Страница:
— Садись, Стрелок! — Ди Баррио подвинулась и освободила место на голом полу. — Нас тут же заперли. Никакой связи с внешним миром. Тюремщики, сволочи, отняли коммуникаторы, деньги и вообще все, что можно было утащить.
— Даже расческу у меня сперли! — кисло улыбнулся Хорнер.
Камера, в которой содержались американские заложники, была не больше пяти квадратных метров, с подпоркой посредине. Через узкие зарешеченные оконца под самым потолком едва проникал дневной свет. Одно окно выходило на грязный тюремный двор, другое — на улицу. Во дворе стоял пыточный столб, поэтому заключенные предпочитали смотреть в другое окно. Несмотря на убогую обстановку, дверь была обтянута синтетическим покрытием и снабжена ионным замком. Половина заключенных была прикована к железным кольцам в стенах, испещренных тысячей иероглифов, остальные же были скованы друг с другом. Некоторые стояли у окон, другие сидели, подпирая спинами стены.
Джули Декстер, опытный астронавт, потерявшая глаз еще в первой экспедиции Хавкена, с отвращением сплюнула: жирная черная муха опять села ей на лицо.
— Недавно приходил какой-то японец, тощий как жердь. Худо-бедно он говорит по-английски. Побряцал ключами и похвастался, что всех нас собираются распять.
— Если бы нам тогда удалось добраться до кораблей… — грустно вздохнула ди Баррио.
— Но не удалось.
— И вот теперь мы заперты. На всю компанию три миски дробленого риса в день, — вступил в разговор Дэвей Маркс, прикованный к стене, но одна рука которого была свободна.
— Тебе, считай, повезло, раз ты не попал на борт «Ричарда М.». Нынче это корабль голодающих, — сказал Дюваль, думая о своем брате. Выжил ли он, или Пит Гросс, этот мясник, доконал его своей медициной? Доберется ли «Ричард М.» до Американо?
— По крайней мере, корабль хоть куда-то летит, — проговорил Маркс.
— И командор доведет его до дома.
— У них есть надежда…
— Два года назад я видел голодный экипаж, — мрачно возразил Дюваль. — Это были китайцы, которых едва не захватили пираты на орбите Тайваня. Один парень так исхудал, что брюхо его прилипло к позвоночнику. Бедняга весил шестьдесят фунтов. Я бы не хотел оказаться в его положении.
— Да, трудно предположить, что будет с «Ричардом М.», — согласилась ди Баррио, понизив голос. — Дюваль, а как тебе удалось уцелеть?
Стрейкер рассказал о том, что с ним произошло. Окутанный облаком дыма от работающих двигателей «Ричарда М.», он вслепую бежал через площадку, надеясь спастись от неминуемого взрыва. Где-то у него за спиной рванул корабль-камикадзе. Дюваля отбросило взрывной волной, одежда на нем загорелась. Но он сумел добраться до сточной канавы, решетку которой только что сорвало взрывом, и умудрился сбить пламя с одежды. Это и спасло его. Последнее, что запомнил Стрейкер, был покалеченный Ивакура — он застрял в сточном люке. Дюваля долго преследовало воспоминание о белом от ужаса лице Ивакуры, который из последних сил молил вытащить его из колодца, протягивая к Дювалю окровавленную руку.
— Я так и не смог его спасти, — покачал головой Стрелок.
— Черт с ним. Пусть мучается в аду… Гори они все синим пламенем! — злобно выкрикнул Мэт Кайзер, низкорослый толстяк-повар с выцветшими волосами и бегающими глазками. Он только что отошел от окна, позвякивая цепями. — Я видел, как наместник шел из своего дома к тюремному двору. Ну и рожа — хорошего от него ждать не приходится. Интересно, для чего он здесь?
— Стрелок, ты понимаешь их гнусавый язык? — спросила Декстер. — Может, они собираются убить нас?
— Отсюда ничего не слышно, — ответил Дюваль.
— Впервые я столкнулся с жителями Ямато, когда мне было лет двадцать пять, — пустился в воспоминания Маркс. — На Алабаме. Мы собрались к корейцам, торговать презервативами. Ну так вот, корейцы по сравнению с ямато — ангелы небесные. С ними всегда можно договориться, а эти точно воды в рот набрали. Держат кинжал за пазухой и готовы, как только ты отвернешься, всадить его тебе в спину. Я никогда им не доверял. Из-за болвана Хавкена и его дурацкой честности мы упустили верный шанс. А могли ведь преспокойно завернуть этих сволочей в их же шелковые пижамы и в два счета вышвырнуть из порта! До того, конечно, как прибыл Золотой флот!.. А теперь сиди тут и корми вшей…
— Мы же не знали их намерений, — возразил Дюваль.
— И не знаем до сих пор, Стрелок, — вмешалась в разговор ди Баррио. — В нашей ситуации это самое ужасное.
— О Господи, я чувствую, как от меня смердит… Не могу больше, — простонал Джеб Вомак. Он вылез из угла и встал рядом с Дювалем. Даже на корабле Джеб не отличался чистоплотностью, а здесь, в тюрьме, он совсем опустился. — Они морят нас голодом, — завывал он. — Мы все подохнем. У меня аж двое суток маковой росинки во рту не было. Стрелок, ты не принес с собой воды?
Дюваль с отвращением посмотрел на Вомака и отвернулся.
— Не обращай на него внимания. Он все время скулит и просит пить — наверное, из-за какой-то болезни, что он здесь подцепил.
— Насекомые так и кишат…
— Заткнись, Вомак! — огрызнулся Форест; его руки были свободны, а ноги закованы. — Выхлебываешь всю воду и скулишь, чтобы дали еще. Это невыносимо!
Они помолчали; затем Дюваль продолжил рассказ о своих скитаниях. Когда грохнул взрыв, он находился всего в пятидесяти ярдах от «Ричарда М.» и отчетливо видел, что корабль успел стартовать.
Сдаться в этот момент было равносильно верной смерти. Дюваль пробрался к побережью и две недели, вконец выбившийся из сил, жил среди отмелей как бродяга, охотясь за мелкой живностью вроде устриц и крабов — их можно было поймать во время отлива. Несмотря на безвыходное положение, Стрелок не переставал размышлять о том, как помочь своим соотечественникам…
Дюваль взглянул на грубый каменный сточный желоб в углу камеры. Сток был до черноты засижен мухами, из него несло невыразимым смрадом.
— Я догадывался, что найду вас в какой-нибудь чертовой дыре, вроде этой. Но меня схватили прежде, чем я смог что-нибудь придумать.
— Чертова дыра — это точно. Извините, мальчики, мне приспичило.
Тони Джэкоб, один из двух биологов с «Томаса Дж»., встала, расстегнула комбинезон и присела над сточной трубой, отогнав рой жужжащих мух. Мужчины машинально отвернулись.
— Ночные насекомые доконают нас, — сказала она, чтобы заполнить неловкую паузу. — Это какой-то вид комаров, выведенный с помощью генной инженерии. У них волчий аппетит — кровь обожают. Если такого комарика прихлопнуть, когда он кусает, то укус превращается в зудящий нарыв. А если позволить ему напиться крови, то вреда от него не больше, чем от обыкновенного клопа.
Вомак принялся чесаться и опять заныл. В ответ раздались грубые ругательства, а затем послышался смех.
— Снимите его с меня! Снимите! — орал Вомак.
— Сиди спокойно, слюнтяй! — гневно схватила его за локоть Декстер. Оказалось, сверху на Вомака упал большой рыжий паук величиной с ладонь. Из окна, выходящего на улицу, донеслись детский смех и топот улепетывающих проказников. — Что, паучка испугался? — Декстер взяла насекомое за брюшко и перевернула его на спину; паук задрыгал лапками. — Это еще не самая обидная их шутка… Маленькие отродья!
Она протянула паука Вомаку, и тот в ужасе отпрянул; лицо его скривилось и порозовело.
— Не надо! Пожалуйста, убери его! Я не выношу пауков! Ненавижу, говорю тебе!
— У-у-у-у! — Декстер поднесла паука к самому лицу Вомака и скорчила злодейскую рожу. — Это, малютка Джеб, всего лишь старый крошечный паук. Посмотри на него и попроси у него прощения.
Тони Джэкоб подошла поближе и пристально посмотрела на насекомое.
— Давайте бросим его вон на тех двух женщин на дороге, — невинно предложила она.
— Тихо! — закричал вдруг Дюваль. — Что это?..
Все уставились на него и прислушались. С тюремного двора доносились душераздирающие крики.
— О Господи, кого это они истязают?
Все, кто мог, столпились у окна посмотреть, что происходит во дворе. Крики усилились, потом показалась группа самураев — они тащили двух закованных в цепи китайцев-рабов.
— Стрелок, что они говорят?
— Не могу разобрать.
— Это ругательства?
— Нет.
Процессия остановилась, и офицер зачитал приказ. Насколько понял Дюваль, в нем упоминались побег и смертная казнь. Солдаты раздели рабов и подвесили их вверх ногами бок о бок, привязав лодыжки к перекладине так, что головы несчастных болтались в футе от земли. Стоявший рядом жрец синто читал молитвы и окроплял рабов водой.
«Быть не может! — содрогнулся Дюваль, когда понял, что именно собираются сделать с рабами палачи. — Никакая измена, никакое преступление не заслуживают такого. Их собираются разрубить мясницкими тесаками!» — Он отвернулся, не в силах смотреть. У окна осталась одна Декстер. Лицо ее перекосилось, когда крики усилились и ножи вонзились в плоть.
Стрейкер почувствовал, что пот ручьями струится по спине. Вдруг крики разом смолкли и повисла оглушительная тишина. Декстер покачала головой и сползла на пол. Лицо ее было мертвенно-бледным.
— Они разрубили их пополам, — сдавленно сказала она. — От задницы до адамова яблока. Точно свиные туши.
Подавленные происшедшим, пленники на несколько минут замолкли. Они вдруг по-настоящему задумались о своем положении. Несколько раз до этого они заговаривали о побеге. Но жестокая расправа, свидетелями которой они стали, кажется, сводила на нет любую их попытку.
— В городе полно людей, — прервал затянувшееся молчание Дюваль. — Вчера я притаился за одним из помостов, что идут вдоль дороги. Хотел незаметно проникнуть в город. И увидел процессию. Она проходила в нескольких футах от меня. Какая-то дурацкая церемония — наместник на лошади в сопровождении пяти охранников. А у меня был нож. Я мог бы напасть на него и вспороть ему брюхо.
— Жаль, Стрелок, что ты этого не сделал. Теперь, наверное, он сам вспорет брюхо нам, как и тем несчастным китайцам.
— Дюваль, как тебя схватили?
— Я попался очень глупо. Когда я прятался в канаве, меня случайно заметил мальчишка. Со страху он побежал к матери и все ей рассказал, ну а та подняла крик.
— А что потом?
— Потом почти весь гарнизон приставил лезвия своих мечей к моему горлу.
— Какое несчастье, Стрелок…
— Да уж, хорошего мало.
— Может быть, наша судьба тоже решена?
— Кто знает…
— Черт, как кости ноют! — выругался Маркс.
— Знаешь, Стрелок, у тебя не было ни одного шанса вызволить нас отсюда, — тихо проговорила Джэкоб. — Когда мы увидели, как они волокут тебя с надетым на шею «ошейником», мы подумали, что тебя схватили в бою. У нас тогда оставалась надежда на тех, с кем мы приземлились на эту планету…
— Ну, с таким командором, который, задрав хвост, бросился прочь, не посмотрев, что сталось с его экипажем… — фыркнула Декстер и отвернулась. — Конечно, корабль с твоим оружием мог бы открыть огонь и вызволить нас отсюда.
Дэйл Сибэк показала Стрейкеру ладонь, обернутую в лохмотья окровавленной рубашки.
— Они звери, эти ямато! Посмотри на мою руку, Стрелок. Они на мелкие кусочки разорвут всех, кто приблизится к ним — так же, как они раздробили мои пальцы.
«Легионы самураев держат в страхе весь христианский мир, — размышлял Дюваль. — Вооруженные до зубов, уверенные в своем превосходстве, безжалостные к противнику… Мы слышали жуткие истории о расправе с пленными после того, как барон Харуми вошел в Нейтральную Зону со своими полками».
Вслух же он сказал:
— Но пока мы живы…
— Можешь предложить какой-нибудь выход?
В этот момент снаружи донесся шум. В замке повернулся ионный ключ, раздались короткие выкрики на японском, и дверь камеры резко распахнулась. Оттолкнув Джонса, вошел толстый тюремщик с подстриженными черными усиками и встал в проеме двери, поигрывая красной палкой. Носил он грязную одежду с мешковатыми штанами ниже колен, заправленными в желтые гетры.
Охранник недовольно заворчал, посмотрел вокруг и быстро зачитал приказ.
— Стрелок, что он говорит?
— Ему нужен один из нас.
— Кто?
Второй тюремщик, у которого на поясе позвякивал ионный ключ, указал на ди Баррио и отодвинул ее в сторону.
— Не прикасайся ко мне, сукин сын! — огрызнулась та.
Другой взялся за цепь на запястье Дюваля, но Стрейкер оттолкнул его и приготовился защищаться до последнего. Декстер бросилась на одного из тюремщиков и как кошка вцепилась ему в лицо. В этот момент в камеру ввалились солдаты, до той поры стоявшие за дверью, и оттащили тех, кто не был прикован к стене, осыпая остальных ударами дубинок.
Они схватили Дюваля и поволокли во двор. Дверь камеры с грохотом захлопнулась. Оставшиеся заключенные, не в силах помочь Дювалю, столпились у окна, громко крича. Один из стражников хлестнул кожаной плеткой по решетке, задев Декстер по лицу.
— Сука, удушила бы! Дай мне только добраться до тебя! — завизжала та.
— Они убьют нас всех!
— Мы никогда не выберемся отсюда, — завыл Вомак.
— Заткнись, ты, грязная тряпка! — заорала на него Декстер.
— И ты тоже заткнись! — прокричала ди Баррио.
— Господи, что они с нами делают!..
Арестанты прилипли к решетке, чтобы стать свидетелями участи Дюваля Стрейкера. Сержант, держащий красную палку, приказал солдатам расковать и раздеть Дюваля. Перед американцем возник жрец синто в просторном черном платье, с длинным тохэем — символом божественности, отдаленно напоминающим лопату — в руке.
Развевающиеся на слабом ветру одежды жреца были скреплены на шее и перехвачены у пояса тонкими витыми шелковыми шнурками со множеством узелков. Широченные рукава приоткрывали желтые морщинистые ладони, а под капюшоном виднелось старческое лицо с длинной седой бородой и перебитым носом. Взгляд его темных глаз был отрешенно устремлен на землю, залитую уже потемневшей кровью.
Послышалось странное бормотание, напоминающее жужжание потревоженной пчелы, готовой вот-вот ужалить…
«Вот здесь я и умру, — подумал Дюваль. — Они вздернут меня и сдерут кожу. Господи, помоги… Я должен умереть достойно». Стрейкер почувствовал, как в груди натянулась и резко дернула за сердце невидимая нить. Он вдруг услышал его биение — размеренное и гулкое. «Странно, — думал Дюваль, — почему я никогда не прислушивался к своему сердцу? Какие сильные удары, и звук похож на колокольный». Он взглянул в бледно-голубое небо с чуть заметным зеленоватым отливом у побережья. Солнце цвета переспелой дыни медленно клонилось к морю, готовясь на ночь погрузиться в его волны. Своими лучами оно озаряло разгоряченную землю тюремного двора, превращая капли разбрызганной крови в россыпи блестяще-черного агата. «Неужели через минуту все кончится, неужели меня не станет?» — думал Дюваль. Он вновь взглянул в небо и почувствовал, как его тело становится прозрачным и легким. Ему показалось, что оно хочет оторваться от земли…
В этот момент стражники сняли с него огромную колодку и отбросили ее в сторону. Слуга-китаец принес коромысло с двумя ведрами воды, и сержант вылил одно из них на Дюваля. Затем китаец принялся тереть мочалкой его тело — голову, лицо, шею, плечи, живот, ноги. Когда грязь полностью сошла, сержант вылил на Стрейкера второе ведро, и китаец вытер пленного махровым полотенцем.
Через минуту Дюваля расковали. Он стоял на тюремном дворе совершенно обнаженный, только что вымытый и чувствовал себя заново родившимся. В довершение всего ему выдали просторную рубашку и мешковатые брюки, которые он не замедлил надеть. Затем на него вновь водрузили круглое ярмо и защелкнули кандалы на запястьях. Дюваль все еще ничего не понимал.
Жрец повернулся к главному тюремщику.
— Коко э досо!
— Куда вы собираетесь меня вести? — спросил потрясенный Дюваль.
— Мы собрались ходить даймё, — ответил жрец на ломаном английском.
— К даймё?.. — Слабая надежда на спасение затеплилась в его душе.
— Его желание — допросить тебя.
— Меня?..
Он еще не пришел в себя от потрясения, и тело его била нервная дрожь. Мысли путались, в ушах по-прежнему звучал назойливый голос жреца, похожий на жужжание.
— Но почему только меня? А как же все остальные? — глупо улыбаясь, спросил Дюваль.
Жрец уставился на него с прежней отрешенностью во взгляде.
— Камой масэн. Додзэн, окамай наку. Икимасо ка? Это не имеет значения. Пожалуйста, не беспокойтесь. Мы можем идти?
У Дюваля мурашки пробежали по коже, когда он услышал подчеркнуто вежливую официальную японскую речь с отчетливо различимыми древними интонациями диалекта высшего общества Киото. У Стрейкера такая речь была связана с жуткими воспоминаниями юности. «О, мне хорошо знакома эта нарочитая вежливость, цинично рассчитанная на то, чтобы указать человеку его место. Какой страшный язык! Он позволяет говорящему, не прибегая к прямому унижению, втоптать собеседника в грязь. Есть масса способов сказать „я“, подняв при этом собственную персону на недосягаемую высоту. Какой лживый язык! Он дает возможность скрыть подтекст, а если понадобится, то и изменить его на прямо противоположный. Глагол стоит в конце предложения, и никто не сумеет понять твоих намерений, пока ты не закончишь говорить. Отрицание тоже ставится в конце, и ты можешь легко переиначить то, что намеревался сказать, если тебя не устраивает реакция слушающего… Японцы и ведут себя так же — в любой момент готовы предать! Да, будь у них другой язык, он сразу бы обнажил их двуликую сущность! В детстве я видел людей, одетых так же, как ты, и так же, как ты, подчеркнуто вежливых. Они благословляли террористов, когда те затягивали проволочные петли на шеях американских женщин и детей… Вы не использовали оружие, но до полусмерти запугивали наших колонистов, когда фанатично пытались отбить у них охоту селиться в Нейтральной Зоне. Мои родители погибли из-за таких подлецов, как вы, любители хороших манер и изощренных пыток!»
— Но почему именно я?
— Возможно, его превосходительство распорядился, чтобы вас отделили от всех.
— Почему меня?
— Простите. Я не могу обсуждать этот вопрос.
Стражники повели Дюваля по улице, которую хорошо было видно из узенького окошка тюремной камеры. Прошли мимо веранды, где недавно сидела молодая японка, поразившая Стрелка своей красотой. Повернув налево, процессия вышла на небольшую площадь, выложенную серыми плитами и заполненную торговцами фруктами.
Торговцы сидели на грубых циновках, разложив товар прямо на земле. На другой стороне площади велись учения: около тридцати солдат с деревянными мечами атаковали отряд противника, которым командовал высокий сержант, в то время как офицер на белом коне молча наблюдал за ними.
Низко над домами висело солнце. Оно было того же размера и цвета, что и солнце его родной планеты, и мало отличалось от «Первоначального Солнца» — земного. «Все они похожи, — подумал Дюваль. В его памяти непроизвольно всплыли астрономические параметры: — Звезда типа „G0“, световой класс — 5, приблизительная визуальная величина — 27,2, абсолютная визуальная величина — 4,4. Цветовые параметры: В-У-0, 62; И-В-0, 1. Температура поверхности — 5,800 км».
Солнце, висевшее над причудливо изогнутыми кровлями, напомнило Дювалю Либерти и заставило его почувствовать, сколь далеко он сейчас находится от родной планеты.
Они подошли к белому административному зданию, покоящемуся на массивном фундаменте, с двумя тяжелыми бронзовыми дверями и выложенной серой черепицей кровлей в форме пагоды. Пройдя мимо, стражники подвели Дюваля к другому большому строению, фасад которого, с двумя невыразительными колоннами, выходил на площадь.
Стражники бесшумно открыли массивные двери и провели Стрейкера внутрь. Солнце не заглядывало в затемненный вестибюль, и там было неожиданно прохладно. Сквозь жалюзи проникал легкий ветерок с залива. Он обвевал еще не высохшую кожу Дюваля, разметал его волосы. Стрейкер пригладил их ладонью; звякнули наручниками.
На циновке посередине комнаты его заставили опуститься на колени. Через раскрытые ширмы он видел балкон резного дерева и посадочную площадку порта Ниигата. Его взгляд тут же наткнулся на «Дуайт Д.». Дюваль подумал о команде корабля, вспомнил брата и понял: что бы раньше ни случилось, он, Стрелок, уже дважды избежал смерти. Первый раз — в горящем грузовом отсеке «Томаса Дж»., второй раз — после взрыва корабля-камикадзе. «Что ж, пусть они убьют меня. Два раза уже выиграл, и к пыточному столбу отправлюсь смеясь. Я расхохочусь им в лицо!» Но тут он подумал о своих гниющих в грязи, опустившихся товарищах. Дюваль осознал вдруг, что должен вызволить этих людей — нравится ему это или нет. Он обязан сделать все, чтобы спасти их жизни.
Одетый в голубое кимоно с поднятыми плечиками, даймё сидел в центре маленького помоста, находившегося в задней части комнаты, в десяти ярдах от Дюваля. Рядом расположились самураи при полном вооружении, городские чиновники в менее вычурных нарядах и жрецы, позабавившие Дюваля своими шапочками в форме кирпича — шапочки эти, венчающие лысые головы жрецов, делали их похожими на карнавальных кукол. Среди всей этой разношерстной публики Стрелок заметил единственную присутствующую здесь женщину. У него мелькнула мысль, что где-то он ее уже видел.
«Ну и рожи — хоть сейчас в балаган. Интересно, что хочет выпытать у меня даймё? — спрашивал себя Дюваль, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. — Сосредоточься! Постарайся представить, что бы ты сделал на их месте, о чем бы хотел узнать. О наших кораблях? О торговле? О планах Хавкена? Что именно?.. Конечно, как я сразу не догадался — особое оружие! Немедленно выбрось из головы! Не позволяй себе думать об этом — оружия не существует… Может быть, там высаживался наш десант, как предположила Декстер… Нет! Глупость — ему неоткуда было взяться. Господи, помоги мне придумать, как спасти их жизни…»
— Аната-но онамэ ва? Вакри масу ка, американу? — спросил даймё, внимательно вглядываясь в лицо Дюваля.
Стрейкер тупо уставился на даймё, делая вид, что ни слова не понимает по-японски. Нисима что-то прошептал женщине, и та с заметным акцентом перевела:
— Как тебя зовут? Американец, ты понимаешь меня?
— Меня зовут Дюваль Стрейкер. И я заявляю протест по поводу моего тюремного заключения.
— Что он говорит, Фумико-сан? — обратился даймё к женщине.
Она в точности перевела ответ Стрейкера.
«Пожалуй, нужно сбить спесь с этого хини», — подумал даймё и обратился к Фумико:
— Скажи ему, что хозяин этой планеты — я и чтобы он последил за своими манерами. Не то я прикажу вырезать ему язык.
Фумико перевела, и Дюваль не задумываясь ответил.
— Он говорит… он говорит, что не сможет тебе ничего рассказать, если ты отрежешь ему язык.
— Дай ему понять, что он обращается к даймё планеты Садо! — рассердился Нисима.
Дюваль спокойно выслушал перевод и сказал несколько слов в ответ.
— Он понимает, что ты даймё, и называет тебя «Тот, кто принимает решения».
— Хорошо. Спроси его, куда удрали американские корабли.
Перевод Фумико превратился в торопливое стаккато. Ответ же заключенного был спокоен и нетороплив.
— Он говорит, что ничего не знает о намерениях остальных кораблей американского флота. И добавляет, что даже если б знал, то не сказал бы тебе.
— Флота?
Писец позади даймё осторожно обмакнул кисточку в чернила и аккуратно записал показания пленного.
Пристально глядя на Дюваля, Нисима думал: «Наглый щенок, за такую дерзость я утоплю тебя в море. У меня нет времени учить тебя почтительным манерам. Ты даже не успеешь испытать все муки тюрьмы, которые ждут твоих спутников. Недаром говорится, что у всех американцев повадки животных. Возможно, если б ты повисел на дыбе, как летучая мышь на стене, то вел бы себя вежливее… Ну да ладно, надоели они мне все, — решил он внезапно. — Губернатор просит заплатить за тюрьму, так что прикажу жрецу просто распять их на кресте. Но сначала нужно исполнить долг…»
— Он говорит, что американские корабли ждут на дальних орбитах Садо, дабы из засады напасть на Золотой флот. Он знает, что обычно наши корабли в течение нескольких дней остаются на орбите, прежде чем покинуть систему, поэтому американцы используют гравитацию Кровавой Луны, чтобы пересечь траекторию наших звездолетов.
Даймё хитро прищурился. «Ты отвечаешь как астронавт, — подумал он. — Ты, конечно, не глуп и не простой член экипажа. Из твоих слов я могу заключить, что ты привык мыслить научно. Вероятно, как раз ты и сможешь кое-что рассказать нам об особом оружии…»
— Кто ты, Дюваль Стрейкер? Какая у тебя должность и что ты знаешь о том странном оружии, что использовали твои соотечественники?
Ответ Дюваля был намеренно груб. Фумико перевела его, и даймё вспыхнул от гнева. Его главный слуга шагнул вперед и пригрозил узнику обнаженным мечом.
— Предупреждаю! — вскричал он. — Отвечай хозяину уважительно и честно! Иначе я прикажу отрезать веки и губы у всех заключенных!
Дюваль едва не расхохотался. «Я полностью во власти наместника, — подумал он. — Не могу увиливать и лгать…»
— Я являюсь — вернее, являлся — начальником артиллерийской части на корабле «Томас Дж»., — произнес он отчетливо. — Именно я взорвал самый большой ваш корабль. И достаточно много знаю об этом оружии.
Пульс Нисимы участился. «Начальник артиллерийской части! — возликовал он. — Теперь мы узнаем, каким образом были уничтожены корабли Куриты!» Повернувшись к помосту, Нисима взглянул на жену. Лицо ее было спокойным и невозмутимым.
— Даже расческу у меня сперли! — кисло улыбнулся Хорнер.
Камера, в которой содержались американские заложники, была не больше пяти квадратных метров, с подпоркой посредине. Через узкие зарешеченные оконца под самым потолком едва проникал дневной свет. Одно окно выходило на грязный тюремный двор, другое — на улицу. Во дворе стоял пыточный столб, поэтому заключенные предпочитали смотреть в другое окно. Несмотря на убогую обстановку, дверь была обтянута синтетическим покрытием и снабжена ионным замком. Половина заключенных была прикована к железным кольцам в стенах, испещренных тысячей иероглифов, остальные же были скованы друг с другом. Некоторые стояли у окон, другие сидели, подпирая спинами стены.
Джули Декстер, опытный астронавт, потерявшая глаз еще в первой экспедиции Хавкена, с отвращением сплюнула: жирная черная муха опять села ей на лицо.
— Недавно приходил какой-то японец, тощий как жердь. Худо-бедно он говорит по-английски. Побряцал ключами и похвастался, что всех нас собираются распять.
— Если бы нам тогда удалось добраться до кораблей… — грустно вздохнула ди Баррио.
— Но не удалось.
— И вот теперь мы заперты. На всю компанию три миски дробленого риса в день, — вступил в разговор Дэвей Маркс, прикованный к стене, но одна рука которого была свободна.
— Тебе, считай, повезло, раз ты не попал на борт «Ричарда М.». Нынче это корабль голодающих, — сказал Дюваль, думая о своем брате. Выжил ли он, или Пит Гросс, этот мясник, доконал его своей медициной? Доберется ли «Ричард М.» до Американо?
— По крайней мере, корабль хоть куда-то летит, — проговорил Маркс.
— И командор доведет его до дома.
— У них есть надежда…
— Два года назад я видел голодный экипаж, — мрачно возразил Дюваль. — Это были китайцы, которых едва не захватили пираты на орбите Тайваня. Один парень так исхудал, что брюхо его прилипло к позвоночнику. Бедняга весил шестьдесят фунтов. Я бы не хотел оказаться в его положении.
— Да, трудно предположить, что будет с «Ричардом М.», — согласилась ди Баррио, понизив голос. — Дюваль, а как тебе удалось уцелеть?
Стрейкер рассказал о том, что с ним произошло. Окутанный облаком дыма от работающих двигателей «Ричарда М.», он вслепую бежал через площадку, надеясь спастись от неминуемого взрыва. Где-то у него за спиной рванул корабль-камикадзе. Дюваля отбросило взрывной волной, одежда на нем загорелась. Но он сумел добраться до сточной канавы, решетку которой только что сорвало взрывом, и умудрился сбить пламя с одежды. Это и спасло его. Последнее, что запомнил Стрейкер, был покалеченный Ивакура — он застрял в сточном люке. Дюваля долго преследовало воспоминание о белом от ужаса лице Ивакуры, который из последних сил молил вытащить его из колодца, протягивая к Дювалю окровавленную руку.
— Я так и не смог его спасти, — покачал головой Стрелок.
— Черт с ним. Пусть мучается в аду… Гори они все синим пламенем! — злобно выкрикнул Мэт Кайзер, низкорослый толстяк-повар с выцветшими волосами и бегающими глазками. Он только что отошел от окна, позвякивая цепями. — Я видел, как наместник шел из своего дома к тюремному двору. Ну и рожа — хорошего от него ждать не приходится. Интересно, для чего он здесь?
— Стрелок, ты понимаешь их гнусавый язык? — спросила Декстер. — Может, они собираются убить нас?
— Отсюда ничего не слышно, — ответил Дюваль.
— Впервые я столкнулся с жителями Ямато, когда мне было лет двадцать пять, — пустился в воспоминания Маркс. — На Алабаме. Мы собрались к корейцам, торговать презервативами. Ну так вот, корейцы по сравнению с ямато — ангелы небесные. С ними всегда можно договориться, а эти точно воды в рот набрали. Держат кинжал за пазухой и готовы, как только ты отвернешься, всадить его тебе в спину. Я никогда им не доверял. Из-за болвана Хавкена и его дурацкой честности мы упустили верный шанс. А могли ведь преспокойно завернуть этих сволочей в их же шелковые пижамы и в два счета вышвырнуть из порта! До того, конечно, как прибыл Золотой флот!.. А теперь сиди тут и корми вшей…
— Мы же не знали их намерений, — возразил Дюваль.
— И не знаем до сих пор, Стрелок, — вмешалась в разговор ди Баррио. — В нашей ситуации это самое ужасное.
— О Господи, я чувствую, как от меня смердит… Не могу больше, — простонал Джеб Вомак. Он вылез из угла и встал рядом с Дювалем. Даже на корабле Джеб не отличался чистоплотностью, а здесь, в тюрьме, он совсем опустился. — Они морят нас голодом, — завывал он. — Мы все подохнем. У меня аж двое суток маковой росинки во рту не было. Стрелок, ты не принес с собой воды?
Дюваль с отвращением посмотрел на Вомака и отвернулся.
— Не обращай на него внимания. Он все время скулит и просит пить — наверное, из-за какой-то болезни, что он здесь подцепил.
— Насекомые так и кишат…
— Заткнись, Вомак! — огрызнулся Форест; его руки были свободны, а ноги закованы. — Выхлебываешь всю воду и скулишь, чтобы дали еще. Это невыносимо!
Они помолчали; затем Дюваль продолжил рассказ о своих скитаниях. Когда грохнул взрыв, он находился всего в пятидесяти ярдах от «Ричарда М.» и отчетливо видел, что корабль успел стартовать.
Сдаться в этот момент было равносильно верной смерти. Дюваль пробрался к побережью и две недели, вконец выбившийся из сил, жил среди отмелей как бродяга, охотясь за мелкой живностью вроде устриц и крабов — их можно было поймать во время отлива. Несмотря на безвыходное положение, Стрелок не переставал размышлять о том, как помочь своим соотечественникам…
Дюваль взглянул на грубый каменный сточный желоб в углу камеры. Сток был до черноты засижен мухами, из него несло невыразимым смрадом.
— Я догадывался, что найду вас в какой-нибудь чертовой дыре, вроде этой. Но меня схватили прежде, чем я смог что-нибудь придумать.
— Чертова дыра — это точно. Извините, мальчики, мне приспичило.
Тони Джэкоб, один из двух биологов с «Томаса Дж»., встала, расстегнула комбинезон и присела над сточной трубой, отогнав рой жужжащих мух. Мужчины машинально отвернулись.
— Ночные насекомые доконают нас, — сказала она, чтобы заполнить неловкую паузу. — Это какой-то вид комаров, выведенный с помощью генной инженерии. У них волчий аппетит — кровь обожают. Если такого комарика прихлопнуть, когда он кусает, то укус превращается в зудящий нарыв. А если позволить ему напиться крови, то вреда от него не больше, чем от обыкновенного клопа.
Вомак принялся чесаться и опять заныл. В ответ раздались грубые ругательства, а затем послышался смех.
— Снимите его с меня! Снимите! — орал Вомак.
— Сиди спокойно, слюнтяй! — гневно схватила его за локоть Декстер. Оказалось, сверху на Вомака упал большой рыжий паук величиной с ладонь. Из окна, выходящего на улицу, донеслись детский смех и топот улепетывающих проказников. — Что, паучка испугался? — Декстер взяла насекомое за брюшко и перевернула его на спину; паук задрыгал лапками. — Это еще не самая обидная их шутка… Маленькие отродья!
Она протянула паука Вомаку, и тот в ужасе отпрянул; лицо его скривилось и порозовело.
— Не надо! Пожалуйста, убери его! Я не выношу пауков! Ненавижу, говорю тебе!
— У-у-у-у! — Декстер поднесла паука к самому лицу Вомака и скорчила злодейскую рожу. — Это, малютка Джеб, всего лишь старый крошечный паук. Посмотри на него и попроси у него прощения.
Тони Джэкоб подошла поближе и пристально посмотрела на насекомое.
— Давайте бросим его вон на тех двух женщин на дороге, — невинно предложила она.
— Тихо! — закричал вдруг Дюваль. — Что это?..
Все уставились на него и прислушались. С тюремного двора доносились душераздирающие крики.
— О Господи, кого это они истязают?
Все, кто мог, столпились у окна посмотреть, что происходит во дворе. Крики усилились, потом показалась группа самураев — они тащили двух закованных в цепи китайцев-рабов.
— Стрелок, что они говорят?
— Не могу разобрать.
— Это ругательства?
— Нет.
Процессия остановилась, и офицер зачитал приказ. Насколько понял Дюваль, в нем упоминались побег и смертная казнь. Солдаты раздели рабов и подвесили их вверх ногами бок о бок, привязав лодыжки к перекладине так, что головы несчастных болтались в футе от земли. Стоявший рядом жрец синто читал молитвы и окроплял рабов водой.
«Быть не может! — содрогнулся Дюваль, когда понял, что именно собираются сделать с рабами палачи. — Никакая измена, никакое преступление не заслуживают такого. Их собираются разрубить мясницкими тесаками!» — Он отвернулся, не в силах смотреть. У окна осталась одна Декстер. Лицо ее перекосилось, когда крики усилились и ножи вонзились в плоть.
Стрейкер почувствовал, что пот ручьями струится по спине. Вдруг крики разом смолкли и повисла оглушительная тишина. Декстер покачала головой и сползла на пол. Лицо ее было мертвенно-бледным.
— Они разрубили их пополам, — сдавленно сказала она. — От задницы до адамова яблока. Точно свиные туши.
Подавленные происшедшим, пленники на несколько минут замолкли. Они вдруг по-настоящему задумались о своем положении. Несколько раз до этого они заговаривали о побеге. Но жестокая расправа, свидетелями которой они стали, кажется, сводила на нет любую их попытку.
— В городе полно людей, — прервал затянувшееся молчание Дюваль. — Вчера я притаился за одним из помостов, что идут вдоль дороги. Хотел незаметно проникнуть в город. И увидел процессию. Она проходила в нескольких футах от меня. Какая-то дурацкая церемония — наместник на лошади в сопровождении пяти охранников. А у меня был нож. Я мог бы напасть на него и вспороть ему брюхо.
— Жаль, Стрелок, что ты этого не сделал. Теперь, наверное, он сам вспорет брюхо нам, как и тем несчастным китайцам.
— Дюваль, как тебя схватили?
— Я попался очень глупо. Когда я прятался в канаве, меня случайно заметил мальчишка. Со страху он побежал к матери и все ей рассказал, ну а та подняла крик.
— А что потом?
— Потом почти весь гарнизон приставил лезвия своих мечей к моему горлу.
— Какое несчастье, Стрелок…
— Да уж, хорошего мало.
— Может быть, наша судьба тоже решена?
— Кто знает…
— Черт, как кости ноют! — выругался Маркс.
— Знаешь, Стрелок, у тебя не было ни одного шанса вызволить нас отсюда, — тихо проговорила Джэкоб. — Когда мы увидели, как они волокут тебя с надетым на шею «ошейником», мы подумали, что тебя схватили в бою. У нас тогда оставалась надежда на тех, с кем мы приземлились на эту планету…
— Ну, с таким командором, который, задрав хвост, бросился прочь, не посмотрев, что сталось с его экипажем… — фыркнула Декстер и отвернулась. — Конечно, корабль с твоим оружием мог бы открыть огонь и вызволить нас отсюда.
Дэйл Сибэк показала Стрейкеру ладонь, обернутую в лохмотья окровавленной рубашки.
— Они звери, эти ямато! Посмотри на мою руку, Стрелок. Они на мелкие кусочки разорвут всех, кто приблизится к ним — так же, как они раздробили мои пальцы.
«Легионы самураев держат в страхе весь христианский мир, — размышлял Дюваль. — Вооруженные до зубов, уверенные в своем превосходстве, безжалостные к противнику… Мы слышали жуткие истории о расправе с пленными после того, как барон Харуми вошел в Нейтральную Зону со своими полками».
Вслух же он сказал:
— Но пока мы живы…
— Можешь предложить какой-нибудь выход?
В этот момент снаружи донесся шум. В замке повернулся ионный ключ, раздались короткие выкрики на японском, и дверь камеры резко распахнулась. Оттолкнув Джонса, вошел толстый тюремщик с подстриженными черными усиками и встал в проеме двери, поигрывая красной палкой. Носил он грязную одежду с мешковатыми штанами ниже колен, заправленными в желтые гетры.
Охранник недовольно заворчал, посмотрел вокруг и быстро зачитал приказ.
— Стрелок, что он говорит?
— Ему нужен один из нас.
— Кто?
Второй тюремщик, у которого на поясе позвякивал ионный ключ, указал на ди Баррио и отодвинул ее в сторону.
— Не прикасайся ко мне, сукин сын! — огрызнулась та.
Другой взялся за цепь на запястье Дюваля, но Стрейкер оттолкнул его и приготовился защищаться до последнего. Декстер бросилась на одного из тюремщиков и как кошка вцепилась ему в лицо. В этот момент в камеру ввалились солдаты, до той поры стоявшие за дверью, и оттащили тех, кто не был прикован к стене, осыпая остальных ударами дубинок.
Они схватили Дюваля и поволокли во двор. Дверь камеры с грохотом захлопнулась. Оставшиеся заключенные, не в силах помочь Дювалю, столпились у окна, громко крича. Один из стражников хлестнул кожаной плеткой по решетке, задев Декстер по лицу.
— Сука, удушила бы! Дай мне только добраться до тебя! — завизжала та.
— Они убьют нас всех!
— Мы никогда не выберемся отсюда, — завыл Вомак.
— Заткнись, ты, грязная тряпка! — заорала на него Декстер.
— И ты тоже заткнись! — прокричала ди Баррио.
— Господи, что они с нами делают!..
Арестанты прилипли к решетке, чтобы стать свидетелями участи Дюваля Стрейкера. Сержант, держащий красную палку, приказал солдатам расковать и раздеть Дюваля. Перед американцем возник жрец синто в просторном черном платье, с длинным тохэем — символом божественности, отдаленно напоминающим лопату — в руке.
Развевающиеся на слабом ветру одежды жреца были скреплены на шее и перехвачены у пояса тонкими витыми шелковыми шнурками со множеством узелков. Широченные рукава приоткрывали желтые морщинистые ладони, а под капюшоном виднелось старческое лицо с длинной седой бородой и перебитым носом. Взгляд его темных глаз был отрешенно устремлен на землю, залитую уже потемневшей кровью.
Послышалось странное бормотание, напоминающее жужжание потревоженной пчелы, готовой вот-вот ужалить…
«Вот здесь я и умру, — подумал Дюваль. — Они вздернут меня и сдерут кожу. Господи, помоги… Я должен умереть достойно». Стрейкер почувствовал, как в груди натянулась и резко дернула за сердце невидимая нить. Он вдруг услышал его биение — размеренное и гулкое. «Странно, — думал Дюваль, — почему я никогда не прислушивался к своему сердцу? Какие сильные удары, и звук похож на колокольный». Он взглянул в бледно-голубое небо с чуть заметным зеленоватым отливом у побережья. Солнце цвета переспелой дыни медленно клонилось к морю, готовясь на ночь погрузиться в его волны. Своими лучами оно озаряло разгоряченную землю тюремного двора, превращая капли разбрызганной крови в россыпи блестяще-черного агата. «Неужели через минуту все кончится, неужели меня не станет?» — думал Дюваль. Он вновь взглянул в небо и почувствовал, как его тело становится прозрачным и легким. Ему показалось, что оно хочет оторваться от земли…
В этот момент стражники сняли с него огромную колодку и отбросили ее в сторону. Слуга-китаец принес коромысло с двумя ведрами воды, и сержант вылил одно из них на Дюваля. Затем китаец принялся тереть мочалкой его тело — голову, лицо, шею, плечи, живот, ноги. Когда грязь полностью сошла, сержант вылил на Стрейкера второе ведро, и китаец вытер пленного махровым полотенцем.
Через минуту Дюваля расковали. Он стоял на тюремном дворе совершенно обнаженный, только что вымытый и чувствовал себя заново родившимся. В довершение всего ему выдали просторную рубашку и мешковатые брюки, которые он не замедлил надеть. Затем на него вновь водрузили круглое ярмо и защелкнули кандалы на запястьях. Дюваль все еще ничего не понимал.
Жрец повернулся к главному тюремщику.
— Коко э досо!
— Куда вы собираетесь меня вести? — спросил потрясенный Дюваль.
— Мы собрались ходить даймё, — ответил жрец на ломаном английском.
— К даймё?.. — Слабая надежда на спасение затеплилась в его душе.
— Его желание — допросить тебя.
— Меня?..
Он еще не пришел в себя от потрясения, и тело его била нервная дрожь. Мысли путались, в ушах по-прежнему звучал назойливый голос жреца, похожий на жужжание.
— Но почему только меня? А как же все остальные? — глупо улыбаясь, спросил Дюваль.
Жрец уставился на него с прежней отрешенностью во взгляде.
— Камой масэн. Додзэн, окамай наку. Икимасо ка? Это не имеет значения. Пожалуйста, не беспокойтесь. Мы можем идти?
У Дюваля мурашки пробежали по коже, когда он услышал подчеркнуто вежливую официальную японскую речь с отчетливо различимыми древними интонациями диалекта высшего общества Киото. У Стрейкера такая речь была связана с жуткими воспоминаниями юности. «О, мне хорошо знакома эта нарочитая вежливость, цинично рассчитанная на то, чтобы указать человеку его место. Какой страшный язык! Он позволяет говорящему, не прибегая к прямому унижению, втоптать собеседника в грязь. Есть масса способов сказать „я“, подняв при этом собственную персону на недосягаемую высоту. Какой лживый язык! Он дает возможность скрыть подтекст, а если понадобится, то и изменить его на прямо противоположный. Глагол стоит в конце предложения, и никто не сумеет понять твоих намерений, пока ты не закончишь говорить. Отрицание тоже ставится в конце, и ты можешь легко переиначить то, что намеревался сказать, если тебя не устраивает реакция слушающего… Японцы и ведут себя так же — в любой момент готовы предать! Да, будь у них другой язык, он сразу бы обнажил их двуликую сущность! В детстве я видел людей, одетых так же, как ты, и так же, как ты, подчеркнуто вежливых. Они благословляли террористов, когда те затягивали проволочные петли на шеях американских женщин и детей… Вы не использовали оружие, но до полусмерти запугивали наших колонистов, когда фанатично пытались отбить у них охоту селиться в Нейтральной Зоне. Мои родители погибли из-за таких подлецов, как вы, любители хороших манер и изощренных пыток!»
— Но почему именно я?
— Возможно, его превосходительство распорядился, чтобы вас отделили от всех.
— Почему меня?
— Простите. Я не могу обсуждать этот вопрос.
Стражники повели Дюваля по улице, которую хорошо было видно из узенького окошка тюремной камеры. Прошли мимо веранды, где недавно сидела молодая японка, поразившая Стрелка своей красотой. Повернув налево, процессия вышла на небольшую площадь, выложенную серыми плитами и заполненную торговцами фруктами.
Торговцы сидели на грубых циновках, разложив товар прямо на земле. На другой стороне площади велись учения: около тридцати солдат с деревянными мечами атаковали отряд противника, которым командовал высокий сержант, в то время как офицер на белом коне молча наблюдал за ними.
Низко над домами висело солнце. Оно было того же размера и цвета, что и солнце его родной планеты, и мало отличалось от «Первоначального Солнца» — земного. «Все они похожи, — подумал Дюваль. В его памяти непроизвольно всплыли астрономические параметры: — Звезда типа „G0“, световой класс — 5, приблизительная визуальная величина — 27,2, абсолютная визуальная величина — 4,4. Цветовые параметры: В-У-0, 62; И-В-0, 1. Температура поверхности — 5,800 км».
Солнце, висевшее над причудливо изогнутыми кровлями, напомнило Дювалю Либерти и заставило его почувствовать, сколь далеко он сейчас находится от родной планеты.
Они подошли к белому административному зданию, покоящемуся на массивном фундаменте, с двумя тяжелыми бронзовыми дверями и выложенной серой черепицей кровлей в форме пагоды. Пройдя мимо, стражники подвели Дюваля к другому большому строению, фасад которого, с двумя невыразительными колоннами, выходил на площадь.
Стражники бесшумно открыли массивные двери и провели Стрейкера внутрь. Солнце не заглядывало в затемненный вестибюль, и там было неожиданно прохладно. Сквозь жалюзи проникал легкий ветерок с залива. Он обвевал еще не высохшую кожу Дюваля, разметал его волосы. Стрейкер пригладил их ладонью; звякнули наручниками.
На циновке посередине комнаты его заставили опуститься на колени. Через раскрытые ширмы он видел балкон резного дерева и посадочную площадку порта Ниигата. Его взгляд тут же наткнулся на «Дуайт Д.». Дюваль подумал о команде корабля, вспомнил брата и понял: что бы раньше ни случилось, он, Стрелок, уже дважды избежал смерти. Первый раз — в горящем грузовом отсеке «Томаса Дж»., второй раз — после взрыва корабля-камикадзе. «Что ж, пусть они убьют меня. Два раза уже выиграл, и к пыточному столбу отправлюсь смеясь. Я расхохочусь им в лицо!» Но тут он подумал о своих гниющих в грязи, опустившихся товарищах. Дюваль осознал вдруг, что должен вызволить этих людей — нравится ему это или нет. Он обязан сделать все, чтобы спасти их жизни.
Одетый в голубое кимоно с поднятыми плечиками, даймё сидел в центре маленького помоста, находившегося в задней части комнаты, в десяти ярдах от Дюваля. Рядом расположились самураи при полном вооружении, городские чиновники в менее вычурных нарядах и жрецы, позабавившие Дюваля своими шапочками в форме кирпича — шапочки эти, венчающие лысые головы жрецов, делали их похожими на карнавальных кукол. Среди всей этой разношерстной публики Стрелок заметил единственную присутствующую здесь женщину. У него мелькнула мысль, что где-то он ее уже видел.
«Ну и рожи — хоть сейчас в балаган. Интересно, что хочет выпытать у меня даймё? — спрашивал себя Дюваль, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. — Сосредоточься! Постарайся представить, что бы ты сделал на их месте, о чем бы хотел узнать. О наших кораблях? О торговле? О планах Хавкена? Что именно?.. Конечно, как я сразу не догадался — особое оружие! Немедленно выбрось из головы! Не позволяй себе думать об этом — оружия не существует… Может быть, там высаживался наш десант, как предположила Декстер… Нет! Глупость — ему неоткуда было взяться. Господи, помоги мне придумать, как спасти их жизни…»
— Аната-но онамэ ва? Вакри масу ка, американу? — спросил даймё, внимательно вглядываясь в лицо Дюваля.
Стрейкер тупо уставился на даймё, делая вид, что ни слова не понимает по-японски. Нисима что-то прошептал женщине, и та с заметным акцентом перевела:
— Как тебя зовут? Американец, ты понимаешь меня?
— Меня зовут Дюваль Стрейкер. И я заявляю протест по поводу моего тюремного заключения.
— Что он говорит, Фумико-сан? — обратился даймё к женщине.
Она в точности перевела ответ Стрейкера.
«Пожалуй, нужно сбить спесь с этого хини», — подумал даймё и обратился к Фумико:
— Скажи ему, что хозяин этой планеты — я и чтобы он последил за своими манерами. Не то я прикажу вырезать ему язык.
Фумико перевела, и Дюваль не задумываясь ответил.
— Он говорит… он говорит, что не сможет тебе ничего рассказать, если ты отрежешь ему язык.
— Дай ему понять, что он обращается к даймё планеты Садо! — рассердился Нисима.
Дюваль спокойно выслушал перевод и сказал несколько слов в ответ.
— Он понимает, что ты даймё, и называет тебя «Тот, кто принимает решения».
— Хорошо. Спроси его, куда удрали американские корабли.
Перевод Фумико превратился в торопливое стаккато. Ответ же заключенного был спокоен и нетороплив.
— Он говорит, что ничего не знает о намерениях остальных кораблей американского флота. И добавляет, что даже если б знал, то не сказал бы тебе.
— Флота?
Писец позади даймё осторожно обмакнул кисточку в чернила и аккуратно записал показания пленного.
Пристально глядя на Дюваля, Нисима думал: «Наглый щенок, за такую дерзость я утоплю тебя в море. У меня нет времени учить тебя почтительным манерам. Ты даже не успеешь испытать все муки тюрьмы, которые ждут твоих спутников. Недаром говорится, что у всех американцев повадки животных. Возможно, если б ты повисел на дыбе, как летучая мышь на стене, то вел бы себя вежливее… Ну да ладно, надоели они мне все, — решил он внезапно. — Губернатор просит заплатить за тюрьму, так что прикажу жрецу просто распять их на кресте. Но сначала нужно исполнить долг…»
— Он говорит, что американские корабли ждут на дальних орбитах Садо, дабы из засады напасть на Золотой флот. Он знает, что обычно наши корабли в течение нескольких дней остаются на орбите, прежде чем покинуть систему, поэтому американцы используют гравитацию Кровавой Луны, чтобы пересечь траекторию наших звездолетов.
Даймё хитро прищурился. «Ты отвечаешь как астронавт, — подумал он. — Ты, конечно, не глуп и не простой член экипажа. Из твоих слов я могу заключить, что ты привык мыслить научно. Вероятно, как раз ты и сможешь кое-что рассказать нам об особом оружии…»
— Кто ты, Дюваль Стрейкер? Какая у тебя должность и что ты знаешь о том странном оружии, что использовали твои соотечественники?
Ответ Дюваля был намеренно груб. Фумико перевела его, и даймё вспыхнул от гнева. Его главный слуга шагнул вперед и пригрозил узнику обнаженным мечом.
— Предупреждаю! — вскричал он. — Отвечай хозяину уважительно и честно! Иначе я прикажу отрезать веки и губы у всех заключенных!
Дюваль едва не расхохотался. «Я полностью во власти наместника, — подумал он. — Не могу увиливать и лгать…»
— Я являюсь — вернее, являлся — начальником артиллерийской части на корабле «Томас Дж»., — произнес он отчетливо. — Именно я взорвал самый большой ваш корабль. И достаточно много знаю об этом оружии.
Пульс Нисимы участился. «Начальник артиллерийской части! — возликовал он. — Теперь мы узнаем, каким образом были уничтожены корабли Куриты!» Повернувшись к помосту, Нисима взглянул на жену. Лицо ее было спокойным и невозмутимым.