ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Путешествие началось на следующий день в десять часов утра. Дорога из Ниигаты пролегала параллельно железнодорожному полотну, по которому перевозили золото. Когда процессия поднялась из низины, дорога стала сухой и пыльной. Они проходили мимо селений, состоявших из бедных деревянных домиков, традиционно покрытых тростником. Икки бросали инструменты и поспешно бежали с полей к дороге, становясь на колени и ударяясь лбом об обочину. Маленькие дети, напуганные родителями, смиренно и молчаливо следовали их примеру. Время от времени путешественники делали остановки и отдыхали. По вечерам они разжигали костры и натягивали тенты. Они укладывались на пестрые матрасы, набитые хлопком. Вокруг лагеря выставлялись часовые. Днем они шли по аллеям среди океана девственных влажных джунглей, покрывающих холмы и долины и простирающихся до самого горизонта.
   Нисима Юн ехал в центре процессии. Его сопровождали три высокопоставленных лица: жрец синто, каро — военный маршал Ниигаты и тайсо — его заместитель. Перед ними шли три взвода самураев, несших сасимоно — привязанные к спинам флаги. Позади — купцы со своими родовыми гербами и положенными по обычаю подарками для прежнего даймё, который еще находился в Канадзаве. Затем следовали женские паланкины, тяжело опирающиеся на спины носильщиков, кожа которых блестела на солнце. За ними шло около тысячи солдат и церемониальные рабы, скованные по три в ряд. Завершали процессию машины с багажом.
   Мити получила специальное разрешение даймё ехать верхом впереди колонны на белом коне. Иногда она оказывалась впереди всех, а порой пристраивалась в хвосте процессии. Ей нравилось отпускать коня и позволять ему свободно выбирать соседей, но она не подпускала его к женским паланкинам. Мити послушалась совета своей служанки, надев длинное свободное кимоно и соломенную шляпу с широкими полями, завязанную под подбородком белой лентой. Кацуми шел в нескольких ярдах позади центральной колонны, не сводя глаз с американца. Его раздражал Хосино, который на бивуаках приносил пленнику еду или помогал бриться. Сегодня гайдзин был раскован — с ног сняли цепи, но на всякий случай оставили наручники.
   — Я вижу, вам все-таки удалось найти коня, — обратился американец к Мити, когда она подъехала поближе. — Не дадите ли мне тоже прокатиться, госпожа?
   Она делала вид, что не замечает его, но краснела всякий раз, когда он обращался к ней. Мити даже не упрекала его за то, что он нарушал ритуал, пытаясь завязать с ней беседу. «Он ведь просто не понимает всей торжественности вступления даймё в свои владения», — успокаивала она себя. Этой ночью, когда они расположились на постоялом дворе «Три водопада», Кацуми предупредил ее, чтобы она не приближалась больше к пленному.
   — О Кацуми-сан, я не…
   — Вы знаете, что он гайдзин, испорченный грязными американскими идеями. Я не смогу сдержаться и обнажу меч, если он снова будет оскорблять вас своими разговорами.
   Она с недоумением посмотрела на брата. Ей непонятны были его строгость и ожесточенность. Конечно, Кацуми-сан прав, предупреждая ее. Но он приказал ей ехать постоянно в одном и том же месте процессии, не подъезжая ближе, чем на десять саку к любому из его солдат.
   — Это опасное место, Мити-сан. Я уже предупреждал вас не один раз, а вы по-прежнему не слушаете меня.
   — Извините, но почему я не могу поупражняться в верховой езде? Коню нравится бродить вдоль обочины, и к тому же даймё дал мне особое разреше…
   — Упрямая девчонка! Мало того, что вы позорите мой сан, так еще и подвергаете свою жизнь опасности! Я уже говорил вам, что в джунглях бродят гурэнтаи. Это беглые рабы. Они вооружены и могут похитить вас.
   — Но я нисколько не боюсь. Дорога хорошо охраняется. А потом, вы говорили, что преступники не отважатся напасть на такую большую процессию.
   — Делайте как вам сказано, Мити-сан! Для вашего же блага! И постарайтесь держаться подальше от американца!
   Она с грустью посмотрела ему вслед. Думая о брате, Мити не заметила, как на глаза навернулись слезы. «Где тот добрый и снисходительный Кацуми, которого я помнила с детства? Куда он подевался? Почему вместо него теперь какой-то бессердечный и незнакомый мне человек?..» — спрашивала он себя.
   Незаметно для самой себя Мити стала вспоминать Дюваля. Он был сильный и стройный, больше шести саку ростом. Это много даже для самого бравого самурая. Теперь, когда ему позволили вымыться и причесать волосы, он казался почти красавцем. Лицом он немного напоминал японца, но не был японцем и поэтому считался гайдзином.
   Ее начали терзать сомнения. «Ведь он ничего не знает о наших традициях, — думала Мити. — Он не умеет себя вести. Разве можно обращаться с ним как с нормальным человеком?.. Об этом говорили и Фумико, и жрецы. Наверное, они правы. Странно, но почему я не хочу верить им? Если он не осознает всей странности своего поведения, это его личное дело. Но почему тогда его не поместили вместе с остальными пленными?» Мити пустила коня галопом и направилась к началу процессии. Она вспомнила родителей, с которыми еще не виделась после возвращения на Садо. «Неужели они тоже начнут подавлять мою волю, как Кацуми? Тогда я ни за что не стану примерной дочерью, как бы мне после этого ни было тяжело. Мои взгляды на жизнь так отличаются от взглядов моих знакомых, что, наверное, лучше скрывать их».
   Она с волнением ожидала встречи с отцом. Хасэгава Кэни происходил из древнего, но обедневшего самурайского рода. Он закончил университет в Хонсю и прибыл на Садо десять лет назад. Еще в Киото он пытался создать военно-техническую корпорацию, но его идеи не имели успеха при дворе. Хасэгава познакомился с несколькими высокопоставленными людьми и сумел перебраться на Садо, где он пытался осуществить свои планы, чтобы вернуть богатство древнего рода. Своих маленьких дочерей, Мити и Кинуе, он оставил у сестры в Киото. Во-первых, они постоянно напоминали врагам, что однажды Хасэгава вернется. Во-вторых, девочки воспитывались при дворе и получали хорошее образование — на Садо это было бы невозможно. Позднее, приобретя большое поместье и став влиятельным человеком в администрации Садо, Хасэгава Кэни начал строить планы возвращения в Ямато.
   Известие о трагической гибели старшей дочери от рук императорского сына глубоко потрясло его и разрушило все надежды на возвращение. Он распорядился забрать Мити из Киото и решил навсегда порвать все связи с отечественными мирами. Хасэгава знал, что его сын таил желание отправиться в Киото, чтобы восстановить репутацию отца и отомстить за смерть сестры. Мити тоже разгадала планы брата. «По-моему, он совсем не любит меня, а только жаждет отомстить за сестру, — говорила она себе. — Либо я совсем не понимаю его, либо он уже усвоил кодекс самурайской чести. Лучше бы он подумал обо мне, чем бросаться без оглядки в объятия камергеров и офицеров императорской гвардии. Он только опозорит наше имя. Нет, ему нужно оставаться в той среде, в которой он вырос».
   Впереди величественно возвышались горы. Ровная дорога кончилась, процессия миновала джунгли и вошла в саванну. Здесь совсем не было деревьев. Вдали блестело что-то, похожее на реку. Мити пришпорила коня и обогнала авангард. Солдаты не имели права ее останавливать и поэтому лишь крикнули, чтобы она вернулась. Желая напоить коня, она понеслась к мерцавшей вдалеке воде. Дорога сузилась, и в этот момент Мити неожиданно увидела поперек мощеной дороги что-то рыжее, толстое, как ствол дерева.
   Конь испугался и прянул в сторону, взвился на дыбы. Рыжая масса отвратительно извивалась и пульсировала, словно змея. Присмотревшись получше, Мити стала различать в ней крупных, толщиной с палец, насекомых с хищными челюстями. Это были гигантские муравьи, живущие в джунглях. Они двигались как военная колонна, перенося в своем непрерывном потоке листья, насекомых и другую добычу. Рассматривая их с удивлением, Мити заметила забавное сходство колонны муравьев с процессией даймё. Она улыбнулась и подумала, что сегодня вечером можно будет сочинить на эту тему изящное хокку.
   Она оглянулась и посмотрела, сильно ли отстали солдаты, кричавшие ей, чтобы она вернулась. То, что она увидела, заставило ее похолодеть от ужаса. У муравьиной тропы лежали два человеческих тела, покрытые сплошным слоем рыжих муравьев. Мити поняла, что люди были сознательно брошены кем-то на съедение муравьям, причем совсем недавно, потому что подавали еще признаки жизни. Очевидно, гурэнтаи находились где-то неподалеку.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   К полудню процессия достигла небольшого селения, где проживало около двухсот человек. Со всех сторон его окружали густые сады, там выращивали хурму и гранаты. Рядом, за рекой, находились солончаки, на которых трудились рабы. Хосино принес чашку с рисом и, улыбаясь, разделил его пополам с Дювалем. Они разговорились. Удобно устроившись в тени, Стрейкер слушал воспоминания старика и изредка поглядывал на Кацуми, который внимательно следил за ним.
   — Это дело рук бандитов — гурэнтаев, — пояснял ему Хосино. — На Садо много рабов, и каждый третий бежит от своих хозяев. Они скрываются в джунглях, питаются мясом дикого кабана и почитают языческих богов, как и в Санаду. Иногда они нападают на отдаленные селения и крадут женщин, чтобы продолжить свой род. Рабы ненавидят нас, потому что многие помещики — жестокие люди и думают только о своей выгоде.
   — И многих они уже убили? — спросил Дюваль, вспомнив двоих несчастных, подобранных процессией. Кожа на них была полностью съедена, а глаза выжжены муравьиной кислотой до самых нервов.
   — Чаще всего они убивают сангокуинов и икки, приехавших из Китая, Тайваня и Кореи. Гурэнтаи не дружат с крестьянами. Они часто грабят их, когда те приезжают в город за солью.
   Хосино повел носом, принюхиваясь.
   — Чуешь запах рабов? Они употребляют в пищу свинину. Одно время я тоже привозил соль в Ниигату, а оттуда ее отправляли на кораблях на Гуам.
   Дюваль задремал. Каждый полдень процессия делала остановку на два часа, и теперь он мог отдохнуть от жары. Закрывая глаза, Стрейкер уловил слабый запах свинарника. Через несколько минут Дюваль зашевелился и сел.
   — Что такое? — спросил Хосино.
   — Я думал… Так, ничего. Мне послышалось, что где-то поблизости звучит американская речь.
   — Ты просто грезишь о доме.
   — Возможно.
   Дюваль заставил себя расслабиться. Хосино улегся рядом, надвинув на глаза широкополую шляпу из рисовой соломы, и вскоре уснул. Внезапно Дюваль вновь услышал обрывки американской речи. Он медленно поднялся и осторожно, чтобы не звенеть цепями, направился к хлеву.
   — Мне нужно облегчиться, — сказал он стоявшему рядом солдату, который равнодушно посмотрел на него и отвернулся.
   Свернув за угол дома, он увидел лицо, прижимавшееся к щели между воротами. Дюваль узнал его. Это был стюард Хавкена.
   — Джон Чамберс?.. Не может быть!
   Человек уставился на него:
   — Стрелок?..
   — Тише!
   Сквозь щель он увидел около двадцати человек, запертых в хлеву. Они были голыми, и от них исходил удушающий запах навоза и грязи. Дюваль подошел поближе.
   — А где командор? С вами?
   — Нет.
   — Какого черта вы здесь делаете?
   — Мы приземлились на Кровавой Луне.
   Чамберс рассказал, как оставшиеся на Кровавой Луне разделились на три группы. Двадцать пять человек отправились на север, тридцать — на юг, а их группа устремилась на восток, к исправительному поселению. По дороге на них напали гурэнтаи, похитив у них все сколько-нибудь ценное. Они шли шесть дней без воды и наконец достигли тюрьмы, где их взяли в плен местные власти и отправили обратно на Садо, в Ниигату. Потом их повели по дороге в Канадзаву и заперли здесь без видимой причины.
   — Я думаю, они хотят спросить у начальства, что с вами дальше делать, — проговорил Дюваль, пытаясь утешить Чамберса.
   Тот был в ужасном состоянии. В глазах у него блестели слезы от невыносимых страданий и чувства несправедливости, голос срывался.
   — Они заперли нас в этой вонючей дыре уже несколько дней назад. Знаешь, Стрелок, по-моему, они хотят распять нас. Но лучше это, чем терпеть такие мучения. Они все время издеваются над нами, заставляют есть помои. Многие уже умерли, и никто не может нам помочь…
   — Что случилось с «Ричардом М.»?
   — Надеюсь, что он уже дома.
   — Мой брат жив?
   — Да. По крайней мере, был жив, когда я в последний раз его видел.
   — Благодарю тебя, Господи! — Дюваль посмотрел в небо.
   — Он передал мне кое-что для тебя. Кольцо. Эти пси-таланты все знают наперед. Наверное, он предвидел, что мы с тобой встретимся.
   Сзади послышалось цоканье копыт, и они увидели Мити верхом на белом коне.
   — Это мои соотечественники, — обратился к ней Дюваль с исказившимся от гнева лицом. — Их держат в грязном хлеву, как свиней! Самураи всегда поступают так с пленными?
   Мити испуганно посмотрела на него, быстро развернула коня и ускакала прочь. Она почти сразу же вернулась со своим братом и взводом солдат. Пленные закричали от страха, когда увидели их. У людей Хасэгавы в руках были веревки, и американцы подумали, что их собираются повесить. Они умоляли Дюваля помочь им. У него сжалось сердце.
   — Они собираются повесить нас! Стрелок! Помоги нам!
   Дюваль посмотрел на Чамберса и шагнул к Хасэгаве, прося его пересмотреть решение:
   — Нет! Они не заслужили смерти!
   Самурай грубо оттолкнул его в сторону:
   — Отойди с дороги, живо!
   — В чем их преступление?
   — Убирайся отсюда, грязный гайдзин!
   Дюваль оглянулся, ища глазами оружие или какой-нибудь тяжелый предмет, но под рукой ничего не оказалось. Он неистово зарычал и вцепился голыми руками в шею Хасэгавы. Это было безумием, но хотя бы на несколько секунд Дюваль почувствовал себя свободным. Затем шестеро солдат набросились на него и разжали ему пальцы. Хасэгава пришел в себя, задыхаясь и ловя воздух ртом. Несколько мечей уперлись в грудь Дюваля, прижав его к земле и немного оцарапав кожу. Он видел боковым зрением, как Мити спешилась и подбежала к брату, метнув на Дюваля взгляд, полный презрения и ненависти.
   — Вероломный гайдзин! — тихо проговорила она.
   — Госпожа, он собирался их повесить, — хрипло оправдывался Дюваль.
   — Всех бы вас надо повесить!
   Солдат Хасэгавы приставил острие меча к сердцу Дюваля, ожидая приказа своего начальника. Но задыхающийся офицер молчал. Солдат взглянул на него с недоумением.
   — Прикажете его убить?
   — Нет!
   Солдат заколебался, ожидая другого решения, а затем нехотя поднял меч.
   — Заберите его! — приказал наконец Хасэгава.
   Солдаты грубо подняли Дюваля на ноги и поволокли к даймё. Хасэгава, едва оправившись от потрясения, последовал за ними. Вид у него был несколько потрепанный: порванное хаори — нараспашку, а под расстегнутым воротником виднелись красные следы от пальцев Дюваля.
   — Этот гайдзин пытался задушить меня. Я надеюсь вскоре увидеть его распятым, — зло проговорил Хасэгава, глядя на даймё.
   Нисима не спеша оторвался от бумаг и холодно посмотрел на офицера.
   — В самом деле? Он хотел убить вас?
   Хасэгава гордо продемонстрировал кровавые подтеки на шее.
   — Это правда? — спросил даймё Дюваля.
   — Извините, ваше превосходительство, — волнуясь, проговорил Стрейкер. — Он собирался повесить моих друзей…
   — Ты ошибся. Я приказал, чтобы этих пиратов забрали из хлева и отправили в Канадзаву, — возразил даймё.
   — Но у его людей были веревки…
   — А ты полагал, что мы отправим их несвязанными?
   — Я думал…
   — Ты думал? — Нисима дал знак страже. — Уведите его отсюда.
   Когда Дюваля увели, даймё, холодно улыбаясь, повернулся к Хасэгаве.
   — Итак, насколько я понял, американец все-таки напал на вас? — спросил он с мягким упреком. — А я надеялся, что вы уже успели его приручить…
   — Мне кажется, этих варваров невозможно приручить. Они не понимают ничего, кроме силы.
   Нисима задумчиво посмотрел на Хасэгаву.
   — Быть может, в целом вы и правы, но что касается этого американца, то последний эпизод обнаружил некоторые черты его нрава, о которых вы и не подозревали.
   Решив проверить знания американца, Нисима на время отложил казнь. Но когда ведущие инженеры сообщили ему о блестящих способностях пленного, он вообще отменил приказ. Американец был не только глубоким теоретиком, но, очевидно, работал также и непосредственно над производством оружия. В таком случае, он не солгал, хотя от него пока что и не было получено никакой новой информации.
   — Мне кажется, — продолжил после некоторой паузы Нисима, — что этот гайдзин — очень наивный человек.
   — Да, ваше превосходительство, но при этом…
   Нисима резко перебил офицера.
   — Я уже говорил вам, Хасэгава-сан, что американец должен быть доставлен в Канадзаву живым. Я убежден, что он владеет исключительно ценной информацией.
   — Слушаюсь, ваше превосходительство.
   — Мне очень жаль, что вы не можете придумать другого способа развязать ему язык, кроме насилия.
   — Мне кажется, я понял вас, ваше превосходительство. Если он не боится за свою шкуру, вероятно, его беспокоит судьба остальных пленных.
   — Вы абсолютно правы, Хасэгава-сан.
   Тот просиял в ответ, услышав одобрение в голосе даймё.
   — Вероятно, я должен приказать, чтобы всех пленных с Кровавой Луны отправили в Канадзаву?
   — Да, и не только их. Подготовьте приказ губернатору Ниигаты, чтобы он отправил всех американцев, находящихся в его тюрьме, в Канадзаву. Я убежден, что вскоре вы увидите, как сила врага может быть использована против него самого.
   Через два дня они прибыли в Камеяму, где находился конфуцианский монастырь. Монахи с участием отнеслись к американским пленным, дав им еду, одежду и мази, чтобы те залечили раны. Оттуда процессия последовала в Отами, находящийся в сорока ри от Канадзавы, а еще через два дня достигла уже Коду. Затем, делая остановки в придорожных поместьях, они отправились в Никасендо, расположенный в пяти ри от Канадзавы. Там они оказались еще через пять дней.
   Нисима внимательно наблюдал все это время за американцем и видел, что тот, словно старший брат, заботился о своих соотечественниках. От даймё также не ускользнуло, что Дюваль все время останавливал взгляд на сестре Хасэгавы. Нисима стал догадываться, каким способом можно вырвать секрет у американца. В Гифу они остановились в поместье, где жили жрецы синто. Американцев отвели в святилище горы Ису, где целебные источники облегчили их телесные страдания. Перед тем как отправиться дальше, все самураи, сопровождавшие даймё, посетили святилище. Они преклонили колени и сделали приношения, чтобы уберечься от несчастья. На следующий день в четыре часа процессия вошла в Канадзаву по улице Самых Счастливых Вишневых Деревьев, на которой располагалась резиденция даймё. К этому времени Нисима уже окончательно обдумал план, как раскрыть секрет с помощью сестры Хасэгавы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Место действия: Либерти
   — Мы воюем, Спарки?
   — Нет, — ответил человек, появившийся на борту «Ричарда М.».
   Это был Спарки Хувер, владелец спасательного корабля с Либерти. Направляясь к планетам Аркадии — газового гиганта в системе Юпитера, Спарки наткнулся на «Ричарда М.».
   Теперь Хавкен расспрашивал его, с тревогой вслушиваясь в ответы. Все их будущее зависело от того, что поведает им Спарки.
   Хувер был приземист, коренаст, издалека напоминал древний пивной бочонок. На его круглом упитанном лице с двойным подбородком росли густые бакенбарды. Они прикрывали толстые щеки, которые немного отвисли из-за постоянного употребления жевательного табака. Спарки Хувер все еще никак не мог прийти в себя от неожиданной встречи.
   Он снял асимметричную ковбойскую шляпу и теперь мял ее в ладонях, больших и красных, точно коннектикутские крабы.
   — Черт побери, Джос, я никак не ожидал повстречать вас. Мы думали, что вы все погибли.
   Хавкен взглянул на приборы. Индекс был низким, а пространство впереди корабля загромождено обломками «Боинга», недавно потерпевшего крушение. Но все-таки они находились в своей зоне, и звезда в системе Либерти сияла невыразимой красотой для каждого астронавта, находившегося на борту «Ричарда М.».
   — Ты не знаешь, почему власти Ямато хватают американских торговцев в портах Нейтральной Зоны? — спросил Эллис.
   — Блокада. Это стало обычным явлением за последний месяц. Говорят, Ямато в бешенстве из-за какой-то конфискации золота на Маршалле-1. Вроде бы его везли для того, чтобы кормить самураев в Нейтральной Зоне. Они объявили нам эмбарго на всех орбитах, которые они контролируют. Теперь ничего ни ввезти, ни вывезти.
   — Сукины дети! Это очень плохо…
   Хавкен мрачно посмотрел перед собой. Глаза его глубоко ввалились, а лицо выглядело изможденным.
   — Представляю, как разгневана Алиса Кэн. Скорее всего, мы угодим в тюрьму или того хуже…
   — Не думаю, — перебил командора Спарки. — Мы в выгодной позиции. Объявляя эмбарго, эти болваны забыли, что они могут попасть в Корею только через Калифорнию. Многие корейские пираты уже поджидают японские корабли, чтобы переправить их через нашу территорию. Но ни одному из них не будет позволено пересечь границу.
   — Так значит, Корея закрыта? — спросил с недоверием Эллис.
   — Да. Крепко, как утиная задница.
   — Но это самоубийство!
   — Для корейцев — вероятно.
   — Для Американо!
   — Ты слишком долго путешествовал, дружище…
   — Но мы хорошо информированы. После Рождества мы целую неделю торчали на Чеджудо. Нам сказали, что произошло несколько конфискаций и это отразилось на торговле. Мы не ожидали такого поворота событий.
   Хавкен рассказал спасателю, как, едва не погибнув, они все же добрались до корейской зоны. Там им удалось запастись провизией и произвести быстрый ремонт. Они взяли на борт несколько американских торговцев и срочно покинули планету, прежде чем власти Ямато поняли, что произошло. До астронавтов доходили самые разные слухи об эмбарго. Им пришлось сохранять инкогнито до тех пор, пока корабль не сошел с орбиты Чеджудо.
   — Да, — проговорил Хувер, — скоро разразится настоящая буря, после которой Ямато может многого лишиться.
   — В самом деле? Но ты не подозреваешь об их силе и подготовленности к войне, — возразил Хавкен.
   — За последнее время многое изменилось.
   Смахнув каплю с носа, Спарки рассказал им, как процветает теперь торговля в Европе. Брокеры Германии и Объединенных Балтийских Государств принимают практически все товары, которые доставляют туда американские корабли. Судя по тому, что рассказывал Хувер, ситуация была не такой мрачной, как предполагал командор. Хавкен был горячо предан Президенту и хорошо знал Алису Кэн. После событий на Садо его воображение распалилось, и он полагал, что их встретят как предателей, не иначе. Но опасения, кажется, были напрасными — ситуация изменилась.
   Корейские пираты должны были приводить корабли, снабжающие Ямато, в Калифорнию. Там они законно попадали под американскую юрисдикцию. Выдворяя затем японские корабли за пределы своей зоны, американцы не нарушали закон. Они могли утверждать, что действовали честно, предоставив кораблям безопасное небо. Однако при этом, согласно установленному эмбарго, американские власти конфисковывали стратегически важные грузы — оружие и этановое золото. Владельцы этого ценного сырья, китайские инвесторы, оказались в незавидном положении, но ничем не могли, изменить ситуацию.
   Эллис глубоко задумался, анализируя рассказ Хувера.
   — Император Ямато, конечно, будет рассматривать это как дипломатичный способ нанести ущерб и унизить их. Ты понимаешь, о чем я думаю? — обратился Стрейкер к командору. — Теперь Алиса Кэн, используя этот метод, может отомстить за оскорбление, нанесенное нам на Садо.
   — В таком случае наше возвращение только накалит обстановку.
   — Поддержит ли нас Алиса Кэн или зароет в землю — трудно сказать. Но я предполагаю первое.
   В глазах Хавкена блеснула надежда, и он уже начал раскаиваться в своих мрачных прогнозах.
   — Это в ее характере, я знаю, — задумчиво произнес командор. — Она всегда готова сыграть роль оскорбленной стороны, чтобы достичь выгоды. Она способна погрозить кулаком Ямато, если этим можно чего-нибудь добиться.
   «Если от эмбарго пострадает Корея, — размышлял Эллис, — Ямато тоже придется несладко. Крупные корпорации японцев вскоре потребуют расчета, и барон Харуми начнет раскаиваться, слушая донесения своего посла в Американо Окубо. Вероятно, мы возвращаемся как раз вовремя». Эллис мысленно парил где-то далеко, когда они готовились отделиться от спасательного корабля.
   — Мы должны приземлиться на Либерти как можно быстрее! — Это все, что сказал о своих планах Хавкен. Эллису показалось, что командора обуревают мрачные мысли, его оценка перспектив встречи на Либерти была довольно сдержанной.
   Новость об их появлении достигла Либерти раньше них самих. Об этом узнали сначала на Бостоне, а затем на Калифорнии. Сообщение пронеслось по авиалиниям, как лесной пожар по Орегону. Оно передавалось по всем главным коммуникационным каналам, так что, когда «Ричард М.» коснулся посадочной полосы в Харрисбурге, уже поджидавшие их самолеты осветили корпус прожекторами. «Ричард М.» салютовал в ответ. Весь Харрисбург пришел встречать легендарный корабль. Знакомая черная физиономия широко улыбалась из машины, подкатившей к самому трапу.