— Этому я охотно верю, — огрызнулся Хэмптон, — поскольку сейчас ты совсем, как снежная королева. Кетрин, неужели ты думаешь, что я стал бы возиться с тобой, если бы поблизости были настоящие женщины? Но мне придется совокупляться с айсбергом! Раз уж ты оказалась единственной женщиной поблизости от меня, я вынужден довольствоваться тобой.
   — Я презираю вас! Помните, что каждый раз, когда вы касаетесь меня, вы вызываете во мне отвращение, что от вашего прикосновения у меня мурашки бегут по коже, — напустилась в праведном гневе на него Кетрин. — В своих мыслях я буду бросать вам вызов, сопротивляться вам, ненавидеть вас. И хотя я буду выполнять всякий ваш приказ, мы оба будем знать, что я это делаю лишь по принуждению, из-за того, что ваша грубая физическая сила превосходит мою.
   Он ударил кулаком по столу.
   — Ты испорченная маленькая сучка! За всю твою жизнь ты привыкла к тому, что все пляшут под твою дудку, начиная от твоего бесхребетного отца и кончая последним слугой. Ты насквозь пропитана чувством собственного превосходства: холодная, надменная, непогрешимая! Не сомневаюсь, что ты заставила бы своего бедного лейтенанта ходить по струнке! Но со мной это не пройдет! Потому что я намереваюсь перевоспитать тебя, дорогая девочка. Я приучу тебя к своей руке. Я буду обращаться с тобой так, как следовало с тобой обращаться давным-давно. Ты понимаешь, о чем я?
   — Свинья!
   Он сделал шаг назад, задыхаясь в гневе, и постоял немного, приходя в себя. Затем он сел на стул, привалившись спиной к письменному столу, в то время как Кетрин продолжала стоять, испепеляя его взглядом. Когда он заговорил, его голос звучал уже спокойно.
   — Раздевайся.
   — Что?
   — Ты слышала меня.
   — Я не буду.
   — Ты только что выразила готовность повиноваться всякому моему приказу.
   Она замерла:
   — Вы всерьез хотите, чтобы…
   — Я совершенно серьезен и становлюсь все более нетерпелив. Должен ли я напомнить сейчас тебе, что ты в моей власти совершенно и что если не будешь мне повиноваться, то я вполне могу применить к тебе наказание плеткой? Я же южанин и рабовладелец.
   Ее лицо побледнело, и он, заметив это, злобно улыбнулся:
   — Да, моя дорогая, не забывай, что лютые рабовладельцы искушены в битье плеткой. Или мне позвать сюда нескольких моих матросов, чтобы они помогли тебе раздеться?
   Дрожащими пальцами она принялась расстегивать пуговицы на своем платье. Сквозь ее сжатые губы послышалось негромкое «ты, сукин сын».
   — Причем тут моральные устои моей матери?
   — Ублюдок! — она выскользнула из упавшего на пол платья.
   — Продолжай! Не хочешь ли ты, чтобы я научил тебя новым ругательствам, моя дорогая? А то я могу утомиться, будучи принужден слышать каждый раз все одно и то же из твоих уст, — его голос был тих и зловещ.
   Кетрин выступила из своих туфель и стала снимать нижние юбки, пока не осталась стоять в одной сорочке. Она остановилась и нерешительно взглянула на Хэмптона, но он ничего не сказал, лишь не сводил с нее своего остекленевшего взгляда. Она с усилием проглотила комок, стараясь загнать назад в себя острый страх, поднявшийся в горле. Никогда еще он не казался ей таким упрямым, холодным и жестоким. Призвав на помощь всю свою храбрость, она стянула с себя панталоны, а затем и чулки. Затем одним стремительным движением она скинула с себя и сорочку и предстала перед ним совершенно нагая. В отчаянии она попыталась закрыться руками, щеки ее вспыхнули от смущения, и она отвернула в сторону голову, чтобы не встретиться с ним взглядом.
   — Опусти руки, — резко, как хруст раздавленного ореха, прозвучал его голос. — Зачем стыдиться своего тела? Я не вижу никаких изъянов.
   Она заставила себя опустить руки и огромным усилием воли подняла голову, чтобы с вызовом посмотреть в его глаза. Он осмотрел ее всю, с головы до ног, его наглые бессовестные глаза впитывали в себя каждую линию ее фигуры. Чтобы скрыть дрожание пальцев, он зажег сигару. Внутри его тела водоворотом бурлило желание, но он заставил свой голос звучать, как обычно.
   — Теперь подойди сюда.
   Возмущенная, она все же повиновалась. Когда она встала рядом с его стулом, он откинул голову, чтобы видеть ее лицо и сказал:
   — Сейчас раздень меня.
   Она побледнела, словно кто-то плеснул ей в лицо холодной зимней водой.
   — Вы не можете… я… я не знаю, как!
   — Учись!
   Кетрин беспомощно посмотрела на него, затем встала на колени и сняла с него сапоги. Она поднялась, но он ничего не говорил и не двигался. Очень осторожно она наклонилась и расстегнула его рубашку. У него даже голова закружилась от ее запаха и близости ее обнаженных, покачивающихся при каждом движении грудей.
   Не спеша, аккуратно, она сняла рубашку сначала с одного плеча и руки, затем с другого, и в бешенстве резко швырнула ее на стол. Он наблюдал молча, не двигаясь, пока она не сказала:
   — Вам придется встать.
   — Прошу прощения?
   — Черт возьми, если вы хотите, чтобы я сняла с вас штаны, то вам придется встать.
   Засмеявшись, он встал. Нерешительно протянув вперед руки, она отдернула их назад, но затем все-таки заставила себя взяться за его пояс. От ее случайного прикосновения мускулы его подтянутого живота непроизвольно сжались, и ее рука отскочила, словно укушенная змеей, но он схватил ее и вернул на прежнее место.
   Его живот был теплым, кожа мягкая на ощупь и мохнатая.
   — Продолжай, — хрипло сказал Хэмптон.
   Ее руки сильно тряслись, когда она стала расстегивать его брюки, все время ощущая твердую напрягшуюся выпуклость его мужской плоти под своими пальцами. Она стянула брюки к полу и вовсе сняла их. Закончив, она стала перед ним, опустив вниз глаза и крепко сжав руки за спиной.
   — Ты не закончила!
   — Я не могу!
   — Ты должна!
   В отчаянии она поглядела на завязки его нижнего белья, затем быстро протянула руки и развязала их.
   Но шерстяные кальсоны тесно облепили его ноги и не упали к лодыжкам, как ожидала Кетрин. Ей пришлось стянуть их и смотреть, и дотрагиваться до его голых ног и бедер. Не ускользнул от нее и вид его распухшего до необычайных размеров мужского естества.
   — Ложись, — последовал его приказ, и она поспешила в постель, словно в ней ее ждало спасение.
   Хэмптон последовал за ней и лег рядом. Как бы невзначай его пальцы принялись поглаживать ее тело, прикасаясь к груди, животу, бедрам. Перевернув ее на живот, он стал ласкать ее спину, задержав руку на ягодицах, затем погладил обратную сторону ее бедер и ног и даже дотянулся пальцем до пяток, затем вернулся к ее ягодицам и сжимал их, ласкал, поглаживая, легонько щекотал кончиками пальцев. Не прекращая ласкать ее руками, он припал губами к ее спине. Она почувствовала, как его тело скользнуло ниже и подскочила от неожиданности, когда его губы стали нежно пощипывать ее ягодицы.
   — Что вы со мной делаете?
   Он засмеялся тихим низким смехом.
   — О, развратные вещи, моя любовь, на которые косо смотрят в Бостоне.
   Он поцеловал ее бедра.
   — Пожалуйста, не нужно!
   — Я собираюсь поцеловать тебя всю, моя дорогая, всю, моя любовь, — сказал он изменившимся от страсти голосом. — Посмотри, как я целую твои очаровательные ножки.
   — Мэтт… капитан Хэмптон!
   — Продолжай, не бойся! Скажи имя. Скажи Мэттью, — он приподнялся над ней, зарывшись лицом в ее волосы. — Я хочу услышать, как ты скажешь мое имя, — выдохнул он в ее ухо. — Скажи его нежно, ласково, грубо, громко, с упреком, мне все равно. Я просто хочу, чтобы твои зубы, язык и губы сложили это слово «Мэттью», — он сдвинул ее волосы, чтобы добраться губами до мочки ее уха, их тела соприкоснулись на всем протяжении. — Доставь мне это удовольствие, скажи мое имя.
   — Капитан Хэмптон! — вспыхнула Кетрин.
   — Черт бы тебя побрал, мисс Девер! Послушай, как и говорю твое имя. Кетрин, Кейт, Кети, — его губы бродили по ее щеке, он откинул назад ее голову, чтобы поцеловать. — Кетрин, я не остановлюсь, пока ты не ответишь мне. Кетрин, прелестная, возбуждающая, желанная, прекрасная моя Кетти.
   Он позволил ей опять лечь на спину, все время целуя ее и произнося ее имя. Внутренне она постаралась отгородиться стальной стеной от его рук, рта, губ, его слов. Однажды она пожалела, что никогда не слышала свое имя, произнесенное пылко, страстно, и теперь она таяла при этих звуках. Как он мог быть таким непостоянным, так унижать ее и так воспламенять в ней огонь страсти? Притворяться спокойной и безразличной, стараться не произнести его имя было для нее пыткой. Когда он вошел в нее, Кетрин с ужасом осознала, что, несмотря на унижение, его обладание ее телом доставляет ей огромное удовольствие. Она хотела двигаться с ним в лад, прижаться к нему сильнее, делать все, что угодно, лишь бы не оставаться холодной, неподвижной, молчаливой.
   Как только его плоть покинула ее тело, она откатилась от него и замерла у стены.
   — Иди сюда! — грубо сказал он и притянул ее к себе. — Я еще не закончил.
   Нежно, мягко он осыпал поцелуями ее волосы, лицо, губы, а затем уложил свою голову к ней на грудь и тут же заснул.
   Осторожно она дотронулась до его лица, легонько пробежала пальцами по его скулам и подбородку.
   — Мэттью, — прошептала она в темную тишину.

Глава 9

   Громкий стук в дверь разбудил их обоих.
   — Капитан, корабль янки на юго-юго-западе. Похоже, военный.
   Хэмптон выпрыгнул из постели и быстро накинул на себя одежду. Кетрин сонно привстала, стараясь прогнать остатки сна.
   — Что происходит? — спросила она, позевывая.
   — Вполне может быть, что прибыли твои спасители, — коротко сказал он, натягивая сапоги.
   — Военный корабль?
   — Возможно.
   — Но что вы будете делать?
   — Надеюсь, они не встретили корабль, который я отпустил вчера. Тогда нам удастся сойти за «Сюзан Харпер». Но если они видели подлинный экипаж «Сюзан Харпер» на том торговом судне, они поймут, кто мы такие, и тогда придется или удирать, или сражаться. Если это парусный корабль, мы, наверное, сможем от него уйти. Если пароход, то, скорее всего, не получится ускользнуть. К тому же они гораздо лучше вооружены.
   В бою нашей единственной надеждой будет, что их капитан окажется малоопытен, — он помолчал и кинул в ее сторону проницательный взгляд. — Что ты знаешь о вашем флоте? Имена кораблей, капитанов?..
   Она пожала плечами:
   — Я знаю довольно много о тех кораблях, что мы строили. И Тедди постоянно рассказывал мне о наших военно-морских силах.
   — Хорошо. Тогда одевайся и выходи на палубу. Возможно, ты сможешь опознать нашего приятеля.
   — С какой стати вы думаете, что я скажу, если узнаю это судно?
   — Потому что ты знаешь, что я переломаю тебе все косточки, если ты обманешь меня, — произнес он в своей обычной приятной манере вести беседу и направился к двери.
   Она схватила ближайшее, что оказалось у нее под рукой — это была подушка, — и бросила ему вслед.
   Подушка отскочила от двери, закрывшейся за Хэмптоном. Кетрин выбралась из постели и быстренько оделась, ее любопытство и желание узнать, что это за корабль, победили ее намерение ослушаться Хэмптона.
   Выйдя на палубу, она обнаружила, что Хэмптон наблюдает в подзорную трубу за неким объектом на горизонте размером чуть больше точки. Повернувшись к ней, он улыбнулся:
   — Похоже, что для твоей экспертизы время еще не пришло.
   — Тогда с чего они взяли, что это военный корабль? — спросила она.
   Он пожал плечами:
   — Думаю, Педро их чует нюхом. Я не могу его как следует рассмотреть, но тоже предполагаю, что это военное судно, да и Пелджо редко ошибается. Я приказал поднять все паруса, может быть, нам удастся уйти от них на значительное расстояние, прежде чем они нас заподозрят. Или же нам придется идти перед ними до наступления темноты, когда, возможно, мы исчезнем с их глаз.
   Некоторое время Кетрин оставалась на палубе, но вскоре голод заманил ее в каюту. После завтрака она немного почитала, хотя мысли ее витали вдали от книги.
   Она снова и снова перебирала в памяти сцены своего унижения и позора, виновником которых был, конечно, Хэмптон. И все из-за того, что она осмелилась пойти ему наперекор! Без сомнений, он ожидал, что она безропотно припадет к его ногам, как это, наверное, сделали до нее многие другие женщины. Раздосадованный ее отказом, он решил насильно соблазнить ее. Он использовал ее, как если бы она была вещью, неодушевленным предметом, словно ее человеческой сути и не существовало вовсе. Ей пришлось закусить кулак, чтобы сдержать слезы. Разве того, что он физически овладел ею, было мало? Почему ему хотелось обязательно ранить ее чувства?
   Ее мрачные мысли были прерваны вежливым стуком в дверь. Проглотив слезы, Кетрин пошла открывать.
   За дверью стоял доктор Рэкингхэм. Он пришел, чтобы сыграть с ней в шахматы, о чем они заранее обусловились. Он был хорошим игроком, и хотя сначала ей никак не удавалось сосредоточиться, вскоре к ней вернулось ее обычное расположение духа, и утро она провела неплохо.
   Кетрин пригласила доктора на ленч, и он принял предложение. Обстановка за ленчем была приятной, они дружески беседовали и шутили. Когда Хэмптон спустился ленчу, он обнаружил, что они уже почти все съели и теперь смеются над какой-то историей, рассказанной доктором. Капитан вежливо поклонился.
   — Прошу прощения, моя дорогая. Я и не знал, что вы развлекаетесь.
   — Доктор Рэкингхэм изволил зайти, чтобы немного рассеять мою скуку, — беззаботно промолвила Кетрин. — Мы с ним все утро играли в шахматы.
   — Ах, значит, вы провели время куда приятнее меня!
   — А вы играете, капитан Хэмптон? — поинтересовался Рэкингхэм.
   — Иногда.
   — Может быть, сыграем с вами партию как-нибудь вечером?
   — Мне бы доставило это огромное удовольствие, доктор.
   — Хотя мисс Девер играет замечательно, в моем лице вы найдете не очень хорошего партнера.
   — Да, мисс Девер в самом деле достойный противник, — сказал Хэмптон, бросив в ее сторону озорной взгляд.
   Вошел Мейсон с подносом. Он принес ленч для капитана. Откланявшись, доктор удалился в свою каюту, чтобы немного подремать, как имел обыкновение делать после ленча.
   Когда за ним закрылась дверь, Хэмптон сказал:
   — Кажется, тебя можно поздравить еще с одним завоеванием. Будь осторожна, я начну ревновать.
   Она испуганно посмотрела на него, но увидела в его глазах веселых чертиков.
   — Вы что, непременно должны насмехаться надо мной? — холодно произнесла Кетрин.
   Он улыбнулся:
   — Если бы доктору Рэкингхэму не было бы, по меньшей мере, шестьдесят лет, то я отнесся бы к вашим играм весьма серьезно.
   — Мне трудно представить, что вы имеете в виду.
   — Только то, что я очень ревниво отношусь к своей собственности и не желаю, чтобы кто-то еще пользовался вашей благосклонностью.
   — Ну что ж, поскольку я веселилась и получала удовольствие от общества доктора, то вы можете быть уверены, что он не поступал со мной так, как поступали вы.
   Он загоготал преувеличенно громко:
   — Прямое попадание, мисс Девер! — с минуту он ел в тишине. — Корабль подошел довольно близко, и я смог различить, что Пелджо прав, это военный корабль.
   — Какого класса?
   — Парусник. Очень быстрый, с обтекаемыми формами, его строили, видимо, специально для скоростного преследования. Он идет быстрее нас на всех парусах.
   Далее Хэмптон объяснил более подробно детали парусной оснастки, мачт, строения корпуса и оборудования парусника. Кетрин слушала с интересом, мысленно вырисовывая перед собой картину этого корабля.
   — Если он построен в Бостоне, то мне известны лишь три корабля подобного класса: «Пандора», «Саскветак» и «Дорси».
   — Ты знаешь их капитанов?
   Она медленно качнула головой.
   — Я не знаю, кто командует «Дорси», а капитан «Пандоры» родом из Нью-Йорка, забыла его имя, что-то голландское. «Пандора» — самый лучший корабль из этих трех. Мы построили его десять лет назад. Он крепкий и быстрый.
   — А что из себя представляет «Саскветак»?
   — Я знаю его капитана, Гарольда Кэмбертона. Он профессиональный военный моряк. Лейтенант Перкинс очень высокого мнения о нем.
   Его серые глаза сразу же стали ледяными.
   — А почему я должен доверять суждению лейтенанта Перкинса?
   — Мне лично все равно, доверяете вы ему или нет. Что бы вы ни думали о нем, как о человеке, каким бы глупцом его не считали за намерение жениться на мне, он очень хороший моряк и знает толк в кораблях. Думаю, что он неплохо судит и о людях.
   — Так что же говорит лейтенант Перкинс?
   — Что капитан «Саскветака» — сильный, мужественный, верный слову и уважаемый командой моряк. Он лишен пылкости и безрассудства. В бою он сдержан, консервативен, но редко делает ошибки. Он не хватает звезд с неба, но упорен в достижении своей цели.
   Хэмптон задумчиво посмотрел на нее, как бы взвешивая ее слова. Наконец он сказал:
   — Буду надеяться, что это не «Саскветак», — он встал. — Мне нужно возвращаться на палубу. Спасибо тебе за сведения, ты не перестаешь изумлять меня. Иди сюда.
   Он положил ей на плечи свои руки, и при этом прикосновении она напряглась всем телом.
   — Успокойся, расслабься, девочка, я хочу всего лишь поцеловать тебя.
   Наклонившись, он поцеловал ее в губы, его рот был теплым и мягким, поцелуй не был ни страстным, ни нежным, скорее, успокаивающим. Она не поняла, кого он хотел успокоить, ее или себя.
   — Я должен идти, — сказал он и помолчал, словно хотел что-то добавить, затем, пожав плечами, проговорил: — Можешь подняться наверх, если тебе хочется.
   Кетрин взяла плащ и вышла вслед за ним из каюты.
   Он позволил ей взглянуть на парусник в подзорную трубу.
   — У моря есть один недостаток. Здесь негде спрятаться, — он сжал свои пальцы в кулак. — Если бы только знать, перехватили они тот корабль или нет.
   — На этом судне нет тяжелого вооружения, — сказала Кетрин. — Оно слишком легкое и скоростное.
   — Да. Было бы неплохо сразиться с ним в открытом бою, но я предпочитаю избежать боя. При нашем скудном вооружении это слишком рискованно. И я не могу позволить себе потерять хоть одного из матросов, мой экипаж и без того слишком малочислен. Хуже всего, что у них нет навыков совместной работы, это может значительно затруднить выполнение сложных маневров.
   — Что вы чувствуете перед сражением?
   — Чувствую возбуждение, напряжение в теле, боюсь до смерти. А как ты себя чувствуешь?
   — Я никогда ни с кем не сражалась… кроме вас.
   — Я знаю, — он улыбнулся ей в лицо, его глаза словно выстрелили в ее зрачки. — Именно это и я имел в виду.
   В ее утробе поднялась пляска.
   — Я чувствую то же самое, — ее голос был едва слышен, она с трудом выговаривала слова.
   — Глупенькая. Я не сделаю тебе больно никогда больше. Разве ты не понимаешь, что для того, чтобы победить меня, тебе нужно сдаться?
   — Не понимаю.
   Легонько, кончиками пальцев, он потрепал ее по щеке:
   — Когда-нибудь поймешь.
   Занервничав, она отвернулась и возвратилась к прежней теме разговора. Он без возражений принял перемену темы, и некоторое время они обсуждали корабли, войны и маневры. Кетрин было так интересно, что она забыла о своей враждебности к нему и жадно слушала каждое его слово. Хэмптон же обнаружил, что ему очень нравится объяснять ей, потому что ее вопросы были умны и показывали знание предмета. Она схватывала все на лету, и ее интерес льстил ему. Это помогало скоротать часы ожидания, в то время как парусник подходил все ближе и ближе.
* * *
   Время шло, вражеский корабль нагонял их. Когда он приблизился на расстояние, позволявшее сигналить, Хэмптон решил перейти в наступление. Он просигналил им название своего корабля и попросил их представиться. Последовал незамедлительный ответ — корабль военного флота Соединенных Штатов «Саскветак».
   Хэмптон поднял брови и слегка поклонился Кетрин.
   — Кажется, за нами гонится капитан твоего жениха.
   — Вы думаете, он знает об этом?
   — Если предположить, что «Саскветак» — один из кораблей, посланных за нами, то не кажется ли странным, что он не спрашивает нас, не попадался ли нам украденный корабль? Он знает, что мы именно те, кого он ищет. С другой стороны, возможно, он не из посланных за нами кораблей и ничего не знает о нас, и тогда это не странно.
   — Ну, а почему ж тогда он гонится за нами весь день?
   — Боюсь, ты права.
   Он решительно повернулся и начал отрывистым голосом отдавать четкие приказания матросам. Они рассыпались по своим местам и делали все, что он требовал.
   Корабль совершил красивый поворот и хищно устремился на «Саскветака».
   — Что вы делаете? — спросила Кетрин, ее сердце подпрыгнуло до горла.
   — Атакую, — спокойно ответил он. — Сейчас увидим, насколько хорошо консервативно мыслящий может противостоять необычной тактике. А ты, моя дорогая, сойди вниз.
   — Я не сойду ни в коем случае. Я хочу все видеть, — разгорячено ответила она. — Я остаюсь здесь.
   Его брови грозно сдвинулись:
   — Делай, что я говорю! Я не хочу, чтобы тебя ранило или убило, и я не могу позволить себе отвлекаться на мысли о тебе. Ты будешь мне мешать.
   — Не буду, — пообещала она. — Пожалуйста, позвольте мне остаться. Я даю слово, что не буду путаться у вас под ногами и не попаду под снаряд.
   — Как можешь ты отвечать за снаряд, который попадет в тебя?
   — Пожалуйста.
   — Исключено. Спускайся вниз.
   Она рассерженно посмотрела на него и не двинулась с места.
   — Кетрин, у меня нет времени возиться с тобой. Но если я должен буду схватить тебя в охапку и отнести вниз, чтобы запереть в каюте, то я так и сделаю, смотри, — пригрозил он.
   Она повернулась и бросилась прочь. Хэмптон переключил свое внимание на атаку и не заметил, что Кетрин дошла лишь до трапа, но не спустилась, а спряталась за кучей ящиков и канатов, чтобы оттуда наблюдать за сражением.
   «Сюзан Харпер» спустила флаг Соединенных Штатов, и вместо него на мачту взвилось самодельное знамя конфедерации южан. Последовал точный выстрел из шестифунтовой пушки, попавшей в борт противника.
   Хэмптон выстрелил во время движения корабля, сделал четкий поворот и успел произвести второй залп, прежде чем артиллерия противника приготовилась открыть ответный огонь.
   Первый залп «Саскветака» не попал в цель, и это подарило «Сюзан Харпер» несколько лишних минут, чтобы сделать круг и атаковать с другого борта. Кетрин глубоко вздохнула, восхищаясь искусством Хэмптона.
   Внезапно Хэмптон сделал поворот, став кормой перпендикулярно к борту «Саскветака» и сделавшись тем самым менее уязвимым для его пушек, и сразу же устремился прочь. После двух залпов противника они вырвались из пределов досягаемости его пушек с малым для себя ущербом. «Саскветак» ринулся вдогонку, но как только он подошел ближе, «Сюзан Харпер» опять сделал поворот, и бой начался снова. На этот раз, однако, бортовой залп не миновал ее, корабль содрогнулся, и в воздух полетели щепки. Затем опять корабль, на котором была Кетрин, сумел оторваться от преследователя, и смертельный танец продолжился.
   Кетрин поняла, что делает Хэмптон. Он применил тактику укусов, то нападая, то отступая, навязывая противнику бой на своих условиях, а время работало на него. Без сомнений, он надеялся ускользнуть от федерального судна с наступлением темноты. Он также пытался нанести противнику как можно больше повреждений, чтобы принудить его отказаться от преследования или, по крайней мере, сбить его скорость. Огонь своих пушек для этого он сосредоточил на мачтах неприятеля. У «Саскветака» был неплохой капитан, но его характер сводил на нет преимущества его корабля. Его судно было меньше и более быстроходно, но его медлительность приводила к запаздыванию «Саскветака» с ответом на маневры «Сюзан Харпер». Он не мог противостоять Хэмптону, его быстрым, жалящим наскокам и таким же стремительным отступлениям. Он был застигнут врасплох неординарной тактикой своего врага и потому был озадачен и нерешителен. Он вел огонь на поражение, а не затем, чтобы ухудшить скоростные качества «Сюзан Харпер», но судно Хэмптона было больше и могло выдержать значительные повреждения. Чего Кэмбертон не мог взять в толк, так это то, что Хэмптон и не собирался затевать полномасштабный бой. Он просто старался ускользнуть.
   Одно из ядер «Сюзан Харпер» попало в мачту, и та обрушилась. Кетрин искренне обрадовалась, но тут же сообразила, что поддерживает своего врага. Она услышала свое имя и неохотно обернулась, опасаясь гнева капитана. Но это был доктор Рэкингхэм, знаками подзывавший ее к себе. Она быстро пробралась к нему.
   — Вам когда-нибудь доводилось делать перевязки? Мне нужна помощь при осмотре раненых, — старался доктор перекричать рев ветра и выстрелы пушек.
   — Нет, не доводилось, но у меня крепкий желудок, и я не упаду в обморок при виде крови.
   — Идемте со мной!
   Кетрин последовала за Рэкингхэмом. Она носила его сумку с медикаментами, держала руки и ноги раненых, когда он выправлял конечности, подавала ему инструменты, аккуратно вытирала раны тампонами. Сначала она решила было, что переоценила себя, но, в конце концов, сумела перебороть тошноту и заставила себя привыкнуть к ужасу криков раненых, зная, что от проявления ее чувствительности им не станет лучше. Время ползло.