Страница:
Акулов приехал первым. Ермаков опоздал. Его подвезли на каком-то микроавтобусе. Он выскочил, дождался, пока тот уедет, и подошёл к «восьмёрке», поправляя воротник и пояс пальто. Можно было подумать, что в микроавтобусе он ехал не на сиденьи, а зажатым между каких-то коробок и ящиков в грузовом отсеке.
— Шикарно выглядишь! — приветствовал его Акулов.
Ермаков сделал вид, что стесняется своего дорогого наряда. Пробормотал что-то вроде «чего там, приходится держать марку…» и, захлопнув за собой дверцу, энергично спросил:
— Что случилось?
— Пока ничего. Надо проследить за одним человеком.
— Я его знаю?
Андрей протянул фотографию:
— Знаешь.
— Симпатичный мужчинка! — Денис поднёс карточку ближе к глазам. — Кто это?
— Викин друг. Тот, который отколошматил твоих ребят. Юрий Борисович Лапсердак.
— А-а-а, понятно…
Инцидент произошёл в прошлом месяце, сразу после того, как Викторию ранили. С её другом Андрей был тогда не знаком; в силу разных причин попросил Дениса организовать наблюдение за квартирой, где Лапсердак должен был появиться. Ермаков, мягко говоря, опростоволосился. Его люди поняли задачу неверно, попытались произвести задержание и сели в галошу: Лапсердак оказался ловчее и скрылся от них, постреляв из газового пистолета. От своего начальства Ермаков кое-как отбрехался, но перед Андреем ему до сих пор было неловко. И за это, и за то, что сообщил своей сестре, тогда отсутствовавшей в городе, о покушении на Викторию.
— Проследим. Карточку можно взять?
— Для того и принёс. Запиши адрес…
Ермаков достал блокнот и авторучку, Акулов продиктовал данные, необходимые для организации скрытого наблюдения.
— У меня сейчас две группы новичков обкатку проходят, вот я их на это дело и кину. Не переживай — самый молодой из них в вашей «наружке» пять лет отработал.
В «вашей»! Ещё не так давно, говоря о милицейских структурах, Денис употреблял слово «наши».
— Тебя что конкретно интересует?
— Все, что они смогут узнать. Только пусть не переусердствуют. Если будет опасность «засветки» — пусть все бросают к чёртовой матери.
— Не маленькие, разберутся. — Ермаков спрятал блокнот. — Как сам?
— Потихоньку.
— С Машкой не цапаетесь? Не представляю, как ты её характер столько времени можешь терпеть! Она не рассказывала, как мы с ней в детстве собачились? До драк доходило! А я со своей, похоже, на днях разбегусь. Достала так, что сил никаких больше нет.
Ермаков был женат третий раз. Каждый его новый брак длился меньше предыдущего. Этот, если Акулов не ошибался, просуществовал всего несколько месяцев. А как красиво все начиналось! Сам он не видел, знал со слов Маши. Почти сотня гостей, свадебный круиз на теплоходе. Денис, говорят, весь светился от счастья. У него всегда так: быстро загорается и гаснет, а потом чешет репу, злится и расплачивается с долгами.
— Надо было мне с Викой вовремя подружиться, — Денис ухмыльнулся.
— Убил бы сразу! Тебя, кобеля, к ней даже в наморднике нельзя подпускать.
— Интересно, как бы это у тебя получилось? Тебе ведь пистолетик до сих пор не доверяют?
— А на кой он мне нужен?
— Ага, слышали! Стройбат — самый страшный род войск, им даже оружие не выдают. За этим парнем, — Ермаков похлопал по нагрудному карману, в который положил фотографию Лапсердака, — мы неделю походим. Дольше, извини, никак не получится.
— Дольше и не надо, этого хватит. Если что есть — сразу будет заметно. Тебя подбросить куда-нибудь?
— Нет, доберусь. У меня тут ещё одна встреча назначена.
— Не перетрудишься? В милиции ты таким прытким не был.
— Здесь есть за что страдать. Кстати, вакансия одна намечается. Первоначальный оклад — шестьсот баксов. Через год будешь получать втрое больше. Не интересно?
— Я на взятках больше зарабатываю.
— Н-ну… Сам, смотри, не перетрудись!
— Пока.
Денис вышел из машины и сразу пропал из вида. Вроде и толпы никакой не было, и света достаточно…
— Это Акулов. Помнишь меня?
— Ну. Поймали Ивана? — голос поселкового оперативника настолько соответствовал его унылой внешности, что перед глазами сразу вставала картинка.
— Похоже, твой человечек адрес напутал.
— Да? Мог…
«А что ж ты вчера, гад, не предупредил?»
Акулов смолчал.
Из трубки доносились сопение и шорох бумаг.
— Мог и напутать. Я его потрясу ещё раз. Я тут проверил кое-что, поискал. В Сосновке Ивана нет. Никто не знает, куда он нырнул. Так что, скорее всего, где-то у вас ошивается. Когда отловите — позвони, хорошо?
— Непременно.
В то, что Шитов предпринял какие-то действия, Акулов не верил. Очень надо ему суетиться! У него ларёк и стеклопакеты на окнах. Что там какой-то Иван! Будет ходить мимо отдела и рожи корчить — никто даже не дёрнется, чтобы его задержать. Так что про адрес на Деревенской, скорее всего, можно забыть. Надо делом Громова заниматься, пока другого не навалило, а Иван, Акулов в этом не сомневался, к убийству «афганца» отношения не имеет.
На сейфе Волгина стояла мягкая игрушка. Грязноватый белый зайчик с расколотой пуговкой левого глаза. Волгин прихватил его в квартире убитой девушки.
Акулов посмотрел на игрушку и вспомнил изнасилованную и утопленную студентку ветеринарного колледжа, о которой говорил Шитов…
В кабинет вошёл Сазонов. Как обычно, по его лицу скользила виноватая улыбка. Теперь, после отсидки в ИВС, она казалась ещё более напряжённой. Или Шурик просто похудел? От голода не мог, слишком мало времени прошло, разве что от переживаний.
За собой Шурик тащил два полиэтиленовых пакета. На одном краснел логотип магазина «народных продуктов», другой, золотисто-чёрного цвета, рекламировал напитки для избранных. Позвякивало стекло, эластичные бока пакетов распирали прямоугольные упаковки закусок и округлости бутылок.
— Здорово! — Шурик протянул руку. — Катышев мне все рассказал. Если б не ты… Прямо не знаю! Как ты его разыскал?
— Стреляли…
Шурик рассмеялся цитате из «Белого солнца…».
— Я этого урода опознал. И на очняке завалил в одни ворота.
К тому, что это произошло, Акулов приложил определённые усилия. У оперов свои секреты… Больше всех, наверное, удивилась Тростинкина. И Воробьёв.
— Так что — спасибо! — Сазонов похлопал себя по груди. — От всего сердца! Вот!
Продолжая улыбаться, он поставил на пол пакеты.
— Чем думаешь заняться? — спросил равнодушно Акулов.
Визит Шурика был ему не слишком приятен. В августе, сразу после освобождения из тюрьмы, Андрей помог Косте Сидорову — ошибочно обвинённому в двойном убийстве молодому пожарнику. Сидоров после этого даже не позвонил, чтобы поблагодарить, и не сообщил о своей дальнейшей судьбе, хотя Андрей ему искренне симпатизировал и переживал за него не только на воле, но и когда они оба парились в одной камере. Сидоров, казавшийся парнем простым и по-своему неиспорченным, воспринял чужие хлопоты, как должное, обязательное по отношению к нему. Шурик, на котором клеймо было трудно поставить, пришёл отблагодарить, по-своему, в меру испорченности, оценивая вид и размер благодарности. А может, все дело лишь в том, что Сазонов работал в одном коллективе с Андреем, а Сидоров был уверен, что они никогда больше не встретятся?
— Матушка говорит, чтобы я увольнялся.
— Наверное, она права. Присмотрел новое место?
— Она меня пристроит в таможню.
— А там что, уголовники в особом почёте?
Сазонов снова рассмеялся. Что удивительно — довольно искренне.
Акулов посмотрел на часы: начало девятого. Пора выдвигаться. Поднялся из-за стола, кивнул на пакеты:
— Оставь пока у себя, потом разберёмся.
Улыбка Шурика поблекла:
— А чо?
— Мне надо ехать.
— Ну так… как раз!
— В другой раз. Я не домой, есть дела.
Сазонов считал, что неотложными могут быть только те мероприятия, которые связаны с прибылью. Все остальные, в том числе удовольствия, можно перенести, если наклёвывается что-то халявное. Доходы Акулова составляла только зарплата — значит, отказ вызван тем, что не устраивает компания. Брезгует, чистоплюй.
— Ещё раз большое спасибо, — с кислой миной сказал Сазонов и вышел, задев пакетами косяк.
Кажется, одна из бутылок разбилась.
На тротуаре лежало накрытое простыней тело.
Акулов подходил не торопясь. Посмотрел вверх: одно из узких сводчатых окон последнего этажа было открыто. Как раз квартира Валета…
У милиционера из-за полы куртки торчали свёрнутые бумаги. Все ясно: место происшествия уже осмотрели, сержанту доверили копию протокола и велели ждать труповозку. Значит, Валет мёртв, как минимум, пару часов.
Постовой, от нечего делать, поглядывал на приближающегося Андрея. Издалека, так, чтобы сержант не мог прочитать данные, Акулов махнул удостоверением:
— Привет! Из «убойного» кто-нибудь есть?
— Не, они и не приезжали.
— Да? А мне сказали…
— Вечно дежурный все путает. На хрена здесь убойщики? Сразу видно — самоликвидатор, — сказал сержант, авторитетно кивая на труп.
Ветер приподнял угол простыни. В тусклом свете фонаря Валет смотрелся, как живой. Лицо почти не пострадало, на шее — здоровенная цепура с крестом.
По другой стороне улицы, вытягивая шеи, чтобы рассмотреть, шли женщины с сумками.
— Нажрался, наверное, — поделился мнением сержант. — А иначе чего б он из окна стал кидаться? Денег у мужика было немерено. Одного рыжья на нем столько, что тачку новую можно купить. Не знаешь, когда труповозы приедут?
— Могут и до утра не приехать.
— Тогда я, на хрен, уйду. Чего я, без обеда должен стоять? Не май месяц…
— Дай посмотреть, — Акулов протянул руку, и сержант выдернул из-за пазухи документы:
— Ты смотри, а я пока отлить отскочу, хорошо?
Акулов кивнул, разворачивая бумаги. Не делать же ему замечание за потерю бдительности!
Протокол составлял участковый. Значит, никто не усомнился в том, что это несчастный случай или самоубийство. На протоколе было проставлено время его написания: 19.20 — 20.00. Значит, Валета обнаружили где-то около восемнадцати. Труп осмотрели довольно дотошно — все обнаруженные повреждения характерны для падения с высоты. Подробно переписана одежда и ценности. В бумажнике — тысяча шестьсот долларов и триста рублей. Документы, в том числе на машину… Вон и она сама стоит, дальше у тротуара. Её, надо полагать, тоже не оставили без внимания, хотя в протокол об этом не записали ни строчки. Так, осмотр квартиры… Бутылки, бутылки. Ничего, кроме бутылок и ломаной мебели. Осмотр окна, из которого выпал Валет, — ничего подозрительного. Место происшествия обрабатывалось спецпорошками тёмного цвета… Фотографировалось… Изъято…
Из подъезда вышел постовой. Меховая шапка, ушитая и отглаженная так, чтобы казаться квадратной, была сдвинута на затылок. Не иначе недавно дембельнулся из армии.
— Придурки! — ухмыльнулся сержант. — Дверь заколотили, а про окно забыли. На хрена заколачивали? В хате нечего брать! А так бы я посидел, отогрелся…
Акулов постоял с ним ещё минут пять, покурил. Постовой трещал без умолку, сыпал догадками и циничными шутками, но не мог дать никакой интересующей Акулова информации. Андрей пожал ему руку и медленно пошёл к своей машине, надеясь, что сержанту надоест глазеть ему вслед и он не запомнит номер «восьмёрки».
Акулов вывернул на параллельную улицу, проехал четыре квартала и оказался на пустыре, где ночью обнаружили труп администратора. Вышел из машины, прошёлся. Пустырь как пустырь. Никаких гениальных версий у Андрея не родилось, и он забрался в тёплый салон.
Санёк, Губащенко, Валет… Многовато для одного дня! Наркот Вася — похоже, из другой пьесы, а вот смерти администратора и осведомителя связаны одной нитью.
В литературе и фильмах осведомителей ликвидируют часто. Мочат на каждом углу раньше, чем успеваешь завербовать. В способах себя не стесняют, используют наиболее изощрённые, неприменимые в реальности: сбивают автомобилями, вешают, топят в бочке с бетоном. В жизни такой случай — исключительный. Акулов, за все время работы, не сталкивался ни разу. И от коллег слышать не доводилось. Если стукачи и погибали насильственной смертью, то это было вызвано их криминальным образом жизни, а не связью с милицией.
Мог Валет выброситься из окна?
Запросто мог. Прав циничный сержант: нажрался и прыгнул. Учитывая, как он пил последнее время и какие стрессы испытывал, нервный срыв вполне допустим. Даже более крепкие пацаны, случалось, лезли в петлю от менее серьёзных огорчений. А Зуйко совсем расклеился.
Мог и случайно упасть. Вспомнил спортивное прошлое, переоценил силы. Полез закрыть форточку или сорвать занавеску — мало ли что могло придти в голову пьяному человеку, — пошатнулся и грохнулся.
Вот только почему окно было открыто?
Андрей давно заметил, что в шести из десяти случаев самоубийств присутствует какая-то небольшая загадка. Даже не загадка, а так, некий вопросик. То же касается и несчастных случаев. Всегда соблюдал технику безопасности — но именно сегодня грубо нарушил инструкции. Славился выдержкой — и вскрыл вены лишь потому, что завалил сессию. Гулял, кобелил напропалую — и повесился из-за того, что приятельница переспала с его другом. Масса примеров! Их можно, конечно, оспорить, предположить, что никто просто не докопался до настоящих причин, удовлетворились теми, что лежали ближе к поверхности — но Андрей был уверен в собственном мнении. Даже самые очевидные суициды в трех из пяти случаев оставляют вопросы. Если уж не по причинам, которые вызвали этот шаг, то по технике исполнения — точно.
И все-таки, Валету помогли умереть…
Почему места гибели администратора и осведомителя расположены так близко? Встречались ли они когда-то в прошлом, или познакомились только в ФОКе, куда Валет отправился по заданию Андрея? Оба занимались спортом и, следовательно, запросто могли тренироваться в одном зале или общаться на какой-то спортивной тусовке. Связана ли их гибель с убийством Громова — или это другая история?
С ходу напрашивалась версия, которая многое объясняла. У Валета и администратора была назначена встреча на пустыре. Валет опоздал и увидел, как убили Санька. Убийцу смог опознать, или каким-то другим способом выяснил его личность. А сегодня решил об этом донести.
Андрей достал из «бардачка» карту. Карандашом отметил нужные точки: ФОК, пустырь, дом. Соединил их линиями.
Получился равнобедренный треугольник.
Глава десятая
— Шикарно выглядишь! — приветствовал его Акулов.
Ермаков сделал вид, что стесняется своего дорогого наряда. Пробормотал что-то вроде «чего там, приходится держать марку…» и, захлопнув за собой дверцу, энергично спросил:
— Что случилось?
— Пока ничего. Надо проследить за одним человеком.
— Я его знаю?
Андрей протянул фотографию:
— Знаешь.
— Симпатичный мужчинка! — Денис поднёс карточку ближе к глазам. — Кто это?
— Викин друг. Тот, который отколошматил твоих ребят. Юрий Борисович Лапсердак.
— А-а-а, понятно…
Инцидент произошёл в прошлом месяце, сразу после того, как Викторию ранили. С её другом Андрей был тогда не знаком; в силу разных причин попросил Дениса организовать наблюдение за квартирой, где Лапсердак должен был появиться. Ермаков, мягко говоря, опростоволосился. Его люди поняли задачу неверно, попытались произвести задержание и сели в галошу: Лапсердак оказался ловчее и скрылся от них, постреляв из газового пистолета. От своего начальства Ермаков кое-как отбрехался, но перед Андреем ему до сих пор было неловко. И за это, и за то, что сообщил своей сестре, тогда отсутствовавшей в городе, о покушении на Викторию.
— Проследим. Карточку можно взять?
— Для того и принёс. Запиши адрес…
Ермаков достал блокнот и авторучку, Акулов продиктовал данные, необходимые для организации скрытого наблюдения.
— У меня сейчас две группы новичков обкатку проходят, вот я их на это дело и кину. Не переживай — самый молодой из них в вашей «наружке» пять лет отработал.
В «вашей»! Ещё не так давно, говоря о милицейских структурах, Денис употреблял слово «наши».
— Тебя что конкретно интересует?
— Все, что они смогут узнать. Только пусть не переусердствуют. Если будет опасность «засветки» — пусть все бросают к чёртовой матери.
— Не маленькие, разберутся. — Ермаков спрятал блокнот. — Как сам?
— Потихоньку.
— С Машкой не цапаетесь? Не представляю, как ты её характер столько времени можешь терпеть! Она не рассказывала, как мы с ней в детстве собачились? До драк доходило! А я со своей, похоже, на днях разбегусь. Достала так, что сил никаких больше нет.
Ермаков был женат третий раз. Каждый его новый брак длился меньше предыдущего. Этот, если Акулов не ошибался, просуществовал всего несколько месяцев. А как красиво все начиналось! Сам он не видел, знал со слов Маши. Почти сотня гостей, свадебный круиз на теплоходе. Денис, говорят, весь светился от счастья. У него всегда так: быстро загорается и гаснет, а потом чешет репу, злится и расплачивается с долгами.
— Надо было мне с Викой вовремя подружиться, — Денис ухмыльнулся.
— Убил бы сразу! Тебя, кобеля, к ней даже в наморднике нельзя подпускать.
— Интересно, как бы это у тебя получилось? Тебе ведь пистолетик до сих пор не доверяют?
— А на кой он мне нужен?
— Ага, слышали! Стройбат — самый страшный род войск, им даже оружие не выдают. За этим парнем, — Ермаков похлопал по нагрудному карману, в который положил фотографию Лапсердака, — мы неделю походим. Дольше, извини, никак не получится.
— Дольше и не надо, этого хватит. Если что есть — сразу будет заметно. Тебя подбросить куда-нибудь?
— Нет, доберусь. У меня тут ещё одна встреча назначена.
— Не перетрудишься? В милиции ты таким прытким не был.
— Здесь есть за что страдать. Кстати, вакансия одна намечается. Первоначальный оклад — шестьсот баксов. Через год будешь получать втрое больше. Не интересно?
— Я на взятках больше зарабатываю.
— Н-ну… Сам, смотри, не перетрудись!
— Пока.
Денис вышел из машины и сразу пропал из вида. Вроде и толпы никакой не было, и света достаточно…
* * *
Дозвониться до Валета никак не получалось. Зато удалось связаться с Шитовым.— Это Акулов. Помнишь меня?
— Ну. Поймали Ивана? — голос поселкового оперативника настолько соответствовал его унылой внешности, что перед глазами сразу вставала картинка.
— Похоже, твой человечек адрес напутал.
— Да? Мог…
«А что ж ты вчера, гад, не предупредил?»
Акулов смолчал.
Из трубки доносились сопение и шорох бумаг.
— Мог и напутать. Я его потрясу ещё раз. Я тут проверил кое-что, поискал. В Сосновке Ивана нет. Никто не знает, куда он нырнул. Так что, скорее всего, где-то у вас ошивается. Когда отловите — позвони, хорошо?
— Непременно.
В то, что Шитов предпринял какие-то действия, Акулов не верил. Очень надо ему суетиться! У него ларёк и стеклопакеты на окнах. Что там какой-то Иван! Будет ходить мимо отдела и рожи корчить — никто даже не дёрнется, чтобы его задержать. Так что про адрес на Деревенской, скорее всего, можно забыть. Надо делом Громова заниматься, пока другого не навалило, а Иван, Акулов в этом не сомневался, к убийству «афганца» отношения не имеет.
На сейфе Волгина стояла мягкая игрушка. Грязноватый белый зайчик с расколотой пуговкой левого глаза. Волгин прихватил его в квартире убитой девушки.
Акулов посмотрел на игрушку и вспомнил изнасилованную и утопленную студентку ветеринарного колледжа, о которой говорил Шитов…
В кабинет вошёл Сазонов. Как обычно, по его лицу скользила виноватая улыбка. Теперь, после отсидки в ИВС, она казалась ещё более напряжённой. Или Шурик просто похудел? От голода не мог, слишком мало времени прошло, разве что от переживаний.
За собой Шурик тащил два полиэтиленовых пакета. На одном краснел логотип магазина «народных продуктов», другой, золотисто-чёрного цвета, рекламировал напитки для избранных. Позвякивало стекло, эластичные бока пакетов распирали прямоугольные упаковки закусок и округлости бутылок.
— Здорово! — Шурик протянул руку. — Катышев мне все рассказал. Если б не ты… Прямо не знаю! Как ты его разыскал?
— Стреляли…
Шурик рассмеялся цитате из «Белого солнца…».
— Я этого урода опознал. И на очняке завалил в одни ворота.
К тому, что это произошло, Акулов приложил определённые усилия. У оперов свои секреты… Больше всех, наверное, удивилась Тростинкина. И Воробьёв.
— Так что — спасибо! — Сазонов похлопал себя по груди. — От всего сердца! Вот!
Продолжая улыбаться, он поставил на пол пакеты.
— Чем думаешь заняться? — спросил равнодушно Акулов.
Визит Шурика был ему не слишком приятен. В августе, сразу после освобождения из тюрьмы, Андрей помог Косте Сидорову — ошибочно обвинённому в двойном убийстве молодому пожарнику. Сидоров после этого даже не позвонил, чтобы поблагодарить, и не сообщил о своей дальнейшей судьбе, хотя Андрей ему искренне симпатизировал и переживал за него не только на воле, но и когда они оба парились в одной камере. Сидоров, казавшийся парнем простым и по-своему неиспорченным, воспринял чужие хлопоты, как должное, обязательное по отношению к нему. Шурик, на котором клеймо было трудно поставить, пришёл отблагодарить, по-своему, в меру испорченности, оценивая вид и размер благодарности. А может, все дело лишь в том, что Сазонов работал в одном коллективе с Андреем, а Сидоров был уверен, что они никогда больше не встретятся?
— Матушка говорит, чтобы я увольнялся.
— Наверное, она права. Присмотрел новое место?
— Она меня пристроит в таможню.
— А там что, уголовники в особом почёте?
Сазонов снова рассмеялся. Что удивительно — довольно искренне.
Акулов посмотрел на часы: начало девятого. Пора выдвигаться. Поднялся из-за стола, кивнул на пакеты:
— Оставь пока у себя, потом разберёмся.
Улыбка Шурика поблекла:
— А чо?
— Мне надо ехать.
— Ну так… как раз!
— В другой раз. Я не домой, есть дела.
Сазонов считал, что неотложными могут быть только те мероприятия, которые связаны с прибылью. Все остальные, в том числе удовольствия, можно перенести, если наклёвывается что-то халявное. Доходы Акулова составляла только зарплата — значит, отказ вызван тем, что не устраивает компания. Брезгует, чистоплюй.
— Ещё раз большое спасибо, — с кислой миной сказал Сазонов и вышел, задев пакетами косяк.
Кажется, одна из бутылок разбилась.
* * *
Перед домом стоял милиционер.На тротуаре лежало накрытое простыней тело.
Акулов подходил не торопясь. Посмотрел вверх: одно из узких сводчатых окон последнего этажа было открыто. Как раз квартира Валета…
У милиционера из-за полы куртки торчали свёрнутые бумаги. Все ясно: место происшествия уже осмотрели, сержанту доверили копию протокола и велели ждать труповозку. Значит, Валет мёртв, как минимум, пару часов.
Постовой, от нечего делать, поглядывал на приближающегося Андрея. Издалека, так, чтобы сержант не мог прочитать данные, Акулов махнул удостоверением:
— Привет! Из «убойного» кто-нибудь есть?
— Не, они и не приезжали.
— Да? А мне сказали…
— Вечно дежурный все путает. На хрена здесь убойщики? Сразу видно — самоликвидатор, — сказал сержант, авторитетно кивая на труп.
Ветер приподнял угол простыни. В тусклом свете фонаря Валет смотрелся, как живой. Лицо почти не пострадало, на шее — здоровенная цепура с крестом.
По другой стороне улицы, вытягивая шеи, чтобы рассмотреть, шли женщины с сумками.
— Нажрался, наверное, — поделился мнением сержант. — А иначе чего б он из окна стал кидаться? Денег у мужика было немерено. Одного рыжья на нем столько, что тачку новую можно купить. Не знаешь, когда труповозы приедут?
— Могут и до утра не приехать.
— Тогда я, на хрен, уйду. Чего я, без обеда должен стоять? Не май месяц…
— Дай посмотреть, — Акулов протянул руку, и сержант выдернул из-за пазухи документы:
— Ты смотри, а я пока отлить отскочу, хорошо?
Акулов кивнул, разворачивая бумаги. Не делать же ему замечание за потерю бдительности!
Протокол составлял участковый. Значит, никто не усомнился в том, что это несчастный случай или самоубийство. На протоколе было проставлено время его написания: 19.20 — 20.00. Значит, Валета обнаружили где-то около восемнадцати. Труп осмотрели довольно дотошно — все обнаруженные повреждения характерны для падения с высоты. Подробно переписана одежда и ценности. В бумажнике — тысяча шестьсот долларов и триста рублей. Документы, в том числе на машину… Вон и она сама стоит, дальше у тротуара. Её, надо полагать, тоже не оставили без внимания, хотя в протокол об этом не записали ни строчки. Так, осмотр квартиры… Бутылки, бутылки. Ничего, кроме бутылок и ломаной мебели. Осмотр окна, из которого выпал Валет, — ничего подозрительного. Место происшествия обрабатывалось спецпорошками тёмного цвета… Фотографировалось… Изъято…
Из подъезда вышел постовой. Меховая шапка, ушитая и отглаженная так, чтобы казаться квадратной, была сдвинута на затылок. Не иначе недавно дембельнулся из армии.
— Придурки! — ухмыльнулся сержант. — Дверь заколотили, а про окно забыли. На хрена заколачивали? В хате нечего брать! А так бы я посидел, отогрелся…
Акулов постоял с ним ещё минут пять, покурил. Постовой трещал без умолку, сыпал догадками и циничными шутками, но не мог дать никакой интересующей Акулова информации. Андрей пожал ему руку и медленно пошёл к своей машине, надеясь, что сержанту надоест глазеть ему вслед и он не запомнит номер «восьмёрки».
Акулов вывернул на параллельную улицу, проехал четыре квартала и оказался на пустыре, где ночью обнаружили труп администратора. Вышел из машины, прошёлся. Пустырь как пустырь. Никаких гениальных версий у Андрея не родилось, и он забрался в тёплый салон.
Санёк, Губащенко, Валет… Многовато для одного дня! Наркот Вася — похоже, из другой пьесы, а вот смерти администратора и осведомителя связаны одной нитью.
В литературе и фильмах осведомителей ликвидируют часто. Мочат на каждом углу раньше, чем успеваешь завербовать. В способах себя не стесняют, используют наиболее изощрённые, неприменимые в реальности: сбивают автомобилями, вешают, топят в бочке с бетоном. В жизни такой случай — исключительный. Акулов, за все время работы, не сталкивался ни разу. И от коллег слышать не доводилось. Если стукачи и погибали насильственной смертью, то это было вызвано их криминальным образом жизни, а не связью с милицией.
Мог Валет выброситься из окна?
Запросто мог. Прав циничный сержант: нажрался и прыгнул. Учитывая, как он пил последнее время и какие стрессы испытывал, нервный срыв вполне допустим. Даже более крепкие пацаны, случалось, лезли в петлю от менее серьёзных огорчений. А Зуйко совсем расклеился.
Мог и случайно упасть. Вспомнил спортивное прошлое, переоценил силы. Полез закрыть форточку или сорвать занавеску — мало ли что могло придти в голову пьяному человеку, — пошатнулся и грохнулся.
Вот только почему окно было открыто?
Андрей давно заметил, что в шести из десяти случаев самоубийств присутствует какая-то небольшая загадка. Даже не загадка, а так, некий вопросик. То же касается и несчастных случаев. Всегда соблюдал технику безопасности — но именно сегодня грубо нарушил инструкции. Славился выдержкой — и вскрыл вены лишь потому, что завалил сессию. Гулял, кобелил напропалую — и повесился из-за того, что приятельница переспала с его другом. Масса примеров! Их можно, конечно, оспорить, предположить, что никто просто не докопался до настоящих причин, удовлетворились теми, что лежали ближе к поверхности — но Андрей был уверен в собственном мнении. Даже самые очевидные суициды в трех из пяти случаев оставляют вопросы. Если уж не по причинам, которые вызвали этот шаг, то по технике исполнения — точно.
И все-таки, Валету помогли умереть…
Почему места гибели администратора и осведомителя расположены так близко? Встречались ли они когда-то в прошлом, или познакомились только в ФОКе, куда Валет отправился по заданию Андрея? Оба занимались спортом и, следовательно, запросто могли тренироваться в одном зале или общаться на какой-то спортивной тусовке. Связана ли их гибель с убийством Громова — или это другая история?
С ходу напрашивалась версия, которая многое объясняла. У Валета и администратора была назначена встреча на пустыре. Валет опоздал и увидел, как убили Санька. Убийцу смог опознать, или каким-то другим способом выяснил его личность. А сегодня решил об этом донести.
Андрей достал из «бардачка» карту. Карандашом отметил нужные точки: ФОК, пустырь, дом. Соединил их линиями.
Получился равнобедренный треугольник.
Глава десятая
Он не поехал к сестре и не поехал домой. Позвонил Маше и сказал, что задерживается на работе. Она ответила сухо, он первым положил трубку.
Во дворе старого дома Акулов остановился. Ощупал взглядом каждый метр двора. Пригляделся к светящимся окнам. Вышел, поднялся по лестнице до последнего этажа. Спустился на третий, встал перед дверью. Звукоизоляция была аховой, слышалось почти все, что происходило в квартире. Телевизор, детские голоса, звон посуды на кухне. По обе стороны дверного косяка были криво приделаны звонки. Фамилии жильцов коммуналки написаны не были. Только под средним звонком в правом ряду блестела наклейка с цветочком. Андрей нажал кнопку.
Открыла Ольга. Не узнала и спросила:
— Вам кого?
— Привет.
Она пригляделась:
— Здравствуйте…
— Можно?
— Что-то случилось?
Акулов кивнул.
Ольга посторонилась. Взгляд стал тревожным.
— Где будет лучше?..
— У меня в комнате.
Ольга заперла дверь, выглянув перед этим на лестницу. Снять куртку или разуться не предложила. Первой пошла по коридору.
В качестве домашней одежды она использовала свободную зеленую футболку и чёрные бриджи из глянцевого материала, который выгодно блестел и переливался при движении.
В комнате было мало свободного места. Один угол отгорожен для ребёнка. Насколько Андрей мог заметить через щель в занавесках, там располагались кровать, стул и этажерка с игрушками. Остальное пространство занимали массивный шкаф, диван, кресло, стол и тумбочка с телевизором. На стене висела картина, что-то из маринистики. Потемневший от времени холст и тяжёлая старая рама.
Ольга села на диван, поджав под себя ноги. Андрей занял кресло.
Он волновался. Наверное, потому и начал говорить не так, как планировал:
— Александра убили. А сегодня погиб ещё один человек, связанный с этим делом.
— С каким делом?
— О котором мы говорили. Ты его должна была видеть, но вряд ли запомнила. Тебе есть, куда спрятаться?
Намотав чёрный локон на палец правой руки, Ольга покачала головой:
— Некуда.
— А к родителям?
— Исключено.
— Сейчас особая ситуация.
— Все равно невозможно. Если только ребёнка оставить… А ко мне они даже на похороны не придут.
Примерно так Акулов и предполагал. На этот случай у него был свой вариант:
— Телефон в коридоре?
— Нет, вот он висит, — Ольга указала свободной рукой. Небольшой аппарат был закреплён на стене рядом с креслом, в которое сел Акулов.
Андрей позвонил Ермакову:
— Мне опять нужна помощь.
Помимо нескольких квартир, которые его агентство содержало для конспиративных нужд, Денис ещё снимал гнёздышко для своих любовных утех. Независимо от того, был он женат или находился в разводе, такое место имелось всегда. Им Андрей и намеревался воспользоваться.
Денис понял превратно:
— Ха-ха-ха, давно пора! А то я уже начал в тебе сомневаться.
— Мне нужно для дела.
— Ну, я понимаю!
— На несколько дней.
— Однако, силён! А какого скромника из себя строил! Конечно, дам ключи без базара! Когда пересечемся?
— На том же месте в половине одиннадцатого.
— Договорились. Я её знаю?
— Конечно. По телевизору её называют Линда Евангелиста.
— Перед Машкой не надо прикрыть?
— Сам прикроюсь.
Андрей повесил трубку. Ольга напряжённо улыбнулась:
— Спасибо за комплимент. Только Линда моложе меня.
— Это неважно. — Он вытащил папиросы, посмотрел на детский уголок и убрал пачку обратно.
— Курите, — разрешила хозяйка.
Акулов отрицательно покачал головой. Спросил:
— Где ребёнок? — он никак не мог вспомнить пол и потому говорил обезличенно.
— Дашка осталась ночевать у подруги.
Действительно, видно же за занавеской девчоночьи шмотки! Не пора ли перестать волноваться?
— Далеко?
— Через дорогу.
— Ты собралась на работу идти?
— Нет. Просто хотелось побыть одиночестве. И Дашке там весело. — Ольга чуть натянула накрученные на палец волосы. — С того дня… Как мы говорили… В общем, я больше там не работаю.
— А в поликлинике?
— Тогда же подала заявление. Лариса Валерьевна сказала, что устроит меня в частную клинику.
— Значит, жизнь стала налаживаться…
— Похоже на то. А почему… Почему вы так уверены, что мне надо прятаться?
Акулов посмотрел ей в глаза:
— Как правило, человека убивают не потому, что ему стали известны какие-то факты, а для того, чтобы помешать ему их рассказать. Если человек освобождается от опасного груза, то он становится, по большому счёту, неинтересным тому, кого информация компрометировала. У того возникают другие проблемы, куда более важные, нежели месть. Это Иосиф Виссарионович любил месть в виде хорошо остывшего блюда. А современные преступники более прагматичны. Ты уверена, что не знаешь чего-то такого, из-за чего за тобой могут охотиться? Если уверена, я уеду. Один.
Девушка отвела взгляд. Какое-то время продолжала сидеть, держа себя за волосы. Потом резко выпрямила правую ногу. Пожаловалась:
— Отсидела.
Андрей усмехнулся:
— У нас мало времени.
Она встала, подошла к шкафу. Андрей подумал, что ему надо бы выйти. Чуть промедлил, и подходящий момент был упущен. Нет, конечно, ничто ему не мешало деликатно откашляться и выскользнуть в коридор, но он остался сидеть.
Ольга отгородилась от него дверцами шкафа. Вернее, отгородилась одной, а на внутренней стороне второй висело большое, в полный рост, зеркало, оказавшееся обращённым прямо на Андрея.
Сняла футболку в два приёма. Наклонившись, выскользнула из штанишек. Лифчика не было, только белые трусики. Их она тоже сняла, заменила на новые. Постояла, оценивающе глядя на полки и вешалки. Она знала, что Андрей за ней наблюдает. Держалась так, будто никого, кроме неё, в комнате нет.
Акулов подумал, сколько у неё было клиентов. Например, Сазонов и Борисов. И как она, бесстрастно, раздевалась перед ними в бане. Просто делала свою работу. Ту, которая ей не нравилась, но к которой она привыкла относиться ответственно.
Андрей заговорил, и пришлось, действительно, прокашляться, но дело было вовсе не в деликатности. Просто горло перехватило. И голос неожиданно подсел.
— В тридцать восьмом году испанский резидент нашей разведки Орлов[13] бежал в США. Он не был предателем, просто в НКВД шли большие «чистки», он получил вызов в Москву и опасался, что там его собираются ликвидировать. Такие случаи бывали сплошь и рядом… Чтобы обезопасить себя и родных, он послал письмо Сталину, в котором угрожал рассекретить всю известную ему заграничную агентуру и все секретные операции, в которых участвовал, если его не оставят в покое. Ни его, ни его родственников не тронули. Он тоже молчал, и только спустя четырнадцать лет, когда он решил опубликовать книгу, американские власти узнали, что на их территории с довоенного времени нелегально проживает русский полковник. Даже когда разразился скандал и за него взялась контрразведка, он никого из наших реально не выдал. В семидесятые годы ему предлагали вернуться на родину, но он отказался…
— Слишком отдалённый пример, — сказала Ольга, застёгивая бюстгальтер.
— Есть и более близкие…
Собралась она быстро. Надела чёрные брюки и свитер с треугольным вырезом. Причесалась, слегка подкрасила губы. Побросала в спортивную сумку какие-то вещи, в полиэтиленовый пакет сложила детскую одежду. Хлопнула дверцами шкафа, как бы ставя последнюю точку в приготовлениях.
— Я готова.
Акулов поднялся.
Она смотрела на него с таким выражением, что возникали сомнения, её ли он видел несколько минут назад голой. Может, все просто привиделось?
— Пошли.
Улица встретила ледяным ветром. К машине шли, наклонив головы, морщась от хлещущей по лицу снежной крупы. Дверцу «восьмёрки» заело. Андрей долго возился с ключом, Ольга терпеливо ждала. Собственно, а что ей ещё оставалось?
— Показывай, куда ехать.
— Вон тот дом, первый подъезд. Квартира номер один.
— Всегда хотел посмотреть на людей, которые живут в квартире номер один. У меня таких знакомых никогда не было.
— Хорошие люди. Катька со мной раньше работала, потом замуж удачно выскочила. Теперь плюёт в потолок и дочку воспитывает.
Андрей подумал, что богатые люди редко живут на первом этаже. Значит, неведомая Екатерина вышла замуж не за денежный мешок. Ольга завидует её счастью. Наверное, это как-то, характеризует девушку, чередующую занятия педиатрией и проституцией.
— Чем её супруг занимается?
— Военный лётчик.
Да, логика не подвела. Андрей усмехнулся: бросив мать, больную сестру и любимую женщину, он занимается проблемами проститутки, которую видит второй раз в жизни, и при этом рассуждает о её душе.
— Здесь?
— Да, приехали.
Заходить в квартиру Акулов не стал. На лестнице дождался, когда жена лётчика откроет дверь и, незамеченный ею, вернулся в машину.
Сидел, курил «Беломор». Вспомнил, что повезёт в машине ребёнка, и вышел на улицу. Стоял, притопывая ногами, возле капота. Быстро замёрзли уши и нос, пришлось их растирать.
Дарья оказалась очень похожа на маму, только волосики, выбившиеся из-под вязаной шапочки, — светлые. Обычно Андрей не замечал сходства между малолетними детьми и родителями, но сейчас оно сразу бросилось в глаза.
— Это дядя Андрей, — представила Ольга.
— Привет! — Андрей сел на корточки.
— Скажи дяде, как тебя зовут, — Ольга слегка дёрнула дочку за руку.
— Меня зовут Даша, мне скоро будет шесть лет, и я пойду в школу.
— Хочешь учиться? — Что ещё можно спросить, Акулов не знал.
— Не, не хочу. Я хочу быть доктором, как мама!
Девочка плотнее прижалась к материнскому боку.
От её искреннего, радостного ответа у Андрея в горле комок появился. Хочет быть доктором… Дай Бог, чтобы она никогда не узнала, кем была её мать по совместительству!
Сели в машину — Акулов за руль, Ольга с ребёнком на заднее сиденье. Выехали со двора. Андрей бросил взгляд на часы: следовало торопиться, до встречи с Ермаковым оставалось пятнадцать минут. С Дениса станется: немного подождёт и уедет, ищи его потом…
Сзади доносилось шуршание пакета, и Андрей скосил глаза в зеркало. Даша доставала какую-то небольшую коробочку. Заметив интерес взрослого, с гордостью пояснила:
— Это моя черепашка.
В темноте ничего не было видно.
Во дворе старого дома Акулов остановился. Ощупал взглядом каждый метр двора. Пригляделся к светящимся окнам. Вышел, поднялся по лестнице до последнего этажа. Спустился на третий, встал перед дверью. Звукоизоляция была аховой, слышалось почти все, что происходило в квартире. Телевизор, детские голоса, звон посуды на кухне. По обе стороны дверного косяка были криво приделаны звонки. Фамилии жильцов коммуналки написаны не были. Только под средним звонком в правом ряду блестела наклейка с цветочком. Андрей нажал кнопку.
Открыла Ольга. Не узнала и спросила:
— Вам кого?
— Привет.
Она пригляделась:
— Здравствуйте…
— Можно?
— Что-то случилось?
Акулов кивнул.
Ольга посторонилась. Взгляд стал тревожным.
— Где будет лучше?..
— У меня в комнате.
Ольга заперла дверь, выглянув перед этим на лестницу. Снять куртку или разуться не предложила. Первой пошла по коридору.
В качестве домашней одежды она использовала свободную зеленую футболку и чёрные бриджи из глянцевого материала, который выгодно блестел и переливался при движении.
В комнате было мало свободного места. Один угол отгорожен для ребёнка. Насколько Андрей мог заметить через щель в занавесках, там располагались кровать, стул и этажерка с игрушками. Остальное пространство занимали массивный шкаф, диван, кресло, стол и тумбочка с телевизором. На стене висела картина, что-то из маринистики. Потемневший от времени холст и тяжёлая старая рама.
Ольга села на диван, поджав под себя ноги. Андрей занял кресло.
Он волновался. Наверное, потому и начал говорить не так, как планировал:
— Александра убили. А сегодня погиб ещё один человек, связанный с этим делом.
— С каким делом?
— О котором мы говорили. Ты его должна была видеть, но вряд ли запомнила. Тебе есть, куда спрятаться?
Намотав чёрный локон на палец правой руки, Ольга покачала головой:
— Некуда.
— А к родителям?
— Исключено.
— Сейчас особая ситуация.
— Все равно невозможно. Если только ребёнка оставить… А ко мне они даже на похороны не придут.
Примерно так Акулов и предполагал. На этот случай у него был свой вариант:
— Телефон в коридоре?
— Нет, вот он висит, — Ольга указала свободной рукой. Небольшой аппарат был закреплён на стене рядом с креслом, в которое сел Акулов.
Андрей позвонил Ермакову:
— Мне опять нужна помощь.
Помимо нескольких квартир, которые его агентство содержало для конспиративных нужд, Денис ещё снимал гнёздышко для своих любовных утех. Независимо от того, был он женат или находился в разводе, такое место имелось всегда. Им Андрей и намеревался воспользоваться.
Денис понял превратно:
— Ха-ха-ха, давно пора! А то я уже начал в тебе сомневаться.
— Мне нужно для дела.
— Ну, я понимаю!
— На несколько дней.
— Однако, силён! А какого скромника из себя строил! Конечно, дам ключи без базара! Когда пересечемся?
— На том же месте в половине одиннадцатого.
— Договорились. Я её знаю?
— Конечно. По телевизору её называют Линда Евангелиста.
— Перед Машкой не надо прикрыть?
— Сам прикроюсь.
Андрей повесил трубку. Ольга напряжённо улыбнулась:
— Спасибо за комплимент. Только Линда моложе меня.
— Это неважно. — Он вытащил папиросы, посмотрел на детский уголок и убрал пачку обратно.
— Курите, — разрешила хозяйка.
Акулов отрицательно покачал головой. Спросил:
— Где ребёнок? — он никак не мог вспомнить пол и потому говорил обезличенно.
— Дашка осталась ночевать у подруги.
Действительно, видно же за занавеской девчоночьи шмотки! Не пора ли перестать волноваться?
— Далеко?
— Через дорогу.
— Ты собралась на работу идти?
— Нет. Просто хотелось побыть одиночестве. И Дашке там весело. — Ольга чуть натянула накрученные на палец волосы. — С того дня… Как мы говорили… В общем, я больше там не работаю.
— А в поликлинике?
— Тогда же подала заявление. Лариса Валерьевна сказала, что устроит меня в частную клинику.
— Значит, жизнь стала налаживаться…
— Похоже на то. А почему… Почему вы так уверены, что мне надо прятаться?
Акулов посмотрел ей в глаза:
— Как правило, человека убивают не потому, что ему стали известны какие-то факты, а для того, чтобы помешать ему их рассказать. Если человек освобождается от опасного груза, то он становится, по большому счёту, неинтересным тому, кого информация компрометировала. У того возникают другие проблемы, куда более важные, нежели месть. Это Иосиф Виссарионович любил месть в виде хорошо остывшего блюда. А современные преступники более прагматичны. Ты уверена, что не знаешь чего-то такого, из-за чего за тобой могут охотиться? Если уверена, я уеду. Один.
Девушка отвела взгляд. Какое-то время продолжала сидеть, держа себя за волосы. Потом резко выпрямила правую ногу. Пожаловалась:
— Отсидела.
Андрей усмехнулся:
— У нас мало времени.
Она встала, подошла к шкафу. Андрей подумал, что ему надо бы выйти. Чуть промедлил, и подходящий момент был упущен. Нет, конечно, ничто ему не мешало деликатно откашляться и выскользнуть в коридор, но он остался сидеть.
Ольга отгородилась от него дверцами шкафа. Вернее, отгородилась одной, а на внутренней стороне второй висело большое, в полный рост, зеркало, оказавшееся обращённым прямо на Андрея.
Сняла футболку в два приёма. Наклонившись, выскользнула из штанишек. Лифчика не было, только белые трусики. Их она тоже сняла, заменила на новые. Постояла, оценивающе глядя на полки и вешалки. Она знала, что Андрей за ней наблюдает. Держалась так, будто никого, кроме неё, в комнате нет.
Акулов подумал, сколько у неё было клиентов. Например, Сазонов и Борисов. И как она, бесстрастно, раздевалась перед ними в бане. Просто делала свою работу. Ту, которая ей не нравилась, но к которой она привыкла относиться ответственно.
Андрей заговорил, и пришлось, действительно, прокашляться, но дело было вовсе не в деликатности. Просто горло перехватило. И голос неожиданно подсел.
— В тридцать восьмом году испанский резидент нашей разведки Орлов[13] бежал в США. Он не был предателем, просто в НКВД шли большие «чистки», он получил вызов в Москву и опасался, что там его собираются ликвидировать. Такие случаи бывали сплошь и рядом… Чтобы обезопасить себя и родных, он послал письмо Сталину, в котором угрожал рассекретить всю известную ему заграничную агентуру и все секретные операции, в которых участвовал, если его не оставят в покое. Ни его, ни его родственников не тронули. Он тоже молчал, и только спустя четырнадцать лет, когда он решил опубликовать книгу, американские власти узнали, что на их территории с довоенного времени нелегально проживает русский полковник. Даже когда разразился скандал и за него взялась контрразведка, он никого из наших реально не выдал. В семидесятые годы ему предлагали вернуться на родину, но он отказался…
— Слишком отдалённый пример, — сказала Ольга, застёгивая бюстгальтер.
— Есть и более близкие…
Собралась она быстро. Надела чёрные брюки и свитер с треугольным вырезом. Причесалась, слегка подкрасила губы. Побросала в спортивную сумку какие-то вещи, в полиэтиленовый пакет сложила детскую одежду. Хлопнула дверцами шкафа, как бы ставя последнюю точку в приготовлениях.
— Я готова.
Акулов поднялся.
Она смотрела на него с таким выражением, что возникали сомнения, её ли он видел несколько минут назад голой. Может, все просто привиделось?
— Пошли.
Улица встретила ледяным ветром. К машине шли, наклонив головы, морщась от хлещущей по лицу снежной крупы. Дверцу «восьмёрки» заело. Андрей долго возился с ключом, Ольга терпеливо ждала. Собственно, а что ей ещё оставалось?
— Показывай, куда ехать.
— Вон тот дом, первый подъезд. Квартира номер один.
— Всегда хотел посмотреть на людей, которые живут в квартире номер один. У меня таких знакомых никогда не было.
— Хорошие люди. Катька со мной раньше работала, потом замуж удачно выскочила. Теперь плюёт в потолок и дочку воспитывает.
Андрей подумал, что богатые люди редко живут на первом этаже. Значит, неведомая Екатерина вышла замуж не за денежный мешок. Ольга завидует её счастью. Наверное, это как-то, характеризует девушку, чередующую занятия педиатрией и проституцией.
— Чем её супруг занимается?
— Военный лётчик.
Да, логика не подвела. Андрей усмехнулся: бросив мать, больную сестру и любимую женщину, он занимается проблемами проститутки, которую видит второй раз в жизни, и при этом рассуждает о её душе.
— Здесь?
— Да, приехали.
Заходить в квартиру Акулов не стал. На лестнице дождался, когда жена лётчика откроет дверь и, незамеченный ею, вернулся в машину.
Сидел, курил «Беломор». Вспомнил, что повезёт в машине ребёнка, и вышел на улицу. Стоял, притопывая ногами, возле капота. Быстро замёрзли уши и нос, пришлось их растирать.
Дарья оказалась очень похожа на маму, только волосики, выбившиеся из-под вязаной шапочки, — светлые. Обычно Андрей не замечал сходства между малолетними детьми и родителями, но сейчас оно сразу бросилось в глаза.
— Это дядя Андрей, — представила Ольга.
— Привет! — Андрей сел на корточки.
— Скажи дяде, как тебя зовут, — Ольга слегка дёрнула дочку за руку.
— Меня зовут Даша, мне скоро будет шесть лет, и я пойду в школу.
— Хочешь учиться? — Что ещё можно спросить, Акулов не знал.
— Не, не хочу. Я хочу быть доктором, как мама!
Девочка плотнее прижалась к материнскому боку.
От её искреннего, радостного ответа у Андрея в горле комок появился. Хочет быть доктором… Дай Бог, чтобы она никогда не узнала, кем была её мать по совместительству!
Сели в машину — Акулов за руль, Ольга с ребёнком на заднее сиденье. Выехали со двора. Андрей бросил взгляд на часы: следовало торопиться, до встречи с Ермаковым оставалось пятнадцать минут. С Дениса станется: немного подождёт и уедет, ищи его потом…
Сзади доносилось шуршание пакета, и Андрей скосил глаза в зеркало. Даша доставала какую-то небольшую коробочку. Заметив интерес взрослого, с гордостью пояснила:
— Это моя черепашка.
В темноте ничего не было видно.