Кессель Ж. Всадники

поднялся и поскакал в такой позе дальше.
"Он сломает себе и другую ногу! - испугался Турсен, - Безумец!"

Но Урос уже снова прочно сидел в седле и не замедляя темпа скакал вдоль
бассейна.
"О, Аллах, ведь он мог упасть уже с десяток раз!" - Турсен не отрывал
от сына глаз.

Снова пронесся над рядами людей режущий уши крик... Урос бросил вперед
свою шапку чавандоза, молниеносно нырнул из седла вниз, и опять оказался в
нем, но уже с шапкой на голове.
Он продолжал свою скачку... Прижавшись к шее Джехола, пряча лицо в его
длинной гриве, промчался он один раз вокруг бассейна...И еще один круг...
"Прекрати, - мысленно умолял его Турсен, - Хватит. Ты доказал здесь
всем, что ты лучший, величайший чавандоз всех провинций. Но сейчас
перестань, пока ты все не испортил..."

Урос поскакал третий круг.

Гости, что до этого момента стояли раскрыв рты, стали понемногу
оттаивать и зашептались между собой. Осман Бей склонился за спиной Солеха к
Турсену и тихо спросил:

- Готовит ли твой сын еще какой-то сюрприз для нас всех?

И вместо того, чтобы ответить так, как он и хотел: "Думаю, что нет",
Турсен с удивлением услышал свой уверенный голос:

- Разумеется. Главное только предстоит.
- И что же это может быть? - усмехнулся Солех, - Ты прекрасно знаешь,
что он показал уже все, что только было возможно.
- Подожди и увидишь сам! - резко бросил ему Турсен внимательно следя за
сыном.

Чего он пытался достичь своим бешеным галопом? В толпе послышались
первые недовольные крики. Некоторые из гостей стали вскрикивать от страха,
потому что теперь Урос скакал все ближе и ближе к их рядам, так что его
можно было достать рукой.
"Ну, конечно! Вот же старый дурак..." - наконец раскусил задумку сына
Турсен.

Как сокол, как хищник, Урос кружил подбираясь все ближе и ближе к своей
добыче...

Осман Бей снова повернулся к Турсену и сказал недовольно:

- Прикажи своему сыну, пусть перестанет! Так не годится! А если он...

Он хотел еще что-то добавить, но не успел. Громкие удары барабана
прервали его мысль. Осман Бей нахмурился. Как музыканты посмели играть без
его ведома? Но музыканты оказались ни при чем - стройный пуштун
сопровождающий вождя, чужак с ружьем за плечами, нагло отобрал у них
барабан, и не обращая никакого внимания на их протесты, начал неистово бить
в него. Под сумасшедший, незнакомый степям, ритм его ударов он внезапно
залихватски запел, грубым, но сильным голосом:

Хайя! Хай хайя!
А помнишь ли ты?
Хайя!
Однорогого барана?
Хайя!
А свадебный поезд?
Ты помнишь?
Помнишь?
Хайя! Хай хайя!

Урос выпрямился в седле. По его напряженным чертам Турсен догадался,
что настал решающий момент. Как прикованный, следил он за каждым ударом
копыт Джехола о землю.
Вот, сейчас!
Урос помчался прямо к ним, и еще до того, как он успел что-то сделать,
Турсен все понял. Самый опасный и сложный трюк в игре бузкаши. Всадник, в
середине скачки, словно падает с седла в пустоту, и держась лишь одной ногой
в стремени, хватает с земли шкуру козла.
Тело Уроса, как темная тень, мелькнула между ним и Солехом.
"На шахском бузкаши он сломал себе при этом ногу, а тогда их у него
было две! - пронеслось в голове Турсена,- А сейчас, как он может! О Аллах,
защити его, он повредился в уме!"
Это произошло в доли секунды. Он заметил руку Уроса на подушке из
голубой парчи, почувствовал дыхание Джехола у себя на затылке - и вновь
послышался дикий крик степных всадников, и удаляющийся топот коня.

Подушка рядом с Солехом была пуста. Урос скакал прочь от него,
похищенный шахский штандарт он высоко поднял над своей головой.

Все онемели. Никто не двигался. Восхищенные, не верящие своим глазам, с
удивлением и возмущением одновременно, смотрели люди вслед удаляющемуся
всаднику. Куда хочет он убежать со знаменем шаха в руках? Где, в какой
стороне степи, хочет он спрятать свой трофей? Солех все не мог взять себя в
руки. Но Урос уже развернулся на другой стороне бассейна и поскакал обратно,
и снова прямо на них.
- О, Аллах, что он еще задумал? - шептал Турсен.

Джехол набирал скорость. Его галоп стал просто бешеным. Быстрее! Еще
быстрее! Вот он совсем рядом...

- В сторону, великий Турсен! - закричал в эту секунду Урос, - Освободи
для меня дорогу!

И не раздумывая, с молниеносной быстротой удивительной для его
возраста, Турсен бросился вправо и откатился на свободное место рядом с
собой. И именно на его опустевшем месте Джехол поднялся на дыбы. Тряхнув
штандартом, как копьем, Урос прицелился... знамя просвистело в воздухе... и
задрожало, вертикально вонзившись в самый центр небесно-голубой подушки.

И тогда, впервые в жизни, Турсен совершенно потерял всякую власть над
собой. Он вскочил и потрясая руками, закричал так, как когда-то кричал в
молодости:

- Халлал! - и его громовой голос накрыл толпу людей, - Халлал!

Чавандозы, саисы, маленькие бача и все гости тут же подхватили его
крик. Толпа бушевала, ладони Хаджатала забили на барабане совершенно
безумную дробь, вождь пуштунов сорвал с плеча карабин и салютовал всей
обоймой в воздух.
Урос соскользнул на землю, мягко усадил Турсена на его место, а сам сел
справа от него. Теперь праздник мог начинаться.

ПРОБУЖДЕНИЕ ТУРСЕНА.

Над степью уже занимался рассвет, когда Турсен открыл глаза. Снаружи
глухо стукнула дверь, - Рахим принес воду из колодца неподалеку. И первая
мысль посетившая Турсена при пробуждении была о том, что Уроса нет больше
здесь. И в то время как он лежал на постели, как и каждое утро, застывший и
недвижимый, не в силах освободиться от стальных оков судорог парализующих
все его тело, - весь вчерашний вечер прошел перед его мысленным взором. Все
его надежды, страхи, ошибки и заблуждения.

Праздник заканчивался. Губернатор провинции сказал речь, а за ним и
Осман Бей. И распорядитель бузкаши провинции Маймана забрал знамя из рук
чавандоза, победителя Шахского бузкаши. В течении года оно будет храниться у
него, а затем снова вернется в Кабул.

Урос молчаливо сидел по правую руку Турсена, вперив взгляд в
покачивающиеся верхушки тополей. Никто не обращал на него больше внимания.
Он был так погружен в свои мысли, что не заметил, как к нему подошел
высокий человек сопровождающий вождя племени пуштунов, тот самый, чьи руки
выбивали из барабана неизвестные степям буйные ритмы. Турсен не доверял
этому чужаку - никто не мог сказать кто он такой. Казалось, что у него не
было ни доходного дела, ни дома, ни высокого ранга. Путешествующий музыкант?
Нет. За плечами у него оружие воина. Телохранитель? Не похоже. Для этого он
был с вождем пуштунов на слишком короткой ноге. Может быть он сам один из
вождей? Вряд ли... Он был беззаботен, ничем не отягощен и горд той самой
гордостью человека без крыши над головой и домашнего очага. Бродяга? Но с
чего же он живет? Держался он совсем не так, как слуга. И как это возможно,
что как только Урос заметил этого человека, то его холодное, отчужденное
лицо тут же преобразила теплая, искренняя улыбка. Турсен хорошо помнил, что
именно в этот момент нехорошее предчувствие сжало его сердце.

Чужак сел на ковер возле Уроса, а тот ударил его рукой по плечу и
воскликнул:
- Какое совпадение, Хаджатал! Какой невероятный, счастливый случай!

А тот ответил:
- Разве я тебе не говорил, чавандоз, - там где есть что праздновать ты
всегда найдешь и меня!

Они говорили о каком-то бое баранов, однорогом животном и свадебном
поезде, а затем Хаджатал наклонился к Уросу и зашептал ему что-то на ухо так
тихо, что Турсен не смог ничего разобрать. Но как только он закончил, Уроса
словно околдовали, его глаза заблестели и он воскликнул:

- Именем пророка, ты можешь рассчитывать на меня!

Хаджатал обежал вокруг бассейна, наклонился к вождю пуштунов и так же
прошептал что-то на ухо и ему. После чего вождь встал и дружелюбно кивнул
Уросу.

Турсен глубоко вздохнул...Да, он помнил каждую секунду, что последовала
за этим...

- Когда все разойдутся, мы можем продолжить праздник под крышей моего
дома, - сказал ему Осман Бей.

Он поблагодарил его. Но Урос ничего не ответил на эти слова.

- Почему ты молчишь, Урос? - спросил его Турсен.

И тогда...

Неожиданно Турсен заледенел. Утро было серым и холодным...

Урос взглянул на него пронзительно и ответил:

- В это время меня уже тут не будет...Через пару минут я уезжаю с
вождем пуштунов. Сезон бузкаши скоро начнется в трех провинциях и я буду
играть за него, за его княжескую плату. И конечно, за призы победителю в
играх... У него раньше не было ни одного чавандоза...но он верит в меня, не
смотря на мою ногу. С древних времен были знаменитые чавандозы, и ты Турсен
- один из величайших. Но слышал ли ты когда-нибудь об одноногом победителе?
Так вот, теперь такой будет. И именем пророка, в будущем году, я верхом на
Джехоле унесу из Кабула шахский штандарт так же, как я унес его сегодня!

Урос замолчал, а Хаджатал положил руку ему на плечо и воскликнул:
- А в мертвый жаркий сезон, когда лошади отдыхают от скачек, мы будем с
тобой ходит от базара к базару, от чайханы к чайхане, от одного боя животных
к другому, и от праздника к празднику!

Саис подвел к нему Джехола и вместе с Хаджаталом и вождем пуштунов Урос
скрылся за стеной тополей...

Долго лежал Турсен перебирая в памяти все эти картины, все думал он и
вел сам с собой молчаливый спор.
"Почему ты так злишься на этого чужака? - спрашивал его тихий голос из
глубины души, - Разве же ты думаешь, что для Уроса было лучше остаться
здесь? Остаться, после всего, что произошло вчера после полудня? Конечно,
это была его большая победа и достижение, но также и огромное оскорбление
всем. Никогда бы хозяин поместья не простил его, а об остальных беях и ханах
провинции даже говорить не приходится. Единственный из всех, вождь пуштунов
поверил в него и дал ему драгоценный шанс..."

"Нет, даже не он, - неохотно соглашался Турсен, - а этот...чужак,
которого я так ненавижу, этот бродяга-барабанщик. Хаджатал. Да, это он
уговорил вождя взять Уроса к себе на службу."

Турсен вновь глубоко вздохнул.

"Ну, что же...Кто знает, - размышлял он дальше, - кто знает, может быть
благодаря всему этому, люди столетиями позже все еще будут рассказывать друг
другу легенды о знаменитом одноногом чавандозе-победителе? Кто знает...
А я? Что я нашел для моего сына? Пару костылей, да место в конюшне...
И в действительности, разве все не осталось для Уроса так, как и было
всегда? Никогда ничего у него не было, ни дома он не желал, ни земли, не
было даже собственного коня. Он играл в бузкаши за того бея, кто платил ему
больше, а в мертвый сезон он ездил из провинции в провинцию и проигрывал все
деньги на боях животных. Может быть, это всегда было его судьбой и вчера он
не сделал ничего другого, как пошел по той дороге к которой всегда лежало
его сердце?"

"И кто знает, - все думал и думал Турсен, - что может быть и с Мокки
случилось то же самое? А я... я пойду на его свадьбу, потому что его невеста
дочь моего главного саиса....И на бузкаши, в которых будет играть Урос, я
тоже пойду...И каждое утро я, как и прежде, буду обходить конюшни и загоны
для лошадей, потому что это именно та жизнь для которой я был рожден."

Солнце поднялось уже высоко и его лучи нагрели глиняные стены дома.
Турсен попытался подняться, освободиться от петель и капканов обхвативших
все его мышцы - бесполезно.

"Слишком много переживаний, слишком мало сна, обильная еда. Вот, теперь
плачу за это..." - понял старик.
Ни один мускул не подчинялся ему...Он лежал на постели бессильный,
неспособный пошевелить и пальцем.

"Старый пень..." - молчаливо вынес вердикт Турсен, ненавидя и презирая
себя в эту минуту.

Из коридора доносилось журчание воды, которую Рахим переливал из ведра
в кувшин.

- Бача, эй, бача! - поколебавшись, наконец хрипло закричал Турсен.

И голос ребенка ответил ему испуганно и неуверенно:
- Ты правда хочешь, чтобы я вошел? Можно...?
- Ты что, не слышал? - недовольно пробурчал Турсен в ответ.

Очень, очень медленно дверь начала открываться и в узкую щелочку
просунулось лицо Рахима. На его худом личике читалось благоговейное
выражение, - какая честь, ему, простому слуге, позволено видеть великого
Турсена при пробуждении. Как только старый чавандоз заметил его глаза,
которые с детским, боязливым восхищением смотрели в его сторону, то его стыд
за себя и злость мгновенно испарились.

- Подойди сюда, - тихо сказал он Рахиму.

Низко опустив голову тот приблизился к постели.

- Прочь одеяла, - приказал Турсен, - А теперь, бача, растирай так
сильно, как только можешь мои колени, руки и плечи!

Рахим повиновался.

- А теперь, - сказал ему Турсен, - положи подушку мне под спину и
попытайся меня поднять.

Изо всех сил бача начал тянуть его за руки и Турсен почувствовал, что
стальные клещи на его шее и спине разжимаются мало-помалу. Он с облегчением
вздохнул. Теперь он сидел на краю постели, свесив ноги на пол - это ему
удалось. Но самое сложное лишь предстояло.

- Мою одежду! - приказал он почти не разжимая губ.

Рахим принес штаны висевшие на большом гвозде возле двери. Турсен молча
позволил натянуть их на себя, что Рахим и сделал. А что еще оставалось
старому Турсену? Затем чапан. В тот момент как Рахим запахнул его у старика
на груди, Турсен исподтишка бросил взгляд на лицо мальчика и едва узнал его.
Рахим светился от гордости, благодарности и, казалось, был совершенно
счастлив.

"Странно, теперь когда он знает, как сильно я нуждаюсь в его помощи, он
уважает меня еще больше..."
Умиротворение заполнило душу Турсена при этой мысли. Рядом с ним был
человек, который заботился о нем так, что самому Турсену не приходилось
стыдиться своих слабостей.
Как же именно сказал мудрейший из всех людей в тот последний вечер:
"Если человек не хочет задохнуться в своей собственной шкуре, то он должен
чувствовать время от времени, что один человек нуждается в помощи и заботе
другого."

Теплые солнечные лучи проникли в комнату и упали Турсену на лицо. Тот
моментально отвернулся.
"Как старая лошадь..." - усмехнулся он, но не почувствовал при этом ни
боли, ни стыда.

Но когда мальчик принес белую материю, которая должна была стать
тюрбаном, что-то в Турсене воспротивилось этим новым умиротворяющим чувствам
и он проворчал :

- Дай сюда!

Своими непослушными, больными пальцами, он начал обматывать широкую
ткань вокруг головы, как делал это каждое утро.. В тот момент когда он
стиснув от боли зубы аккуратно укладывал очередную складку своего высокого
тюрбана, тихий голос Гуарди Гуеджи вновь произнес лишь для него одного:
"Состарься, как можно скорее, о Турсен...Состарься скорее..."
И Турсен так же тихо ответил ему: "О Предшественник Мира, я стараюсь.
Правда, стараюсь. Но знаешь ли, Аллах свидетель, это оказывается очень
тяжело и совсем не весело..."

Он опустил руки, словно они больше не подчинялись ему. Рахим хотел было
ему помочь, но Турсен отрицательно покачал головой:

- То что начато, надо доводить до конца.- и дополнил спокойным, теплым
тоном, - Наблюдай внимательно, как я это делаю, Рахим. Как знать, может быть
завтра это придется делать уже тебе...

И он поднял руки вновь, чтобы повязать тюрбан так, как положено.
Покончив с этим он взял в руки две палки лежавшие на топчане - один
шаг...еще один...

- Одну минуту, господин! - воскликнул в этот момент Рахим, - Подожди, я
сейчас!

Он бросился к топчану, где возле подушки осталась лежать плетка,
схватил ее и подбежав к Турсену засунул ее рукоять за его широкий пояс.

- Надо же...Я совсем про нее забыл... - тихо произнес Турсен.

Он с удивлением посмотрел на лицо Рахима, на щеках которого были видны
едва зарубцевавшиеся шрамы.

- Эти следы останутся у тебя до конца жизни, - тихо сказал он ему.

Рахим горделиво тряхнул головой и ответил:

- Благодарю за это Аллаха! Значит, когда я стану старым, таким же
старым как Предшественник мира, то все будут видеть по этим шрамам, что я
служил великому Турсену. И люди будут завидовать мне, моим детям и детям
моих детей.

Турсен вышел из комнаты. Он поставил обе палки в угол, прислонился к
стене и протянул руки для утреннего омовения. Холодная, чистая вода
нравилась Турсену. Он снова твердо стоял на своих ногах.
"Одной палки мне хватит как всегда!" - решил он.

Еще раз он одержал победу над своим возрастом и недугом. Когда он вышел
из дома, то заметил, что солнце стоит над горизонтом выше чем обычно.
"Я проспал время утренней молитвы." - понял Турсен. Но сейчас он был
так счастлив и так свободен, что не почувствовал ни малейшего раскаяния.

Да, жизнь все еще была прекрасна, благосклонна и хороша! Как долго еще
она будет длиться? И Турсен опять вспомнил о Предшественнике мира. Нашел ли
он свою родную долину? И обрел ли он там вечный покой, которого так желал?

Турсен рассмеялся. Кто знает час своей смерти? Высоко подняв голову он
зашагал дальше, к своим ежедневным делам, как делал это каждое утро. И он
чувствовал, что Рахим как всегда провожает его восхищенным взглядом. Его -
этого старика, которого он сегодня своими руками поднял, умыл и одел - этого
несгибаемого, несравненного, непобедимого всадника : великого Турсена.


Конец.

ПРИМЕЧАНИЯ:

Хиндустан, - в широком смысле - Индия в целом (устаревшее - Индостан);
или же только Северная Индия в противоположность южной.
Дайда пайнч - пятая скорость
Чапан - длинный халат прямого покроя. Верхняя одежда.
Бача - мальчик, слуга.
Нуристан - обширная область на востоке Афганистана. Одна из наиболее
труднодоступных и наименее изученых. Прежнее название - Кафиристан.
Кафиристан - земля неверных, т.е. немусульман. До конца 19 века население
исповедовало языческую религию, очень близкую к зороастризму. После
завоевания Кафиристана афганцами в 1895 г. половина населения была вырезана,
храмы богов разрушены и сожжены, а остальное население насильственно
обращено в ислам. Тогда же страну переименовали в Нуристан, т.е. "страна
света", имеется в виду света истинной религии - ислама.
Происхождение кафиров (нуристанцев) до конца не известно. Среди кафиров
встречаются голубоглазые блондины, большая часть имеет светлый цвет кожи;
есть мнение, что их общий внешний облик в большей степени напоминает жителей
северной Европы, нежели Азии. Существует точка зрения, что это потомки
греков, пришедших в Афганистан в войсках Александра Македонского. По другим
мнениям кафиры очень древняя восточная ветвь индоевропейского населения.
Среди имен многочисленных богов кафиристанцев встречаются Дионис и Имра
(Индра)

Искандер - Александр Македонский.

Балх был самым крупным городом древней Бактрии
По данным древнегреческих авторов, до эпохи Александра Македонского
царем древней Бактрии был человек но имени Зороастра.
Весной 1221 г. Балх подвергся нападению войск Чингизхана, который
перебил всех его жителей, разрушил цитадель и крепостные стены, а затем
поджег и уничтожил весь город. По другим данным, в 1220 г. жители Балха
добровольно сдали свой город Чингизхану и просили взамен не разрушать его
.Однако Чиншзхан не сдержал своего слова и учинил погром. Жители Балха
сопротивлялись монголам в течение 37 дней, после чего Чингизхан захватил
город и перебил всех его жителей .
Средневековый город Балх был одним из крупнейших и древнейших городов
не только Средней и Центральной Азии, но и всего Востока. Топоним "Балх"
существует до сих пор и в настоящее время это название носит небольшой
кишлак, расположенный недалеко от г. Мазари Шарифа в Афганистане.

Дамбура - 2-струнный щипковый музыкальный инструмент.
Мизан - сентябрь-октябрь по афганскому календарю.
чадор - легкое белое, синее, реже черное покрывало скрывающее тело и
лицо женщины- мусульманки.
чарпай - дешевая кровать. Даже не кровать, а лежанка, простая рама на
четырех ножках, перетянутая крест-накрест веревками, поверх которых стелят
грубые циновки и курпачи.
Курпача - простеганный матрас набитый хлопком-сырцом или шерстью.
Калым - плата за невесту.
Пуштин - куртка из замшевой кожи, подбитая мехом и украшенная вышивкой.
Пандша - одно из названий реки Пяндж