Страница:
Зайчонок! Что же ты нашему гостю не предложила немецкое пиво? А ну-ка, Тань, мигом отнеси этот венгерский дрек и принеси нам что-нибудь приличное.
Ситуация начала медленно и неохотно откатываться.
Я схожу в ванную, помою руки. Не провожайте меня, я сам найду.
Закрыв на защелку дверь, он открутил воду и присел на край ванны. Оглядев белоснежный кафель, он подумал, что здесь должны были расчленять его труп. Сейчас они роются в его портфеле, а когда он выйдет, то, возможно, обыщут и его. Достав из кармана пузырек с пробным скандием, он опустил его в унитаз и спустил воду. Ради спасения целого, то есть головы, надо было расстаться с частью.
«Вот болван! Я был на волосок от погибели. Обидно было бы потом до чертиков. И все из-за того, что эта мразь не поняла меня по телефону. Как глупо. Учила меня мама — выражай свою мысль четко и правильно. Казалось бы, простая фраза: казнить нельзя помиловать. А как все зависит от правильной расстановки одной-единственной запятой!»
Май в этом году выдался прохладным. Вот уже неделю последний месяц весны изменял лету с холодом. После продажи последней пары очков из коллекции «Биттлз» компаньоны поздним прохладным вечером собрались вместе. Нильский считал деньги пальцами, Жора — глазами. Вика не сводила глаз с Крымова. Остап, пользуясь затишьем после трудового дня, сочинял дежурный «крымик»:
Жора, только что вернувшийся с вечернего обхода секретных ловушек и традиционного шмона электронных и живых жучков, с восхищением смотрел на столь огромное количество денег, собранное в одном месте.
Не пускайте слюни, Пятница, — охладил его Остап. — Разве это деньги. Совсем недавно я имел неизмеримо больше.
И где же ваши сокровища, граф Монтс-Кристо? — поинтересовалась Вика.
У меня попросили всю сумму взаймы. Правда, сделали это в грубой форме и забыли уточнить, когда вернут, — печально ответствовал Остап, и хмурая складка появилась на его переносице.
Провожая глазами купюры, Жора отчетливо и твердо понял, что время забрать свою долю и убежать куда подальше уже наступило. Он почесал мочку уха и стал подумывать, как же осуществить этот план. Из задумчивости его вывел голос Остапа.
Пятница, если вы собираетесь сегодня украсть деньги и смыться, то хочу предупредить: у вас ничего не получится. Я найду вас, если вы спрячетесь даже в Австралии в сумке у кенгуру.
С чего вы взяли, маэстро? — мастерски изобразил обиду Жора.
Я забыл вас всех предупредить, что я умею читать мысли, — изрек Остап с совершенно серьезным выражением лица.
Да ладно вам. Это все брехня, я уже не раз слышал такое. Фокусы, — протянул Жора, несмотря на недавнее наглядное подтверждение этого тезиса.
Остап отложил калькулятор и сказал, обращаясь к Жоре:
Вот там стоит полка с книгами. Подойдите и выберите любую.
Жора робко подошел к полке и взял наугад первую попавшуюся книгу.
Откройте на любой странице от тридцатой по пятидесятую. Прибавьте к номеру страницы 75… Отбросьте у полученного числа первую цифру… Из задуманного числа надо вычесть то, которое получилось, а теперь откройте ту страницу, число которой у вас вышло окончательно… Прочитайте первую строчку про себя… Теперь посмотрите мне в глаза.
Жора проделал всю процедуру и, почему-то волнуясь, глянул на Остапа, смотревшего на него в упор.
Остап взял карандаш и написал на листке: «Графиня была беременна уже три месяца». Он протянул бумагу Жоре.
Верно?
Жора сверился и ахнул.
Верно! Во класс! — и он еще раз прочитал строку в книге.
Как вы это делаете? — спросила Вика, закончив аплодировать.
Сам не знаю. Вот здесь, — Остап постучал пальцем по лбу, — что-то находится. Кстати, я не только могу читать мысли, но и передавать их на расстояние.
Покажите, — затрясся в ажиотаже Жора, — никогда не видел.
Остап осмотрел комнату и указал на стол, за которым сидел Нильский.
Сан Саныч, загадайте из этих десяти предметов один и скажите слово на ушко Пятнице.
Нильский загадал «ножницы» и сообщил об этом Жоре и Вике.
Теперь назовите мне их все по очереди, — продолжил номер Крымов. Он медленно выговаривал каждое слово, отчего в комнате воцарилась необъяснимая атмосфера общего напряжения.
Нильский назвал десять предметов, предложенных ему Остапом. После этого Крымов устремил взгляд в окно и на минуту задумался. Затем опять посмотрел на Нильского и сказал:
Теперь позвоните по телефону 44-98-22 и спросите у Игоря Леонидовича, название какого предмета я ему сейчас передал сквозь пространство.
Нильский, улыбаясь, исполнил все и услышал в ответ: «ножницы» Все совпало.
Сан Саныч с восхищением и опаской посмотрел на Крымова. Остальные компаньоны были поражены эффектом эксперимента не меньше президента.
После этого Остап, не прикасаясь руками ни к одному предмету, поставил на ребро купюру с изображением гетмана Мазепы, подвигал глазами сигареты по столу и умножил за пять секунд 386 па 593.
Пораженные свидетели и участники чудес не скрывали своего изумления. А Жора твердо решил, что дальнейшее обдумывание планов хищения кассы надо производить не в присутствии Крымова.
После демонстрации своих феноменальных способностей Крымов проводил Вику домой.
Всю дорогу она поглядывала с интересом на Остапа и прижималась к его руке. Наконец она не выдержала.
Остап, если ты мне не расскажешь, как это делаешь, я буду тебя бояться.
Эх, Вика, Вика. Такая большая девочка, а в сказки веришь, — засмеялся Крымов. — Чудес на свете не бывает, хотя мне иногда удается их творить. Если ты интересуешься моим трюком с числами, то это действительно самое сложное из моих номеров. Просто я выработал свою систему счета еще в школе после просмотра фильма «Семь шагов за горизонт», был когда-то такой.
А цитата из книги?
Это один из тех приемов, которыми я зарабатываю, когда уже совсем нечего кушать, или для развлечения. Здесь все очень просто. Я зазубрил первые строчки, с которых начинаются все страницы с тридцатой по пятидесятую во всех двадцати трех книгах, стоящих на нашей полке. Это просто натренированная память. Число мне называет сам ассистент после того, как путем различных арифметических действий он приходит к тому же числу, которое обозначает номер страницы. Я знаю несколько таких схем-перевертышей перегона одного числа в другое, при котором опять приходишь к начальному.
Вика засмеялась и на минуту задумалась.
С передвижением предметов я могу допустить использование каких-то магнитов и Бог его знает каких еще технических приспособлений, — сказала она, — хотя я, как ни старалась, ничего не заметила. А телефон? Нильский чуть не свалился со стула.
Это известный трюк, — ответил Остап. — Каждый предмет пронумерован и закреплен за своим номером телефона. Предмет я действительно угадываю по интонации ассистента и еще кое-каким едва уловимым признакам. Затем говорю ему номер телефона, а на том конце уже знают, что, если позвонит какой-то идиот, то нужно сказать только одно слово. Например, «ножницы», как в нашем случае.
Но согласись, все-таки нужно отгадать один из десяти! У тебя что, вмонтирован детектор лжи?
Нет, но с Нильским это было просто. С Жорой тоже. Вот с тобой было бы сложнее.
Почему? Я что, такая лгунья?
Насчет лгуньи не знаю, нет информации, а вот насчет характера, то я чувствую всеми фибрами души — кремень и монолит.
Что ты! Я слабая и одинокая женщина.
Все женщины — слабые и одинокие, просто в разной степени. Да, все женщины одинаковы, но почему-то это так разнообразит жизнь.
Вика опять задумалась и затем спросила Крымова:
Скажи мне, Остап, а зачем тебе все это нужно — все эти чудеса и фокусы? Зачем ты напрягаешься перед своими так называемыми компаньонами? Если ради развлечения, то это требует слишком серьезной подготовки. Зачем метать бисер перед свиньями?
Лицо Остапа стало серьезным.
Ты не права. Нильский и Пятница, в общем-то, неплохие ребята. К тому же, они — мои соратники по борьбе. И главное, я добился основной цели — они теперь будут меня побаиваться. Не могу же я постоянно контролировать Пятницу на предмет кражи, а Нильского — на попытку к трусливому бегству. Пусть думают, что я их, если надо, из-под земли достану.
Люди — вообще странные существа, — говорил Остап, шагая и глядя себе под ноги. — У них есть потребность верить во всякую чушь. Когда им говоришь, что в четверг 21 июля 2007 года пройдет дождь, а наследующий день прямо с утра на Землю упадет комета и все население планеты погибнет в катаклизме, то они, хватаясь за сердце, охотно верят. Но если в вагонном сортире будет написано «занято», то все равно будут с остервенением дергать ручку.
В воздухе остро пахло сиренью и свежестью. Вика прильнула к Остапу.
Мне кажется, что надувательство стало твоей второй натурой. Как жаль, что когда вырастаешь, начинаешь сталкиваться с обманом на каждом шагу.
Гораздо раньше, моя дорогая, — сказал Остап. — По сути, первая встреча человека с обманом происходит, когда ему в грудном возрасте дают пустышку.
Дойдя до дверей подъезда, Вика взяла Остапа за воротник пальто и притянула к себе. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Затем Вика поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Остап ответил ей более долгим поцелуем. Вика всем своим женским существом ощутила волнение, вошедшее в тело Крымова. Настойчиво пахла сирень, напоминающая, что весна еще не кончилась. В воздухе висел отдаленный, еле слышимый гул большого города. Окна дома вглядывались в темноту мягкими желтоватыми глазами. От Вики пахло душистым мылом и тонкими духами. Она отстранилась и посмотрела прямо в глубь Остаповых глаз.
Если я тебя приглашу к себе, ты не будешь безобразничать?
Безобразничать — нет, но могу начать соблазнять.
А если у тебя не получится сегодня, ты не обидишься?
Конечно, обижусь, но вида не подам.
А ты пьешь кофе перед сном?
А ты ешь борщ с чесноком?
А ты?
Я — нет. Я люблю ложиться на голодный желудок.
Это из какого-то пошлого анекдота, да?
Нет более смешного и пошлого анекдота, чем сама жизнь.
Но мы ведь тоже часть жизни?
Будем считать, что мы из смешной ее половины.
Ты бы смог меня полюбить?
Если это не потребует сложных акробатических упражнений, то вполне.
Нет, ты все-таки — пошляк!
Иногда так веселей и легче жить. Если бы я не мог смеяться, когда надо плакать, я бы не выжил. Это уже вошло в привычку.
Ты врун!
Это неправда.
Ты подлый, расчетливый соблазнитель!
Ну, это уж совсем неправда!
Серьезное выражение не сходило с лица Вики, в то время как Остап выглядел легковесным и беспечным.
Скажи, — спросила Вика, — ты обо всем и всех думаешь так цинично?
Конечно, нет. Но, даже наблюдая за собой, трудно заставить себя хорошо думать о человеке.
Ты веришь в Бога?
Глупо спрашивать, верю ли я в Бога. А в кого же еще верить? — не задумываясь, ответил Остап. — Хотя Господь — самый большой бюрократ, потому что столько жалоб оставил без ответа, я в него все же верю.
Зачем?
Во-первых, чтобы оправдать свою лень и глупость. Во-вторых, я верю в бессмертие.
Ты любил когда-нибудь? — продолжала Вика задавать вопросы.
В молодости мне казалось, что Амур палил в меня из пулемета длинными очередями.
Что же было потом?
Потом я понял, что если любим и любишь, то это, как правило, разные люди. Дальше меня начали преследовать и преследуют до сих пор неудачи: когда я встречался с хорошей женщиной, то она оказывалась замужем, то я был женат.
А может, тебе просто не везло в любви? — серьезно спросила Вика.
На мой взгляд, человек, которому повезло в любви, называется холостяком. Я — человек, свободно движущийся в системе четырех, а иногда и пяти координат. Свобода — единственное мое достояние. Главная сила человека — в умении терять. Деньги и любовь неминуемо ведут к несвободе. Поэтому их не жалко потерять.
Ты серьезно так думаешь?
Это слишком серьезная тема, чтобы говорить о ней серьезно.
А я раньше мечтала, чтобы отношения с моим мужчиной были один раз и на всю жизнь. Как у Адама и Евы.
У Адама не было выбора.
Неважно. Пусть будет хотя бы одна пара людей, которых нельзя обвинить в измене.
Может быть. Но почему тогда говорят, что люди произошли от обезьян?
Ты невыносим. Слушая тебя, хочется стать простым полевым цветком, чтобы не знать никого и ничего.
Это бесполезно. Прилетят шмели и начнут опылять тебя, — был неумолим Остап.
Если бы ты помолчал, то выглядел бы намного умнее, — обиделась Вика.
Молчание — признак ума только тогда, когда нет других признаков.
Ты — жуткий циник. Ну, что я могу о тебе подумать?
Не будь подозрительной — не ищи во всем, что слышишь, смысл. Никогда не торопись делать выводы о человеке. Вот лично во мне сидят три сущности — практически три разных человека. Первый — тот, которого видят все. Его функция — борьба за существование и охрана двух других сущностей. Вторая — это то, что я есть с самыми близкими и сам с собой. Это более ранимый, простой и веселый человек. И третья — это подсознание. Это то, что вмещает нераскрывшиеся таланты и подавленные пороки. Эту сущность может изредка увидеть только сам ее носитель или врач-психиатр. А в целом мы все — едины в трех своих ипостасях, как Боги. Да мы и созданы по образу и подобию Богов. Языческих, конечно. Страшно порочные были существа. Завистники, садисты и дураки. Если наследственность людей — от греческих Богов, то тогда неудивительно, что все мы такие козлы.
Как же подобраться к твоей хотя бы второй сущности? Мне очень интересно.
Записывайся в категорию близких. Многие женщины узнают мужчин только после брака. Вообще брак — это когда постепенно узнаешь, кто был идеалом твоей жены до свадьбы.
Ну уж нет, после твоих комментариев ни в какой брак меня силой не затащишь. А на брак с детектором лжи — тем более. Ладно, идем, а то еще пару твоих перлов, и мне ничего не останется, как прогнать тебя.
В этот вечер…
Огненно-рыжий каталонский закат лениво сполз с картины Сальвадора Дали и замел украинское небо затухающим багрянцем, разбросав до горизонта красно-коричневые пятна обезвоженных облаков, сухих и тонких, как египетский пергамент. Медная боевая труба пропела раскаленным горном усталый и тягучий сигнал отбоя. Эта мелодия, теплая и уютная, как улыбка еще молодой матери, принесла мир и покой в душу, заставляя замереть все чувства, кроме одного — неугасимого пламени жажды познания чужого тела. В этот застывший миг заката, когда умирающий свет покорно уносит с собой все твои дневные грехи, замедлившиеся жизненные соки пульсируют в синих трепещущих венах и томят тело ощущением невосполнимого недостатка любви, такого же смертельно удушающего, как недостаток кислорода. Загадочная сила жизни, еще не остывшая настолько, чтобы снизойти до сна, находит свое родство с пылающим небом и вибрирующим солнцем, погружающимся сладко и неотвратимо в недра горизонта. Эта сила жаждет последнего вздоха дня как начала перехода души в другое измерение, исполненное любви и вожделения обнаженной плоти. И утомленная природа готова всех нас — от одноклеточных до «гомосапиенс» — одинаково любить, ставя на один уровень деление клетки и деление человеческих полов, как единый основной принцип продолжения жизни. Как мотылька свет, влекут человека темнота, и это тепло тела в темноте, и эти едва различимые губы, и эта вечная тяга преодоления сладкой пытки, коей есть любовь… Боль — и ничего, кроме боли… Каждый шаг приближающейся и уходящей любви — это сменяющаяся череда различных оттенков боли, от первой пытки страха возможной потери до сладкой боли оргазма, вырывающей крик из конвульсирующего горячего тела. Ни одна боль, кроме боли, причиненной любовью, не заставляет нас так покорно и ежедневно идти на казнь и возрождение, на муку и парение над ней…
Мягко тонущее в земле солнце длинными языками пламени слизывает с неба остатки голубых пятен, оставляя на их месте зияющие черные звездные дыры, сквозь которые на остывающие траву и песок готова уже обрушиться ночь, призванная на землю только затем, чтобы венчать неповторимую секунду человеческого погружения друг в друга.
Если раньше, до Перестройки, политики не было вообще — вместо нее была прямая красная, жирная линия партии, — то в девяностых политики было столько, что для другого уже не хватало места, времени и денег.
Бросив в массы красивое слово «перестройка», Михаил Горбачев, великий реформатор современности, не подумал, что она может оказаться подобна девке, брошенной в полк. Одним махом к политике были приобщены массы людей, не знающих, что она вообще есть на свете, начиная от киргизских пастухов и кончая московскими ворами в законе. Озверевший от давки у водочных магазинов, озлобленный от блата и пустых прилавков, народ лихо вкусил смысл сладкого слова «свобода». И когда упустившие момент коммунисты попытались в 1991-м, как всегда, просто нажать на кнопку, то их танки были остановлены всего лишь голыми кулаками и тухлыми яйцами. Начиная с этого момента, политика стала нахально и беспрепятственно разгуливать по необъятным просторам бывшей империи. Вместо того, чтобы сеять хлеб, варить сталь, с умом торговать и просто думать, все поголовно занялись политикой.
Еще в институте Остап понял самый главный жизненный постулат — в этой стране идет великий эксперимент, лишенный логики образ жизни — смесь лжи и величия, — цель которой заключается в том, чтобы наклепать как можно больше бездумно работающих человеческих механизмов.
Какими только видами бизнеса не занимался Остап Крымов за последние годы! Он устраивал сеансы спиритизма и предсказания будущего, возил за границу электротовары и икру, организовывал религиозные секты, проповедовал теорию лечения мочой, продавал западные инвестиции, руководил банком.
Далеко в прошлом осталась доперестроечная полезная для общества деятельность инженера-колхозника, выездного фотографа, художника-оформителя, строителя-шабашника, режиссера-затейника, руководителя подпольной химчистки, начальника швейного цеха, ретушера и фотонаборщика, сочинителя виршей для «Крокодила».
С младых лет Остап попал в жизненную оппозицию к общегосударственной лжи, а таких людей уже никогда не допускают к власти. Он никогда не занимался политикой, хотя знал, что ни один бизнес в мире не дает таких больших прибылей. Крымов не занимался политикой, потому что имел принципы, а политиков считал самыми беспринципными из всех двуногих, включая страуса эму.
Остап был убежден, что Иуда тоже был политиком, но плохим, потому что у него были все-таки принципы. Любой неглупый человек сразу поймет, что тридцать сребреников — только повод, необходимая деталь для назидательных составителей Библии. Просто Иуда имел принципы — он не любил Христа, — и поэтому как политик он продешевил.
Наша политика — это игра, в которой ценятся или, как говаривал спортивный обозреватель Маслаченко, хотя бы не портят игру, люди, начисто лишенные принципов, у которых то, что думается, говорится и делается, не находится ни в малейшей связи, а наоборот, — пребывает в постоянном борении, как три известные стихии.
«Бедняга Сахаров, — говорил в свое время Крымов, — как мне его жаль. Ведь умный мужик, ну зачем пошел в парламент с его здоровьем, ведь это нагрузка не для честных людей. В ссылке ему было гораздо лучше». Остап как в воду глядел.
Простой обыватель неожиданно начинает догадываться о том, что политика — это целая индустрия, только тогда, когда ему отрывают руки, затягивая на различные сборища; когда во время предвыборных кампаний его почтовый ящик вечно забит бумажным мусором с портретами задумчивых мужчин; когда бесплатно поят водкой то красные, то зеленые, а то и голубые; когда можно подписаться сразу в десяти бюллетенях и сорвать десятерную оплату; когда бесплатно от одной партии поменяют унитаз, бачок к нему — от другой, а шнурок — от третьей. И такая многопартийная система может стоять у вас в туалете четыре года, увековечивая то золотое время, когда политики вспоминают о своем народе один раз за пятилетку и готовы осыпать его щедрыми дарами. И заскучавший после выборов народ с тоской жалеет о том, что устраивают их не каждый месяц и даже не раз в квартал. Отголосовав, народ надолго лишался права воспользоваться своим избирательным правом, понимая в глубине души, что единственным правом, которое у него осталось, является только неотъемлемое право быть участником собственных похорон.
Несмотря на то, что Крымов никогда не стал бы заниматься политикой, он считал ее гуманным и достойным видом заработка, потому что относился к политикам так же цинично, как они относились к нему, потенциальному избирателю.
Остап начал хорошо зарабатывать еще на выборах в Российский парламент в 1991 году. Продажа подписей и голосов, организация штабов и набор волонтеров были легким и веселым заработком. Остап получали складывал агитационную литературу для руководимых им групп поддержки, кроил со студентами зарплату, продавал подарочную водку таксистам за полцены, а после выборов еще добавлял на сдаче макулатуры.
Политика в бывших республиках СССР развивалась неравномерно, и это давало Остапу постоянную работу.
График выборов в разных регионах не совпадал. Можно было одной весной заработать на квартиру на выборах в Думу, сделать осенью ремонт за счет смены власти в Молдавии, потом успеть на президентские выборы в Армению, чтобы отдать долг приятелю.
И только выборы в Верховную Раду Украины 1998 года прошли мимо Остапа, ввиду его загруженности и финансовых разборок в Москве. Основное веселое время ушло, но заметка в местной газете об аннулировании результатов в некоторых городах давала Остапу шанс на заработок стартового капитала.
Выполняя четкие инструкции Крымова, Жора и нанятый им доцент кафедры психологии университета собрали все необходимые материалы. За выпивку и обещания будущих подарков была получена полная информация о населении интересующих округов. Изучение личных дел кандидатов заняло у Остапа не более получаса. Нильский плодотворно провел изыскательскую работу в архивах горисполкома и налоговых инспекциях. И главное, что при этом он не вышел за пределы сметы, — 85 долларов, и даже выкроил себе пятерку на новые книги.
Через пару дней перед Остапом сидел сухопарый, хмурый мужчина, агрессивный вид которого не вызывал сомнения в его явном идиотизме. Это был Николай Буйный — председатель благотворительного фонда «Солидарность — 18».
Как оказалось, с того момента, когда архив регистрации предприятий в городе был компьютеризирован, дотошные чиновники горисполкома боролись с тем, чтобы названия фирм и общественных организаций не повторялись. Но сломить упрямство и обуздать полет фантазии нашего человека, дорвавшегося до организации собственной конторы, было невозможно. Вскоре чиновниками был найден компромисс — нумерация. В результате в городе работали, числились или уже закрылись двадцать два «Ориона», семь «Восточно-украинских финансовых компаний», семнадцать «Олимпов» и так далее. Выделялись своей мизерностью четыре «Риты» и поражали многочисленностью двести девяносто три «Харькова». Причем последняя сотня, то есть начиная с «Харькова-200» и кончая «Харьковом-293», принадлежала братьям Рыжиковым, которые занимались обналичкой на весь город и хоронили свои «Харьковы» ежемесячно.
Благотворительный фонд «Солидарность-18» еще не почил в бозе, но был близок к этому. Налоговая администрация не раз хотела прикрыть неработающий фонд, но, натыкаясь на хамство и риторику Буйного, тянула резину, не желая связываться. Основной лозунг председателя фонда звучал лаконично: «Я подниму Украину с колен!». Николая Казимировича Буйного боялись не только налоговые инспекторы. От него шарахались соседи, врассыпную разбегались в Фонде занятости, стонали «Общество защиты прав потребителей» и Антимонопольный комитет. В горисполкоме, увидев его в окно, прятались в бытовках.
За все три года фонд не собрал ни копейки и не одарил малоимущих даже коробком спичек. Нельзя сказать, что Буйный не пытался в начале своей деятельности собирать пожертвования. Но врожденная ненависть председателя ко всем, у кого в кармане было больше двадцати пяти рублей, приводила к одному и тому же сценарию: вначале Буйный входил в кабинет, затем через пять минут выходил, тряся кулаком и крича: «Ждите меня с прокурором!».
Ситуация начала медленно и неохотно откатываться.
Я схожу в ванную, помою руки. Не провожайте меня, я сам найду.
Закрыв на защелку дверь, он открутил воду и присел на край ванны. Оглядев белоснежный кафель, он подумал, что здесь должны были расчленять его труп. Сейчас они роются в его портфеле, а когда он выйдет, то, возможно, обыщут и его. Достав из кармана пузырек с пробным скандием, он опустил его в унитаз и спустил воду. Ради спасения целого, то есть головы, надо было расстаться с частью.
«Вот болван! Я был на волосок от погибели. Обидно было бы потом до чертиков. И все из-за того, что эта мразь не поняла меня по телефону. Как глупо. Учила меня мама — выражай свою мысль четко и правильно. Казалось бы, простая фраза: казнить нельзя помиловать. А как все зависит от правильной расстановки одной-единственной запятой!»
ПО ТУ СТОРОНУ РАЗУМА
Чудеса бывают на свете только для тех, кто в них верит. При этом они делятся на чудеса обыкновенные и фокусы.
Остап Крымов («Как выиграть в Поле чудес»)
Май в этом году выдался прохладным. Вот уже неделю последний месяц весны изменял лету с холодом. После продажи последней пары очков из коллекции «Биттлз» компаньоны поздним прохладным вечером собрались вместе. Нильский считал деньги пальцами, Жора — глазами. Вика не сводила глаз с Крымова. Остап, пользуясь затишьем после трудового дня, сочинял дежурный «крымик»:
Деньги, поступившие от первых набегов крымовской конторы на город, составили сумму в двенадцать тысяч долларов. Купюры, тщательно рассортированные Нильским и стянутые резиночкой, легли в импровизированный сейф — отделение буфета, справа от портрета Сталина.
Я в коммунизм уже давно не верю,
Хотя имел в квартире без Будды
Евроремонт, паркет, стальные двери,
Плюс электрификацию жены.
Жора, только что вернувшийся с вечернего обхода секретных ловушек и традиционного шмона электронных и живых жучков, с восхищением смотрел на столь огромное количество денег, собранное в одном месте.
Не пускайте слюни, Пятница, — охладил его Остап. — Разве это деньги. Совсем недавно я имел неизмеримо больше.
И где же ваши сокровища, граф Монтс-Кристо? — поинтересовалась Вика.
У меня попросили всю сумму взаймы. Правда, сделали это в грубой форме и забыли уточнить, когда вернут, — печально ответствовал Остап, и хмурая складка появилась на его переносице.
Провожая глазами купюры, Жора отчетливо и твердо понял, что время забрать свою долю и убежать куда подальше уже наступило. Он почесал мочку уха и стал подумывать, как же осуществить этот план. Из задумчивости его вывел голос Остапа.
Пятница, если вы собираетесь сегодня украсть деньги и смыться, то хочу предупредить: у вас ничего не получится. Я найду вас, если вы спрячетесь даже в Австралии в сумке у кенгуру.
С чего вы взяли, маэстро? — мастерски изобразил обиду Жора.
Я забыл вас всех предупредить, что я умею читать мысли, — изрек Остап с совершенно серьезным выражением лица.
Да ладно вам. Это все брехня, я уже не раз слышал такое. Фокусы, — протянул Жора, несмотря на недавнее наглядное подтверждение этого тезиса.
Остап отложил калькулятор и сказал, обращаясь к Жоре:
Вот там стоит полка с книгами. Подойдите и выберите любую.
Жора робко подошел к полке и взял наугад первую попавшуюся книгу.
Откройте на любой странице от тридцатой по пятидесятую. Прибавьте к номеру страницы 75… Отбросьте у полученного числа первую цифру… Из задуманного числа надо вычесть то, которое получилось, а теперь откройте ту страницу, число которой у вас вышло окончательно… Прочитайте первую строчку про себя… Теперь посмотрите мне в глаза.
Жора проделал всю процедуру и, почему-то волнуясь, глянул на Остапа, смотревшего на него в упор.
Остап взял карандаш и написал на листке: «Графиня была беременна уже три месяца». Он протянул бумагу Жоре.
Верно?
Жора сверился и ахнул.
Верно! Во класс! — и он еще раз прочитал строку в книге.
Как вы это делаете? — спросила Вика, закончив аплодировать.
Сам не знаю. Вот здесь, — Остап постучал пальцем по лбу, — что-то находится. Кстати, я не только могу читать мысли, но и передавать их на расстояние.
Покажите, — затрясся в ажиотаже Жора, — никогда не видел.
Остап осмотрел комнату и указал на стол, за которым сидел Нильский.
Сан Саныч, загадайте из этих десяти предметов один и скажите слово на ушко Пятнице.
Нильский загадал «ножницы» и сообщил об этом Жоре и Вике.
Теперь назовите мне их все по очереди, — продолжил номер Крымов. Он медленно выговаривал каждое слово, отчего в комнате воцарилась необъяснимая атмосфера общего напряжения.
Нильский назвал десять предметов, предложенных ему Остапом. После этого Крымов устремил взгляд в окно и на минуту задумался. Затем опять посмотрел на Нильского и сказал:
Теперь позвоните по телефону 44-98-22 и спросите у Игоря Леонидовича, название какого предмета я ему сейчас передал сквозь пространство.
Нильский, улыбаясь, исполнил все и услышал в ответ: «ножницы» Все совпало.
Сан Саныч с восхищением и опаской посмотрел на Крымова. Остальные компаньоны были поражены эффектом эксперимента не меньше президента.
После этого Остап, не прикасаясь руками ни к одному предмету, поставил на ребро купюру с изображением гетмана Мазепы, подвигал глазами сигареты по столу и умножил за пять секунд 386 па 593.
Пораженные свидетели и участники чудес не скрывали своего изумления. А Жора твердо решил, что дальнейшее обдумывание планов хищения кассы надо производить не в присутствии Крымова.
После демонстрации своих феноменальных способностей Крымов проводил Вику домой.
Всю дорогу она поглядывала с интересом на Остапа и прижималась к его руке. Наконец она не выдержала.
Остап, если ты мне не расскажешь, как это делаешь, я буду тебя бояться.
Эх, Вика, Вика. Такая большая девочка, а в сказки веришь, — засмеялся Крымов. — Чудес на свете не бывает, хотя мне иногда удается их творить. Если ты интересуешься моим трюком с числами, то это действительно самое сложное из моих номеров. Просто я выработал свою систему счета еще в школе после просмотра фильма «Семь шагов за горизонт», был когда-то такой.
А цитата из книги?
Это один из тех приемов, которыми я зарабатываю, когда уже совсем нечего кушать, или для развлечения. Здесь все очень просто. Я зазубрил первые строчки, с которых начинаются все страницы с тридцатой по пятидесятую во всех двадцати трех книгах, стоящих на нашей полке. Это просто натренированная память. Число мне называет сам ассистент после того, как путем различных арифметических действий он приходит к тому же числу, которое обозначает номер страницы. Я знаю несколько таких схем-перевертышей перегона одного числа в другое, при котором опять приходишь к начальному.
Вика засмеялась и на минуту задумалась.
С передвижением предметов я могу допустить использование каких-то магнитов и Бог его знает каких еще технических приспособлений, — сказала она, — хотя я, как ни старалась, ничего не заметила. А телефон? Нильский чуть не свалился со стула.
Это известный трюк, — ответил Остап. — Каждый предмет пронумерован и закреплен за своим номером телефона. Предмет я действительно угадываю по интонации ассистента и еще кое-каким едва уловимым признакам. Затем говорю ему номер телефона, а на том конце уже знают, что, если позвонит какой-то идиот, то нужно сказать только одно слово. Например, «ножницы», как в нашем случае.
Но согласись, все-таки нужно отгадать один из десяти! У тебя что, вмонтирован детектор лжи?
Нет, но с Нильским это было просто. С Жорой тоже. Вот с тобой было бы сложнее.
Почему? Я что, такая лгунья?
Насчет лгуньи не знаю, нет информации, а вот насчет характера, то я чувствую всеми фибрами души — кремень и монолит.
Что ты! Я слабая и одинокая женщина.
Все женщины — слабые и одинокие, просто в разной степени. Да, все женщины одинаковы, но почему-то это так разнообразит жизнь.
Вика опять задумалась и затем спросила Крымова:
Скажи мне, Остап, а зачем тебе все это нужно — все эти чудеса и фокусы? Зачем ты напрягаешься перед своими так называемыми компаньонами? Если ради развлечения, то это требует слишком серьезной подготовки. Зачем метать бисер перед свиньями?
Лицо Остапа стало серьезным.
Ты не права. Нильский и Пятница, в общем-то, неплохие ребята. К тому же, они — мои соратники по борьбе. И главное, я добился основной цели — они теперь будут меня побаиваться. Не могу же я постоянно контролировать Пятницу на предмет кражи, а Нильского — на попытку к трусливому бегству. Пусть думают, что я их, если надо, из-под земли достану.
Люди — вообще странные существа, — говорил Остап, шагая и глядя себе под ноги. — У них есть потребность верить во всякую чушь. Когда им говоришь, что в четверг 21 июля 2007 года пройдет дождь, а наследующий день прямо с утра на Землю упадет комета и все население планеты погибнет в катаклизме, то они, хватаясь за сердце, охотно верят. Но если в вагонном сортире будет написано «занято», то все равно будут с остервенением дергать ручку.
В воздухе остро пахло сиренью и свежестью. Вика прильнула к Остапу.
Мне кажется, что надувательство стало твоей второй натурой. Как жаль, что когда вырастаешь, начинаешь сталкиваться с обманом на каждом шагу.
Гораздо раньше, моя дорогая, — сказал Остап. — По сути, первая встреча человека с обманом происходит, когда ему в грудном возрасте дают пустышку.
Дойдя до дверей подъезда, Вика взяла Остапа за воротник пальто и притянула к себе. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Затем Вика поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Остап ответил ей более долгим поцелуем. Вика всем своим женским существом ощутила волнение, вошедшее в тело Крымова. Настойчиво пахла сирень, напоминающая, что весна еще не кончилась. В воздухе висел отдаленный, еле слышимый гул большого города. Окна дома вглядывались в темноту мягкими желтоватыми глазами. От Вики пахло душистым мылом и тонкими духами. Она отстранилась и посмотрела прямо в глубь Остаповых глаз.
Если я тебя приглашу к себе, ты не будешь безобразничать?
Безобразничать — нет, но могу начать соблазнять.
А если у тебя не получится сегодня, ты не обидишься?
Конечно, обижусь, но вида не подам.
А ты пьешь кофе перед сном?
А ты ешь борщ с чесноком?
А ты?
Я — нет. Я люблю ложиться на голодный желудок.
Это из какого-то пошлого анекдота, да?
Нет более смешного и пошлого анекдота, чем сама жизнь.
Но мы ведь тоже часть жизни?
Будем считать, что мы из смешной ее половины.
Ты бы смог меня полюбить?
Если это не потребует сложных акробатических упражнений, то вполне.
Нет, ты все-таки — пошляк!
Иногда так веселей и легче жить. Если бы я не мог смеяться, когда надо плакать, я бы не выжил. Это уже вошло в привычку.
Ты врун!
Это неправда.
Ты подлый, расчетливый соблазнитель!
Ну, это уж совсем неправда!
Серьезное выражение не сходило с лица Вики, в то время как Остап выглядел легковесным и беспечным.
Скажи, — спросила Вика, — ты обо всем и всех думаешь так цинично?
Конечно, нет. Но, даже наблюдая за собой, трудно заставить себя хорошо думать о человеке.
Ты веришь в Бога?
Глупо спрашивать, верю ли я в Бога. А в кого же еще верить? — не задумываясь, ответил Остап. — Хотя Господь — самый большой бюрократ, потому что столько жалоб оставил без ответа, я в него все же верю.
Зачем?
Во-первых, чтобы оправдать свою лень и глупость. Во-вторых, я верю в бессмертие.
Ты любил когда-нибудь? — продолжала Вика задавать вопросы.
В молодости мне казалось, что Амур палил в меня из пулемета длинными очередями.
Что же было потом?
Потом я понял, что если любим и любишь, то это, как правило, разные люди. Дальше меня начали преследовать и преследуют до сих пор неудачи: когда я встречался с хорошей женщиной, то она оказывалась замужем, то я был женат.
А может, тебе просто не везло в любви? — серьезно спросила Вика.
На мой взгляд, человек, которому повезло в любви, называется холостяком. Я — человек, свободно движущийся в системе четырех, а иногда и пяти координат. Свобода — единственное мое достояние. Главная сила человека — в умении терять. Деньги и любовь неминуемо ведут к несвободе. Поэтому их не жалко потерять.
Ты серьезно так думаешь?
Это слишком серьезная тема, чтобы говорить о ней серьезно.
А я раньше мечтала, чтобы отношения с моим мужчиной были один раз и на всю жизнь. Как у Адама и Евы.
У Адама не было выбора.
Неважно. Пусть будет хотя бы одна пара людей, которых нельзя обвинить в измене.
Может быть. Но почему тогда говорят, что люди произошли от обезьян?
Ты невыносим. Слушая тебя, хочется стать простым полевым цветком, чтобы не знать никого и ничего.
Это бесполезно. Прилетят шмели и начнут опылять тебя, — был неумолим Остап.
Если бы ты помолчал, то выглядел бы намного умнее, — обиделась Вика.
Молчание — признак ума только тогда, когда нет других признаков.
Ты — жуткий циник. Ну, что я могу о тебе подумать?
Не будь подозрительной — не ищи во всем, что слышишь, смысл. Никогда не торопись делать выводы о человеке. Вот лично во мне сидят три сущности — практически три разных человека. Первый — тот, которого видят все. Его функция — борьба за существование и охрана двух других сущностей. Вторая — это то, что я есть с самыми близкими и сам с собой. Это более ранимый, простой и веселый человек. И третья — это подсознание. Это то, что вмещает нераскрывшиеся таланты и подавленные пороки. Эту сущность может изредка увидеть только сам ее носитель или врач-психиатр. А в целом мы все — едины в трех своих ипостасях, как Боги. Да мы и созданы по образу и подобию Богов. Языческих, конечно. Страшно порочные были существа. Завистники, садисты и дураки. Если наследственность людей — от греческих Богов, то тогда неудивительно, что все мы такие козлы.
Как же подобраться к твоей хотя бы второй сущности? Мне очень интересно.
Записывайся в категорию близких. Многие женщины узнают мужчин только после брака. Вообще брак — это когда постепенно узнаешь, кто был идеалом твоей жены до свадьбы.
Ну уж нет, после твоих комментариев ни в какой брак меня силой не затащишь. А на брак с детектором лжи — тем более. Ладно, идем, а то еще пару твоих перлов, и мне ничего не останется, как прогнать тебя.
В этот вечер…
Огненно-рыжий каталонский закат лениво сполз с картины Сальвадора Дали и замел украинское небо затухающим багрянцем, разбросав до горизонта красно-коричневые пятна обезвоженных облаков, сухих и тонких, как египетский пергамент. Медная боевая труба пропела раскаленным горном усталый и тягучий сигнал отбоя. Эта мелодия, теплая и уютная, как улыбка еще молодой матери, принесла мир и покой в душу, заставляя замереть все чувства, кроме одного — неугасимого пламени жажды познания чужого тела. В этот застывший миг заката, когда умирающий свет покорно уносит с собой все твои дневные грехи, замедлившиеся жизненные соки пульсируют в синих трепещущих венах и томят тело ощущением невосполнимого недостатка любви, такого же смертельно удушающего, как недостаток кислорода. Загадочная сила жизни, еще не остывшая настолько, чтобы снизойти до сна, находит свое родство с пылающим небом и вибрирующим солнцем, погружающимся сладко и неотвратимо в недра горизонта. Эта сила жаждет последнего вздоха дня как начала перехода души в другое измерение, исполненное любви и вожделения обнаженной плоти. И утомленная природа готова всех нас — от одноклеточных до «гомосапиенс» — одинаково любить, ставя на один уровень деление клетки и деление человеческих полов, как единый основной принцип продолжения жизни. Как мотылька свет, влекут человека темнота, и это тепло тела в темноте, и эти едва различимые губы, и эта вечная тяга преодоления сладкой пытки, коей есть любовь… Боль — и ничего, кроме боли… Каждый шаг приближающейся и уходящей любви — это сменяющаяся череда различных оттенков боли, от первой пытки страха возможной потери до сладкой боли оргазма, вырывающей крик из конвульсирующего горячего тела. Ни одна боль, кроме боли, причиненной любовью, не заставляет нас так покорно и ежедневно идти на казнь и возрождение, на муку и парение над ней…
Мягко тонущее в земле солнце длинными языками пламени слизывает с неба остатки голубых пятен, оставляя на их месте зияющие черные звездные дыры, сквозь которые на остывающие траву и песок готова уже обрушиться ночь, призванная на землю только затем, чтобы венчать неповторимую секунду человеческого погружения друг в друга.
«СОЛИДАРНОСТЬ — 18»
Если у вас все есть, и вас куда-то тянет, то это или женщина, или политика.
Остап Крымов (В кулуарах Государственной Думы)
Если раньше, до Перестройки, политики не было вообще — вместо нее была прямая красная, жирная линия партии, — то в девяностых политики было столько, что для другого уже не хватало места, времени и денег.
Бросив в массы красивое слово «перестройка», Михаил Горбачев, великий реформатор современности, не подумал, что она может оказаться подобна девке, брошенной в полк. Одним махом к политике были приобщены массы людей, не знающих, что она вообще есть на свете, начиная от киргизских пастухов и кончая московскими ворами в законе. Озверевший от давки у водочных магазинов, озлобленный от блата и пустых прилавков, народ лихо вкусил смысл сладкого слова «свобода». И когда упустившие момент коммунисты попытались в 1991-м, как всегда, просто нажать на кнопку, то их танки были остановлены всего лишь голыми кулаками и тухлыми яйцами. Начиная с этого момента, политика стала нахально и беспрепятственно разгуливать по необъятным просторам бывшей империи. Вместо того, чтобы сеять хлеб, варить сталь, с умом торговать и просто думать, все поголовно занялись политикой.
Еще в институте Остап понял самый главный жизненный постулат — в этой стране идет великий эксперимент, лишенный логики образ жизни — смесь лжи и величия, — цель которой заключается в том, чтобы наклепать как можно больше бездумно работающих человеческих механизмов.
Какими только видами бизнеса не занимался Остап Крымов за последние годы! Он устраивал сеансы спиритизма и предсказания будущего, возил за границу электротовары и икру, организовывал религиозные секты, проповедовал теорию лечения мочой, продавал западные инвестиции, руководил банком.
Далеко в прошлом осталась доперестроечная полезная для общества деятельность инженера-колхозника, выездного фотографа, художника-оформителя, строителя-шабашника, режиссера-затейника, руководителя подпольной химчистки, начальника швейного цеха, ретушера и фотонаборщика, сочинителя виршей для «Крокодила».
С младых лет Остап попал в жизненную оппозицию к общегосударственной лжи, а таких людей уже никогда не допускают к власти. Он никогда не занимался политикой, хотя знал, что ни один бизнес в мире не дает таких больших прибылей. Крымов не занимался политикой, потому что имел принципы, а политиков считал самыми беспринципными из всех двуногих, включая страуса эму.
Остап был убежден, что Иуда тоже был политиком, но плохим, потому что у него были все-таки принципы. Любой неглупый человек сразу поймет, что тридцать сребреников — только повод, необходимая деталь для назидательных составителей Библии. Просто Иуда имел принципы — он не любил Христа, — и поэтому как политик он продешевил.
Наша политика — это игра, в которой ценятся или, как говаривал спортивный обозреватель Маслаченко, хотя бы не портят игру, люди, начисто лишенные принципов, у которых то, что думается, говорится и делается, не находится ни в малейшей связи, а наоборот, — пребывает в постоянном борении, как три известные стихии.
«Бедняга Сахаров, — говорил в свое время Крымов, — как мне его жаль. Ведь умный мужик, ну зачем пошел в парламент с его здоровьем, ведь это нагрузка не для честных людей. В ссылке ему было гораздо лучше». Остап как в воду глядел.
Простой обыватель неожиданно начинает догадываться о том, что политика — это целая индустрия, только тогда, когда ему отрывают руки, затягивая на различные сборища; когда во время предвыборных кампаний его почтовый ящик вечно забит бумажным мусором с портретами задумчивых мужчин; когда бесплатно поят водкой то красные, то зеленые, а то и голубые; когда можно подписаться сразу в десяти бюллетенях и сорвать десятерную оплату; когда бесплатно от одной партии поменяют унитаз, бачок к нему — от другой, а шнурок — от третьей. И такая многопартийная система может стоять у вас в туалете четыре года, увековечивая то золотое время, когда политики вспоминают о своем народе один раз за пятилетку и готовы осыпать его щедрыми дарами. И заскучавший после выборов народ с тоской жалеет о том, что устраивают их не каждый месяц и даже не раз в квартал. Отголосовав, народ надолго лишался права воспользоваться своим избирательным правом, понимая в глубине души, что единственным правом, которое у него осталось, является только неотъемлемое право быть участником собственных похорон.
Несмотря на то, что Крымов никогда не стал бы заниматься политикой, он считал ее гуманным и достойным видом заработка, потому что относился к политикам так же цинично, как они относились к нему, потенциальному избирателю.
Остап начал хорошо зарабатывать еще на выборах в Российский парламент в 1991 году. Продажа подписей и голосов, организация штабов и набор волонтеров были легким и веселым заработком. Остап получали складывал агитационную литературу для руководимых им групп поддержки, кроил со студентами зарплату, продавал подарочную водку таксистам за полцены, а после выборов еще добавлял на сдаче макулатуры.
Политика в бывших республиках СССР развивалась неравномерно, и это давало Остапу постоянную работу.
График выборов в разных регионах не совпадал. Можно было одной весной заработать на квартиру на выборах в Думу, сделать осенью ремонт за счет смены власти в Молдавии, потом успеть на президентские выборы в Армению, чтобы отдать долг приятелю.
И только выборы в Верховную Раду Украины 1998 года прошли мимо Остапа, ввиду его загруженности и финансовых разборок в Москве. Основное веселое время ушло, но заметка в местной газете об аннулировании результатов в некоторых городах давала Остапу шанс на заработок стартового капитала.
Выполняя четкие инструкции Крымова, Жора и нанятый им доцент кафедры психологии университета собрали все необходимые материалы. За выпивку и обещания будущих подарков была получена полная информация о населении интересующих округов. Изучение личных дел кандидатов заняло у Остапа не более получаса. Нильский плодотворно провел изыскательскую работу в архивах горисполкома и налоговых инспекциях. И главное, что при этом он не вышел за пределы сметы, — 85 долларов, и даже выкроил себе пятерку на новые книги.
Через пару дней перед Остапом сидел сухопарый, хмурый мужчина, агрессивный вид которого не вызывал сомнения в его явном идиотизме. Это был Николай Буйный — председатель благотворительного фонда «Солидарность — 18».
Как оказалось, с того момента, когда архив регистрации предприятий в городе был компьютеризирован, дотошные чиновники горисполкома боролись с тем, чтобы названия фирм и общественных организаций не повторялись. Но сломить упрямство и обуздать полет фантазии нашего человека, дорвавшегося до организации собственной конторы, было невозможно. Вскоре чиновниками был найден компромисс — нумерация. В результате в городе работали, числились или уже закрылись двадцать два «Ориона», семь «Восточно-украинских финансовых компаний», семнадцать «Олимпов» и так далее. Выделялись своей мизерностью четыре «Риты» и поражали многочисленностью двести девяносто три «Харькова». Причем последняя сотня, то есть начиная с «Харькова-200» и кончая «Харьковом-293», принадлежала братьям Рыжиковым, которые занимались обналичкой на весь город и хоронили свои «Харьковы» ежемесячно.
Благотворительный фонд «Солидарность-18» еще не почил в бозе, но был близок к этому. Налоговая администрация не раз хотела прикрыть неработающий фонд, но, натыкаясь на хамство и риторику Буйного, тянула резину, не желая связываться. Основной лозунг председателя фонда звучал лаконично: «Я подниму Украину с колен!». Николая Казимировича Буйного боялись не только налоговые инспекторы. От него шарахались соседи, врассыпную разбегались в Фонде занятости, стонали «Общество защиты прав потребителей» и Антимонопольный комитет. В горисполкоме, увидев его в окно, прятались в бытовках.
За все три года фонд не собрал ни копейки и не одарил малоимущих даже коробком спичек. Нельзя сказать, что Буйный не пытался в начале своей деятельности собирать пожертвования. Но врожденная ненависть председателя ко всем, у кого в кармане было больше двадцати пяти рублей, приводила к одному и тому же сценарию: вначале Буйный входил в кабинет, затем через пять минут выходил, тряся кулаком и крича: «Ждите меня с прокурором!».