Страница:
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше, чем когда-либо, а прошло всего несколько часов. Самое смешное, что я пошла домой, а родители не заметили никакой разницы.
Я знал, что ей хочется еще поговорить об этом, но не мог. Мне нужно было задать ей другие вопросы.
— Что сказал Линкольн в аэропорту? Что он вам говорил?
— Он взял с меня слово никому об этом не рассказывать. А еще велел не говорить вам, что я думаю о вас и вашей жене. — Она остановилась и после недолгого размышления добавила: — Единственное, что он просил меня сделать конкретно — передать вам вот это. — Женщина сунула руку в сумочку и вытащила пистолет. — Вчера Линкольн избил вас вот этим.
— И что я должен с ним делать?
— Не знаю. Может быть, Линкольн думал, что вы захотите застрелиться. Мне надо идти. Я сделала то, о чем он просил. — Она отвернулась и пошла по темной улице; аромат ее духов еще держался в воздухе.
— Подождите! Как он мог спасти вас, если был так расстроен? И почему вы его не остановили, позволили ему убить себя?
— Потому что мы были друзьями и хотели, чтобы другой получил то, что хочет. Из-за того, что вы сделали, Линкольн хотел умереть; он так решил. Он был моим другом, мистер Фишер. Готовым сделать для меня все, даже в самом конце. Жаль, что вы его не знали.
Женщина снова отвернулась и ушла. Мне не захотелось окликнуть ее или пойти за ней. Для меня она ничего не значила, и если это все правда, что с того? Линкольн мертв. По моей вине. Мой мертвый ангел.
Я сунул пистолет в карман пиджака и пошел через улицу к дому.
— Мистер Фишер? — Ко мне подскочили двое мальчишек Гиллкристов, и Билл показал в сторону Белька. — Вы ее знаете? Вы потому с ней говорили? Мама велела нам никогда не разговаривать с такими, как она. Она ужасная, старая и грязная. А вы с ней говорили. Вы ее знаете?
Прежде чем отпереть дверь, я позвонил, чтобы предупредить того, кто находился в доме, кем бы он ни был. Я надеялся, что Лили нет дома, потому что хотел сначала все увидеть и узнать подробности. Дайте мне время все обдумать, прежде чем что-то предпринять.
— Кто там?
— Мэри? Это я, Макс.
— Я так и думала, что это ты. Что у тебя с лицом? Где ты был?
— Не важно. Лили здесь?
В доме пахло по-другому. Закрывая за собой дверь, я пытался сообразить чем. Едой? Нет. Новыми духами? Чужими. В доме пахло чужими людьми, которые успели здесь побывать.
— Нет, они с Грир у Иба с Гасом. Врач дал ей успокоительное, и она держалась довольно спокойно, но я бы хотела, чтобы ты был здесь. Лили нашла его. Линкольн висел на балке в вашей спальне.
— Записку оставил?
— Да. «Это для тебя, Лили. Спасибо», и подпись: «Не Брендан Майер».
— Полиция записку видела?
— Да. Они забрали ее с собой. Макс, что происходит? Что с тобой случилось? Куда ездил Линкольн вчера?
— Записка в полиции? Так что в ней?
— «Это для тебя, Лили. Спасибо». Подпись: «Не Брендан Майер». Ты понимаешь, о чем это? А Лили?
— Говоришь, она нашла тело? Грир его видела?
— Насколько я знаю, нет. Вчера вечером после твоего отъезда Лили позвонила мне и спросила, в чем дело. Я изложила все в очень общих чертах, о пистолете не упоминала. Сказала, что Линкольн, по-видимому, что-то натворил, и ты пытаешься его вытащить. Лили попросила меня переночевать у вас, и я приехала, просто так, на всякий случай. Сегодня она очень беспокоилась, потому что ни от кого из вас не было вестей. Я торчала тут, сколько могла, потом уехала, как я думала, всего на несколько часов. Грир уехала в школу, Лили ушла по делам, а потом, когда она днем вернулась… Линкольн был… там. Она нашла его в спальне. Макс, ты знаешь, почему он это сделал?
Мэри была самым старым моим другом, человеком, которому я доверял больше, чем кому-либо.
— Нет. Странная какая-то записка — ничего не понимаю. Брендан Майер? Кто это?
— Может, какой-то его приятель? Вот еще что. Полиция стала разыскивать его друзей, чтобы допросить. В особенности Элвиса и Белька. Элвиса они нашли, но он ничего не знает. Похоже, он расплакался, когда услышал, что Линкольн покончил с собой. И еще одно, Макс. Ты должен съездить опознать тело. Лили это не по силам, не будем ее тревожить. Первым делом тебе нужно поехать в морг и опознать его,
— Хорошо. Сейчас поеду.
— Я бы поехала вместо тебя, но они хотят…
— Я сказал, хорошо, Мэри. Сейчас поеду. Мэри коснулась моего плеча, я отстранился.
— Не расскажешь, что там произошло? Все дело в пистолете? С ним все связано?
— Нет. Пистолет тут совершенно ни при чем. Сначала хочу взглянуть на спальню. Я должен увидеть, где это случилось.
— Там ничего нет. Все убрали. Просто ваша спальня, такая же, как всегда. Правда, Макс, там ничего не осталось. Иди, взгляни, там просто застеленная постель, комод…
— И удобно торчащая балка? Мне нужно ее увидеть. И еще я должен зайти в его комнату. Мне просто нужно немного побыть и там, и там. Понимаешь?
Мэри кивнула и с жалостью посмотрела на меня:
— Ладно. Хочешь, я тебя отвезу…
— В морг? Ты это слово не могла произнести, Мэри? Нет. Я поеду один. Только скажи, как туда доехать.
Мы стояли близко друг от друга. Она потянулась ко мне — и обняла. Я разжал руки не раньше нее, но обнял ее не слишком крепко. Мы отодвинулись друг от друга. В глазах у Мэри стояли слезы.
— Ты, правда, не хочешь, чтобы я тебя отвезла?
— Правда. Спасибо за то, что ты сделала. Спасибо, что была здесь прошлой ночью и сегодня.
— Хорошо, что я оказалась тут. Господи, если бы это не выпало на вашу долю… Ј
— Я как-то читал одну заметку, там говорилось, что лишь один самоубийца из шести оставляет записку. А из записки близкие редко узнают то, что хотели. У нас, по крайней мере, есть зацепка, а? Лили и я можем прожить остаток жизни, зная…
— Макс…
— Только скажи, как доехать.
* * *
Вам кажется, что это место раздерет вас на клочки, что, даже просто войдя туда, вы растеряете всю решимость и всякое мужество. В отличие от других слов, вроде «любви» или «ненависти», «морг» имеет лишь одно значение. Он то, что он есть, — место, куда привозят трупы, чтобы вы увидели их в последний раз. Залы для траурных церемоний — что-то совсем другое. Если тело попало в морг, значит, что-то, кроме смерти, пошло не так, значит, последний вздох показался подозрительным. В морге тело не обряжено в костюм, и не задрапировано со вкусом, его вскрывают и исследуют в поисках улик. В отличие от траурного зала, морг — место не последнего успокоения, а скорее последнего допроса. Допрашивающие находят ответы не в словах, а на коже и под ней.
Я думал, что не смогу это выдержать, но, входя в последнюю дверь, отделяющую меня от тела Линкольна, поперхнулся, пытаясь подавить громкий старомодный смешок: «Ха-ха!». Сопровождавший меня доктор посмотрел на меня сочувственно:
— Ничего. Только взгляните один раз, скажите, узнаете его или нет, и все.
Он не угадал. Рассмеялся я не от страдания и не в припадке безумия, а потому что, сунув руки в карманы пиджака, обнаружил, что у меня с собой пистолет Линкольна. Пистолет в морге! В кого тут стрелять, когда все уже мертвы?
— С вами все нормально?
— Да, все хорошо. — В других обстоятельствах я бы запсиховал, но не теперь. Я стоял в морге с пистолетом в кармане, ожидая, когда мне покажут тело моего сына, который повесился сегодня исключительно из-за меня и моей любимой жены. Если посмотреть под таким углом, пистолет значит не слишком много. Его пистолет. Моя вина. Его смерть. Моя вина.
— Сюда. Это здесь. Будьте добры, отойдите на несколько шагов.
В стене виднелись ряды выдвижных ящиков, и прошло целое мгновение, прежде чем я понял, что в них лежат трупы. В середине комнаты стояли металлические столы со стоком внизу, но все они, за исключением одного, были пусты. У него-то мы и остановились.
Тело покрывала тонкая белая простыня. Под простыней лежал наш сын, наше преступление, мой мертвый ангел-хранитель. Врач стянул ее.
Я просто не мог сразу увидеть лицо. Этого я бы не вынес. Пока простыня скользила вниз, я намеренно смотрел на его живот. У него такой крошечный пупок. Когда Линкольн был маленьким, достаточно было пощекотать ему пупок пальцем, и он смеялся, смеялся, смеялся, не в силах остановиться. Тонкие руки, изящные кисти. Еще не мужские руки, скоро станут настоящими мужскими руками. Я вспоминал, как они двигались, как дотрагивались до вещей. Совали в рот картофель-фри, поддерживали сестренку под затылок, когда он учил ее плавать. Мои глаза пробежали вверх по рукам к узким плечам, но остановились, дойдя до кровавого рубца вокруг шеи. Линия раздела; ужасная багровая борозда вокруг шеи, оставленная веревкой. Что страшнее — серовато-белая кожа, закрытые, но выпученные глаза, или красный рубец на шее?
— Мистер Фишер?
— Да? Ах да, это мой сын. Линкольн.
— Боюсь, что, хотя случай очевидный, нам придется провести вскрытие, поскольку он умер не своей смертью. Так требует…
— Я понимаю. — Я потрогал пистолет в кармане. Он нагрелся, потому что все это время я сжимал его в руке. Что сделает этот человек, если я неожиданно вытащу пистолет? — Извините, доктор, я не знаю, какие у вас здесь порядки. Я не мог бы побыть несколько минут с ним наедине? Это разрешено?
— Конечно. Я задерну занавеску, чтобы вас не беспокоили.
До сих пор я не замечал занавески, отодвинутой к стене, но был чрезвычайно признателен ему за его такт и сдержанность. Врач задернул ее и тихо сказал мне, что подождет в соседней комнате. Я поблагодарил его и постоял, слушая удаляющиеся шаги. Дверь с тихим скрипом отворилась и захлопнулась. Линкольн и я в последний раз остались одни.
Я чувствовал, что сердце переполняют слова, которые я хотел бы сказать ему, умоляя о прощении, принимая на себя всю вину за эту потерю и утрату. Я хотел повиниться перед ним… Мысли и чувства смешались, толпясь, но слова были уже не нужны. Я хотел проститься как-то иначе. Хуже всего был багровый рубец на шее, и я поднял руку и коснулся его. Двумя пальцами дотронулся до кровавого вздувшегося рубца, медленно провел ими по красной черте. Подумал: «Прости меня. Я так сожалею. Прости».
И тут его голова шевельнулась.
Сначала медленно, из стороны в сторону. Неужели? Она действительно двигается? Да. О да, двигается, и еще как! Все быстрее и быстрее, дальше и дальше, из стороны в сторону.
Я взглянул — теперь на шее ничего не было. Она стала чистой, незапятнанной. Нет красной борозды, нет смертной отметины. Исчезла. Только бледная кожа. Бледная кожа молодого человека.
Когда я вошел в комнату, Линкольн был мертв. Когда я смотрел прямо на него, он был мертв, горло перерезано веревкой. Такое понимаешь сразу; стоит взглянуть — и вопросов не остается. Мертв.
Теперь рубец исчез, и Линкольн улыбался. Потом раздался какой-то странный звук, словно оно, тело моего сына, откашлялось. Кхм. Кхм. Кхе. Да, несомненно. Оно смеялось. Его голова перекатывалась взад-вперед. Наш мертвый мальчик смеялся. Рот у него открылся, и язык удавленника, распухший от черной крови, вывалился, сухой и непристойно огромный. Глаза открылись. Выпученные глаза.
Голова перекатывалась с боку на бок. Он смеялся.
Я в ужасе приставил к его голове — к виску — пистолет. Тот задвигался вместе с головой из стороны в сторону. Из стороны в сторону. Глаза, налитые кровью, но зрячие, смотревшие прямо на меня, тоже смеялись. На горле снова краснела полоса. Метка смерти. Моя вина.
Он замер. Попытался заговорить, но не мог — с таким-то языком. Закрыл глаза, снова открыл. Они уже не вылезали из орбит. Только иссиня-серая кожа напоминала о том, что он мертв.
Он посмотрел на меня. Бледные, сухие, потрескавшиеся губы.
— Что ты собираешься сделать, папа, застрелить мертвеца?
Я попытался заговорить, но не смог. Не мог и нажать на курок. Я часто заморгал. Мне мешали слезы. Я пытался заговорить, но не мог.
— Спусти курок, но ничего не выйдет. Или, может быть, выйдет, если ты нажмешь на курок. Я не вправе это делать. Я должен остаться и заботиться о тебе.
— Линкольн…
— Не хочу! Я хочу умереть! Это не обман. Я не играю ни в какие гребаные игры. Я хочу умереть! Нажми на курок, пожалуйста! Может быть, сработает. — Он снова улыбнулся, не в силах продолжать. Улыбка растаяла. — Мне так страшно! Я не хочу так. Не хочу больше. Просто хочу уйти-и-и-и-и!
Я так любил его. Мой сын.
— Что я могу сделать?
— Не знаю. — Он закрыл глаза и перекатывал голову туда-сюда, вправо-влево. Кроваво-красный рубец на шее. — Они меня не отпускают! Что мне делать? Мне так страшно!
Я протянул к нему руку. Он схватил ее и притянул к себе, прижал. Мой сын. Мой бедный прекрасный сын. Я уронил пистолет на пол и забрался на стол. Обнял сына, прижал к себе. Мой сын. Моя вина.
— Обними меня. Обними крепко.
Сколько я пробыл там? Долго ли обнимал его, говорил с ним, пытался убедить, что сделаю все, чтобы все исправить, чтобы помочь, пока не услышал ее голос? Голос Лили.
— Макс! Что ты делаешь? Отпусти его! Прекрати! Отпусти! О господи!
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я лежал, опустив голову Линкольну на грудь, и говорил с ним, рассказывал ему что-то. Не помню что. Сперва я услышал голос Лили, потом понял, что это ее голос, и только потом смог поднять голову и взглянуть на нее. Она стояла совсем близко. Неужели я не услышал, как она вошла? Лили рядом со мной комкала в руке край занавески. Другую руку она прижала ко рту и пристально смотрела на меня взглядом, в котором смешались отвращение, жалость и ненависть — все разом.
— Слезь с него! Пожалуйста, Макс, слезай!
Я хотел ответить, но тут увидел за плечом Лили девушку. Должно быть, она стояла снаружи, в коридоре, и вошла, когда услышала вопль Лили. Увидев, что я обхватил Линкольна, она рванулась ко мне и схватила меня за волосы. Я прочел надпись на футболке. «Nine Inch Nails». Та же футболка, что была на ней вчера, когда Линкольн был жив. Те же грязные штаны и солдатские ботинки. Те же белые, торчащие в стороны волосы и лицо шестнадцатилетней девчонки. Белёк.
Она схватила меня за волосы и запрокинула мне голову, вопя на меня, чтоб я слез! Слезал! Пронзительным, разъяренным голосом шестнадцатилетней девчонки.
Я не сопротивлялся, когда она стягивала меня со стола. Дал оттащить себя от Линкольна. Дал оттащить, потому что, увидев ее такой, какой она была на самом деле, какой была все время, я понял. Она внезапно открыла какой-то ужасный глаз внутри меня и заставила его узреть истину.
И только тут я узнал, или понял, — не важно, как назвать. Я понял, что этой девочке шестнадцать лет и всегда было шестнадцать. Понял, что несколько кратких часов назад мне был дан единственный последний шанс спасти сына, но я потерял его из-за своего безумия и отговорок.
У меня больше ничего не осталось.
Как повезло Линкольну, что он мертв.
И он действительно был мертв.
Примечания
— Лучше, чем когда-либо, а прошло всего несколько часов. Самое смешное, что я пошла домой, а родители не заметили никакой разницы.
Я знал, что ей хочется еще поговорить об этом, но не мог. Мне нужно было задать ей другие вопросы.
— Что сказал Линкольн в аэропорту? Что он вам говорил?
— Он взял с меня слово никому об этом не рассказывать. А еще велел не говорить вам, что я думаю о вас и вашей жене. — Она остановилась и после недолгого размышления добавила: — Единственное, что он просил меня сделать конкретно — передать вам вот это. — Женщина сунула руку в сумочку и вытащила пистолет. — Вчера Линкольн избил вас вот этим.
— И что я должен с ним делать?
— Не знаю. Может быть, Линкольн думал, что вы захотите застрелиться. Мне надо идти. Я сделала то, о чем он просил. — Она отвернулась и пошла по темной улице; аромат ее духов еще держался в воздухе.
— Подождите! Как он мог спасти вас, если был так расстроен? И почему вы его не остановили, позволили ему убить себя?
— Потому что мы были друзьями и хотели, чтобы другой получил то, что хочет. Из-за того, что вы сделали, Линкольн хотел умереть; он так решил. Он был моим другом, мистер Фишер. Готовым сделать для меня все, даже в самом конце. Жаль, что вы его не знали.
Женщина снова отвернулась и ушла. Мне не захотелось окликнуть ее или пойти за ней. Для меня она ничего не значила, и если это все правда, что с того? Линкольн мертв. По моей вине. Мой мертвый ангел.
Я сунул пистолет в карман пиджака и пошел через улицу к дому.
— Мистер Фишер? — Ко мне подскочили двое мальчишек Гиллкристов, и Билл показал в сторону Белька. — Вы ее знаете? Вы потому с ней говорили? Мама велела нам никогда не разговаривать с такими, как она. Она ужасная, старая и грязная. А вы с ней говорили. Вы ее знаете?
Прежде чем отпереть дверь, я позвонил, чтобы предупредить того, кто находился в доме, кем бы он ни был. Я надеялся, что Лили нет дома, потому что хотел сначала все увидеть и узнать подробности. Дайте мне время все обдумать, прежде чем что-то предпринять.
— Кто там?
— Мэри? Это я, Макс.
— Я так и думала, что это ты. Что у тебя с лицом? Где ты был?
— Не важно. Лили здесь?
В доме пахло по-другому. Закрывая за собой дверь, я пытался сообразить чем. Едой? Нет. Новыми духами? Чужими. В доме пахло чужими людьми, которые успели здесь побывать.
— Нет, они с Грир у Иба с Гасом. Врач дал ей успокоительное, и она держалась довольно спокойно, но я бы хотела, чтобы ты был здесь. Лили нашла его. Линкольн висел на балке в вашей спальне.
— Записку оставил?
— Да. «Это для тебя, Лили. Спасибо», и подпись: «Не Брендан Майер».
— Полиция записку видела?
— Да. Они забрали ее с собой. Макс, что происходит? Что с тобой случилось? Куда ездил Линкольн вчера?
— Записка в полиции? Так что в ней?
— «Это для тебя, Лили. Спасибо». Подпись: «Не Брендан Майер». Ты понимаешь, о чем это? А Лили?
— Говоришь, она нашла тело? Грир его видела?
— Насколько я знаю, нет. Вчера вечером после твоего отъезда Лили позвонила мне и спросила, в чем дело. Я изложила все в очень общих чертах, о пистолете не упоминала. Сказала, что Линкольн, по-видимому, что-то натворил, и ты пытаешься его вытащить. Лили попросила меня переночевать у вас, и я приехала, просто так, на всякий случай. Сегодня она очень беспокоилась, потому что ни от кого из вас не было вестей. Я торчала тут, сколько могла, потом уехала, как я думала, всего на несколько часов. Грир уехала в школу, Лили ушла по делам, а потом, когда она днем вернулась… Линкольн был… там. Она нашла его в спальне. Макс, ты знаешь, почему он это сделал?
Мэри была самым старым моим другом, человеком, которому я доверял больше, чем кому-либо.
— Нет. Странная какая-то записка — ничего не понимаю. Брендан Майер? Кто это?
— Может, какой-то его приятель? Вот еще что. Полиция стала разыскивать его друзей, чтобы допросить. В особенности Элвиса и Белька. Элвиса они нашли, но он ничего не знает. Похоже, он расплакался, когда услышал, что Линкольн покончил с собой. И еще одно, Макс. Ты должен съездить опознать тело. Лили это не по силам, не будем ее тревожить. Первым делом тебе нужно поехать в морг и опознать его,
— Хорошо. Сейчас поеду.
— Я бы поехала вместо тебя, но они хотят…
— Я сказал, хорошо, Мэри. Сейчас поеду. Мэри коснулась моего плеча, я отстранился.
— Не расскажешь, что там произошло? Все дело в пистолете? С ним все связано?
— Нет. Пистолет тут совершенно ни при чем. Сначала хочу взглянуть на спальню. Я должен увидеть, где это случилось.
— Там ничего нет. Все убрали. Просто ваша спальня, такая же, как всегда. Правда, Макс, там ничего не осталось. Иди, взгляни, там просто застеленная постель, комод…
— И удобно торчащая балка? Мне нужно ее увидеть. И еще я должен зайти в его комнату. Мне просто нужно немного побыть и там, и там. Понимаешь?
Мэри кивнула и с жалостью посмотрела на меня:
— Ладно. Хочешь, я тебя отвезу…
— В морг? Ты это слово не могла произнести, Мэри? Нет. Я поеду один. Только скажи, как туда доехать.
Мы стояли близко друг от друга. Она потянулась ко мне — и обняла. Я разжал руки не раньше нее, но обнял ее не слишком крепко. Мы отодвинулись друг от друга. В глазах у Мэри стояли слезы.
— Ты, правда, не хочешь, чтобы я тебя отвезла?
— Правда. Спасибо за то, что ты сделала. Спасибо, что была здесь прошлой ночью и сегодня.
— Хорошо, что я оказалась тут. Господи, если бы это не выпало на вашу долю… Ј
— Я как-то читал одну заметку, там говорилось, что лишь один самоубийца из шести оставляет записку. А из записки близкие редко узнают то, что хотели. У нас, по крайней мере, есть зацепка, а? Лили и я можем прожить остаток жизни, зная…
— Макс…
— Только скажи, как доехать.
* * *
Вам кажется, что это место раздерет вас на клочки, что, даже просто войдя туда, вы растеряете всю решимость и всякое мужество. В отличие от других слов, вроде «любви» или «ненависти», «морг» имеет лишь одно значение. Он то, что он есть, — место, куда привозят трупы, чтобы вы увидели их в последний раз. Залы для траурных церемоний — что-то совсем другое. Если тело попало в морг, значит, что-то, кроме смерти, пошло не так, значит, последний вздох показался подозрительным. В морге тело не обряжено в костюм, и не задрапировано со вкусом, его вскрывают и исследуют в поисках улик. В отличие от траурного зала, морг — место не последнего успокоения, а скорее последнего допроса. Допрашивающие находят ответы не в словах, а на коже и под ней.
Я думал, что не смогу это выдержать, но, входя в последнюю дверь, отделяющую меня от тела Линкольна, поперхнулся, пытаясь подавить громкий старомодный смешок: «Ха-ха!». Сопровождавший меня доктор посмотрел на меня сочувственно:
— Ничего. Только взгляните один раз, скажите, узнаете его или нет, и все.
Он не угадал. Рассмеялся я не от страдания и не в припадке безумия, а потому что, сунув руки в карманы пиджака, обнаружил, что у меня с собой пистолет Линкольна. Пистолет в морге! В кого тут стрелять, когда все уже мертвы?
— С вами все нормально?
— Да, все хорошо. — В других обстоятельствах я бы запсиховал, но не теперь. Я стоял в морге с пистолетом в кармане, ожидая, когда мне покажут тело моего сына, который повесился сегодня исключительно из-за меня и моей любимой жены. Если посмотреть под таким углом, пистолет значит не слишком много. Его пистолет. Моя вина. Его смерть. Моя вина.
— Сюда. Это здесь. Будьте добры, отойдите на несколько шагов.
В стене виднелись ряды выдвижных ящиков, и прошло целое мгновение, прежде чем я понял, что в них лежат трупы. В середине комнаты стояли металлические столы со стоком внизу, но все они, за исключением одного, были пусты. У него-то мы и остановились.
Тело покрывала тонкая белая простыня. Под простыней лежал наш сын, наше преступление, мой мертвый ангел-хранитель. Врач стянул ее.
Я просто не мог сразу увидеть лицо. Этого я бы не вынес. Пока простыня скользила вниз, я намеренно смотрел на его живот. У него такой крошечный пупок. Когда Линкольн был маленьким, достаточно было пощекотать ему пупок пальцем, и он смеялся, смеялся, смеялся, не в силах остановиться. Тонкие руки, изящные кисти. Еще не мужские руки, скоро станут настоящими мужскими руками. Я вспоминал, как они двигались, как дотрагивались до вещей. Совали в рот картофель-фри, поддерживали сестренку под затылок, когда он учил ее плавать. Мои глаза пробежали вверх по рукам к узким плечам, но остановились, дойдя до кровавого рубца вокруг шеи. Линия раздела; ужасная багровая борозда вокруг шеи, оставленная веревкой. Что страшнее — серовато-белая кожа, закрытые, но выпученные глаза, или красный рубец на шее?
— Мистер Фишер?
— Да? Ах да, это мой сын. Линкольн.
— Боюсь, что, хотя случай очевидный, нам придется провести вскрытие, поскольку он умер не своей смертью. Так требует…
— Я понимаю. — Я потрогал пистолет в кармане. Он нагрелся, потому что все это время я сжимал его в руке. Что сделает этот человек, если я неожиданно вытащу пистолет? — Извините, доктор, я не знаю, какие у вас здесь порядки. Я не мог бы побыть несколько минут с ним наедине? Это разрешено?
— Конечно. Я задерну занавеску, чтобы вас не беспокоили.
До сих пор я не замечал занавески, отодвинутой к стене, но был чрезвычайно признателен ему за его такт и сдержанность. Врач задернул ее и тихо сказал мне, что подождет в соседней комнате. Я поблагодарил его и постоял, слушая удаляющиеся шаги. Дверь с тихим скрипом отворилась и захлопнулась. Линкольн и я в последний раз остались одни.
Я чувствовал, что сердце переполняют слова, которые я хотел бы сказать ему, умоляя о прощении, принимая на себя всю вину за эту потерю и утрату. Я хотел повиниться перед ним… Мысли и чувства смешались, толпясь, но слова были уже не нужны. Я хотел проститься как-то иначе. Хуже всего был багровый рубец на шее, и я поднял руку и коснулся его. Двумя пальцами дотронулся до кровавого вздувшегося рубца, медленно провел ими по красной черте. Подумал: «Прости меня. Я так сожалею. Прости».
И тут его голова шевельнулась.
Сначала медленно, из стороны в сторону. Неужели? Она действительно двигается? Да. О да, двигается, и еще как! Все быстрее и быстрее, дальше и дальше, из стороны в сторону.
Я взглянул — теперь на шее ничего не было. Она стала чистой, незапятнанной. Нет красной борозды, нет смертной отметины. Исчезла. Только бледная кожа. Бледная кожа молодого человека.
Когда я вошел в комнату, Линкольн был мертв. Когда я смотрел прямо на него, он был мертв, горло перерезано веревкой. Такое понимаешь сразу; стоит взглянуть — и вопросов не остается. Мертв.
Теперь рубец исчез, и Линкольн улыбался. Потом раздался какой-то странный звук, словно оно, тело моего сына, откашлялось. Кхм. Кхм. Кхе. Да, несомненно. Оно смеялось. Его голова перекатывалась взад-вперед. Наш мертвый мальчик смеялся. Рот у него открылся, и язык удавленника, распухший от черной крови, вывалился, сухой и непристойно огромный. Глаза открылись. Выпученные глаза.
Голова перекатывалась с боку на бок. Он смеялся.
Я в ужасе приставил к его голове — к виску — пистолет. Тот задвигался вместе с головой из стороны в сторону. Из стороны в сторону. Глаза, налитые кровью, но зрячие, смотревшие прямо на меня, тоже смеялись. На горле снова краснела полоса. Метка смерти. Моя вина.
Он замер. Попытался заговорить, но не мог — с таким-то языком. Закрыл глаза, снова открыл. Они уже не вылезали из орбит. Только иссиня-серая кожа напоминала о том, что он мертв.
Он посмотрел на меня. Бледные, сухие, потрескавшиеся губы.
— Что ты собираешься сделать, папа, застрелить мертвеца?
Я попытался заговорить, но не смог. Не мог и нажать на курок. Я часто заморгал. Мне мешали слезы. Я пытался заговорить, но не мог.
— Спусти курок, но ничего не выйдет. Или, может быть, выйдет, если ты нажмешь на курок. Я не вправе это делать. Я должен остаться и заботиться о тебе.
— Линкольн…
— Не хочу! Я хочу умереть! Это не обман. Я не играю ни в какие гребаные игры. Я хочу умереть! Нажми на курок, пожалуйста! Может быть, сработает. — Он снова улыбнулся, не в силах продолжать. Улыбка растаяла. — Мне так страшно! Я не хочу так. Не хочу больше. Просто хочу уйти-и-и-и-и!
Я так любил его. Мой сын.
— Что я могу сделать?
— Не знаю. — Он закрыл глаза и перекатывал голову туда-сюда, вправо-влево. Кроваво-красный рубец на шее. — Они меня не отпускают! Что мне делать? Мне так страшно!
Я протянул к нему руку. Он схватил ее и притянул к себе, прижал. Мой сын. Мой бедный прекрасный сын. Я уронил пистолет на пол и забрался на стол. Обнял сына, прижал к себе. Мой сын. Моя вина.
— Обними меня. Обними крепко.
Сколько я пробыл там? Долго ли обнимал его, говорил с ним, пытался убедить, что сделаю все, чтобы все исправить, чтобы помочь, пока не услышал ее голос? Голос Лили.
— Макс! Что ты делаешь? Отпусти его! Прекрати! Отпусти! О господи!
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я лежал, опустив голову Линкольну на грудь, и говорил с ним, рассказывал ему что-то. Не помню что. Сперва я услышал голос Лили, потом понял, что это ее голос, и только потом смог поднять голову и взглянуть на нее. Она стояла совсем близко. Неужели я не услышал, как она вошла? Лили рядом со мной комкала в руке край занавески. Другую руку она прижала ко рту и пристально смотрела на меня взглядом, в котором смешались отвращение, жалость и ненависть — все разом.
— Слезь с него! Пожалуйста, Макс, слезай!
Я хотел ответить, но тут увидел за плечом Лили девушку. Должно быть, она стояла снаружи, в коридоре, и вошла, когда услышала вопль Лили. Увидев, что я обхватил Линкольна, она рванулась ко мне и схватила меня за волосы. Я прочел надпись на футболке. «Nine Inch Nails». Та же футболка, что была на ней вчера, когда Линкольн был жив. Те же грязные штаны и солдатские ботинки. Те же белые, торчащие в стороны волосы и лицо шестнадцатилетней девчонки. Белёк.
Она схватила меня за волосы и запрокинула мне голову, вопя на меня, чтоб я слез! Слезал! Пронзительным, разъяренным голосом шестнадцатилетней девчонки.
Я не сопротивлялся, когда она стягивала меня со стола. Дал оттащить себя от Линкольна. Дал оттащить, потому что, увидев ее такой, какой она была на самом деле, какой была все время, я понял. Она внезапно открыла какой-то ужасный глаз внутри меня и заставила его узреть истину.
И только тут я узнал, или понял, — не важно, как назвать. Я понял, что этой девочке шестнадцать лет и всегда было шестнадцать. Понял, что несколько кратких часов назад мне был дан единственный последний шанс спасти сына, но я потерял его из-за своего безумия и отговорок.
У меня больше ничего не осталось.
Как повезло Линкольну, что он мертв.
И он действительно был мертв.
Примечания
С. 6. Чоран, Эмиль Мишель (1911-1995) — французский философ-экзистенциалист румынского происхождения, «моралист нигилистической эпохи, фанатик сомнения, идолопоклонник скепсиса» (по выражению переводчика Б. Дубина). Не создал ни одного строго научного сочинения, почти все его работы — это циклы эссе, квазиафоризмы. По-русски выходили его сборники «После конца истории» (СПб.: Симпозиум, 2003) и «Признания и проклятия» (СПб.: Симпозиум, 2004).
С. 8. Джеймс Солтер (р. 1926) — нью-йоркский писатель и сценарист, чью творческую манеру характеризуют как «лаконичный импрессионизм»; в 1945 г. окончил Вест-Пойнт, воевал в Корее, оставил службу в 1957 г. после публикации своего первого романа «Охотники», в 1958 г. экранизированного с Робертом Митчумом в главной роли. Особо отмечают его роман «Световые годы» (1975). С тобой я та, кем все меня считают — цитата из рассказа «Кино» (сборник «Сумерки и другие истории», 1988).
С. 10. Дейзи Дак — утка, подруга селезня Дональда Дака в комиксах и диснеевских мультфильмах; Дональд Дак появился в 1934 г., Дейзи — в 1940-м (хотя ее прообраз, Донна Дак, фигурировала в комиксах с 1937 г.).
С. 17. Этой выставки я ждал давно. Называлась она «Ксанад» и была посвящена фантастическим городам. — «В стране Ксанад благословенной//Дворец построил Кубла-хан…» (С. Т. Кольридж. Кубла-хан, или Видение во сне. Перевод К. Бальмонта).
Дейв Маккин (р. 1963) — выдающийся английский художник и фотограф, занимается преимущественно книжной иллюстрацией и комиксами. Иллюстрировал обложки большинства британских изданий книг Кэрролла, много работает с Нилом Гейманом; российскому читателю известен по иллюстрациям к книге С. Ф. Сэйда «Варджак Лап» (СПб.: Азбука, 2004).
Массимо Йоза Гини (р. 1959) — известный итальянский архитектор и дизайнер; в 1985 г. выступил одним из основателей группы «Вальволин», объединившей авангардных художников комиксов.
С. 19. «Новая французская кухня» — характеризуется нарочито простой сервировкой, использованием приправ и соусов с низким содержанием жиров, а также тем, что овощи отваривают лишь слегка. Главным ее пропагандистом выступает знаменитый французский ресторатор Поль Бокюз.
С. 20. «Масса и власть» (1960) — эссе австрийского писателя и мыслителя Элиаса Канетти (1905-1994), лауреата Нобелевской премии по литературе 1981 г. Рассматривает страх смерти как основной источник динамики в системе «масса — власть», анализирует природу деспотической власти в традиционных и тоталитарных вариантах.
С. 23. Бобби Хенли — мостик от «рондуанского» цикла («Кости Луны», «Сон в пламени», «Дитя в небе», «За стенами собачьего музея», «По ту сторону безмолвия», «Из ангельских зубов», «Черный коктейль») ко второму, как бы независимому роману Кэрролла «Голос нашей тени» (1983).
С. 24. Ред Грумс (р. 1937) — американский художник, близкий к поп-арту, работает в смешанной технике; один из первых постановщиков хэппенингов.
С. 35. … зовет их Игнацем и Чокнутым Котом, потому что они страшно похожи на персонажей известногокомикса… — Ignatz & Krazy Kat — знаменитый комикс Джорджа Херримана (1880-1944), выходил с 1910 года; мышь Игнац швырялась в Чокнутого Кота кирпичами, тот же воспринимал это как выражение любви. Комикс пользовался скорее культовой, нежели массовой известностью, и после смерти Херримана выпуск его был прекращен, хотя права принадлежали не художнику, а синдикату (King Features У. Р. Херста), — первый подобный случай в истории комиксов. Также Krazy Kat явился первым комиксом, удостоенным внимания серьезных художественных критиков, еще в 1924 г.
С. 37. ButtholeSurfers — одна из самых интересных, изобретательных и эклектичных групп калифорнийского хардкора, дебютировавших в начале 1980-х гг. Лучшие альбомы — «Rembrandt Pussyhorse» (1985), «Locust Abortion Technician» (1987), «Hairway to Steven» (1988), «Pioughd» (1991). Их альбом «Independent Worm Saloon» (1993) продюсировал Джон Пол Джонс, бывший басист Led Zeppelin. Одним из побочных проектов вокалиста Гибби Хейнса была группа Р с участием Джонни Деппа.
С. 42. Престон Стерджес (Эдмунд Престон Байден, 1898-1959) — режиссер и сценарист, знаменитый комедиями-буфф «Великий Макгинти» (1940), «Леди Ева» (1941), «Странствия Салливана» (1941) и др. Мальчиком помогал художникам сцены оформлять балеты Айседоры Дункан, подруги его матери (задушивший Дункан шарф был выпущен на фабрике его матери «Мейсон Дести»), а в 16 лет, работая менеджером косметического филиала «Мейсон Дести», изобрел губную помаду, которая не смазывается. Явился автором еще нескольких изобретений в области автомобиле— и самолетостроения, разработал одну из версий телетайпа, но к концу 1920-х гг. переключился на драматургию и написание сценариев.
С. 47. Берегись Максовских Ид(ей). — Обыгрывается пророчество «Берегись мартовских Ид», полученное Цезарем незадолго до его убийства республиканцами-заговорщиками 15 марта 44 г. до н. э.
С. 49. «Чудовище Черной лагуны» (1954) — классический фильм Джека Арнольда об экспедиции, обнаруживающей в амазонских джунглях опасную антропоморфную амфибию, которая проникается первобытной страстью к героине Джулии Адаме.
С. 69. Суинберн, Алджернон Чарльз (1837-1909) — английский поэт, драматург и писатель, который синтезировал в своем шокировавшем викторианскую Англию творчестве традиции романтизма и классицизма с влиянием французского символизма; прославлял в «Стихах и балладах» (1866) чувственность и языческий гедонизм, связывал нравственное освобождение с политической свободой; был близок к прерафаэлитам. С 1879 г. жил под наблюдением доктора Теодора Уоттса-Дантона, который лечил его от алкоголизма.
С. 78. Петрарка, Франческо (1304-1374) — итальянский поэт, родоначальник гуманистической культуры Возрождения, автор «Канцоньере» («Книги песен»), поэм «Африка» (1339-1342) и «Буколики» (1346-1357), автобиографических произведений «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру» (1342-1343) и «Письмо к потомкам» (1374).
С. 82. Эмерсон, Ральф Уолдо (1803-1882) — американский философ-трансценденталист, поэт, эссеист. Развивал идеи романтиков о человеке как средоточии космических сил, пронизывающих природу и связывающих индивидуальное «я» со вселенской «сверхдушой». Зачем нам тащить в новый час тряпье и старье? — из вышедшего в 1841 г. сочинения «Опыты» (гл. 9, «Круги»).
С. 88. Уиндем Льюис ( 1882-1957) — американо-английский писатель и художник-авангардист, основатель вортицизма. Друг Эзры Паунда, едкий литературный критик: в свое время от него досталось Вирджинии Вулф, Дж. Джойсу, Д. Г. Лоуренсу, Э. Хемингуэю, У. Фолкнеру и Т. С. Элиоту; последний, впрочем, не обиделся и в 1960 г. написал хвалебное предисловие к переизданию сатирической поэмы Льюиса «Песня в один конец» (1933). Из множества его романов особенно выделяют фантасмагорическую трилогию «Век человеческий»: «День избиения младенцев» (1928), «Монстр Гай» (1955), «Пагубная фиеста» (1955). (Планировался и четвертый, заключительный роман — «Век божественный»). Дж. Г. Баллард охарактеризовал эту трилогию как «странный сплав политического триллера, ветхозаветной демонологии и пуританского романса с его хитросплетением дворцовых интриг».
Джеймс Гулд Коззенс (1903 — 1978) — американский писатель, автор романов «Последний Адам» (1933), «Люди и братья» (1936), «Одержимый любовью» (1957) и др.; лауреат Пулитцеровской премии за роман о Второй мировой войне «Страж чести» (1948). Типичные персонажи Коззенса — это врачи, юристы и т. п., находящиеся в тисках культурных и нравственных дилемм; большинство его книг проникнуты полемикой об общественной стабильности.
С. 89. «Жажда и поиск Целого» — роман Фредерика Рольфе (1860-1913), также называвшего себя барон Корво, написанный в 1904 г., опубликованный с купюрами в 1934 г. и впервые полностью — в 1993 г.; в 1960-1970-х гг. успел «обрасти» иллюстрациями Энди Уорхола и предисловием У. X. Одена. Подобно другой — и самой известной — фантасмагории Рольфе, «Адриан VII» (1904), содержит ряд автобиографических элементов. Критики неизбежно сравнивали «Жажду и поиск Целого» с вышедшей в 1905 г. «Смертью в Венеции» Т. Манна, добавляя: это та «Смерть в Венеции», написать которую Манн никогда бы не осмелился.
С. 118. Бомарцо — маньеристский парк XVI в., созданный ландшафтным архитектором Пирро Лигорио (1514-1583) для Вичино Орсини, герцога Бомарцо (1528-1588), в память об его жене, Джулии Фарнезе; также называется «Священной рощей», «Парком монстров» или «Парком чудес». Пришел в запустение и был заново «открыт» уже в XX веке французским писателем Андре Пьейром де Мандьяргом. прославлен Жаном Кокто и Сальвадором Дали.
С. 8. Джеймс Солтер (р. 1926) — нью-йоркский писатель и сценарист, чью творческую манеру характеризуют как «лаконичный импрессионизм»; в 1945 г. окончил Вест-Пойнт, воевал в Корее, оставил службу в 1957 г. после публикации своего первого романа «Охотники», в 1958 г. экранизированного с Робертом Митчумом в главной роли. Особо отмечают его роман «Световые годы» (1975). С тобой я та, кем все меня считают — цитата из рассказа «Кино» (сборник «Сумерки и другие истории», 1988).
С. 10. Дейзи Дак — утка, подруга селезня Дональда Дака в комиксах и диснеевских мультфильмах; Дональд Дак появился в 1934 г., Дейзи — в 1940-м (хотя ее прообраз, Донна Дак, фигурировала в комиксах с 1937 г.).
С. 17. Этой выставки я ждал давно. Называлась она «Ксанад» и была посвящена фантастическим городам. — «В стране Ксанад благословенной//Дворец построил Кубла-хан…» (С. Т. Кольридж. Кубла-хан, или Видение во сне. Перевод К. Бальмонта).
Дейв Маккин (р. 1963) — выдающийся английский художник и фотограф, занимается преимущественно книжной иллюстрацией и комиксами. Иллюстрировал обложки большинства британских изданий книг Кэрролла, много работает с Нилом Гейманом; российскому читателю известен по иллюстрациям к книге С. Ф. Сэйда «Варджак Лап» (СПб.: Азбука, 2004).
Массимо Йоза Гини (р. 1959) — известный итальянский архитектор и дизайнер; в 1985 г. выступил одним из основателей группы «Вальволин», объединившей авангардных художников комиксов.
С. 19. «Новая французская кухня» — характеризуется нарочито простой сервировкой, использованием приправ и соусов с низким содержанием жиров, а также тем, что овощи отваривают лишь слегка. Главным ее пропагандистом выступает знаменитый французский ресторатор Поль Бокюз.
С. 20. «Масса и власть» (1960) — эссе австрийского писателя и мыслителя Элиаса Канетти (1905-1994), лауреата Нобелевской премии по литературе 1981 г. Рассматривает страх смерти как основной источник динамики в системе «масса — власть», анализирует природу деспотической власти в традиционных и тоталитарных вариантах.
С. 23. Бобби Хенли — мостик от «рондуанского» цикла («Кости Луны», «Сон в пламени», «Дитя в небе», «За стенами собачьего музея», «По ту сторону безмолвия», «Из ангельских зубов», «Черный коктейль») ко второму, как бы независимому роману Кэрролла «Голос нашей тени» (1983).
С. 24. Ред Грумс (р. 1937) — американский художник, близкий к поп-арту, работает в смешанной технике; один из первых постановщиков хэппенингов.
С. 35. … зовет их Игнацем и Чокнутым Котом, потому что они страшно похожи на персонажей известногокомикса… — Ignatz & Krazy Kat — знаменитый комикс Джорджа Херримана (1880-1944), выходил с 1910 года; мышь Игнац швырялась в Чокнутого Кота кирпичами, тот же воспринимал это как выражение любви. Комикс пользовался скорее культовой, нежели массовой известностью, и после смерти Херримана выпуск его был прекращен, хотя права принадлежали не художнику, а синдикату (King Features У. Р. Херста), — первый подобный случай в истории комиксов. Также Krazy Kat явился первым комиксом, удостоенным внимания серьезных художественных критиков, еще в 1924 г.
С. 37. ButtholeSurfers — одна из самых интересных, изобретательных и эклектичных групп калифорнийского хардкора, дебютировавших в начале 1980-х гг. Лучшие альбомы — «Rembrandt Pussyhorse» (1985), «Locust Abortion Technician» (1987), «Hairway to Steven» (1988), «Pioughd» (1991). Их альбом «Independent Worm Saloon» (1993) продюсировал Джон Пол Джонс, бывший басист Led Zeppelin. Одним из побочных проектов вокалиста Гибби Хейнса была группа Р с участием Джонни Деппа.
С. 42. Престон Стерджес (Эдмунд Престон Байден, 1898-1959) — режиссер и сценарист, знаменитый комедиями-буфф «Великий Макгинти» (1940), «Леди Ева» (1941), «Странствия Салливана» (1941) и др. Мальчиком помогал художникам сцены оформлять балеты Айседоры Дункан, подруги его матери (задушивший Дункан шарф был выпущен на фабрике его матери «Мейсон Дести»), а в 16 лет, работая менеджером косметического филиала «Мейсон Дести», изобрел губную помаду, которая не смазывается. Явился автором еще нескольких изобретений в области автомобиле— и самолетостроения, разработал одну из версий телетайпа, но к концу 1920-х гг. переключился на драматургию и написание сценариев.
С. 47. Берегись Максовских Ид(ей). — Обыгрывается пророчество «Берегись мартовских Ид», полученное Цезарем незадолго до его убийства республиканцами-заговорщиками 15 марта 44 г. до н. э.
С. 49. «Чудовище Черной лагуны» (1954) — классический фильм Джека Арнольда об экспедиции, обнаруживающей в амазонских джунглях опасную антропоморфную амфибию, которая проникается первобытной страстью к героине Джулии Адаме.
С. 69. Суинберн, Алджернон Чарльз (1837-1909) — английский поэт, драматург и писатель, который синтезировал в своем шокировавшем викторианскую Англию творчестве традиции романтизма и классицизма с влиянием французского символизма; прославлял в «Стихах и балладах» (1866) чувственность и языческий гедонизм, связывал нравственное освобождение с политической свободой; был близок к прерафаэлитам. С 1879 г. жил под наблюдением доктора Теодора Уоттса-Дантона, который лечил его от алкоголизма.
С. 78. Петрарка, Франческо (1304-1374) — итальянский поэт, родоначальник гуманистической культуры Возрождения, автор «Канцоньере» («Книги песен»), поэм «Африка» (1339-1342) и «Буколики» (1346-1357), автобиографических произведений «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру» (1342-1343) и «Письмо к потомкам» (1374).
С. 82. Эмерсон, Ральф Уолдо (1803-1882) — американский философ-трансценденталист, поэт, эссеист. Развивал идеи романтиков о человеке как средоточии космических сил, пронизывающих природу и связывающих индивидуальное «я» со вселенской «сверхдушой». Зачем нам тащить в новый час тряпье и старье? — из вышедшего в 1841 г. сочинения «Опыты» (гл. 9, «Круги»).
С. 88. Уиндем Льюис ( 1882-1957) — американо-английский писатель и художник-авангардист, основатель вортицизма. Друг Эзры Паунда, едкий литературный критик: в свое время от него досталось Вирджинии Вулф, Дж. Джойсу, Д. Г. Лоуренсу, Э. Хемингуэю, У. Фолкнеру и Т. С. Элиоту; последний, впрочем, не обиделся и в 1960 г. написал хвалебное предисловие к переизданию сатирической поэмы Льюиса «Песня в один конец» (1933). Из множества его романов особенно выделяют фантасмагорическую трилогию «Век человеческий»: «День избиения младенцев» (1928), «Монстр Гай» (1955), «Пагубная фиеста» (1955). (Планировался и четвертый, заключительный роман — «Век божественный»). Дж. Г. Баллард охарактеризовал эту трилогию как «странный сплав политического триллера, ветхозаветной демонологии и пуританского романса с его хитросплетением дворцовых интриг».
Джеймс Гулд Коззенс (1903 — 1978) — американский писатель, автор романов «Последний Адам» (1933), «Люди и братья» (1936), «Одержимый любовью» (1957) и др.; лауреат Пулитцеровской премии за роман о Второй мировой войне «Страж чести» (1948). Типичные персонажи Коззенса — это врачи, юристы и т. п., находящиеся в тисках культурных и нравственных дилемм; большинство его книг проникнуты полемикой об общественной стабильности.
С. 89. «Жажда и поиск Целого» — роман Фредерика Рольфе (1860-1913), также называвшего себя барон Корво, написанный в 1904 г., опубликованный с купюрами в 1934 г. и впервые полностью — в 1993 г.; в 1960-1970-х гг. успел «обрасти» иллюстрациями Энди Уорхола и предисловием У. X. Одена. Подобно другой — и самой известной — фантасмагории Рольфе, «Адриан VII» (1904), содержит ряд автобиографических элементов. Критики неизбежно сравнивали «Жажду и поиск Целого» с вышедшей в 1905 г. «Смертью в Венеции» Т. Манна, добавляя: это та «Смерть в Венеции», написать которую Манн никогда бы не осмелился.
С. 118. Бомарцо — маньеристский парк XVI в., созданный ландшафтным архитектором Пирро Лигорио (1514-1583) для Вичино Орсини, герцога Бомарцо (1528-1588), в память об его жене, Джулии Фарнезе; также называется «Священной рощей», «Парком монстров» или «Парком чудес». Пришел в запустение и был заново «открыт» уже в XX веке французским писателем Андре Пьейром де Мандьяргом. прославлен Жаном Кокто и Сальвадором Дали.