Страница:
– Мисс Рассел холодно, и, я полагаю, она устала. Мы все устали, но осталось совсем немного. Давайте, мистер Холмс, я уверена, что у вас есть вопросы, которые вы хотели бы мне задать. Можете начинать.
Я посмотрела на него. Он как раз вытирал рукой лоб, и на мгновение его глаза сверкнули триумфом из-под ладони, встретившись с моими, и вновь стали пустыми.
– У меня нет вопросов, мисс Донливи.
Оружие дернулось в ее руке.
– Нет вопросов! Но, разумеется, у вас есть... – Она овладела собой. – Мистер Холмс, не надо меня раздражать.
– В самом деле, мисс Донливи, у меня нет вопросов по этому делу. Оно было очень интересным, но теперь все позади.
– Действительно? Может, будете столь любезны разъяснить мисс Рассел и мне связь событий. Руки на стол, мистер Холмс. Мне бы не хотелось заканчивать так быстро. Благодарю. Можете начинать.
– С событий прошлой осени или двадцативосьмилетней давности?
– Как хотите, впрочем, возможно, мисс Рассел предпочла бы узнать все с самого начала.
– Очень хорошо. Рассел, двадцать восемь лет назад я, будем называть вещи своими именами, убил профессора Джеймса Мориарти, отца твоей преподавательницы. То, что это было актом самообороны, не снимает с меня ответственности за его падение в Рейхенбахский водопад, хотя он сам искал меня, чтобы убить. Я выследил его, выявил его преступную деятельность и был непосредственной причиной его смерти. Однако я совершил тогда две ошибки, хотя и не мог предвидеть следующие события. Во-первых, мое трехлетнее отсутствие в Англии позволило реорганизовать империю Мориарти, и, когда я наконец вернулся, она стала уже международной. Моей второй ошибкой было то, что я позволил семье Мориарти, существование которой было одним из его главных секретов, исчезнуть из моего поля зрения. Его жена и юная дочь уехали в Нью-Йорк, и больше их никто не видел. По крайней мере, я так думал. Донливи – это девичья фамилия вашей матери, не так ли?
– Ага, значит все-таки у вас есть вопросы! Да, это так.
– Это мало меняет дело, мисс Донливи. Какая разница, был ли это волос вашего отца, тот, который вы оставили в кебе, чтобы я его нашел? Или в какой комнате склада находился снайпер, прежде чем выстрелить в мисс Рассел? Или кто подорвал бомбу, от которой погиб Диксон, – вы или один из ваших людей?
Незначительные детали едва ли меняют картину в целом.
– Интересно это слышать от человека, который всегда основывает свое расследование на самых незначительных деталях. Однако я отвечу. Да, это был волос моего отца, оставшийся с тех дней, когда он носил длинные волосы. Моя мать хранила его в медальоне. Сейчас этот медальон ношу я. Да, один из моих друзей, вооруженный снайперской винтовкой, действительно был на складе, хотя Скотланд-Ярд до сих пор ищет катер. Ну как можно было добиться подобной точности, стреляя с катера, качающегося на волнах? А что касается Диксона, то он знал, что рискует. Я щедро расплатилась с его семьей, вы не можете этого отрицать.
– Какова цена человеческой жизни? Сколько гиней смогут возместить вдове мужа, а детям их отца? Вы убили его, мисс Донливи, собственноручно или через одного из своих помощников? Вы решили, что он умрет в прошлом ноябре, когда открыли в Нью-Йорке банковский счет, с которого ему платили. А теперь он мертв.
Некоторое время мы сидели в полной тишине.
– Как великодушно защищать человека, который едва не убил вас и двух ваших близких друзей.
– Джон Диксон был профессионалом высокого класса, мадам. За всю свою карьеру он никого не убил, лишь однажды ранил, пока вы не вытащили его из его убежища. Полагаю, вы добились этого, чем-то угрожая его семье. Не надо играть со мной в эти игры, мадам, с разными там вашими случайностями и демонстрациями оскорбленного самолюбия – мое терпение имеет свои границы.
Вновь воцарилась тишина. Наконец дуло пистолета слегка отклонилось от меня. Все ее внимание было теперь приковано к Холмсу. Через минуту из угла вновь донесся ее голос, и в нем прозвучала нотка уважения.
– Похоже, вас трудно ввести в заблуждение. Да, вы совершенно правы: я действительно хотела его смерти, мне нужно было убрать его со своего пути, потому что он выдал бы меня при первом же удобном случае. Но я никогда не углублялась в самоанализ и привыкла не обращать внимания на второстепенные детали, когда передо мной стоит цель. Я думаю, мисс Рассел может подтвердить мои слова.
Дуло вновь нацелилось на меня. После двух долгих минут молчания она вновь заговорила, и я поняла, что Холмс просчитался и его успешный гамбит, вместо того чтобы отвлечь ее, наоборот дал ей почувствовать свое превосходство. Она решила задеть его самое слабое место, подвергнуть остракизму его гордость и независимость.
– Я думаю, – медленно сказала она, – думаю, что буду называть вас Шерлок. Странное имя. О чем только думал ваш отец? Тем не менее у нас в течение стольких лет были такие близкие отношения – правда, односторонние до сегодняшнего дня – что, мне кажется, пора сделать их взаимными. Обратитесь ко мне по имени.
Прежде чем она закончила свою речь, я знала, что эта женщина была опаснее ее пистолета. Она летуча подобно парам бензина и злобна как ядовитый паук. Мои мысли не могли найти ни малейшей возможности, за которую можно было ухватиться, чтобы как-нибудь ее отвлечь. Все что я могла делать, это сидеть и полагаться на огромный опыт Холмса.
– Мадам, я думаю, что едва ли...
– Подумайте хорошо, Шерлок.
Холмс либо не понял угрозы, либо решил ее проигнорировать.
– Мисс Донливи, я...
Прогремел выстрел, и я почувствовала – что-то задело мою руку, и только успела подумать, что хорошо бы миссис Хадсон не услышала выстрела и не оказалась здесь, как пришла боль. Холмс повернулся и увидел меня схватившейся левой рукой за раненую правую.
– Рассел, ты...
– Она в порядке, мой дорогой Шерлок, и я советую вам сидеть спокойно, иначе с ней будет далеко не все в порядке. Благодарю вас. Уверяю, что я выстрелила с таким расчетом, чтобы нанести минимальное повреждение. Я ничего не делаю наполовину, включая обучение стрельбе. И, кстати, не волнуйтесь, ваша охрана не помешает нашему разговору: охранники и миссис Хадсон крепко спят. А теперь, дорогая, уберите руку, мы посмотрим, что там у вас. Видите. Почти ничего. Хороший выстрел – думаю, вы согласитесь. Мне очень жаль, мисс Рассел, что пришлось так поступить. Надеюсь, вы понимаете, что я не привыкла стрелять в своих учеников. – Она остановилась и перевела взгляд на Холмса.
– А теперь, дорогой Шерлок, вернемся к теме. Так как вы должны называть меня?
Это был голос женщины, уверенной в своей силе. Я почувствовала тошноту, подкатывающую к горлу, и это меня разозлило. Со злостью росло и самообладание.
– Я жду, Шерлок. – Оружие шевельнулось в ее руке.
Ответ Холмса напоминал плевок:
– Патриция.
– Вот так лучше. Надо бы поработать над интонацией, но это придет. Как я уже говорила, я знаю вас очень хорошо. Догадываетесь, что именно вы были моим хобби с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать? Да, довольно долго. Я жила в Нью-Йорке. Моя мать умирала, и в киоске возле больницы я увидела журнал с вашей фотографией на обложке. В нем была напечатана история о том, как вы не погибли, но зато убили моего отца. Моя мать умирала долго, и у меня было много часов, чтобы обдумать, как однажды я встречусь с вами. Я унаследовала дело моего отца, хотя меня больше интересовала математика. Дело шло само собой, пока я училась. Мои управляющие были очень мне преданны. Между прочим, это продолжается и сегодня. Они изредка консультировались со мной в университете. Я просто говорила им, что нужно сделать, а они уж сами решали как. Все мои требования выполнялись беспрекословно.
– Например, два несчастных случая, жертвами которых стали двое преподавателей незадолго до того, как появились вы, – неожиданно для себя выпалила я и пожалела, что привлекла ее внимание.
– Значит, вы слышали об этом, мисс Рассел? Да, бедняги, не так ли? Наконец-то у меня было занятие, которое я могла спокойно сочетать со своим хобби. Я собирала каждое слово, написанное вами или о вас. Я узнала о вас все. Я нашла три ваших убежища в Лондоне, хотя, полагаю, должно быть еще по меньшей мере одно. Мне больше всего понравилось то, что с коврами, однако они уже порядком пообветшали. – Она остановилась, ожидая реакции, но, ничего не услышав, продолжила раздраженным тоном: – Найти Билли не составляло никакой проблемы, а уж выследить его тем вечером, когда вы ходили в оперу, было просто детской забавой. Я хотела использовать его против вас, напомнив ему о темном прошлом его сестры, но не стала этого делать. – Опять пауза и опять никакого ответа.
– Да, я знаю о вас почти все, Шерлок. Я знаю, почему сын миссис Хадсон так поспешно эмигрировал в Австралию, знаю о вас и женщине по фамилии Адлер, о шраме на вашей спине и о том, как вы его получили. У меня есть даже весьма привлекательная фотография, на которой вы запечатлены выходящим из парилки в турецких банях. А! Это расшевелило вас, не так ли? – прокаркала она в ответ на восклицание Холмса. – Я даже купила и оформила на подставное лицо ферму через горку от вашей и могла наблюдать за вами из окна спальни.
Целых пять лет семь моих агентов обретались в вашей округе, и мне был известен каждый ваш шаг. А потом – о ирония судьбы! – ко мне пришла учиться мисс Рассел. Большего мне нечего было и желать: это было мое маленькое связующее звено с умом убийцы моего отца. Если бы я жила в углу вашей комнаты, я и то не смогла бы узнать больше, чем узнала от мисс Рассел. Это было восхитительно.
Во время летних каникул я занималась делами фирмы, чтобы быть в курсе семейного бизнеса. И тут до нас дошли слухи, что один американский сенатор собрался отдохнуть вдали от цивилизации, и мы решили одолжить у него дочь. Как вам известно, затея была не очень успешной, но вообразите себе мое удовольствие, когда я узнала, что вы тоже занимаетесь этим делом, правда, с другого конца. Поражение того стоило. Это было возможностью встретиться с вами.
И вот, в связи с этим поражением, у меня родился план. Я решила похитить мисс Рассел, отвезти ее туда, где вы не смогли бы ее найти, и публично поиграть с вами какое-то время. Я строила планы. В Ливерпуле купила для нее одежду, довольно неплохую, правда? Жаль, что она ей не пригодилась. Один из моих людей украл у нее пару туфель, дабы подчеркнуть связь между двумя похищениями. Я планировала похитить ее в конце триместра, дабы мое отсутствие не вызвало ненужных толков.
Слушать, как она говорит обо мне в такой манере, было крайне неприятно, но я не отреагировала. Моя правая рука пульсировала, в пальцах ощущалось покалывание.
– Но в конце октября ситуация изменилась. Мой врач сказал, что я умру в этом году, и мне пришлось пересмотреть планы. Я решила упростить дело, будучи не в состоянии позволить себе поиграть с вами в кошки-мышки. Я попросту убью вас всех и покончу с этим. И если все узнают, что вы потерпели поражение от меня, что ж, тем лучше. Мне терять нечего.
К концу триместра все было готово. Я оформила отпуск по болезни, из которого уже не вернусь, наняла мистера Диксона и как раз перед тем, как покинуть Оксфорд, предложила мисс Рассел несколько задач, решенных в свое время моим отцом. Последующие несколько дней были довольно напряженными. Я очень сердилась на мистера Диксона за то, что он перестарался с вашей бомбой, и мне пришлось на день отложить установку бомбы для мисс Рассел, чтобы дать вам возможность ее обезвредить. Мне не нужен был доктор Уотсон, хотя это было забавно, не правда ли? Старый дурак. За квартирой вашего брата постоянно наблюдал мальчишка, и я знала, что вы были там, прежде чем вас упустила. На следующий день мне пришлось сделать ставку на Билли, и я оказалась права. Он вывел нас прямо к вам. Мне очень жаль вашу одежду, мисс Рассел. Должно быть, она стоила вам больших денег.
– В действительности деньги были моими, – вмешался Холмс.
Она вновь повернулась к нему.
– Ну и ладно. А как вам понравилась моя маленькая игра в парке? Мне здорово помогли ваши работы по отпечаткам ног.
– Это было весьма умно, – холодно бросил Холмс.
– "Это было весьма умно..." – она ждала продолжения.
Он проговорил его сквозь сжатые зубы, к моему облегчению. Я начала думать, что злость его была настоящей.
– Это было очень умно, Патриция, – почти выплюнул Холмс.
– Так, значит, вы согласны? Но я чрезвычайно огорчилась, когда вы исчезли на этом проклятущем катере. Я очень разозлилась. Вы знаете, сколько мне стоило постоянное наблюдение за доками? Не говоря уже о других портах? Я была уверена, что вы вернетесь в Лондон, но проходили недели, а вас все не было. Мои управляющие стали волноваться и выражать недовольство по поводу расходов. Мне пришлось избавиться от двух из них, прежде чем остальные успокоились. А время, мое бесценное время, оно уходило впустую! Наконец вы вернулись, но я не могла поверить, когда мой человек доложил мне, как вы выглядели и как себя вели. Даже рискнула приехать и лично убедиться в этом. Я и не подозревала, что это могла быть игра. Конечно, с вашей стороны – да, я могла бы в это поверить, но я никак не ожидала, что мисс Рассел способна на такую качественную игру, ведь это не то, что разъезжать переодевшись цыганкой. Я догадалась о маскировке, только когда вы вместе вошли в эту дверь.
Ее голос зазвучал более хрипло, и оружие в руке стало временами дергаться. Мы с Холмсом сидели спокойно: он – с выражением вежливой скуки на лице, а я – пытаясь выглядеть молодой и глупой. Кровь из раны перестала течь, хотя рука немного онемела. Когда Донливи заговорила вновь, в ее голосе почувствовалась усталость. Я ждала от Холмса указаний действовать.
– Итак, переходим к настоящему, Шерлок, дорогой мой, как вы думаете, зачем я пришла?
Его ответ был странным.
– Вы хотите возвыситься надо мной.
– Патриция. – Пистолет угрожающе поднялся.
– Патриция, дорогая. – В его сардоническом тоне чувствовалась издевка.
– Возвыситься над вами, полагаю, это одна сторона дела. И все?
– Уничтожить меня, причем публично, чтобы отомстить за вашего отца.
– Отлично. А теперь, мисс Рассел, вы видите справа от вас на полке конверт? Наверху. Встаньте и возьмите его, только медленно, помните об этом. Хорошо, отнесите его обратно к столу и положите перед Шерлоком. Теперь садитесь, руки на стол. Так. Этот документ – ваша предсмертная записка самоубийцы, Шерлок. Чтобы вы знали, она отпечатана на вашей собственной машинке. Прочтите и положите перед мисс Рассел, если хотите, чтобы она ее прочитала. Вы не дотронетесь до нее, мисс Рассел, и не оставите отпечатков пальцев. Пожалуйста, Шерлок, прочитайте ее, ведь никогда не стоит подписывать документ, предварительно с ним не ознакомившись. – Она весело рассмеялась.
Это и в самом деле было предсмертное письмо. Оно начиналось с утверждения, что он, Шерлок Холмс, будучи в здравом уме, просто не видит смысла в своем дальнейшем существование, и далее перечислялись причины. Главной из них было то, что я покинула его, хотя меня он прямо и не обвинял. Затем шли пространные сетования на то, что расследования дел были записаны доктором Уотсоном совершенно неправильно. Я читала страницу за страницей. Наконец дошло до дела Мориарти, и там было сказано, что оно целиком сфабриковано. Безобидный профессор укрывал женщину, которой домогался Холмс. Он преследовал профессора, пока не убил его. Документ заканчивался извинениями в адрес великого человека, которого так оболгали, и всего человечества, введенного в заблуждение.
Сочинение было впечатляющим. Читателю навязывалась мысль, что письмо написал эгоист с расшатанными психикой и нервами, измученный наркотиками и строивший свою репутацию, расправляясь с людскими карьерами и жизнями. Простые белые листы бумаги с напечатанными строками, если когда-нибудь увидят свет, вызовут грандиозный скандал и, весьма возможно, превратят имя Шерлока Холмса в объект насмешек и оскорблений. Я была потрясена.
– У вас замечательный талант писателя-фантаста, – холодно заметил Холмс, – но, конечно же, вы не думаете, что я подпишу это.
– Если вы этого не сделаете, я застрелю мисс Рассел и обставлю все так, будто это сделали вы. Это будет выглядеть как убийство и самоубийство.
– А если я подпишу?
– Если подпишите, то я разрешу вам сделать себе одну инъекцию, которая станет последней. Мы заберем мисс Рассел и отпустим ее после того, как газеты опубликуют ваше письмо. У нее не будет никаких доказательств, что это совершила я, абсолютно никаких, а я уже буду далеко.
– Вы дадите мне слово, что не причините никакого вреда мисс Рассел?
Он был совершенно серьезен, даже я не сомневалась в этом.
– Холмс, нет! – воскликнула я.
– Вы дадите мне слово? – повторил он.
– Я даю вам слово: мисс Рассел не будет причинено никакого вреда.
– Нет, ради Бога, Холмс! – Я не могла смотреть и слушать спокойно. – Почему вы должны верить ей? Она убьет меня, как только вас не станет.
– Мисс Рассел, – возразила она, – мое слово – это моя честь. Разве я не заплатила посмертно мистеру Диксону? Я обеспечиваю семью одного из моих людей, который сидит в тюрьме, хотя мне от него нет и не будет никакой пользы. Я даже послала вторую гинею тому парню, который принес тогда одежду в полицию. Мое слово твердо, мисс Рассел.
– Я верю вам, Патриция. Не знаю почему, но верю. Я достану вечное перо из внутреннего кармана, – сказал он и медленно сделал это. Я с ужасом смотрела, как он снял колпачок, открыл последнюю страницу и положил вечное перо. Оно не писало. Он потряс его, но безуспешно, и поднял глаза.
– Боюсь, что оно высохло. Патриция. Вот там на полке стоят чернила.
Она поколебалась, опасаясь подвоха, но Холмс терпеливо сидел с вечным пером в руке.
– Мисс Рассел, возьмите чернила, а не то я сделаю в вас еще одну дырку.
Я уставилась на Холмса, который сидел приподняв одну бровь и глядел на меня.
– Чернила, пожалуйста, Рассел. Похоже, твоя преподавательница ставит нам шах и мат.
Я резко отодвинула стул, чтобы скрыть зародившуюся надежду, взяла бутылку и, поставив ее перед Холмсом, села на место. Он отодвинул бумаги, открутил крышку, заправил вечное перо, после чего положил его на стол, закрутил крышку, отодвинул бутылку, вновь взял вечное перо и, пододвинув документ к себе, застыл с вечным пером в руке.
– Вы, конечно же, знаете, что ваш отец тоже совершил самоубийство?
– Что?!
– Самоубийство, – повторил он. Надев колпачок на вечное перо, он положил его на стол перед собой, взял бутылку с чернилами, подержал ее в руке и, погруженный в раздумье, отставил в сторону, после чего наклонился вперед, опершись на локти. – О да, это было самоубийство. После того как я уничтожил его организацию, он последовал за мной в Швейцарию, где сам назначил мне свидание в том месте. Он знал, что не может тягаться со мной в силе, и все же не взял оружия. Странно, вам не кажется? Более того, он приказал своему сообщнику кидать в меня камни, потому что подозревал, что не сможет увлечь меня за собой.
Нет, это было самоубийство. – Его голос стал жестким, а каждый раз, когда он называл ее по имени, его губы искривлялись, словно он произносил скверное ругательство. Поток слов продолжал течь.
– Вы говорите, что знаете меня, Патриция Донливи, – произнес он, делая язвительный акцент на ее имени, – я тоже знаю вас, мадам. Я знаю вас как дочь вашего отца. У вашего отца был превосходный ум, который вы унаследовали, но так же, как и он, вы покинули мир честной мысли, чтобы творить зло. Его люди убивали, грабили, шантажировали, отравляли людей наркотиками. Для вашего отца не было ничего святого. Наркотики, пытки, проституция – все это входило в сферу его деятельности. И каждый раз почтенный профессор оставался чистеньким и продолжал заниматься наукой. Ничто не трогало его – ни агонии, ни кровь, ни ужас всего того, что совершалось по его указке. Его интересовала только выгода, так же как и вас, мадам. Он покупал красивые платья своей жене и играл с дочкой в математические игры. Так было, пока не пришел я, Шерлок Холмс. Я разгромил его организацию, я превратил имя Мориарти в синоним ужаса, так что даже его дочь не может открыто его носить, и в конце концов, когда от его жизни ничего не осталось, когда я загнал его в угол, откуда он не мог ускользнуть, он отправился на дно Рейхенбахского водопада, где и нашел свою смерть. Ваш отец, Патриция Донливи, был мерзкой болячкой на лице Лондона, и я, Шер...
Она издала звериный вопль. Оружие взметнулось до уровня лица Холмса, и я, схватив тяжелую бутылку с чернилами, с силой бросила ее, попав ей по руке. Комната озарилась вспышкой выстрела, и пистолет отлетел к стене. Она выскочила из темного угла, бросилась за ним и уже схватила его, когда я налетела на нее. Мы покатились по полу, осыпаемые дождем книг, пробирок и пузырьков. Она была невероятно сильна в порыве ярости и гнева. Я прижала ее всем телом и сдавила рукой запястье, чтобы отвести оружие от Холмса. Медленно-медленно это начало мне удаваться, как вдруг я почувствовала, что ее горячая ладонь пуста, а над ухом у меня снова прогремел выстрел. Она дернулась подо мной и слегка закашлялась, после чего ее правая рука ослабела, а левая сползла по моей спине. Некоторое время я лежала в ее объятиях, потом мое зрение сфокусировалось на пистолете, который лежал возле нее, и я оттолкнула его подальше, чтобы она не смогла дотянуться, и только тогда я подумала: «Куда же ушла вторая пуля? Ведь был второй выстрел?» Оглянувшись, я увидела, что Холмс цел и невредим, но что-то было не так с моим правым плечом. И тут наконец пришла боль, огромный, всепоглощающий взрыв боли, который потряс меня и, вырвав из меня крик, бросил в глубокий черный колодец.
Заключение
Глава 19
Бесконечные часы казались неделями в море темноты, лабиринте неясных образов и голосов, доносившихся с той стороны невидимой стены. Кошмар без конца, ужас без пробуждения. Волосы моего брата, мелькающие в окне автомобиля. Патриция Донливи в растекающейся луже ярко-красной крови. Какие-то неясные образы. Опять Донливи, уже перед моей больничной койкой, предлагает мне броситься вниз с обрыва. Холмс, одиноко сидящий на полу своей лаборатории. Жар и озноб сменяли друг друга, и я лежала погруженная в мир кошмаров. Медленно, но упрямо мое тело начало побеждать. Жар отпустил, и вскоре я почувствовала, что прихожу в себя, что лежу на спине, и лишь тонкая пелена отделяет меня от белого потолка, белых стен, какого-то оборудования над моей головой и пары серых глаз, которые спокойно меня разглядывают. Наконец мыльный пузырь лопнул, и пелена исчезла. Я моргнула.
– Холмс, – произнесли мои губы, хотя звука не было слышно.
– Да, Рассел. – Глаза улыбались.
Несколько минут я смотрела на них, смутно понимая, насколько важны они для меня. Я попробовала восстановить в памяти все обстоятельства, но хотя я и помнила события, их эмоциональная сторона казалась мне преувеличенной. Я закрыла тяжелые веки.
– Холмс, – прошептала я, – я рада, что вы живы.
Я заснула и проснулась утром, чувствуя на своих закрытых веках свет солнечных лучей. Сияние в нескольких местах прерывалось силуэтами людей. Я скосила взгляд, но тут кто-то прошел мимо, и я услышала звук задвинутой шторы. Теперь мне было видно Холмса, стоявшего по одну сторону кровати, и незнакомого человека в белом халате – по другую. Незнакомец взял в руку мое запястье. Холмс наклонился и надел на меня мои очки, после чего сел на краешек кровати, чтобы я его видела. Он с утра побрился, но, судя по кругам под глазами, спал мало.
– Мисс Рассел?
Я оторвала взгляд от Холмса и посмотрела на открытое молодое лицо доктора.
– С возвращением, мисс Рассел. Вы заставили нас немного поволноваться, но сейчас все в порядке. У вас сломана ключица, вы потеряли много крови, но если не считать еще одного шрама к вашей коллекции, с вами все будет нормально. Хотите пить? Хорошо. Сестра сейчас принесет. Только немного, пока вы вновь не привыкните глотать. Мистер Холмс, у вас есть пять минут. Не разрешайте ей много говорить. Еще увидимся, мисс Рассел. – Он вышел в сопровождении сиделки, и его голос, удаляясь, постепенно затих в коридоре.
– Да, Рассел. Наша добыча попала в западню, однако едва не забрала тебя с собой. Столь щедрое жертвоприношение не входило в мои планы.
Я облизнула пересохшие губы.
– Извините. Я слишком медлила. Вы ранены?
– Ты среагировала очень быстро, как я и предполагал. Если бы ты промедлила, ее пуля причинила бы моим внутренностям серьезные неприятности, но благодаря твоему отцу, научившему тебя играть в крикет, твоя здоровая левая рука спасла меня от них. Это я должен извиняться, Рассел. Если бы я был попроворнее, пистолет не выстрелил бы вообще, твоя ключица была бы в порядке, а она ожидала бы суда.
– Она мертва?
– Да. Я не буду волновать тебя деталями, по крайней мере сейчас, потому что люди в белых халатах не очень-то обрадуются, если у тебя участится пульс, но она мертва, и Скотланд-Ярд разбирает ее бумаги, которые обеспечат Лестрейда работой на много лет. Не говоря уже о его американских коллегах. А теперь закрывай глаза. – Его голос отдалился. – Спи, Расс.
Я посмотрела на него. Он как раз вытирал рукой лоб, и на мгновение его глаза сверкнули триумфом из-под ладони, встретившись с моими, и вновь стали пустыми.
– У меня нет вопросов, мисс Донливи.
Оружие дернулось в ее руке.
– Нет вопросов! Но, разумеется, у вас есть... – Она овладела собой. – Мистер Холмс, не надо меня раздражать.
– В самом деле, мисс Донливи, у меня нет вопросов по этому делу. Оно было очень интересным, но теперь все позади.
– Действительно? Может, будете столь любезны разъяснить мисс Рассел и мне связь событий. Руки на стол, мистер Холмс. Мне бы не хотелось заканчивать так быстро. Благодарю. Можете начинать.
– С событий прошлой осени или двадцативосьмилетней давности?
– Как хотите, впрочем, возможно, мисс Рассел предпочла бы узнать все с самого начала.
– Очень хорошо. Рассел, двадцать восемь лет назад я, будем называть вещи своими именами, убил профессора Джеймса Мориарти, отца твоей преподавательницы. То, что это было актом самообороны, не снимает с меня ответственности за его падение в Рейхенбахский водопад, хотя он сам искал меня, чтобы убить. Я выследил его, выявил его преступную деятельность и был непосредственной причиной его смерти. Однако я совершил тогда две ошибки, хотя и не мог предвидеть следующие события. Во-первых, мое трехлетнее отсутствие в Англии позволило реорганизовать империю Мориарти, и, когда я наконец вернулся, она стала уже международной. Моей второй ошибкой было то, что я позволил семье Мориарти, существование которой было одним из его главных секретов, исчезнуть из моего поля зрения. Его жена и юная дочь уехали в Нью-Йорк, и больше их никто не видел. По крайней мере, я так думал. Донливи – это девичья фамилия вашей матери, не так ли?
– Ага, значит все-таки у вас есть вопросы! Да, это так.
– Это мало меняет дело, мисс Донливи. Какая разница, был ли это волос вашего отца, тот, который вы оставили в кебе, чтобы я его нашел? Или в какой комнате склада находился снайпер, прежде чем выстрелить в мисс Рассел? Или кто подорвал бомбу, от которой погиб Диксон, – вы или один из ваших людей?
Незначительные детали едва ли меняют картину в целом.
– Интересно это слышать от человека, который всегда основывает свое расследование на самых незначительных деталях. Однако я отвечу. Да, это был волос моего отца, оставшийся с тех дней, когда он носил длинные волосы. Моя мать хранила его в медальоне. Сейчас этот медальон ношу я. Да, один из моих друзей, вооруженный снайперской винтовкой, действительно был на складе, хотя Скотланд-Ярд до сих пор ищет катер. Ну как можно было добиться подобной точности, стреляя с катера, качающегося на волнах? А что касается Диксона, то он знал, что рискует. Я щедро расплатилась с его семьей, вы не можете этого отрицать.
– Какова цена человеческой жизни? Сколько гиней смогут возместить вдове мужа, а детям их отца? Вы убили его, мисс Донливи, собственноручно или через одного из своих помощников? Вы решили, что он умрет в прошлом ноябре, когда открыли в Нью-Йорке банковский счет, с которого ему платили. А теперь он мертв.
Некоторое время мы сидели в полной тишине.
– Как великодушно защищать человека, который едва не убил вас и двух ваших близких друзей.
– Джон Диксон был профессионалом высокого класса, мадам. За всю свою карьеру он никого не убил, лишь однажды ранил, пока вы не вытащили его из его убежища. Полагаю, вы добились этого, чем-то угрожая его семье. Не надо играть со мной в эти игры, мадам, с разными там вашими случайностями и демонстрациями оскорбленного самолюбия – мое терпение имеет свои границы.
Вновь воцарилась тишина. Наконец дуло пистолета слегка отклонилось от меня. Все ее внимание было теперь приковано к Холмсу. Через минуту из угла вновь донесся ее голос, и в нем прозвучала нотка уважения.
– Похоже, вас трудно ввести в заблуждение. Да, вы совершенно правы: я действительно хотела его смерти, мне нужно было убрать его со своего пути, потому что он выдал бы меня при первом же удобном случае. Но я никогда не углублялась в самоанализ и привыкла не обращать внимания на второстепенные детали, когда передо мной стоит цель. Я думаю, мисс Рассел может подтвердить мои слова.
Дуло вновь нацелилось на меня. После двух долгих минут молчания она вновь заговорила, и я поняла, что Холмс просчитался и его успешный гамбит, вместо того чтобы отвлечь ее, наоборот дал ей почувствовать свое превосходство. Она решила задеть его самое слабое место, подвергнуть остракизму его гордость и независимость.
– Я думаю, – медленно сказала она, – думаю, что буду называть вас Шерлок. Странное имя. О чем только думал ваш отец? Тем не менее у нас в течение стольких лет были такие близкие отношения – правда, односторонние до сегодняшнего дня – что, мне кажется, пора сделать их взаимными. Обратитесь ко мне по имени.
Прежде чем она закончила свою речь, я знала, что эта женщина была опаснее ее пистолета. Она летуча подобно парам бензина и злобна как ядовитый паук. Мои мысли не могли найти ни малейшей возможности, за которую можно было ухватиться, чтобы как-нибудь ее отвлечь. Все что я могла делать, это сидеть и полагаться на огромный опыт Холмса.
– Мадам, я думаю, что едва ли...
– Подумайте хорошо, Шерлок.
Холмс либо не понял угрозы, либо решил ее проигнорировать.
– Мисс Донливи, я...
Прогремел выстрел, и я почувствовала – что-то задело мою руку, и только успела подумать, что хорошо бы миссис Хадсон не услышала выстрела и не оказалась здесь, как пришла боль. Холмс повернулся и увидел меня схватившейся левой рукой за раненую правую.
– Рассел, ты...
– Она в порядке, мой дорогой Шерлок, и я советую вам сидеть спокойно, иначе с ней будет далеко не все в порядке. Благодарю вас. Уверяю, что я выстрелила с таким расчетом, чтобы нанести минимальное повреждение. Я ничего не делаю наполовину, включая обучение стрельбе. И, кстати, не волнуйтесь, ваша охрана не помешает нашему разговору: охранники и миссис Хадсон крепко спят. А теперь, дорогая, уберите руку, мы посмотрим, что там у вас. Видите. Почти ничего. Хороший выстрел – думаю, вы согласитесь. Мне очень жаль, мисс Рассел, что пришлось так поступить. Надеюсь, вы понимаете, что я не привыкла стрелять в своих учеников. – Она остановилась и перевела взгляд на Холмса.
– А теперь, дорогой Шерлок, вернемся к теме. Так как вы должны называть меня?
Это был голос женщины, уверенной в своей силе. Я почувствовала тошноту, подкатывающую к горлу, и это меня разозлило. Со злостью росло и самообладание.
– Я жду, Шерлок. – Оружие шевельнулось в ее руке.
Ответ Холмса напоминал плевок:
– Патриция.
– Вот так лучше. Надо бы поработать над интонацией, но это придет. Как я уже говорила, я знаю вас очень хорошо. Догадываетесь, что именно вы были моим хобби с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать? Да, довольно долго. Я жила в Нью-Йорке. Моя мать умирала, и в киоске возле больницы я увидела журнал с вашей фотографией на обложке. В нем была напечатана история о том, как вы не погибли, но зато убили моего отца. Моя мать умирала долго, и у меня было много часов, чтобы обдумать, как однажды я встречусь с вами. Я унаследовала дело моего отца, хотя меня больше интересовала математика. Дело шло само собой, пока я училась. Мои управляющие были очень мне преданны. Между прочим, это продолжается и сегодня. Они изредка консультировались со мной в университете. Я просто говорила им, что нужно сделать, а они уж сами решали как. Все мои требования выполнялись беспрекословно.
– Например, два несчастных случая, жертвами которых стали двое преподавателей незадолго до того, как появились вы, – неожиданно для себя выпалила я и пожалела, что привлекла ее внимание.
– Значит, вы слышали об этом, мисс Рассел? Да, бедняги, не так ли? Наконец-то у меня было занятие, которое я могла спокойно сочетать со своим хобби. Я собирала каждое слово, написанное вами или о вас. Я узнала о вас все. Я нашла три ваших убежища в Лондоне, хотя, полагаю, должно быть еще по меньшей мере одно. Мне больше всего понравилось то, что с коврами, однако они уже порядком пообветшали. – Она остановилась, ожидая реакции, но, ничего не услышав, продолжила раздраженным тоном: – Найти Билли не составляло никакой проблемы, а уж выследить его тем вечером, когда вы ходили в оперу, было просто детской забавой. Я хотела использовать его против вас, напомнив ему о темном прошлом его сестры, но не стала этого делать. – Опять пауза и опять никакого ответа.
– Да, я знаю о вас почти все, Шерлок. Я знаю, почему сын миссис Хадсон так поспешно эмигрировал в Австралию, знаю о вас и женщине по фамилии Адлер, о шраме на вашей спине и о том, как вы его получили. У меня есть даже весьма привлекательная фотография, на которой вы запечатлены выходящим из парилки в турецких банях. А! Это расшевелило вас, не так ли? – прокаркала она в ответ на восклицание Холмса. – Я даже купила и оформила на подставное лицо ферму через горку от вашей и могла наблюдать за вами из окна спальни.
Целых пять лет семь моих агентов обретались в вашей округе, и мне был известен каждый ваш шаг. А потом – о ирония судьбы! – ко мне пришла учиться мисс Рассел. Большего мне нечего было и желать: это было мое маленькое связующее звено с умом убийцы моего отца. Если бы я жила в углу вашей комнаты, я и то не смогла бы узнать больше, чем узнала от мисс Рассел. Это было восхитительно.
Во время летних каникул я занималась делами фирмы, чтобы быть в курсе семейного бизнеса. И тут до нас дошли слухи, что один американский сенатор собрался отдохнуть вдали от цивилизации, и мы решили одолжить у него дочь. Как вам известно, затея была не очень успешной, но вообразите себе мое удовольствие, когда я узнала, что вы тоже занимаетесь этим делом, правда, с другого конца. Поражение того стоило. Это было возможностью встретиться с вами.
И вот, в связи с этим поражением, у меня родился план. Я решила похитить мисс Рассел, отвезти ее туда, где вы не смогли бы ее найти, и публично поиграть с вами какое-то время. Я строила планы. В Ливерпуле купила для нее одежду, довольно неплохую, правда? Жаль, что она ей не пригодилась. Один из моих людей украл у нее пару туфель, дабы подчеркнуть связь между двумя похищениями. Я планировала похитить ее в конце триместра, дабы мое отсутствие не вызвало ненужных толков.
Слушать, как она говорит обо мне в такой манере, было крайне неприятно, но я не отреагировала. Моя правая рука пульсировала, в пальцах ощущалось покалывание.
– Но в конце октября ситуация изменилась. Мой врач сказал, что я умру в этом году, и мне пришлось пересмотреть планы. Я решила упростить дело, будучи не в состоянии позволить себе поиграть с вами в кошки-мышки. Я попросту убью вас всех и покончу с этим. И если все узнают, что вы потерпели поражение от меня, что ж, тем лучше. Мне терять нечего.
К концу триместра все было готово. Я оформила отпуск по болезни, из которого уже не вернусь, наняла мистера Диксона и как раз перед тем, как покинуть Оксфорд, предложила мисс Рассел несколько задач, решенных в свое время моим отцом. Последующие несколько дней были довольно напряженными. Я очень сердилась на мистера Диксона за то, что он перестарался с вашей бомбой, и мне пришлось на день отложить установку бомбы для мисс Рассел, чтобы дать вам возможность ее обезвредить. Мне не нужен был доктор Уотсон, хотя это было забавно, не правда ли? Старый дурак. За квартирой вашего брата постоянно наблюдал мальчишка, и я знала, что вы были там, прежде чем вас упустила. На следующий день мне пришлось сделать ставку на Билли, и я оказалась права. Он вывел нас прямо к вам. Мне очень жаль вашу одежду, мисс Рассел. Должно быть, она стоила вам больших денег.
– В действительности деньги были моими, – вмешался Холмс.
Она вновь повернулась к нему.
– Ну и ладно. А как вам понравилась моя маленькая игра в парке? Мне здорово помогли ваши работы по отпечаткам ног.
– Это было весьма умно, – холодно бросил Холмс.
– "Это было весьма умно..." – она ждала продолжения.
Он проговорил его сквозь сжатые зубы, к моему облегчению. Я начала думать, что злость его была настоящей.
– Это было очень умно, Патриция, – почти выплюнул Холмс.
– Так, значит, вы согласны? Но я чрезвычайно огорчилась, когда вы исчезли на этом проклятущем катере. Я очень разозлилась. Вы знаете, сколько мне стоило постоянное наблюдение за доками? Не говоря уже о других портах? Я была уверена, что вы вернетесь в Лондон, но проходили недели, а вас все не было. Мои управляющие стали волноваться и выражать недовольство по поводу расходов. Мне пришлось избавиться от двух из них, прежде чем остальные успокоились. А время, мое бесценное время, оно уходило впустую! Наконец вы вернулись, но я не могла поверить, когда мой человек доложил мне, как вы выглядели и как себя вели. Даже рискнула приехать и лично убедиться в этом. Я и не подозревала, что это могла быть игра. Конечно, с вашей стороны – да, я могла бы в это поверить, но я никак не ожидала, что мисс Рассел способна на такую качественную игру, ведь это не то, что разъезжать переодевшись цыганкой. Я догадалась о маскировке, только когда вы вместе вошли в эту дверь.
Ее голос зазвучал более хрипло, и оружие в руке стало временами дергаться. Мы с Холмсом сидели спокойно: он – с выражением вежливой скуки на лице, а я – пытаясь выглядеть молодой и глупой. Кровь из раны перестала течь, хотя рука немного онемела. Когда Донливи заговорила вновь, в ее голосе почувствовалась усталость. Я ждала от Холмса указаний действовать.
– Итак, переходим к настоящему, Шерлок, дорогой мой, как вы думаете, зачем я пришла?
Его ответ был странным.
– Вы хотите возвыситься надо мной.
– Патриция. – Пистолет угрожающе поднялся.
– Патриция, дорогая. – В его сардоническом тоне чувствовалась издевка.
– Возвыситься над вами, полагаю, это одна сторона дела. И все?
– Уничтожить меня, причем публично, чтобы отомстить за вашего отца.
– Отлично. А теперь, мисс Рассел, вы видите справа от вас на полке конверт? Наверху. Встаньте и возьмите его, только медленно, помните об этом. Хорошо, отнесите его обратно к столу и положите перед Шерлоком. Теперь садитесь, руки на стол. Так. Этот документ – ваша предсмертная записка самоубийцы, Шерлок. Чтобы вы знали, она отпечатана на вашей собственной машинке. Прочтите и положите перед мисс Рассел, если хотите, чтобы она ее прочитала. Вы не дотронетесь до нее, мисс Рассел, и не оставите отпечатков пальцев. Пожалуйста, Шерлок, прочитайте ее, ведь никогда не стоит подписывать документ, предварительно с ним не ознакомившись. – Она весело рассмеялась.
Это и в самом деле было предсмертное письмо. Оно начиналось с утверждения, что он, Шерлок Холмс, будучи в здравом уме, просто не видит смысла в своем дальнейшем существование, и далее перечислялись причины. Главной из них было то, что я покинула его, хотя меня он прямо и не обвинял. Затем шли пространные сетования на то, что расследования дел были записаны доктором Уотсоном совершенно неправильно. Я читала страницу за страницей. Наконец дошло до дела Мориарти, и там было сказано, что оно целиком сфабриковано. Безобидный профессор укрывал женщину, которой домогался Холмс. Он преследовал профессора, пока не убил его. Документ заканчивался извинениями в адрес великого человека, которого так оболгали, и всего человечества, введенного в заблуждение.
Сочинение было впечатляющим. Читателю навязывалась мысль, что письмо написал эгоист с расшатанными психикой и нервами, измученный наркотиками и строивший свою репутацию, расправляясь с людскими карьерами и жизнями. Простые белые листы бумаги с напечатанными строками, если когда-нибудь увидят свет, вызовут грандиозный скандал и, весьма возможно, превратят имя Шерлока Холмса в объект насмешек и оскорблений. Я была потрясена.
– У вас замечательный талант писателя-фантаста, – холодно заметил Холмс, – но, конечно же, вы не думаете, что я подпишу это.
– Если вы этого не сделаете, я застрелю мисс Рассел и обставлю все так, будто это сделали вы. Это будет выглядеть как убийство и самоубийство.
– А если я подпишу?
– Если подпишите, то я разрешу вам сделать себе одну инъекцию, которая станет последней. Мы заберем мисс Рассел и отпустим ее после того, как газеты опубликуют ваше письмо. У нее не будет никаких доказательств, что это совершила я, абсолютно никаких, а я уже буду далеко.
– Вы дадите мне слово, что не причините никакого вреда мисс Рассел?
Он был совершенно серьезен, даже я не сомневалась в этом.
– Холмс, нет! – воскликнула я.
– Вы дадите мне слово? – повторил он.
– Я даю вам слово: мисс Рассел не будет причинено никакого вреда.
– Нет, ради Бога, Холмс! – Я не могла смотреть и слушать спокойно. – Почему вы должны верить ей? Она убьет меня, как только вас не станет.
– Мисс Рассел, – возразила она, – мое слово – это моя честь. Разве я не заплатила посмертно мистеру Диксону? Я обеспечиваю семью одного из моих людей, который сидит в тюрьме, хотя мне от него нет и не будет никакой пользы. Я даже послала вторую гинею тому парню, который принес тогда одежду в полицию. Мое слово твердо, мисс Рассел.
– Я верю вам, Патриция. Не знаю почему, но верю. Я достану вечное перо из внутреннего кармана, – сказал он и медленно сделал это. Я с ужасом смотрела, как он снял колпачок, открыл последнюю страницу и положил вечное перо. Оно не писало. Он потряс его, но безуспешно, и поднял глаза.
– Боюсь, что оно высохло. Патриция. Вот там на полке стоят чернила.
Она поколебалась, опасаясь подвоха, но Холмс терпеливо сидел с вечным пером в руке.
– Мисс Рассел, возьмите чернила, а не то я сделаю в вас еще одну дырку.
Я уставилась на Холмса, который сидел приподняв одну бровь и глядел на меня.
– Чернила, пожалуйста, Рассел. Похоже, твоя преподавательница ставит нам шах и мат.
Я резко отодвинула стул, чтобы скрыть зародившуюся надежду, взяла бутылку и, поставив ее перед Холмсом, села на место. Он отодвинул бумаги, открутил крышку, заправил вечное перо, после чего положил его на стол, закрутил крышку, отодвинул бутылку, вновь взял вечное перо и, пододвинув документ к себе, застыл с вечным пером в руке.
– Вы, конечно же, знаете, что ваш отец тоже совершил самоубийство?
– Что?!
– Самоубийство, – повторил он. Надев колпачок на вечное перо, он положил его на стол перед собой, взял бутылку с чернилами, подержал ее в руке и, погруженный в раздумье, отставил в сторону, после чего наклонился вперед, опершись на локти. – О да, это было самоубийство. После того как я уничтожил его организацию, он последовал за мной в Швейцарию, где сам назначил мне свидание в том месте. Он знал, что не может тягаться со мной в силе, и все же не взял оружия. Странно, вам не кажется? Более того, он приказал своему сообщнику кидать в меня камни, потому что подозревал, что не сможет увлечь меня за собой.
Нет, это было самоубийство. – Его голос стал жестким, а каждый раз, когда он называл ее по имени, его губы искривлялись, словно он произносил скверное ругательство. Поток слов продолжал течь.
– Вы говорите, что знаете меня, Патриция Донливи, – произнес он, делая язвительный акцент на ее имени, – я тоже знаю вас, мадам. Я знаю вас как дочь вашего отца. У вашего отца был превосходный ум, который вы унаследовали, но так же, как и он, вы покинули мир честной мысли, чтобы творить зло. Его люди убивали, грабили, шантажировали, отравляли людей наркотиками. Для вашего отца не было ничего святого. Наркотики, пытки, проституция – все это входило в сферу его деятельности. И каждый раз почтенный профессор оставался чистеньким и продолжал заниматься наукой. Ничто не трогало его – ни агонии, ни кровь, ни ужас всего того, что совершалось по его указке. Его интересовала только выгода, так же как и вас, мадам. Он покупал красивые платья своей жене и играл с дочкой в математические игры. Так было, пока не пришел я, Шерлок Холмс. Я разгромил его организацию, я превратил имя Мориарти в синоним ужаса, так что даже его дочь не может открыто его носить, и в конце концов, когда от его жизни ничего не осталось, когда я загнал его в угол, откуда он не мог ускользнуть, он отправился на дно Рейхенбахского водопада, где и нашел свою смерть. Ваш отец, Патриция Донливи, был мерзкой болячкой на лице Лондона, и я, Шер...
Она издала звериный вопль. Оружие взметнулось до уровня лица Холмса, и я, схватив тяжелую бутылку с чернилами, с силой бросила ее, попав ей по руке. Комната озарилась вспышкой выстрела, и пистолет отлетел к стене. Она выскочила из темного угла, бросилась за ним и уже схватила его, когда я налетела на нее. Мы покатились по полу, осыпаемые дождем книг, пробирок и пузырьков. Она была невероятно сильна в порыве ярости и гнева. Я прижала ее всем телом и сдавила рукой запястье, чтобы отвести оружие от Холмса. Медленно-медленно это начало мне удаваться, как вдруг я почувствовала, что ее горячая ладонь пуста, а над ухом у меня снова прогремел выстрел. Она дернулась подо мной и слегка закашлялась, после чего ее правая рука ослабела, а левая сползла по моей спине. Некоторое время я лежала в ее объятиях, потом мое зрение сфокусировалось на пистолете, который лежал возле нее, и я оттолкнула его подальше, чтобы она не смогла дотянуться, и только тогда я подумала: «Куда же ушла вторая пуля? Ведь был второй выстрел?» Оглянувшись, я увидела, что Холмс цел и невредим, но что-то было не так с моим правым плечом. И тут наконец пришла боль, огромный, всепоглощающий взрыв боли, который потряс меня и, вырвав из меня крик, бросил в глубокий черный колодец.
Заключение
Снимая доспехи
Глава 19
Возвращение домой
Большинство из живущих приходит к пониманию того, что смерть отделена от любви лишь чем-то вроде прозрачной мембраны.
Бесконечные часы казались неделями в море темноты, лабиринте неясных образов и голосов, доносившихся с той стороны невидимой стены. Кошмар без конца, ужас без пробуждения. Волосы моего брата, мелькающие в окне автомобиля. Патриция Донливи в растекающейся луже ярко-красной крови. Какие-то неясные образы. Опять Донливи, уже перед моей больничной койкой, предлагает мне броситься вниз с обрыва. Холмс, одиноко сидящий на полу своей лаборатории. Жар и озноб сменяли друг друга, и я лежала погруженная в мир кошмаров. Медленно, но упрямо мое тело начало побеждать. Жар отпустил, и вскоре я почувствовала, что прихожу в себя, что лежу на спине, и лишь тонкая пелена отделяет меня от белого потолка, белых стен, какого-то оборудования над моей головой и пары серых глаз, которые спокойно меня разглядывают. Наконец мыльный пузырь лопнул, и пелена исчезла. Я моргнула.
– Холмс, – произнесли мои губы, хотя звука не было слышно.
– Да, Рассел. – Глаза улыбались.
Несколько минут я смотрела на них, смутно понимая, насколько важны они для меня. Я попробовала восстановить в памяти все обстоятельства, но хотя я и помнила события, их эмоциональная сторона казалась мне преувеличенной. Я закрыла тяжелые веки.
– Холмс, – прошептала я, – я рада, что вы живы.
Я заснула и проснулась утром, чувствуя на своих закрытых веках свет солнечных лучей. Сияние в нескольких местах прерывалось силуэтами людей. Я скосила взгляд, но тут кто-то прошел мимо, и я услышала звук задвинутой шторы. Теперь мне было видно Холмса, стоявшего по одну сторону кровати, и незнакомого человека в белом халате – по другую. Незнакомец взял в руку мое запястье. Холмс наклонился и надел на меня мои очки, после чего сел на краешек кровати, чтобы я его видела. Он с утра побрился, но, судя по кругам под глазами, спал мало.
– Мисс Рассел?
Я оторвала взгляд от Холмса и посмотрела на открытое молодое лицо доктора.
– С возвращением, мисс Рассел. Вы заставили нас немного поволноваться, но сейчас все в порядке. У вас сломана ключица, вы потеряли много крови, но если не считать еще одного шрама к вашей коллекции, с вами все будет нормально. Хотите пить? Хорошо. Сестра сейчас принесет. Только немного, пока вы вновь не привыкните глотать. Мистер Холмс, у вас есть пять минут. Не разрешайте ей много говорить. Еще увидимся, мисс Рассел. – Он вышел в сопровождении сиделки, и его голос, удаляясь, постепенно затих в коридоре.
– Да, Рассел. Наша добыча попала в западню, однако едва не забрала тебя с собой. Столь щедрое жертвоприношение не входило в мои планы.
Я облизнула пересохшие губы.
– Извините. Я слишком медлила. Вы ранены?
– Ты среагировала очень быстро, как я и предполагал. Если бы ты промедлила, ее пуля причинила бы моим внутренностям серьезные неприятности, но благодаря твоему отцу, научившему тебя играть в крикет, твоя здоровая левая рука спасла меня от них. Это я должен извиняться, Рассел. Если бы я был попроворнее, пистолет не выстрелил бы вообще, твоя ключица была бы в порядке, а она ожидала бы суда.
– Она мертва?
– Да. Я не буду волновать тебя деталями, по крайней мере сейчас, потому что люди в белых халатах не очень-то обрадуются, если у тебя участится пульс, но она мертва, и Скотланд-Ярд разбирает ее бумаги, которые обеспечат Лестрейда работой на много лет. Не говоря уже о его американских коллегах. А теперь закрывай глаза. – Его голос отдалился. – Спи, Расс.