Страница:
Потом Вилена заиграла.
Шилов припомнил из истории литературы, что даже сам Лев Николаевич Толстой плакал, слушая сонату Бетховена. Шилов не плакал, но ему все-таки стало жалко самого себя.
Того, что Вилена выражала в музыке, нельзя было добиться никаким умением — настроение позволило ей перешагнуть через мастерство и просто чувствовать вслух.
Наконец, Вилена встала, бессильно опустив руки. Ее всегда подтянутая фигура казалась расслабленной.
Зал некоторое время молчал. И только когда она нетвердыми шагами отошла от рояля, раздались сначала редкие, а потом всеобщие аплодисменты.
Арсений все же слушал Вилену по видео: в «лаборатории тишины», где они вместе узнали «голос звезд», были для этого идеальные условия. Его заворожили ее выразительные пальцы и отрешенное, светящееся внутренним светом лицо. Арсений смотрел на Вилену и прощался со своим счастьем, которого не познал, со своей жизнью среди современников, со всем тем, от чего без колебания отказался во имя долга и неукротимой страсти исследователя.
Игра Вилены потрясла его. Может быть, другого человека она заставила бы усомниться в выбранном пути, но только не Арсения. Он один из всех, слушавших Вилену, понимал, что настроение, переданное ее игрой, вызвано горечью и страданием, в которых повинен он, Арсений! Только он!
Но лучше так, чем обнадежить ее и причинить ей еще большие страдания!
Другие слушатели не подозревали всего этого. Но они воспринимали чувства артистки, которые она сумела передать.
На экране хорошо было видно, как Вилену окружили, поздравляли, тянулись к ней. А она настороженно смотрела вокруг. Единственная из всех, она не знала, как сыграла…
Жюри высоко оценило игру Вилены, и она прошла на третий, заключительный тур конкурса.
Шилов, знавший о включении Арсения в звездный экипаж, уходил с концерта с твердым намерением в ближайшие дни открыть Вилене глаза на Ратова. Уж профессор-то Шилов совсем иной! На концерт Вилены примчался бы даже из зарубежной научной командировки, ценя ее недюжинный талант! Истинная женщина всегда ответит мужчине тем же! Вообще, профессор хоть и почтенен, но не так уж стар! Соединись они с Виленой, он сохранил бы над нею преимущество — свое глубокое понимание музыки, наряду с ее полным неведением научных основ. Можно добиться (с известным тактом!) ее бездумного преклонения перед его наукой, а значит, перед ним.
Так Шилов заранее «планировал» отношения будущих супругов. Теперь дело было лишь за решающим объяснением.
Он слышал, что Вилена перед выступлениями не садится за инструмент, предпочитая отвлечься, отправиться в театр, на стадион, на прогулку в лес. И с помощью Анны Андреевны Шилов так подстроил, что Вилена сама пожелала провести день перед третьим туром на природе, на воде. А Шилов в молодости был страстным яхтсменом.
Вилена колебалась, согласиться ли ей. Но мать и бабушка обе советовали. Да и Арсения не было…
Старинная, романтическая яхта беззвучно скользила вдоль берега. Круглое озеро, прикрытое тонким туманом, поблескивало. Шилов настоял приехать сюда рано, уверяя, что нет ничего на свете прекраснее утра.
Вода у самого берега под корягами была такая чистая, что в ней виднелись серебристые рыбки. Чуть шевелили хвостиками и сонно стояли на месте. Казалось, будто они висят среди опрокинутых берез.
Скоро туман исчез. Появились другие яхты. Их паруса, порой клонящиеся к самой воде, вместе с отражениями издали напоминали белых птиц со сложенными и расправленными крыльями.
Вилена думала все о своем: почему Арсений даже не поздравил ее с победой на втором туре? Что же произошло между ними? Казалось, все скоро решится, едва только он признается, а теперь…
Ветер почти совсем стих. Шилов, извинившись перед Виленой, попросил ее нагнуться, чтобы можно было перебросить парус на другую сторону. Парус перебросили, но он все равно висел, не хотел надуваться. Яхта замерла на месте.
Вилена опустила руку за борт, потом вынула ее и стала рассматривать стекавшие с пальцев капли. Падая, они рождали в воде разбегавшиеся кружочки, пересекавшиеся замысловатой вязью. Вот если бы прочесть ее? Может быть, она бы сказала ей…
Шилов откашлялся:
— Я не должен был бы касаться музыки, но вынужден нарушить данный самому себе обет.
— Отчего же? — рассеянно отозвалась Вилена. — Музыка не перестала существовать для меня.
— Помните слова давнего корифея о девятой симфонии Бетховена для инопланетян?
— Еще бы!
— Давно ли мы с вами только слушали голос неведомых, а теперь непосредственный контакт с ними — это уже не предположительное событие.
— Думаете, к нам в самом деле могут прилететь? Я что-то читала: след на камне в пустыне Гоби миллионолетней давности, простреленные черепа неандертальца и бизона, найденные в Африке и Якутии… Неужели бывали у нас инопланетяне и еще могут побывать?
— Скорее дело за нами. Мы полетим к ним первыми.
— Как? На ту самую Релу, о которой столько говорят?
— Да. Экипаж звездолета уже намечен. Шесть представителей современного человечества добровольно отказываются от нашего времени, от нас с вами, от всех своих родных и знакомых ради того, чтобы увидеться с обитателями странного мира, где «одни работают и созидают», а другие «летают и наслаждаются».
— Это, наверное, захватывающе интересно. Если там другая культура, какие у них мысли, какие идеи? Может быть, недоступные нашему разуму? Вдруг мы только жалкие пигмеи по сравнению с ними? А может быть, они тоже сыграют нашим разведчикам девятую симфонию своего Бетховена?
— Их «симфонию» мы уже слышали. Кибернетики сделали ее, как могли, ясной. И все-таки «великие мысли» не вполне понятны. Но, надо думать, наши посланцы, а в их числе и один наш общий знакомый, там на месте поймут все: добро и зло Вселенной.
— Кого вы имеете в виду?
— Арсения Ратова. Разве он не признался вам, что намечен в состав звездного экипажа? Я горжусь своим учеником. Надо думать, все-таки он не откажется.
Вилена пристально посмотрела на Шилова, как умела это делать, и облегченно вздохнула.
Шилов ждал вспышки, но никак не этого, и потому поспешил добавить, понизив голос:
— Верьте, я не мог бы так легко отказаться от всего земного, от того, с чем связаны все мои земные надежды на счастье…
Вилена принялась разглядывать косое крыло далекого паруса и загадочно улыбалась.
— Так вот в чем отгадка! — вслух сказала она.
— О какой загадке вы говорите? — обиженно поинтересовался Игнатий Семенович.
— Нет, нет, ничего, — словно очнулась Вилена. — Вам помочь с парусом? Кажется, подул ветерок.
Шилов умело поднял парус — он затрепетал, и яхта двинулась.
Шилов пытался о чем-то говорить с Виленой, занимать ее, перечислял следы пришельцев из космоса, возможно, когда-то посетивших Землю, но Вилену это не заинтересовало. Тогда профессор заговорил о людях.
— Я часто задумываюсь над сущностью людей нашего времени, — глубокомысленно изрек он. — В мире произошли огромные изменения. Давно нет больше угнетения, социальной несправедливости, но в личной жизни несправедливость, увы! сохраняется. Пока что люди страдают так же глубоко, как и во времена египетских фараонов, то есть при рабстве, при эксплуатации одного человека другим.
— Надеюсь, человечество скоро изживет и личные страдания? — не без иронии спросила Вилена.
— Разумеется. Но я все-таки пока не могу себе представить такого поступка нынешнего человека, который был бы недоступен человеку прежнего времени.
— Не знаю. Никогда не думала об этом. Может быть, и я такая, как и все мои прабабки, — чему-то своему, только ей известному, улыбнулась Вилена. — Разве вот на Реле…
— И вы такая же, — заверил Шилов. — Есть могучий фактор. Время! Световые годы! Нет ничего, что времени сильней! Время разлучает наш мир с первыми звездолетчиками. Не знаю, с кем повстречаются они на Реле, но с нами они уже не повстречаются.
— То есть как?
— Школьная истина! Парадокс времени. Они вернутся на Землю, став старше лет на пять, но нас с вами здесь уже не будет. Или мы станем глубокими стариками, глухими, шамкающими…
Вилена промолчала, крепко сжав губы.
Шилов провожал ее домой, разговаривая о всяких пустяках.
На пороге своего дома Вилена поблагодарила его «за все, за все» и улыбнулась.
Эта улыбка вселила в Шилова надежду.
Во время прогулки Шилов ни о чем не спросил Вилену, но почему-то ждал, что получит ответ на свой незаданный вопрос в музыке во время третьего тура соревнования. Ему казалось, что Вилена теперь поняла его, оценила и, отказавшись от отвергнувшего ее Арсения, играть будет для него одного, для Шилова.
Перед самым началом концерта он опять зашел за кулисы, снова говорил с Анной Андреевной и даже с появившейся здесь Софьей Николаевной, бабушкой Вилены, которая относилась к нему не очень приветливо. Он опять не подошел к Вилене — в натянутых перчатках, со странным выражением лица она стояла перед открытым окном и о чем-то думала.
Он мысленно пожелал ей успеха и, растроганный своей тактичностью, отправился в партер.
Удобно устроившись в кресле, он стал слушать игру музыкантов. Ждал, когда выйдет Вилена. Надеялся услышать то же, что играла она на втором туре. Это придавало ему уверенность, что он на пороге свершения всего им задуманного. Шилов готовился особенно остро воспринять ее настроение, мысленно считая Вилену своей женой. И он размечтался, воображая себя мужем, умным, тактичным, который какое-то приличное время позволит себе посочувствовать горю покинутой, холодно, расчетливо покинутой!.. Но потом…
Вилена неожиданно переменила репертуар, играла произведение современного композитора, переложенное ею самой для рояля.
К изумлению Шилова, музыка покинутой Видены оказалась безудержно радостной, яркой и заразительной, как детский смех.
Вихрь звуков пронесся над рядами, разглаживая морщины на лицах слушателей, зажигая глаза, заставляя улыбаться.
Только Шилов был мрачен.
«Как странно! — почти возмутился мысленно Шилов. — Неужели ее чувства так мелки? Неужели она не понимает, чего я хочу? Она или празднует нашу общую с ней радость, или… артистизм заслоняет в ней искренность. Что же в таком случае ждет меня с ней впереди?»
Когда Вилена убрала с клавишей и опустила руки, в зале словно рухнул потолок. Люди вскочили и ринулись к эстраде. Шилов тоже встал. Он не мог не оценить блеск и мастерство исполнения артистки.
К ее ногам летели букеты цветов и записки. Ее просили сыграть еще, еще…
Дирижер взмахом руки поднял оркестрантов. Они стучали о пюпитры смычками и пальцами.
Шилову нужно было взять свой букет, оставленный в гардеробной. И он раздраженно протискивался через восторженную толпу.
Раскрасневшаяся, счастливая Вилена после многих вызовов вернулась за кулисы. Там ее ждал Шилов с цветами.
— Еще цветы? Так много? — рассеянно сказала она и улыбнулась, глядя мимо Шилова.
Арсений Ратов, слушавший ее по видео, этого, конечно, не видел. Но ее игра взволновала и обескуражила его. Ему показалось, что Вилена играла специально для него и передавала через музыку что-то важное… Так неужели этой искрометной радостью она хотела сказать, что он все-таки добился своего: она охладела к нему, и он может спокойно улетать… Арсения покоробило, и он рассердился на себя.
Шилов припомнил из истории литературы, что даже сам Лев Николаевич Толстой плакал, слушая сонату Бетховена. Шилов не плакал, но ему все-таки стало жалко самого себя.
Того, что Вилена выражала в музыке, нельзя было добиться никаким умением — настроение позволило ей перешагнуть через мастерство и просто чувствовать вслух.
Наконец, Вилена встала, бессильно опустив руки. Ее всегда подтянутая фигура казалась расслабленной.
Зал некоторое время молчал. И только когда она нетвердыми шагами отошла от рояля, раздались сначала редкие, а потом всеобщие аплодисменты.
Арсений все же слушал Вилену по видео: в «лаборатории тишины», где они вместе узнали «голос звезд», были для этого идеальные условия. Его заворожили ее выразительные пальцы и отрешенное, светящееся внутренним светом лицо. Арсений смотрел на Вилену и прощался со своим счастьем, которого не познал, со своей жизнью среди современников, со всем тем, от чего без колебания отказался во имя долга и неукротимой страсти исследователя.
Игра Вилены потрясла его. Может быть, другого человека она заставила бы усомниться в выбранном пути, но только не Арсения. Он один из всех, слушавших Вилену, понимал, что настроение, переданное ее игрой, вызвано горечью и страданием, в которых повинен он, Арсений! Только он!
Но лучше так, чем обнадежить ее и причинить ей еще большие страдания!
Другие слушатели не подозревали всего этого. Но они воспринимали чувства артистки, которые она сумела передать.
На экране хорошо было видно, как Вилену окружили, поздравляли, тянулись к ней. А она настороженно смотрела вокруг. Единственная из всех, она не знала, как сыграла…
Жюри высоко оценило игру Вилены, и она прошла на третий, заключительный тур конкурса.
Шилов, знавший о включении Арсения в звездный экипаж, уходил с концерта с твердым намерением в ближайшие дни открыть Вилене глаза на Ратова. Уж профессор-то Шилов совсем иной! На концерт Вилены примчался бы даже из зарубежной научной командировки, ценя ее недюжинный талант! Истинная женщина всегда ответит мужчине тем же! Вообще, профессор хоть и почтенен, но не так уж стар! Соединись они с Виленой, он сохранил бы над нею преимущество — свое глубокое понимание музыки, наряду с ее полным неведением научных основ. Можно добиться (с известным тактом!) ее бездумного преклонения перед его наукой, а значит, перед ним.
Так Шилов заранее «планировал» отношения будущих супругов. Теперь дело было лишь за решающим объяснением.
Он слышал, что Вилена перед выступлениями не садится за инструмент, предпочитая отвлечься, отправиться в театр, на стадион, на прогулку в лес. И с помощью Анны Андреевны Шилов так подстроил, что Вилена сама пожелала провести день перед третьим туром на природе, на воде. А Шилов в молодости был страстным яхтсменом.
Вилена колебалась, согласиться ли ей. Но мать и бабушка обе советовали. Да и Арсения не было…
Старинная, романтическая яхта беззвучно скользила вдоль берега. Круглое озеро, прикрытое тонким туманом, поблескивало. Шилов настоял приехать сюда рано, уверяя, что нет ничего на свете прекраснее утра.
Вода у самого берега под корягами была такая чистая, что в ней виднелись серебристые рыбки. Чуть шевелили хвостиками и сонно стояли на месте. Казалось, будто они висят среди опрокинутых берез.
Скоро туман исчез. Появились другие яхты. Их паруса, порой клонящиеся к самой воде, вместе с отражениями издали напоминали белых птиц со сложенными и расправленными крыльями.
Вилена думала все о своем: почему Арсений даже не поздравил ее с победой на втором туре? Что же произошло между ними? Казалось, все скоро решится, едва только он признается, а теперь…
Ветер почти совсем стих. Шилов, извинившись перед Виленой, попросил ее нагнуться, чтобы можно было перебросить парус на другую сторону. Парус перебросили, но он все равно висел, не хотел надуваться. Яхта замерла на месте.
Вилена опустила руку за борт, потом вынула ее и стала рассматривать стекавшие с пальцев капли. Падая, они рождали в воде разбегавшиеся кружочки, пересекавшиеся замысловатой вязью. Вот если бы прочесть ее? Может быть, она бы сказала ей…
Шилов откашлялся:
— Я не должен был бы касаться музыки, но вынужден нарушить данный самому себе обет.
— Отчего же? — рассеянно отозвалась Вилена. — Музыка не перестала существовать для меня.
— Помните слова давнего корифея о девятой симфонии Бетховена для инопланетян?
— Еще бы!
— Давно ли мы с вами только слушали голос неведомых, а теперь непосредственный контакт с ними — это уже не предположительное событие.
— Думаете, к нам в самом деле могут прилететь? Я что-то читала: след на камне в пустыне Гоби миллионолетней давности, простреленные черепа неандертальца и бизона, найденные в Африке и Якутии… Неужели бывали у нас инопланетяне и еще могут побывать?
— Скорее дело за нами. Мы полетим к ним первыми.
— Как? На ту самую Релу, о которой столько говорят?
— Да. Экипаж звездолета уже намечен. Шесть представителей современного человечества добровольно отказываются от нашего времени, от нас с вами, от всех своих родных и знакомых ради того, чтобы увидеться с обитателями странного мира, где «одни работают и созидают», а другие «летают и наслаждаются».
— Это, наверное, захватывающе интересно. Если там другая культура, какие у них мысли, какие идеи? Может быть, недоступные нашему разуму? Вдруг мы только жалкие пигмеи по сравнению с ними? А может быть, они тоже сыграют нашим разведчикам девятую симфонию своего Бетховена?
— Их «симфонию» мы уже слышали. Кибернетики сделали ее, как могли, ясной. И все-таки «великие мысли» не вполне понятны. Но, надо думать, наши посланцы, а в их числе и один наш общий знакомый, там на месте поймут все: добро и зло Вселенной.
— Кого вы имеете в виду?
— Арсения Ратова. Разве он не признался вам, что намечен в состав звездного экипажа? Я горжусь своим учеником. Надо думать, все-таки он не откажется.
Вилена пристально посмотрела на Шилова, как умела это делать, и облегченно вздохнула.
Шилов ждал вспышки, но никак не этого, и потому поспешил добавить, понизив голос:
— Верьте, я не мог бы так легко отказаться от всего земного, от того, с чем связаны все мои земные надежды на счастье…
Вилена принялась разглядывать косое крыло далекого паруса и загадочно улыбалась.
— Так вот в чем отгадка! — вслух сказала она.
— О какой загадке вы говорите? — обиженно поинтересовался Игнатий Семенович.
— Нет, нет, ничего, — словно очнулась Вилена. — Вам помочь с парусом? Кажется, подул ветерок.
Шилов умело поднял парус — он затрепетал, и яхта двинулась.
Шилов пытался о чем-то говорить с Виленой, занимать ее, перечислял следы пришельцев из космоса, возможно, когда-то посетивших Землю, но Вилену это не заинтересовало. Тогда профессор заговорил о людях.
— Я часто задумываюсь над сущностью людей нашего времени, — глубокомысленно изрек он. — В мире произошли огромные изменения. Давно нет больше угнетения, социальной несправедливости, но в личной жизни несправедливость, увы! сохраняется. Пока что люди страдают так же глубоко, как и во времена египетских фараонов, то есть при рабстве, при эксплуатации одного человека другим.
— Надеюсь, человечество скоро изживет и личные страдания? — не без иронии спросила Вилена.
— Разумеется. Но я все-таки пока не могу себе представить такого поступка нынешнего человека, который был бы недоступен человеку прежнего времени.
— Не знаю. Никогда не думала об этом. Может быть, и я такая, как и все мои прабабки, — чему-то своему, только ей известному, улыбнулась Вилена. — Разве вот на Реле…
— И вы такая же, — заверил Шилов. — Есть могучий фактор. Время! Световые годы! Нет ничего, что времени сильней! Время разлучает наш мир с первыми звездолетчиками. Не знаю, с кем повстречаются они на Реле, но с нами они уже не повстречаются.
— То есть как?
— Школьная истина! Парадокс времени. Они вернутся на Землю, став старше лет на пять, но нас с вами здесь уже не будет. Или мы станем глубокими стариками, глухими, шамкающими…
Вилена промолчала, крепко сжав губы.
Шилов провожал ее домой, разговаривая о всяких пустяках.
На пороге своего дома Вилена поблагодарила его «за все, за все» и улыбнулась.
Эта улыбка вселила в Шилова надежду.
Во время прогулки Шилов ни о чем не спросил Вилену, но почему-то ждал, что получит ответ на свой незаданный вопрос в музыке во время третьего тура соревнования. Ему казалось, что Вилена теперь поняла его, оценила и, отказавшись от отвергнувшего ее Арсения, играть будет для него одного, для Шилова.
Перед самым началом концерта он опять зашел за кулисы, снова говорил с Анной Андреевной и даже с появившейся здесь Софьей Николаевной, бабушкой Вилены, которая относилась к нему не очень приветливо. Он опять не подошел к Вилене — в натянутых перчатках, со странным выражением лица она стояла перед открытым окном и о чем-то думала.
Он мысленно пожелал ей успеха и, растроганный своей тактичностью, отправился в партер.
Удобно устроившись в кресле, он стал слушать игру музыкантов. Ждал, когда выйдет Вилена. Надеялся услышать то же, что играла она на втором туре. Это придавало ему уверенность, что он на пороге свершения всего им задуманного. Шилов готовился особенно остро воспринять ее настроение, мысленно считая Вилену своей женой. И он размечтался, воображая себя мужем, умным, тактичным, который какое-то приличное время позволит себе посочувствовать горю покинутой, холодно, расчетливо покинутой!.. Но потом…
Вилена неожиданно переменила репертуар, играла произведение современного композитора, переложенное ею самой для рояля.
К изумлению Шилова, музыка покинутой Видены оказалась безудержно радостной, яркой и заразительной, как детский смех.
Вихрь звуков пронесся над рядами, разглаживая морщины на лицах слушателей, зажигая глаза, заставляя улыбаться.
Только Шилов был мрачен.
«Как странно! — почти возмутился мысленно Шилов. — Неужели ее чувства так мелки? Неужели она не понимает, чего я хочу? Она или празднует нашу общую с ней радость, или… артистизм заслоняет в ней искренность. Что же в таком случае ждет меня с ней впереди?»
Когда Вилена убрала с клавишей и опустила руки, в зале словно рухнул потолок. Люди вскочили и ринулись к эстраде. Шилов тоже встал. Он не мог не оценить блеск и мастерство исполнения артистки.
К ее ногам летели букеты цветов и записки. Ее просили сыграть еще, еще…
Дирижер взмахом руки поднял оркестрантов. Они стучали о пюпитры смычками и пальцами.
Шилову нужно было взять свой букет, оставленный в гардеробной. И он раздраженно протискивался через восторженную толпу.
Раскрасневшаяся, счастливая Вилена после многих вызовов вернулась за кулисы. Там ее ждал Шилов с цветами.
— Еще цветы? Так много? — рассеянно сказала она и улыбнулась, глядя мимо Шилова.
Арсений Ратов, слушавший ее по видео, этого, конечно, не видел. Но ее игра взволновала и обескуражила его. Ему показалось, что Вилена играла специально для него и передавала через музыку что-то важное… Так неужели этой искрометной радостью она хотела сказать, что он все-таки добился своего: она охладела к нему, и он может спокойно улетать… Арсения покоробило, и он рассердился на себя.
Глава пятая. ПРАВО НА СЧАСТЬЕ
Вилена наконец встретилась с Арсением. Назначили свидание на площадке напротив многоэтажного здания университета, откуда открывался чудесный вид на излучину реки и город. За башнями более поздних зданий, словно в дымке времени, виднелись золоченые купола древних храмов.
Они пошли вниз сначала по аллее, потом сбежали по зеленой крутизне на полянку и едва не столкнулись с вереницей спортсменов-бегунов, участников кросса.
С лужайки была видна река. Вилена с Арсением сели и смотрели, как по ней скользили скоростные суда, почти отрываясь от воды.
Вилена покосилась на Арсения. Никто из них не начинал «главного разговора».
— Значит, ты все же слушал третий тур?
— Слушал. Тебя.
— И не удивился?
— Обрадовался.
— Вот как? — почти обиженно протянула Вилена. — Тебе не показалось, что я слишком радуюсь?
— Хотел этого.
— Ну знаешь! — возмущенно произнесла Вилена и сжала губы.
Арсений пожал плечами. Вилена заглянула ему в лицо, объяснила:
— Узнав, что ты включен в экипаж звездолета, я просто поняла, почему ты избегаешь меня.
— Спасибо, что обрадовалась.
— Ты понятлив, как… штанга. Неужели не ясно, почему я обрадовалась?
— Штанге не додуматься.
— Ну поняла я, что ты избегаешь меня, чтобы… чтобы я не страдала, не любила бы тебя.
— Видно, хитрить не умею.
— Не умеешь, — подтвердила Вилена.
— Хотел признаться.
— Да опоздал! Постой! А в чем ты хотел признаться?
— Улетаю.
— Только-то!
Вилена стала срывать былинки и сплетать из них веночек. Она ждала, но Арсений молчал. Тогда она пошла напрямик:
— А в том, что любишь, не хотел признаться?
Арсений опустил голову, смотрел на траву между колен.
— Или это неправда? — настаивала Вилена.
— Правда. Запретная, — тяжело вздохнул Арсений.
Вилена вскочила на колени, снова стараясь заглянуть в лицо Арсению:
— Ну, посмотри же на меня. Любовь никогда не может быть запретной! Нет! Пусть осталось у тебя полгода, год… Но они будут мои, наши… Мы поженимся.
Арсений испуганно отодвинулся. Вилена подумала, что ему не понравилась ее настойчивость, бесцеремонность, и она, краснея, произнесла:
— Это предрассудок, что о любви первым должен говорить мужчина! Если мне ждать твоего признания, то на это вся наша жизнь уйдет.
— Жизнь уйдет, если жениться и сразу расстаться, — горько сказал Арсений и решительно добавил: — Нет. Не бывать тому. Или ты не знаешь, что такое парадокс времени?
— Бабушка сказала, что никакого парадокса времени нет, — нашлась Вилена, еще не понимая, что к чему. Потом вдруг угадала его затаенную мысль и стала горячо возражать: — Ты вернешься через столько лет, сколько проживешь в звездолете. Пять лет не так уж много. Меньше, чем прежде морячки ждали своих мужей из кругосветного плавания.
— Веришь бабушке? — с укором сказал Арсений.
Вилена немного лукавила. Со слов отца да и со школьной скамьи она прекрасно знала, что такое теория относительности и парадокс времени. Поэтому, поняв истинную причину «охлаждения» к ней Арсения, она словно прозрела: Арсений показался ей благородным, героическим, и она для самой себя решила, что ради любви можно пожертвовать и остатком жизни.
С женской «нелогичностью» она сказала о парадоксе времени:
— Это не имеет значения, — и добавила: — Я от тебя все равно не отступлюсь.
— Я отступлюсь, — в свою очередь, твердо сказал Арсений.
— Почему? — нахмурилась Вилена.
— Не вернусь ведь в «ваше время»!
Он сказал в «ваше время», и это больно задело Вилену:
— Нет! Вернешься еще в наше время. Пусть я стану старухой. Не бойся, не приду тебя встречать на космодром. Но Вилена встретит. Совсем такая же, как я. Наша внучка. Не улыбайся. Ей будет столько же лет, сколько мне сейчас. И еще, конечно, тебя встретит ее отец, наш с тобой сын. У него будут седые виски. Думаешь, не пристало так говорить девушке? А я вот могу.
Арсений привлек к себе Вилену и посмотрел ей в лицо долгим ласковым взглядом. Он любовался Виленой и мысленно благодарил ее за все, что она сказала. Вилена зажмурилась, потянулась к нему, ожидая, что он ее поцелует. Но он встал и подал ей руку.
Они молча пошли, держась за руки. Пошли в гору.
Всю дорогу Вилена думала, что Арсений уходит от нее навсегда.
Когда они прощались, Вилена вдруг спохватилась, что поступила дерзко, признавшись ему в любви первая.
— Ты прости меня за… ну, за прямоту… — виновато сказала она.
— Понимаешь, я хотела… чтобы и ты… Если любишь… Ведь ты же признался все же, что это правда. Если любишь, то нечего рассчитывать, каково будет мне или тебе в будущем.
— Может быть, может быть, — пробормотал Арсений, стискивая руку Видены. — Но… только мы с тобой больше не увидимся. Расчет не расчет. Но так лучше. Пусть все перегорит в нас.
Он посмотрел Вилене в зеленоватые влажные глаза и, не попрощавшись, побежал к электробусу.
Вилена, глядя вслед увозящей его машине, думала: «Вот неощутимыми нитями связаны моторы электробуса с кабелем высокой частоты, зарытым в мостовую на его маршруте». А не так ли связаны и они с Арсением? И она решила, что может овладеть Арсением только с помощью тех, кто разлучит ее с ним, — через руководителей звездного рейса.
«Надо добиться разрешения на наш брак!» — уже возле своего дома придумала она.
Вскоре Вилена отправилась в звездный городок.
Считая Главного конструктора звездных кораблей человеком умным и чутким, она попросила его принять ее.
Иван Семенович Виев не знал, зачем пришла к нему дочь профессора Ланского, в Кибернетическом центре которого было расшифровано инопланетное послание. Он принял ее в своем огромном рабочем кабинете.
Коренастый, с сухим, аскетическим лицом, Виев поднялся из-за старомодного письменного стола, заваленного чертежами, и пошел ей навстречу.
Всматриваясь в него, Вилена почему-то подумала о древних индийских йогах, достигавших высшей степени владения собой.
— Рад познакомиться, — сказал Виев. — Слушал вашу игру по видео. Заставили не только поволноваться, но и подумать…
— О чем, Иван Семенович?
— О жизни.
— И я потому к вам пришла. Говорить о жизни.
— Ну раз пришли с тем же, — улыбнулся он, — присаживайтесь. Но я прежде всего познакомлю вас с нашей «Жизнью». Вот она стоит на большом столе. Модель звездолета «Жизнь».
Вилена, еще войдя, сразу заметила это сооружение. Оно напоминало каток на длинной решетчатой рукоятке. Виев стал объяснять. Рукоятка оказалась совсем не рукояткой, а хвостовой фермой. На конце ее находится нейтринный двигатель, более перспективный, чем устаревший фотонный. Если в фотонном тяга возникала в результате слияния зеркальных частичек вещества и антивещества, то здесь в реакции участвовали так долго бывшие загадочными частички «нейтрино», пронизывающие все тела Вселенной. Ажурная ферма чем-то напоминала старинную Эйфелеву башню в Париже, но только неимоверно удлиненную. Она передавала усилия разгона на перпендикулярную ей ось звездолета, вокруг которой вращались два как бы маховых колеса со спицами. Они соединялись по ободам трубами, образуя центральный барабан звездолета. Он и казался «катком».
Иван Семенович, искоса глядя на гостью и думая о причине ее прихода, положил на «каток» руку и сказал:
— Размер его, как видите, неимоверен. Космические корабли прошлого по сравнению с ним вроде наперстков, что ли. И всего лишь для шести человек. В этих цилиндрах, — он провел рукой по трубам, соединяющим ободы маховиков, — расположены служебные помещения. В спицах — лифты. При разгоне барабан неподвижен и пол в каждой трубе расположен со стороны покинутой Земли. Ускорение разгона придавит звездолетчиков к этому полу с силон, равной нормальной земной тяжести. Когда звездолет достигнет субсветовой скорости, барабан начнет сам вращаться, центробежная сила, действующая на пол каждой трубы, ориентированной теперь к центру маховика, опять же будет действовать как сила, равная земному притяжению. Ну а потом — годичное торможение с неподвижным барабаном. Пол труб тогда повернется так, чтобы звезда, цель полета, оказалась под ним. И звездолетчики воспримут силу торможения, как привычную тяжесть на Земле.
— Как на Земле, — с горечью повторила Вилена.
Виев уловил боль в интонации гостьи и внимательно посмотрел на нее.
— Да, как на Земле, — утверждающе повторил он. — Но без Земли. Вы правы.
— А на Земле у звездолетчиков останутся близкие, родные, любимые…
— Так вот что привело вас ко мне! — весело усмехнулся, поняв все, Виев.
— А если ваш звездолетчик любит земную девушку? Разве он лишен права на любовь? Как это жестоко, несправедливо! Даже в древности так не поступали. Цари и тираны не запрещали своим воинам жениться и иметь детей, даже когда отправляли солдат на верную смерть. Вам, конечно, легче отослать в будущее холостяков! Спокойнее. Не останется на Земле страдающих семей.
— Хотите сказать, какая похвальная формальная забота?
— Да, формальная, — разгорячилась Вилена. — Разве человек страдает, только когда он женат? А если он оставляет любимую, не женившись на ней? Тогда он не затоскует? Вот вы сами, вы же семейный?
— Да. И дети и внуки есть.
— Вот видите! А если бы вам пришлось лететь? Вы что? Развелись бы с женой? А с детьми как?
Виев улыбнулся. Его невозмутимое лицо помолодело:
— Насколько я понимаю, речь идет об Арсении Ратове?
— Откуда вы знаете? — насторожилась Вилена.
Виев еще шире улыбнулся и стал похож уже не на индийского йога, а на давнего хорошего знакомого:
— Дело в том, что из всех отобранных звездолетчиков он единственный холостой.
Вилена задержала дыхание. Мгновение она стояла перед Виевым в нерешительности, потом бросилась к нему и расцеловала его в обе щеки, как отца, как деда, как самого близкого человека. Он ласково положил ей на плечо руку и сказал:
— Могу напомнить, что первые космонавты, рискуя всем в первых космических полетах, были семейными. Их ждали на Земле и родители, и жены, и дети.
— И я буду ждать! — сквозь прорвавшиеся слезы прошептала Вилена.
Он не снимал руки с ее плеча:
— Как же вы могли вообразить, хорошая вы моя, будто в наше время кто-то станет диктовать вашему Арсению свои условия?
— Значит, он сам! Потому что любит меня и хочет сберечь! Теперь-то я знаю, все поняла! — говорила Вилена, сияя от радости.
Виев мудрым взглядом наблюдал за ней, потом лукаво сказал:
— Все-таки вы поосторожнее с ним. Он нам еще нужен.
Главный конструктор проводил гостью на липовую аллею и пожелал ей на прощанье счастья.
Вилена сама не помнила, как домчалась до дому в турбобиле, который, к ее удаче, стоял у парка звездного городка и был свободен.
Всю дорогу из ее головы не выходило:
«Звездолет!.. Разгон с земным ускорением!.. Торможение!.. Но это потом! Сначала — я!»
«Я! Я! Я!» — торжествующе кричало все в ней.
В дом она влетела как на крыльях. Бросилась бабушке на шею. Бабушка вытирала ей слезы и говорила:
— С утра ждет тебя. Иди уж.
— Кто ждет? — не поняла Вилена, сразу став строгой.
— Кто же еще? Твой Арсений Романович, конечно.
Вилена удовлетворенно вздохнула.
«Ну вот! Оказывается, он сам пришел, а я… И все время сидел здесь. И ничего не знает!» — И Вилена решительно направилась в комнаты.
Маленькая Авеноль важно занимала гостя, сидевшего подле рояля. Она старалась изо всех сил и говорила за двоих, не смущаясь односложными ответами Арсения.
Увидев сестру, Авеноль шутливо сделала реверанс и со смехом убежала.
Родителей дома не было. Не вернулись с работы. Юлий Сергеевич, очевидно, находился все еще в своем Кибернетическом центре, Анна Андреевна — художница по внутреннему устройству квартир — где-нибудь увлеченно отстаивала свой прославленный вкус.
Арсений, поднявшись, стоял среди изысканно, с редким вкусом обставленной комнаты — огромный, неуклюжий, словно из другого мира, — и виновато смотрел на Вилену.
— Почему же ты все-таки пришел? — вскинув острый подбородок, с радостным вызовом спросила она. — Ведь не хотел видеться до самого отлета?
— Не смог, — опустив голову, сказал он.
— Ну вот, теперь не смог. А тогда?
— Хотел… уберечь.
— И что же?
— Косте первому признался.
— Косте? И в чем же?
Вилена, ликующая, счастливая, смотрела на Арсения, будто навсегда старалась запомнить каждую линию его громоздкой фигуры, склоненную голову, крупные черты лица, так похожие на мраморный памятник Вечному рейсу. Видя, что он что-то хочет сказать и не решается, она требовательно спросила:
— Так в чем же признался… хоть Косте?
— Что женюсь… перед самым отлетом, — через силу, даже побледнев лицом, выдавил из себя Арсений.
— И что же этот Костя? — звенящим, уже почти смеющимся голосом допрашивала Вилена.
— Предложил заменить… меня.
— На звездолете, надеюсь! — с шутливым возмущением воскликнула Вилена. — Что же ты ответил?
— В полете заменить сможет. Но вот сыном моего отца не станет. — И, помолчав, добавил: — Ратов должен лететь. Клятва была дана.
— И что же Костя? Понял он это?
— Еще как! Рассвирепел.
— Конечно, на меня? — игриво спросила Вилена, привлекая к себе Арсения.
Теперь рассмеялся и Арсений:
— Назвал тебя «приемной бабушкой». Грозился непременно прийти с клюкой смотреть, как мы встретимся: бабушка с мужем-внучком.
— Это меня не остановит, — весело тряхнула головой Вилена, потянулась губами к губам Арсения.
На этот раз она дождалась его поцелуя. И с удивлением она поняла, что Арсений совсем не такой сдержанный, как кажется.
Все кончилось просто. Молодые люди подчинились чувству, которое отодвинуло даже страх перед будущей разлукой. Они поженились. Причем сделали это так непринужденно, что никому и в голову не пришло увидеть в этом нечто особенное.
Правда, родители Видены в первый миг были ошеломлены. Бабушка же, имея что-то на уме, радовалась. Сестренка Авеноль словно с ума сошла от счастья.
Они пошли вниз сначала по аллее, потом сбежали по зеленой крутизне на полянку и едва не столкнулись с вереницей спортсменов-бегунов, участников кросса.
С лужайки была видна река. Вилена с Арсением сели и смотрели, как по ней скользили скоростные суда, почти отрываясь от воды.
Вилена покосилась на Арсения. Никто из них не начинал «главного разговора».
— Значит, ты все же слушал третий тур?
— Слушал. Тебя.
— И не удивился?
— Обрадовался.
— Вот как? — почти обиженно протянула Вилена. — Тебе не показалось, что я слишком радуюсь?
— Хотел этого.
— Ну знаешь! — возмущенно произнесла Вилена и сжала губы.
Арсений пожал плечами. Вилена заглянула ему в лицо, объяснила:
— Узнав, что ты включен в экипаж звездолета, я просто поняла, почему ты избегаешь меня.
— Спасибо, что обрадовалась.
— Ты понятлив, как… штанга. Неужели не ясно, почему я обрадовалась?
— Штанге не додуматься.
— Ну поняла я, что ты избегаешь меня, чтобы… чтобы я не страдала, не любила бы тебя.
— Видно, хитрить не умею.
— Не умеешь, — подтвердила Вилена.
— Хотел признаться.
— Да опоздал! Постой! А в чем ты хотел признаться?
— Улетаю.
— Только-то!
Вилена стала срывать былинки и сплетать из них веночек. Она ждала, но Арсений молчал. Тогда она пошла напрямик:
— А в том, что любишь, не хотел признаться?
Арсений опустил голову, смотрел на траву между колен.
— Или это неправда? — настаивала Вилена.
— Правда. Запретная, — тяжело вздохнул Арсений.
Вилена вскочила на колени, снова стараясь заглянуть в лицо Арсению:
— Ну, посмотри же на меня. Любовь никогда не может быть запретной! Нет! Пусть осталось у тебя полгода, год… Но они будут мои, наши… Мы поженимся.
Арсений испуганно отодвинулся. Вилена подумала, что ему не понравилась ее настойчивость, бесцеремонность, и она, краснея, произнесла:
— Это предрассудок, что о любви первым должен говорить мужчина! Если мне ждать твоего признания, то на это вся наша жизнь уйдет.
— Жизнь уйдет, если жениться и сразу расстаться, — горько сказал Арсений и решительно добавил: — Нет. Не бывать тому. Или ты не знаешь, что такое парадокс времени?
— Бабушка сказала, что никакого парадокса времени нет, — нашлась Вилена, еще не понимая, что к чему. Потом вдруг угадала его затаенную мысль и стала горячо возражать: — Ты вернешься через столько лет, сколько проживешь в звездолете. Пять лет не так уж много. Меньше, чем прежде морячки ждали своих мужей из кругосветного плавания.
— Веришь бабушке? — с укором сказал Арсений.
Вилена немного лукавила. Со слов отца да и со школьной скамьи она прекрасно знала, что такое теория относительности и парадокс времени. Поэтому, поняв истинную причину «охлаждения» к ней Арсения, она словно прозрела: Арсений показался ей благородным, героическим, и она для самой себя решила, что ради любви можно пожертвовать и остатком жизни.
С женской «нелогичностью» она сказала о парадоксе времени:
— Это не имеет значения, — и добавила: — Я от тебя все равно не отступлюсь.
— Я отступлюсь, — в свою очередь, твердо сказал Арсений.
— Почему? — нахмурилась Вилена.
— Не вернусь ведь в «ваше время»!
Он сказал в «ваше время», и это больно задело Вилену:
— Нет! Вернешься еще в наше время. Пусть я стану старухой. Не бойся, не приду тебя встречать на космодром. Но Вилена встретит. Совсем такая же, как я. Наша внучка. Не улыбайся. Ей будет столько же лет, сколько мне сейчас. И еще, конечно, тебя встретит ее отец, наш с тобой сын. У него будут седые виски. Думаешь, не пристало так говорить девушке? А я вот могу.
Арсений привлек к себе Вилену и посмотрел ей в лицо долгим ласковым взглядом. Он любовался Виленой и мысленно благодарил ее за все, что она сказала. Вилена зажмурилась, потянулась к нему, ожидая, что он ее поцелует. Но он встал и подал ей руку.
Они молча пошли, держась за руки. Пошли в гору.
Всю дорогу Вилена думала, что Арсений уходит от нее навсегда.
Когда они прощались, Вилена вдруг спохватилась, что поступила дерзко, признавшись ему в любви первая.
— Ты прости меня за… ну, за прямоту… — виновато сказала она.
— Понимаешь, я хотела… чтобы и ты… Если любишь… Ведь ты же признался все же, что это правда. Если любишь, то нечего рассчитывать, каково будет мне или тебе в будущем.
— Может быть, может быть, — пробормотал Арсений, стискивая руку Видены. — Но… только мы с тобой больше не увидимся. Расчет не расчет. Но так лучше. Пусть все перегорит в нас.
Он посмотрел Вилене в зеленоватые влажные глаза и, не попрощавшись, побежал к электробусу.
Вилена, глядя вслед увозящей его машине, думала: «Вот неощутимыми нитями связаны моторы электробуса с кабелем высокой частоты, зарытым в мостовую на его маршруте». А не так ли связаны и они с Арсением? И она решила, что может овладеть Арсением только с помощью тех, кто разлучит ее с ним, — через руководителей звездного рейса.
«Надо добиться разрешения на наш брак!» — уже возле своего дома придумала она.
Вскоре Вилена отправилась в звездный городок.
Считая Главного конструктора звездных кораблей человеком умным и чутким, она попросила его принять ее.
Иван Семенович Виев не знал, зачем пришла к нему дочь профессора Ланского, в Кибернетическом центре которого было расшифровано инопланетное послание. Он принял ее в своем огромном рабочем кабинете.
Коренастый, с сухим, аскетическим лицом, Виев поднялся из-за старомодного письменного стола, заваленного чертежами, и пошел ей навстречу.
Всматриваясь в него, Вилена почему-то подумала о древних индийских йогах, достигавших высшей степени владения собой.
— Рад познакомиться, — сказал Виев. — Слушал вашу игру по видео. Заставили не только поволноваться, но и подумать…
— О чем, Иван Семенович?
— О жизни.
— И я потому к вам пришла. Говорить о жизни.
— Ну раз пришли с тем же, — улыбнулся он, — присаживайтесь. Но я прежде всего познакомлю вас с нашей «Жизнью». Вот она стоит на большом столе. Модель звездолета «Жизнь».
Вилена, еще войдя, сразу заметила это сооружение. Оно напоминало каток на длинной решетчатой рукоятке. Виев стал объяснять. Рукоятка оказалась совсем не рукояткой, а хвостовой фермой. На конце ее находится нейтринный двигатель, более перспективный, чем устаревший фотонный. Если в фотонном тяга возникала в результате слияния зеркальных частичек вещества и антивещества, то здесь в реакции участвовали так долго бывшие загадочными частички «нейтрино», пронизывающие все тела Вселенной. Ажурная ферма чем-то напоминала старинную Эйфелеву башню в Париже, но только неимоверно удлиненную. Она передавала усилия разгона на перпендикулярную ей ось звездолета, вокруг которой вращались два как бы маховых колеса со спицами. Они соединялись по ободам трубами, образуя центральный барабан звездолета. Он и казался «катком».
Иван Семенович, искоса глядя на гостью и думая о причине ее прихода, положил на «каток» руку и сказал:
— Размер его, как видите, неимоверен. Космические корабли прошлого по сравнению с ним вроде наперстков, что ли. И всего лишь для шести человек. В этих цилиндрах, — он провел рукой по трубам, соединяющим ободы маховиков, — расположены служебные помещения. В спицах — лифты. При разгоне барабан неподвижен и пол в каждой трубе расположен со стороны покинутой Земли. Ускорение разгона придавит звездолетчиков к этому полу с силон, равной нормальной земной тяжести. Когда звездолет достигнет субсветовой скорости, барабан начнет сам вращаться, центробежная сила, действующая на пол каждой трубы, ориентированной теперь к центру маховика, опять же будет действовать как сила, равная земному притяжению. Ну а потом — годичное торможение с неподвижным барабаном. Пол труб тогда повернется так, чтобы звезда, цель полета, оказалась под ним. И звездолетчики воспримут силу торможения, как привычную тяжесть на Земле.
— Как на Земле, — с горечью повторила Вилена.
Виев уловил боль в интонации гостьи и внимательно посмотрел на нее.
— Да, как на Земле, — утверждающе повторил он. — Но без Земли. Вы правы.
— А на Земле у звездолетчиков останутся близкие, родные, любимые…
— Так вот что привело вас ко мне! — весело усмехнулся, поняв все, Виев.
— А если ваш звездолетчик любит земную девушку? Разве он лишен права на любовь? Как это жестоко, несправедливо! Даже в древности так не поступали. Цари и тираны не запрещали своим воинам жениться и иметь детей, даже когда отправляли солдат на верную смерть. Вам, конечно, легче отослать в будущее холостяков! Спокойнее. Не останется на Земле страдающих семей.
— Хотите сказать, какая похвальная формальная забота?
— Да, формальная, — разгорячилась Вилена. — Разве человек страдает, только когда он женат? А если он оставляет любимую, не женившись на ней? Тогда он не затоскует? Вот вы сами, вы же семейный?
— Да. И дети и внуки есть.
— Вот видите! А если бы вам пришлось лететь? Вы что? Развелись бы с женой? А с детьми как?
Виев улыбнулся. Его невозмутимое лицо помолодело:
— Насколько я понимаю, речь идет об Арсении Ратове?
— Откуда вы знаете? — насторожилась Вилена.
Виев еще шире улыбнулся и стал похож уже не на индийского йога, а на давнего хорошего знакомого:
— Дело в том, что из всех отобранных звездолетчиков он единственный холостой.
Вилена задержала дыхание. Мгновение она стояла перед Виевым в нерешительности, потом бросилась к нему и расцеловала его в обе щеки, как отца, как деда, как самого близкого человека. Он ласково положил ей на плечо руку и сказал:
— Могу напомнить, что первые космонавты, рискуя всем в первых космических полетах, были семейными. Их ждали на Земле и родители, и жены, и дети.
— И я буду ждать! — сквозь прорвавшиеся слезы прошептала Вилена.
Он не снимал руки с ее плеча:
— Как же вы могли вообразить, хорошая вы моя, будто в наше время кто-то станет диктовать вашему Арсению свои условия?
— Значит, он сам! Потому что любит меня и хочет сберечь! Теперь-то я знаю, все поняла! — говорила Вилена, сияя от радости.
Виев мудрым взглядом наблюдал за ней, потом лукаво сказал:
— Все-таки вы поосторожнее с ним. Он нам еще нужен.
Главный конструктор проводил гостью на липовую аллею и пожелал ей на прощанье счастья.
Вилена сама не помнила, как домчалась до дому в турбобиле, который, к ее удаче, стоял у парка звездного городка и был свободен.
Всю дорогу из ее головы не выходило:
«Звездолет!.. Разгон с земным ускорением!.. Торможение!.. Но это потом! Сначала — я!»
«Я! Я! Я!» — торжествующе кричало все в ней.
В дом она влетела как на крыльях. Бросилась бабушке на шею. Бабушка вытирала ей слезы и говорила:
— С утра ждет тебя. Иди уж.
— Кто ждет? — не поняла Вилена, сразу став строгой.
— Кто же еще? Твой Арсений Романович, конечно.
Вилена удовлетворенно вздохнула.
«Ну вот! Оказывается, он сам пришел, а я… И все время сидел здесь. И ничего не знает!» — И Вилена решительно направилась в комнаты.
Маленькая Авеноль важно занимала гостя, сидевшего подле рояля. Она старалась изо всех сил и говорила за двоих, не смущаясь односложными ответами Арсения.
Увидев сестру, Авеноль шутливо сделала реверанс и со смехом убежала.
Родителей дома не было. Не вернулись с работы. Юлий Сергеевич, очевидно, находился все еще в своем Кибернетическом центре, Анна Андреевна — художница по внутреннему устройству квартир — где-нибудь увлеченно отстаивала свой прославленный вкус.
Арсений, поднявшись, стоял среди изысканно, с редким вкусом обставленной комнаты — огромный, неуклюжий, словно из другого мира, — и виновато смотрел на Вилену.
— Почему же ты все-таки пришел? — вскинув острый подбородок, с радостным вызовом спросила она. — Ведь не хотел видеться до самого отлета?
— Не смог, — опустив голову, сказал он.
— Ну вот, теперь не смог. А тогда?
— Хотел… уберечь.
— И что же?
— Косте первому признался.
— Косте? И в чем же?
Вилена, ликующая, счастливая, смотрела на Арсения, будто навсегда старалась запомнить каждую линию его громоздкой фигуры, склоненную голову, крупные черты лица, так похожие на мраморный памятник Вечному рейсу. Видя, что он что-то хочет сказать и не решается, она требовательно спросила:
— Так в чем же признался… хоть Косте?
— Что женюсь… перед самым отлетом, — через силу, даже побледнев лицом, выдавил из себя Арсений.
— И что же этот Костя? — звенящим, уже почти смеющимся голосом допрашивала Вилена.
— Предложил заменить… меня.
— На звездолете, надеюсь! — с шутливым возмущением воскликнула Вилена. — Что же ты ответил?
— В полете заменить сможет. Но вот сыном моего отца не станет. — И, помолчав, добавил: — Ратов должен лететь. Клятва была дана.
— И что же Костя? Понял он это?
— Еще как! Рассвирепел.
— Конечно, на меня? — игриво спросила Вилена, привлекая к себе Арсения.
Теперь рассмеялся и Арсений:
— Назвал тебя «приемной бабушкой». Грозился непременно прийти с клюкой смотреть, как мы встретимся: бабушка с мужем-внучком.
— Это меня не остановит, — весело тряхнула головой Вилена, потянулась губами к губам Арсения.
На этот раз она дождалась его поцелуя. И с удивлением она поняла, что Арсений совсем не такой сдержанный, как кажется.
Все кончилось просто. Молодые люди подчинились чувству, которое отодвинуло даже страх перед будущей разлукой. Они поженились. Причем сделали это так непринужденно, что никому и в голову не пришло увидеть в этом нечто особенное.
Правда, родители Видены в первый миг были ошеломлены. Бабушка же, имея что-то на уме, радовалась. Сестренка Авеноль словно с ума сошла от счастья.