отвращения тот факт, что Беркхальтер был Болди.
- Я никогда в жизни не дрался на дуэлях, Док. Я не могу допустить
этого.
- Ты не можешь допустить обратного. Ты не можешь отклонить вызов, Эд.
Нужно ответить на вызов.
- Но этот парень, Рейли - я его даже не знаю.
- Я слышал о нем, - сказал Мун. - У него дурной характер. Он много
дрался на дуэлях.
Беркхальтер хлопнул ладонью по столу.
- Это нелепо. Я не стану этого делать!
- Ладно, - деловито сказал Мун. - Твоя жена с ним драться не может. И
если Этель читала мысли миссис Рейли и разболтала об этом, то Рейли имеет
полное право...
- Неужели ты думаешь, что мы не понимаем опасности подобных
поступков? - тихо спросил Беркхальтер. - Этель не имеет привычки читать
мысли, так же как и я. Это бы плохо кончилось - для нас. И для любого
другого Болди.
- Не для безволосых. Для тех, кто носит парики. Они...
- Они дураки, и из-за них все Болди пользуются дурной славой.
Во-первых, Этель не читает мысли, и не читала их у миссис Рейли.
Во-вторых, она не болтает.
- Миссис Рейли - истеричка, в этом сомнений нет, - сказал Мун. - Об
этом скандале начали говорить, и в чем бы там ни было дело, миссис Рейли
вспомнила, что потом встретила Этель. Во всяком случае, она из тех, кто
ищет козла отпущения. Я скорее готов предположить, что она сама
проболталась, и теперь боится, чтобы муж ее не заподозрил.
- Я не собираюсь принимать вызов Рейли, - упрямо сказал Беркхальтер.
- Тебе придется это сделать.
- Слушай, Док, может быть...
- Что?
- Ничего. Есть идея. Она может сработать. Забудь об этом; мне
кажется, я нашел нужное решение. Во всяком случае, оно единственное. Я не
могу допустить дуэли, это уж точно.
- Ты не трус.
- Есть одна вещь, которой боятся все Болди, - сказал Беркхальтер, - и
это - общественное мнение. Я просто знаю, что убью Рейли. Вот по этой
причине я никогда в жизни не дрался на дуэли.
Мун отпил кофе.
- Хм-м. Я думаю...
- Не стоит. Есть еще кое-что. Я не удивлюсь, если мне придется
отослать Эла в специальную школу.
- С мальчиком что-то не так?
- Он превращается в великолепного правонарушителя. Его учитель
вызывал меня сегодня утром. Запись было интересно послушать. Он говорит
странно и странно себя ведет. Он позволяет себе мерзкие выходки по
отношению к своим друзьям, если только они у него еще остались.
- Все дети жестоки.
- Дети не знают, что значит жестокость. Именно поэтому они жестоки;
им неведомо сочувствие. Но Эл превращается... - Беркхальтер безнадежно
махнул рукой. - Он превращается в юного тирана. Учителю кажется, что его
ничто не беспокоит.
- Но все же это нельзя еще считать ненормальным.
- Я не сказал тебе самого худшего. Он становится очень эгоистичным.
Слишком эгоистичным. Я не хочу, чтобы он превратился в одного из тех Болди
без париков, о которых ты упоминал. - Беркхальтер не сказал о другой
возможности - паранойе, безумии.
- Должно быть, он где-то набрался этих вещей. Дома? Едва ли, Эд. Где
он еще бывает?
- Там же, где все. У него нормальное окружение.
- Я думаю, - сказал Мун, - что у Болди необычные возможности в деле
обучения молодежи. Мысленная связь... а?
- Да. Но... я не знаю. Беда в том, - едва слышно продолжал
Беркхальтер, - что я молюсь Богу, чтобы я не был не таким, как все. Мы не
просили, чтобы нас сделали телепатами. Может быть, со стороны это кажется
странным, но я просто личность - и у меня свой собственный микрокосмос.
Люди, имеющие дело с социологией, склонны забывать об этом. Они умеют
отвечать на общие вопросы, но ведь каждый конкретный человек - или Болди -
пока он живет, должен вести свою собственную войну сам. И это даже не
совсем война. Это хуже; это необходимость наблюдать за собой каждую
секунду, постоянно приспосабливаться к миру, который не хочет твоего
присутствия.
Мун, по-видимому, чувствовал себя неловко.
- Тебе немного жаль себя, Эд?
Беркхальтер покачал головой.
- Да, Док. Но я с этим справлюсь.
- Мы оба справимся, - сказал Мун, но Беркхальтер не ожидал от него
особой помощи. Мун с радостью оказал бы ее, но обычному человеку слишком
трудно понять, что Болди - такой же человек. Существовало различие,
которое люди искали и находили.
Во всяком случае, ему нужно было уладить все раньше, чем он увидится
с Этель. Он мог легко скрыть то, что знал, но Этель почувствует мысленный
барьер и удивится. Их брак был почти совершенным благодаря дополнительному
взаимопониманию, и именно оно компенсировало неизбежную и часто ощущаемую
отчужденность от остального мира.
- Как продвигается "Психоистория"? - помолчав, спросил Мун.
- Лучше, чем я ожидал. Я нашел к Куэйлу новый подход. Если я говорю о
себе, это, похоже, вызывает его на разговор. Это придает ему достаточную
уверенность, чтобы раскрыть мне свое сознание. Как бы то ни было, мы можем
подготовить для Олдфилда те первые главы.
- Хорошо. Все равно подгонять нас он не может. Если нас заставить так
быстро выпускать книги, то мы можем вернуться ко временам семантической
неразберихи. А на это мы не пойдем!
- Ладно, - сказал Беркхальтер, поднимаясь. - Я его успокою. Увидимся.
- Насчет Рейли...
- Не будем об этом, - Беркхальтер вышел, направившись по адресу,
который высветил ему экран видеофона. Он потрогал висевший на поясе
кинжал. Дуэль не пойдет на пользу Болди, но...
Приветственная мысль проникла в его сознание, и под аркой, ведущей на
школьный двор, он остановился, чтобы улыбнуться Сэму Шейну, Болди из
Нью-Орлеана, предпочитавшему ярко-рыжие парики. Они не утруждали себя
разговором.
(Личный вопрос, касающийся психического, морального и физического
благополучия.)
(Отблеск согласия.)
"А ты, Беркхальтер?"
На мгновение Беркхальтер увидел символ, которым Шейн обозначал его
имя.
(Тень беды.)
(Теплое дружеское желание помочь.)
Между Болди возникла связь.
Беркхальтер подумал:
"Куда бы я ни пошел, всюду будет та же подозрительность. Мы уроды".
"Где-то еще хуже, - подумал Шейн. - В Модоке нас много. Люди
по-прежнему более подозрительны там, где им не приходится общаться с нами
каждый день".
"Мальчик..."
"У меня тоже проблема, - подумал Шейн. - Это беспокоит меня. Две мои
девочки..."
"Хулиганят?"
"Да".
"Обычное неподчинение?"
"Не знаю. У многих из нас подобные осложнения со своими детьми".
"Побочный эффект мутации? Крайность второго поколения?"
"Сомнительно, - подумал Шейн, мысленно нахмурившись, пряча свою мысль
под нерешительностью. - Мы обдумаем это позже. Пора идти".
Беркхальтер вздохнул и пошел дальше. Дома в Модоке тянулись вокруг
индустриального центра, и он прошел через парк, чтобы сократить себе путь
к месту назначения. В неуклюже изогнутом здании никого не оказалось,
поэтому Беркхальтер отложил разговор с Рейли на потом и, взглянув на часы,
повернул по склону холма к школе. Как он и ожидал, было время перемены, и
он увидел Эла лежащим под деревом в стороне от одноклассников, занятых
увлекательно-кровожадной игрой во Взрыв.
Он послал свою мысль вперед.
"Зеленый Человек уже почти достиг вершины горы. Мохнатые гномы
мчались за ним по пятам, тщетно стараясь поразить его сверкающими
огненными вспышками, но Зеленый Человек ловко уворачивался от них. Скалы
наклонялись..."
- Эл!
"...внутрь, подталкиваемые гномами, готовые..."
- Эл! - Беркхальтер послал свою мысль вместе со словом, встряхнувшим
сознание мальчика. К такому методу он прибегал очень редко, потому что
ребенок практически беззащитен перед таким вторжением.
- Привет, папа, - сказал Эл. Он был ничуть не обеспокоен. - Что
случилось?
- Сообщение от твоего учителя.
- Я ничего не делал.
- Он мне все объяснил. Послушай, малыш. Не забивай себе голову
всяческими нелепостями.
- Я не забиваю.
- Не думаешь ли ты, что Болди лучше или хуже, чем все остальные?
Эл неловко пошевелил ногами. Он молчал.
- Ладно, - сказал Беркхальтер, - ответ таков: и то, и другое, и
ничего. И вот почему. Болди может общаться мысленно, но он живет в мире,
где большинство людей этого не могут.
- Они немые, - высказал свое мнение Эл.
- Не такие уж немые, если сумели приспособиться к своему миру лучше,
чем ты. Ты с таким же успехом мог сказать, что лягушка лучше рыба, потому
что она амфибия. - Беркхальтер перевел сказанное на лаконичный язык
телепатии и усилил понятия.
- Ладно, я понял... все в порядке.
- Возможно, - тихо сказал Беркхальтер, - тебе просто нужен хороший
шлепок. А та мысль была не нова. Что же это все-таки было?
Эл попытался скрыть это, очищая сознание. Беркхальтер начал было
поднимать барьер, что было для него совсем несложно, но внезапно
остановился. Эл воспринимал своего отца совсем не по-сыновнему -
фактически, что-то вроде лишенной костей рыбы. Это было очевидно.
- Если ты настолько эгоист, - заметил Беркхальтер, - то, может быть,
тебе следует посмотреть на дело вот с какой стороны. Как ты думаешь,
почему Болди не занимают ключевых постов?
- Конечно, я это знаю, - выпалил Эл, - потому что они боятся.
- Если так, то чего же?
- Не... - картина была настолько любопытной, смесь чего-то смутно
знакомого Беркхальтеру. - Не-Болди...
- Да, если мы займем положение, где сможем воспользоваться
преимуществом наших телепатических способностей, обычные люди будут нам
страшно завидовать - особенно, если мы добьемся успеха. Если бы Болди даже
просто изобрел лучшую мышеловку, то люди сказали бы, что он украл идею из
сознания какого-нибудь человека. Тебе понятна мысль?
- Да, папа.
Но это было не так. Беркхальтер вздохнул и отвел взгляд. Он узнал
одну из дочерей Шейна, одиноко сидящую на ближнем склоне возле валуна. Там
виднелись и другие одинокие фигуры. Далеко на востоке покрытые снегом
гряды Скалистых гор прочерчивали голубое небо неровными штрихами.
- Эл, - сказал Беркхальтер, - я не хочу, чтобы ты всегда был готов к
драке. Это чудесный, превосходный мир, и люди, живущие в нем, в общем-то
довольно милые. Существует закон среднего. И с нашей стороны слишком
неразумно стремиться к большему богатству или власти, потому что настроит
людей против нас, что нам совсем не нужно. Никто из нас не беден. Мы
находим себе работу, мы выполняем ее, мы довольно счастливы. У нас есть
преимущества, которых нет у обычных людей; возьми например, брак.
Психическая близость почти столь же важна, как и физическая. Но я не хочу,
чтобы ты считал, будто то, что ты Болди, делает тебя богом. Это не так. Я
могу, - задумчиво добавил он, - просто выбить это из тебя, в случае если
ты сейчас надеешься развить в своем сознании эту мысль.
Эл сглотнул и поспешно отступил:
- Прости. Я больше не буду этого делать.
- И, кстати, носи парик. Не снимай его в классе. Пользуйся клеем в
туалете.
- Да, но... мистер Веннер не носит парик.
- Напомни мне, мы вместе с тобой изучили историю носителей длинных
пиджаков и узких брюк, - сказал Беркхальтер. - То, что мистер Веннер не
носит парик, возможно, его единственное достоинство, если ты это таковым
считаешь.
- Он делает деньги.
- Любой бы делал их в таком универсальном магазине. Но, заметь, люди,
не покупают у него, если могут обойтись без этого. Именно это я и имел в
виду, когда говорил о постоянной готовности к драке. У него она есть.
Имеются Болди, подобные Веннеру, Эл, но что бы он ответил тебе, если бы ты
мог спросить у него, счастлив ли он? К твоему сведению, я счастлив. Во
всяком случае, больше, чем Веннер. Понял?
- Да, папа.
Эл казался покорным, но не более того. Беркхальтер, по-прежнему
взволнованный, кивнул и пошел прочь. Проходя мимо валуна, за которым
сидела дочь Шейна, он уловил обрывок мысли:
"...на вершине Стеклянной горы, скатывая на гномов обломки скал,
пока..."
Он мысленно отпрянул. То была бессознательная привычка прикасаться к
чувствительному разуму. Но с детьми это было в высшей степени нечестно. В
общении со взрослыми Болди такой прием означал обычное приветствие, как
если бы ты прикасался к шляпе: другой мог ответить, а мог и нет.
И мог быть установлен барьер, и могла быть пустота, или же навстречу
посылалась сильная и ясная мысль.
С юга появился вертолет с цепочкой грузовых планеров с замороженными
продуктами из Южной Америки, судя по маркировке груза. Беркхальтер отметил
для себя, что нужно заехать за аргентинским мясом. Он получил новый рецепт
и хотел его опробовать - мясо, жареное на углях с особым соусом. Это
должно было быть приятным разнообразием после мяса из волновой печи,
которым они питались всю неделю. Помидоры, перец... м-м-м... что же еще?
Ах, да. Дуэль с Рейли. Беркхальтер рассеянно коснулся рукоятки кинжала и
насмешливо фыркнул. Наверное, он от природы был пацифистом. Было довольно
трудно всерьез думать о дуэли, несмотря даже на то, что именно так о ней
думают остальные, когда в голове у него крутились мысли о мясе, которое
жарится на решетке над углями.
Вот так оно и бывает. Потоки цивилизаций катили свои волны-столетия
через континенты, и каждая волна, невзирая на свою долю в общем потоке,
была озабочена мыслями о еде. Пусть даже ваш рост равняется тысяче футов,
пусть у вас разум бога и такая же долгая жизнь - какая разница? Люди
допускают много промахов - люди, подобно Веннеру, у которого, конечно, не
все дома, однако не настолько, чтобы он мог сделаться пациентом
психиатрической лечебницы. Но потенциальным параноиком он, несомненно,
был. Отказ человека носить парик характеризовал его не только как
индивидуалиста, но и как эксгибициониста. Если он не чувствовал стыда за
свой голый череп, то с чего бы ему ее демонстрировать? Кроме того, у этого
человека плохой характер, и если окружающие пинают его, то это потому, что
он сам напрашивается на пинки.
"Что касается Эла, то мальчик идет по пути начинающего
правонарушителя. Такое развитие не может быть нормальным для ребенка," -
подумал Беркхальтер. Он не претендовал на роль эксперта, однако был сам
достаточно молод, чтобы помнить годы своего взросления, и в его жизни было
больше препятствий, чем в жизни Эла. В те времена Болди были еще большей
новостью и казались еще уродливее. Не один и не два человека высказывались
за то, что мутантов следует изолировать, стерилизовать или даже
уничтожить.
Беркхальтер вздохнул. Если бы он родился до Взрыва, все могло бы быть
иначе. Но можно ли об этом говорить? Можно читать об истории, но пережить
ее нельзя. В будущем, возможно, будут созданы телепатические библиотеки, в
которых подобное станет возможным. Да, возможностей так много - но как
мало таких, которые мир уже готов воспринять! Конечно, со временем на
Болди перестанут смотреть, как на уродов, и тогда станет возможным
настоящий прогресс.
"Но люди не делают историю, - подумал Беркхальтер. - Ее делают
народы. Не личность."
Он остановился у дома Рейли, и на этот раз тот был дома. Он оказался
кряжистым, веснушчатым, парнем со злым лицом, огромными ручищами и, как
отметил Беркхальтер, прекрасной мускульной координацией. Не снимая руки с
голландской дверки, он кивнул.
- Кто вы, мистер?
- Меня зовут Беркхальтер.
В глазах Рейли отразилось понимание и осторожность.
- А, понимаю. Вы получили мой вызов?
- Да, - ответил Беркхальтер. - Я хочу поговорить с вами об этом. Могу
ли я войти?
- Конечно, - он отступил в сторону, давая гостю проход, и через холл
провел его в большую гостиную, где сквозь мозаичное стекло пробивался
рассеянный свет.
- Хотите договориться о времени?
- Я хочу сказать вам, что вы не правы.
- Подождите-ка минутку, - прервал его Рейли, хлопнув в ладоши. - Моей
жены сейчас нет дома, но она мне все рассказала. Мне не нравятся эти
фокусы с влезанием в чужие мысли. Это нечестно. Вам следовало бы сказать
вашей жене, чтобы она занималась своими делами - или держала язык за
зубами.
Беркхальтер терпеливо сказал:
- Я даю вам слово, Рейли, что Этель не читала мыслей вашей жены.
- Она так говорит?
- Я... видите ли, я не спрашивал ее об этом.
- Ага, - с торжествующим видом сказал Рейли.
- Мне это просто не нужно. Я достаточно хорошо ее знаю. И... Ну, я и
сам - Болди.
- Я это знаю, - сказал Рейли. - Судя по тому, что мне известно, вы
можете сейчас читать мои мысли.
Он поколебался.
- Убирайтесь из моего дома. Я хочу, чтобы все мое оставалось при мне.
Встретимся завтра, на рассвете, если вас это устраивает, а теперь уходите.
Казалось, он вспомнил что-то, что-то очень давнее, чего он не хотел.
Беркхальтер благородно сопротивлялся соблазну.
- Ни один Болди не станет читать...
- Ладно, проваливай!
- Послушайте! В дуэли со мной у вас не будет и шанса!
- Ты знаешь, сколько раз я побеждал? - спросил Рейли.
- Вы когда-нибудь дрались с Болди?
- Завтра я продолжу свой счет. Убирайся, слышишь?!
Беркхальтер прикусил губу.
- Дружище, - сказал он, - неужели вы не понимаете, что во время дуэли
я могу читать ваши мысли?
- Какая разница... что?
- То, что я опередил бы любое ваше движение. Какими бы ловкими ни
были ваши действия, вы на долю секунды раньше выполните их мысленно, и я
узнаю обо всех ваших фокусах и слабостях. Ваша техника боя будет для меня
открытой книгой. О чем бы вы не подумали...
- Нет, - Рейли помотал головой. - О, нет. Ты умен, но этот трюк не
пройдет.
Беркхальтер поколебался, принимая решение, потом отодвинул мешавший
им стул.
- Берите свой кинжал, - сказал он. - Не расстегивайте ножны, я покажу
вам, что я имею в виду.
Глаза Рейли расширились.
- Если ты хочешь, чтобы это произошло сейчас...
- Не хочу.
Беркхальтер отпихнул в сторону другой стул. Он расстегнул пояс, снял
с него кинжал в ножнах, проверил, защелкнут ли безопасный зажим.
- Места здесь достаточно. Давайте.
Нахмурившись, Рейли взял свой кинжал, неуклюже сжал его, несколько
сбитый с толку неснятыми ножнами, и внезапно сделал выпад. Но Беркхальтера
на прежнем месте уже не оказалось; он предвидел удар, и его собственные
кожаные ножны полоснули по животу Рейли.
- Вот так бы и кончилась схватка, - сказал Беркхальтер.
Вместо ответа Рейли тяжело поднырнул под нож, в последний момент
нацелив удар в горло. Но свободная рука Беркхальтера уже прикрыла его
горло; другая его рука с зачехленным кинжалом дважды ткнула Рейли в
область сердца. Веснушки ярче выступили на побледневшем лице этого
большого человека. Но он еще не собирался уступать. Он попробовал еще
несколько приемов, умных, хорошо отработанных приемов, но и они оказались
бесполезными, потому что Беркхальтер предвидел их. Его левая рука
неизменно прикрывала место, в которое целился Рейли, и куда он никак не
мог попасть.
Рейли медленно опустил руки. Он облизнул губы и сглотнул. Беркхальтер
возился с кинжалом, одевая ножны на ремень.
- Беркхальтер, - сказал Рейли, - ты дьявол.
- Вовсе нет. Я просто боюсь пробовать. Вы действительно думали, что
быть Болди легко?
- Но если ты можешь читать мысли...
- Как вы думаете, сколько бы я протянул, если бы соглашался на любую
дуэль? Это было бы слишком. Никто бы не стал терпеть этого, и кончилось бы
это моей смертью. Я не могу участвовать в дуэлях, потому что это было бы
убийством, и люди знали бы это. Именно по этой причине я стерпел множество
ударов, проглотил множество оскорблений. Теперь, если вам угодно, я готов
проглотить еще одно и извиниться. Я соглашусь со всем, что вы скажете, но
драться с вами на дуэли, Рейли, я не могу.
- Нет, теперь я это понимаю. И я рад, что вы пришли.
Рейли все еще был смертельно бледен.
- Я бы попал в такой переплет...
- Не я это придумал, - сказал Беркхальтер. - Я бы не устраивал
дуэлей. Болди, да будет вам известно, не такие уж счастливчики. У них
полно запретов - вроде этого. Вот почему они не могут испытывать судьбу и
враждовать с людьми, и вот почему мы никогда не читаем мысли, если только
нас об этом не попросят.
- Звучит более или менее разумно.
Рейли колебался.
- Послушайте, я заберу свой вызов назад. Ладно?
- Спасибо, - сказал Беркхальтер, протягивая ему руку. Рука была
принята довольно неохотно.
- Расстанемся на этом, так?
- Хорошо.
Рейли все еще хотелось поскорее отделаться от своего гостя.
Немелодично насвистывая, Беркхальтер направился к Издательскому
Центру. Теперь он мог все рассказать Этель. Собственно говоря, он должен
был это сделать, потому что возникавшие между ними недомолвки нарушали их
телепатическую близость. Дело было не в том, что их разумы должны были
раскрыться друг перед другом, нет, скорее, любой барьер чувствовался
другим и совершенное взаимопонимание не было бы столь совершенным.
Удивительно, но вопреки этой полной близости мужу и жене удавалось уважать
личные мысли друг друга.
Этель могла, конечно, немного расстроиться, но беда уже миновала, и
потом она ведь тоже была Болди. Ну, конечно, в парике пушистых каштановых
волос, с длинными загнутыми ресницами она не казалась таковой. Но ее
родители жили к востоку от Сиэтла и во время Взрыва и после него, когда
еще не было изучено воздействие жесткой радиации.
Ветер швырял на Модок пригоршни снега и уносился к югу по долине Юта.
Беркхальтер захотелось оказаться в своем вертолете, одному в голубой
пустоте неба. Там царило странное тихое умиротворение, какого ни один
Болди не мог достичь, не погружаясь при этом в глубины хаоса. Сбившиеся с
пути обрывки мыслей всегда вились вокруг, но никогда не прекращались,
подобно шелесту иглы фонографа. Именно поэтому Болди любили летать и были
превосходными пилотами. Высотные пустыни воздушных пространств были их
голубыми хижинами отшельников.
Но он по-прежнему был в Модоке и опаздывал на встречу с Куэйлом.
Беркхальтер ускорил шаги. В главном холле он встретил Муна, кратко и
загадочно сказал ему, что с дуэлью он все уладил, и пошел дальше, оставив
толстяка изумленно смотреть ему в спину. Единственный вызов видеофона был
от Этель, запись сообщила, что она беспокоится за Эла и хочет, чтобы
Беркхальтер зашел в школу. Ладно, это он уже сделал - если только
мальчуган с тех пор не успел натворить чего-нибудь еще. Беркхальтер послал
вызов и немного успокоился. С Элом все пока было по-прежнему.
Он нашел Куэйла в том же солярии, страдающим от жажды. Не имея ничего
против потери Куэйлом выдержки, Беркхальтер заказал пару коктейлей.
Седовласый автор был поглощен изучением селекционного исторического
глобуса, высвечивающим эпоху за эпохой, по мере того, как он погружался в
прошлое.
- Посмотрите на это, - сказал он, пробегая пальцами по ряду кнопок.
- Видите, как изменяется граница Германии? И Португалии. Заметили ее
зону влияния? А теперь... - зона постоянно отступала, начиная с 1600 года,
в то время как другие страны сверкали великолепием и наращивали морскую
мощь.
Беркхальтер отпил коктейль.
- Немногое осталось от этого.
- Нет, ведь... что случилось?
- О чем вы?
- Вы неважно выглядите.
- Я не знал, что это заметно, - скривившись сказал Беркхальтер. - Я
только что ускользнул от дуэли.
- Никогда не видел смысла в этом обычае, - сказал Куэйл. - Что
случилось? С каких это пор можно от этого отвертеться?
Беркхальтер объяснил, и писатель, взяв бокал, фыркнул:
- Какая неприятность для вас. Если так, мне кажется, быть Болди - не
такое уж большое преимущество.
- Временами в этом есть определенные недостатки.
Повинуясь импульсу, Беркхальтер рассказал о своем сыне.
- Вы понимаете мое положение, да? Я на самом деле не знаю, какой
стандарт применим к юному Болди. В конце концов он продукт мутации, а
мутация телепатов еще не завершилась. Подопытные животные нас не спасут,
потому что у морских свинок и кроликов телепатия не передается по
наследству. Вы же знаете, что это уже пробовали. И... дело в том, что дети
Болди нуждаются в особом обучении, чтобы они могли сами справляться с
собой, когда достигнут зрелости.
- Вы, похоже, приспособились довольно хорошо.
- Я - учился. Все наиболее чувствительные Болди должны это делать.
Вот почему я не богат и не занимаюсь политикой. В действительности мы
покупаем для своих соплеменников безопасность тем, что забываем о
некоторых из своих преимуществ. Заложники судьбы и - судьба щадит нас. Но
мы тоже платим - по-своему. Мы участвуем в создании благ будущего -
негативных благ, собственно говоря, ибо мы просим только о том, чтобы нас
пожалели и приняли такими, как мы есть. Поэтому мы вынуждены отказываться
от многих благ, которые предлагает нам настоящее. Пусть судьба примет от
нас эту дань и принесет нам умиротворение.
- Вы несете расходы, - кивнул Куэйл.
- Мы все несем расходы. Болди, как группа, я имею в виду. И наши
дети. Вот таким образом все и балансируется: мы, по сути дела, платим сами
себе. Если бы я хотел воспользоваться злосчастным преимуществом моей
телепатической мощи, мой сын не прожил бы долго. Болди были бы уничтожены.
Эл должен это знать, а он становится удивительно антисоциальным.
- Все дети антисоциальны, - заметил Куэйл. - Они индивидуалисты в
высшей степени. Я думаю, что единственная причина, достойная беспокойства
- это если отклонения от нормы у мальчика связаны с его телепатическим
чувством.
- В этом что-то есть... - Беркхальтер осторожно коснулся сознания
Куэйла и обнаружил, что сопротивление значительно ослабилось. Он улыбнулся
про себя и продолжал говорить о собственных сложностях. - Точно так же,
как у его отца с людьми. А взрослый Болди должен быть очень хорошо
приспособлен к окружающему, иначе он погибнет.
- Окружение столь же важно, как и наследственность. Одно дополняет
другое. Если ребенок правильно воспитан, у него не будет крупных
- Я никогда в жизни не дрался на дуэлях, Док. Я не могу допустить
этого.
- Ты не можешь допустить обратного. Ты не можешь отклонить вызов, Эд.
Нужно ответить на вызов.
- Но этот парень, Рейли - я его даже не знаю.
- Я слышал о нем, - сказал Мун. - У него дурной характер. Он много
дрался на дуэлях.
Беркхальтер хлопнул ладонью по столу.
- Это нелепо. Я не стану этого делать!
- Ладно, - деловито сказал Мун. - Твоя жена с ним драться не может. И
если Этель читала мысли миссис Рейли и разболтала об этом, то Рейли имеет
полное право...
- Неужели ты думаешь, что мы не понимаем опасности подобных
поступков? - тихо спросил Беркхальтер. - Этель не имеет привычки читать
мысли, так же как и я. Это бы плохо кончилось - для нас. И для любого
другого Болди.
- Не для безволосых. Для тех, кто носит парики. Они...
- Они дураки, и из-за них все Болди пользуются дурной славой.
Во-первых, Этель не читает мысли, и не читала их у миссис Рейли.
Во-вторых, она не болтает.
- Миссис Рейли - истеричка, в этом сомнений нет, - сказал Мун. - Об
этом скандале начали говорить, и в чем бы там ни было дело, миссис Рейли
вспомнила, что потом встретила Этель. Во всяком случае, она из тех, кто
ищет козла отпущения. Я скорее готов предположить, что она сама
проболталась, и теперь боится, чтобы муж ее не заподозрил.
- Я не собираюсь принимать вызов Рейли, - упрямо сказал Беркхальтер.
- Тебе придется это сделать.
- Слушай, Док, может быть...
- Что?
- Ничего. Есть идея. Она может сработать. Забудь об этом; мне
кажется, я нашел нужное решение. Во всяком случае, оно единственное. Я не
могу допустить дуэли, это уж точно.
- Ты не трус.
- Есть одна вещь, которой боятся все Болди, - сказал Беркхальтер, - и
это - общественное мнение. Я просто знаю, что убью Рейли. Вот по этой
причине я никогда в жизни не дрался на дуэли.
Мун отпил кофе.
- Хм-м. Я думаю...
- Не стоит. Есть еще кое-что. Я не удивлюсь, если мне придется
отослать Эла в специальную школу.
- С мальчиком что-то не так?
- Он превращается в великолепного правонарушителя. Его учитель
вызывал меня сегодня утром. Запись было интересно послушать. Он говорит
странно и странно себя ведет. Он позволяет себе мерзкие выходки по
отношению к своим друзьям, если только они у него еще остались.
- Все дети жестоки.
- Дети не знают, что значит жестокость. Именно поэтому они жестоки;
им неведомо сочувствие. Но Эл превращается... - Беркхальтер безнадежно
махнул рукой. - Он превращается в юного тирана. Учителю кажется, что его
ничто не беспокоит.
- Но все же это нельзя еще считать ненормальным.
- Я не сказал тебе самого худшего. Он становится очень эгоистичным.
Слишком эгоистичным. Я не хочу, чтобы он превратился в одного из тех Болди
без париков, о которых ты упоминал. - Беркхальтер не сказал о другой
возможности - паранойе, безумии.
- Должно быть, он где-то набрался этих вещей. Дома? Едва ли, Эд. Где
он еще бывает?
- Там же, где все. У него нормальное окружение.
- Я думаю, - сказал Мун, - что у Болди необычные возможности в деле
обучения молодежи. Мысленная связь... а?
- Да. Но... я не знаю. Беда в том, - едва слышно продолжал
Беркхальтер, - что я молюсь Богу, чтобы я не был не таким, как все. Мы не
просили, чтобы нас сделали телепатами. Может быть, со стороны это кажется
странным, но я просто личность - и у меня свой собственный микрокосмос.
Люди, имеющие дело с социологией, склонны забывать об этом. Они умеют
отвечать на общие вопросы, но ведь каждый конкретный человек - или Болди -
пока он живет, должен вести свою собственную войну сам. И это даже не
совсем война. Это хуже; это необходимость наблюдать за собой каждую
секунду, постоянно приспосабливаться к миру, который не хочет твоего
присутствия.
Мун, по-видимому, чувствовал себя неловко.
- Тебе немного жаль себя, Эд?
Беркхальтер покачал головой.
- Да, Док. Но я с этим справлюсь.
- Мы оба справимся, - сказал Мун, но Беркхальтер не ожидал от него
особой помощи. Мун с радостью оказал бы ее, но обычному человеку слишком
трудно понять, что Болди - такой же человек. Существовало различие,
которое люди искали и находили.
Во всяком случае, ему нужно было уладить все раньше, чем он увидится
с Этель. Он мог легко скрыть то, что знал, но Этель почувствует мысленный
барьер и удивится. Их брак был почти совершенным благодаря дополнительному
взаимопониманию, и именно оно компенсировало неизбежную и часто ощущаемую
отчужденность от остального мира.
- Как продвигается "Психоистория"? - помолчав, спросил Мун.
- Лучше, чем я ожидал. Я нашел к Куэйлу новый подход. Если я говорю о
себе, это, похоже, вызывает его на разговор. Это придает ему достаточную
уверенность, чтобы раскрыть мне свое сознание. Как бы то ни было, мы можем
подготовить для Олдфилда те первые главы.
- Хорошо. Все равно подгонять нас он не может. Если нас заставить так
быстро выпускать книги, то мы можем вернуться ко временам семантической
неразберихи. А на это мы не пойдем!
- Ладно, - сказал Беркхальтер, поднимаясь. - Я его успокою. Увидимся.
- Насчет Рейли...
- Не будем об этом, - Беркхальтер вышел, направившись по адресу,
который высветил ему экран видеофона. Он потрогал висевший на поясе
кинжал. Дуэль не пойдет на пользу Болди, но...
Приветственная мысль проникла в его сознание, и под аркой, ведущей на
школьный двор, он остановился, чтобы улыбнуться Сэму Шейну, Болди из
Нью-Орлеана, предпочитавшему ярко-рыжие парики. Они не утруждали себя
разговором.
(Личный вопрос, касающийся психического, морального и физического
благополучия.)
(Отблеск согласия.)
"А ты, Беркхальтер?"
На мгновение Беркхальтер увидел символ, которым Шейн обозначал его
имя.
(Тень беды.)
(Теплое дружеское желание помочь.)
Между Болди возникла связь.
Беркхальтер подумал:
"Куда бы я ни пошел, всюду будет та же подозрительность. Мы уроды".
"Где-то еще хуже, - подумал Шейн. - В Модоке нас много. Люди
по-прежнему более подозрительны там, где им не приходится общаться с нами
каждый день".
"Мальчик..."
"У меня тоже проблема, - подумал Шейн. - Это беспокоит меня. Две мои
девочки..."
"Хулиганят?"
"Да".
"Обычное неподчинение?"
"Не знаю. У многих из нас подобные осложнения со своими детьми".
"Побочный эффект мутации? Крайность второго поколения?"
"Сомнительно, - подумал Шейн, мысленно нахмурившись, пряча свою мысль
под нерешительностью. - Мы обдумаем это позже. Пора идти".
Беркхальтер вздохнул и пошел дальше. Дома в Модоке тянулись вокруг
индустриального центра, и он прошел через парк, чтобы сократить себе путь
к месту назначения. В неуклюже изогнутом здании никого не оказалось,
поэтому Беркхальтер отложил разговор с Рейли на потом и, взглянув на часы,
повернул по склону холма к школе. Как он и ожидал, было время перемены, и
он увидел Эла лежащим под деревом в стороне от одноклассников, занятых
увлекательно-кровожадной игрой во Взрыв.
Он послал свою мысль вперед.
"Зеленый Человек уже почти достиг вершины горы. Мохнатые гномы
мчались за ним по пятам, тщетно стараясь поразить его сверкающими
огненными вспышками, но Зеленый Человек ловко уворачивался от них. Скалы
наклонялись..."
- Эл!
"...внутрь, подталкиваемые гномами, готовые..."
- Эл! - Беркхальтер послал свою мысль вместе со словом, встряхнувшим
сознание мальчика. К такому методу он прибегал очень редко, потому что
ребенок практически беззащитен перед таким вторжением.
- Привет, папа, - сказал Эл. Он был ничуть не обеспокоен. - Что
случилось?
- Сообщение от твоего учителя.
- Я ничего не делал.
- Он мне все объяснил. Послушай, малыш. Не забивай себе голову
всяческими нелепостями.
- Я не забиваю.
- Не думаешь ли ты, что Болди лучше или хуже, чем все остальные?
Эл неловко пошевелил ногами. Он молчал.
- Ладно, - сказал Беркхальтер, - ответ таков: и то, и другое, и
ничего. И вот почему. Болди может общаться мысленно, но он живет в мире,
где большинство людей этого не могут.
- Они немые, - высказал свое мнение Эл.
- Не такие уж немые, если сумели приспособиться к своему миру лучше,
чем ты. Ты с таким же успехом мог сказать, что лягушка лучше рыба, потому
что она амфибия. - Беркхальтер перевел сказанное на лаконичный язык
телепатии и усилил понятия.
- Ладно, я понял... все в порядке.
- Возможно, - тихо сказал Беркхальтер, - тебе просто нужен хороший
шлепок. А та мысль была не нова. Что же это все-таки было?
Эл попытался скрыть это, очищая сознание. Беркхальтер начал было
поднимать барьер, что было для него совсем несложно, но внезапно
остановился. Эл воспринимал своего отца совсем не по-сыновнему -
фактически, что-то вроде лишенной костей рыбы. Это было очевидно.
- Если ты настолько эгоист, - заметил Беркхальтер, - то, может быть,
тебе следует посмотреть на дело вот с какой стороны. Как ты думаешь,
почему Болди не занимают ключевых постов?
- Конечно, я это знаю, - выпалил Эл, - потому что они боятся.
- Если так, то чего же?
- Не... - картина была настолько любопытной, смесь чего-то смутно
знакомого Беркхальтеру. - Не-Болди...
- Да, если мы займем положение, где сможем воспользоваться
преимуществом наших телепатических способностей, обычные люди будут нам
страшно завидовать - особенно, если мы добьемся успеха. Если бы Болди даже
просто изобрел лучшую мышеловку, то люди сказали бы, что он украл идею из
сознания какого-нибудь человека. Тебе понятна мысль?
- Да, папа.
Но это было не так. Беркхальтер вздохнул и отвел взгляд. Он узнал
одну из дочерей Шейна, одиноко сидящую на ближнем склоне возле валуна. Там
виднелись и другие одинокие фигуры. Далеко на востоке покрытые снегом
гряды Скалистых гор прочерчивали голубое небо неровными штрихами.
- Эл, - сказал Беркхальтер, - я не хочу, чтобы ты всегда был готов к
драке. Это чудесный, превосходный мир, и люди, живущие в нем, в общем-то
довольно милые. Существует закон среднего. И с нашей стороны слишком
неразумно стремиться к большему богатству или власти, потому что настроит
людей против нас, что нам совсем не нужно. Никто из нас не беден. Мы
находим себе работу, мы выполняем ее, мы довольно счастливы. У нас есть
преимущества, которых нет у обычных людей; возьми например, брак.
Психическая близость почти столь же важна, как и физическая. Но я не хочу,
чтобы ты считал, будто то, что ты Болди, делает тебя богом. Это не так. Я
могу, - задумчиво добавил он, - просто выбить это из тебя, в случае если
ты сейчас надеешься развить в своем сознании эту мысль.
Эл сглотнул и поспешно отступил:
- Прости. Я больше не буду этого делать.
- И, кстати, носи парик. Не снимай его в классе. Пользуйся клеем в
туалете.
- Да, но... мистер Веннер не носит парик.
- Напомни мне, мы вместе с тобой изучили историю носителей длинных
пиджаков и узких брюк, - сказал Беркхальтер. - То, что мистер Веннер не
носит парик, возможно, его единственное достоинство, если ты это таковым
считаешь.
- Он делает деньги.
- Любой бы делал их в таком универсальном магазине. Но, заметь, люди,
не покупают у него, если могут обойтись без этого. Именно это я и имел в
виду, когда говорил о постоянной готовности к драке. У него она есть.
Имеются Болди, подобные Веннеру, Эл, но что бы он ответил тебе, если бы ты
мог спросить у него, счастлив ли он? К твоему сведению, я счастлив. Во
всяком случае, больше, чем Веннер. Понял?
- Да, папа.
Эл казался покорным, но не более того. Беркхальтер, по-прежнему
взволнованный, кивнул и пошел прочь. Проходя мимо валуна, за которым
сидела дочь Шейна, он уловил обрывок мысли:
"...на вершине Стеклянной горы, скатывая на гномов обломки скал,
пока..."
Он мысленно отпрянул. То была бессознательная привычка прикасаться к
чувствительному разуму. Но с детьми это было в высшей степени нечестно. В
общении со взрослыми Болди такой прием означал обычное приветствие, как
если бы ты прикасался к шляпе: другой мог ответить, а мог и нет.
И мог быть установлен барьер, и могла быть пустота, или же навстречу
посылалась сильная и ясная мысль.
С юга появился вертолет с цепочкой грузовых планеров с замороженными
продуктами из Южной Америки, судя по маркировке груза. Беркхальтер отметил
для себя, что нужно заехать за аргентинским мясом. Он получил новый рецепт
и хотел его опробовать - мясо, жареное на углях с особым соусом. Это
должно было быть приятным разнообразием после мяса из волновой печи,
которым они питались всю неделю. Помидоры, перец... м-м-м... что же еще?
Ах, да. Дуэль с Рейли. Беркхальтер рассеянно коснулся рукоятки кинжала и
насмешливо фыркнул. Наверное, он от природы был пацифистом. Было довольно
трудно всерьез думать о дуэли, несмотря даже на то, что именно так о ней
думают остальные, когда в голове у него крутились мысли о мясе, которое
жарится на решетке над углями.
Вот так оно и бывает. Потоки цивилизаций катили свои волны-столетия
через континенты, и каждая волна, невзирая на свою долю в общем потоке,
была озабочена мыслями о еде. Пусть даже ваш рост равняется тысяче футов,
пусть у вас разум бога и такая же долгая жизнь - какая разница? Люди
допускают много промахов - люди, подобно Веннеру, у которого, конечно, не
все дома, однако не настолько, чтобы он мог сделаться пациентом
психиатрической лечебницы. Но потенциальным параноиком он, несомненно,
был. Отказ человека носить парик характеризовал его не только как
индивидуалиста, но и как эксгибициониста. Если он не чувствовал стыда за
свой голый череп, то с чего бы ему ее демонстрировать? Кроме того, у этого
человека плохой характер, и если окружающие пинают его, то это потому, что
он сам напрашивается на пинки.
"Что касается Эла, то мальчик идет по пути начинающего
правонарушителя. Такое развитие не может быть нормальным для ребенка," -
подумал Беркхальтер. Он не претендовал на роль эксперта, однако был сам
достаточно молод, чтобы помнить годы своего взросления, и в его жизни было
больше препятствий, чем в жизни Эла. В те времена Болди были еще большей
новостью и казались еще уродливее. Не один и не два человека высказывались
за то, что мутантов следует изолировать, стерилизовать или даже
уничтожить.
Беркхальтер вздохнул. Если бы он родился до Взрыва, все могло бы быть
иначе. Но можно ли об этом говорить? Можно читать об истории, но пережить
ее нельзя. В будущем, возможно, будут созданы телепатические библиотеки, в
которых подобное станет возможным. Да, возможностей так много - но как
мало таких, которые мир уже готов воспринять! Конечно, со временем на
Болди перестанут смотреть, как на уродов, и тогда станет возможным
настоящий прогресс.
"Но люди не делают историю, - подумал Беркхальтер. - Ее делают
народы. Не личность."
Он остановился у дома Рейли, и на этот раз тот был дома. Он оказался
кряжистым, веснушчатым, парнем со злым лицом, огромными ручищами и, как
отметил Беркхальтер, прекрасной мускульной координацией. Не снимая руки с
голландской дверки, он кивнул.
- Кто вы, мистер?
- Меня зовут Беркхальтер.
В глазах Рейли отразилось понимание и осторожность.
- А, понимаю. Вы получили мой вызов?
- Да, - ответил Беркхальтер. - Я хочу поговорить с вами об этом. Могу
ли я войти?
- Конечно, - он отступил в сторону, давая гостю проход, и через холл
провел его в большую гостиную, где сквозь мозаичное стекло пробивался
рассеянный свет.
- Хотите договориться о времени?
- Я хочу сказать вам, что вы не правы.
- Подождите-ка минутку, - прервал его Рейли, хлопнув в ладоши. - Моей
жены сейчас нет дома, но она мне все рассказала. Мне не нравятся эти
фокусы с влезанием в чужие мысли. Это нечестно. Вам следовало бы сказать
вашей жене, чтобы она занималась своими делами - или держала язык за
зубами.
Беркхальтер терпеливо сказал:
- Я даю вам слово, Рейли, что Этель не читала мыслей вашей жены.
- Она так говорит?
- Я... видите ли, я не спрашивал ее об этом.
- Ага, - с торжествующим видом сказал Рейли.
- Мне это просто не нужно. Я достаточно хорошо ее знаю. И... Ну, я и
сам - Болди.
- Я это знаю, - сказал Рейли. - Судя по тому, что мне известно, вы
можете сейчас читать мои мысли.
Он поколебался.
- Убирайтесь из моего дома. Я хочу, чтобы все мое оставалось при мне.
Встретимся завтра, на рассвете, если вас это устраивает, а теперь уходите.
Казалось, он вспомнил что-то, что-то очень давнее, чего он не хотел.
Беркхальтер благородно сопротивлялся соблазну.
- Ни один Болди не станет читать...
- Ладно, проваливай!
- Послушайте! В дуэли со мной у вас не будет и шанса!
- Ты знаешь, сколько раз я побеждал? - спросил Рейли.
- Вы когда-нибудь дрались с Болди?
- Завтра я продолжу свой счет. Убирайся, слышишь?!
Беркхальтер прикусил губу.
- Дружище, - сказал он, - неужели вы не понимаете, что во время дуэли
я могу читать ваши мысли?
- Какая разница... что?
- То, что я опередил бы любое ваше движение. Какими бы ловкими ни
были ваши действия, вы на долю секунды раньше выполните их мысленно, и я
узнаю обо всех ваших фокусах и слабостях. Ваша техника боя будет для меня
открытой книгой. О чем бы вы не подумали...
- Нет, - Рейли помотал головой. - О, нет. Ты умен, но этот трюк не
пройдет.
Беркхальтер поколебался, принимая решение, потом отодвинул мешавший
им стул.
- Берите свой кинжал, - сказал он. - Не расстегивайте ножны, я покажу
вам, что я имею в виду.
Глаза Рейли расширились.
- Если ты хочешь, чтобы это произошло сейчас...
- Не хочу.
Беркхальтер отпихнул в сторону другой стул. Он расстегнул пояс, снял
с него кинжал в ножнах, проверил, защелкнут ли безопасный зажим.
- Места здесь достаточно. Давайте.
Нахмурившись, Рейли взял свой кинжал, неуклюже сжал его, несколько
сбитый с толку неснятыми ножнами, и внезапно сделал выпад. Но Беркхальтера
на прежнем месте уже не оказалось; он предвидел удар, и его собственные
кожаные ножны полоснули по животу Рейли.
- Вот так бы и кончилась схватка, - сказал Беркхальтер.
Вместо ответа Рейли тяжело поднырнул под нож, в последний момент
нацелив удар в горло. Но свободная рука Беркхальтера уже прикрыла его
горло; другая его рука с зачехленным кинжалом дважды ткнула Рейли в
область сердца. Веснушки ярче выступили на побледневшем лице этого
большого человека. Но он еще не собирался уступать. Он попробовал еще
несколько приемов, умных, хорошо отработанных приемов, но и они оказались
бесполезными, потому что Беркхальтер предвидел их. Его левая рука
неизменно прикрывала место, в которое целился Рейли, и куда он никак не
мог попасть.
Рейли медленно опустил руки. Он облизнул губы и сглотнул. Беркхальтер
возился с кинжалом, одевая ножны на ремень.
- Беркхальтер, - сказал Рейли, - ты дьявол.
- Вовсе нет. Я просто боюсь пробовать. Вы действительно думали, что
быть Болди легко?
- Но если ты можешь читать мысли...
- Как вы думаете, сколько бы я протянул, если бы соглашался на любую
дуэль? Это было бы слишком. Никто бы не стал терпеть этого, и кончилось бы
это моей смертью. Я не могу участвовать в дуэлях, потому что это было бы
убийством, и люди знали бы это. Именно по этой причине я стерпел множество
ударов, проглотил множество оскорблений. Теперь, если вам угодно, я готов
проглотить еще одно и извиниться. Я соглашусь со всем, что вы скажете, но
драться с вами на дуэли, Рейли, я не могу.
- Нет, теперь я это понимаю. И я рад, что вы пришли.
Рейли все еще был смертельно бледен.
- Я бы попал в такой переплет...
- Не я это придумал, - сказал Беркхальтер. - Я бы не устраивал
дуэлей. Болди, да будет вам известно, не такие уж счастливчики. У них
полно запретов - вроде этого. Вот почему они не могут испытывать судьбу и
враждовать с людьми, и вот почему мы никогда не читаем мысли, если только
нас об этом не попросят.
- Звучит более или менее разумно.
Рейли колебался.
- Послушайте, я заберу свой вызов назад. Ладно?
- Спасибо, - сказал Беркхальтер, протягивая ему руку. Рука была
принята довольно неохотно.
- Расстанемся на этом, так?
- Хорошо.
Рейли все еще хотелось поскорее отделаться от своего гостя.
Немелодично насвистывая, Беркхальтер направился к Издательскому
Центру. Теперь он мог все рассказать Этель. Собственно говоря, он должен
был это сделать, потому что возникавшие между ними недомолвки нарушали их
телепатическую близость. Дело было не в том, что их разумы должны были
раскрыться друг перед другом, нет, скорее, любой барьер чувствовался
другим и совершенное взаимопонимание не было бы столь совершенным.
Удивительно, но вопреки этой полной близости мужу и жене удавалось уважать
личные мысли друг друга.
Этель могла, конечно, немного расстроиться, но беда уже миновала, и
потом она ведь тоже была Болди. Ну, конечно, в парике пушистых каштановых
волос, с длинными загнутыми ресницами она не казалась таковой. Но ее
родители жили к востоку от Сиэтла и во время Взрыва и после него, когда
еще не было изучено воздействие жесткой радиации.
Ветер швырял на Модок пригоршни снега и уносился к югу по долине Юта.
Беркхальтер захотелось оказаться в своем вертолете, одному в голубой
пустоте неба. Там царило странное тихое умиротворение, какого ни один
Болди не мог достичь, не погружаясь при этом в глубины хаоса. Сбившиеся с
пути обрывки мыслей всегда вились вокруг, но никогда не прекращались,
подобно шелесту иглы фонографа. Именно поэтому Болди любили летать и были
превосходными пилотами. Высотные пустыни воздушных пространств были их
голубыми хижинами отшельников.
Но он по-прежнему был в Модоке и опаздывал на встречу с Куэйлом.
Беркхальтер ускорил шаги. В главном холле он встретил Муна, кратко и
загадочно сказал ему, что с дуэлью он все уладил, и пошел дальше, оставив
толстяка изумленно смотреть ему в спину. Единственный вызов видеофона был
от Этель, запись сообщила, что она беспокоится за Эла и хочет, чтобы
Беркхальтер зашел в школу. Ладно, это он уже сделал - если только
мальчуган с тех пор не успел натворить чего-нибудь еще. Беркхальтер послал
вызов и немного успокоился. С Элом все пока было по-прежнему.
Он нашел Куэйла в том же солярии, страдающим от жажды. Не имея ничего
против потери Куэйлом выдержки, Беркхальтер заказал пару коктейлей.
Седовласый автор был поглощен изучением селекционного исторического
глобуса, высвечивающим эпоху за эпохой, по мере того, как он погружался в
прошлое.
- Посмотрите на это, - сказал он, пробегая пальцами по ряду кнопок.
- Видите, как изменяется граница Германии? И Португалии. Заметили ее
зону влияния? А теперь... - зона постоянно отступала, начиная с 1600 года,
в то время как другие страны сверкали великолепием и наращивали морскую
мощь.
Беркхальтер отпил коктейль.
- Немногое осталось от этого.
- Нет, ведь... что случилось?
- О чем вы?
- Вы неважно выглядите.
- Я не знал, что это заметно, - скривившись сказал Беркхальтер. - Я
только что ускользнул от дуэли.
- Никогда не видел смысла в этом обычае, - сказал Куэйл. - Что
случилось? С каких это пор можно от этого отвертеться?
Беркхальтер объяснил, и писатель, взяв бокал, фыркнул:
- Какая неприятность для вас. Если так, мне кажется, быть Болди - не
такое уж большое преимущество.
- Временами в этом есть определенные недостатки.
Повинуясь импульсу, Беркхальтер рассказал о своем сыне.
- Вы понимаете мое положение, да? Я на самом деле не знаю, какой
стандарт применим к юному Болди. В конце концов он продукт мутации, а
мутация телепатов еще не завершилась. Подопытные животные нас не спасут,
потому что у морских свинок и кроликов телепатия не передается по
наследству. Вы же знаете, что это уже пробовали. И... дело в том, что дети
Болди нуждаются в особом обучении, чтобы они могли сами справляться с
собой, когда достигнут зрелости.
- Вы, похоже, приспособились довольно хорошо.
- Я - учился. Все наиболее чувствительные Болди должны это делать.
Вот почему я не богат и не занимаюсь политикой. В действительности мы
покупаем для своих соплеменников безопасность тем, что забываем о
некоторых из своих преимуществ. Заложники судьбы и - судьба щадит нас. Но
мы тоже платим - по-своему. Мы участвуем в создании благ будущего -
негативных благ, собственно говоря, ибо мы просим только о том, чтобы нас
пожалели и приняли такими, как мы есть. Поэтому мы вынуждены отказываться
от многих благ, которые предлагает нам настоящее. Пусть судьба примет от
нас эту дань и принесет нам умиротворение.
- Вы несете расходы, - кивнул Куэйл.
- Мы все несем расходы. Болди, как группа, я имею в виду. И наши
дети. Вот таким образом все и балансируется: мы, по сути дела, платим сами
себе. Если бы я хотел воспользоваться злосчастным преимуществом моей
телепатической мощи, мой сын не прожил бы долго. Болди были бы уничтожены.
Эл должен это знать, а он становится удивительно антисоциальным.
- Все дети антисоциальны, - заметил Куэйл. - Они индивидуалисты в
высшей степени. Я думаю, что единственная причина, достойная беспокойства
- это если отклонения от нормы у мальчика связаны с его телепатическим
чувством.
- В этом что-то есть... - Беркхальтер осторожно коснулся сознания
Куэйла и обнаружил, что сопротивление значительно ослабилось. Он улыбнулся
про себя и продолжал говорить о собственных сложностях. - Точно так же,
как у его отца с людьми. А взрослый Болди должен быть очень хорошо
приспособлен к окружающему, иначе он погибнет.
- Окружение столь же важно, как и наследственность. Одно дополняет
другое. Если ребенок правильно воспитан, у него не будет крупных