Кауи Вера. Магия греха [Двойная жизнь]

   – Ты говоришь, твой отец был врачом? А сейчас он что, прекратил практиковать или...
   – Он больше не практикует. – По интонации, с которой это было сказано, Лиз поняла, что больше она ничего не услышит.
   – То есть болезни тебя не касаются?
   – Моя мама умерла от глубокого склероза, когда мне было одиннадцать лет, при этом она была прикована к инвалидной коляске с тех пор, как мне исполнилось семь. Я много знаю о болезнях, но...
   Что-то странное в этом бесстрастном, спокойном тоне заставило Лиз почувствовать себя неуютно, как будто в комнате вдруг стало ужасно холодно. У нее перед глазами встал образ семилетней девочки, слишком рано столкнувшейся с жестокими реалиями жизни. Сколько же ей было лет, когда отец начал обсуждать с ней свои наиболее интересные дела? И почему она пошла на улицу? Эти и другие вопросы крутились у нее в мозгу, но она поняла, что задавать их еще рано, и сконцентрировалась на своей проблеме. Если ей удастся уговорить Нелл остаться, будет достаточно времени, чтобы выяснить все «почему» и «зачем». Сначала надо получить утвердительный ответ на один, самый главный вопрос. Сомнений в том, что эта девушка способна научиться всему, что она знает, у Лиз не возникало.
   – Ладно, это потому, что сама больна, я постоянно говорю об этом. Да, так вот, мне нужна, скажем так, ученица. Такая, которую я смогла бы научить всему, что умею делать сама, а потом и передать ей своих клиентов, естественно, если они будут на это согласны. Она должна будет жить здесь вместе со мной и вживаться в мой стиль жизни, в мой образ, наблюдать за мной, слушать меня, стараясь понять, что заставляет меня относиться к сексу и проституции как к искусству и удовольствию одновременно и что, конечно же, делает меня незаурядной куртизанкой.
   – Это вы сами себя так оцениваете?
   – Моя оценка объективна. Когда люди думают о проституции, у них в мозгу сразу всплывает образ дешевой, размалеванной, легкодоступной и неприхотливой девицы. Куртизанка стоит гораздо больше, и заполучить ее намного труднее. Потому что, когда ты платишь за какую-то вещь большие деньги, тебе всегда важно ее качество.
   – Как те в «Ла белль Эпок»?
   – Именно. Ты знаешь что-нибудь о «Лес Грандес Хори-зонталес»?
   – Я читала о них.
   – Ну, тогда ты уже знаешь почти половину.
   – Однако сейчас уже нет королей и герцогов, чтобы тратить целые состояния на драгоценности, замки и землевладения.
   – Нет, однако, есть безумно богатые принцы, и они их современный эквивалент.
   – Они ваши клиенты?
   – Да.
   На лице Нелл снова мелькнула недоверчиво-насмешливая улыбка.
   – Так это деньги заставили тебя пойти на панель, изменить имя и социальное положение?
   Нелл рассмеялась:
   – Конечно, деньги – это такая вещь, которая может изменить все, что угодно.
   – Я рада, что ты наконец-то сказала правду. Но для меня они все равно уже ничего не смогут изменить, да и пытаться даже не хочется.
   Нелл нахмурилась.
   – Жизнь – это единственная вещь, которую нельзя купить ни за какие деньги.
   – Ты склонна к цинизму? – спросила Лиз.
   – Мне просто приятно думать о том, что в мире есть вещи, которые выше наших возможностей и желаний, даже несмотря на то, что моим самым заветным желанием является богатство и – благодаря богатству – независимость.
   – Ты этого добьешься, если согласишься с моим предложением.
   – Я вас внимательно слушаю.
   – Я возьму тебя под свое крыло. Ты переедешь ко мне жить, и в течение ближайших нескольких месяцев я буду учить тебя всем тем тонкостям и особенностям нашей профессии, которые знаю. Постепенно ты станешь посещать моих клиентов, и до тех пор, пока ты не сможешь сама расширять свою клиентуру и пока я не уйду в мир иной, ты будешь отдавать мне половину своего заработка.
   Никакой реакции не последовало.
   – Это значит, что за одну ночь ты сможешь получить столько, сколько на улице тебе не заработать и за месяц, даже если каждый день для тебя будет воскресеньем. Первоначально я пойду на расходы, чтобы одеть тебя, прокормить и немного переделать. Ты не будешь ничего платить... пока будешь студенткой. А когда станешь работать по-настоящему, я постепенно отойду от дел, потому что к тому моменту я буду тратить много времени на поддержание прежнего уровня жизни и уход за собой. К счастью, у меня есть медицинская страховка, которая покроет расходы по найму сиделки в последние месяцы и консультации врача. Но до этого времени я сама буду работать и не собираюсь сходить со сцены. Ты многое приобретешь, а так как я ни от кого не зависима и не имею никаких долгов, то скорей всего я оставлю тебе и этот дом. Он принадлежит мне. Так что, если захочешь, то... – Лиз развела руками.
   – Вы сказали «переделать», – напомнила ей Нелл. – Как сильно вы планируете меня изменить?
   – Полностью. Начнем с волос. Темный цвет – это прекрасно, но немного угрюмо. Парик все изменит и скроет. Еще неизвестно, что будет с твоим носом, когда с него снимут пластырь. Возможно, придется его немного подкорректировать. Косметика должна быть разработана специально для тебя с учетом особенностей твоего лица. Одеваться тебе тоже надо будет по-особому. – Лиз увидела, как в глазах Нелл блеснул огонек недовольства. – Ты любишь красиво одеваться?
   – Мне бы хотелось одеваться очень хорошо, однако я не согласна с теми, кто считает, что для этого надо тратить целые состояния. Если у вас есть вкус, вам не обязательно иметь большие деньги, чтобы хорошо одеваться. Но еще лучше, если у вас есть и вкус и деньги.
   Лиз была приятно удивлена.
   – Может, тебе что-то не нравится в этом доме? Нелл покраснела и потупилась.
   – Нет, просто я сама знаю, что мне надевать и что мне нравится.
   – А что тебе не нравится? Не бойся, скажи, что тебя не устраивает в моем предложении?
   – На первый взгляд – ничего. Пятьдесят процентов, которые вы определили для меня, это намного больше, чем я когда-либо надеялась заработать, особенно если бы вернулась на панель. Но я не собираюсь этого делать.
   – Я хотела спросить, как ты первый раз туда попала? Не получив ответа, Лиз снова попыталась задать вопрос:
   – Ты получила воспитание явно в хорошей семье. Так почему же ты все-таки пошла на улицу?
   – Это было все, на что я была тогда способна.
   – Ты имеешь в виду, что ты сразу после школы... То есть ты еще ничего не умела делать?
   – Да.
   Лиз интуитивно чувствовала, что под простыми, лежащими на поверхности фактами скрыты какие-то более серьезные причины, но пока она не могла их понять. У нее еще не было тех доверительных отношений с Нелл, которые позволили бы это узнать. Всем своим видом та показывала, что ей очень не нравятся вопросы о ее прошлом. Лиз было интересно, почему это происходит, но она спросила совсем о другом:
   – Твой сутенер тебя чему-нибудь учил?
   – Он показал мне, чего от меня будут ждать мужчины.
   – Я хотела бы знать... Мне надо точно знать, какой у тебя сексуальный опыт, понимаешь? Я хочу точно представлять, чему ты научилась, насколько прочно это в тебе укоренилось и над чем надо будет работать.
   Лиз с большим вниманием стала слушать Нелл, потому что уровень ее сексуальных навыков не мог быть слишком высоким. Нелл рассказала ей все, с явным цинизмом описывая наиболее пикантные подробности, но Лиз снова заметила на ее лице какое-то отрешенное выражение, появлявшееся всякий раз, когда она говорила о сексе. Она будто хотела этим сказать, что, раз уж так получилось, что ей пришлось заняться сексом, ничего не поделаешь, она будет этим заниматься, но удовольствия при этом не ждите. Это было первое, но сильное разочарование Лиз, ее опыт и интуиция подсказывали ей, что в жизни этой девушки секс не играет такой роли, как в ее, и что она больше любит думать, чем чувствовать. Без эмоций в сексе делать нечего, потому что в тех фразах, которые Лиз придумывала и воплощала со своими клиентами, она объединяла душу и тело в одно целое, проживая этот момент как частичку настоящей жизни. Она поступала так не только потому, что любила заниматься любовью, и не потому, что в данном случае она прекрасно играла роль, а еще и потому, что была глубоко уверена, что если ей платят большие деньги, то действительно верят в ее высокий уровень, очарование и сексуальное мастерство; фальшь здесь невозможна. Ее разочарование усугублялось тем, что она искренне верила, что именно в этой девушке нашла идеальный материал для воплощения своей идеи.
   – А как ты вообще относишься к проституции? – спросила Элизабет.
   – Я никогда над этим не задумывалась.
   – То есть для тебя это не более чем работа, такая же, как и любое другое занятие, да?
   – Думаю, да.
   Лиз покачала головой.
   – Это не слишком хорошо. Мне не нужен автомат или робот. Мои клиенты не станут платить деньги женщине, которая не будет выходить в отношениях с ними за рамки заученных движений. Тебе придется давать настоящие представления, а не заниматься лишь демонстрацией движений. Ты должна думать, что и как ты делаешь.
   Нелл внимательно слушала.
   – Позволь мне привести тебе один пример. – Лиз описала свои отношения с южноамериканским клиентом, который зациклился на проститутке своей молодости. – Для него эта женщина представляет образец совершенства и является пределом мечтаний. Я глубоко уверена, что мысленно он снова и снова возвращается к ней только потому, что за все время, что он прожил с тех пор, как впервые увидел ее в молодости, ни одна другая женщина не произвела на него столь сильного впечатления. Он никогда больше не обладал ею, потому что в молодости не мог себе этого позволить – у него не было денег, но он всегда хотел ее. Поэтому в своих сексуальных фантазиях он снова и снова возвращается к ней... Он дает этой женщине нечто такое, что не позволит ей никогда его забыть, так же, как он не может до сих пор забыть ее. Если я буду только двигаться, то он в конце концов это почувствует, и я потеряю одного из своих самых щедрых клиентов. Когда ты входишь в роль, которую тебе надо сыграть, ты должна играть ее с максимальным искусством, как бы заново по-настоящему переживая все то, что произошло когда-то с твоим клиентом. Ты станешь тем, кем хочет он и за кого он станет платить свои деньги. Ты понимаешь?
   – Да, – без колебаний, спокойно ответила Нелл.
   – Ты смогла бы это сделать?
   – Да. – Снова одно спокойствие...
   – Действительно ты могла бы войти в образ одной из героинь этих фантазий и сыграть то, о чем тебя просят? Не столько сыграть роль, сколько стать на несколько часов той, о которой мечтает мужчина?
   Лиз настаивала и горячилась, но для нее это было очень важно.
   – Ты должна убедить его в том, что ты та, о которой он мечтает, что ты – это реальность.
   – Я смогу выучить и сыграть любую роль, если буду знать, с кем имею дело и чего от меня хотят.
   И снова на ее лице появилось это отрешенное безучастное выражение внутренней неприязни и холода.
   – Ты, наверное, когда-то играла в театре? Я имею в виду в школе или...
   – Да. Немного играла, – на этот раз в ее словах прозвучала неприкрытая насмешка. Если она насмехалась – а Лиз никак не могла понять, смеется она или нет, – то она насмехалась над собой. – Мне это очень нравится... Я имею в виду играть роли, – теперь на губах у нее появилась усмешка. – Это и есть моя фантазия.
   На какое-то мгновение Лиз стало не по себе. Что она в ней нашла? Что она такое? Ей нужен был хамелеон, а не существо, которое все время прячется в своем панцире.
   Но тут Нелл задала вопрос:
   – А как вы думаете, смогу ли я в действительности играть? Играть так, как вы?
   – Я в этом просто не сомневаюсь, но если у тебя еще остались хоть какие-то сомнения, то позволь мне кое-что тебе показать. Я наглядно докажу тебе это.
   Серые глаза вспыхнули глубоким светом, как будто кто-то изнутри зажег его.
   – Пойдем со мной.
   Лиз стала подниматься наверх по ступенькам, и Нелл медленно последовала за ней, но когда она подошла к порогу спальни, расположенной на втором этаже, то в нерешительности остановилась. Комната выглядела так, будто ее только что скопировали с картинки какого-нибудь модного журнала или из фильма. Огромный ворсистый ковер закрывал пол, кровать с балдахином на четырех столбиках была накрыта шелковым фиолетово-лилово-бирюзовым покрывалом. Одна стена была полностью в зеркалах, которые при легком прикосновении руки открывались, обнажая содержимое роскошного гардероба. Туалетный столик был освещен десятком красивых лампочек без абажуров и плафонов; на нем находилось огромное количество косметики, от которой исходил тонкий изысканный аромат. Нелл в нерешительности стояла у входа, боясь зайти и запачкать своими грязными сапогами необыкновенно чистый и ухоженный ковер, очень удачно гармонировавший с цветом покрывала на кровати и занавесок на окнах. Нелл подумала, что все это, наверное, стоит целое состояние, но потом у нее мелькнула мысль: а ведь все это Лиз заработала сама.
   – Входи... я не беру плату за вход, – проворковала Лиз. Перед тем как войти, Нелл сняла обувь.
   – Вот так-то лучше, – одобрила Лиз. – Мне казалось, что мы приблизительно одного веса и роста. У меня пять футов семь дюймов^[4], а у тебя?
   – Пять и восемь дюймов, да еще эти сапоги на каблуках добавляют три дюйма.
   – Размер двенадцатый?
   – Да.
   – Тоже точно такой же, как у меня. Мои платья и костюмы будут на тебе выглядеть просто прекрасно. Ну-ка, давай посмотрим...
   Зеркальная дверь повернулась, и, подойдя ближе, Нелл увидела такое количество одежды, какого она никогда не видела в своей жизни.
   – Ну-ка, примерь вот это черное... у тебя такая прекрасная кожа, тебе должно пойти... я знаю. – Лиз достала из гардероба одну из вешалок с костюмом, накрытым полиэтиленовым пакетом, и сняла его. Перед тем как взять его в руки, Нелл вынуждена была перевести дыхание. Он был великолепен. Надо было раздеваться, а у нее под старой черной юбкой и такой же водолазкой не было ничего, кроме трусиков и бюстгальтера из черного нейлона, купленных в магазине «Маркс и Спенсер»^[5].
   – Отлично, вот, надень сначала... – Одежда была Нелл как раз впору. Обтягивая фигуру, черный бархатный костюм с длинными узкими рукавами сильнее подчеркивал стройность талии и юную, упругую, высокую грудь.
   Потом она надела черную юбку из тафты, застегивающуюся на талии широким черным ремнем. Разрез на ней был почти до самого бедра, и при любом движении показывалась стройная нога в черном чулке.
   – Нет, не оборачивайся, еще рано. Я хочу сначала привести в порядок твои волосы. Так, присядь, но только спиной к зеркалу.
   Нелл сделала так, как ей велели, ей это даже понравилось, она любила, когда кто-то занимался ее волосами: причесывал, укладывал, моделировал. Быстро соорудив новую прическу, Лиз опытными, четкими движениями наложила Нелл макияж. Наконец она сказала:
   – Итак, еще один последний штрих... – и вставила Нелл в уши сережки с жемчугом и бриллиантами.
   Нелл встала.
   – Потерпи, тебе надо еще надеть туфли... Вот, примерь эти. – Лиз поставила перед ней пару черных атласных туфелек на четырехдюймовом каблуке и только после этого разрешила повернуться: – Ну вот, теперь можешь на себя посмотреть.
   Нелл повернулась и увидела женщину, которую она не знала и никогда раньше даже не видела. Высокая, стройная, поразительно элегантная, с умело подкрашенным лицом, на котором бросались в глаза ровные гладкие скулы и яркий, зовущий рот. Даже пластырь на носу не портил ее внешность.
   Впечатление было потрясающее. Да, эта женщина предназначена сводить с ума; к тому же ни у кого не возникло бы сомнения, что перед ним настоящая леди. Искусно уложенные в красивую высокую прическу волосы не скрывали хрупкую шею, лишь подчеркивали ее стройность. Отдельные выбившиеся локоны спадали на виски и скулы, как бы обрамляя идеальное лицо нежным рисунком. Впечатление еще усиливали сияющие в ушах бриллианты и жемчужины, а также блеск ее огромных глаз.
   Нелл долго смотрелась в зеркало, и Лиз не мешала ей, зная, что та сейчас чувствует и что может значить это молчание.
   – Даже не знаю, что сказать, – в конце концов вымолвила Нелл, и в ее голосе звучало изумление.
   – Еще бы!
   – Вы все это знали... – Нелл развернула полы юбки, провела рукой по бархатной поверхности рукава, коснулась сережек. – Вы заранее знали, что мне все это подойдет, да?
   – Да.
   – Но как?
   – Я просто знаю, что и где искать. У тебя есть качество, необходимое высококлассной манекенщице и настоящей куртизанке: чувство собственного достоинства и уверенность в том, что ты дорого стоишь. Короче говоря, у тебя есть класс, это видно с первого взгляда.
   – Но это все неестественно, эти... этот камуфляж, это не я, все это благодаря внешнему эффекту.
   – Нет. Если человек имеет класс, его не скроешь никаким камуфляжем. Я только подчеркнула присущие тебе качества.
   – Но я уже некоторое время не работала. – На лице Нелл снова появилась ироничная усмешка.
   – Это не важно. То, кем ты была, ни для кого не секрет; в противном случае я бы никогда тебя не нашла и не предложила эту работу.
   – А эти вещи, которые вы носите, тоже являются частью прихоти клиентов?
   – Да. У меня есть один, он любит, чтобы я была одета во все черное и только черное. Даже на кровати у него черные шелковые простыни. – Лиз слегка передернулась. – Кто может объяснить причуды мужской фантазии? Я знаю только то, что это играет для него большую роль, особенно для его воображения. К счастью, тебе черное к лицу. Тебе идут те же цветовые оттенки, что и мне. Некоторым женщинам черное противопоказано. Все остальные цвета, которые тебе пойдут, мы подберем потом, это несложно.
   Почувствовав, что Нелл уже попалась в сети, Лиз продолжала более настойчиво:
   – Послушай, я же вижу, что ты не какая-нибудь там затрапезная шалава из подворотни. Ты не просто шлюха, и вовсе не потому, что твой отец доктор и многому тебя научил. Мой – бригадный генерал в отставке, но я такая же проститутка, как и ты. Просто разница между нами сейчас в том, что за свой секс я получаю бешеные бабки, а ты – гроши, хотя мы обе знаем, что деньги – это та власть, которая может совершенно изменить жизнь человека. Ты вот сказала, что хочешь уйти с улицы и не ловить случайных прохожих на дороге. Я предлагаю тебе это сделать, я даю тебе шанс. – Лиз сделала паузу. – Или ты имела в виду, что хочешь покончить с проституцией вообще?
   Нелл утвердительно кивнула головой:
   – Да, именно это я и имела в виду.
   – Ну а теперь?..
   Нелл повела плечами, как это обычно делают манекенщицы, потом шагнула в сторону и повернула голову назад, к зеркалу. Прямая, с высоким разрезом юбка распахнулась, обнажив длинную, начинающуюся словно под мышками ногу, туго обтянутую сексуально выглядевшим темным чулком.
   – Я думаю, – протянула она и тряхнула головой так, что сережки ярко блеснули и замерцали, – что вы сделали мне такое предложение, от которого я просто не могу отказаться.
 
   В понедельник утром Лиз поехала в больницу, чтобы забрать Нелл и отвезти ее к себе домой. На носу у той оставался еще один маленький кусочек пластыря, но ей строго-настрого приказали не снимать его до следующей недели, когда она должна будет в последний раз явиться на осмотр. Проволока давно уже была снята. Теперь Нелл могла есть мягкую пищу: яйца всмятку, йогурт, крепкий бульон; к тому же теперь ей было намного легче разговаривать.
   – Ну вот, уже получше, – одобрила Лиз. – Однако по поводу носа нельзя сказать ничего определенного, пока не снимут пластырь.
   Нелл чувствовала себя так, как будто все это происходит не с ней. Ей казалось, что машина плывет над землей. Это она сидела в красном «Мерседесе Спорте»; это ее волосы развевались по ветру, ее улыбка заставляла оглядываться стоящих у светофора мужчин. Лиз взглянула на Нелл, и они обменялись улыбками.
   – У меня такое впечатление, как будто я начинаю какое-то грандиозное путешествие, – сказала Нелл, с детской радостью несясь навстречу неизвестному.
   – За одно мгновение, – улыбнулась Лиз, – естественно, я не смогу тебя изменить. Ты это должна понимать. У нас с тобой впереди недели, даже целые месяцы работы.
   – Да, это настоящее приключение. О... я чувствую себя так прекрасно. Знаешь... – Нелл быстро повернулась к Лиз.
   – Что такое? – с тревогой спросила та.
   – Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне было так хорошо... если вообще было.
   Это бесхитростное признание сказало Лиз о многом. У нее сжалось сердце. Она убрала руку с руля и положила ее на руку Нелл, державшую большую сумку со всем ее имуществом. Лиз крепко сжала ее руку.
   – С этого момента это чувство станет для тебя естественным и вполне привычным, – пообещала она.
   Неожиданно глаза Нелл засверкали ярким светом, как родниковая вода в тонком хрустальном бокале, однако голос остался твердым и решительным, когда она произнесла следующие слова:
   – Я тебя не подведу. Это мой единственный шанс начать новую жизнь, и я его не упущу! Ни за что! Я скорее умру, чем допущу это!
   Сила и решимость, прозвучавшие в этих словах, сказали Лиз гораздо больше, чем все услышанное до сих пор. Да, она все еще девочка, настоящая маленькая девочка, потому что, несмотря на богатый опыт уличного мата, грубости и унижений, под маской неприступности скрывалась легкоуязвимая наивная душа. Она скрывала детскую восторженность и впечатлительность под холодным блеском глаз и неприступным выражением лица. У нее, несомненно, есть характер и... и еще что-то. Это было качество сродни упрямству, но больше всего оно напоминало настойчивость и целеустремленность.
   Когда они подъехали к дому, Лулу мыла окна, и Лиз представила ее Нелл. Лулу смерила Нелл с головы до ног внимательным взглядом и потом открыто улыбнулась, обнажив ослепительно белые ровные зубы.
   – Я уже поставить кофе, – проговорила она с ужасным акцентом.
   – Прекрасно.
   – Сначала о главном. – Лиз бросила на кресло сумку и стала подниматься по ступенькам на второй этаж. – Я подобрала тут для тебя кое-какую одежду.
   Они отобрали несколько пар брюк: из рубчатого плиса, черные и нежно-голубые; еще одни – из бронзового бархата и последние – из ярко-фиолетового крепа. Еще они отложили две пары джинсов, несколько свитеров разных цветов и две блузки – белую и кремовую.
   – Все твоего размера, – уверила ее Лиз, помогая нести кучу отобранной одежды в нижнюю комнату, в которой Нелл теперь должна была жить. Комната была отделана в стиле «Веджвуд», в белых и голубых тонах, с длинными розовыми занавесками на окнах и таким же покрывалом на кровати.
   Нелл быстро скинула юбку и свитер и надела джинсы. Они прекрасно сидели на ней. Немного покопавшись, Лиз нашла на дне гардероба пару коричневых туфель. Они были американского производства. Высший класс. Причесав волосы и завязав их сзади, Нелл осталась довольна тем впечатлением, которое произвело на нее ее отражение в зеркале. Схватив ненавистные теперь старые сапоги на высоком каблуке, пошлую юбку и водолазку, она направилась по ступенькам вниз.
   – Где мусорное ведро? – на ходу спросила она Лиз.
   – Оставь они здесь, – попросила Лулу, – я знаю кое-кто будет радоваться им.
   – С удовольствием. – Нелл протянула вещи ей. Лулу сразу же засунула их в свою сумку.
   – Она знает, чем ты занимаешься? – шепотом спросила Нелл.
   – Конечно. Лулу можно доверять. Она у меня уже давно. Я ей верю. Она даже еще более прагматична, чем я, и всегда настаивает на том, чтобы я увеличивала свою ставку. Считает, что я мало беру. Она очень жалеет, что ей в этом деле не так везет, как мне, и что она – я цитирую – «давать всем это даже бесплатно». – Лиз откинулась назад и положила ноги на кофейный столик. – Это дом Проституток, – улыбнулась она.
   – А у тебя много американских клиентов?
   – Четверо. Двое – в Нью-Йорке, один – в Чикаго и один – в Сан-Франциско.
   – Ты часто с ними встречаешься?
   – Раз в полгода, или когда им приспичит. Обычно мне звонят, а сразу после этого я получаю билет в обе стороны, и в аэропорту Кеннеди или О'Хара меня у «Конкорда» уже встречает машина.
   – И сколько ты там остаешься?
   – Опять же все зависит от того, чего им захочется. Иногда на одну ночь, иногда – на неделю, иногда – на уик-энд. Когда за мной присылают, я перехожу в полное их распоряжение, в буквальном смысле.
   – И ты думаешь, что они согласятся принять меня?
   – Если я сделаю все правильно, то да. Это уже моя часть соглашения, так что не беспокойся. Я знаю их всех, знаю, чего они хотят, что любят и как далеко могут зайти в своих желаниях. Поэтому я могу предположить с большой точностью, что они примут, а что – нет. Я не собираюсь ставить их перед фактом и сбрасывать тебя как снежный ком на голову. Сначала я подготовлю почву, а спустя некоторое время выйду из игры, а ты войдешь. К этому времени, я надеюсь, смогу научить тебя всему, что умею сама.
   – Они приходят и сюда?
   – Никогда, – отрезала Лиз. – Это мой дом. А дома я делами не занимаюсь. Ты тоже не будешь заниматься. Ты будешь ездить к ним: туда, куда они захотят, на столько, на сколько им будет нужно, ну и, соответственно, за это ты будешь получать свои деньги. Однажды я вернулась домой из Сан-Франциско с десятью тысячами долларов. – Лиз вздохнула. – Сейчас он уже умер, но от него мне достался еще один очень хороший клиент...
   Нелл была вне себя от восхищения. Эта женщина знала себе цену. У нее не было никаких комплексов неполноценности или, напротив, зазнайства и самоуверенности. Она ничуть не стеснялась того, чем занималась. У нее просто не было причин стесняться. Во всех ее жестах, словах и манерах сквозила спокойная уверенность, в основе которой лежали долгие годы напряженной работы и огромного успеха. Даже ее собственная неизбежная смерть не пугала ее. Какая бы еще другая женщина смогла относиться к такому событию с подобным прагматизмом и с такой – по крайней мере, внешней – легкостью? В какой-то момент Нелл увидела в ней свою добрую судьбу, свою покровительницу, но в душе все равно приказала себе не торопиться, стараясь сдержать оптимизм.