Тетя Амелия, конечно же, немедленно уведомила обо всем свою сестру, и та явилась на следующий день, ощетинившись, как еж. Разбушевавшись не на шутку, она, в конце концов, ушла, так и не добившись толку, но не сдалась. Время от времени она возвращалась, чтобы испробовать новую тактику или повторить старую. Кетрин либо слушала ее, пока у нее от ярости не бледнели губы, либо тоже устраивала ответный скандал.
   Последний визит Аманды, состоявшийся в самый день помолвки перед началом торжества, превратился в решающую схватку. У Кетрин и без того уже сдавали нервы, и она порядком устала от приготовлений, и потому не прошло и нескольких минут, как ее самообладание дало трещину.
   — После всего, что Амелия и я сделали для тебя, ты решила отплатить своей семье гнуснейшим образом, неблагодарная девчонка! — отдав дань своей обычной волынке насчет низкого общественного положения семьи Перкинса и ее неважной материальной обеспеченности, тетя Аманда принялась выть, вернее, ее плач был так похож на вой, что трудно было не назвать его воем.
   — Я бы не сказала, что иду наперекор семье, тетя Аманда. Отец одобряет мой брак.
   Пренебрежительным жестом руки Аманда отмела мнение отца как малозначительное.
   — Что же касается того, что вы и тетя Амелия сделали для меня, — продолжила Кетрин, — то на самом деле мне очень трудно припомнить, что же вы все-таки для меня сделали. Где они, все эти ваши добрые дела, которыми вы так кичитесь и которыми постоянно меня попрекаете? Вы, тетя Аманда, навязали мне на шею суетливую глупую плаксу, которая хуже, чем бесполезный лодырь. Вы постоянно критиковали меня и давали свои непрошенные советы. Вы пытались всучить мне в мужья вашего сына. Поверьте, мне было бы гораздо лучше и легче без вашей помощи!
   — Кетрин, да как ты смеешь так разговаривать с сестрой твоей матери! Меня никто так не обижал за всю мою жизнь! Ты всегда была упрямым, бессердечным ребенком и никогда не уважала старших. Ни капли сострадания к нашим оскорбленным чувствам! Как я смогу снова появиться в обществе с гордо поднятой головой, если ты выйдешь замуж за какого-то безродного, без гроша в кармане Перкинса?
   Впав в бешенство, Кетрин схватила то, что стояло ближе всего к ней, изящную хрустальную вазу, и с размаху бросила ее об стену. Ваза разбилась вдребезги, разлетевшись на мелкие кусочки, и ее звон еще более распалил Кетрин.
   — Я не могу больше это терпеть! — загремела она. — Лейтенант Перкинс станет моим мужем, и я не хочу слышать ни единого слова против него! Я привыкла к той ругани, которой вы осыпаете меня, но я отказываюсь слушать, как вы поносите лейтенанта Перкинса! Если вы не можете удержаться от этого, тетя, тогда я вынуждена просить вас больше не появляться в этом доме.
   Впервые в ее жизни Аманда потеряла дар речи. Надменно она прошествовала к двери. У порога она обернулась и сказала:
   — Только подумать, что я дожила до того дня, когда дитя моей сестры выгоняет меня из дома. Бедная Алисия!
   Театральным жестом Аманда поднесла к уголку глаза платок, чтобы смахнуть воображаемую слезу:
   — Я рада, что она не дожила, чтобы увидеть это! Взгляд, который бросила в ее сторону Кетрин, был настолько выразителен, что Аманда поспешила выскочить за дверь без дальнейших проволочек. Кетрин присела в кресло и разрыдалась. Порой она изумлялась и чувствовала отвращение к тому, что сделала.
   Она не могла принимать от Уильяма доказательств его любви, поскольку тетя Амелия опять принялась опекать их, она не собиралась ослаблять своей бдительности, только потому, что ее племянница и лейтенант были помолвлены! И потому их разговор ограничивался размышлениями о сроках возвращения Перкинса и обсуждением предстоящей свадьбы, беседовали они также о своем будущем доме и о войне.
   После поражения южан при Геттисберге, усиления блокады, установления полного контроля федеральных войск над рекой Миссисипи по всему ее течению и падения Виксберга стало ясно, что конец войны близок. Весеннее наступление должно было принести полную победу, так что это плавание Уильяма вполне могло оказаться последним в исполнении им своего боевого долга. Весело рассуждали они о том, что через несколько месяцев он, возможно, вернется навсегда. Однако порой между ними возникала невысказанная мысль, что он может вовсе не вернуться, что он может погибнуть в этих последних судорогах мятежа южан.
   Они так и не смогли ни на минутку избавиться от своего опекуна до самого вечера помолвки, которая прошла великолепно, несмотря на сжатые сроки и поспешность подготовки. Семейство Миллеров также присутствовало на ней, поскольку слезные мольбы Амелии вкупе со сдержанным извинением Кетрин и ненасытным любопытством Аманды и ее желанием увидеть все своими глазами сделали свое дело и убедили посетить помолвку вместе со своим сыном.
   Гости были приятно удивлены тем, как неожиданно прелестно и элегантно выглядит Кетрин. Одетая в роскошное атласное платье переливчато-синего цвета, с прической из слегка зачесанных вверх волос, ниспадающих вниз множеством локонов, она выглядела великолепно. Ее моряк, как называла Аманда Перкинса, почувствовал, что его пульс участился при одном только виде ее, и весь вечер он провел в попытках отделаться от гостей и остаться с ней наедине. Но после официального оглашения помолвки их забросали поздравлениями, и, будучи центром внимания, им было крайне трудно исчезнуть.
   Когда гости, наконец, разошлись, и Перкинс с грустью уже подумал было, что и ему тоже сейчас придется уйти, так и не побыв наедине с Кетрин, он вдруг был приятно удивлен тем, что мистер Девер взял тетю Амелию под руку и настойчиво повел ее к лестнице, суровым взглядом заглушив все ее протесты. Кетрин подавила в себе смешок при виде чопорного возмущения на лице своей тетушки.
   Уильям схватил ее руки и крепко сжал их. Он обнаружил, что теперь, когда ему, наконец, представилась эта возможность, ему нечего сказать, или, наоборот, необходимо сказать так много, что нечего даже и думать начинать говорить. Поэтому он просто стоял, упиваясь ее прелестью, как будто ему хотелось запомнить навсегда каждую черточку ее лица.
   — Кетрин, — сказал он ей наконец, — я люблю вас.
   — Я тоже люблю вас, — ответила она, спросив себя при этом, говорит ли она правду.
   — Я придумал прощальные слова, но теперь никак не могу их вспомнить! О, Кетрин, я лишь знаю, что буду невыносимо скучать по вас. Впервые мне не хочется уходить в море. Я хочу остаться здесь, жениться на вас и жить так, как мы с вами об этом мечтали.
   — Это то, чего хочу и я, Уильям. Я буду молиться, чтобы война поскорей окончилась и чтобы вы остались живы, — вдруг она осознала, что, независимо от того, любит она его или нет, она очень переживает и волнуется за него, потому что его могут убить. — О, Уильям, пожалуйста, берегите себя! Возвращайтесь поскорей! Я так боюсь за вас!
   — Я вернусь, — сказал он, тронутый ее тревогой. — И очень скоро, я обещаю.
   Он наклонился поцеловать ее, и она обвила своими руками его шею. Притянув Кетрин к себе, он страстно поцеловал ее, их губы раскрылись навстречу друг другу. Задрожав, он отстранился от нее.
   — Я должен идти, мне трудно все это выдержать, — сказал он.
   Он поцеловал ее руку, затем резко повернулся, чтобы уйти. Кетрин несколько мгновений смотрела ему вслед, а после закрыла свое лицо обеими руками. Почему его поцелуй не вызывал в ней тех чувств, что вызывал поцелуй Хэмптона? Что же с ней происходит?
* * *
   Хэмптон опасался, что снова слишком сильно ее напугал, поэтому для него было огромным облегчением, подняв голову, снова увидеть ее, занятую раздачей пищи. С тревогой осознал он, насколько сильно желает ее. Риск, на который он пошел тогда, был неоправданно глуп, если учесть, что вот-вот с верфей должны были придти ее отец и два офицера-янки. Но он посчитал, взвесив все, что допрос о гавани Чарльстона, которому его подвергли, стоил выпавшей ему возможности повидать ее, целовать и ласкать ее тело. Да эта возможность стоила того огромного риска, на который он пошел! Но если бы его застали держащим в своих объятиях Кетрин, это означало бы одиночное заключение в карцер до конца войны — и полный крах всех надежд на побег! Он должен быть более осторожен, лучше ему избегать ее, но когда побег станет реальностью, он, черт возьми, вознаградит себя тем, что заберет ее с собой.
   Мечтательно он разглядывал ее. Каким прелестным и переменчивым созданием она была! Здесь, на солнце, ее волосы отливали золотом, а в конторе они казались красновато-коричневыми; ее глаза также меняли свой цвет, то они были словно из чистого золота, то вдруг отдавали темным янтарем; а эти одежды старой девы и под ними большие, налитые груди — что за противоречивость! Ее сухие, резкие манеры и страстное подчинение ему тем утром!.. Он улыбнулся, вспомнив ее краткие, тихие стоны, выдавшие ее неудовлетворенное желание, и ее пытливый ищущий язык. Будь у него чуть больше времени, он не сомневался, что сумел бы превратить ее в страстную женщину, которая хотела бы давать и получать удовольствие. И он одел бы ее иначе — густые, живые цвета, открытая шея, декольте, обнажающее матовость ее безупречных плеч и груди, прозрачные ночные сорочки, предназначенные только для его глаз…
   С горечью он стряхнул с себя наваждение и пробудился к действительности. Было время, когда он мог бы усыпать ее дорогими одеждами, бриллиантами и прочими безделушками, все, чего она только могла пожелать. Но из-за войны состояние Хэмптонов рухнуло, их торговые суда гнили в гавани, а богатые урожаи индиго и риса так и остались лежать на полях. Блокада разорила их, как, впрочем, многих на Юге, она уничтожила пароходную линию Джектона и не оставила никакой щелочки для экспорта урожая с плантации Соумсов. При мысли об этом в нем вспыхнула бешеная злоба. Черт побери всех этих янки, включая эту прелестную золотоволосую девушку, неплохо живущую здесь и в войну, сытую, вдали от сражений, в то время как его родина умирает от голода и кровоточит от ран, в то время как его мать и сестра принуждены обходиться заштопанными старыми платьями и скудной едой, в то время как его любовница приходит в неописуемый восторг от пары черных чулок и комплекта кружевного нижнего белья, которые он привез для нее из Нассау, когда ему удалось проскользнуть сквозь блокаду!
   В этом мятежном состоянии духа он встал в очередь и, получив свою порцию, взглянул на ее левую руку и увидел на ее среднем пальце кольцо. Он быстро посмотрел ей в лицо и прочитал в нем подтверждение своей догадки.
   — Разрешите поздравить вас, мисс Девер! — пробурчал он.
   — Благодарю вас, капитан Хэмптон, — последовал ее сухой ответ.
   Его охватила безрассудная ярость. Какой же лицемерной сучкой она была! Так страстно отвечать на его ласки накануне своей помолвки! Ему даже и в голову не пришло, что если уж кто и должен был чувствовать себя обманутым, так это ее жених, а не он. Кипя от злости, он уселся подальше ото всех в одиночестве и начал поглощать свою пищу, не обращая внимания на то, что он ест. У него не было к ней иного чувства, кроме как простого физического желания, говорил он себе, потому что она холодная сучка янки и ничего больше.
   У него было впечатление, что его использовали, она испробовала на нем свои чары, подразнила его, удовлетворяя свое любопытство девственницы, и она знала, что, поскольку рядом находятся охранники, офицеры, мальчишка и ее отец, поскольку он пленный, он в кандалах, он бессилен удовлетворить желание, которое она в нем возбуждает.
   Ему доводилось видеть, как нечто подобное проделывала одна красотка-южанка с рабом: она наклонялась вперед, якобы случайно показывала ему свою грудь, обнажала ногу гораздо выше, чем было необходимо, когда садилась в карету, клала на его руку свои нежные пальчики, отдавая распоряжение — и все это затем, чтобы вызвать у раба желание, удовлетворить которое, как он хорошо знал, он мог лишь ценой жизни.
   Юная бостонская леди точно так же дразнила его, капитана Хэмптона. Обретая иногда способность думать объективно, он склонялся к мысли, что это древний способ, которым женщины мстят мужчинам за их всевластие над ними, женщины используют свое единственное оружие. Но его приводила в ярость мысль о том, что она его просто-напросто дразнила! Вне сомнения, она была уверена, что он будет пылать страстью, но не сможет ее погасить. Вне сомнения, она была собой довольна, подвергнув мятежника агонии неудовлетворенного желания. Будь она проклята! Он покажет ей, и довольно скоро, что не ей водить его за нос! Осталось ждать недолго, и он сможет насытить свою страсть!
   Фортнер присел рядом с ним на корточки и сказал:
   — Вижу, что женщина вашей мечты помолвлена. С беззаботным видом этот юнец, подцепив вилкой кусок картошки, отправил его в рот. В ответ Хэмптон, вне себя от ярости, буркнул нечто нечленораздельное.
   — Сдается мне, что вам так никогда и не удастся отведать ее чар, — поддразнил молодой человек капитана.
   — Я бы так не сказал! Я возьму ее с собой, когда мы будем отчаливать.
   — Что? Сэр, вы это серьезно?
   — Разумеется! — холодно ответил Хэмптон.
   — Но… похитить ее? Вы на самом деле хотите насильно увезти ее? Вы не можете это сделать!
   Капитан кинул в его сторону веселый взгляд:
   — Могу! И сделаю! Если для этого понадобится применить силу, значит, так оно и будет.
   — Но, Мэтт, то есть капитан… хоть она и янки, все же это леди!.. Причем благовоспитанная, из приличной семьи, и наверняка девственница.
   — Это все доставит несколько больше хлопот, могу согласиться, однако, полагаю, она стоит того.
   — Ну уж, сэр!.. — заговорил Фортнер, брызгая слюной во все стороны, он задыхался от возмущения, не в состоянии выразить свои задетые рыцарские чувства.
   — Хватит, Фортнер, не будьте ребенком! Я не совпадаю с вашим представлением о благородном джентльмене Юга? Вообще-то, по правде говоря, обычно я не занимаюсь подобными делами, но учтите чрезвычайность теперешних обстоятельств! — он взглянул на молодого человека жесткими упрямыми глазами. — Не сердите меня, мичман! Когда я хочу что-то, я этого добиваюсь! Время и обстоятельства не позволяют мне играть с мисс Девер в рыцарские чувства. Я намереваюсь забрать с собой эту леди, и не понимаю, почему это вас так заботит.
   Молодой человек поперхнулся, увидев стальную решимость в серых глазах собеседника.
   — Конечно, сэр, я не могу ничего против вас сделать, поскольку вы старше меня чином, и я вам подчиняюсь. Но я должен заявить вам свой протест. Думаю, это неразумно. Она будет мешать нам, сэр. Это опасное и рискованное предприятие — тащить с собой на борт корабля женщину!
   — Мичман, я капитан экипажа и думаю, что я доказал свое право командовать. Я вполне отдаю себе отчет в риске, — внезапно он улыбнулся, чтобы смягчить резкость своих слов. — На войне я предпочитаю немного риска и любви!
   Фортнеру пришлось улыбнуться в ответ.
   — Прошу прощения, сэр. Я знаю, что мои попытки советовать вам, что делать, неуместны. Но, видите ли, она была очень добра к нам, вы же знаете!
   — Я знаю, Фортнер. Поверьте мне, я не собираюсь причинять какой-либо вред этой девушке. Наоборот, возможно, она даже получит удовольствие, — он подмигнул и засмеялся.
   После отплытия корабля, на котором служил лейтенант Перкинс, время для Кетрин тянулось очень медленно. Она обнаружила, что своей помолвкой с человеком, по мнению света, незначительным, она устроила небольшой скандал. Лилиан Стифенс злобно говорила всем, что Кетрин пришлось ухватиться за единственный предоставившийся ей шанс, так как уже вышел возраст. Другие навещали ее с целью выпытать причины, по которым она приняла предложение. Если исключить эти досадные случаи, то в остальном дни текли монотонно и были наполнены серостью обыденной жизни.
   Аманда сохраняла раздраженное молчание, а капитан Хэмптон держался от нее подальше. Излюбленными темами болтовни Педжин были предстоящая свадьба Кетрин и ее дружок Джимми О'Тул. Свадьба была для Кетрин все еще чем-то неопределенным, чтобы начинать к ней готовиться, устраивать же девичники тоже было слишком рано. Единственное занятие, которое пришлось ей по душе, — это выбор и примерка свадебного платья. Даже ежедневная работа в конторе стала ей скучна, особенно после того, как новый корабль из сухого дока был спущен на воду для испытаний и окончательной достройки, и она больше не видела рабочих. Дни ползли потихонечку и складывались в недели, февраль сменился мартом, постепенно погода стала подавать первые признаки потепления.
* * *
   Однажды, в начале марта, когда тюремные фургоны вкатывались на верфи, Хэмптон понял, что время пришло. Корабль уже мог выдержать плавание, хотя и не хватало еще некоторых деталей. Скоро пленных, должно быть, снимут с работ на этом корабле и переведут на другой объект. Но что заставило его принять решение, назначив побег именно на этот день, так это четыре бочки со свежей водой, стоявшие в доке неподалеку. Они предназначались для мытья палуб другого корабля. Чтобы совершить побег, им нужно было иметь пресную воду на борту корабля.
   Повернувшись, как бы случайно, к Фортнеру, он сказал:
   — Прикажите людям обезоружить охрану, как только мы доберемся до корабля. В запасе у нас только час, пока не пришли вольнонаемные рабочие.
   Фортнер уставился на него с удивлением, затем сглотнул комок в горле и взволнованно прошептал:
   — Есть, сэр!
   — Мы с вами возьмем на себя Гантери, Пелджо и Эмерсон управятся с Джексоном, Мэйсон и Картер берут Банниона, а Дженкинс и Парьер обезоружат Сандерсона. Чтоб без шума и все одновременно. Я подам сигнал.
   Фортнер потихоньку передал приказ, когда пленные выпрыгивали из фургонов и шли к кораблю. Хэмптон почувствовал знакомое сокращение мышц, холодок в низу живота, внезапную ясность в голове и прилив в кровь адреналина, все то, что обычно чувствовал перед боем.
   — Типпинс, — он наклонился к одному из своих матросов, когда они поднимались по трапу. — Затейте драку на корме, чтобы привлечь охранников.
   — Слушаюсь, сэр!
   Получив задание, Типпинс поспешил на корму, а Хэмптон и Фортнер крутились рядом с охранником.
   — Послушайте, сержант Гантер, когда же нас переведут на другой корабль, как вы думаете? — спросил Фортнер, чтобы заговорить зубы охраннику.
   — Не знаю! Вы, ребята, лучше принимайтесь-ка за работу, чем лясы точить!
   Одним глазом Хэмптон следил за начинавшейся дракой, и когда Типпинс размахнулся и ударил того, с кем затеял он драку, сказал небрежно сержанту:
   — А было бы неплохо, как в прошлый раз, последить за этой девчонкой Девер! Может, на этот раз составите мне компанию, а?
   — Ах ты… — янки повернулся к нему, в то время как другой охранник уже бежал разнимать дерущихся, и Гантер оказался спиной к Фортнеру, который молниеносно накинул свои цепи на его шею и затянул их, чтобы придушить его слегка и тем самым лишить возможности сопротивляться.
   Хэмптон знаком руки подал сигнал к нападению и схватил ружье охранника. Затем он быстро вынул пистолет из его кобуры и снял с его пояса ключи от замков к кандалам. Бросив взгляд в ту сторону, где в драке копошилась бесформенная людская масса, он поспешил туда, но когда подошел, три другие охранника, обезоруженные, уже лежали на палубе без сознания.
   — Разденьте их, — приказал Хэмптон, — а вы, четверо, наденьте их форму и делайте вид, что стоите на посту! Мэйсон, вот ключи от кандалов! Отомкните всем цепи, наденьте на охранников кандалы и унесите их вниз. Пелджо, иди сюда!
   Он отвел смуглого человека в сторону:
   — Пелджо, ты знаешь мисс Девер?
   Человек с серьгой в ухе ухмыльнулся и утвердительно кивнул.
   — Хорошо, иди в контору и притворись очень взволнованным. Скажи ей, что была драка и один человек серьезно ранен.
   — Вы, сэр?
   — Нет, не я! — иронично усмехнулся Хэмптон. — Если я, она может не прийти! Скажи, Фортнер. И еще скажи, что ее помощь нужна срочно. Пусть с ней никто больше не идет. Сразу веди ее вниз в капитанскую каюту. Понял?
   — Да, сэр! — Пелджо бегом бросился исполнять приказ.
   Повернувшись к своим людям, Хэмптон расставил их по местам и отдал приказ поднять якорь. Мэйсон открыл замок на его кандалах и Хэмптон помассировал свои растертые до крови запястья. Боже, как замечательно вновь обрести возможность широко раскинуть руки!
   — Как там охранники, все в порядке? — спросил он у Мэйсона.
   — Да, сэр, они в тюрьме. Куда мне деть кандалы? Может, бросить их в трюм?
   — Да, они могут нам еще пригодиться.
   — Сэр… — послышался обеспокоенный шепот. — Идет Макферсон.
   — Дьявол! Я надеялся, нам не придется брать его с собой! Из рабочих никто еще не подошел?
   — Нет, сэр!
   — Ладно, впустим его на борт. Пусть те, кто изображает охранников, оглушат его, когда он взойдет на палубу. Без шума! Но постарайтесь не убить его!
   Макферсон взошел по трапу и тут же упал, не успев сделать и двух шагов по палубе. Хэмптон поставил людей у трапа и у швартовых кнехтов, чтобы отплыть, как только мисс Девер окажется на борту. Все больше тревожась, капитан неотрывно наблюдал за верфями. Где же, черт возьми она и Пелджо? Что, если она сегодня опоздала на работу или, возможно, решила совсем не приходить? Он искренне надеялся, что Пелджо окажется не таким дураком, чтобы ее ждать.
   Внезапно они показались вдали. Оба спешили, но юбки мешали Кетрин и кандалы — Пелджо, заставляя их неуклюже семенить ногами. Хэмптон с облегчением вздохнул и отвернулся.
   — Приготовиться отдать швартовые. Как только мисс Девер взойдет на борт, мы отплываем!
* * *
   Когда Пелджо ворвался в контору, Кетрин взволнованно вскочила с места:
   — Что случилось?
   — Мэм, он ранен, мичман Фортнер, там, на корабле. Мистер Макферсон приказал привести вас и принести сумку с аптечкой первой помощи. Прямо сейчас, не откладывая!
   — Конечно! Тедди, достань аптечку, она в третьем шкафу на нижней полке! — она быстро накинула на себя плащ, завязала под подбородком шнурки шляпки и схватила муфту.
   — Что произошло? — возбужденно поинтересовался Тедди, доставая металлическую коробку с бинтами и разными мазями.
   — Драка, — лаконично пояснил Пелджо. — Я возьму эту коробку, парень. Десятник велел, чтобы пришла только мисс.
   — Но я не буду помехой! — запротестовал Тедди.
   — Разумеется, будешь, — коротко сказала Кетрин, уже направлявшаяся к двери, — оставайся здесь! Пошли, Пелджо!
   — Он серьезно ранен? — спросила она, когда они спешили на судно.
   — Уйма крови!
   Она замолчала и сосредоточила все свои усилия, чтобы устранить помехи, мешавшие ей бежать, но в раскачивающемся кринолине и в туго затянутом корсете было трудно просто быстро идти, не говоря уже о том, чтоб бежать. Кетрин чувствовала испуг и странное возбуждение.
   — Он внизу, мэм, в капитанской каюте, — запыхавшись, произнес Пелджо, когда они оказались у трапа.
   Едва взглянув на охранников, она быстро поднялась по трапу и, пробежав по палубе, спустилась в каюту капитана. Распахнув сильным толчком дверь, она ворвалась вовнутрь, и когда вдруг в голове у нее промелькнуло, что пленные на палубе выглядели как-то странно — без кандалов! — чья-то рука захватила ее и твердая ладонь накрыла ей рот. Она бешено сопротивлялась, но рука сжимала ее, словно стальной канат, а так как она и без того запыхалась от бега, голова у нее закружилась, и Кетрин стала терять сознание. Перед глазами все потемнело, и каюта поплыла, когда же все опять стало на свои места, она обнаружила, что ее руки связаны, а сама она примотана спиной к чему-то деревянному и круглому по середине каюты. Плохо освещаемая фигура капитана Хэмптона возвышалась над ней. Сделав глубокий вдох, она открыла рот, чтобы закричать, но тут же Хэмптон ловко засунул ей в рот кляп из тряпки и закрепил его, обмотав носовым платком вокруг ее головы.
   — Я опасался, что вы можете выкинуть этот трюк, — произнес он добродушно. — Я не могу сейчас остаться с вами и побеседовать, но обещаю позже все объяснить. Скоро мы будем в открытом море, где вы сможете накричаться, сколько душе угодно, и я выну кляп из вашего рта. Но пока что вам придется потерпеть. Пока, моя дорогая.
   Запечатлев легкий поцелуй на лбу Кетрин, он вышел из каюты. Кетрин откинула голову, пытаясь отдышаться и привести в порядок свои разлетевшиеся мысли и догадки. Что же происходит? Пленные без кандалов… капитан говорил об открытом море… Она почувствовала, что судно пришло в движение… Они отплыли, и единственным объяснением этому было то, что они устроили побег! Бежали… и зачем-то захватили ее с собой.

ЧАСТЬ 2
МОРЕ

Глава 6

   Спокойно и легко рыболовное судно выскользнуло из гавани. Те немногие, кто заметил это, решили, что оно вышло в пробное плавание. Как и предвидел Хэмптон, пленные успели примелькаться, их присутствие на борту корабля в момент отплытия выглядело вполне естественно. Более того, вид охранников в синих мундирах окончательно рассеивал любые подозрения.
   Пока корабль был виден из гавани, Хэмптон приказывал держать курс на юг, но, очутившись в открытом море, корабль описал широкую дугу, повернув на север. Никому бы и в голову ни пришло, что они могут выкинуть подобное. Это давало им некоторое преимущество.