Страница:
И хрюкотали зелюки.
Как мюмзики в мове {g}.
О бойся Бармаглота, сын! {h}
Он так свирлеп и дик,
А в глуще рымит исполин
Злопастный Брандашмыг!
Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево Тумтум. {i}
Он стал под дерево и ждет,
И вдруг граахнул гром
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!
Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы - стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!
О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!
Варкалось {j}. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки.
Как мюмзики в мове.
- Очень милые стишки, - сказала Алиса задумчиво, - но понять их _не так-то_ легко.
(Знаешь, ей даже самой себе не хотелось признаться, что она ничего не поняла.)
- Наводят на всякие мысли - хоть я и не знаю, на какие... Одно ясно: _кто-то кого-то_ здесь убил... А, впрочем, может и нет...
Тут она опомнилась и вскочила на ноги.
- Что это я сижу? - подумала она. - Мне надо торопиться, а то не успею осмотреть все, что здесь есть! Начнем с сада!
С этими словами Алиса бросилась из комнаты и побежала вниз по лестнице... собственно, не побежала, а... как бы это объяснить? Это новый способ легко и свободно упускаться по лестнице, подумала Алиса: она только положила руку на перила - и тихонько поплыла вниз по ступенькам, даже не задевая их ногами; так она пронеслась через прихожую и вылетела бы прямо в дверь, если б не ухватилась за косяк. От полета у нее закружилась голова, и она рада была снова ступить на землю.
---------------------------------------------------------------------------
a Кэрролл с его любовью к резким контрастам начинает вторую книгу сценой в доме, зимой (первая сказка открывалась сценой на берегу реки, в пригожий майский день). Зима перекликается с темой старости и надвигающейся смерти, которые звучат в стихотворных вступлении и заключении. Костер, для которого мальчишки собирали хворост, и вопрос Алисы: "А знаешь, что будет завтра, Китти?" - заставляют предположить, что время действия - 4 ноября, канун Дня Гая Фокса {1}. (Этот день ежегодно отмечался в колледже Крайст Черч: на Пекуотер Квадрэнгл устраивался большой костер.)
Предположение о дне действия подтверждается в главе V, где Алиса говорит Белой Королеве, что ей семь с половиной лет ровно: Алиса родилась 4 мая (предыдущее путешествие в Страну чудес происходило 4 мая, когда Алисе, по-видимому, было ровно семь).
Однако остается открытым вопрос о том, имел ли Кэрролл в виду 1859 г. (когда Алисе действительно было семь лет) или 1860, 1861, 1862 годы, когда Кэрролл рассказал и записал повесть о первом приключении Алисы. 4 ноября 1859 г. было пятницей, 1860 г. - воскресеньем, 1861 г. - понедельником, 1862 г. - вторником. Последняя дата кажется наиболее подходящей, если принять во внимание слова Алисы (см. несколько ниже) о том, что она отложит наказание котенку до следующей среды.
b Снежинкой звали котенка, который принадлежал Мэри Макдоналд, одной из маленьких приятельниц Кэрролла ранних лет. Мэри была дочерью доброго друга Кэрролла, Джорджа Макдоналда {2}, шотландского поэта и романиста, автора таких известных фантастических повестей для детей, как "Принцесса и гоблин", "За спиной у Северной бури". Детям Макдоналда отчасти мы обязаны тем, что Кэрролл решился опубликовать "Алису в Стране чудес". Чтобы проверить, насколько она может заинтересовать широкий круг читателей, он попросил миссис Макдоналд прочитать сказку вслух в семейном кругу. Дети пришли в восторг. Гревилл, которому в то время было шесть лет, заявил, что хорошо бы иметь шестьдесят тысяч таких книжек. Позже он рассказал об этом эпизоде в книге воспоминаний о своих родителях (Greville Macdonald. George Macdonald and his Wife).
с Тема Зазеркалья, очевидно, возникла позже основного замысла второй сказки, в основу которой, как вспоминала Алиса Лидделл, легли экспромты, которые сочинял Кэрролл, обучая девочек Лидделл игре в шахматы. Лишь в 1868 г. появилась мысль о стране, лежащей по ту сторону зеркала, подсказанная разговором с другой Алисой, дальней родственницей писателя Алисой Рейке. Вот как об этом рассказывает она сама в лондонской газете "Таймс" от 22 января 1932 г.:
"В детстве мы жили на Онслоу-сквер и играли, бывало, в саду за домом. Чарлз Доджсон гостил там у старого дядюшки и часто прогуливался по лужайке, заложив руки за спину. Однажды, услышав мое имя, он подозвал меня к себе.
- Так ты, значит, тоже Алиса. Я очень люблю Алис. Хочешь посмотреть на что-то очень странное?
Мы вошли вслед за ним в дом, окна которого, как и у нас, выходили в сад. Комната, в которой мы очутились, была заставлена мебелью; в углу стояло высокое зеркало.
- Сначала скажи мне, - проговорил он, подавая мне апельсин, - в какой руке ты его держишь.
- В правой, - ответила я.
- А теперь, - сказал он, - подойди к зеркалу и скажи мне, в какой руке держит апельсин девочка в зеркале.
Я с удивлением ответила:
- В левой.
- Совершенно верно, - сказал он. - Как ты это объяснишь?
Я никак не могла этого объяснить, но видя, что он ждет объяснения, решилась:
- Если б я стояла по ту сторону зеркала, я бы, должно быть, держала апельсин в правой руке?
Я помню, что он засмеялся.
- Молодец, Алиса, - сказал он. - Лучше мне никто не отвечал.
Больше мы об этом не говорили; однако спустя несколько лет я узнала, что, по его словам, этот разговор навел его на мысль о "Зазеркалье", экземпляр которого он и прислал мне в свое время вместе с другими своими книгами".
В зеркале все асимметричные предметы (предметы, не совпадающие по своим зеркальным отражениям) предстают обращенными, "выворачиваются".
В книге много примеров таких зеркальных отражений {3}.
Как мы увидим, Труляля и Траляля - "зеркальные" близнецы; Белый Рыцарь поет о попытке втиснуть правую ногу в левый башмак; возможно, не случайно, что в книге не раз говорится о штопоре, ибо спираль - асимметричная структура, имеющая правую и левую формы. Если расширить тему Зазеркалья так, чтобы она включала зеркальное отражение любой асимметричной ситуации, мы верно определим основной мотив всей книги. Перечислять здесь все примеры было бы слишком долго; достаточно привести лишь несколько из них.
Чтобы приблизиться к Черной Королеве, Алиса идет в противоположном направлении; в вагоне поезда кондуктор ей говорит, что она едет не в ту сторону; у короля - два Гонца, "один, чтобы бежал туда, другой - чтобы бежал оттуда". Белая Королева объясняет преимущества "жизни назад"; пироги в Зазеркалье сначала раздают гостям, а потом уж режут. Четные и нечетные числа, представляющие собой комбинаторные эквиваленты правого и левого, в различных местах вплетаются в повествование. В определенном смысле нонсенс есть инверсия осмысленного и бессмысленного. Обычный мир переворачивается вверх ногами и выворачивается наизнанку; он превращается в мир, в котором все происходит как угодно, но только не так, как полагается.
Тема инверсии характерна, конечно, для всего нонсенса Кэрролла. В "Стране чудес" Алиса размышляет: "Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?" Ей объясняют, что говорить, что думаешь, и думать, что говоришь, совсем не одно и то же. Откусив от гриба с левой стороны, она вырастает, откусив же с правой - напротив, уменьшается. Эти изменения в росте, которых так много в первой сказке, сами по себе являются инверсиями (например, вместо большой девочки и маленького щенка - маленькая девочка и большой щенок). В "Сильви и Бруно" мы знакомимся с "импондералом", антигравитационной ватой, которой можно набить почтовую посылку, чтобы она весила меньше, чем ничего; с часами, которые обращают время; с черным светом; с Фортунатовым кошельком, являющимся проективной плоскостью, у которой внутренность снаружи, а наружная сторона внутри. Мы узнаем, что E-V-I-L (зло) есть не что иное, как L-I-V-E ("жить" наоборот).
В жизни Кэрролл также часто пользовался приемом инверсии, чтобы повеселить своих маленьких друзей. В одном из его писем речь идет о кукле, чья левая рука становится "правой", оторвав правую в ссоре. В другом он писал: "Я так уставал, что ложился спать через минуту после того, как вставал, а иногда за минуту до того, как вставал". Он порой писал письма зеркально: чтобы прочитать, приходилось подносить их к зеркалу. У него было собрание музыкальных шкатулок, и он любил проигрывать их от конца к началу. Он рисовал картинки, которые превращались во что-то иное, стоило перевернуть их вверх ногами.
Даже в серьезные минуты Кэрроллу лучше всего думалось, когда ему удавалось, наподобие Белого Рыцаря, увидеть все перевернутым. Он придумывал новый способ умножения, в котором множитель писался наоборот и над множимым. "Охота на Снарка", как он рассказывает, была написана им с конца. "Ибо Снарк был буджум, понимаешь?" - эта последняя строка поэмы пришла ему в голову внезапно, как озарение. Затем он присочинил к ней строфу, к строфе - поэму.
Близко связан с кэрролловской инверсией и его юмор логического противоречия. Черная Королева знает холм такой большой, что рядом с ним этот покажется долиной; сухое печенье едят, чтобы утолить жажду; гонец шепчет крича; Алиса бежит так быстро, что ей удается остаться на месте. Неудивительно, что Кэрролл любил особый вид каламбура, называемый "ирландским быком" {4}, суть которого в логическом противоречии. Однажды он написал сестре:
"Пожалуйста, разбери с логической точки зрения следующее рассуждение: Девочка: Я так рада, что не люблю спаржу. Подруга: Отчего же, милая?
Девочка; Потому что, если б я ее любила, мне бы пришлось ее есть, а я ее не выношу".
Кто-то из знакомых Кэрролла вспоминает, что слышал, как он рассказывал про одного человека, у которого были такие большие ноги, что ему приходилось надевать брюки через голову.
"Пустое множество" (множество, не имеющее элементов), с которым он обращается как с овеществленной реальностью, также служит Кэрроллу источником логического нонсенса особого рода. Мартовский Заяц предлагает Алисе несуществующего вина; Алиса размышляет, что происходит с пламенем свечи, когда свеча не горит; географическая карта в "Охоте на Сварка" представляет собой "абсолютную и совершенную пустоту"; Червонному Королю кажется странным, что можно написать письмо "никому" ("Кому адресовано письмо?" - "Никому"), а Белый Король хвалит остроту зрения Алисы, увидевшей на дороге "никого" ("Кого ты там видишь?" - "Никого").
Почему юмор Кэрролла так тесно связан с логическими головоломками такого рода? Здесь не место разбирать вопрос о том, объясняется ли это только тем, что Кэрролл интересовался логикой и математикой или некими подсознательными импульсами, побуждающими его снова и снова сужать и расширять, сжимать и переворачивать, вывертывать наизнанку и ставить вверх ногами привычный мир. Вряд ли можно согласиться с положением, выдвинутым Флоренс Бекер Леннон в ее чрезвычайно интересной биографии Кэрролла "Викторианство в Зазеркалье" (Florence Becker Lennon. Victoria Through the Looking-Glass). Она доказывает, что Кэрролл от рождения был левшой, которого заставили пользоваться правой рукой, и что он "брал реванш, выворачивая многое справа налево". К несчастью, факты, доказывающие, что Кэрролл от природы был левшой, настолько малочисленны и неубедительны, что их нельзя принимать во внимание. Впрочем, такое объяснение истоков нонсенса Кэрролла все равно было бы недостаточным.
d Рассуждение Алисы о "зазеркальном" молоке гораздо значительнее, чем думалось Кэрроллу. Лишь спустя несколько лет после опубликования "Зазеркалья" стереохимия нашла положительное подтверждение тому, что органические вещества имеют асимметричное строение атомов. Изомеры суть вещества, молекулы которых состоят из совершенно тех же атомов, соединенных, однако, в топологически различные структуры. Стереоизомеры суть изомеры, идентичные даже в топологической структуре, однако из-за асимметричности этой структуры они образуют зеркальные пары, подобно левому и правому ботинку. Все органические вещества стереоизометричны. Обычно в пример приводят сахар: в "правом" варианте его называют декстрозой, в левом левулезой. Прием пищи вызывает сложные химические реакции между асимметричными веществами и асимметричными продуктами в организме, потому что между "левыми" и "правыми" формами одного и того же органического вещества существует определенная разница во вкусе, запахе и усвояемости. Ни одна лаборатория или корова пока что не дала "зеркального" молока, но можно смело сказать, что если бы асимметрическую структуру молока зеркально отразили, его нельзя было бы пить.
В этом суждении о "зазеркальном" молоке подразумевается лишь отражение структуры, соединяющей атомы молока. Конечно, подлинное зазеркальное отражение молока означало бы и инверсию структуры самих элементарных частиц. В 1957 г. Ли Цзун-дао в Янг Чжень-нин, два американских физика китайского происхождения, получили Нобелевскую премию за теоретический труд, который, по удачному выражению Роберта Оппенгеймера, привел их к "радостному и удивительному открытию" относительно того, что частицы и их античастицы (то есть идентичные частицы с противоположными зарядами), подобно стереоизомерам, суть не что иное, как зеркальные отражения тех же структур. Если это так, тогда "зазеркальное" молоко будет состоять из "антивещества", которое Алиса даже не сможет выпить: стоит ей прийти в соприкосновение с этим молоком, как оба они взорвутся. Разумеется, анти-Алиса, находящаяся по ту сторону зеркала, найдет антимолоко чрезвычайно вкусным и питательным.
Читателям, которым хотелось бы узнать больше о философском и научном смысле "левого" и "правого", рекомендую познакомиться с прекрасной книжкой Германа Вейля (Hermann Weyl. Symmetry, 1952) [Русский перевод: Герман Вейль. Симметрия. М., 1968], со статьей Филипа Моррисона (Philip Morrison. The Overthrow of Parity, - "Scientific American", April, 1957) и с моей работой "Обеими ли руками пишет Природа?" (Martin Gardner. Is Nature Ambidexterous? - "Philosophy and Phenomenological Research", December, 1952) [Русский перевод: Мартин Гарднер. Математические головоломки и развлечения. М., 1971]. В более легком жанре написана последняя глава о "левом" и "правом" в "Книге математических загадок и развлечений "Сайентифик Америкэн"" (The Scientific American Book of Mathematical Puzzles and Diversions, 1959) и мой рассказ "Левое или правое?" ("Esquire", February, 1951). Классический пример научной фантастики на эту тему - "Рассказ Платнера" Уэллса. [...] В настоящий момент, когда я пишу эти строки, специалисты по атомной физике размышляют о возможности создания антивещества в лабораторных условиях. [...]
c Неловкость Белого Коня, съезжающего вниз по кочерге, предвосхищает неловкость Белого Рыцаря на коне (гл. VIII).
f Поначалу Кэрролл намеревался напечатать все стихотворение зеркально отраженным, однако позже решил ограничиться первой строфой. Тот факт, что Алиса увидела эти строки перевернутыми, свидетельствует о том, что сама она, пройдя сквозь зеркало, не изменилась. Как говорилось выше (примеч. "d"), сейчас у вас есть все основания полагать, что "неотраженная" Алиса просуществовала бы в Зазеркалье не долее тысячной доли секунды (см. также примеч. к гл. V).
g
JABBERWOCKY
'Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe:
All mimsy were the borogoves,
And, the mome raths outgrabe.
Beware the Jabberwock, my son!
The jaws that bite, the claws that catch!
Beware the Jnbjub bird, and shun
The frumious Bandersnatch!
He took his vorpal sword in hand:
Long time the manxome foe he sought
So rested he by the Tumtum tree,
And stood awhile in thought.
And, as in uffish thought he stood,
The Jabberwock, with eyes of flame,
Came whiffling through the tulgey wood,
And burbled-as it came!
One, two! One, two! And through and through
The vorpal blade went snicker-snack!
He left it dead, and with its head
He went galumphing back.
And hast-than slain the Jabberwock?
Come to my arms, my beamish boy!
О frabjous day! Callooh! Callay!
He chortled In his joy.
'Twas brillig, and the slithy loves
Did gyre and glmble in the wabe:
All mimsy were the borogoues.
And the mome raths outgrabe.
Первая строфа этого стихотворения появилась впервые в журнале "Миш-Мэш" ("Misch-Masch"), последнем из домашних "публикаций", которые Кэрролл в юности сочинял, собственноручно переписывал и иллюстрировал для развлечения своих братьев и сестер. В номере, помеченном 1855 годом (Кэрроллу тогда было двадцать три года), этот "любопытный отрывок" появился под названием: "Англосаксонский стих" [... В заключение Кэрролл писал:] "Смысл этого фрагмента древней Поэзии темен; и все же он глубоко трогает сердце". [...]
Мало кто станет оспаривать тот факт, что "Jabberwoeky" является величайшим стихотворным нонсенсом на английском языке. Он был так хорошо знаком английским школьникам XIX в., что пять из его "бессмысленных" слов фигурируют в непринужденном разговоре мальчиков в "Столки и КЬ" Киплинга {5}, Сама Алиса весьма точно определяет секрет очарования этих строк: они "наводят на всякие мысли, хоть и неясно - на какие". Странные слова в этом стихотворении не имеют точного смысла, однако они будят в душе читателя тончайшие отзвуки. [...] С тех пор были и другие попытки создать более серьезные образцы этой поэзии (стихотворения дадаистов {6}, итальянских футуристов и Гертруды Стайн {7}, например) - однако, когда к ней относятся слишком серьезно, результаты кажутся скучными. Я не встречал человека, который помнил бы хоть что-нибудь из поэтических опытов Стайн, но я знаю множество любителей Кэрролла, которые обнаружили, что помнят "Jabberwocky" слово в слово, хоть никогда не делали сознательной попытки выучить его наизусть. Огден Нэш {8} написал прекрасное стихотворение-нонсенс "Геддондилло" [...], но даже в нем он несколько слишком старается достигнуть определенного эффекта. "Jabberwocky" же обладает непринужденной звучностью и совершенством, не имеющим себе равных.
"Jabberwocky" был любимым произведением английского астронома Артура Стэнли Эллингтона, которое он не раз упоминал в своих трудах. В книге "Новые пути в науке" (Arthur Stanley Eddington. New Pathways in Science) он сравнивал формальную структуру стихотворения с областью современной математики, известной как теория групп. В "Природе физического мира" (The Nature of the Physical World) он замечает, что описание элементарной частицы, которое дает физик, есть на деле нечто подобное "Jabberwocky"; слова связываются с "чем-то неизвестным", действующим "неизвестным нам образом". Поскольку указанное описание содержит числа, физика оказывается в состоянии внести некоторый порядок в явление и сделать относительно него успешные предсказания. Эддингтон пишет:
"Наблюдая восемь электронов в одном атоме и семь электронов в другом, мы начинаем постигать разницу между кислородом и азотом. Восемь "хливких шорьков" "пыряются" в кислородной "наве" и семь - в азотной. Если ввести несколько чисел, то даже "Jabberwocky" станет научным. Теперь можно отважиться и на предсказание: если один из "шорьков" сбежит, кислород замаскируется под азот В звездах и туманностях мы, действительно, находим таких волков в овечьих шкурах, которые иначе могли бы привести нас в замешательство. Если перевести основные понятия физики на язык "Jabberwocky", сохранив все числа - все метрические атрибуты, ничего не изменится; это было бы неплохим напоминанием принципиальной непознаваемости природы основных объектов".
"Jabberwocky" умело переводили на несколько языков. Существуют два латинских перевода; один сделан в 1881 г. Огастесом М. Ванситтартом, профессором Тринити Колледжа в Кембридже, и был издан отдельной книжечкой Оксфордским университетским издательством в том же году (см. с. 144 биографии Коллингвуда); второй - дядюшкой Кэрролла Хэссердом X. Доджсоном (см. Lewis Carroll Picture Book, p. 364). "Габбербокхус Пресс", странное наименование, принятое одним лондонским издательством, идет от латинского имени "Jabberwocky", придуманного дядюшкой Хэссердом.
Приводимый ниже французский перевод Фрэнка Л. Уоррина (F. L. Warrio) был впервые опубликован в журнале "Нью-Йоркер" в январе 1981 г. ("New Yorker", January 10,1931). (Цит. по книге миссис Леннон, где он был перепечатан.)
LE JASEROQUE
Il brllgue: les toves lubricilleux
Se gyrent en vrillant dans le guave,
Enmimes sont les gougebosqueux.
Et le momerade horsgrave.
Garde-toi du Jaseroque, mon fils!
La gueule qui mord; la griffe qui prend!
Garde-toi de l'oiseau Jube, evite
Le frumieux Band-a prend,
Son glaive vorpal en, main il va
T-a la recherche du fauve manscant;
Puis arrive a iabre Te-Te,
Il y reste, reflechissant.
Pendant qu'il pense, tout uffuse
Le Jaseroque, a l'oeil flambant,
Vient siblant par le bois lullegeais,
Et burbule en venant.
Un deux, un deux, par le milieu,
Le glaive vorpul fait pat-a-pan!
La bete delaite, avec sa tete,
Il rentre gallomphant.
As-tu tue le Jaseroque?
Viens a mon coeur, fils rayonnait
О jour frabbejeais! Calleau! Collai!
Il cortule dans sa joie.
Il brilgue: les loues lubricilleux
Se gyrent en vrillant dans le guaue,
Enmimes sont les gougebosqueux,
Et le momerade horsgrave.
Превосходный перевод на немецкий язык был сделан Робертом Скоттом, видным специалистом по греческому языку, сотрудничавшим с ректором Лидделлом (отцом Алисы) в работе над греческим словарем. Впервые этот перевод появился в статье "Подлинное происхождение "Jabberwocky"" ("Macmillsn Magazine", February 1872). Скрывшись под псевдонимом Томаса Чэттертона, Скотт сообщал, что присутствовал однажды на спиритическом сеансе, где дух некоего Германа фон Швинделя [Schwindel (нем.) - обман] утверждал, что стихотворение Кэрролла есть просто перевод старинной немецкой баллады:
DER JAMMERWOCH
Es brillig war. Die schlichte Toven
Wirrten und wimmelten in Waben:
Und aller-mumsige Burgguven
Die mohmen Rath' ausgraben.
Bewahre doch vor Jammerwoch!
Die Zahne knirschen, Krallen kratzen!
Bewahr' vor Jubjub-Vogel, vor
Frumiosen Banderschnatzchen!
Er griff sein vorpals Schwertchen zu,
Er suchte lang das manchsam' Ding;
Dann, stellend unten Tumtum Baum,
Er an-zu-denken-jing.
Als stand er tief in Andacht auf,
Des Jammerwochen's Augen-jeuer
Durch tulgen Wald mit wiffek kam
Ein burbelnd ungeheuer!
Eins, Zwei! Eins, Zwei!
Und durch und durch
Sein vorpals Schwert
zerschnifer-schnuck,
Da blieb es todt! Er, Kopf in Hand,
Gelaumfig zog zuruck.
Und schlugst Du ja den Jammerwoch?
Umarme mich, mien Bohm'sches Kind!
O Freuden-Tag! O Halloo-Schlag!
Er chortelt froh-gesinnt.
Es brillig war, etc.
"Jabberwocky" много раз пытались пародировать. В антологию нонсенса Кзролин Уэллс (Such Nonsence. Compiled by Carolyn Wells, 1918) включены три из наиболее удачных пародий [...], но я склонен разделить мнение Честертона относительно того, что всякие попытки такого рода создать юмористические подражания юмористическим произведениям обречены на провал.
В одном из лучших рассказов Льюиса Пэджитта - под этим именем выступали покойный Генри Куттнер и его жена Кэтрин Л. Мор - (L. Padgett. Mimsy were the Borogoves) слова из "Jabberwocky" рассматриваются как знаки языка будущего. Правильно понятые, они раскрывают технику проникновения в четырехмерный континуум пространства-времени. Та же мысль превосходно используется в очень смешном детективном романе Фредрика Брауна (Fredrtc Brown. Night of the Jabberwock). Рассказчик - восторженный почитатель Кэрролла. От Иегуди Смита, который, судя по всему, является членом общества поклонников Кэрролла "Светозарные мечи", он узнает, что сказки Кэрролла вовсе не сказки, а правдивое повествование о действительной жизни в другом измерении. Ключи к сказкам остроумно скрыты в математических трактатах Кэрролла, особенно в Curiosa Mathematics, и в его стихотворениях, которые на деле являются акростихами более замысловатого толка. Почитатели Кэрролла не должны пройти мимо "Ночи Бармаглота", этого необычного произведения, тесно связанного с "Алисой". [...]
h Бармаглот в "Охоте на Снарка" не упоминается, но в письме к миссис Чэтевей, матери одной из девочек, с которыми дружил Кэрролл, он пишет, что место действия в "Снарке" - остров, "который часто посещают Джубджуб и Брандашмыг. Это, безусловно, тот самый остров, где был убит Бармаглот".
Когда девочки из Бостонской классической гимназии попросили у Кэрролла разрешения назвать свой школьный журнал "The Jabberwock", он ответил:
"Мистер Льюис Кэрролл с удовольствием дает редакторам предполагаемого журнала согласие использовать титул, на котором они остановили свой выбор. Ему удалось установить, что англосаксонское слово "wocer" или "wocor" означает "потомок" или "плод". Принимая обычное значение слова "jabber" ("возбужденный или долгий спор"), получим в результате "плод долгого и возбужденного спора". Насколько эго название будет отвечать духу задуманного издания, предоставим судить будущим историкам американской литературы. Мистер Кэрролл желает всевозможных успехов журналу".
i Брандашмыг упоминается снова в главе VII, а также в "Охоте на Снарка" ("Напасть" 7, ст. 3, 4, 6).
j Тенниел, иллюстрировавший эту строфу прекрасным рисунком, поначалу предполагал поставить его фронтисписом ко всей книге. Однако Кэрроллу этот рисунок показался слишком устрашающим, и он предпочел заменить, его чем-то более спокойным. В 1871 г., прежде чем принять окончательное решение, он отпечатал типографским способом следующее письмо и разослал его тридцати матерям своих юных друзей:
"Посылаю Вам предполагаемый фронтиспис "Зазеркалья". Чудовище это, как полагают некоторые, слишком страшно и может испугать нервных детей, наделенных воображением, а книгу, во всяком случае, лучше начать каким-то более приятным рисунком.
Поэтому мне хотелось бы узнать мнение нескольких друзей, для каковой цели я и рассылаю отпечатанные фронтисписы. Мы можем принять любое из трех решений:
(1) Сохранить данный фронтиспис;
(2) Перенести этот фронтиспис в надлежащее место (там, где будет напечатана баллада, которую он должен иллюстрировать) и заменить его другим фронтисписом;
(3) Не публиковать его вовсе. [...]
Я буду признателен Вам за мнение (которое можно проверить, показав рисунок детям по Вашему выбору) относительно того, какое решение принять".
Судя по всему, большинство матерей выбрали второй вариант, ибо фронтисписом стал рисунок, изображающий Белого Рыцаря верхом на коне. [...]
Вопрос о том, не является ли и "Бармаглот" пародией, остается до сих пор открытым. Роджер Грин высказывал предположение ("The London Times Literary Supplement", March 1, 1957), что Кэрролл, возможно, имел в виду немецкую балладу "Пастух с Гор Великанов", в которой повествуется о том, как юный пастушок убил огромного Грифона. В 1846 г. кузина Кэрролла, Мэнелла Бьют Смедли перевела эту балладу на английский язык и опубликовала в одном из лондонских журналов ("Sharpe's London Magazine", March 7 and 21, 1846). "Сходство почти неуловимо, - пишет Грин. - Оно не в словах, а в настроении и атмосфере; пародируется весь стиль и самая идея баллады".
Как мюмзики в мове {g}.
О бойся Бармаглота, сын! {h}
Он так свирлеп и дик,
А в глуще рымит исполин
Злопастный Брандашмыг!
Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево Тумтум. {i}
Он стал под дерево и ждет,
И вдруг граахнул гром
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!
Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы - стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!
О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!
Варкалось {j}. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки.
Как мюмзики в мове.
- Очень милые стишки, - сказала Алиса задумчиво, - но понять их _не так-то_ легко.
(Знаешь, ей даже самой себе не хотелось признаться, что она ничего не поняла.)
- Наводят на всякие мысли - хоть я и не знаю, на какие... Одно ясно: _кто-то кого-то_ здесь убил... А, впрочем, может и нет...
Тут она опомнилась и вскочила на ноги.
- Что это я сижу? - подумала она. - Мне надо торопиться, а то не успею осмотреть все, что здесь есть! Начнем с сада!
С этими словами Алиса бросилась из комнаты и побежала вниз по лестнице... собственно, не побежала, а... как бы это объяснить? Это новый способ легко и свободно упускаться по лестнице, подумала Алиса: она только положила руку на перила - и тихонько поплыла вниз по ступенькам, даже не задевая их ногами; так она пронеслась через прихожую и вылетела бы прямо в дверь, если б не ухватилась за косяк. От полета у нее закружилась голова, и она рада была снова ступить на землю.
---------------------------------------------------------------------------
a Кэрролл с его любовью к резким контрастам начинает вторую книгу сценой в доме, зимой (первая сказка открывалась сценой на берегу реки, в пригожий майский день). Зима перекликается с темой старости и надвигающейся смерти, которые звучат в стихотворных вступлении и заключении. Костер, для которого мальчишки собирали хворост, и вопрос Алисы: "А знаешь, что будет завтра, Китти?" - заставляют предположить, что время действия - 4 ноября, канун Дня Гая Фокса {1}. (Этот день ежегодно отмечался в колледже Крайст Черч: на Пекуотер Квадрэнгл устраивался большой костер.)
Предположение о дне действия подтверждается в главе V, где Алиса говорит Белой Королеве, что ей семь с половиной лет ровно: Алиса родилась 4 мая (предыдущее путешествие в Страну чудес происходило 4 мая, когда Алисе, по-видимому, было ровно семь).
Однако остается открытым вопрос о том, имел ли Кэрролл в виду 1859 г. (когда Алисе действительно было семь лет) или 1860, 1861, 1862 годы, когда Кэрролл рассказал и записал повесть о первом приключении Алисы. 4 ноября 1859 г. было пятницей, 1860 г. - воскресеньем, 1861 г. - понедельником, 1862 г. - вторником. Последняя дата кажется наиболее подходящей, если принять во внимание слова Алисы (см. несколько ниже) о том, что она отложит наказание котенку до следующей среды.
b Снежинкой звали котенка, который принадлежал Мэри Макдоналд, одной из маленьких приятельниц Кэрролла ранних лет. Мэри была дочерью доброго друга Кэрролла, Джорджа Макдоналда {2}, шотландского поэта и романиста, автора таких известных фантастических повестей для детей, как "Принцесса и гоблин", "За спиной у Северной бури". Детям Макдоналда отчасти мы обязаны тем, что Кэрролл решился опубликовать "Алису в Стране чудес". Чтобы проверить, насколько она может заинтересовать широкий круг читателей, он попросил миссис Макдоналд прочитать сказку вслух в семейном кругу. Дети пришли в восторг. Гревилл, которому в то время было шесть лет, заявил, что хорошо бы иметь шестьдесят тысяч таких книжек. Позже он рассказал об этом эпизоде в книге воспоминаний о своих родителях (Greville Macdonald. George Macdonald and his Wife).
с Тема Зазеркалья, очевидно, возникла позже основного замысла второй сказки, в основу которой, как вспоминала Алиса Лидделл, легли экспромты, которые сочинял Кэрролл, обучая девочек Лидделл игре в шахматы. Лишь в 1868 г. появилась мысль о стране, лежащей по ту сторону зеркала, подсказанная разговором с другой Алисой, дальней родственницей писателя Алисой Рейке. Вот как об этом рассказывает она сама в лондонской газете "Таймс" от 22 января 1932 г.:
"В детстве мы жили на Онслоу-сквер и играли, бывало, в саду за домом. Чарлз Доджсон гостил там у старого дядюшки и часто прогуливался по лужайке, заложив руки за спину. Однажды, услышав мое имя, он подозвал меня к себе.
- Так ты, значит, тоже Алиса. Я очень люблю Алис. Хочешь посмотреть на что-то очень странное?
Мы вошли вслед за ним в дом, окна которого, как и у нас, выходили в сад. Комната, в которой мы очутились, была заставлена мебелью; в углу стояло высокое зеркало.
- Сначала скажи мне, - проговорил он, подавая мне апельсин, - в какой руке ты его держишь.
- В правой, - ответила я.
- А теперь, - сказал он, - подойди к зеркалу и скажи мне, в какой руке держит апельсин девочка в зеркале.
Я с удивлением ответила:
- В левой.
- Совершенно верно, - сказал он. - Как ты это объяснишь?
Я никак не могла этого объяснить, но видя, что он ждет объяснения, решилась:
- Если б я стояла по ту сторону зеркала, я бы, должно быть, держала апельсин в правой руке?
Я помню, что он засмеялся.
- Молодец, Алиса, - сказал он. - Лучше мне никто не отвечал.
Больше мы об этом не говорили; однако спустя несколько лет я узнала, что, по его словам, этот разговор навел его на мысль о "Зазеркалье", экземпляр которого он и прислал мне в свое время вместе с другими своими книгами".
В зеркале все асимметричные предметы (предметы, не совпадающие по своим зеркальным отражениям) предстают обращенными, "выворачиваются".
В книге много примеров таких зеркальных отражений {3}.
Как мы увидим, Труляля и Траляля - "зеркальные" близнецы; Белый Рыцарь поет о попытке втиснуть правую ногу в левый башмак; возможно, не случайно, что в книге не раз говорится о штопоре, ибо спираль - асимметричная структура, имеющая правую и левую формы. Если расширить тему Зазеркалья так, чтобы она включала зеркальное отражение любой асимметричной ситуации, мы верно определим основной мотив всей книги. Перечислять здесь все примеры было бы слишком долго; достаточно привести лишь несколько из них.
Чтобы приблизиться к Черной Королеве, Алиса идет в противоположном направлении; в вагоне поезда кондуктор ей говорит, что она едет не в ту сторону; у короля - два Гонца, "один, чтобы бежал туда, другой - чтобы бежал оттуда". Белая Королева объясняет преимущества "жизни назад"; пироги в Зазеркалье сначала раздают гостям, а потом уж режут. Четные и нечетные числа, представляющие собой комбинаторные эквиваленты правого и левого, в различных местах вплетаются в повествование. В определенном смысле нонсенс есть инверсия осмысленного и бессмысленного. Обычный мир переворачивается вверх ногами и выворачивается наизнанку; он превращается в мир, в котором все происходит как угодно, но только не так, как полагается.
Тема инверсии характерна, конечно, для всего нонсенса Кэрролла. В "Стране чудес" Алиса размышляет: "Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек?" Ей объясняют, что говорить, что думаешь, и думать, что говоришь, совсем не одно и то же. Откусив от гриба с левой стороны, она вырастает, откусив же с правой - напротив, уменьшается. Эти изменения в росте, которых так много в первой сказке, сами по себе являются инверсиями (например, вместо большой девочки и маленького щенка - маленькая девочка и большой щенок). В "Сильви и Бруно" мы знакомимся с "импондералом", антигравитационной ватой, которой можно набить почтовую посылку, чтобы она весила меньше, чем ничего; с часами, которые обращают время; с черным светом; с Фортунатовым кошельком, являющимся проективной плоскостью, у которой внутренность снаружи, а наружная сторона внутри. Мы узнаем, что E-V-I-L (зло) есть не что иное, как L-I-V-E ("жить" наоборот).
В жизни Кэрролл также часто пользовался приемом инверсии, чтобы повеселить своих маленьких друзей. В одном из его писем речь идет о кукле, чья левая рука становится "правой", оторвав правую в ссоре. В другом он писал: "Я так уставал, что ложился спать через минуту после того, как вставал, а иногда за минуту до того, как вставал". Он порой писал письма зеркально: чтобы прочитать, приходилось подносить их к зеркалу. У него было собрание музыкальных шкатулок, и он любил проигрывать их от конца к началу. Он рисовал картинки, которые превращались во что-то иное, стоило перевернуть их вверх ногами.
Даже в серьезные минуты Кэрроллу лучше всего думалось, когда ему удавалось, наподобие Белого Рыцаря, увидеть все перевернутым. Он придумывал новый способ умножения, в котором множитель писался наоборот и над множимым. "Охота на Снарка", как он рассказывает, была написана им с конца. "Ибо Снарк был буджум, понимаешь?" - эта последняя строка поэмы пришла ему в голову внезапно, как озарение. Затем он присочинил к ней строфу, к строфе - поэму.
Близко связан с кэрролловской инверсией и его юмор логического противоречия. Черная Королева знает холм такой большой, что рядом с ним этот покажется долиной; сухое печенье едят, чтобы утолить жажду; гонец шепчет крича; Алиса бежит так быстро, что ей удается остаться на месте. Неудивительно, что Кэрролл любил особый вид каламбура, называемый "ирландским быком" {4}, суть которого в логическом противоречии. Однажды он написал сестре:
"Пожалуйста, разбери с логической точки зрения следующее рассуждение: Девочка: Я так рада, что не люблю спаржу. Подруга: Отчего же, милая?
Девочка; Потому что, если б я ее любила, мне бы пришлось ее есть, а я ее не выношу".
Кто-то из знакомых Кэрролла вспоминает, что слышал, как он рассказывал про одного человека, у которого были такие большие ноги, что ему приходилось надевать брюки через голову.
"Пустое множество" (множество, не имеющее элементов), с которым он обращается как с овеществленной реальностью, также служит Кэрроллу источником логического нонсенса особого рода. Мартовский Заяц предлагает Алисе несуществующего вина; Алиса размышляет, что происходит с пламенем свечи, когда свеча не горит; географическая карта в "Охоте на Сварка" представляет собой "абсолютную и совершенную пустоту"; Червонному Королю кажется странным, что можно написать письмо "никому" ("Кому адресовано письмо?" - "Никому"), а Белый Король хвалит остроту зрения Алисы, увидевшей на дороге "никого" ("Кого ты там видишь?" - "Никого").
Почему юмор Кэрролла так тесно связан с логическими головоломками такого рода? Здесь не место разбирать вопрос о том, объясняется ли это только тем, что Кэрролл интересовался логикой и математикой или некими подсознательными импульсами, побуждающими его снова и снова сужать и расширять, сжимать и переворачивать, вывертывать наизнанку и ставить вверх ногами привычный мир. Вряд ли можно согласиться с положением, выдвинутым Флоренс Бекер Леннон в ее чрезвычайно интересной биографии Кэрролла "Викторианство в Зазеркалье" (Florence Becker Lennon. Victoria Through the Looking-Glass). Она доказывает, что Кэрролл от рождения был левшой, которого заставили пользоваться правой рукой, и что он "брал реванш, выворачивая многое справа налево". К несчастью, факты, доказывающие, что Кэрролл от природы был левшой, настолько малочисленны и неубедительны, что их нельзя принимать во внимание. Впрочем, такое объяснение истоков нонсенса Кэрролла все равно было бы недостаточным.
d Рассуждение Алисы о "зазеркальном" молоке гораздо значительнее, чем думалось Кэрроллу. Лишь спустя несколько лет после опубликования "Зазеркалья" стереохимия нашла положительное подтверждение тому, что органические вещества имеют асимметричное строение атомов. Изомеры суть вещества, молекулы которых состоят из совершенно тех же атомов, соединенных, однако, в топологически различные структуры. Стереоизомеры суть изомеры, идентичные даже в топологической структуре, однако из-за асимметричности этой структуры они образуют зеркальные пары, подобно левому и правому ботинку. Все органические вещества стереоизометричны. Обычно в пример приводят сахар: в "правом" варианте его называют декстрозой, в левом левулезой. Прием пищи вызывает сложные химические реакции между асимметричными веществами и асимметричными продуктами в организме, потому что между "левыми" и "правыми" формами одного и того же органического вещества существует определенная разница во вкусе, запахе и усвояемости. Ни одна лаборатория или корова пока что не дала "зеркального" молока, но можно смело сказать, что если бы асимметрическую структуру молока зеркально отразили, его нельзя было бы пить.
В этом суждении о "зазеркальном" молоке подразумевается лишь отражение структуры, соединяющей атомы молока. Конечно, подлинное зазеркальное отражение молока означало бы и инверсию структуры самих элементарных частиц. В 1957 г. Ли Цзун-дао в Янг Чжень-нин, два американских физика китайского происхождения, получили Нобелевскую премию за теоретический труд, который, по удачному выражению Роберта Оппенгеймера, привел их к "радостному и удивительному открытию" относительно того, что частицы и их античастицы (то есть идентичные частицы с противоположными зарядами), подобно стереоизомерам, суть не что иное, как зеркальные отражения тех же структур. Если это так, тогда "зазеркальное" молоко будет состоять из "антивещества", которое Алиса даже не сможет выпить: стоит ей прийти в соприкосновение с этим молоком, как оба они взорвутся. Разумеется, анти-Алиса, находящаяся по ту сторону зеркала, найдет антимолоко чрезвычайно вкусным и питательным.
Читателям, которым хотелось бы узнать больше о философском и научном смысле "левого" и "правого", рекомендую познакомиться с прекрасной книжкой Германа Вейля (Hermann Weyl. Symmetry, 1952) [Русский перевод: Герман Вейль. Симметрия. М., 1968], со статьей Филипа Моррисона (Philip Morrison. The Overthrow of Parity, - "Scientific American", April, 1957) и с моей работой "Обеими ли руками пишет Природа?" (Martin Gardner. Is Nature Ambidexterous? - "Philosophy and Phenomenological Research", December, 1952) [Русский перевод: Мартин Гарднер. Математические головоломки и развлечения. М., 1971]. В более легком жанре написана последняя глава о "левом" и "правом" в "Книге математических загадок и развлечений "Сайентифик Америкэн"" (The Scientific American Book of Mathematical Puzzles and Diversions, 1959) и мой рассказ "Левое или правое?" ("Esquire", February, 1951). Классический пример научной фантастики на эту тему - "Рассказ Платнера" Уэллса. [...] В настоящий момент, когда я пишу эти строки, специалисты по атомной физике размышляют о возможности создания антивещества в лабораторных условиях. [...]
c Неловкость Белого Коня, съезжающего вниз по кочерге, предвосхищает неловкость Белого Рыцаря на коне (гл. VIII).
f Поначалу Кэрролл намеревался напечатать все стихотворение зеркально отраженным, однако позже решил ограничиться первой строфой. Тот факт, что Алиса увидела эти строки перевернутыми, свидетельствует о том, что сама она, пройдя сквозь зеркало, не изменилась. Как говорилось выше (примеч. "d"), сейчас у вас есть все основания полагать, что "неотраженная" Алиса просуществовала бы в Зазеркалье не долее тысячной доли секунды (см. также примеч. к гл. V).
g
JABBERWOCKY
'Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe:
All mimsy were the borogoves,
And, the mome raths outgrabe.
Beware the Jabberwock, my son!
The jaws that bite, the claws that catch!
Beware the Jnbjub bird, and shun
The frumious Bandersnatch!
He took his vorpal sword in hand:
Long time the manxome foe he sought
So rested he by the Tumtum tree,
And stood awhile in thought.
And, as in uffish thought he stood,
The Jabberwock, with eyes of flame,
Came whiffling through the tulgey wood,
And burbled-as it came!
One, two! One, two! And through and through
The vorpal blade went snicker-snack!
He left it dead, and with its head
He went galumphing back.
And hast-than slain the Jabberwock?
Come to my arms, my beamish boy!
О frabjous day! Callooh! Callay!
He chortled In his joy.
'Twas brillig, and the slithy loves
Did gyre and glmble in the wabe:
All mimsy were the borogoues.
And the mome raths outgrabe.
Первая строфа этого стихотворения появилась впервые в журнале "Миш-Мэш" ("Misch-Masch"), последнем из домашних "публикаций", которые Кэрролл в юности сочинял, собственноручно переписывал и иллюстрировал для развлечения своих братьев и сестер. В номере, помеченном 1855 годом (Кэрроллу тогда было двадцать три года), этот "любопытный отрывок" появился под названием: "Англосаксонский стих" [... В заключение Кэрролл писал:] "Смысл этого фрагмента древней Поэзии темен; и все же он глубоко трогает сердце". [...]
Мало кто станет оспаривать тот факт, что "Jabberwoeky" является величайшим стихотворным нонсенсом на английском языке. Он был так хорошо знаком английским школьникам XIX в., что пять из его "бессмысленных" слов фигурируют в непринужденном разговоре мальчиков в "Столки и КЬ" Киплинга {5}, Сама Алиса весьма точно определяет секрет очарования этих строк: они "наводят на всякие мысли, хоть и неясно - на какие". Странные слова в этом стихотворении не имеют точного смысла, однако они будят в душе читателя тончайшие отзвуки. [...] С тех пор были и другие попытки создать более серьезные образцы этой поэзии (стихотворения дадаистов {6}, итальянских футуристов и Гертруды Стайн {7}, например) - однако, когда к ней относятся слишком серьезно, результаты кажутся скучными. Я не встречал человека, который помнил бы хоть что-нибудь из поэтических опытов Стайн, но я знаю множество любителей Кэрролла, которые обнаружили, что помнят "Jabberwocky" слово в слово, хоть никогда не делали сознательной попытки выучить его наизусть. Огден Нэш {8} написал прекрасное стихотворение-нонсенс "Геддондилло" [...], но даже в нем он несколько слишком старается достигнуть определенного эффекта. "Jabberwocky" же обладает непринужденной звучностью и совершенством, не имеющим себе равных.
"Jabberwocky" был любимым произведением английского астронома Артура Стэнли Эллингтона, которое он не раз упоминал в своих трудах. В книге "Новые пути в науке" (Arthur Stanley Eddington. New Pathways in Science) он сравнивал формальную структуру стихотворения с областью современной математики, известной как теория групп. В "Природе физического мира" (The Nature of the Physical World) он замечает, что описание элементарной частицы, которое дает физик, есть на деле нечто подобное "Jabberwocky"; слова связываются с "чем-то неизвестным", действующим "неизвестным нам образом". Поскольку указанное описание содержит числа, физика оказывается в состоянии внести некоторый порядок в явление и сделать относительно него успешные предсказания. Эддингтон пишет:
"Наблюдая восемь электронов в одном атоме и семь электронов в другом, мы начинаем постигать разницу между кислородом и азотом. Восемь "хливких шорьков" "пыряются" в кислородной "наве" и семь - в азотной. Если ввести несколько чисел, то даже "Jabberwocky" станет научным. Теперь можно отважиться и на предсказание: если один из "шорьков" сбежит, кислород замаскируется под азот В звездах и туманностях мы, действительно, находим таких волков в овечьих шкурах, которые иначе могли бы привести нас в замешательство. Если перевести основные понятия физики на язык "Jabberwocky", сохранив все числа - все метрические атрибуты, ничего не изменится; это было бы неплохим напоминанием принципиальной непознаваемости природы основных объектов".
"Jabberwocky" умело переводили на несколько языков. Существуют два латинских перевода; один сделан в 1881 г. Огастесом М. Ванситтартом, профессором Тринити Колледжа в Кембридже, и был издан отдельной книжечкой Оксфордским университетским издательством в том же году (см. с. 144 биографии Коллингвуда); второй - дядюшкой Кэрролла Хэссердом X. Доджсоном (см. Lewis Carroll Picture Book, p. 364). "Габбербокхус Пресс", странное наименование, принятое одним лондонским издательством, идет от латинского имени "Jabberwocky", придуманного дядюшкой Хэссердом.
Приводимый ниже французский перевод Фрэнка Л. Уоррина (F. L. Warrio) был впервые опубликован в журнале "Нью-Йоркер" в январе 1981 г. ("New Yorker", January 10,1931). (Цит. по книге миссис Леннон, где он был перепечатан.)
LE JASEROQUE
Il brllgue: les toves lubricilleux
Se gyrent en vrillant dans le guave,
Enmimes sont les gougebosqueux.
Et le momerade horsgrave.
Garde-toi du Jaseroque, mon fils!
La gueule qui mord; la griffe qui prend!
Garde-toi de l'oiseau Jube, evite
Le frumieux Band-a prend,
Son glaive vorpal en, main il va
T-a la recherche du fauve manscant;
Puis arrive a iabre Te-Te,
Il y reste, reflechissant.
Pendant qu'il pense, tout uffuse
Le Jaseroque, a l'oeil flambant,
Vient siblant par le bois lullegeais,
Et burbule en venant.
Un deux, un deux, par le milieu,
Le glaive vorpul fait pat-a-pan!
La bete delaite, avec sa tete,
Il rentre gallomphant.
As-tu tue le Jaseroque?
Viens a mon coeur, fils rayonnait
О jour frabbejeais! Calleau! Collai!
Il cortule dans sa joie.
Il brilgue: les loues lubricilleux
Se gyrent en vrillant dans le guaue,
Enmimes sont les gougebosqueux,
Et le momerade horsgrave.
Превосходный перевод на немецкий язык был сделан Робертом Скоттом, видным специалистом по греческому языку, сотрудничавшим с ректором Лидделлом (отцом Алисы) в работе над греческим словарем. Впервые этот перевод появился в статье "Подлинное происхождение "Jabberwocky"" ("Macmillsn Magazine", February 1872). Скрывшись под псевдонимом Томаса Чэттертона, Скотт сообщал, что присутствовал однажды на спиритическом сеансе, где дух некоего Германа фон Швинделя [Schwindel (нем.) - обман] утверждал, что стихотворение Кэрролла есть просто перевод старинной немецкой баллады:
DER JAMMERWOCH
Es brillig war. Die schlichte Toven
Wirrten und wimmelten in Waben:
Und aller-mumsige Burgguven
Die mohmen Rath' ausgraben.
Bewahre doch vor Jammerwoch!
Die Zahne knirschen, Krallen kratzen!
Bewahr' vor Jubjub-Vogel, vor
Frumiosen Banderschnatzchen!
Er griff sein vorpals Schwertchen zu,
Er suchte lang das manchsam' Ding;
Dann, stellend unten Tumtum Baum,
Er an-zu-denken-jing.
Als stand er tief in Andacht auf,
Des Jammerwochen's Augen-jeuer
Durch tulgen Wald mit wiffek kam
Ein burbelnd ungeheuer!
Eins, Zwei! Eins, Zwei!
Und durch und durch
Sein vorpals Schwert
zerschnifer-schnuck,
Da blieb es todt! Er, Kopf in Hand,
Gelaumfig zog zuruck.
Und schlugst Du ja den Jammerwoch?
Umarme mich, mien Bohm'sches Kind!
O Freuden-Tag! O Halloo-Schlag!
Er chortelt froh-gesinnt.
Es brillig war, etc.
"Jabberwocky" много раз пытались пародировать. В антологию нонсенса Кзролин Уэллс (Such Nonsence. Compiled by Carolyn Wells, 1918) включены три из наиболее удачных пародий [...], но я склонен разделить мнение Честертона относительно того, что всякие попытки такого рода создать юмористические подражания юмористическим произведениям обречены на провал.
В одном из лучших рассказов Льюиса Пэджитта - под этим именем выступали покойный Генри Куттнер и его жена Кэтрин Л. Мор - (L. Padgett. Mimsy were the Borogoves) слова из "Jabberwocky" рассматриваются как знаки языка будущего. Правильно понятые, они раскрывают технику проникновения в четырехмерный континуум пространства-времени. Та же мысль превосходно используется в очень смешном детективном романе Фредрика Брауна (Fredrtc Brown. Night of the Jabberwock). Рассказчик - восторженный почитатель Кэрролла. От Иегуди Смита, который, судя по всему, является членом общества поклонников Кэрролла "Светозарные мечи", он узнает, что сказки Кэрролла вовсе не сказки, а правдивое повествование о действительной жизни в другом измерении. Ключи к сказкам остроумно скрыты в математических трактатах Кэрролла, особенно в Curiosa Mathematics, и в его стихотворениях, которые на деле являются акростихами более замысловатого толка. Почитатели Кэрролла не должны пройти мимо "Ночи Бармаглота", этого необычного произведения, тесно связанного с "Алисой". [...]
h Бармаглот в "Охоте на Снарка" не упоминается, но в письме к миссис Чэтевей, матери одной из девочек, с которыми дружил Кэрролл, он пишет, что место действия в "Снарке" - остров, "который часто посещают Джубджуб и Брандашмыг. Это, безусловно, тот самый остров, где был убит Бармаглот".
Когда девочки из Бостонской классической гимназии попросили у Кэрролла разрешения назвать свой школьный журнал "The Jabberwock", он ответил:
"Мистер Льюис Кэрролл с удовольствием дает редакторам предполагаемого журнала согласие использовать титул, на котором они остановили свой выбор. Ему удалось установить, что англосаксонское слово "wocer" или "wocor" означает "потомок" или "плод". Принимая обычное значение слова "jabber" ("возбужденный или долгий спор"), получим в результате "плод долгого и возбужденного спора". Насколько эго название будет отвечать духу задуманного издания, предоставим судить будущим историкам американской литературы. Мистер Кэрролл желает всевозможных успехов журналу".
i Брандашмыг упоминается снова в главе VII, а также в "Охоте на Снарка" ("Напасть" 7, ст. 3, 4, 6).
j Тенниел, иллюстрировавший эту строфу прекрасным рисунком, поначалу предполагал поставить его фронтисписом ко всей книге. Однако Кэрроллу этот рисунок показался слишком устрашающим, и он предпочел заменить, его чем-то более спокойным. В 1871 г., прежде чем принять окончательное решение, он отпечатал типографским способом следующее письмо и разослал его тридцати матерям своих юных друзей:
"Посылаю Вам предполагаемый фронтиспис "Зазеркалья". Чудовище это, как полагают некоторые, слишком страшно и может испугать нервных детей, наделенных воображением, а книгу, во всяком случае, лучше начать каким-то более приятным рисунком.
Поэтому мне хотелось бы узнать мнение нескольких друзей, для каковой цели я и рассылаю отпечатанные фронтисписы. Мы можем принять любое из трех решений:
(1) Сохранить данный фронтиспис;
(2) Перенести этот фронтиспис в надлежащее место (там, где будет напечатана баллада, которую он должен иллюстрировать) и заменить его другим фронтисписом;
(3) Не публиковать его вовсе. [...]
Я буду признателен Вам за мнение (которое можно проверить, показав рисунок детям по Вашему выбору) относительно того, какое решение принять".
Судя по всему, большинство матерей выбрали второй вариант, ибо фронтисписом стал рисунок, изображающий Белого Рыцаря верхом на коне. [...]
Вопрос о том, не является ли и "Бармаглот" пародией, остается до сих пор открытым. Роджер Грин высказывал предположение ("The London Times Literary Supplement", March 1, 1957), что Кэрролл, возможно, имел в виду немецкую балладу "Пастух с Гор Великанов", в которой повествуется о том, как юный пастушок убил огромного Грифона. В 1846 г. кузина Кэрролла, Мэнелла Бьют Смедли перевела эту балладу на английский язык и опубликовала в одном из лондонских журналов ("Sharpe's London Magazine", March 7 and 21, 1846). "Сходство почти неуловимо, - пишет Грин. - Оно не в словах, а в настроении и атмосфере; пародируется весь стиль и самая идея баллады".