длинная процессия за несколько секунд скрылась за деревьями.
Коваль только головой покачал:
- Так ему, Казанку, и надо!
- Ты его знаешь? - поинтересовалась Наташа.
- Он у нас по делу проходил.
- Ой, расскажи! Дик, расскажи! - загорелась Наташа.
- Это пока еще не для рассказов, - строго заметил подполковник. - И вообще дай мне спокойно поработать. Какие у тебя планы на сегодня?
- А никаких! - фыркнула Наташа. - Но если родной отец из дома гонит, то я, конечно, уйду.
- Ну, не дуйся, - уже мягче сказал подполковник. - Понимаешь, нужно немножко подумать, сосредоточиться. А ты вот пришла, подняла кутерьму... он подошел к Наташе и привычным жестом взъерошил ее мальчишескую прическу.
- Послушай, Дик, - серьезно сказала девушка. - Уж не сердишься ли ты на меня? - Она заглянула отцу в глаза. - Может быть, за тот опус о Нириапусе?
Как-то так получилось, что раньше они не касались этой темы.
- Но это ведь была шутка, Дик! Ты сам говорил, что человек, который не понимает шуток...
- Нет, нет, - перебил ее Коваль. - И не думай. В нем даже что-то интересное есть, в этом опусе. Я думаю, если умеешь подмечать смешное, значит, можешь и серьезно отнестись к делу. И вообще написано не бездарно.
- Я не одна писала. Вместе с друзьями. Это наше коллективное произведение.
- А не хочешь ли ты сама стать детективом?
Наташа засмеялась и отрицательно закачала головой, замахала руками.
- Меня, между прочим, Капитолина Сергеевна в кино сегодня приглашала, - вспомнила она. - И тебя - тоже.
- Вот и прекрасно, - обрадовался Коваль. - Иди с ними и извинись за меня, скажи: занят по самые уши... Там, кажется, и сын их, студент, на каникулы приехал, - добавил он лукаво.
Наташа сперва сердито взглянула на отца, потом улыбнулась и плотно закрыла за собой дверь.
Подполковник вернулся к столу. Отпер ящик и достал первую свою схему, испещренную многочисленными исправлениями и разноцветными пометками.
Расчертил и заполнил чистый лист.
"О Г Р А Б Л Е Н И Е"
Д л и н н ы й и К л о у н ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Будучи доставлены | 1. Отрицают свое участие | 1. Правдивость
из Тюменской | в убийстве. | показаний Клоуна
области признались, | | и Длинного.
что в ночь с 15 на | |
16 июля были во | |
дворе Иллеш, к | |
которой пришли, | |
чтобы ограбить ее. | |
| 2. Оба твердят, что | 2. Знают ли они
| слышали в доме | что-нибудь о
| предсмертный хрип, | перстне?
| побоялись войти и |
| убежали. |
| | 3. Где их ножи? ------------------------------------------------------------------------
"Н А С Л Е Д С Т В О"
Э р н с т Ш е ф е р и е г о ж е н а А г н е с с а ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Нет алиби. | 1. Старик Коповски | 1. Фраза жены Шефера
| опознал перстень. | Агнессы: "Ты этого
| Видел его на руке | не сделаешь,
| отца Каталин. | Эрнст! Ты
| Перстень фамильный, | пожалеешь меня и
| унаследован по | детей!" - до сих
| старшенству Эрнстом | пор не
| Шефером, а носил его | расшифрована.
| зять - жандарм Карл |
| Локкер. | 2. Коповски настаивает | | 2. Агнесса Шефер
в своих показаниях | | отказывается от
на подозрительности | | этих слов,
поведения Шефера. | | создавая алиби
| | мужу. ------------------------------------------------------------------------
"М Е С Т Ь"
С т а р и к Т и б о р К о п о в с к и ------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. У самого Коповски | 1. Ненависть к семье | 1. Не хочет ли
алиби нет. | Локкеров - Иллеш с | прикрыться"
| годами притупилась, | Эрнстом Шефером?
| стала вялой. Больной |
| старик думает о своем |
| спокойствии. |
| 2. Чересчур запоздалое |
| проявление мести |
| (мог бы и раньше). | ------------------------------------------------------------------------
На этом Коваль остановился и размашисто написал синим карандашом: "Коповски отпадает".
Дальше снова шли "Старые связи. Монах" - та самая версия, которая теперь больше всего интересовала его. Он чувствовал, что за появлением монаха в городке кроется нечто большее, чем посещение родных мест.
Дмитрий Иванович перенес в схему все, что написал на отдельном листке о монахе, и задумался. Время от времени он отрывался от своих размышлений и снова и снова просматривал схему с заголовком: "Старые связи. Монах".
Монах, монах, монах!.. Увидеть бы его, расспросить. И в самом-то деле, это не просто запутанное дело, а какой-то "Путь к Нириапусу".
Прежде всего следует найти ответы на вопросы, возникшие сегодня: кто такой "брат Симеон", что он делал в городке 26 июня, какие у него были взаимоотношения с семьей Иллеш? Как только найдут этого "брата", Семена Гострюка, он...
А пока что нельзя забывать и о других, не до конца проработанных версиях. Надо думать и над тем, например, можно ли верить Длинному и Клоуну. Какое странное стечение обстоятельств: нагрянули в чужой двор, чтобы войти в дом и ограбить человека, а там, оказывается, уже кто-то грабит. Даже убивает. Невероятно! Не исключено, что Бублейников в чем-то прав, сомневаясь в правдивости показаний Кравцова и Самсонова.
А что делать с господином наследником, с этим Шефером? Почему все-таки и он сам, и его жена скрывают свою ссору в ночь на шестнадцатое июля? Следует еще раз допросить их. Лучше поручить это Вегеру. Местные жители знают капитана давно и, возможно, будут с ним откровеннее.
А перстень? Что если Каталин прятала его где-то в шкафу и он выпал вместе с вышвырнутым бельем?
Может быть, убийца специально искал его? Вряд ли. Кто, кроме Эрнста, мог знать, что у Каталин есть этот перстень?
Коваль встал и, по своему обыкновению, зашагал по комнате, останавливаясь в задумчивости то возле кровати, то у двери, то возвращаясь обратно к столу и постукивая по нему пальцами.
Но вот он склонился над схемой и, стоя, дописал внизу: "ОТПАЛИ". 1. Версия "Убийца - Маркел Казанок". 2..."
Сделал неуверенный шаг от стола, потом снова углубился в схему и большими буквами написал: "Где же орудие убийства? Где нож?!" И, резко подчеркнув эти слова красным карандашом, пробормотал: "Черт побери!"
Еще немного потоптавшись возле стола, вспомнил о свидетеле рабочем, который, идя со второй смены мимо дома вдовы Иллеш, слышал, как кто-то во дворе позвал ее на немецкий лад: "Катарин!" Не ошибся ли этот рабочий? "Катарин" - "Каталин" - разница только в одном звуке. Во всяком случае, на этом пока ничего нельзя базировать. Но и забывать это тоже не следует.
И подполковник вписал в свою схему показания рабочего.
Закончив работу со схемой, Коваль почувствовал, что ему душно в номере даже у раскрытого настежь окна. Только сейчас заметил, что на улице поздний вечер и что на столе горит лампа, которую он машинально включил. Захотелось размяться, походить, подышать воздухом и поразмыслить над тем, что еще не оформилось в конкретную версию, но уже побуждало думать и сопоставлять.
Погасив лампу, закрыв комнату и отдав ключ дежурной, он вышел из гостиницы. С освещенной главной улицы городка подполковник свернул в тихий переулок. Сначала шагал быстро, потом побрел, бесцельно посматривая по сторонам.
Сейчас, в темноте, городок еще больше, чем днем, напоминал Меркуря-Чукулуй. Подумалось о такой приятной неожиданности, как встреча с Антоновым, возвращение в далекую молодость, вспомнилась и теплая апрельская ночь в горах, когда ловили диверсантов.
Коваль добрел до какого-то перекрестка и очутился у входа в парк. Он прошел в глубину аллеи и опустился на скамейку.
Через две скамьи от него сидели влюбленные.
- Ну, пусти, ну, не надо... - кокетливо произнесла девушка, высвобождаясь из объятий парня.
Дмитрий Иванович машинально взглянул в их сторону, но тут же снова окунулся в свои мысли. О Ружене думать ему не хотелось. Не ревнует ли он? Но к кому? С кем она могла бы вот так сидеть на скамейке или прогуливаться по парку? Нет, плохо думать о ней он просто-напросто не имеет права. Если и ревновать ее, то разве только к звездному небу над Киевом, к плеску днепровской волны, к свежему ветру над городом...
Нет, о Ружене потом. Кончится командировка, разоблачен будет убийца вдовы Иллеш, и он вернется домой. Тогда и даст волю своим чувствам, мечтам и надеждам. А пока...
Так почему же все-таки все называют Каталин Иллеш вдовой? Ведь второй ее муж Андор - жив. Вдовой стала она после смерти Карла, а после того, как вышла за Андора, вдовою быть перестала. А вот так уж повелось - вдова и вдова. И даже когда сменила фамилию, осталась для всех вдовой Карла Локкера. Интересно!
Сколько все-таки белых пятен в его схемах! Все еще неизвестно, кого ждала в гости Иллеш. Кто был у нее?
"Кто был у нее? Кто был у нее? Кто был? Кто?" - без конца повторял Коваль и неожиданно подумал: "Может быть, все-таки "брат Симеон"!" От этой мысли напряглись нервы. Неужели это и есть верный путь?
В детстве он с товарищами играл в такую игру: кого-нибудь назначали "шпионом", и когда "разведчик", который выходил из другой комнаты, приближался к "шпиону", все хором кричали "тепло", когда удалялся от него - "холодно", а когда оказывался рядом - "жарко!". И так - пока "разведчик" не угадывал.
Сейчас подполковнику стало "тепло".
В случае, если был монах, то и нож, конечно, не здесь надо искать, а у "брата Симеона". Впрочем, зачем бывшему монаху, столько лет спустя, убивать семью Иллеш?
Темное прошлое у семьи Локкеров-Иллеш... А посылки?! Андор посылал их из Будапешта... А что за люди присылали ей посылки из других городов Венгрии? Кто же мог делать ей такие подарки? И почему? Придется обратиться за помощью к венгерской милиции. Может быть, у нее еще какая-то родня объявится?
Но снова и снова мысленно возвращался он к монаху. Как стрелка компаса - всегда на север!
Подполковник встал, прошел мимо влюбленных, которые уже нашли общий язык и мирно целовались, ничего и никого не замечая вокруг, и свернул в аллею, где тихо и таинственно шелестела листва.
Думать больше не хотелось ни о чем. Голова была тяжелой от усталости и волнений, и это мешало даже любоваться природой. К сожалению, в запутанном деле Иллеш, вопреки оптимизму Бублейникова и Тура, пока все еще гораздо больше вопросов, чем ответов.
"Дело прояснялось, - с горькой иронией вспомнил Коваль строку из Наташкиного детектива. - Стало ясно, что очень..."
VI
После шестнадцатого июля
1
Все, кто занимались расследованием убийства семьи Иллеш, встречались не только на оперативных совещаниях - все время обменивались мнениями, делились новостями. А когда надо было выработать кардинальное решение, собиралась оперативно-следственная группа во главе с Иваном Афанасьевичем Туром и подполковником Ковалем.
Почти через две недели после шестнадцатого июля состоялось совещание узкого круга людей, которые держали в своих руках все нити дела Иллеш и могли быть между собой откровенными до конца: Тур, Коваль, Бублейников, Вегер. На этом совещании шпаги скрестились на версии "Убийцы - Кравцов и Самсонов".
По мнению Тура и майора Бублейникова, все было ясно и понятно. И даже то, то подозреваемые в один голос и почти в тех же выражениях твердили, что, мол, собрались и пошли грабить, но не грабили и не убивали, Тур и Бублейников считали говорящим не в их пользу.
- Сказки! Глупости! - с легким оттенком пренебрежения в голосе восклицал майор Бублейников. - Здесь не может быть двух мнений. И вся эта их околесица, что боялись быть ошибочно привлеченными к ответственности, не стоит выеденного яйца. До чего только не додумаются, чтобы выйти сухими из воды!
Но все карты спутал Коваль.
- А знаете, я мог бы понять их, Кравцова и Самсонова, - сказал он. И мне их объяснения не кажутся неправдоподобными. Особенно, если принять во внимание печальный опыт Кравцова. Разве у него не могло возникнуть сомнение в нашей объективности?
Майор Бублейников знал, что следователь Тур, человек молодой и решительный, разделяет его взгляды, и эта поддержка вдохновляла его.
- Так что же, по-вашему, Дмитрий Иванович, - спросил он Коваля, иронически улыбаясь, - Кравцов сидел не за свои преступления, а из-за ошибок милиции и следствия?
Коваль не ответил.
Тур, который с помощью Бублейникова уже начал официальное следствие по Кравцову и Самсонову, сказал:
- Ну, в нашей милиции иной раз и в самом деле зеленые лошади бегают! Не защищайте уж, Семен Андреевич, честь мундира! - Тур произнес эти слова твердо и для вящей убедительности даже положил ладонь на стол. - Но вы знаете, Дмитрий Иванович, - продолжал он, обращаясь к Ковалю, - Самсонов, этот самый Клоун, не далее как вчера заявил на допросе, что во дворе они с Кравцовым разошлись, и теперь он не уверен, что тот не заходил в дом.
Бублейников поспешил прикрыть глаза, чтобы спрятать торжествующие искорки.
- То есть как это "не уверен"? - удивился Коваль, который уже передал подозреваемых Туру и больше не присутствовал на допросах. - А сколько времени действовали они поодиночке? И что значит - Самсонов "уверен" или "не уверен"? Он-то ведь все равно был рядом.
- Говорит, так испугался, что не понял, что делается возле дома и куда девался Кравцов.
- Все это похоже на выдумки, - заметил Коваль.
- А мы с Иваном Афанасьевичем думаем, что в конце концов Самсонов все расскажет, - сказал Бублейников, делая ударение на слове "мы". - Завтра скажет, что Кравцов был в доме, но не знает, что он там делал. Послезавтра - что Кравцов заставил его пойти на грабеж. А еще через день засвидетельствует, что тот убил всех троих, а он, Самсонов, молчал, потому что Кравцов его запугал. Тогда, на очной ставке, признается и сам Кравцов. И, наверно, расскажет, как Самсонов участвовал в убийстве. Долго ждать не придется, четыре-пять дней максимум. Вы ведь знаете, Дмитрий Иванович, что когда один из участников преступной группы начинает говорить что-нибудь "от себя", то это щель, пользуясь которой можно расшатать и разрушить всю их нехитрую композицию, все их вранье. И мы это сделаем.
- Мне так не кажется, - покачал головой подполковник. - Но не будем терять и этой надежды, помня о необходимости всестороннего расследования и доследования всех возможных обстоятельств и предположений. Кстати, имея в виду именно это, я взял у прокурора санкцию на арест Семена Гострюка.
- Прокурор-то дал, - снисходительно кивнул Тур. - Но я до сих пор не уверен, что стоит терять наше драгоценное время. Меня, правда, удивляет, добавил следователь, - как это вы, Дмитрий Иванович, непримиримый противник строгих мер, все-таки прибегли именно к таковым.
- Надеюсь, что это как раз тот самый третий, которого не хватает. Косвенные улики дают основание так думать. Во всяком случае, скорее всего, этот монах прямо или косвенно причастен к убийству.
Вегер, который сидел не за своим столом, а в углу, не вмешивался в разговор. Он тоже не очень-то верил в этого "брата Симеона", хотя и не разделял уверенности Бублейникова и Тура в причастности к убийству Кравцова и Самсонова. Их он не считал способными на кровавое преступление.
- И меня монах что-то не вдохновляет, - заметил Бублейников, проделав карандашом дырку в сложенном вчетверо листке бумаги. - Какое он может иметь отношение к этим босякам - Длинному и Клоуну? Никакого. Здесь третьим может оказаться Кукушка - Самсонов уже начал "раскалываться" по этому поводу. Видите, - он неожиданно бросил сердитый взгляд на капитана Вегера, - у вас целая банда под носом ходила, а вы и не знали. А поп - он не из нашей оперы!
- Третий не обязательно должен быть из их компании. Они могли даже друг друга и не знать.
- Значит, вы, Дмитрий Иванович, склоняетесь к мысли, что Длинный и Клоун правду говорят? - едва не рассмеялся майор. - Что в доме уже был кто-то еще и этот кто-то - убийца?
- Не будем загадывать наперед, - сказал Коваль. - Подождем бывшего монаха. Вернемся к этому разговору после беседы с ним. Надеюсь, тогда кое-что прояснится.
"Прояснится... Прояснится..." - эхом повторилось в его сознании, и снова вспомнились фразы из Наташкиной пародии: "Дело прояснялось. Стало ясно, что очень..."
Дмитрий Иванович не любил общих рассуждений, но что можно было поделать, если в этом запутанном деле он до сих пор не мог сказать своего определенного слова.
Он составил план ближайших действий, но обсуждать его на совещании было слишком рано.
Подполковник решил:
во-первых, найти "брата Симеона" и разобраться с ним;
во-вторых, еще раз допросить Эрнста Шефера, выяснив наконец все, что связано с перстнем;
в-третьих, продолжить поиски орудий убийства, ножа, возможно, того, который остался у Каталин от ее второго мужа - мясника Андора Иллеша;