Страница:
Лучия танцевала весь вечер с выпускниками, а Джузеппе сидел рядом с
директором и с любовью смотрел на жену.
"Вы не ревнуете?" - спросил директор Джузеппе.
"Нет. Я всегда радуюсь, когда моя жена нравится другим." - ответил тот.
Вечером после бала Лючия сказала мужу: "Жаль, что у меня такая работа.
Будь побольше времени, я бы покорила весь мир. Так приятно чувствовать не
себе восхищенные взгляды."
"Скоро ты скажешь, что тебе мало меня одного и захочешь променять меня
на кого-нибудь другого." - сказал Джузеппе, иронично улыбаясь.
"И не мечтай об этом, лучшего мужа мне не найти. Я иногда думаю, что
было бы, если бы мы с тобой не встретились. С моим пуританским характером я
осталась бы навсегда одна, вскоре бы подурнела от старости и, как всякая
старая дева, стала бы невыносимой."
"Вот и хорошо, что ты это осознаешь, а то я уже загрустил." - сказал
Джузеппе с лукавой усмешкой. Он смотрел на Лючию с любовью. - "Но мне тоже
не хватает доли восторга. Тебе не кажется, что мои кулинарные таланты
распространяются только на тебя одну, только ты ешь те изыски, которые я
приготовил. Давай пригласим наших друзей, мне тоже хочется, чтобы и они мной
восхитились. Кроме того, я хочу сшить тебе несколько платьев, чтобы, когда
мы пойдем в ресторан или в театр, моим искусством восхищался весь зал."
"Вот уж не знала, что я замужем за таким чистолюбцем."
Джузеппе сшил жене еще одно платье. В театре, куда они пошли, Лючия
ощущала на себе восторженные взгляды мужчин.
"Благодаря тебе я почувствовала себя женщиной. Даже не только просто
женщиной, а красивой женщиной. Что бы я делала без тебя?" - сказала она,
стоя перед зеркалом. - "Мне не хочется снимать это платье."
Они начали к себе приглашать друзей. Лючия каждый раз появлялась в
новом платьи, приводя в восторг гостей, Джузеппе готовил прекрасные блюда.
Но самое главное, было весело, и в доме царила атмосфера доброжелательства.
Душой дома был, без сомнения, Джузеппе, его добрые карие глаза, улыбка и
низкий певучий голос создавали ощущение домашнего уюта.
"У вас я чувствую себя так хорошо, как нигде в другом месте." - сказал
как-то один из друзей.
Муж Марии, человек, занимавший хороший пост и бывавший на приемах не
только в мерии, но и в местах повыше, тоже сказал: "Только у вас я чувствую
себя как дома. Эти приемы, сборища в общественных местах, где все только
едят, говорят о своей работе и своем богатстве, это так скучно."
"Ну не говори, в приемах есть своя прелесть, которой нет нигде больше.
Они мне просто необходимы." - возразила ему Мария. - "У Лючии и Джузеппе
очень хорошо, но вечера у них, только среди друзей, которых мы знаем уже
давно, не смогли бы заменить мне приемы в мерии."
Однажды она утащила Лючию на кухню.
"Я знаю, ты любишь Джузеппе. Если бы он не был хорошим человеком, он не
был бы твоим мужем. Но ведь вы совершенно разные люди - ты активна, красива,
покоряешь не только мужчин, но и женщин. Его же красавцем не назовешь, да,
он очень мил, но он такой спокойный. Мне кажется, что он - человек без
твердого характера. Тебе не скучно с ним? В мире ведь так много настоящих
мужчин."
"Нет, мне с ним не скучно. Я его действительно люблю, он дал мне
счастье, которого я, возможно, и не заслуживаю. После тяжелой работы я
прихожу не в холостяцкий неухоженную квартиру, где меня никто не ждет, а в
дом, где есть уже Джузеппе, который меня любит. Я уже не говорю о том, что
он прекрасный друг, неутомимый любовник, он великолепно варит, его блюдами
восхищаюсь не только я, но и вы все. Он шьет мне такие платья, в которых я
выгляжу красивее, чем есть на самом деле. Я люблю его, и лучшего мужа мне не
нужно. А ты его просто не знаешь."
Началась зима, противная итальянская зима с дождями и сыростью. В это
время Лючия всегда чувствовала себя плохо, не физически, а морально. У нее
было плохое настроение, она становилась раздражительной, приходила домой
темнее тучи и мечтала только о том, чтобы никого не видеть и чтобы ее
оставили в покое. Даже Джузеппе раздражал ее. А тут еще, как назло, резко
возрасло количество преступлений, как уж не воспользоваться длинными ночами
и плохой погодой.
"Дорогой мой, не обращай внимания на мое плохое настроение. Я люблю
тебя. Вот наступит весна, и все опять будет хорошо. А пока потерпи меня
такой, какая я есть." - как-то сказала она ему, уходя в свою комнату.
Джузеппе, зная ее зимнюю депрессию, старался ни в чем не противоречить
жене.
После рождества, которое они провели вдвоем и совсем неинтересно и не
весело, Джузеппе сказал:
"Хватит хандрить. Давай пригласим друзей перед сочельником, может это
хоть как-то развеселит тебя."
Лючия нехотя согласилась.
Но день, когда должны были прийти гости, начался плохо. Около пяти
часов утра, супруги еще спали, позвонили из полиции - обворовали "Банко ди
маре", и несмотря на то, что Лючия была выходной, приказали немедленно
начать расследование.
"Вся надежда только на тебя." - сказал начальник полиции. - "С вечера
две бригады не могут найти похитителей."
Лючия работала целый день, и лишь за несколько часов до прихода гостей
ей удалось напасть на след бандитов и арестовать их.
"Ну и утерла же ты нос нашим мужчинам. Я всегда знал, что тебе цены
нет." - сказал начальник полициии и на радостях расцеловал ее.
Лючия думала, что похвала исправит ее дурное настроение, но, увы! все
осталось по-прежднему.
Она пришла домой. В гостинной Джузеппе цветными нитками вышивал
скатерть.
"Я решил, что в новом году у нас должна быть новая скатерть." - сказал
он.
Лючия ничего не ответила и ушла в свою комнату. Она была возмущена,
даже оскорблена. На ум пришел разговор с Марией.
"Боже, за что ты так наказываешь меня?" - думала Лючия. - "Мария
совершенно права - он ведь не мужчина. Настоящие мужчины работают в полиции.
За что я люблю его? Правду говорят, если Бог хочет наказать человека, Он
лишает его разума. Если бы я не любила Джузеппе, я бы его убила. Но я люблю
его и должна жить с ним до конца жизни. Это мне кажется очень
несправедливым, я заслуживаю лучшей участи."
Пришли гости. Лючия встретила их в старом платьи, в котором ходила в
полицию, прежде, чем переодеться в униформу.
Мария была удивлена.
"Что с тобой? Ты выглядишь уставшей. У тебя неприятности на работе или
ты поссорилась с Джузеппе? Может быть ты больна?" - спросила она.
"Нет, все в порядке. Просто у меня плохое настроение. Это все из-за
погоды."
Встреча друзей прошла вяло и скучно. Джузеппе забыл вынуть во-время
красное вино из холодильника, и оно не успело нагреться до нужной
температуры. К тому же еда оказалась плохо приготовленной и невкусной: мясо
было недосолено и плохо прожарено, торт - сырым внутри, кофе - недостаточно
крепким. Гости ушли недовольные.
Но больше всех была недовольна Лючия, она была просто взбешена и ушла в
свою комнату, даже не пожелав Джузеппе доброй ночи. Она ходила по комнате и
никак не могла успокоиться.
"Я ненавижу его. Я никогда его не любила. Вся моя жизнь с ним была
сплошной пыткой. Я это всегда понимала, но боялась сама себе в этом
признаться. Хватит! Пора с этим кончать!"
Она вытащила из письменного стола пистолет и пошла в спальню.
Джузеппе уже спал, мирно похрапывая. Почти не глядя, Лючия выпустила в
него всю обойму. Она посмотрела на окровавленное тело мужа, и только тогда
до нее дошло, что произошло. Она упала на кровать, обняла мертвого Джузеппе
и начала его целовать.
"Что я сделала? Я убила любимого мужа, человека, дороже которого для
меня нет во всем мире. Теперь я осталась одна, одинокая, без любимого
человека."
Она целовала окровавленное тело и плакала. И в этот момент она поняла,
что она - убийца.
"Я убила ни в чем неповинного человека. Я забыла слова моей матери, о
том что самое ценное, что есть у человека, это его жизнь, и никто не имеет
права ее у него отнять. А я отняла жизнь у Джузеппе. Мне нет оправдания.
Теперь меня арестуют и будут судить. У меня не смягчающих обстоятельств, я
убила любимого человека по прихоти, просто из-за плохого настроения, и меня
приговорят к пожизненному заключению. Что такое женская тюрьма, я хорошо
знаю, женщины там злые, они всегда говорят гадости и дерутся друг с другом.
Когда же они узнают, что я работала в полиции, то станут издеваться надо
мной и даже бить. И так до конца жизни, некому будет защитить меня. Нет,
этого я не хочу. Лучше умереть сразу, чем мучиться до конца жизни."
И она раскусила капсулу.
"Сейчас я умру, и смерть прекратит мои страдания." - подумала она.
Но смерть не пришла.
Она вдруг почувствовала, что нужно срочно идти в туалет. У нее начался
сильный понос. Потому что фармацевт, ее школьный друг, решил, что было бы
несправедливо, если такая красивая женщина только из-за женского каприза,
из-за плохого настроения, покончит жизнь самоубийством. И положил в капсулу
сильное слабительное.
До утра из-за непрекращающего поноса Лючия не могла выйти из туалета.
Она думала о своей несчастной жизни, вспоминала любимого Джузеппе и
безутешно плакала.
Эту историю рассказал мне дон Хосе М. В семидесятые годы он был признан
одним из лучших танцором фламенко Испании и со своим ансамблем объездил
почти весь мир. Теперь из-за преклонного возраста он больше не танцует,
преподает фламенко в одной из мадридских школ и свободное время посвящает
изучению истории этого танца. Поэтому сомневаться в правдивости его рассказа
у меня нет никаких оснований. По его настоятельной просьбе, причина которой
мне до сих пор не ясна, я изменил лишь имена и некоторые несущественные
детали.
Море поглотило заходящее солнце, а вместе с ним и дневной свет. Сразу
стало темно. На черном южном небе зажглись крупные мигающие звезды, но они
не смогли рассеять ночной мрак. Подул прохладный ветерок, и жара начала
постепенно спадать.
Из шатров табора, который расположился в небольшой долине между
холмами, вышли цыгане и разожгли костры.
Цыгане выходили семьями - мужчины в черных бархатных курточках и узких
штанах, женщины в цветастых платьях и шалях; молодые и старые, они садились
вокруг костров. За ними высыпала шумная детвора. Затем появились певцы и
музыканты с гитарами, бубнами, кастаньетами. Раздались звуки гитар, и первая
группа начала танец. При свете колышащегося пламени костров танец выглядел,
как мистическое действо, казалось, что не люди, а какие-то призраки
исполняли этот ритмический танец.
У одного из костров сидел Ромеро, молодой человек, почти мальчик, и
задумчиво смотрел на пламя.
"Почему ты не танцуешь, что с тобой?" - Ромеро даже не заметил, как к
нему подошел отец. - "Все танцуют, а ты сидишь один и о чем-то думаешь."
"Я не хочу танцевать." - ответил Ромеро мрачно.
"Уж не влюбился ли ты, а ей не нравишься? Вот и загрустил. Найдем
другую, не одна она на свете. Если тебе не нравяться девушки из нашего
табора, поищем в соседнем, и там найдем невесту.""
"Нет, я не влюбился."
"А может быть ты влюбился в испанку? Выбрось это из головы. Цыгане
женяться только на цыганках, так заведено у нас с покон веков, и никто не
может изменить этот закон. Мы с матерью уже решили - тебе пора жениться. Все
твои сверстники давно женаты, уже и детей имеют, даже те, кто моложе тебя."
"Я не хочу жениться. Мне никто не нравится. Я ведь уже сказал, что я
вообще не хочу женится."
"Все цыгане имеют семьи, и ты тоже должен жениться. А то, что тебе
никто не нравится, не страшно. Ты наверное думаешь, что я был влюблен в твою
мать, когда женился не ней? Ничего подобного. Мой отец сказал мне, что я
должен жениться, и вот с твоей матерью живем в согласии уже много лет. И
семерых детей имеем."
"Я не хочу жениться. Я хочу танцевать фламенко."
"Ну и хорошо, иди танцевать. Почему же ты сидишь один у костра и не
танцуешь? Иди, весь табор ждет тебя. Все говорят, что без тебя фламенко
получается очень скучным. Ты действительно танцуешь хорошо."
"Я это знаю, поэтому хочу танцевать не только в таборе. Я хочу
танцевать в городе, на улице. Однажды я видел бродячих артистов, и с этого
времени понял, что хочу быть таким же, как они."
"Забудь об этом", - в голосе отца послышались угрожающие интонации. -
"Разве ты забыл, что фламенко - наше достояние, наше сокровище, и мы не
собираемся ни с кем им делиться. А теперь иди и танцуй вместе со всеми."
Ромеро нехотя встал и присоединился к танцующим. Он танцевал
действительно лучше других, движения были четче, красивее, упругее. С его
приходом танец изменился. Как талантливый художник, который несколькими
мазками превращает банальную картину в произведение искусства, он придал
фламенко не только особую красоту, но и таинственность, мощь и силу.
Цыгане танцевали группами. Когда одни уставали, им на смену выходили
другие. Но Ромеро не чувствовал усталости, танец захватил его, и он не мог
думать ни о чем другом, кроме фламенко. Уже сменилось несколько групп, а
Ромеро все танцевал.
Вдруг собаки настороженно подняли уши, зарычали и с лаем побежали к
небольшой роще не в далеке от табора.
Ромеро вышел из круга танцующих и пошел вслед за собакам. Было очень
темно, он ориентировался только на лай, когда шел к роще около табора.
Собаки окружили одно из деревьев, желая вцепиться и разорвать кого-то, кто
сидел там. Сначала Ромеро подумал, что это зверь, но когда глаза привыкли к
темноте, он увидел, что это человек, юноша, не старше его самого.
"Что ты здесь делаешь?" - спросил Ромеро грозно.
"Я знаю. Не убивай меня, я сейчас уйду". - В голосе незнакомца слышался
страх и мольба.
"Зачем ты пришел?"
"Я хотел только посмотреть, как танцуют фламенко. Я много слышал об
этом танце, и мне захотелось научиться его танцевать."
"Ты разве не знаешь, что этого делать нельзя. Мы убиваем не только
каждого, кто хочет научиться танцевать фламенко, но и тех, кто просто
смотрит, как мы танцуем."
"Я знаю. Не убивай меня, я сейчас уйду."
При слабом свете далеких костров Ромеро разглядел слезы в глазах
незнакомца. Совершенно неожиданно для себя самого, ему стало жалко этого
молодого человека, он стал ему даже симпатичным.
"Как тебя зовут?" -спрсил Ромеро.
"Лоренцо. Я - итальянец. На родине, в Неаполе, я был танцором."
"Танцором? И ты зарабатывал себе на жизнь танцами?"
"Я только начинал. Думаю, что если бы все было, как я задумал, то стал
бы профессиональным танцором в бродячем театре. Но... Не убивай меня, дай
мне уйти."
"Не бойся, я не собираюсь тебя убивать. Если ты так уж хочешь танцевать
фламенко, я научу тебя. Только для этого ты сначала должен жить, как цыган,
думать, как цыган, работать, как цыган и вообще стать цыганом. Без этого у
тебя ничего не получится. Фламенко - цыганский танец, и его могут танцевать
только цыгане. А теперь пойдем со мной в табор. Ты будешь мне братом."
"А меня там не убьют?"
"Если я приведу тебя, можешь не беспокоиться. Никто тебя и пальцем не
тронет."
Когда Ромеро и Лоренцо появились в таборе, цыгане посмотрели на них
мрачно и удивленно, но никто ничего не сказал.
"Он будет жить пока с нами в шатре, а позже я построю свой, и мы будем
жить вместе", - сказал Ромеро твердо.
Ему никть не возразил. Цыгане - народ вольный, и каждый может приводить
в табор, кого пожелает.
"Начнешь с того, что завтра будешь помогать моей матери по хозяйству, а
когда хорошо научишься делать домашнюю работу, я буду учит тебя объезжать
лошадей, скакать на них, потом продавать их на лошадином базаре, а уж затем,
когда ты заживешь цыганской жизнью, я начну учить тебя танцевать фламенко. А
сейчас идем спать, цыгане встают рано. И никого не бойся. Можешь спать
спокойно", - сказал Ромеро.
Шатер, хотя и был просторным, но в нем жила большая семья, и было
душно. Ромеро заснул мгновенно, а Лоренцо никак не мог заснуть. Ему
мерещились разные кошмары, он прислушивался к каждому шороху, боялся даже
пошевелиться.
"Ромеро может ошибаться." -думал он. - "Я же видел, как подозрительно
смотрели на меня цыгане. Одна старая цыганка посмотрела на меня даже с
ненавистью. Наверное, они заманили меня в табор, чтобы убить. А потом мое
тело выбросят в море, и никто обо мне даже не вспомнит."
Рядом с ним посапывал Ромеро. Он повернулся во сне и положил руку на
грудь Лоренцо. От теплоты этой руки Лоренцо успокоился.
"Нет, он будет мне другом, с ним мне нечего бояться", - подумал Лоренцо
и заснул.
Проснулся он рано, еще только начало светать, вернее, его разбудил шум
в шатре. Цыгане уже встали.
"Вставай, лежебока, мы ведь встаем рано." - сказал Ромеро. - " Мужчины
уезжают продавать лошадей, а женщины остаются в таборе. Я тебе уже говорил,
пока будешь
помогать матери по хозяйству".
На долю Лоренцо выпало собирать хворост для костра, разделовать овощи и
мясо, чистить котлы. Он справился с этой задачей прекрасно, тем более, что
мать и младшие братья Ромеро, которые остались в таборе, так как были еще
маленькими для мужских занятий, помогали и объясняли ему, что нужно делать.
Когда мужчины возвратились в табор, обед был уже готов.
"Ты будешь сидеть рядом со мной." - сказал Ромеро Лоренцо. - "Ты теперь
мой брат, а братья сидят всегда рядом."
Обед прошел весело - мужчины рассказывали, как они торговали лошадьми,
беззлобно шутили над покупателями, которые ничего не понимают в лошадях и за
плохой товар выкладывают большие деньги.
"Когда ты будешь учить меня танцевать фламенко?" - спросил Лоренцо у
Ромеро.
"Обожди, не все сразу. Ты еще не стал настоящим цыганом." - был ответ.
Через короткое время Лоренцо справлялся с домашней работой не хуже
любой цыганки, и мать Ромеро не могла нарадоваться такому прекрасному
помощнику. Лоренцо вскоре стал всеобщим любимцем - он смешил женщин
различными историями из жизни в Италии, которые знал в изобилии. Особенно
нравились им смешные истории о священниках, об их жадности, словоблудии и
развратности - цыгане хорошо помнили времена инквизиции, когда многие из них
были обвинены в колдовстве и сожжены.
Мать даже как-то сказала Ромеро:
"Счастлив тот час, когда ты привел Лоренцо в табор."
Лишь одна старая цыганка всегда смотрела на Лоренцо со злобой.
"На твоем лице написано, что ты принесешь несчастье нашему табору. Ты
околдовал всех, но тебе меня не обмануть. Ты чужой нам. Для тебя, да и для
нас всех, будет лучше, если ты уйдещь пока еще не поздно." - сказала она
ему.
Лоренцо так растерялся, что даже не знал, что ей ответить. В тот же
вечер он рассказал об этом Ромеро.
"Она не злая, она лучшая гадальщица во всем таборе и умеет видеть
будущее. Все ее предсказания сбывались. Но и лучшие гадалки тоже могут
ошибаться. Не обращай на нее внимания. Такой человек, как ты, не может
принести нам несчастье." - сказал тот.
Он взял Лоренцо за руку, подвел к одному из костров и сказал:
"Сегодня мы будем танцевать фламенко. Отсюда ты сможешь все хорошо
видеть. Если хочешь научиться танцевать, смотри и запоминай."
Лоренцо смотрел на танцующих, не отрываясь. Он вспоминал свое
впечатление, когда смотрел из рощи первый раз на танцующих. Теперь вблизи
танец выглядел еще красивее, рельефнее, мистичнее. Взглядом танцора он сразу
определил, что Ромеро танцует значительно лучше остальных.
Танец окончился, цыгане разбрелись по шатрам, а Ромеро и Лоренцо
остались у догорающего костра.
"Когда ты мне сказал, что танцевал на улице, я сразу понял, что будешь
мне братом. Я ведь тоже хочу танцевать фламенко на улицах испанских
городов." - сказал Ромеро.
"Ты танцуешь прекрасно, лучше всех остальных цыган. И испанцев ты
покроишь своим танцем, как покорил меня." - Лоренцо смотрел с восхищением на
Ромеро. - "Я много слышал о фламенко на рынке, но никто из них не видел
фламенко, только слышали о том, что цыгане охраняют его, как величайшее
сокровище, и убивают любого, кто пытается посмотреть, как его танцуют.
Поэтому я просил тебя при нашей первой встрече, когда сидел под деревом, не
убивать меня. Хотя я и подозревал, что это должен быть очень красивый танец,
но даже и не думать не мог, что это так прекрасно. Почему же ты не танцуешь
на улице, если ты этого так хочешь? Я уверен, что испанцы были бы благодарны
тебе, если бы ты научил их танцевать фламенко."
"Это трудно сделать. Ни отец, ни остальные никогда не позволят мне
этого. Фламенко - танец только для цыган. Для нас фламенко вроде молитвы. Вы
ходите в церковь, а мы танцуем фламенко. Цыгане - народ кочевой, сегодня мы
здесь, а завтра там, и строить церкви у нас нет возможности. Поэтому цыгане
танцуют только в таборе и не разрешают никому смотреть, как мы это делаем.
Вы ведь не пускаете в свои церкви мавров, хотя им может быть тоже интересно
знать, что там происходит."
Они смотрели на угасающий костер.
"Сажи мне, почему ты живешь в Испании?" -спросил Родриго. - "Тебе не
нравится Италия?"
Лоренцо смутился.
"Я тебе расскажу, но только потом, дай мне время. А сейчас идем спать,
завтра ведь надо рано вставать."
"Теперь наступило время учить тебя скакать на лошади." - сказал ему
через несколько недель Ромеро. - "Ты когда-нибудь уже имел дело с лошадьми?"
"Нет." - ответил Лоренцо.
"Я подобрал тебе кобылу. Она смирная, можешь не бояться."
Лоренцо был хорошим учеником, а может быть хорошим учителем был Ромеро,
но вскоре Лоренцо скакал на своей кобыле, которую назвал Соня, как настоящий
цыган. Он ухаживал за ней, сам кормил, чистил. Соня отвечала взаимностью на
внимание хозяина и только услышав издали его шаги, начинала тихонько ржать.
"Да ты ухаживаешь за своей Соней, как за девушкой." - смеялся Ромеро. -
"Лучше бы подыскал себе одну и женился на ней. Ты разве не видишь, что
нравишься им?"
Лоренцо действительно нравился местным девушкам. Увидив его, они
смеялись, перешоптывались, а наиболее смелые открыто с ним заигрывали. Но
Лоренцо только смущенно улыбался в ответ.
"Для меня еще не пришло время жениться," - сказал он.
Наступила осень, и жара сменилась прохладой. Теперь цыгане часто
танцевали фламенко. Лоренцо уже казалось, что он сам смог бы танцевать. Он
уходил подальше от табора и пробовал танцевать, но у него ничего не
получалось. Если он считал, что делает правильные движения руками, то ноги
не слушались, если ноги двигались, как им положено, руками он не владел, Он
никак не мог одновременно двигать руками и ногами. Это его удивляло, ведь у
себя на родине, в Неаполе, он без труда научился танцевать тарантеллу.
"Без учителя мне не обойтись. Почему ты не учишь меня?" - обиженно
спросил он Ромеро.
"Еще не время, ты еще не стал настоящим цыганом."
Как-то, сидя у костра, когда все остальные уже ушли в шатры, Ромеро
сказал:
"Расскажи мне о своей жизни в Италии. Как ты стал танцевать на улице?"
"Я только начал, но по настоящему не успел.
Моя жизнь, как и жизнь детей из бедных семей, проходила на улице. До
тех пор, пока я не начал работать, - мне было тогда десять лет, я разносил
овощи на рынке, - моя жизнь была связана с жизнью улиц Неаполя. Я играл с
другими детьми, такими же бедными, каким был сам, смотрел различные
представления на площадях, карнавалы. Все это было частью моей жизни, без
всех этих развлечений нельзя себе представить итальянской жизни.
Итальянцы вообще веселые люди, куда веселее, чем испанцы, я уже не
говорю о цыганах. Мы все время поем, танцуем, мы говорим руками и ногами.
Иностранец может не знать ни оного слова по-итальянски, но все прекрасно
поймет, так выразительны наши жесты. А язык! Он такой мелодичный, наверное
по-этому мы любим и умеем петь. И наши карнавалы, когда все поют и танцуют,
одевают маски, цветные костюмы, когда никого нельзя узнать - мать не может
узнать своих детей, муж - жену, невеста - жениха. Все это так весело, что
если какой нибудь муж, перепутав, поцелует чужую жену, все будут только
смеяться, или этого никто не заметит."
"Если тебе так нравится жизнь в Италии, почему ты живешь в Испании?"
"Ты ведь просил рассказать о моей жизни в Италии, вот я тебе и
рассказываю. А почему я оттуда ухехал, это уже другая история.
Так вот, там же, на улице, я познакомился с Винченцо. Мы были с ним
примерно одного возраста. Он был из довольно богатой семьи, у его отца было
несколько лавок. Мы сразу понравились друг другу и все свободное время - я
ведь уже работал, а он учился грамоте и счету - проводили вместе. Нам
нравилось бродить по Неаполю, купаться и валяться на берегу, участвовать в
карнавалах, смотреть представления бродячих театров. Таких маленьких
театриков в Италии множество. Обычно они показывают какую-нибудь простенькую
комедию с веселым Арлекином, грустным Пьеро и нежной Коломбиной или же это
история о злом мавре или сарацине, который крадет невесту у жениха. Все
истории к радости публики обязательно хорошо кончаются.
Сами того не ожидая, без особого труда, насмотревшись этих
представлений, где актеры поют и танцуют, мы с Винченцо научились танцевать.
Как-то, лежа на берегу моря, я сказал Винченцо:
"Давай попробуем танцевать на улице, уверен, что у нас получится. Да и
денег немного заработаем."
"Что ты, нас забросают гнилыми помидорами. К тому же, как можно
танцевать без музыки?"
На одной из площадей мы нашли маленький оркестрик, две мандолины и
бубен, перед которым лежала почти пустая шляпа, никто не ходел бросать в нее
деньги. Дождавшись, когда музыканты заиграли тарантеллу, мы начали
танцевать. Очень скоро вокруг нас образовалась толпа. Каждый наш танец
сопровождался аплодисментами, деньги так и сыпались в шляпу. Так с этим
оркестром мы танцевали каждый вечер, и то, что получали от музыкантов,
директором и с любовью смотрел на жену.
"Вы не ревнуете?" - спросил директор Джузеппе.
"Нет. Я всегда радуюсь, когда моя жена нравится другим." - ответил тот.
Вечером после бала Лючия сказала мужу: "Жаль, что у меня такая работа.
Будь побольше времени, я бы покорила весь мир. Так приятно чувствовать не
себе восхищенные взгляды."
"Скоро ты скажешь, что тебе мало меня одного и захочешь променять меня
на кого-нибудь другого." - сказал Джузеппе, иронично улыбаясь.
"И не мечтай об этом, лучшего мужа мне не найти. Я иногда думаю, что
было бы, если бы мы с тобой не встретились. С моим пуританским характером я
осталась бы навсегда одна, вскоре бы подурнела от старости и, как всякая
старая дева, стала бы невыносимой."
"Вот и хорошо, что ты это осознаешь, а то я уже загрустил." - сказал
Джузеппе с лукавой усмешкой. Он смотрел на Лючию с любовью. - "Но мне тоже
не хватает доли восторга. Тебе не кажется, что мои кулинарные таланты
распространяются только на тебя одну, только ты ешь те изыски, которые я
приготовил. Давай пригласим наших друзей, мне тоже хочется, чтобы и они мной
восхитились. Кроме того, я хочу сшить тебе несколько платьев, чтобы, когда
мы пойдем в ресторан или в театр, моим искусством восхищался весь зал."
"Вот уж не знала, что я замужем за таким чистолюбцем."
Джузеппе сшил жене еще одно платье. В театре, куда они пошли, Лючия
ощущала на себе восторженные взгляды мужчин.
"Благодаря тебе я почувствовала себя женщиной. Даже не только просто
женщиной, а красивой женщиной. Что бы я делала без тебя?" - сказала она,
стоя перед зеркалом. - "Мне не хочется снимать это платье."
Они начали к себе приглашать друзей. Лючия каждый раз появлялась в
новом платьи, приводя в восторг гостей, Джузеппе готовил прекрасные блюда.
Но самое главное, было весело, и в доме царила атмосфера доброжелательства.
Душой дома был, без сомнения, Джузеппе, его добрые карие глаза, улыбка и
низкий певучий голос создавали ощущение домашнего уюта.
"У вас я чувствую себя так хорошо, как нигде в другом месте." - сказал
как-то один из друзей.
Муж Марии, человек, занимавший хороший пост и бывавший на приемах не
только в мерии, но и в местах повыше, тоже сказал: "Только у вас я чувствую
себя как дома. Эти приемы, сборища в общественных местах, где все только
едят, говорят о своей работе и своем богатстве, это так скучно."
"Ну не говори, в приемах есть своя прелесть, которой нет нигде больше.
Они мне просто необходимы." - возразила ему Мария. - "У Лючии и Джузеппе
очень хорошо, но вечера у них, только среди друзей, которых мы знаем уже
давно, не смогли бы заменить мне приемы в мерии."
Однажды она утащила Лючию на кухню.
"Я знаю, ты любишь Джузеппе. Если бы он не был хорошим человеком, он не
был бы твоим мужем. Но ведь вы совершенно разные люди - ты активна, красива,
покоряешь не только мужчин, но и женщин. Его же красавцем не назовешь, да,
он очень мил, но он такой спокойный. Мне кажется, что он - человек без
твердого характера. Тебе не скучно с ним? В мире ведь так много настоящих
мужчин."
"Нет, мне с ним не скучно. Я его действительно люблю, он дал мне
счастье, которого я, возможно, и не заслуживаю. После тяжелой работы я
прихожу не в холостяцкий неухоженную квартиру, где меня никто не ждет, а в
дом, где есть уже Джузеппе, который меня любит. Я уже не говорю о том, что
он прекрасный друг, неутомимый любовник, он великолепно варит, его блюдами
восхищаюсь не только я, но и вы все. Он шьет мне такие платья, в которых я
выгляжу красивее, чем есть на самом деле. Я люблю его, и лучшего мужа мне не
нужно. А ты его просто не знаешь."
Началась зима, противная итальянская зима с дождями и сыростью. В это
время Лючия всегда чувствовала себя плохо, не физически, а морально. У нее
было плохое настроение, она становилась раздражительной, приходила домой
темнее тучи и мечтала только о том, чтобы никого не видеть и чтобы ее
оставили в покое. Даже Джузеппе раздражал ее. А тут еще, как назло, резко
возрасло количество преступлений, как уж не воспользоваться длинными ночами
и плохой погодой.
"Дорогой мой, не обращай внимания на мое плохое настроение. Я люблю
тебя. Вот наступит весна, и все опять будет хорошо. А пока потерпи меня
такой, какая я есть." - как-то сказала она ему, уходя в свою комнату.
Джузеппе, зная ее зимнюю депрессию, старался ни в чем не противоречить
жене.
После рождества, которое они провели вдвоем и совсем неинтересно и не
весело, Джузеппе сказал:
"Хватит хандрить. Давай пригласим друзей перед сочельником, может это
хоть как-то развеселит тебя."
Лючия нехотя согласилась.
Но день, когда должны были прийти гости, начался плохо. Около пяти
часов утра, супруги еще спали, позвонили из полиции - обворовали "Банко ди
маре", и несмотря на то, что Лючия была выходной, приказали немедленно
начать расследование.
"Вся надежда только на тебя." - сказал начальник полиции. - "С вечера
две бригады не могут найти похитителей."
Лючия работала целый день, и лишь за несколько часов до прихода гостей
ей удалось напасть на след бандитов и арестовать их.
"Ну и утерла же ты нос нашим мужчинам. Я всегда знал, что тебе цены
нет." - сказал начальник полициии и на радостях расцеловал ее.
Лючия думала, что похвала исправит ее дурное настроение, но, увы! все
осталось по-прежднему.
Она пришла домой. В гостинной Джузеппе цветными нитками вышивал
скатерть.
"Я решил, что в новом году у нас должна быть новая скатерть." - сказал
он.
Лючия ничего не ответила и ушла в свою комнату. Она была возмущена,
даже оскорблена. На ум пришел разговор с Марией.
"Боже, за что ты так наказываешь меня?" - думала Лючия. - "Мария
совершенно права - он ведь не мужчина. Настоящие мужчины работают в полиции.
За что я люблю его? Правду говорят, если Бог хочет наказать человека, Он
лишает его разума. Если бы я не любила Джузеппе, я бы его убила. Но я люблю
его и должна жить с ним до конца жизни. Это мне кажется очень
несправедливым, я заслуживаю лучшей участи."
Пришли гости. Лючия встретила их в старом платьи, в котором ходила в
полицию, прежде, чем переодеться в униформу.
Мария была удивлена.
"Что с тобой? Ты выглядишь уставшей. У тебя неприятности на работе или
ты поссорилась с Джузеппе? Может быть ты больна?" - спросила она.
"Нет, все в порядке. Просто у меня плохое настроение. Это все из-за
погоды."
Встреча друзей прошла вяло и скучно. Джузеппе забыл вынуть во-время
красное вино из холодильника, и оно не успело нагреться до нужной
температуры. К тому же еда оказалась плохо приготовленной и невкусной: мясо
было недосолено и плохо прожарено, торт - сырым внутри, кофе - недостаточно
крепким. Гости ушли недовольные.
Но больше всех была недовольна Лючия, она была просто взбешена и ушла в
свою комнату, даже не пожелав Джузеппе доброй ночи. Она ходила по комнате и
никак не могла успокоиться.
"Я ненавижу его. Я никогда его не любила. Вся моя жизнь с ним была
сплошной пыткой. Я это всегда понимала, но боялась сама себе в этом
признаться. Хватит! Пора с этим кончать!"
Она вытащила из письменного стола пистолет и пошла в спальню.
Джузеппе уже спал, мирно похрапывая. Почти не глядя, Лючия выпустила в
него всю обойму. Она посмотрела на окровавленное тело мужа, и только тогда
до нее дошло, что произошло. Она упала на кровать, обняла мертвого Джузеппе
и начала его целовать.
"Что я сделала? Я убила любимого мужа, человека, дороже которого для
меня нет во всем мире. Теперь я осталась одна, одинокая, без любимого
человека."
Она целовала окровавленное тело и плакала. И в этот момент она поняла,
что она - убийца.
"Я убила ни в чем неповинного человека. Я забыла слова моей матери, о
том что самое ценное, что есть у человека, это его жизнь, и никто не имеет
права ее у него отнять. А я отняла жизнь у Джузеппе. Мне нет оправдания.
Теперь меня арестуют и будут судить. У меня не смягчающих обстоятельств, я
убила любимого человека по прихоти, просто из-за плохого настроения, и меня
приговорят к пожизненному заключению. Что такое женская тюрьма, я хорошо
знаю, женщины там злые, они всегда говорят гадости и дерутся друг с другом.
Когда же они узнают, что я работала в полиции, то станут издеваться надо
мной и даже бить. И так до конца жизни, некому будет защитить меня. Нет,
этого я не хочу. Лучше умереть сразу, чем мучиться до конца жизни."
И она раскусила капсулу.
"Сейчас я умру, и смерть прекратит мои страдания." - подумала она.
Но смерть не пришла.
Она вдруг почувствовала, что нужно срочно идти в туалет. У нее начался
сильный понос. Потому что фармацевт, ее школьный друг, решил, что было бы
несправедливо, если такая красивая женщина только из-за женского каприза,
из-за плохого настроения, покончит жизнь самоубийством. И положил в капсулу
сильное слабительное.
До утра из-за непрекращающего поноса Лючия не могла выйти из туалета.
Она думала о своей несчастной жизни, вспоминала любимого Джузеппе и
безутешно плакала.
Эту историю рассказал мне дон Хосе М. В семидесятые годы он был признан
одним из лучших танцором фламенко Испании и со своим ансамблем объездил
почти весь мир. Теперь из-за преклонного возраста он больше не танцует,
преподает фламенко в одной из мадридских школ и свободное время посвящает
изучению истории этого танца. Поэтому сомневаться в правдивости его рассказа
у меня нет никаких оснований. По его настоятельной просьбе, причина которой
мне до сих пор не ясна, я изменил лишь имена и некоторые несущественные
детали.
Море поглотило заходящее солнце, а вместе с ним и дневной свет. Сразу
стало темно. На черном южном небе зажглись крупные мигающие звезды, но они
не смогли рассеять ночной мрак. Подул прохладный ветерок, и жара начала
постепенно спадать.
Из шатров табора, который расположился в небольшой долине между
холмами, вышли цыгане и разожгли костры.
Цыгане выходили семьями - мужчины в черных бархатных курточках и узких
штанах, женщины в цветастых платьях и шалях; молодые и старые, они садились
вокруг костров. За ними высыпала шумная детвора. Затем появились певцы и
музыканты с гитарами, бубнами, кастаньетами. Раздались звуки гитар, и первая
группа начала танец. При свете колышащегося пламени костров танец выглядел,
как мистическое действо, казалось, что не люди, а какие-то призраки
исполняли этот ритмический танец.
У одного из костров сидел Ромеро, молодой человек, почти мальчик, и
задумчиво смотрел на пламя.
"Почему ты не танцуешь, что с тобой?" - Ромеро даже не заметил, как к
нему подошел отец. - "Все танцуют, а ты сидишь один и о чем-то думаешь."
"Я не хочу танцевать." - ответил Ромеро мрачно.
"Уж не влюбился ли ты, а ей не нравишься? Вот и загрустил. Найдем
другую, не одна она на свете. Если тебе не нравяться девушки из нашего
табора, поищем в соседнем, и там найдем невесту.""
"Нет, я не влюбился."
"А может быть ты влюбился в испанку? Выбрось это из головы. Цыгане
женяться только на цыганках, так заведено у нас с покон веков, и никто не
может изменить этот закон. Мы с матерью уже решили - тебе пора жениться. Все
твои сверстники давно женаты, уже и детей имеют, даже те, кто моложе тебя."
"Я не хочу жениться. Мне никто не нравится. Я ведь уже сказал, что я
вообще не хочу женится."
"Все цыгане имеют семьи, и ты тоже должен жениться. А то, что тебе
никто не нравится, не страшно. Ты наверное думаешь, что я был влюблен в твою
мать, когда женился не ней? Ничего подобного. Мой отец сказал мне, что я
должен жениться, и вот с твоей матерью живем в согласии уже много лет. И
семерых детей имеем."
"Я не хочу жениться. Я хочу танцевать фламенко."
"Ну и хорошо, иди танцевать. Почему же ты сидишь один у костра и не
танцуешь? Иди, весь табор ждет тебя. Все говорят, что без тебя фламенко
получается очень скучным. Ты действительно танцуешь хорошо."
"Я это знаю, поэтому хочу танцевать не только в таборе. Я хочу
танцевать в городе, на улице. Однажды я видел бродячих артистов, и с этого
времени понял, что хочу быть таким же, как они."
"Забудь об этом", - в голосе отца послышались угрожающие интонации. -
"Разве ты забыл, что фламенко - наше достояние, наше сокровище, и мы не
собираемся ни с кем им делиться. А теперь иди и танцуй вместе со всеми."
Ромеро нехотя встал и присоединился к танцующим. Он танцевал
действительно лучше других, движения были четче, красивее, упругее. С его
приходом танец изменился. Как талантливый художник, который несколькими
мазками превращает банальную картину в произведение искусства, он придал
фламенко не только особую красоту, но и таинственность, мощь и силу.
Цыгане танцевали группами. Когда одни уставали, им на смену выходили
другие. Но Ромеро не чувствовал усталости, танец захватил его, и он не мог
думать ни о чем другом, кроме фламенко. Уже сменилось несколько групп, а
Ромеро все танцевал.
Вдруг собаки настороженно подняли уши, зарычали и с лаем побежали к
небольшой роще не в далеке от табора.
Ромеро вышел из круга танцующих и пошел вслед за собакам. Было очень
темно, он ориентировался только на лай, когда шел к роще около табора.
Собаки окружили одно из деревьев, желая вцепиться и разорвать кого-то, кто
сидел там. Сначала Ромеро подумал, что это зверь, но когда глаза привыкли к
темноте, он увидел, что это человек, юноша, не старше его самого.
"Что ты здесь делаешь?" - спросил Ромеро грозно.
"Я знаю. Не убивай меня, я сейчас уйду". - В голосе незнакомца слышался
страх и мольба.
"Зачем ты пришел?"
"Я хотел только посмотреть, как танцуют фламенко. Я много слышал об
этом танце, и мне захотелось научиться его танцевать."
"Ты разве не знаешь, что этого делать нельзя. Мы убиваем не только
каждого, кто хочет научиться танцевать фламенко, но и тех, кто просто
смотрит, как мы танцуем."
"Я знаю. Не убивай меня, я сейчас уйду."
При слабом свете далеких костров Ромеро разглядел слезы в глазах
незнакомца. Совершенно неожиданно для себя самого, ему стало жалко этого
молодого человека, он стал ему даже симпатичным.
"Как тебя зовут?" -спрсил Ромеро.
"Лоренцо. Я - итальянец. На родине, в Неаполе, я был танцором."
"Танцором? И ты зарабатывал себе на жизнь танцами?"
"Я только начинал. Думаю, что если бы все было, как я задумал, то стал
бы профессиональным танцором в бродячем театре. Но... Не убивай меня, дай
мне уйти."
"Не бойся, я не собираюсь тебя убивать. Если ты так уж хочешь танцевать
фламенко, я научу тебя. Только для этого ты сначала должен жить, как цыган,
думать, как цыган, работать, как цыган и вообще стать цыганом. Без этого у
тебя ничего не получится. Фламенко - цыганский танец, и его могут танцевать
только цыгане. А теперь пойдем со мной в табор. Ты будешь мне братом."
"А меня там не убьют?"
"Если я приведу тебя, можешь не беспокоиться. Никто тебя и пальцем не
тронет."
Когда Ромеро и Лоренцо появились в таборе, цыгане посмотрели на них
мрачно и удивленно, но никто ничего не сказал.
"Он будет жить пока с нами в шатре, а позже я построю свой, и мы будем
жить вместе", - сказал Ромеро твердо.
Ему никть не возразил. Цыгане - народ вольный, и каждый может приводить
в табор, кого пожелает.
"Начнешь с того, что завтра будешь помогать моей матери по хозяйству, а
когда хорошо научишься делать домашнюю работу, я буду учит тебя объезжать
лошадей, скакать на них, потом продавать их на лошадином базаре, а уж затем,
когда ты заживешь цыганской жизнью, я начну учить тебя танцевать фламенко. А
сейчас идем спать, цыгане встают рано. И никого не бойся. Можешь спать
спокойно", - сказал Ромеро.
Шатер, хотя и был просторным, но в нем жила большая семья, и было
душно. Ромеро заснул мгновенно, а Лоренцо никак не мог заснуть. Ему
мерещились разные кошмары, он прислушивался к каждому шороху, боялся даже
пошевелиться.
"Ромеро может ошибаться." -думал он. - "Я же видел, как подозрительно
смотрели на меня цыгане. Одна старая цыганка посмотрела на меня даже с
ненавистью. Наверное, они заманили меня в табор, чтобы убить. А потом мое
тело выбросят в море, и никто обо мне даже не вспомнит."
Рядом с ним посапывал Ромеро. Он повернулся во сне и положил руку на
грудь Лоренцо. От теплоты этой руки Лоренцо успокоился.
"Нет, он будет мне другом, с ним мне нечего бояться", - подумал Лоренцо
и заснул.
Проснулся он рано, еще только начало светать, вернее, его разбудил шум
в шатре. Цыгане уже встали.
"Вставай, лежебока, мы ведь встаем рано." - сказал Ромеро. - " Мужчины
уезжают продавать лошадей, а женщины остаются в таборе. Я тебе уже говорил,
пока будешь
помогать матери по хозяйству".
На долю Лоренцо выпало собирать хворост для костра, разделовать овощи и
мясо, чистить котлы. Он справился с этой задачей прекрасно, тем более, что
мать и младшие братья Ромеро, которые остались в таборе, так как были еще
маленькими для мужских занятий, помогали и объясняли ему, что нужно делать.
Когда мужчины возвратились в табор, обед был уже готов.
"Ты будешь сидеть рядом со мной." - сказал Ромеро Лоренцо. - "Ты теперь
мой брат, а братья сидят всегда рядом."
Обед прошел весело - мужчины рассказывали, как они торговали лошадьми,
беззлобно шутили над покупателями, которые ничего не понимают в лошадях и за
плохой товар выкладывают большие деньги.
"Когда ты будешь учить меня танцевать фламенко?" - спросил Лоренцо у
Ромеро.
"Обожди, не все сразу. Ты еще не стал настоящим цыганом." - был ответ.
Через короткое время Лоренцо справлялся с домашней работой не хуже
любой цыганки, и мать Ромеро не могла нарадоваться такому прекрасному
помощнику. Лоренцо вскоре стал всеобщим любимцем - он смешил женщин
различными историями из жизни в Италии, которые знал в изобилии. Особенно
нравились им смешные истории о священниках, об их жадности, словоблудии и
развратности - цыгане хорошо помнили времена инквизиции, когда многие из них
были обвинены в колдовстве и сожжены.
Мать даже как-то сказала Ромеро:
"Счастлив тот час, когда ты привел Лоренцо в табор."
Лишь одна старая цыганка всегда смотрела на Лоренцо со злобой.
"На твоем лице написано, что ты принесешь несчастье нашему табору. Ты
околдовал всех, но тебе меня не обмануть. Ты чужой нам. Для тебя, да и для
нас всех, будет лучше, если ты уйдещь пока еще не поздно." - сказала она
ему.
Лоренцо так растерялся, что даже не знал, что ей ответить. В тот же
вечер он рассказал об этом Ромеро.
"Она не злая, она лучшая гадальщица во всем таборе и умеет видеть
будущее. Все ее предсказания сбывались. Но и лучшие гадалки тоже могут
ошибаться. Не обращай на нее внимания. Такой человек, как ты, не может
принести нам несчастье." - сказал тот.
Он взял Лоренцо за руку, подвел к одному из костров и сказал:
"Сегодня мы будем танцевать фламенко. Отсюда ты сможешь все хорошо
видеть. Если хочешь научиться танцевать, смотри и запоминай."
Лоренцо смотрел на танцующих, не отрываясь. Он вспоминал свое
впечатление, когда смотрел из рощи первый раз на танцующих. Теперь вблизи
танец выглядел еще красивее, рельефнее, мистичнее. Взглядом танцора он сразу
определил, что Ромеро танцует значительно лучше остальных.
Танец окончился, цыгане разбрелись по шатрам, а Ромеро и Лоренцо
остались у догорающего костра.
"Когда ты мне сказал, что танцевал на улице, я сразу понял, что будешь
мне братом. Я ведь тоже хочу танцевать фламенко на улицах испанских
городов." - сказал Ромеро.
"Ты танцуешь прекрасно, лучше всех остальных цыган. И испанцев ты
покроишь своим танцем, как покорил меня." - Лоренцо смотрел с восхищением на
Ромеро. - "Я много слышал о фламенко на рынке, но никто из них не видел
фламенко, только слышали о том, что цыгане охраняют его, как величайшее
сокровище, и убивают любого, кто пытается посмотреть, как его танцуют.
Поэтому я просил тебя при нашей первой встрече, когда сидел под деревом, не
убивать меня. Хотя я и подозревал, что это должен быть очень красивый танец,
но даже и не думать не мог, что это так прекрасно. Почему же ты не танцуешь
на улице, если ты этого так хочешь? Я уверен, что испанцы были бы благодарны
тебе, если бы ты научил их танцевать фламенко."
"Это трудно сделать. Ни отец, ни остальные никогда не позволят мне
этого. Фламенко - танец только для цыган. Для нас фламенко вроде молитвы. Вы
ходите в церковь, а мы танцуем фламенко. Цыгане - народ кочевой, сегодня мы
здесь, а завтра там, и строить церкви у нас нет возможности. Поэтому цыгане
танцуют только в таборе и не разрешают никому смотреть, как мы это делаем.
Вы ведь не пускаете в свои церкви мавров, хотя им может быть тоже интересно
знать, что там происходит."
Они смотрели на угасающий костер.
"Сажи мне, почему ты живешь в Испании?" -спросил Родриго. - "Тебе не
нравится Италия?"
Лоренцо смутился.
"Я тебе расскажу, но только потом, дай мне время. А сейчас идем спать,
завтра ведь надо рано вставать."
"Теперь наступило время учить тебя скакать на лошади." - сказал ему
через несколько недель Ромеро. - "Ты когда-нибудь уже имел дело с лошадьми?"
"Нет." - ответил Лоренцо.
"Я подобрал тебе кобылу. Она смирная, можешь не бояться."
Лоренцо был хорошим учеником, а может быть хорошим учителем был Ромеро,
но вскоре Лоренцо скакал на своей кобыле, которую назвал Соня, как настоящий
цыган. Он ухаживал за ней, сам кормил, чистил. Соня отвечала взаимностью на
внимание хозяина и только услышав издали его шаги, начинала тихонько ржать.
"Да ты ухаживаешь за своей Соней, как за девушкой." - смеялся Ромеро. -
"Лучше бы подыскал себе одну и женился на ней. Ты разве не видишь, что
нравишься им?"
Лоренцо действительно нравился местным девушкам. Увидив его, они
смеялись, перешоптывались, а наиболее смелые открыто с ним заигрывали. Но
Лоренцо только смущенно улыбался в ответ.
"Для меня еще не пришло время жениться," - сказал он.
Наступила осень, и жара сменилась прохладой. Теперь цыгане часто
танцевали фламенко. Лоренцо уже казалось, что он сам смог бы танцевать. Он
уходил подальше от табора и пробовал танцевать, но у него ничего не
получалось. Если он считал, что делает правильные движения руками, то ноги
не слушались, если ноги двигались, как им положено, руками он не владел, Он
никак не мог одновременно двигать руками и ногами. Это его удивляло, ведь у
себя на родине, в Неаполе, он без труда научился танцевать тарантеллу.
"Без учителя мне не обойтись. Почему ты не учишь меня?" - обиженно
спросил он Ромеро.
"Еще не время, ты еще не стал настоящим цыганом."
Как-то, сидя у костра, когда все остальные уже ушли в шатры, Ромеро
сказал:
"Расскажи мне о своей жизни в Италии. Как ты стал танцевать на улице?"
"Я только начал, но по настоящему не успел.
Моя жизнь, как и жизнь детей из бедных семей, проходила на улице. До
тех пор, пока я не начал работать, - мне было тогда десять лет, я разносил
овощи на рынке, - моя жизнь была связана с жизнью улиц Неаполя. Я играл с
другими детьми, такими же бедными, каким был сам, смотрел различные
представления на площадях, карнавалы. Все это было частью моей жизни, без
всех этих развлечений нельзя себе представить итальянской жизни.
Итальянцы вообще веселые люди, куда веселее, чем испанцы, я уже не
говорю о цыганах. Мы все время поем, танцуем, мы говорим руками и ногами.
Иностранец может не знать ни оного слова по-итальянски, но все прекрасно
поймет, так выразительны наши жесты. А язык! Он такой мелодичный, наверное
по-этому мы любим и умеем петь. И наши карнавалы, когда все поют и танцуют,
одевают маски, цветные костюмы, когда никого нельзя узнать - мать не может
узнать своих детей, муж - жену, невеста - жениха. Все это так весело, что
если какой нибудь муж, перепутав, поцелует чужую жену, все будут только
смеяться, или этого никто не заметит."
"Если тебе так нравится жизнь в Италии, почему ты живешь в Испании?"
"Ты ведь просил рассказать о моей жизни в Италии, вот я тебе и
рассказываю. А почему я оттуда ухехал, это уже другая история.
Так вот, там же, на улице, я познакомился с Винченцо. Мы были с ним
примерно одного возраста. Он был из довольно богатой семьи, у его отца было
несколько лавок. Мы сразу понравились друг другу и все свободное время - я
ведь уже работал, а он учился грамоте и счету - проводили вместе. Нам
нравилось бродить по Неаполю, купаться и валяться на берегу, участвовать в
карнавалах, смотреть представления бродячих театров. Таких маленьких
театриков в Италии множество. Обычно они показывают какую-нибудь простенькую
комедию с веселым Арлекином, грустным Пьеро и нежной Коломбиной или же это
история о злом мавре или сарацине, который крадет невесту у жениха. Все
истории к радости публики обязательно хорошо кончаются.
Сами того не ожидая, без особого труда, насмотревшись этих
представлений, где актеры поют и танцуют, мы с Винченцо научились танцевать.
Как-то, лежа на берегу моря, я сказал Винченцо:
"Давай попробуем танцевать на улице, уверен, что у нас получится. Да и
денег немного заработаем."
"Что ты, нас забросают гнилыми помидорами. К тому же, как можно
танцевать без музыки?"
На одной из площадей мы нашли маленький оркестрик, две мандолины и
бубен, перед которым лежала почти пустая шляпа, никто не ходел бросать в нее
деньги. Дождавшись, когда музыканты заиграли тарантеллу, мы начали
танцевать. Очень скоро вокруг нас образовалась толпа. Каждый наш танец
сопровождался аплодисментами, деньги так и сыпались в шляпу. Так с этим
оркестром мы танцевали каждый вечер, и то, что получали от музыкантов,