Керр Катарина. Дни изгнания

   – Я верю тебе, но не много мне толку от твоего обещания. Видишь ли, я не эльф. Мое племя живет недолго, очень мало по сравнению с эльфами, и еще меньше по сравнению с вами. Если она вернется домой нескоро, меня здесь уже не будет. Ты понимаешь меня?
   – Понимаю. – Он долго думал, покусывая нижнюю губу совсем как человек. – Очень хорошо. Кое-что я сделать могу. Вот что, я дам тебе залог… что бы это… о, знаю. Однажды моя женщина дала твоей стрелу. На, возьми еще одну. Теперь у тебя мое слово и мой залог, Адерин Серебряные Крылья, и я обещаю, что она вернется, и ты будешь жив.
   Адерин взял стрелу и провел пальцами по гладкому дереву, прохладному и настоящему.
   – В ответ я благодарю тебя, Эвандар, потому что мне нечего дать тебе.
   – Достаточно твоей благодарности. Очень странно все это.
   Когда Адерин поднял голову, Эвандара уже не было, но стрела у него в руках осталась. Он принес ее в лагерь, порылся в вещах Далландры и нашел другую такую же стрелу, завернутую в вышитую ткань. Он завернул туда и свою, убрал сумку на место, сел на пол, уставился на стену и сидел так долго-долго, ни о чем не думая.
 
   Для Далландры на туманной дороге прошло не больше часа. На закате Элессарио привела ее на широкий зеленый луг, где в траве проблескивали крохотные белые цветочки.
   На лугу стояли длинные столы из позолоченного дерева с вкраплениями драгоценных камней. Они сверкали при свете тысяч свечей, горевших в золотых канделябрах. Вдруг пала ночь, и при свете свечей за столами пировали ее хозяева. Одетые в зеленое и золотое, с украшениями из золота и драгоценных камней, сверкающих у них на шеях, запястьях и в волосах, они очень походили на эльфов, только были гораздо красивее; так и сами эльфы красивее людей. Далландра так и не поняла, столько там было человек, может, тысяча, но сосчитать их она не смогла, потому что они не оставались на месте – или ей просто так казалось? Вот она краем глаза видит стол, а за ним, скажем, десять этих созданий; но стоит ей повернуть голову, чтобы разглядеть их – а стола уже нет, или за ним всего двое-трое, или, наоборот, уже двадцать вместо десяти. А в группах сидящих далеко, они словно сливались, и в то же время оставались различимыми, будто это были образы, которые мы иногда видим в облаках, или языки пламени в костре. Слышался смех, играла музыка – арфы, флейты и барабаны – такой красоты, что Далландра едва сдерживала слезы восторга.
   Элессарио и Далландра сели справа и слева от Эвандара, сидевшего во главе стола. Он взял руку Далландры и поцеловал ее.
   – Добро пожаловать. Хорошо ли прошло путешествие?
   – О да, спасибо.
   – Это замечательно, но ты, должно быть, устала. Выпей меду.
   Эвандар протянул ей высокий кубок чистого серебра, украшенный гирляндой из крошечных розочек червонного золота. Восхищаясь искусной работой, напомнившей ей истории о старине, Далландра поставила кубок на стол.
   – Спасибо, я не хочу пить.
   Его красивое лицо исказилось от гнева.
   – Почему ты отвергаешь мое угощение?
   – Я не желаю попасть здесь в ловушку. Я и есть ничего не буду.
   – Я уже дал тебе обещание: ты уйдешь тогда, когда захочешь, и ни мгновением позже. Ты можешь спокойно пить и есть.
   – О, пожалуйста, Далла, – умоляюще произнесла Элессарио. – Ты же не можешь оставаться голодной все то время, что пробудешь здесь!
   Далландра помедлила, потом улыбнулась и решительно подняла кубок. Если она будет в них сомневаться, они никогда не станут ей доверять.
   – Твое здоровье, Эвандар, и за то, чтобы вы – были! – Она выпила до дна. – О боги, этот мед просто великолепен!
   – У него вкус меда, который делали в Бравельмелиме.
   Она рассматривала пирующих, красивую одежду и драгоценности, позолоченную посуду и великолепно вышитые скатерти и вдруг поняла.
   – Все это сделано по образцу вещей, бывших в утраченных городах, да? – Далландра обвела все рукой. – Одежда и все остальное?
   – Совершенно точно. – Он с удовлетворением улыбнулся. – Позднее появятся жонглеры и акробаты, именно такие, какие развлекали ваших королей.
   Пир и развлечения продолжались до рассвета. Далландра тоже могла бы показать кое-какие фокусы, но пока она наблюдала – нет, она жила в утраченном прошлом своего народа, которое помнили с почти религиозным преклонением, которое дотошно восстановили создания, для кого эти образы означали саму жизнь, во всяком случае, единственно известную им жизнь. Желание увидеть как можно больше, понять исчезнувшую историю захватило ее. Когда пир окончился и пирующие растворились в бледном свете странного сумеречного рассвета, Эвандар повел Далландру на долгую прогулку по берегу реки. Вдоль нее цвели сады, в точности повторяющие сады города Танбалапалима. Они прошли по мосту, украшенному резными лозами винограда, розами и маленькими личиками дикого народца, и вошли во дворец, или только часть дворца, плавающую в тумане. Казалось, что некоторые комнаты открывались в пространство; некоторые залы заросли живыми деревьями; некоторые полы просвечивали насквозь, и внизу двигались какие-то тени.
   Однако комната, в которой они устроились, выглядела вполне материальной, с высоким белым потолком, украшенным отполированными дубовыми балками, и серым полом, застеленным красными и золотыми коврами. Две стены без дверей и окон были раскрашены в точности как палатки эльфов, только гораздо изящнее; на одной изобразили красивую местность то ли на закате, то ли на рассвете, с рекой, впадающей в море. На другой стене был изображен вид на гавань Ринбаладелана. На мебели полированного черного дерева лежали разноцветные шелковые подушки.
   – Наверное, эта комната принадлежала когда-то одной из королев утраченных городов? – спросила Далландра.
   – Нет, вовсе нет, – Эвандар лукаво улыбнулся. – Обыкновенной жене купца.
   Далландра ахнула, по-настоящему потрясенная.
   – Ты и представить себе не можешь, до чего прекрасными были их города, Далла, – сказал он, и голос его дрогнул, в нем слышалась искренняя печаль. – Твой народ был богат, и жили они дольше, чем живете сейчас вы, им хватало времени, чтобы в совершенстве овладеть любым ремеслом; и они были щедрыми, используя свое богатство, чтобы строить такие красивые города, что при одном взгляде на них дух захватывало, даже у таких странных существ, как я. Я так любил эти города! Честно говоря, мне кажется, именно они и научили меня любить. Если бы они не исчезли, я бы отправился в ваш мир и стал жить там вашей жизнью. Но они утрачены, и мое сердце наполовину умерло вместе с ними.
   – Что ж, – сказала Далландра. – Разбитый камень не станет целым, а упавшие стены не подымутся.
   – Ты права. – Он отвернулся, глядя в окно на траву и цветы. – И твой Народ не вернется, они не вернулись даже, чтобы оплакать их. Это трудно простить. Это и, конечно, проклятое железо.
   – Эвандар, мне так надоело слушать, как вы хнычете по поводу железа! Ты что же думаешь, можно было построить эти дурацкие города без него? Или ты думаешь, что мы сумели бы прожить здесь, на равнинах, без ножей, и наконечников для стрел, и топоров?
   – Об этом я как-то не подумал. Извини.
   – Отец, если они использовали железо в своих городах, – прервала его Элессарио, – как же ты смог находиться в них?
   – С большим трудом. Но эта боль была оправдана.
   – Что ж, – Далландра набросилась на него, как ястреб. – Если эта красота стоила такой боли, то…
   Он оборвал ее смехом, но смех был приятный.
   – Ты так же хитра, как и я, чародейка. – Он встал и поманил дочь. – Пойдем, дадим гостье отдохнуть.
   – Ох, я и вправду смертельно устала, – зевнула Далландра. – Должно быть, уже сутки прошли, как я ушла из дома.
 
   Первые двадцать лет после исчезновения Далландры Адерин верил, что она вернется очень скоро, в любой момент. Народ поражался его стойкости и верности, ведь во всех старых сказках говорилось, что никто не возвращается из земли Стражей. Он иногда встречался с Лесным Народом, который поклонялся Стражам, как богам, и узнал все, что им было известно об этих странных существах.
   Когда их шаманы – назвать их жрецами было бы чересчур высокопарно – стали утверждать, что Адерин должен быть счастлив, ведь его жену удостоили такой высокой чести – быть наложницей у этих богов, Адерин удержался и не нагрубил им, но больше к ним не приходил.
   Его спасала только работа. Сначала он наблюдал за тем, как переписывают привезенные Невином книги, и обучал новым знаниям тех эльфов, которые уже стали мастерами. Потом он набрал юных учеников и обучал их своему ремеслу с самых азов. В 752 году по дэверрийскому летосчислению он отправил трех своих учеников обучать других. В этом же году, когда он подыскивал себе следующего ученика, на границу Элдиса приехал Невин.
   Они встретились в тридцати милях севернее Каннобайна, там, где Авер Гаван вливается в Делондериель. Этой весной эльфы устроили конскую ярмарку, потому что эдлисские купцы готовы были платить за породистых животных больше, чем обычно. Однако Невин привез с собой не железо на продажу, а новости. Король Элдиса очень хотел купить этих лошадей, потому что объявил войну Дэверри.
   – Опять? – сварливо спросил Адерин. – О боги, как я рад, что больше не живу в ваших королевствах со всеми их ссорами и скандалами.
   – Боюсь, что в этот раз это нечто большее, чем мелкий скандал. – Невин выглядел измученным. – Верховный Король умер, не оставив наследника, и есть три претендента. Среди них – король Элдиса.
   – А-а. Ну что ж, тогда я прошу прощения. Это уже серьезно.
   – Очень. – Невин помолчал, разглядывая Адерина. – Знаешь, в последнее время я чувствую себя ужасно старым. Боги, у тебя столько седины в волосах, а ведь я все еще помню маленького паренька, которого взял в ученики.
   – Я чувствую себя старше, чем есть на самом деле.
   – Ага. – Невин долго молчал. – Гм… а как ты живешь все эти годы? Я хочу сказать, без нее?
   – Довольно неплохо. У меня есть работа.
   – А надежда?
   – Слабенькая, но жива. Я думаю, что жива. Может, моя надежда – как эти бальзамированные трупы, о которых рассказывается в книгах. Ну, как бардекианцы бальзамируют своих великих людей.
   – Не могу винить тебя за горечь.
   – Это до сих пор звучит горько? Ну, тогда надежда точно жива. – В первый раз за последние шесть лет он был близок к тому, чтобы расплакаться, но удержался и только глубоко вздохнул. – Да, так что насчет гражданской войны? Ты думаешь, она будет долгой?
   Невин долго смотрел на него, словно решая, стоит ли разрешать своему бывшему ученику так резко менять тему.
   – Боюсь, очень долгой, – сказал он наконец. – Все три претендента весьма слабы, а это значит, что никто из них не победит сразу. Кроме того, я получил много страшных предупреждений и знамений. Что-то разладилось в духовных уровнях, и я не пойму, что именно. Но я буду делать то, что могу, чтобы прекратить эту чепуху. Держу пари, эта война изживет себя лет за десять.
   На деле все оказалось гораздо хуже: Смутное Время продолжалось сто пять лет. Именно Невин положил ему конец, хотя и очень высокой ценой. Хорошо, что оба они не знали, как долго будут бушевать войны, а то могли бы пасть духом и не делать вообще ничего. К счастью, с помощью магии или без нее, но они были вынуждены жить год за годом, как все остальные. Невин сразу оказался втянут в политику, но об этом написано в других книгах. Адерин же и Народ в первые тридцать лет почти не замечали войны. Потом начала рушиться сеть торговли, связывавшая Элдис и Дэверри столько лет, купцы стали ездить на запад все реже… Железные вещи сделались редкостью даже в самом Элдисе, и купцам уже не разрешали свободно вывозить их за пределы страны. Эльфы роптали, а Лесной Народ злорадствовал, утверждая, что это Стражи каким-то образом прекратили торговлю металлом демонов. Иногда Адерин думал, что они, быть может, и правы.
   Конечно, Невин держал его в курсе событий, но для Адерина имело значение только одно. Ему были так безразличны сражения и интриги, что он, наконец, понял – он стал для Народа больше, чем другом. Теперь он думал так же, как и они. Круглоухие казались далекими и ничего не значили; жизни их пролетали так быстро, что не стоило помнить об их деяниях или придавать им особое значение, разве что какое-то из событий задевало его сердце или его жизнь. Но в 774 году Невин в одном из их редких разговоров сквозь огонь сказал, что умерли два его друга. Даже при таком магическом способе общения скорбь Невина была ощутима.
   – Сердце мое болит, когда я вижу тебя таким печальным, – подумал ему Адерин.
   – Спасибо. Видишь ли, мне кажется, это и тебя касается. О боги, прости меня! Я должен был сказать тебе об этом, когда они еще жили. Я говорю о душах, которые когда-то были твоими родителями. Гверан и Лисса – родившиеся вновь и так быстро убитые этой проклятой, порожденной демонами войной. Ты еще помнишь их?
   – Ну конечно, помню! Да, мое сердце и вправду болит. Или мне так кажется? Я хочу сказать, это не так больно, как если бы они оставались моей семьей. Хм. Интересно, увижу ли я их когда-нибудь?
   – Кто знает? Никто не может прочесть вирд другого. Но мне кажется, вряд ли. Их вирд связан с королевством, а твой – с совершенно другим народом.
 
   Как оказалось, Адерину все же пришлось сыграть небольшую роль в окончании войны. В 834 году он покинул землю эльфов и на несколько недель отправился в Перидон, бывшую провинцию, которая решила вознаградить себя за все былые лишения и объявила себя независимым королевством. К этому времени, как сказал Невин, появилось столько претендентов на трон и в Дэверри, и в Элдисе, что война должна была длиться вечно. Невин и другие мастера двеомера решили сами выбрать наследника и приложить все усилия и всю магию в отчаянной попытке установить в королевствах мир. Поскольку Адерин оказался ближе всех к Лок Дрейв, где жил их претендент, он и поехал взглянуть на юношу, принца Марина, сына Касиля из Перидона. Знамения указывали, что именно ему быть будущим правителем Дэверри. Адерин отправился в путешествие под видом простого травника и жарким летним днем прибыл в дан Касиля, что стоял на укрепленном острове посреди озера.
   У входа на дамбу, ведущую в дан, стояли вооруженные стражники. Интересно, подумал Адерин, если они меня не пропустят?
   – Добрый дёнь, добрый господин, – сказал старший стражник. – Вы похожи на торговца вразнос.
   – Не совсем так. Я травник.
   – Превосходно! Несомненно женщины в дане захотят посмотреть на ваш товар!
   – А ну, стой! – Вперед шагнул более молодой. – А если это шпион?
   – Успокойся, парень. Никто не пошлет шпионить такого пожилого человека. Проходите, добрый господин.
   Слова ударили Адерина, как пощечина. Пожилого? Неужели он уже пожилой? Знатные дамы в дане, включая саму королеву, приняли его очень гостеприимно и оставили погостить, так что он имел возможность не раз посмотреть на себя в зеркало. Да, стражники говорили правду: совершенно белые волосы, лицо в морщинах, веки набрякшие, а глаза утомленные, такие утомленные из-за его долгой скорби о похищенной женщине! Теперь он понял, что потеря Далландры сожгла его молодость, как огонь сжигает траву. За эти дни в дане Касиля умерли остатки его надежды на то, что он вновь увидит ее. И когда Невин попросил его задержаться в дане еще на день, он, не раздумывая, согласился; больше не нужно было спешить назад в алар в надежде, что Далландра вернется, пока его не будет.
   А вернувшись в землю эльфов, он попросил бардов добавить новые слова в сказания о Стражах: они не всегда выполняют свои обещания.
 
   Для Далландры же эта сотня лет пролетела, как четыре дня, наполненных радостью, пирами и музыкой, смехом и историями о былом. Она изредка вспоминала Адерина и предвкушала, как будет рассказывать ему то, что рассказывал об утраченных городах Эвандар. Она знала, что эти истории очаруют Адерина так же сильно, как очаровали они ее. Она не уставала слушать, а Эвандар не уставал рассказывать ей об этих городах, и говорил о них всегда с любовью. На четвертую ночь они сидели на склоне холма, глядя на луг. Там горели факелы, играли на арфах, а молодежь танцевала строго и торжественно, кланяясь и делая медленные шаги.
   – Это так не похоже на танцы моего народа, – заметил Далландра. – Мы любим подпрыгивать, и выкрикивать что-нибудь, и танцевать быстро, как ветер.
   – О, я помню ваши танцы. Тогда их называли деревенскими.
   – Понятно. Знаешь, вот я все думаю, может быть, эти города можно восстановить? Жаль, что круглоухие такие ненадежные, а то можно было бы с ними договориться или хотя бы научиться снова обрабатывать железо. Я знаю, я знаю, ты ненавидишь железо, но оно необходимо, чтобы обтесывать камень и все такое. И нам нужно узнать, как делать строительный раствор, и ткать, и строить мосты, чтоб не рушились, и улицы, чтобы не изгибались. Может, для начала построить только один город? Очень жаль, что они так и остались разрушенными и только совы строят там гнезда да волки рыскают.
   – То, что ты говоришь, звучит соблазнительно.
   – Правда?
   – Да, и даже соблазнительнее, чем ты думаешь, потому что я знаю лучше тебя, что можно сделать. А если у нас будет место, где можно жить, красивое надежное место, мы выберем жизнь, похожую на вашу, а не смерть. Ну, многие из нас. Молодежь. Меня тревожит их судьба. Со временем их рождается все меньше и меньше.
   – Я так и не понимаю, как они рождаются.
   – Я тоже. – Он тихонько засмеялся. – Я тоже не понимаю, но они появляются и восхищают нас. Страшно подумать, что они исчезнут.
   На лугу играла музыка, ей вторил смех. Далландра посмотрела вверх и увидела огромную серебряную луну, слегка прикрытую облаками. Темные пятна (она решила, что это птицы) пролетели мимо нее, потом сделали круг и устремились вниз, увеличиваясь в размерах и шумно махая крыльями. Эвандар закричал и вскочил на ноги.
   – Беги! – пронзительно кричал он. – Далла, к деревьям!
   Она увидела эти деревья всего в нескольких ярдах, на вершине холма. Она бежала и слышала крики и вопли, шум крыльев и карканье разъяренных воронов. Уже подбегая к укрытию, она увидела большую птицу, камнем падающую на нее. В последний момент Далландра закатилась под куст. Пронзительно вскрикивая, разочарованный ястреб полетел к лугу, на котором метались между факелами растерянные и испуганные танцоры. Далландра решилась выбраться из своего укрытия, и ястреб снова повернул к ней, но на этот раз он приземлился и превратился в Альшандру.
   – Я так и думала, что это ты, – спокойно сказала Далландра. – Чтобы не потерять дочь, тебе придется пойти вместе с ней.
   – Вонючая сука! Я убью тебя!
   – Не сможешь. Во всяком случае не здесь, не в этом мире. – Далландра положила руку на аметистовую фигурку. – Что ты собиралась сделать? Разорвать меня когтями?
   В утреннем воздухе повис пронзительный крик. Альшандра исчезла. Сквозь лиловый туман поднималось солнце.
 
   Далландра спускалась по склону холма при бледном свете зари, а в Дэверри и Элдисе подходил к концу 854 год.
   Прошли косые осенние дожди, и этот год должен был стать черным для Элдиса, потому что Марин, теперь не юноша, а взрослый мужчина и Верховный Король объединенного Дэверри, расположился лагерем на севере Элдиса и вел осаду его северных городов самой большой армией, когда либо вступавшей в это государство. Адерин перебирался со своим аларом в зимний лагерь, когда Невин сообщил ему сквозь огонь эту новость. К этому времени Невин стал главным советником Верховного Короля, но, вместо того, чтобы сидеть в продуваемых сквозняками руинах разрушенного во время войны дана Дэверри, он путешествовал вместе со своим правителем.
   – К счастью, не так уж много у меня дел, – сказал он этой ночью с заметным облегчением. Мы отсиживаемся в Кернметоне, и здесь хорошо и уютно, потому что город сдался, не дожидаясь осады.
   – Я рад слышать это. Ты думаешь, война еще долго продлится?
   – Нет. Куда бы король ни пришел, сопротивление там прекращается. Весной, когда в городах кончится провизия и они не смогут больше выдерживать осаду, войско отправится на юг, возьмет Аберуин и Абернас, и на этом все кончится. Дэверри и Элдис станут одним королевством. Что-то не так? Почему твой образ так испуган?
   – Я действительно испуган. Когда война кончится, не двинутся ли жители Элдиса назад на запад, чтобы отобрать земли у моего народа?
   – Я так старался закончить гражданскую войну, что совсем забыл, как на это смотришь ты. Но не терзай свое сердце. – Даже мысленное прикосновение к сознанию Невина позволяло ощутить его печаль. – Ты просто не понимаешь, как ужасна была эта война, сколько людей погибло. В новом королевстве будет достаточно земли, чтобы удовлетворить всех в течение долгих лет.
   Адерин удержался и не стал втайне торжествовать.
   – Дай-ка подумать, – сказал он вместо этого. – Мой алар не так далеко от Кернметона, и мы будем проезжать мимо по дороге к зимнему лагерю. Может быть, мы сможем встретиться?
   – Это было бы прекрасно, но тебе не стоит въезжать в город. Интенданты короля сейчас стараются рекрутировать любого, кто в состоянии сражаться, так что мне кажется, Народу сейчас лучше держаться от нас подальше. Вот летом, когда война кончится, будет лучше. – Образ Невина неожиданно улыбнулся. – Со мной есть кое-кто, кого тебе необходимо увидеть. Эта душа была когда-то твоим отцом. Сейчас он снова бард, но долгие годы был наемным солдатом, и он – мой друг. Его зовут Мэдин.
   К этому времени мысль об отце уже не волновала Адерина, и он отнесся к этой встрече, как к знакомству с любым иным другом Невина. Но, встретившись с Мэдином, он почувствовал в нем родственную душу. Предсказания Невина о войне были точны. Весной Марин со своим войском направился на юг, и жители Элдиса были счастливы сдаться и прекратить ужасы войны.
   В Абернасе открыли городские ворота, едва завидев армию. Аберуин устроил целое представление, полдня удерживая город и сдался на закате. Марин и его люди преследовали последнего короля Элдиса Эйникира (для тех, кого интересует историческая точность, сообщаем, что он был законным правнуком принца Аберуина Майла, известного как Майл-Предсказатель), а Невин в обществе одного только Мэдина отправился на запад навестить Адерина.
   Они встретились на северо-западе от Каннобайна на берегу небольшой речки, впадающей в И Брог, где алар остановился, чтобы дать отдых коням, на пути в первый летний алардан. К тому времени Мэдину исполнилось сорок пять, что считалось очень почтенным возрастом для воина; он был совершенно седым, с усталыми глазами – слишком много его друзей погибло за короткое время. И все же он оказался приятным собеседником, готовым пошутить, и Народу он очень понравился, потому что относился к дикому народцу с такой же любовью, как и сами эльфы. Одна маленькая фея с длинными голубыми волосами и зубами, острыми, как иголки, была ему необычайно преданна, не отходила от него ни на шаг днем и спала рядом ночью.
   – Боюсь, это я виноват, – уныло сказал Невин, когда Адерин спросил его о фее. – Много лет назад, будучи тяжело ранен, Мэдин провел со мной целую зиму. Тогда он и познакомился с диким народцем, потому что они постоянно были рядом. Это как-то связано с его музыкой, ведь он очень талантливый арфист.
   – Дикий народец любит красивые мелодии, это правда. Вообще большого вреда в этом нет, жалко только фею. Когда Мэдин умрет, она не сумеет этого понять и будет очень страдать.
   – О, скорее всего, она его быстро забудет. Конечно, он не должен был встречаться с диким народцем, но никто не заставлял ее влюбляться в него.
   Обычно Адерин спал всего несколько часов, но тем вечером он так устал, что рано ушел в свою палатку и заснул моментально. Во сне к нему явилась маленькая голубая фея и повела его на пастбища – то есть это он сначала решил, что это пастбище, а потом увидел над горизонтом полную фиолетовую луну. В сонном сознании прозвучал таинственный голос, сказавший:
   – Это Врата.
   Адерин огляделся и увидел двух молодых женщин, бегущих к нему, держась за руки и улыбаясь. В одной из них он узнал Далландру. Он так часто видел ее во сне за последние сто лет, что не почувствовал ни радости, ни печали, только подумал, что да, он по-прежнему любит ее, раз время от времени призывает к себе ее образ.
   Далландра подошла поближе, и он увидел у нее на шее маленькую аметистовую фигурку. Это так не соответствовало его прежним снам, что Адерин почувствовал – это что-то другое, и вдруг понял, что в этом сне он присутствует в виде своего светового тела: бледно-голубого образа, своей формой слегка напоминающего человека. В этом образе он путешествовал по эфирным уровням.
   – Адо, я так рада видеть тебя, несмотря на такой образ, – сказала Лалландра. – Но у меня мало времени. Нам нелегко приходить к Вратам, понимаешь?
   – Не понимаю. Далла, во имя любви богов, когда ты вернешься домой? – Скоро, скоро. Ну, не дуйся – в конце концов, меня нет всего пару дней. Слушай внимательно. Ты же знаешь своего гостя, друга Невина, ну, этого, которого любит фея?
   – Его зовут Мэдин. И тебя нет не пару дней.
   – Ну, хорошо, пять дней. Ну, пожалуйста, слушай! Я чувствую, что меня уже уносит назад. У этого Мэдина есть драгоценность, сделанная из серебра гномов. Она нужна Стражам. Адо, мне столько надо тебе рассказать! Иногда Стражи видят будущее. Только отрывками и кусочками, но все равно видят. И один из них увидела что этот парень, Мэдин, станет очень важной персоной. В общем, им нужно это кольцо с розами. – Она еще продолжала говорить, но при этом становилась тоньше, бледнее, ее уже трудно было разглядеть. – У меня в сумах полно всякой всячины, на которую ты можешь обменять это кольцо. Дай ему все, что он захочет, хоть завали его с головой, мне все равно, только заполучи кольцо и оставь его у дерева возле лагеря.