Страница:
- Что ж, Василий Иванович, объявим розыск? Всесоюзный. Как думаете?
- Так же, как вы. Овчинка выделки стоит.
- Хорошо. Только надо с товарищами посоветоваться. Давайте решим это завтра утром на оперативном совещании. А перед совещанием обсудим вдвоем то новенькое, что, возможно, появится за ночь. Я буду в милиции к семи.
Они попрощались, и Коваль вернулся к столу. Прочитав на листке написанное им слово "Ограбление", он вывел чуть ниже: "Кравцов и Самсонов". Потом зачеркнул и написал: "Длинный и Клоун". Он обозначил именно клички, а не фамилии, потому что они точнее характеризовали этих людей, а кроме того, своей экзотичностью пробуждали фантазию и давали возможность легче представить себе противника.
И, чего греха таить, так было просто-напросто интереснее. А это тоже имело значение для солидного, седого подполковника Коваля, человека целеустремленного и строгого, но в душе оставшегося (в этом он и себе самому никогда не признался бы) юнцом, влюбленным в тайны и приключения. Несмотря на то, что они усложняли его жизнь. Это помогало ему искренне считать свою бесконечно сложную и трудную работу любимым делом, которое не только притягивает как магнит, но и гипнотизирует.
Коваль поудобнее устроился в кресле и с головою ушел в свою схему.
Шло время. Постепенно лист бумаги покрывался черными и цветными пометками и надписями, жирными вопросительными и восклицательными знаками, рамками и стрелками.
Наконец определились колонки. И получилось так:
О Г Р А Б Л Е Н И Е
Д л и н н ы й и К л о у н
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Через забор перелезли двое. | 1. Нет прямых | 1. Кому принадлежат
| доказательств. | китайские кеды? 2. Неожиданный отъезд в день | | 2. 44-й размер
после убийства (показание | | резиновых сапог
кассира; два билета до | | (следы). Сапоги
Киева; показания хозяйки | | Длинного?
квартиры). | | 3. Две судимости Длинного. | | 4. Неизвестный источник | |
существования (Длинный и | |
Клоун - одна компания). | |
Клоун - пьянчужка. | | ------------------------------------------------------------------------
В этой не до конца заполненной схеме все, что было против Кравцова и его приятеля, вписывалось в колонку со знаком "-", все, что было за них, против их участия в ограблении и убийстве семьи Иллеш, фиксировалось в колонке со знаком "+". А то, что вызывало сомнение, требовало проверки или уточнения, отмечалось вопросительным знаком. Восклицательные знаки в окончательном, чистовом варианте Коваль убрал.
В тот момент, когда Дмитрий Иванович заполнял последнюю графу, снова позвонил капитан Вегер и сообщил, что найдены свидетели. Парень и девушка, стоявшие той ночью на углу Староминаевской и Безымянного переулка, заявили, что видели каких-то людей в конце улицы около часа ночи. Одного высокого, другого - значительно ниже ростом.
- В показаниях есть расхождения, - сказал капитан. - Девушка видела двоих, а парень уверяет, что мимо них в конец Староминаевской прошмыгнул один прохожий. Девушка объясняет это тем, что ее спутник стоял спиной к улице и обернулся, когда один из прохожих исчез. Объяснение это представляется логичным, хотя и не совсем доскональным. - После разговора с капитаном Коваль дополнил свою схему, записав эти сведения в колонку со знаком "минус".
"Ну, вот и все, - решил он, - пока в этот столбец писать больше нечего..."
Он задумался. Как хорошо было бы узнать, где они сейчас - Длинный и Клоун. Что делают? Не тешат ли себя мыслью, что все сойдет им безнаказанно? Не готовят ли новое преступление, новое убийство? Куда лежит их путь, с чьим путем он пересечется на горе ничего не подозревающего человека? И подполковник Коваль вспомнил слова Ленина о том, что главное в борьбе с преступностью - это не суровость наказания, а неотвратимость его, неизбежность. Сознание этого и есть высшая форма профилактики, самый гуманный метод искоренения правонарушений. Понимая неизбежность разоблачения и наказания, Длинный и Клоун не подняли бы руку на свои жертвы. Их все время не оставляла надежда - пусть самая мизерная! - что они смогут правосудия избежать. Но...
Коваль оборвал свои размышления. У него не было права думать об этих Кравцове и Самсонове как об убийцах! Пока есть у него только подозрения. Не более того. Эта версия рассыпается, как карточный домик, если, например, Длинный и Клоун в ту ночь пьянствовали где-то в соседнем селе. А их отъезд? Они могли уехать по тысяче других причин. Интуитивно Коваль догадывался, что Длинный и Клоун причастны к трагедии на Староминаевской. Но от интуиции до доказательства выложен путь острыми камнями сомнений!
По версии "Ограбление" - все. Совсем не разработанной остается версия "Наследство". Единственные наследники - Шеферы, брат Каталин Иллеш - Эрнст Шефер и его жена Агнесса.
Агнесса уверяет, что муж ее в ночь на шестнадцатое июля был дома. Старый Коповски утверждает противоположное. Стало быть, алиби у брата Каталин шаткое. А Коповски? Судя по тому, что он сам рассказал, у него свой неоплаченный счет к Карлу Локкеру, а после казни тержерместера партизанами - к его семье. И алиби у Коповски тоже нет. Не оговаривает ли он соседа, чтобы отвести подозрение от себя? Мол, был ночью дома, видел, как Шефер бежал со двора. Но неужели Коповски выдумал эту фразу Агнессы Шефер: "Ты этого не сделаешь, Эрнст! Ты пожалеешь меня и детей".
Старик сказал, что ночной скандал в доме Шефер разразился из-за какой-то женщины. Из-за какой именно, он не понял. А не вдова ли Иллеш стала яблоком раздора между супругами? Ведь Шеферы не скрывали своего плохого отношения к родственнице, вызванного тем, что Каталин обделила их, заграбастав все отцовское наследство. Эрнст, как известно, не раз говорил при людях: "Сволочь, убить ее мало!"
А старик Коповски? Вообще появление этого Коповски выглядит очень странно. Что было целью его появления? Насолить соседу? Но ведь к самому-то Эрнсту Шеферу нет у него претензий. С какой же стати будет он ломать его алиби? Может быть, старик просто-напросто хотел помочь милиции? Многие ведь бескорыстно помогают бороться с преступностью. Но это ведь люди сознательные, ставящие общественные интересы выше личных. А Коповски? Таков ли он?
Романюк и Вегер говорили, что старожилы, перенесшие и чешскую, и венгерскую оккупацию, как правило, отличаются замкнутостью и по собственной инициативе в милицию не пойдут. Даже если их ограбят. Почему же пришел Коповски? У него более чем достаточно причин ненавидеть семью бывшего тержерместера. То, что болтливый старик рассказал сегодня о Шефере, о первом муже Каталин Иллеш - жандарме Карле Локкере, бросает тень и на него самого. Коповски не подумал об этом, разболтался, вспоминая молодость, как это часто случается с престарелыми людьми.
А может ли быть, что убийство Каталин Иллеш - это месть? Пусть запоздалая, но все-таки месть? Теоретически - да, практически маловероятно. Да и кто мог ей мстить? Жертвы ее первого мужа, начальника жандармского участка, - по большей части рабочие городка, жители окрестных сел, интеллигенты. Вряд ли кто-нибудь из них способен на такое зверство. Но учесть надо и эту, пусть слабую, версию. Продумать. Продумать и взвесить все "про" и "контра". Хотя бы для того, чтобы потом отбросить.
Итак, есть еще две версии: "Наследство" и "Месть". Стоит покопаться в старых связях обоих мужей Каталин! Установить, с кем из местных жителей были у вдовы Иллеш какие-либо контакты в последние годы. Голова кругом идет - столько работы!
А почему Каталин называют вдовой? И он тоже вместе со всеми. Ведь после смерти Карла Локкера она снова вышла замуж, и второй ее муж Андор Иллиш, фамилию которого она носит, - жив. Странно. Очень странно.
Взяв чистый лист бумаги, подполковник Коваль написал сверху красным карандашом: "Месть". И задумался, вспоминая рассказ Тибора Коповски.
Старик сказал, что давным-давно знает семью первого мужа Каталин. Отец Карла, Йоганн Локкер, принимал участие в первой мировой войне в составе австро-венгерской армии, где заслужил две серебряные медали большую и малую. За это в Венгрии полагалось звание "витязя" и земельный надел. Но после первой мировой войны Закарпатье было оккупировано буржуазной Чехией, и чешское правительство за заслуги перед Австро-Венгрией могло наградить только резиновой жандармской дубинкой. Поэтому мясник Локкер, омадьярившийся немец, и его сын Карл ненавидели чехов и стали активистами венгерской националистической партии.
"Я тоже имел свою мясную лавку, - рассказывал Коповски, - точнее, небольшой ларек. Иногда покупал мясо у Локкеров. В тридцать третьем году получил патент на настоящую лавку. Ездил по базарам, приценивался к скоту, часто видел там Карла, который занимался скупкой скота, особенно дойных коров и беконных свиней. Он платил дороже, чем разрешалось, и всегда перехватывал самое лучшее".
У Коповски блестят глаза. Воспоминания словно сделали его моложе. Все сильнее пылают высохшие щеки. Но вот он помрачнел. Кажется, осенило его не очень-то приятное воспоминание.
"В тридцать седьмом году этот наглый парень сказал своему приятелю Эрнсту Шеферу, тоже торговавшему скотом, что не успокоится, пока не соблазнит или не возьмет силой мою жену Розалию. Она была очень хороша собой, - вздыхает Коповски, и глаза его влажнеют. - Правда, и я тоже не был в то время таким старьем!" - снова вздыхает он и выпячивает грудь.
Коваль не перебивал его, хотя казалось, что рассказ не имеет прямого отношения к алиби Шефера.
"На этой почве мы поссорились. Когда встречались на базаре или на улице, Карл каждый раз грозил зарезать меня.
Седьмого мая тридцать восьмого года ко мне в лавку пришел Эрнст Шефер и сказал: Карл, выпивая с ним в ресторане "Звездочка", передал, что гроб для меня готов и сегодня же он меня убьет. Я спросил, есть ли у Локкера пистолет, но этого Шефер не знал и посоветовал мне как-нибудь помириться с Карлом. Тогда я решил, что больше все это терпеть нельзя, и пошел в полицию. Карл Локкер был человек вспыльчивый и опасный. Незадолго до этого, на пасху, опьянев, схватил он топор и выгнал со двора всю свою семью. А скольким людям он пробил кастетом череп, сколько девушек изнасиловал! "Давно пора взять его в руки", - сказал старший полицейский, которому я все это рассказал, и пообещал к концу дня прислать в мою лавку охрану. Из этого я понял, что и полиция им недовольна, а главное, полиция-то была чешская, а Локкер открыто высказывался в пользу свято-стефанского, как говорили венгры, королевства и выступал против чехов. Я вернулся в лавку и снова начал торговать. Тем временем Карл подъехал на велосипеде и сел на улице напротив меня на скамейку. Через открытую дверь я видел, что он не сводит с прилавка глаз, и не мог взвешивать мясо - у меня дрожали руки. Потом к лавке подъехали на велосипедах Шефер и Краснаи Юлий и предложили мне купить свинью. А может быть, все это обо мне и Локкере не надо рассказывать, неинтересно? неожиданно спросил Коповски. - Но имейте в виду, что это связано с братом Каталин..."
Подслеповатые, бесцветные глаза старика горели молодым огнем. "Рассказывайте, рассказывайте, мне интересно", - успокоил его Коваль. Коповски забыл, на чем остановился, и несколько секунд сидел молча, сморщив лоб.
"Вы попросили Шефера и Краснаи защитить вас от Локкера", - напомнил подполковник.
"Верно, верно, - оживился гость. - Попросил их не уходить из лавки. А Эрнст сказал, чтобы я подошел к Карлу и попробовал помириться. Я взял большой нож и в сопровождении Шефера и Краснаи подошел к скамейке, на которой с угрожающим видом сидел Локкер. "Что ты хочешь от меня?!" спросил я Карла. В ответ на это Локкер вскочил и замахнулся на меня бутылкой. Я успел отскочить в сторону, и в этот момент появился полицейский, который и забрал Локкера в участок. Но вскоре его выпустили, и мы с Розалией опять, выходя на улицу, дрожали от страха: он ведь и ей сказал, что убьет, если она не будет его. Так прошло несколько дней. Потом молодой Локкер неожиданно исчез. Говорили, что сбежал в Венгрию. В феврале того же тридцать восьмого года венгерские гонведы оккупировали Закарпатье. С ними вернулся в наш городок и Карл Локкер - теперь уже сакасвезет солдат венгерской королевской жандармерии. О нас с Розалией он вроде бы забыл, женился на хорошенькой сестре своего компаньона Шефера - Катарин, которая тогда жида с родителями в селе Верхний Коропец. Но нам только казалось, что забыл. Став тержерместером, начальником участка, Локкер схватил нашего мальчика Эдварда за то, что он не ходил на принудительные занятия левентов - военизированной молодежи. Он держал его в глубоком подвале и истязал. - Глаза Коповски полыхнули огнем ненависти. - Мы с Розалией валялись у него в ногах, отдали все, что у нас было, разорились, обнищали, но он так и не выпустил мальчика, а отправил его в какой-то лагерь под Будапештом. Больше мы нашего Эдварда не видели..."
Коповски умолк. Коваль не нарушил тяжелого молчания.
"И Шефера просили помочь, но он ведь сам стал родственником Карла, сказал Коповски, вытирая платком лицо, - и жену его, эту самую Катарин, земля ей пухом, которую теперь кто-то убил. Все было напрасно. Моя Розалия, - мрачно добавил он, - с ума сошла. И я вот здесь. Не знаю, почему Катарин не выселили из нашего городка, где муж ее причинил столько горя людям, - сказал старик после паузы. - Конечно, сама она не виновата, но те, кто пострадали, все равно видеть ее не могут. Наверно, потому не выселили, что родной дядя ее, Вальтер, был в Народном Совете, а потом работал в райисполкоме. Когда-то Карл арестовал его за антиправительственную пропаганду и отправил в штрафной батальон. Вальтер из штрафного сбежал, перешел линию фронта, стал коммунистом и попал в школу, где обучались советские разведчики. Его в сорок третьем сбросили сюда на парашюте, и он партизанил в нашей округе. Допускаю, что именно он или его ребята и повесили Карла в лесу".
"Это очень интересно", - подумал Коваль, решив непременно встретиться с Вальтером. Но Коповски, словно угадав мысль подполковника, покачал головой: "Он уже умер, в прошлом году".
"А кто, по-вашему, из жертв Локкера или из их родственников мог отомстить Каталин?" - спросил Коваль старика. Коповски пожал плечами: "Кто знает. Таких, думаю, много. Весь наш городок и все окрестные села".
"А конкретно?"
"Конкретно никого не могу назвать, не знаю".
Подполковник оторвался от воспоминаний и оглянулся. Уже темнело. Он дернул шнурок настольной лампы. Желтый круг света упал из-под низкого абажура на слово "Месть", вырвал из темноты руку Коваля и его склоненную голову.
Дмитрий Иванович снова взял ручку и дописал внизу: "Старик Коповски", поставил свои пометы, минус, плюс, вопросительный знак. Через несколько минут схема "Месть" обрела такой вид:
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Ненависть Коповски к | 1. Он, Коповски, вряд ли | 1. Алиби Коповски?
первому мужу Каталин | мог задушить Каталин |
жива и поныне. | ремнем: она была еще |
| сильной женщиной, |
| много моложе его. | 2. У него свой счет. Муж | 2. Запоздалая месть - | 2. Не инсценировано
Каталин, отец Евы, | четверть века (мог бы | ли частичное
погубил жену | отомстить и раньше). | ограбление?
Коповски и его | |
единственного сына. | | 3. Илона зарезана (в | 3. Объект мести |
темной спальне) | несоответствующий... |
опытной рукой - | Сама Каталин не |
прямой удар в сердце. | виновата в гибели |
Коповски в молодости | Розалии и Эдварда. |
был скотобоем. | | 4. Тем более не стал бы | |
мстить Илоне - дочери | |
Андора Иллеша. | | ------------------------------------------------------------------------
Дверная ручка шевельнулась, потом кто-то тихонько постучал. Так обычно скребется Наташка! Послышался ее голос: "Дик, ты дома? Открой!"
Коваль сделал над собой усилие, чтобы оторваться от схемы, отворил дверь и снова углубился в свои бумаги.
- Ты зачем запираешься? Спишь? - Девушка посмотрела на стол и на переполненную пепельницу, из которой уже вываливались окурки. - А-а! Работаешь! Муки творчества!
- Угу, - пробормотал Коваль, все еще находясь в плену своих мыслей.
- Тут какой-то старикашечка приходил. Он тебя дождался?
- Угу. - Эта фраза Наташи наконец дошла до сознания подполковника, и он сердито спросил: - А ты не могла его направить в милицию?
Потом подумал, что встреча с Коповски была очень полезной, и вряд ли так искренне разговорился бы он в официальной обстановке. Сказал уже мягче:
- Ну ладно. Но в следующий раз пусть ищут меня там.
- А ты обедал? - Когда отец сердился, спасти положение могла только нежность. - Слышишь, пап? - Она не назвала его Диком, знала, что сейчас нельзя.
- При чем тут обед? - не остыл еще Дмитрий Иванович. - Ну, обедал, обедал.
- А что ты ел, папа? - не отступала и Наташа.
- Яблоки, - проворчал Коваль. - Целое кило.
- Ага, яблоки на обед. Прекрасно! Фигуру бережешь? - "Щучка" перешла в наступление. - А я - молодец, сегодня уже три раза ела, - улыбнулась она. - Сам себя не похвалишь - никто не похвалит. Сейчас сбегаю в буфет и возьму что-нибудь для тебя. Ты что хочешь? Бутерброды, яйца, кефир, сок?
- Давай, давай. Все равно.
Бутерброды были с ветчиной. Сперва Коваль надеялся просмотреть за ужином вечернюю газету, но едва принялся за бутерброды, ощутил, что чертовски голоден. Он жадно ел, сдерживая себя, чтобы не глотать непрожеванные куски. О газете он забыл начисто. Наташа, глядя на него, с сочувствием улыбалась. Откупорив бутылку айвового сока, она наполнила два стакана - себе и отцу.
- Вообще, папа, так дальше не пойдет. Что я должна, как нянька, следить за тобой? Бутерброды - это ужин. А днем обязательно нужна горячая пища. Сегодня уже поздно, а завтра - пожалуйста, будь добр, - спустись вниз, в ресторан, и пообедай. Или где-нибудь в столовую забеги. Возле самой милиции, совсем рядышком, есть очень приличная столовая. Я серьезно говорю, главное - суп или борщ, а то язву желудка заработаешь, курильщик! При таком умственном напряжении обжорой надо быть. Что, я не права?
Коваль не ответил. Пожалуй, даже не слышал, что говорит Наташа. Он все еще рассуждал о Коповски и его визите.
- У тебя плохое настроение? И все из-за меня? Ну, извини, папа, я учту. Может быть, я слишком рано пришла? Ты хочешь побыть один? Поработать? Тогда я в кино сбегаю. Здесь, напротив гостиницы. Молчишь? Значит, согласен?
- Иди. - Коваль обрадовался возможности побыть часок или два в одиночестве. - Только после сеанса сразу обратно. Не разгуливай в полночь.
- Слушаюсь, товарищ подполковник!
У двери она замешкалась, обернулась к нему:
- Пап, ты на меня больше не сердишься?
- Ты еще здесь?
- Дик, я хочу тебя рассмешить. У меня на турбазе новые друзья появились. Они, оказывается, знают, кто мой отец, ну, что ты, одним словом, сыщик. И вот мы все вместе - как соавторы - написали детектив - на одну страничку с продолжением. Ну, пародию, шарж. - Наташа порылась в сумочке и достала тетрадный листок. - Я так спешила, чтобы тебе показать, а ты сразу вылил на меня ушат холодной воды.
Наташа положила листок на угол стола и уже из коридора сказала:
- Почитай, когда освободишься. Мои друзья увлекаются научной фантастикой, и поэтому у нас гибрид получился, путаница, но - весело! Благодарю за внимание! Меня нет. Главное, не ищи никакого смысла - его нет и не должно быть. И не обижайся, пожалуйста. Это ведь шутка.
Оставшись один, Коваль краем глаза взглянул на листок: "Сей опус посвящается великому криминалисту не менее великой и фантастической нашей эпохи".
Взял листок в руки и положил на освещенное место. Прочел:
"НА ПУТИ К НИРИАПУСУ"
Запутанное дело.
ЧАСТЬ 1
От трупа пахло винным перегаром.
- Это - "Мартель", - сказал детектив Гопкинс, нюхая бледный нос покойника.
- Это не "Мартель", - возразила собака, лежавшая в кресле, и лениво свернулась калачиком.
- "Мартель"! - заметил покойник. - "Мартель".
В окно врывался аспароголовый ветер. Небо испуганно трепетало кусками белья убийцы. Пахло мятой - непорочный запах смерти исходил от покойника и легкой дымкой окутывал присутствующих.
В это время Гопкинс ощутил острую боль в желудке. А левое ухо его помощника аскаридозно зачесалось.
- Атмосфера отравлена! - догадалась собака.
По комнате все плыли и плыли куда-то нечеткие гидронические волны.
Помощник и "третья рука" Гопкинса - Поня Хлюстович (серб по национальности, американец по происхождению, космополит по убеждениям) вытащил из кармана обломок летающей тарелки.
- Это - о н и! - с несравненным волжским оканьем произнес Поня, задрав голову вверх, и вздрогнул при этом ущемленным седалищным нервом.
- Они никак не могли этого сделать, потому что они не могли этого сделать никак! - с раздражением, достойным его авторитета, заявил Гопкинс. - Но...
Однако фразу он не закончил, потому что концентрированные телепатические поля вынесли его через окно в вечернее суперпространство.
Дело прояснялось.
Стало ясно, что очень...
ЧАСТЬ 2
Нежные морские волны ласкали ялтинское побережье.
Полковник уголовного розыска Водопьянский утомленно почесал затылок.
Продолжение следует (во 2-м томе)".
- Ну и нагородили! - рассмеялся Коваль. - Ну и зайцы! Однако, как говорят в таких случаях французы, вернемся к нашим баранам.
Итак, версия "Наследство". Коваль спрятал пародию в ящик стола, достал оттуда черный фломастер и принялся расчерчивать новые графы схемы.
Написал: "Брат Каталин Иллеш Эрнст Шефер и его жена Агнесса".
Третий листок получился таким:
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Прямые наследники | 1. Нет прямых | 1. Достоверность
(единственные)! | доказательств. | алиби Эрнста
| | Шефера? 2. Ненавидели Каталин (слова | |
Эрнста Шефера: "Сволочь, | |
убить ее мало!"). | | 3. Скандал в ночь на 16 июля. | |
Фраза Агнессы: "Ты не | |
сделаешь этого!" (Чего?) | | ------------------------------------------------------------------------
Заполнив колонки, Коваль отодвинул лист и снова задумался. Много было у него вопросов без ответов, много было такого, что еще не стало конкретной версией, но требовало размышлений, сопоставлений.
Кого ждала вдова Иллеш в гости? Приходили ли эти гости? То, что Каталин готовилась к встрече гостей, ясно. Что он, Коваль, может сказать по этому поводу? Что он уже знает о самой Иллеш?
Нужно досконально установить старые связи. Уже известно, что первый муж Каталин был жандармом, принадлежал к фольксбунду - союзу прогитлеровских немцев в Венгрии. Второй ее муж, Андор Иллеш, - венгр, фамилию которого она носила и дочь которого тоже была убита шестнадцатого июля, - живет в Венгрии. Проверено, что он находится в Будапеште, откуда уже много лет не выезжал, имеет другую жену и двоих детей от нее. И к тому же - разве может человек убить, да еще так зверски, собственную дочь?! Время от времени Андор присылал Илоне посылки...
Первый муж - тержерместер Карл Локкер - тоже отпадает: в конце войны его нашли в лесу повешенным на дереве... А все-таки почему ее все называют вдовой? Не оттого ли, что не Андора Иллеша, а именно Карла Локкера, которого нет в живых, люди считали ее настоящим, законным мужем?
А где орудие убийства? Где нож?! Ведь он до сих пор не найден... Коваль схватил синий карандаш и написал внизу через весь лист схемы: "Где нож?"
С улицы послышались голоса, шум. Коваль взглянул на распахнутое окно. "Закончился сеанс в кино", - понял подполковник. Он почувствовал, что ему очень хочется походить, размяться, подышать свежим воздухом. Немедленно! Да и Наташку встретит.
Он решительно выключил свет и вышел из номера.
* * *
- Да, я имел свою лавку.
- Мясную?
- Торговал мясом.
- При чехах?
- При чехах.
- А после тридцать восьмого года, когда пришли гонведы?
- Тоже.
- Имели лавку?
- Да.
- Венгерское правительство вас не обижало?
- Нет.
- Потому, что ваш шурин служил в жандармерии?
- Фольксдойчей не трогали. А с Карлом Локкером я ничего общего не имел. Это был бандит.
- И все-таки в молодости дружили. Даже сестру за него выдали.
- Я не выдавал. И Катарин не хотела. Он запугал ее.
- Сейчас где работаете?
- Кооперативная торговля мясом.
- На пенсию не собираетесь?
- Да, уже скоро.
С Эрнстом Шефером подполковник разговаривал в кабинете Вегера. Все, о чем Коваль спрашивал мясника, было ему уже известно от начальника уголовного розыска, но он хотел услышать ответы Шефера непосредственно из первых уст, а главное - присмотреться к этому человеку. Разговор шел через переводчика, - стараясь выиграть время, Шефер делал вид, что иначе он не понял бы ничего, хотя Вегер предупредил Коваля: Шефер отлично владеет и русским, и украинским.
Маленький кабинет начальника розыска на втором этаже едва ли не весь заполнен был сидящим в нем тучным Шефером, поредевшие черные волосы которого были уже слегка тронуты сединой. Он не был похож на человека, убитого горем, хотя, впрочем, не казался и счастливым наследником, который из приличия всячески сдерживает радость и прячет блеск глаз, чтобы лицо его казалось скорбным.
- От своего шурина одно только горе имел, - говорил он. - Это был грабитель и садист, какого свет не видал. Он и меня все время грабил.
- И сестра не могла защитить?
- Сестра? - Шефер сморщил нос, видимо стараясь сориентироваться, как лучше ответить.
Коваль с интересом наблюдал за ним.
- С Катарин мы не очень дружили.
- С родной сестрой? Вас ведь у родителей и было-то всего двое.
- Так же, как вы. Овчинка выделки стоит.
- Хорошо. Только надо с товарищами посоветоваться. Давайте решим это завтра утром на оперативном совещании. А перед совещанием обсудим вдвоем то новенькое, что, возможно, появится за ночь. Я буду в милиции к семи.
Они попрощались, и Коваль вернулся к столу. Прочитав на листке написанное им слово "Ограбление", он вывел чуть ниже: "Кравцов и Самсонов". Потом зачеркнул и написал: "Длинный и Клоун". Он обозначил именно клички, а не фамилии, потому что они точнее характеризовали этих людей, а кроме того, своей экзотичностью пробуждали фантазию и давали возможность легче представить себе противника.
И, чего греха таить, так было просто-напросто интереснее. А это тоже имело значение для солидного, седого подполковника Коваля, человека целеустремленного и строгого, но в душе оставшегося (в этом он и себе самому никогда не признался бы) юнцом, влюбленным в тайны и приключения. Несмотря на то, что они усложняли его жизнь. Это помогало ему искренне считать свою бесконечно сложную и трудную работу любимым делом, которое не только притягивает как магнит, но и гипнотизирует.
Коваль поудобнее устроился в кресле и с головою ушел в свою схему.
Шло время. Постепенно лист бумаги покрывался черными и цветными пометками и надписями, жирными вопросительными и восклицательными знаками, рамками и стрелками.
Наконец определились колонки. И получилось так:
О Г Р А Б Л Е Н И Е
Д л и н н ы й и К л о у н
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Через забор перелезли двое. | 1. Нет прямых | 1. Кому принадлежат
| доказательств. | китайские кеды? 2. Неожиданный отъезд в день | | 2. 44-й размер
после убийства (показание | | резиновых сапог
кассира; два билета до | | (следы). Сапоги
Киева; показания хозяйки | | Длинного?
квартиры). | | 3. Две судимости Длинного. | | 4. Неизвестный источник | |
существования (Длинный и | |
Клоун - одна компания). | |
Клоун - пьянчужка. | | ------------------------------------------------------------------------
В этой не до конца заполненной схеме все, что было против Кравцова и его приятеля, вписывалось в колонку со знаком "-", все, что было за них, против их участия в ограблении и убийстве семьи Иллеш, фиксировалось в колонке со знаком "+". А то, что вызывало сомнение, требовало проверки или уточнения, отмечалось вопросительным знаком. Восклицательные знаки в окончательном, чистовом варианте Коваль убрал.
В тот момент, когда Дмитрий Иванович заполнял последнюю графу, снова позвонил капитан Вегер и сообщил, что найдены свидетели. Парень и девушка, стоявшие той ночью на углу Староминаевской и Безымянного переулка, заявили, что видели каких-то людей в конце улицы около часа ночи. Одного высокого, другого - значительно ниже ростом.
- В показаниях есть расхождения, - сказал капитан. - Девушка видела двоих, а парень уверяет, что мимо них в конец Староминаевской прошмыгнул один прохожий. Девушка объясняет это тем, что ее спутник стоял спиной к улице и обернулся, когда один из прохожих исчез. Объяснение это представляется логичным, хотя и не совсем доскональным. - После разговора с капитаном Коваль дополнил свою схему, записав эти сведения в колонку со знаком "минус".
"Ну, вот и все, - решил он, - пока в этот столбец писать больше нечего..."
Он задумался. Как хорошо было бы узнать, где они сейчас - Длинный и Клоун. Что делают? Не тешат ли себя мыслью, что все сойдет им безнаказанно? Не готовят ли новое преступление, новое убийство? Куда лежит их путь, с чьим путем он пересечется на горе ничего не подозревающего человека? И подполковник Коваль вспомнил слова Ленина о том, что главное в борьбе с преступностью - это не суровость наказания, а неотвратимость его, неизбежность. Сознание этого и есть высшая форма профилактики, самый гуманный метод искоренения правонарушений. Понимая неизбежность разоблачения и наказания, Длинный и Клоун не подняли бы руку на свои жертвы. Их все время не оставляла надежда - пусть самая мизерная! - что они смогут правосудия избежать. Но...
Коваль оборвал свои размышления. У него не было права думать об этих Кравцове и Самсонове как об убийцах! Пока есть у него только подозрения. Не более того. Эта версия рассыпается, как карточный домик, если, например, Длинный и Клоун в ту ночь пьянствовали где-то в соседнем селе. А их отъезд? Они могли уехать по тысяче других причин. Интуитивно Коваль догадывался, что Длинный и Клоун причастны к трагедии на Староминаевской. Но от интуиции до доказательства выложен путь острыми камнями сомнений!
По версии "Ограбление" - все. Совсем не разработанной остается версия "Наследство". Единственные наследники - Шеферы, брат Каталин Иллеш - Эрнст Шефер и его жена Агнесса.
Агнесса уверяет, что муж ее в ночь на шестнадцатое июля был дома. Старый Коповски утверждает противоположное. Стало быть, алиби у брата Каталин шаткое. А Коповски? Судя по тому, что он сам рассказал, у него свой неоплаченный счет к Карлу Локкеру, а после казни тержерместера партизанами - к его семье. И алиби у Коповски тоже нет. Не оговаривает ли он соседа, чтобы отвести подозрение от себя? Мол, был ночью дома, видел, как Шефер бежал со двора. Но неужели Коповски выдумал эту фразу Агнессы Шефер: "Ты этого не сделаешь, Эрнст! Ты пожалеешь меня и детей".
Старик сказал, что ночной скандал в доме Шефер разразился из-за какой-то женщины. Из-за какой именно, он не понял. А не вдова ли Иллеш стала яблоком раздора между супругами? Ведь Шеферы не скрывали своего плохого отношения к родственнице, вызванного тем, что Каталин обделила их, заграбастав все отцовское наследство. Эрнст, как известно, не раз говорил при людях: "Сволочь, убить ее мало!"
А старик Коповски? Вообще появление этого Коповски выглядит очень странно. Что было целью его появления? Насолить соседу? Но ведь к самому-то Эрнсту Шеферу нет у него претензий. С какой же стати будет он ломать его алиби? Может быть, старик просто-напросто хотел помочь милиции? Многие ведь бескорыстно помогают бороться с преступностью. Но это ведь люди сознательные, ставящие общественные интересы выше личных. А Коповски? Таков ли он?
Романюк и Вегер говорили, что старожилы, перенесшие и чешскую, и венгерскую оккупацию, как правило, отличаются замкнутостью и по собственной инициативе в милицию не пойдут. Даже если их ограбят. Почему же пришел Коповски? У него более чем достаточно причин ненавидеть семью бывшего тержерместера. То, что болтливый старик рассказал сегодня о Шефере, о первом муже Каталин Иллеш - жандарме Карле Локкере, бросает тень и на него самого. Коповски не подумал об этом, разболтался, вспоминая молодость, как это часто случается с престарелыми людьми.
А может ли быть, что убийство Каталин Иллеш - это месть? Пусть запоздалая, но все-таки месть? Теоретически - да, практически маловероятно. Да и кто мог ей мстить? Жертвы ее первого мужа, начальника жандармского участка, - по большей части рабочие городка, жители окрестных сел, интеллигенты. Вряд ли кто-нибудь из них способен на такое зверство. Но учесть надо и эту, пусть слабую, версию. Продумать. Продумать и взвесить все "про" и "контра". Хотя бы для того, чтобы потом отбросить.
Итак, есть еще две версии: "Наследство" и "Месть". Стоит покопаться в старых связях обоих мужей Каталин! Установить, с кем из местных жителей были у вдовы Иллеш какие-либо контакты в последние годы. Голова кругом идет - столько работы!
А почему Каталин называют вдовой? И он тоже вместе со всеми. Ведь после смерти Карла Локкера она снова вышла замуж, и второй ее муж Андор Иллиш, фамилию которого она носит, - жив. Странно. Очень странно.
Взяв чистый лист бумаги, подполковник Коваль написал сверху красным карандашом: "Месть". И задумался, вспоминая рассказ Тибора Коповски.
Старик сказал, что давным-давно знает семью первого мужа Каталин. Отец Карла, Йоганн Локкер, принимал участие в первой мировой войне в составе австро-венгерской армии, где заслужил две серебряные медали большую и малую. За это в Венгрии полагалось звание "витязя" и земельный надел. Но после первой мировой войны Закарпатье было оккупировано буржуазной Чехией, и чешское правительство за заслуги перед Австро-Венгрией могло наградить только резиновой жандармской дубинкой. Поэтому мясник Локкер, омадьярившийся немец, и его сын Карл ненавидели чехов и стали активистами венгерской националистической партии.
"Я тоже имел свою мясную лавку, - рассказывал Коповски, - точнее, небольшой ларек. Иногда покупал мясо у Локкеров. В тридцать третьем году получил патент на настоящую лавку. Ездил по базарам, приценивался к скоту, часто видел там Карла, который занимался скупкой скота, особенно дойных коров и беконных свиней. Он платил дороже, чем разрешалось, и всегда перехватывал самое лучшее".
У Коповски блестят глаза. Воспоминания словно сделали его моложе. Все сильнее пылают высохшие щеки. Но вот он помрачнел. Кажется, осенило его не очень-то приятное воспоминание.
"В тридцать седьмом году этот наглый парень сказал своему приятелю Эрнсту Шеферу, тоже торговавшему скотом, что не успокоится, пока не соблазнит или не возьмет силой мою жену Розалию. Она была очень хороша собой, - вздыхает Коповски, и глаза его влажнеют. - Правда, и я тоже не был в то время таким старьем!" - снова вздыхает он и выпячивает грудь.
Коваль не перебивал его, хотя казалось, что рассказ не имеет прямого отношения к алиби Шефера.
"На этой почве мы поссорились. Когда встречались на базаре или на улице, Карл каждый раз грозил зарезать меня.
Седьмого мая тридцать восьмого года ко мне в лавку пришел Эрнст Шефер и сказал: Карл, выпивая с ним в ресторане "Звездочка", передал, что гроб для меня готов и сегодня же он меня убьет. Я спросил, есть ли у Локкера пистолет, но этого Шефер не знал и посоветовал мне как-нибудь помириться с Карлом. Тогда я решил, что больше все это терпеть нельзя, и пошел в полицию. Карл Локкер был человек вспыльчивый и опасный. Незадолго до этого, на пасху, опьянев, схватил он топор и выгнал со двора всю свою семью. А скольким людям он пробил кастетом череп, сколько девушек изнасиловал! "Давно пора взять его в руки", - сказал старший полицейский, которому я все это рассказал, и пообещал к концу дня прислать в мою лавку охрану. Из этого я понял, что и полиция им недовольна, а главное, полиция-то была чешская, а Локкер открыто высказывался в пользу свято-стефанского, как говорили венгры, королевства и выступал против чехов. Я вернулся в лавку и снова начал торговать. Тем временем Карл подъехал на велосипеде и сел на улице напротив меня на скамейку. Через открытую дверь я видел, что он не сводит с прилавка глаз, и не мог взвешивать мясо - у меня дрожали руки. Потом к лавке подъехали на велосипедах Шефер и Краснаи Юлий и предложили мне купить свинью. А может быть, все это обо мне и Локкере не надо рассказывать, неинтересно? неожиданно спросил Коповски. - Но имейте в виду, что это связано с братом Каталин..."
Подслеповатые, бесцветные глаза старика горели молодым огнем. "Рассказывайте, рассказывайте, мне интересно", - успокоил его Коваль. Коповски забыл, на чем остановился, и несколько секунд сидел молча, сморщив лоб.
"Вы попросили Шефера и Краснаи защитить вас от Локкера", - напомнил подполковник.
"Верно, верно, - оживился гость. - Попросил их не уходить из лавки. А Эрнст сказал, чтобы я подошел к Карлу и попробовал помириться. Я взял большой нож и в сопровождении Шефера и Краснаи подошел к скамейке, на которой с угрожающим видом сидел Локкер. "Что ты хочешь от меня?!" спросил я Карла. В ответ на это Локкер вскочил и замахнулся на меня бутылкой. Я успел отскочить в сторону, и в этот момент появился полицейский, который и забрал Локкера в участок. Но вскоре его выпустили, и мы с Розалией опять, выходя на улицу, дрожали от страха: он ведь и ей сказал, что убьет, если она не будет его. Так прошло несколько дней. Потом молодой Локкер неожиданно исчез. Говорили, что сбежал в Венгрию. В феврале того же тридцать восьмого года венгерские гонведы оккупировали Закарпатье. С ними вернулся в наш городок и Карл Локкер - теперь уже сакасвезет солдат венгерской королевской жандармерии. О нас с Розалией он вроде бы забыл, женился на хорошенькой сестре своего компаньона Шефера - Катарин, которая тогда жида с родителями в селе Верхний Коропец. Но нам только казалось, что забыл. Став тержерместером, начальником участка, Локкер схватил нашего мальчика Эдварда за то, что он не ходил на принудительные занятия левентов - военизированной молодежи. Он держал его в глубоком подвале и истязал. - Глаза Коповски полыхнули огнем ненависти. - Мы с Розалией валялись у него в ногах, отдали все, что у нас было, разорились, обнищали, но он так и не выпустил мальчика, а отправил его в какой-то лагерь под Будапештом. Больше мы нашего Эдварда не видели..."
Коповски умолк. Коваль не нарушил тяжелого молчания.
"И Шефера просили помочь, но он ведь сам стал родственником Карла, сказал Коповски, вытирая платком лицо, - и жену его, эту самую Катарин, земля ей пухом, которую теперь кто-то убил. Все было напрасно. Моя Розалия, - мрачно добавил он, - с ума сошла. И я вот здесь. Не знаю, почему Катарин не выселили из нашего городка, где муж ее причинил столько горя людям, - сказал старик после паузы. - Конечно, сама она не виновата, но те, кто пострадали, все равно видеть ее не могут. Наверно, потому не выселили, что родной дядя ее, Вальтер, был в Народном Совете, а потом работал в райисполкоме. Когда-то Карл арестовал его за антиправительственную пропаганду и отправил в штрафной батальон. Вальтер из штрафного сбежал, перешел линию фронта, стал коммунистом и попал в школу, где обучались советские разведчики. Его в сорок третьем сбросили сюда на парашюте, и он партизанил в нашей округе. Допускаю, что именно он или его ребята и повесили Карла в лесу".
"Это очень интересно", - подумал Коваль, решив непременно встретиться с Вальтером. Но Коповски, словно угадав мысль подполковника, покачал головой: "Он уже умер, в прошлом году".
"А кто, по-вашему, из жертв Локкера или из их родственников мог отомстить Каталин?" - спросил Коваль старика. Коповски пожал плечами: "Кто знает. Таких, думаю, много. Весь наш городок и все окрестные села".
"А конкретно?"
"Конкретно никого не могу назвать, не знаю".
Подполковник оторвался от воспоминаний и оглянулся. Уже темнело. Он дернул шнурок настольной лампы. Желтый круг света упал из-под низкого абажура на слово "Месть", вырвал из темноты руку Коваля и его склоненную голову.
Дмитрий Иванович снова взял ручку и дописал внизу: "Старик Коповски", поставил свои пометы, минус, плюс, вопросительный знак. Через несколько минут схема "Месть" обрела такой вид:
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Ненависть Коповски к | 1. Он, Коповски, вряд ли | 1. Алиби Коповски?
первому мужу Каталин | мог задушить Каталин |
жива и поныне. | ремнем: она была еще |
| сильной женщиной, |
| много моложе его. | 2. У него свой счет. Муж | 2. Запоздалая месть - | 2. Не инсценировано
Каталин, отец Евы, | четверть века (мог бы | ли частичное
погубил жену | отомстить и раньше). | ограбление?
Коповски и его | |
единственного сына. | | 3. Илона зарезана (в | 3. Объект мести |
темной спальне) | несоответствующий... |
опытной рукой - | Сама Каталин не |
прямой удар в сердце. | виновата в гибели |
Коповски в молодости | Розалии и Эдварда. |
был скотобоем. | | 4. Тем более не стал бы | |
мстить Илоне - дочери | |
Андора Иллеша. | | ------------------------------------------------------------------------
Дверная ручка шевельнулась, потом кто-то тихонько постучал. Так обычно скребется Наташка! Послышался ее голос: "Дик, ты дома? Открой!"
Коваль сделал над собой усилие, чтобы оторваться от схемы, отворил дверь и снова углубился в свои бумаги.
- Ты зачем запираешься? Спишь? - Девушка посмотрела на стол и на переполненную пепельницу, из которой уже вываливались окурки. - А-а! Работаешь! Муки творчества!
- Угу, - пробормотал Коваль, все еще находясь в плену своих мыслей.
- Тут какой-то старикашечка приходил. Он тебя дождался?
- Угу. - Эта фраза Наташи наконец дошла до сознания подполковника, и он сердито спросил: - А ты не могла его направить в милицию?
Потом подумал, что встреча с Коповски была очень полезной, и вряд ли так искренне разговорился бы он в официальной обстановке. Сказал уже мягче:
- Ну ладно. Но в следующий раз пусть ищут меня там.
- А ты обедал? - Когда отец сердился, спасти положение могла только нежность. - Слышишь, пап? - Она не назвала его Диком, знала, что сейчас нельзя.
- При чем тут обед? - не остыл еще Дмитрий Иванович. - Ну, обедал, обедал.
- А что ты ел, папа? - не отступала и Наташа.
- Яблоки, - проворчал Коваль. - Целое кило.
- Ага, яблоки на обед. Прекрасно! Фигуру бережешь? - "Щучка" перешла в наступление. - А я - молодец, сегодня уже три раза ела, - улыбнулась она. - Сам себя не похвалишь - никто не похвалит. Сейчас сбегаю в буфет и возьму что-нибудь для тебя. Ты что хочешь? Бутерброды, яйца, кефир, сок?
- Давай, давай. Все равно.
Бутерброды были с ветчиной. Сперва Коваль надеялся просмотреть за ужином вечернюю газету, но едва принялся за бутерброды, ощутил, что чертовски голоден. Он жадно ел, сдерживая себя, чтобы не глотать непрожеванные куски. О газете он забыл начисто. Наташа, глядя на него, с сочувствием улыбалась. Откупорив бутылку айвового сока, она наполнила два стакана - себе и отцу.
- Вообще, папа, так дальше не пойдет. Что я должна, как нянька, следить за тобой? Бутерброды - это ужин. А днем обязательно нужна горячая пища. Сегодня уже поздно, а завтра - пожалуйста, будь добр, - спустись вниз, в ресторан, и пообедай. Или где-нибудь в столовую забеги. Возле самой милиции, совсем рядышком, есть очень приличная столовая. Я серьезно говорю, главное - суп или борщ, а то язву желудка заработаешь, курильщик! При таком умственном напряжении обжорой надо быть. Что, я не права?
Коваль не ответил. Пожалуй, даже не слышал, что говорит Наташа. Он все еще рассуждал о Коповски и его визите.
- У тебя плохое настроение? И все из-за меня? Ну, извини, папа, я учту. Может быть, я слишком рано пришла? Ты хочешь побыть один? Поработать? Тогда я в кино сбегаю. Здесь, напротив гостиницы. Молчишь? Значит, согласен?
- Иди. - Коваль обрадовался возможности побыть часок или два в одиночестве. - Только после сеанса сразу обратно. Не разгуливай в полночь.
- Слушаюсь, товарищ подполковник!
У двери она замешкалась, обернулась к нему:
- Пап, ты на меня больше не сердишься?
- Ты еще здесь?
- Дик, я хочу тебя рассмешить. У меня на турбазе новые друзья появились. Они, оказывается, знают, кто мой отец, ну, что ты, одним словом, сыщик. И вот мы все вместе - как соавторы - написали детектив - на одну страничку с продолжением. Ну, пародию, шарж. - Наташа порылась в сумочке и достала тетрадный листок. - Я так спешила, чтобы тебе показать, а ты сразу вылил на меня ушат холодной воды.
Наташа положила листок на угол стола и уже из коридора сказала:
- Почитай, когда освободишься. Мои друзья увлекаются научной фантастикой, и поэтому у нас гибрид получился, путаница, но - весело! Благодарю за внимание! Меня нет. Главное, не ищи никакого смысла - его нет и не должно быть. И не обижайся, пожалуйста. Это ведь шутка.
Оставшись один, Коваль краем глаза взглянул на листок: "Сей опус посвящается великому криминалисту не менее великой и фантастической нашей эпохи".
Взял листок в руки и положил на освещенное место. Прочел:
"НА ПУТИ К НИРИАПУСУ"
Запутанное дело.
ЧАСТЬ 1
От трупа пахло винным перегаром.
- Это - "Мартель", - сказал детектив Гопкинс, нюхая бледный нос покойника.
- Это не "Мартель", - возразила собака, лежавшая в кресле, и лениво свернулась калачиком.
- "Мартель"! - заметил покойник. - "Мартель".
В окно врывался аспароголовый ветер. Небо испуганно трепетало кусками белья убийцы. Пахло мятой - непорочный запах смерти исходил от покойника и легкой дымкой окутывал присутствующих.
В это время Гопкинс ощутил острую боль в желудке. А левое ухо его помощника аскаридозно зачесалось.
- Атмосфера отравлена! - догадалась собака.
По комнате все плыли и плыли куда-то нечеткие гидронические волны.
Помощник и "третья рука" Гопкинса - Поня Хлюстович (серб по национальности, американец по происхождению, космополит по убеждениям) вытащил из кармана обломок летающей тарелки.
- Это - о н и! - с несравненным волжским оканьем произнес Поня, задрав голову вверх, и вздрогнул при этом ущемленным седалищным нервом.
- Они никак не могли этого сделать, потому что они не могли этого сделать никак! - с раздражением, достойным его авторитета, заявил Гопкинс. - Но...
Однако фразу он не закончил, потому что концентрированные телепатические поля вынесли его через окно в вечернее суперпространство.
Дело прояснялось.
Стало ясно, что очень...
ЧАСТЬ 2
Нежные морские волны ласкали ялтинское побережье.
Полковник уголовного розыска Водопьянский утомленно почесал затылок.
Продолжение следует (во 2-м томе)".
- Ну и нагородили! - рассмеялся Коваль. - Ну и зайцы! Однако, как говорят в таких случаях французы, вернемся к нашим баранам.
Итак, версия "Наследство". Коваль спрятал пародию в ящик стола, достал оттуда черный фломастер и принялся расчерчивать новые графы схемы.
Написал: "Брат Каталин Иллеш Эрнст Шефер и его жена Агнесса".
Третий листок получился таким:
------------------------------------------------------------------------
- | + | ? ------------------------------------------------------------------------ 1. Прямые наследники | 1. Нет прямых | 1. Достоверность
(единственные)! | доказательств. | алиби Эрнста
| | Шефера? 2. Ненавидели Каталин (слова | |
Эрнста Шефера: "Сволочь, | |
убить ее мало!"). | | 3. Скандал в ночь на 16 июля. | |
Фраза Агнессы: "Ты не | |
сделаешь этого!" (Чего?) | | ------------------------------------------------------------------------
Заполнив колонки, Коваль отодвинул лист и снова задумался. Много было у него вопросов без ответов, много было такого, что еще не стало конкретной версией, но требовало размышлений, сопоставлений.
Кого ждала вдова Иллеш в гости? Приходили ли эти гости? То, что Каталин готовилась к встрече гостей, ясно. Что он, Коваль, может сказать по этому поводу? Что он уже знает о самой Иллеш?
Нужно досконально установить старые связи. Уже известно, что первый муж Каталин был жандармом, принадлежал к фольксбунду - союзу прогитлеровских немцев в Венгрии. Второй ее муж, Андор Иллеш, - венгр, фамилию которого она носила и дочь которого тоже была убита шестнадцатого июля, - живет в Венгрии. Проверено, что он находится в Будапеште, откуда уже много лет не выезжал, имеет другую жену и двоих детей от нее. И к тому же - разве может человек убить, да еще так зверски, собственную дочь?! Время от времени Андор присылал Илоне посылки...
Первый муж - тержерместер Карл Локкер - тоже отпадает: в конце войны его нашли в лесу повешенным на дереве... А все-таки почему ее все называют вдовой? Не оттого ли, что не Андора Иллеша, а именно Карла Локкера, которого нет в живых, люди считали ее настоящим, законным мужем?
А где орудие убийства? Где нож?! Ведь он до сих пор не найден... Коваль схватил синий карандаш и написал внизу через весь лист схемы: "Где нож?"
С улицы послышались голоса, шум. Коваль взглянул на распахнутое окно. "Закончился сеанс в кино", - понял подполковник. Он почувствовал, что ему очень хочется походить, размяться, подышать свежим воздухом. Немедленно! Да и Наташку встретит.
Он решительно выключил свет и вышел из номера.
* * *
- Да, я имел свою лавку.
- Мясную?
- Торговал мясом.
- При чехах?
- При чехах.
- А после тридцать восьмого года, когда пришли гонведы?
- Тоже.
- Имели лавку?
- Да.
- Венгерское правительство вас не обижало?
- Нет.
- Потому, что ваш шурин служил в жандармерии?
- Фольксдойчей не трогали. А с Карлом Локкером я ничего общего не имел. Это был бандит.
- И все-таки в молодости дружили. Даже сестру за него выдали.
- Я не выдавал. И Катарин не хотела. Он запугал ее.
- Сейчас где работаете?
- Кооперативная торговля мясом.
- На пенсию не собираетесь?
- Да, уже скоро.
С Эрнстом Шефером подполковник разговаривал в кабинете Вегера. Все, о чем Коваль спрашивал мясника, было ему уже известно от начальника уголовного розыска, но он хотел услышать ответы Шефера непосредственно из первых уст, а главное - присмотреться к этому человеку. Разговор шел через переводчика, - стараясь выиграть время, Шефер делал вид, что иначе он не понял бы ничего, хотя Вегер предупредил Коваля: Шефер отлично владеет и русским, и украинским.
Маленький кабинет начальника розыска на втором этаже едва ли не весь заполнен был сидящим в нем тучным Шефером, поредевшие черные волосы которого были уже слегка тронуты сединой. Он не был похож на человека, убитого горем, хотя, впрочем, не казался и счастливым наследником, который из приличия всячески сдерживает радость и прячет блеск глаз, чтобы лицо его казалось скорбным.
- От своего шурина одно только горе имел, - говорил он. - Это был грабитель и садист, какого свет не видал. Он и меня все время грабил.
- И сестра не могла защитить?
- Сестра? - Шефер сморщил нос, видимо стараясь сориентироваться, как лучше ответить.
Коваль с интересом наблюдал за ним.
- С Катарин мы не очень дружили.
- С родной сестрой? Вас ведь у родителей и было-то всего двое.