целлюлозных фабрик. Он сконцентрировался на этих ясных, знакомых вещах,
чтобы подавить тошнотворную грязь, текущую из сознания Сэлфриджа в его
собственное. Чувствительность и восприимчивость всегда были характерны для
Болди, и Беркхальтер не раз удивлялся, как Дюку Хиту удается оставаться
невозмутимым при его работе среди пациентов психиатрического госпиталя.
Раса Болди пришла слишком рано; они не отличались агрессивностью, а
выживание расы зависело от борьбы.
"Он в таверне", - сообщила мысль женщины. Беркхальтер машинально
отпрянул от этого сообщения; он знал мозг, передавший его. Логика
мгновенно подсказала ему, что источник информации неважен - в этот момент.
Барбара Пелл была параноиком, и, следовательно, врагом. Но и параноики, и
Болди были отчаянно заинтересованы избежать любого открытого столкновения.
Хотя между их конечными целями лежали миры, их пути все же временами были
параллельны...
Но было уже слишком поздно. Фред Сэлфридж вышел из таверны, щурясь от
солнечного света, и увидел Беркхальтера. Узкое, со впалыми щеками лицо
торговца исказилось кислой усмешкой. Мутная злоба его мыслей опережала
его, пока он шел к Беркхальтеру, постепенно приближая руку к рукоятке
короткого метательного кинжала у своего пояса.
Он остановился перед Беркхальтером, преградив ему путь. И его ухмылка
стала еще шире.
Беркхальтер остановился. Паническая сухость стиснула его горло. Он
боялся, но не за себя, а за свою расу, и каждый Болди в Секвойе знал это -
и наблюдал.
Он сказал:
- Доброе утро, Фред.
В это утро Сэлфридж не брился. Сейчас он потер щетинистый подбородок
и прикрыл глаза.
- Мистер Беркхальтер, - сказал он. - Консул Беркхальтер. Хорошо, что
сегодня утром вы не забыли надеть шляпу. "Кожаные головы" так легко
простужаются.
"Тяни время, - приказал Дюк Хит. - Я иду. Я остановлю его."
- Я не рвался на эту должность, Фред, - сказал Беркхальтер. - Города
назначили меня консулом. Разве я виноват в этом?
- Конечно же, ты рвался, - сказал Сэлфридж. - Я знаю о взятке, если
вижу ее. Ты был учителем в Модоке или в каком-то другом провинциальном
городишке. Какого же черта ты знаешь о кочевниках?
- Не так много, как ты, - согласился Беркхальтер. - У тебя есть опыт.
- Конечно. Конечно он у меня есть. Поэтому они взяли учителя-недоучку
и назначили его консулом кочевников. Новичка, даже не знающего, что среди
этих ребят есть племена каннибалов. Я торговал с жителями леса тридцать
лет и я знаю, как с ними обращаться. Может, ты собираешься читать им
чудесные рассказики из книжек?
- Я сделаю то, что мне скажут. Я не главный.
- Нет. Но, может быть, твои друзья? Связи! Если бы у меня были такие
же связи, как у тебя, я бы отсиживал зад, загребая деньги за ту же работу.
Только я бы делал эту работу лучше - много лучше.
- Я не вмешиваюсь в твои дела, - сказал Беркхальтер. - Ты продолжаешь
торговать, не так ли? Я занимаюсь своими делами.
- Да? А откуда я узнаю, что ты говоришь кочевникам?
- Мои записи открыты для всех.
- Да?
- Конечно. Моя работа состоит лишь в том, чтобы поддерживать мирные
отношения с кочевниками. Не заниматься никакой торговлей - кроме той,
которую они захотят - и тогда я отсылаю их к тебе.
- Это хорошо звучит, - сказал Сэлфридж. - За исключением одной вещи.
Ты можешь прочитать мои мысли и сказать кочевникам о моих частных делах.
Охрана Беркхальтера спала; он ничего не мог с этим поделать. Он,
сколько мог, выдерживал метальную близость человека, хотя это было все
равно, что дышать грязным воздухом.
- Боишься этого? - спросил он, и тут же пожалел об этом. Голоса в его
сознании закричали: "Осторожно!"
Сэлфридж вспыхнул.
- Так ты все-таки это делаешь? Вся эта красивая болтовня о том, что
вы, "кожаные головы", уважаете личную жизнь обыкновенных людей - конечно!
Не удивительно, что ты получил консульство! Читая мысли...
- Постой, - сказал Беркхальтер. - Я никогда в жизни не читал мысли
обыкновенных людей. Это правда.
- Да? - усмехнулся торговец. - Как же, черт возьми, я узнаю, не лжешь
ли ты? А ты можешь заглянуть в мой мозг и увидеть, говорю ли я правду. Что
нужно вам, Болди, так это чтобы вас научили знать свое место, и я бы за
пару монет...
Беркхальтер стиснул губы.
- Я не дерусь на дуэлях, - с усилием сказал он. - Я не буду драться.
- Трус, - сказал Сэлфридж и стал ждать, положив руку на рукоять
кинжала.
Возникло обычное затруднение. Ни один телепат не мог бы проиграть
дуэль с обыкновенным человеком, если только он не хотел совершить
самоубийство. Но в то же время он не мог позволить себе победить. Болди
пекли свой собственный скромный пирог; меньшинство, жившее в страдании, не
должно было проявлять превосходство, иначе бы оно не выжило. Один такой
инцидент прорвал бы плотину, которую телепаты с таким трудом воздвигли
против вздымающейся волны ненависти.
А плотина была слишком длинной. Она охватывала все человечество. И
было невозможно уследить за каждым дюймом этой огромной дамбы обычаев,
настроя и пропаганды, хотя основные принципы с детства внушались каждому
Болди. Когда-нибудь плотина рухнет, но каждая минута отсрочки означает
возможность собрать еще немного силы...
Голос Дюка Хита сказал:
- Такому парню как ты, Сэлфридж, лучше всего быть мертвым.
Неожиданный шок потряс Беркхальтера. Он поднял глаза на
врача-священника, вспоминая то слабое напряжение, которое он недавно
почувствовал под глубоким спокойствием Дюка Хита, и удивляясь этой
вспышке. Потом он поймал в сознании Хита мысль и расслабился, хотя и
довольно настороженно.
Позади Болди стоял Ральф Сэлфридж, уменьшенная и более слабая копия
Фреда. Он довольно глупо улыбался.
- Уверен, что могут, - сказал Хит. - Но они этого не делают.
Его круглое, моложавое лицо нахмурилось.
- Слушай меня...
- Я не слушаю всяких...
- Замолчи!
Сэлфридж разинул рот от удивления. Он пребывал в нерешительности:
пустить ли ему в ход кулаки или кинжал, и пока он колебался, Хит зло
продолжил.
- Я сказал, что тебе лучше быть мертвым, и я имею в виду именно это!
Твой младший брат считает тебя таким отчаянным, что подражает тебе во
всем. Теперь посмотри на него! Если эпидемия распространится по Секвойе,
то у него не хватит сопротивляемости, чтобы выработать антитела, а этот
юный идиот не даст мне сделать ему профилактические прививки. Я полагаю,
он думает, что может прожить на одном виски, как ты!
Фред Сэлфридж хмуро посмотрел на Хита, глянул на младшего брата и
снова перевел взгляд на врача-священника. Он потряс головой, пытаясь
прояснить ее.
- Оставь Ральфа в покое. Он в порядке.
- Ладно, начинай копить деньги ему на похороны, - жестоко сказал Хит.
- Как наполовину врач я дам прогноз прямо сейчас: rigor mortis.
Сэлфридж облизнул губы.
- Подожди минутку. Мальчик не болен, не так ли?
- Ниже, у Коломбиа Кроссинг, распространилась эпидемия, - сказал Хит.
Одна из новых мутаций вируса. если она ударит по нам здесь, будет беда.
Она похожа на столбняк, но не так поддается лечению. Когда поражены
нервные центры, ничего уже нельзя поделать. Сильно помогут
профилактические прививки, особенно если у человека восприимчивый тип
крови - как у Ральфа.
Беркхальтер прочитал в мыслях Хита приказ.
- Ты мог бы и сам получить несколько прививок, - продолжил
врач-священник. - К тому же, у тебя кровь группы "В", не так ли? И ты
достаточно крепок, чтобы справиться с инфекцией. Этот вирус - какая-то
новая мутация старого вируса гриппа.
Он продолжал. Кто-то окликнул Беркхальтера с другой стороны улицы, и
консул незаметно ускользнул, только Сэлфридж бросил на него мимолетный
взгляд.
Стройная рыжеволосая девушка ждала под деревом на углу. Беркхальтер
внутренне поморщился, когда понял, что встречи не избежать. Он никогда не
мог полностью контролировать ту бурю чувств, которую вызывал в нем сам вид
или мысль Барбары Пелл. Он встретился с ее узкими яркими глазами, полными
искорок света. Он увидел ее округлую стройную фигуру, казавшуюся столь
мягкой, и должно быть такую же жесткую при прикосновении, каким было ее
сознание при мысленном контакте. Ее яркий рыжий парик, едва не слишком
шикарный, разбрасывал вокруг ее правильного настороженного лица тяжелые
локоны, разметавшиеся по ее плечам словно щупальцам медузы, когда она
поворачивала голову. Интересно, у нее было типичное для рыжеволосых лицо с
высокими скулами, рискованно живое. У нее были типичные качества рыжей,
более глубокие, чем цвет волос, хотя Барбара Пелл, несомненно, родилась
такой же безволосой, как и любой Болди.
- Глупый, - сказала она, когда он оказался рядом с ней. - Почему ты
не разделался с Сэлфриджем?
Беркхальтер покачал головой.
- Нет. И ты не пытайся.
- Я предупредила тебя, что он в таверне. И я оказалась здесь раньше
всех, за исключением Хита. Если бы мы работали вместе...
- Мы не можем.
- Десятки раз мы спасали вас, предатели, - горько сказала женщина. -
А вы будете ждать, пока люди вышибут из вас дух.
Беркхальтер прошел мимо нее и свернул на тропинку, поднимавшуюся по
крутому склону и уводившую из Секвойи. Он ясно чувствовал, что Барбара
Пелл смотрит ему вслед. Он мог видеть ее столь ясно, будто у него были
глаза на затылке, ее опасно яркое лицо, ее прекрасное тело, ее яркие,
восхитительные безумные мысли...
Ведь не считая переполняющей их ненависти мысли параноика были столь
же прекрасны и соблазнительны, как и красота Барбары Пелл. Рискованно
соблазнительными. Свободный мир, в котором Болди могли бы в безопасности
ходить, жить и думать, не сдерживая своих мыслей в искусственные
стесняющие рамки, как люди когда-то сгибали свои спины, раболепствуя перед
хозяевами. Согнутая спина - это унизительно, но даже у раба сознание
свободно. Стеснять мысль - все равно, что стеснять душу, и никакое другое
унижение не может превзойти этого.
Но такого мира, о котором мечтали параноики, не существовало. Его
цена была бы слишком высока. "Что получит человек, - зло подумал
Беркхальтер, если он заполучит весь мир и потеряет собственную душу?" Эти
слова, наверное, впервые были произнесены по этому случаю и подходили к
нему, как никакие другие. Ценой должно было стать убийство, и кто бы ни
заплатил эту цену, он бы этим автоматически запятнал купленный им мир и,
если бы он был нормальным существом, он никогда не смог бы наслаждаться
тем, что он купил столь дорого. Беркхальтер восстановил в памяти отрывок
стихотворения и снова, может быть более поздно, чем сам поэт, писавший эти
строки, ощутил вкус его горькой меланхолии.
Я вижу вдалеке страну,
Где никогда не буду.
Но сердце пройдет, где не ступит нога,
В страну обетованную.
Мысль Барбары Пелл выпустила ему вслед гневную, полную злобы стрелу
презрения и ненависти.
"Глупец, все вы глупцы, вы недостойны телепатии, если ведете ее к
упадку. Если бы вы только присоединились к нам..."
Ее мысль потеряла ясность и внезапно стала злорадно красной от
льющейся крови, солоноватой и испаряющейся, будто все ее сознание с
восторгом купалось в людской крови.
Беркхальтер, чувствуя слабость, оборвал мысленный контакт с ней. С
неожиданной ясностью он осознал, что не окончательной свободной жизни они
хотят, а предметом их вожделения являются средства достижения цели. Они
утратили образ свободного мира. Все, чего они хотят, это убийство.
"Глупец, глупец, глупец! - летели ему вслед мысли Барбары Пелл. -
Подожди и увидишь! Подожди пока - один на два есть два, дважды два -
четыре, трижды два..."
Беркхальтер мрачно подумал: "Они к чему-то готовятся". И осторожно
послал мысль на разведку за внезапный искусственный барьер, которым она
пыталась скрыть мысль, когда осознала свою неосторожность. Она злобно
сопротивлялась прощупыванию. Он чувствовал только смутные кровавые
видения, кипящие за барьером. Потом она беззвучно засмеялась и швырнула
ему ясную ужасную мысль параноика, отвратительно отчетливую картину,
которая разве что не плеснула ему в лицо льющей через край кровавостью.
Чисто рефлекторно он стремительно отдернул свою мысль. Прикасаться к
ее мыслям было столь же безопасно, что и к огню. Это был один из способов,
которыми параноики могли при необходимости отогнать назойливую мысль
обыкновенного Болди. И конечно же обычно ни один Болди не помышлял о
прощупывании чужого сознания без приглашения. Беркхальтер содрогнулся.
Определенно, они к чему-то готовились. Он должен передать этот эпизод
тем, чьим делом было знать все о параноиках. В любом случае мозг Барбары
Пелл вряд ли дал бы много информации о секретных планах. Она была
исполнителем, а не идеологом. Он отозвал от нее свои мысли, привередливо
отряхивая грязь подобно тому, как кот отряхивает с лап воду.
Он поднимался по крутому склону, ведшему из Секвойи к его дому,
намеренно отрывая мысль от всего, что оставалось позади.
Пятнадцатиминутная прогулка привела его к простому дому из бревен и
пластика, выстроенному у самого Западного Канадского Леса. Это и было его
консульство, и только будка братьев Сэлфридж стояла дальше в лесистой
пустыне, тянувшейся на север до моря Бофорта, сливающегося с Северным
Ледовитым океаном.
Мигающий красный огонек рядом с его столом сообщал ему, что на
терминале пневмопочты, вытянувшейся на шесть миль вглубь леса, для него
есть послание. Он внимательно прочитал его. Скоро должна прибыть делегация
представителей трех групп племен кочевников. Ладно...
Он проверил запасы, осмотрел главный склад и сел за стол в ожидании.
Скоро к нему должен был присоединиться Хит. А пока он, закрыл глаза и
сосредоточился на свежем запахе ели, вливавшемся через открытые окна. Но
свежий чистый аромат был загрязнен отравлявшими воздух бродячими потоками
мыслей.
Беркхальтер вздрогнул.
Секвойя лежала у границы бывшей Канады - ныне необъятной пустыни, в
основном, покрытой лесами. Ее промышленность занималась переработкой
побочных продуктов целлюлозного производства, и здесь же находился
огромный психиатрический госпиталь, что объяснялось присутствием в городе
большого количества Болди. С другой стороны Секвойю выделяло из сотен
тысяч других городов, усеивающих Америку, недавнее создание здесь
дипломатического поста, консульства, который должен был стать средством
официального контакта с кочующими племенами, которые отходили в леса по
мере расширения цивилизации. Это был город в долине, ограниченной крутыми
склонами с бескрайними хвойными лесами и белыми водопадами, несущимися со
снежных вершин. Чуть западнее пролива Джорджии и острова Ванкувер
раскинулся Тихий океан. Но шоссейных дорог было очень мало; транспорт был
воздушным. И связь в основном осуществлялась по телерадио.
Четыре сотни человек, или около того, жили в Секвойе, тесном,
маленьком, полунезависимом поселении, обменивающем свою особую продукцию
на креветок и помпано из Лафитта; книги из Модока; кинжалы из бериллиевой
стали и мотоплуги из Америкэн Гана; одежду из Демпси и Ги Ай. Бостонские
текстильные фабрики исчезли вместе с Бостоном; эта дымящаяся серая пустошь
не изменилась со дня Взрыва. Но в Америке как и прежде хватало
пространства, как бы ни разрасталось население; война сильно проредило
его. С развитием техники совершенствовались использование засушливых и
неудобренных почв, и твердые зерна растения кудзу открыли новые пути для
земледелия. Но сельское хозяйство было далеко не единственным
производством. Никогда не расширяясь до солидных размеров, города
специализировались и разбрасывали споры, выраставшие в новые поселения -
или, иначе, разрастались подобно побегам малины, что пускали корни там,
где они коснулись земли.
Беркхальтер старался не думать о рыжеволосой женщине, когда вошел Дюк
Хит. Врач-священник уловил напряженную, негативную мысленную картину и
кивнул.
- Барбара Пелл, - сказал он. - Я видел ее. - Оба мужчины затуманили
поверхность своего сознания. Это не могло скрыть мысли, но если бы чей-то
мозг начал прощупывание, последовало бы мгновенное предупреждение, которое
дало бы им возможность принять меры предосторожности. Однако, при этом
беседа неизбежно велась в устной форме, а не телепатически.
- Они могут учуять приближение беды, - сказал Беркхальтер. -
Последнее время они прибывают в Секвойю, не так ли?
- Да. В тот момент, когда ты стал консулом, они начали приезжать, -
Хит кусал пальцы. - За сорок лет параноики выстроили что-то похожее на
организацию.
- Шестьдесят лет, - сказал Беркхальтер. - Мой дед видел, как это
началось в восемьдесят втором. Тогда в Модоке был параноик - одинокий волк
в те времена, но это был один из первых симптомов. А с тех пор...
- Да, они выросли качественно, не количественно. Сейчас истинных
Болди больше, чем параноиков. Психологически они в невыгодном положении.
Они не терпят смешанных браков с обыкновенными людьми. А мы делаем это, и
доминирующий признак продолжается, расширяется.
- На время, - сказал Беркхальтер.
- У Коломбиа Кроссинг нет никакой эпидемии, - нахмурился Хит. - мне
нужно было как-то отцепить Сэлфриджа от тебя, а у него сильный отцовский
инстинкт к его брату. Это сработало, но не надолго. С некоторой поправкой
часть равна целому. Ты получил консульство; у него был маленький приятный
рэкет, обжуливая кочевников; он ненавидит тебя - и бьет по твоему самому
уязвимому месту. К тому же он не дурак. он говорит себе, что если бы у
тебя не было того досадного преимущества, что ты - Болди, ты бы никогда не
получил консульство.
- Это было несправедливо.
- Он был вынужден сделать это, - сказал Хит. - Обыкновенные люди не
должны узнать, что мы выстраиваем среди кочевников. В один прекрасный день
лесной народ даст нам безопасность. Если бы консулом стал обыкновенный
человек...
- Я работаю в потемках, - сказал Беркхальтер. - И знаю лишь, что
должен во всем слушаться Немых.
- Мне известно ненамного больше. У параноиков есть их Мощь -
секретный диапазон связи, не поддающийся перехвату - и только Немые могут
бороться с их оружием. Помни, что покат мы не можем прочитать мысли Немых,
параноики тоже не могут этого сделать. Если ты узнаешь их секреты, то твой
мозг будет открытой книгой - любой телепат сможет прочитать их.
Беркхальтер промолчал. Хит вздохнул и посмотрел на еловые иглы,
блестевшие в солнечном свете за окном.
- Мне это тоже нелегко, - сказал он, - быть суррогатом. Ни одному
обыкновенному человеку не приходилось быть ни священником, ни врачом. А я
должен. Доктора в госпитале разбираются в этом лучше меня. Они знают,
сколько случаев психоза было вылечено благодаря нашему умению читать
мысли. А пока... - он пожал плечами.
Беркхальтер посмотрел на север.
- Что нам нужно, так это новая земля, - сказал он.
- Нам нужен новый мир. И когда-нибудь мы его получим.
Поперек двери легла тень. Оба мужчины повернулись. Там стояла
маленькая фигура, толстый маленький человечек с короткими вьющимися
волосами и кроткими голубыми глазами. Кинжал не его поясе казался
настолько неуместным, словно его короткие толстые пальцы были в состоянии
только нелепо скользить по рукоятке.
Ни один Болди не будет намеренно читать мысли обыкновенного человека,
но друг друга Болди всегда узнавали. Так что Беркхальтер и Хит мгновенно
определили, что вошедший был телепатом... но следом за этой мыслью пришло
неожиданное пугающее понимание, что там, где должна быть мысль, была
пустота. Это было все равно, что ступить на чистый лед и обнаружить на его
месте чистую воду. Только несколько человек могли настолько полно защищать
свое сознание. Это были Немые.
- Привет, - сказал странник, входя и усаживаясь на край стола. -
Похоже, вы меня знаете. Если вы не против, поговорим вслух. Я могу читать
ваши мысли, но вы не можете прочитать мои. - Он усмехнулся. - Не стоит
этому удивляться, Беркхальтер. Если ты будешь знать, то и параноики тоже
узнают. Итак. Меня зовут Бен Хобсон. - Он выдержал паузу. - Плохи дела,
да? Ладно, мы обдумаем это позже. Сначала дайте перевести дух.
Беркхальтер быстро взглянул на Хита.
- В городе параноики. Не говори мне слишком многого, иначе...
- Не волнуйся. Я не собирался, - усмехнулся Хобсон. - Что вам
известно о кочевниках?
- Потомки бродячих племен, не пожелавшие после Взрыва присоединиться
к поселениям. Цыгане. Люди леса. Довольно дружелюбны.
- Верно, - сказал Хобсон. - То, что я говорю вам теперь известно
всем, даже параноикам. Вы должны знать это. У нас есть несколько
агентов-Болди среди кочевников. Началось это случайно, сорок лет назад,
когда Болди по имени Линк Коуди был принят кочевниками и воспитан в
неведении о своем даре. Позже он узнал об этом. Он до сих пор живет среди
кочевников, и с ним его сыновья.
- Коуди? - тихо переспросил Беркхальтер. - Я слышал истории о
Коуди...
- Психологическая пропаганда. Кочевники - это варвары. Но нам нужна
их дружба, мы хотим сделать все, чтобы соединиться с ними, как только в
этом возникнет нужда. Двадцать лет назад мы начали создавать лесного
идола, живой символ, который внешне был похож на шамана, а на самом деле
стал бы нашим представителем. Мы взяли за основу африканского идола
мумбо-юмбо. Линк Коуди нарядился в цирковые одежды, получил от нас
необходимые атрибуты, и в конце концов у кочевников появилась легенда о
Коуди - великом лесном духе, мудром учителе. Они любят его, они
поклоняются ему, и они боятся его. Особенно с тех пор, как он научился
появляться одновременно в четырех местах.
- Как? - спросил Беркхальтер.
- У Коуди три сына, - улыбнулся Хобсон. - Одного из них вы увидите
сегодня. Твой друг Сэлфридж организовал небольшой заговор. Один из вождей
кочевников, которые прибудут на встречу, должен будет убить тебя. Я сам не
смогу помешать ему, но это сделает Коуди. Тебе придется подыграть ему. Не
подавай виду, что ждешь беду. Когда войдет Коуди, вожди будут весьма
поражены.
- Не лучше ли было не говорить Беркхальтеру, что его ждет? - сказал
Хит.
- Нет. По двум причинам. Он может читать мысли кочевников - я
разрешаю ему использовать этот козырь - и он должен действовать заодно с
Коуди. Хорошо, Беркхальтер?
- Да, - кивнул консул.
- Тогда я исчезаю, - Хобсон поднялся, продолжая улыбаться. -
Счастливо.
- Подожди минуту, - сказал Хит. - Что насчет Сэлфриджа?
- Не убивайте его. Ни один из вас. Вы знаете, что ни один Болди не
должен сражаться на дуэли с обыкновенным человеком.
Беркхальтер почти не слушал его. Он знал, что должен сказать о мысли,
так поразившей его в сознании Барбары Пелл, и оттягивал момент, когда ему
придется назвать ее ненавистное имя, и тем самым достаточно широко открыть
ворота своих мыслей, впустив туда ее образ, восхитительный образ,
восхитительной изящное тело, яркое опасное и безумное сознание...
- Недавно я видел в городе одного из параноиков, - сказал он. -
Барбара Пелл. Мерзкое создание эта женщина. Она позволила уловить кое-что
из их планов. Закрылась слишком быстро, чтобы я смог выудить много, но ты
можешь это обдумать. Мне показалось, они готовы к чему-то, что должно
произойти в ближайшее время.
Хобсон улыбнулся.
- Спасибо. Мы понаблюдаем за ними. И за женщиной. Что ж, все в
порядке. Счастливо.
Он вышел. Беркхальтер и Хит посмотрели друг на друга.
Немой не спеша шел по тропинке вниз, к поселению. Рот его был сложен
для свиста, пухлые щеки дрожали. Пройдя мимо высокой ели, он внезапно
выхватил кинжал и бросился за дерево. Прятавшийся там человек был захвачен
врасплох. Сталь безошибочно нашла цель. Перед смертью параноик успел
послать лишь мысленный отчаянный крик.
Хобсон вытер свой кинжал и пошел дальше. Под плотно пригнанным
коричневым париком заработал сделанный в виде облегающей шапочки аппарат.
Ни Болди, ни телепат не могли получить сигналы, которые сейчас принимал и
отправлял Хобсон.
- Они знают, что я здесь.
- Иногда им это удается, - ответил беззвучный собеседник. - Они не
могут уловить модулированную частоту шлемов, но способны заметить защиту.
И все же, пока ни один из них не знает, почему...
- Я только что убил одного.
- Одним негодяем меньше, - донесся холодный удовлетворенный ответ. -
Я думаю, мне лучше некоторое время побыть здесь. Параноики прибывают. И
Хит, и Беркхальтер думают так. Возможно, есть какой-то план, который я
пока не смог прочитать; параноики думают о нем только на своем диапазоне.
- Тогда оставайся. Держи связь. Что с Беркхальтером?
- Как мы и подозревали. Он влюблен в параноика Барбару Пелл. Но он об
этом не знает.
Потрясенное отвращение и, вместе с тем, неохотная симпатия были в
ответной мысли.
- Я не помню, чтобы подобное случалось прежде. Он может читать ее
мысли; знает, что она параноик...
Хобсон улыбнулся.
- Если бы он разобрался в своих чувствах, это его бы сильно
расстроило, Джерри. Очевидно, ты выбрал не того человека для этой работы.
- Это не похоже на Беркхальтера. Он всегда жил очень уединенно, но
характер его больше чем безупречен. Его склонность к сопереживанию была
очень высока. И он полгода изучал социологию в Новом Йеле.
- Он изучал ее, но так и остался далек от нее. Он знает Барбару Пелл
всего шесть недель. Он влюблен в нее.
- Но как - даже подсознательно? Болди инстинктивно ненавидят и не
доверяют параноикам.
Хобсон достиг предместий Секвойи и продолжал идти мимо сделанной в
чтобы подавить тошнотворную грязь, текущую из сознания Сэлфриджа в его
собственное. Чувствительность и восприимчивость всегда были характерны для
Болди, и Беркхальтер не раз удивлялся, как Дюку Хиту удается оставаться
невозмутимым при его работе среди пациентов психиатрического госпиталя.
Раса Болди пришла слишком рано; они не отличались агрессивностью, а
выживание расы зависело от борьбы.
"Он в таверне", - сообщила мысль женщины. Беркхальтер машинально
отпрянул от этого сообщения; он знал мозг, передавший его. Логика
мгновенно подсказала ему, что источник информации неважен - в этот момент.
Барбара Пелл была параноиком, и, следовательно, врагом. Но и параноики, и
Болди были отчаянно заинтересованы избежать любого открытого столкновения.
Хотя между их конечными целями лежали миры, их пути все же временами были
параллельны...
Но было уже слишком поздно. Фред Сэлфридж вышел из таверны, щурясь от
солнечного света, и увидел Беркхальтера. Узкое, со впалыми щеками лицо
торговца исказилось кислой усмешкой. Мутная злоба его мыслей опережала
его, пока он шел к Беркхальтеру, постепенно приближая руку к рукоятке
короткого метательного кинжала у своего пояса.
Он остановился перед Беркхальтером, преградив ему путь. И его ухмылка
стала еще шире.
Беркхальтер остановился. Паническая сухость стиснула его горло. Он
боялся, но не за себя, а за свою расу, и каждый Болди в Секвойе знал это -
и наблюдал.
Он сказал:
- Доброе утро, Фред.
В это утро Сэлфридж не брился. Сейчас он потер щетинистый подбородок
и прикрыл глаза.
- Мистер Беркхальтер, - сказал он. - Консул Беркхальтер. Хорошо, что
сегодня утром вы не забыли надеть шляпу. "Кожаные головы" так легко
простужаются.
"Тяни время, - приказал Дюк Хит. - Я иду. Я остановлю его."
- Я не рвался на эту должность, Фред, - сказал Беркхальтер. - Города
назначили меня консулом. Разве я виноват в этом?
- Конечно же, ты рвался, - сказал Сэлфридж. - Я знаю о взятке, если
вижу ее. Ты был учителем в Модоке или в каком-то другом провинциальном
городишке. Какого же черта ты знаешь о кочевниках?
- Не так много, как ты, - согласился Беркхальтер. - У тебя есть опыт.
- Конечно. Конечно он у меня есть. Поэтому они взяли учителя-недоучку
и назначили его консулом кочевников. Новичка, даже не знающего, что среди
этих ребят есть племена каннибалов. Я торговал с жителями леса тридцать
лет и я знаю, как с ними обращаться. Может, ты собираешься читать им
чудесные рассказики из книжек?
- Я сделаю то, что мне скажут. Я не главный.
- Нет. Но, может быть, твои друзья? Связи! Если бы у меня были такие
же связи, как у тебя, я бы отсиживал зад, загребая деньги за ту же работу.
Только я бы делал эту работу лучше - много лучше.
- Я не вмешиваюсь в твои дела, - сказал Беркхальтер. - Ты продолжаешь
торговать, не так ли? Я занимаюсь своими делами.
- Да? А откуда я узнаю, что ты говоришь кочевникам?
- Мои записи открыты для всех.
- Да?
- Конечно. Моя работа состоит лишь в том, чтобы поддерживать мирные
отношения с кочевниками. Не заниматься никакой торговлей - кроме той,
которую они захотят - и тогда я отсылаю их к тебе.
- Это хорошо звучит, - сказал Сэлфридж. - За исключением одной вещи.
Ты можешь прочитать мои мысли и сказать кочевникам о моих частных делах.
Охрана Беркхальтера спала; он ничего не мог с этим поделать. Он,
сколько мог, выдерживал метальную близость человека, хотя это было все
равно, что дышать грязным воздухом.
- Боишься этого? - спросил он, и тут же пожалел об этом. Голоса в его
сознании закричали: "Осторожно!"
Сэлфридж вспыхнул.
- Так ты все-таки это делаешь? Вся эта красивая болтовня о том, что
вы, "кожаные головы", уважаете личную жизнь обыкновенных людей - конечно!
Не удивительно, что ты получил консульство! Читая мысли...
- Постой, - сказал Беркхальтер. - Я никогда в жизни не читал мысли
обыкновенных людей. Это правда.
- Да? - усмехнулся торговец. - Как же, черт возьми, я узнаю, не лжешь
ли ты? А ты можешь заглянуть в мой мозг и увидеть, говорю ли я правду. Что
нужно вам, Болди, так это чтобы вас научили знать свое место, и я бы за
пару монет...
Беркхальтер стиснул губы.
- Я не дерусь на дуэлях, - с усилием сказал он. - Я не буду драться.
- Трус, - сказал Сэлфридж и стал ждать, положив руку на рукоять
кинжала.
Возникло обычное затруднение. Ни один телепат не мог бы проиграть
дуэль с обыкновенным человеком, если только он не хотел совершить
самоубийство. Но в то же время он не мог позволить себе победить. Болди
пекли свой собственный скромный пирог; меньшинство, жившее в страдании, не
должно было проявлять превосходство, иначе бы оно не выжило. Один такой
инцидент прорвал бы плотину, которую телепаты с таким трудом воздвигли
против вздымающейся волны ненависти.
А плотина была слишком длинной. Она охватывала все человечество. И
было невозможно уследить за каждым дюймом этой огромной дамбы обычаев,
настроя и пропаганды, хотя основные принципы с детства внушались каждому
Болди. Когда-нибудь плотина рухнет, но каждая минута отсрочки означает
возможность собрать еще немного силы...
Голос Дюка Хита сказал:
- Такому парню как ты, Сэлфридж, лучше всего быть мертвым.
Неожиданный шок потряс Беркхальтера. Он поднял глаза на
врача-священника, вспоминая то слабое напряжение, которое он недавно
почувствовал под глубоким спокойствием Дюка Хита, и удивляясь этой
вспышке. Потом он поймал в сознании Хита мысль и расслабился, хотя и
довольно настороженно.
Позади Болди стоял Ральф Сэлфридж, уменьшенная и более слабая копия
Фреда. Он довольно глупо улыбался.
- Уверен, что могут, - сказал Хит. - Но они этого не делают.
Его круглое, моложавое лицо нахмурилось.
- Слушай меня...
- Я не слушаю всяких...
- Замолчи!
Сэлфридж разинул рот от удивления. Он пребывал в нерешительности:
пустить ли ему в ход кулаки или кинжал, и пока он колебался, Хит зло
продолжил.
- Я сказал, что тебе лучше быть мертвым, и я имею в виду именно это!
Твой младший брат считает тебя таким отчаянным, что подражает тебе во
всем. Теперь посмотри на него! Если эпидемия распространится по Секвойе,
то у него не хватит сопротивляемости, чтобы выработать антитела, а этот
юный идиот не даст мне сделать ему профилактические прививки. Я полагаю,
он думает, что может прожить на одном виски, как ты!
Фред Сэлфридж хмуро посмотрел на Хита, глянул на младшего брата и
снова перевел взгляд на врача-священника. Он потряс головой, пытаясь
прояснить ее.
- Оставь Ральфа в покое. Он в порядке.
- Ладно, начинай копить деньги ему на похороны, - жестоко сказал Хит.
- Как наполовину врач я дам прогноз прямо сейчас: rigor mortis.
Сэлфридж облизнул губы.
- Подожди минутку. Мальчик не болен, не так ли?
- Ниже, у Коломбиа Кроссинг, распространилась эпидемия, - сказал Хит.
Одна из новых мутаций вируса. если она ударит по нам здесь, будет беда.
Она похожа на столбняк, но не так поддается лечению. Когда поражены
нервные центры, ничего уже нельзя поделать. Сильно помогут
профилактические прививки, особенно если у человека восприимчивый тип
крови - как у Ральфа.
Беркхальтер прочитал в мыслях Хита приказ.
- Ты мог бы и сам получить несколько прививок, - продолжил
врач-священник. - К тому же, у тебя кровь группы "В", не так ли? И ты
достаточно крепок, чтобы справиться с инфекцией. Этот вирус - какая-то
новая мутация старого вируса гриппа.
Он продолжал. Кто-то окликнул Беркхальтера с другой стороны улицы, и
консул незаметно ускользнул, только Сэлфридж бросил на него мимолетный
взгляд.
Стройная рыжеволосая девушка ждала под деревом на углу. Беркхальтер
внутренне поморщился, когда понял, что встречи не избежать. Он никогда не
мог полностью контролировать ту бурю чувств, которую вызывал в нем сам вид
или мысль Барбары Пелл. Он встретился с ее узкими яркими глазами, полными
искорок света. Он увидел ее округлую стройную фигуру, казавшуюся столь
мягкой, и должно быть такую же жесткую при прикосновении, каким было ее
сознание при мысленном контакте. Ее яркий рыжий парик, едва не слишком
шикарный, разбрасывал вокруг ее правильного настороженного лица тяжелые
локоны, разметавшиеся по ее плечам словно щупальцам медузы, когда она
поворачивала голову. Интересно, у нее было типичное для рыжеволосых лицо с
высокими скулами, рискованно живое. У нее были типичные качества рыжей,
более глубокие, чем цвет волос, хотя Барбара Пелл, несомненно, родилась
такой же безволосой, как и любой Болди.
- Глупый, - сказала она, когда он оказался рядом с ней. - Почему ты
не разделался с Сэлфриджем?
Беркхальтер покачал головой.
- Нет. И ты не пытайся.
- Я предупредила тебя, что он в таверне. И я оказалась здесь раньше
всех, за исключением Хита. Если бы мы работали вместе...
- Мы не можем.
- Десятки раз мы спасали вас, предатели, - горько сказала женщина. -
А вы будете ждать, пока люди вышибут из вас дух.
Беркхальтер прошел мимо нее и свернул на тропинку, поднимавшуюся по
крутому склону и уводившую из Секвойи. Он ясно чувствовал, что Барбара
Пелл смотрит ему вслед. Он мог видеть ее столь ясно, будто у него были
глаза на затылке, ее опасно яркое лицо, ее прекрасное тело, ее яркие,
восхитительные безумные мысли...
Ведь не считая переполняющей их ненависти мысли параноика были столь
же прекрасны и соблазнительны, как и красота Барбары Пелл. Рискованно
соблазнительными. Свободный мир, в котором Болди могли бы в безопасности
ходить, жить и думать, не сдерживая своих мыслей в искусственные
стесняющие рамки, как люди когда-то сгибали свои спины, раболепствуя перед
хозяевами. Согнутая спина - это унизительно, но даже у раба сознание
свободно. Стеснять мысль - все равно, что стеснять душу, и никакое другое
унижение не может превзойти этого.
Но такого мира, о котором мечтали параноики, не существовало. Его
цена была бы слишком высока. "Что получит человек, - зло подумал
Беркхальтер, если он заполучит весь мир и потеряет собственную душу?" Эти
слова, наверное, впервые были произнесены по этому случаю и подходили к
нему, как никакие другие. Ценой должно было стать убийство, и кто бы ни
заплатил эту цену, он бы этим автоматически запятнал купленный им мир и,
если бы он был нормальным существом, он никогда не смог бы наслаждаться
тем, что он купил столь дорого. Беркхальтер восстановил в памяти отрывок
стихотворения и снова, может быть более поздно, чем сам поэт, писавший эти
строки, ощутил вкус его горькой меланхолии.
Я вижу вдалеке страну,
Где никогда не буду.
Но сердце пройдет, где не ступит нога,
В страну обетованную.
Мысль Барбары Пелл выпустила ему вслед гневную, полную злобы стрелу
презрения и ненависти.
"Глупец, все вы глупцы, вы недостойны телепатии, если ведете ее к
упадку. Если бы вы только присоединились к нам..."
Ее мысль потеряла ясность и внезапно стала злорадно красной от
льющейся крови, солоноватой и испаряющейся, будто все ее сознание с
восторгом купалось в людской крови.
Беркхальтер, чувствуя слабость, оборвал мысленный контакт с ней. С
неожиданной ясностью он осознал, что не окончательной свободной жизни они
хотят, а предметом их вожделения являются средства достижения цели. Они
утратили образ свободного мира. Все, чего они хотят, это убийство.
"Глупец, глупец, глупец! - летели ему вслед мысли Барбары Пелл. -
Подожди и увидишь! Подожди пока - один на два есть два, дважды два -
четыре, трижды два..."
Беркхальтер мрачно подумал: "Они к чему-то готовятся". И осторожно
послал мысль на разведку за внезапный искусственный барьер, которым она
пыталась скрыть мысль, когда осознала свою неосторожность. Она злобно
сопротивлялась прощупыванию. Он чувствовал только смутные кровавые
видения, кипящие за барьером. Потом она беззвучно засмеялась и швырнула
ему ясную ужасную мысль параноика, отвратительно отчетливую картину,
которая разве что не плеснула ему в лицо льющей через край кровавостью.
Чисто рефлекторно он стремительно отдернул свою мысль. Прикасаться к
ее мыслям было столь же безопасно, что и к огню. Это был один из способов,
которыми параноики могли при необходимости отогнать назойливую мысль
обыкновенного Болди. И конечно же обычно ни один Болди не помышлял о
прощупывании чужого сознания без приглашения. Беркхальтер содрогнулся.
Определенно, они к чему-то готовились. Он должен передать этот эпизод
тем, чьим делом было знать все о параноиках. В любом случае мозг Барбары
Пелл вряд ли дал бы много информации о секретных планах. Она была
исполнителем, а не идеологом. Он отозвал от нее свои мысли, привередливо
отряхивая грязь подобно тому, как кот отряхивает с лап воду.
Он поднимался по крутому склону, ведшему из Секвойи к его дому,
намеренно отрывая мысль от всего, что оставалось позади.
Пятнадцатиминутная прогулка привела его к простому дому из бревен и
пластика, выстроенному у самого Западного Канадского Леса. Это и было его
консульство, и только будка братьев Сэлфридж стояла дальше в лесистой
пустыне, тянувшейся на север до моря Бофорта, сливающегося с Северным
Ледовитым океаном.
Мигающий красный огонек рядом с его столом сообщал ему, что на
терминале пневмопочты, вытянувшейся на шесть миль вглубь леса, для него
есть послание. Он внимательно прочитал его. Скоро должна прибыть делегация
представителей трех групп племен кочевников. Ладно...
Он проверил запасы, осмотрел главный склад и сел за стол в ожидании.
Скоро к нему должен был присоединиться Хит. А пока он, закрыл глаза и
сосредоточился на свежем запахе ели, вливавшемся через открытые окна. Но
свежий чистый аромат был загрязнен отравлявшими воздух бродячими потоками
мыслей.
Беркхальтер вздрогнул.
Секвойя лежала у границы бывшей Канады - ныне необъятной пустыни, в
основном, покрытой лесами. Ее промышленность занималась переработкой
побочных продуктов целлюлозного производства, и здесь же находился
огромный психиатрический госпиталь, что объяснялось присутствием в городе
большого количества Болди. С другой стороны Секвойю выделяло из сотен
тысяч других городов, усеивающих Америку, недавнее создание здесь
дипломатического поста, консульства, который должен был стать средством
официального контакта с кочующими племенами, которые отходили в леса по
мере расширения цивилизации. Это был город в долине, ограниченной крутыми
склонами с бескрайними хвойными лесами и белыми водопадами, несущимися со
снежных вершин. Чуть западнее пролива Джорджии и острова Ванкувер
раскинулся Тихий океан. Но шоссейных дорог было очень мало; транспорт был
воздушным. И связь в основном осуществлялась по телерадио.
Четыре сотни человек, или около того, жили в Секвойе, тесном,
маленьком, полунезависимом поселении, обменивающем свою особую продукцию
на креветок и помпано из Лафитта; книги из Модока; кинжалы из бериллиевой
стали и мотоплуги из Америкэн Гана; одежду из Демпси и Ги Ай. Бостонские
текстильные фабрики исчезли вместе с Бостоном; эта дымящаяся серая пустошь
не изменилась со дня Взрыва. Но в Америке как и прежде хватало
пространства, как бы ни разрасталось население; война сильно проредило
его. С развитием техники совершенствовались использование засушливых и
неудобренных почв, и твердые зерна растения кудзу открыли новые пути для
земледелия. Но сельское хозяйство было далеко не единственным
производством. Никогда не расширяясь до солидных размеров, города
специализировались и разбрасывали споры, выраставшие в новые поселения -
или, иначе, разрастались подобно побегам малины, что пускали корни там,
где они коснулись земли.
Беркхальтер старался не думать о рыжеволосой женщине, когда вошел Дюк
Хит. Врач-священник уловил напряженную, негативную мысленную картину и
кивнул.
- Барбара Пелл, - сказал он. - Я видел ее. - Оба мужчины затуманили
поверхность своего сознания. Это не могло скрыть мысли, но если бы чей-то
мозг начал прощупывание, последовало бы мгновенное предупреждение, которое
дало бы им возможность принять меры предосторожности. Однако, при этом
беседа неизбежно велась в устной форме, а не телепатически.
- Они могут учуять приближение беды, - сказал Беркхальтер. -
Последнее время они прибывают в Секвойю, не так ли?
- Да. В тот момент, когда ты стал консулом, они начали приезжать, -
Хит кусал пальцы. - За сорок лет параноики выстроили что-то похожее на
организацию.
- Шестьдесят лет, - сказал Беркхальтер. - Мой дед видел, как это
началось в восемьдесят втором. Тогда в Модоке был параноик - одинокий волк
в те времена, но это был один из первых симптомов. А с тех пор...
- Да, они выросли качественно, не количественно. Сейчас истинных
Болди больше, чем параноиков. Психологически они в невыгодном положении.
Они не терпят смешанных браков с обыкновенными людьми. А мы делаем это, и
доминирующий признак продолжается, расширяется.
- На время, - сказал Беркхальтер.
- У Коломбиа Кроссинг нет никакой эпидемии, - нахмурился Хит. - мне
нужно было как-то отцепить Сэлфриджа от тебя, а у него сильный отцовский
инстинкт к его брату. Это сработало, но не надолго. С некоторой поправкой
часть равна целому. Ты получил консульство; у него был маленький приятный
рэкет, обжуливая кочевников; он ненавидит тебя - и бьет по твоему самому
уязвимому месту. К тому же он не дурак. он говорит себе, что если бы у
тебя не было того досадного преимущества, что ты - Болди, ты бы никогда не
получил консульство.
- Это было несправедливо.
- Он был вынужден сделать это, - сказал Хит. - Обыкновенные люди не
должны узнать, что мы выстраиваем среди кочевников. В один прекрасный день
лесной народ даст нам безопасность. Если бы консулом стал обыкновенный
человек...
- Я работаю в потемках, - сказал Беркхальтер. - И знаю лишь, что
должен во всем слушаться Немых.
- Мне известно ненамного больше. У параноиков есть их Мощь -
секретный диапазон связи, не поддающийся перехвату - и только Немые могут
бороться с их оружием. Помни, что покат мы не можем прочитать мысли Немых,
параноики тоже не могут этого сделать. Если ты узнаешь их секреты, то твой
мозг будет открытой книгой - любой телепат сможет прочитать их.
Беркхальтер промолчал. Хит вздохнул и посмотрел на еловые иглы,
блестевшие в солнечном свете за окном.
- Мне это тоже нелегко, - сказал он, - быть суррогатом. Ни одному
обыкновенному человеку не приходилось быть ни священником, ни врачом. А я
должен. Доктора в госпитале разбираются в этом лучше меня. Они знают,
сколько случаев психоза было вылечено благодаря нашему умению читать
мысли. А пока... - он пожал плечами.
Беркхальтер посмотрел на север.
- Что нам нужно, так это новая земля, - сказал он.
- Нам нужен новый мир. И когда-нибудь мы его получим.
Поперек двери легла тень. Оба мужчины повернулись. Там стояла
маленькая фигура, толстый маленький человечек с короткими вьющимися
волосами и кроткими голубыми глазами. Кинжал не его поясе казался
настолько неуместным, словно его короткие толстые пальцы были в состоянии
только нелепо скользить по рукоятке.
Ни один Болди не будет намеренно читать мысли обыкновенного человека,
но друг друга Болди всегда узнавали. Так что Беркхальтер и Хит мгновенно
определили, что вошедший был телепатом... но следом за этой мыслью пришло
неожиданное пугающее понимание, что там, где должна быть мысль, была
пустота. Это было все равно, что ступить на чистый лед и обнаружить на его
месте чистую воду. Только несколько человек могли настолько полно защищать
свое сознание. Это были Немые.
- Привет, - сказал странник, входя и усаживаясь на край стола. -
Похоже, вы меня знаете. Если вы не против, поговорим вслух. Я могу читать
ваши мысли, но вы не можете прочитать мои. - Он усмехнулся. - Не стоит
этому удивляться, Беркхальтер. Если ты будешь знать, то и параноики тоже
узнают. Итак. Меня зовут Бен Хобсон. - Он выдержал паузу. - Плохи дела,
да? Ладно, мы обдумаем это позже. Сначала дайте перевести дух.
Беркхальтер быстро взглянул на Хита.
- В городе параноики. Не говори мне слишком многого, иначе...
- Не волнуйся. Я не собирался, - усмехнулся Хобсон. - Что вам
известно о кочевниках?
- Потомки бродячих племен, не пожелавшие после Взрыва присоединиться
к поселениям. Цыгане. Люди леса. Довольно дружелюбны.
- Верно, - сказал Хобсон. - То, что я говорю вам теперь известно
всем, даже параноикам. Вы должны знать это. У нас есть несколько
агентов-Болди среди кочевников. Началось это случайно, сорок лет назад,
когда Болди по имени Линк Коуди был принят кочевниками и воспитан в
неведении о своем даре. Позже он узнал об этом. Он до сих пор живет среди
кочевников, и с ним его сыновья.
- Коуди? - тихо переспросил Беркхальтер. - Я слышал истории о
Коуди...
- Психологическая пропаганда. Кочевники - это варвары. Но нам нужна
их дружба, мы хотим сделать все, чтобы соединиться с ними, как только в
этом возникнет нужда. Двадцать лет назад мы начали создавать лесного
идола, живой символ, который внешне был похож на шамана, а на самом деле
стал бы нашим представителем. Мы взяли за основу африканского идола
мумбо-юмбо. Линк Коуди нарядился в цирковые одежды, получил от нас
необходимые атрибуты, и в конце концов у кочевников появилась легенда о
Коуди - великом лесном духе, мудром учителе. Они любят его, они
поклоняются ему, и они боятся его. Особенно с тех пор, как он научился
появляться одновременно в четырех местах.
- Как? - спросил Беркхальтер.
- У Коуди три сына, - улыбнулся Хобсон. - Одного из них вы увидите
сегодня. Твой друг Сэлфридж организовал небольшой заговор. Один из вождей
кочевников, которые прибудут на встречу, должен будет убить тебя. Я сам не
смогу помешать ему, но это сделает Коуди. Тебе придется подыграть ему. Не
подавай виду, что ждешь беду. Когда войдет Коуди, вожди будут весьма
поражены.
- Не лучше ли было не говорить Беркхальтеру, что его ждет? - сказал
Хит.
- Нет. По двум причинам. Он может читать мысли кочевников - я
разрешаю ему использовать этот козырь - и он должен действовать заодно с
Коуди. Хорошо, Беркхальтер?
- Да, - кивнул консул.
- Тогда я исчезаю, - Хобсон поднялся, продолжая улыбаться. -
Счастливо.
- Подожди минуту, - сказал Хит. - Что насчет Сэлфриджа?
- Не убивайте его. Ни один из вас. Вы знаете, что ни один Болди не
должен сражаться на дуэли с обыкновенным человеком.
Беркхальтер почти не слушал его. Он знал, что должен сказать о мысли,
так поразившей его в сознании Барбары Пелл, и оттягивал момент, когда ему
придется назвать ее ненавистное имя, и тем самым достаточно широко открыть
ворота своих мыслей, впустив туда ее образ, восхитительный образ,
восхитительной изящное тело, яркое опасное и безумное сознание...
- Недавно я видел в городе одного из параноиков, - сказал он. -
Барбара Пелл. Мерзкое создание эта женщина. Она позволила уловить кое-что
из их планов. Закрылась слишком быстро, чтобы я смог выудить много, но ты
можешь это обдумать. Мне показалось, они готовы к чему-то, что должно
произойти в ближайшее время.
Хобсон улыбнулся.
- Спасибо. Мы понаблюдаем за ними. И за женщиной. Что ж, все в
порядке. Счастливо.
Он вышел. Беркхальтер и Хит посмотрели друг на друга.
Немой не спеша шел по тропинке вниз, к поселению. Рот его был сложен
для свиста, пухлые щеки дрожали. Пройдя мимо высокой ели, он внезапно
выхватил кинжал и бросился за дерево. Прятавшийся там человек был захвачен
врасплох. Сталь безошибочно нашла цель. Перед смертью параноик успел
послать лишь мысленный отчаянный крик.
Хобсон вытер свой кинжал и пошел дальше. Под плотно пригнанным
коричневым париком заработал сделанный в виде облегающей шапочки аппарат.
Ни Болди, ни телепат не могли получить сигналы, которые сейчас принимал и
отправлял Хобсон.
- Они знают, что я здесь.
- Иногда им это удается, - ответил беззвучный собеседник. - Они не
могут уловить модулированную частоту шлемов, но способны заметить защиту.
И все же, пока ни один из них не знает, почему...
- Я только что убил одного.
- Одним негодяем меньше, - донесся холодный удовлетворенный ответ. -
Я думаю, мне лучше некоторое время побыть здесь. Параноики прибывают. И
Хит, и Беркхальтер думают так. Возможно, есть какой-то план, который я
пока не смог прочитать; параноики думают о нем только на своем диапазоне.
- Тогда оставайся. Держи связь. Что с Беркхальтером?
- Как мы и подозревали. Он влюблен в параноика Барбару Пелл. Но он об
этом не знает.
Потрясенное отвращение и, вместе с тем, неохотная симпатия были в
ответной мысли.
- Я не помню, чтобы подобное случалось прежде. Он может читать ее
мысли; знает, что она параноик...
Хобсон улыбнулся.
- Если бы он разобрался в своих чувствах, это его бы сильно
расстроило, Джерри. Очевидно, ты выбрал не того человека для этой работы.
- Это не похоже на Беркхальтера. Он всегда жил очень уединенно, но
характер его больше чем безупречен. Его склонность к сопереживанию была
очень высока. И он полгода изучал социологию в Новом Йеле.
- Он изучал ее, но так и остался далек от нее. Он знает Барбару Пелл
всего шесть недель. Он влюблен в нее.
- Но как - даже подсознательно? Болди инстинктивно ненавидят и не
доверяют параноикам.
Хобсон достиг предместий Секвойи и продолжал идти мимо сделанной в