Страница:
Около девяти часов вечера, провернув одно тёмное дельце, которое принесло сто долларов прибыли, Шурик подъехал к дому. Паркуя машину, посмотрел на окна квартиры: два из трех были освещены. Стало быть, и маман, и сестрёнка сидят в своих комнатах. Первая, скорее всего, перед телевизором. Мелкая — висит на телефоне, шепчется с очередным воздыхателем. Некоторых из них Шурику довелось видеть, в том числе одного — в отделе милиции, куда тот попал за хранение анаши. Интересно, сеструха уже пробовала дурь? Для своих пятнадцати лет она отличалась крайне вольным поведением.
Шурик захлопнул дверь джипа и направился к подъезду, раздумывая, как провести вечер. Дома торчать не хотелось, но и в гости его никто сегодня не звал. Завалиться в кабак? Сазонов машинально похлопал себя по нагрудному карману, где лежали бумажник и ксива. Сегодняшнюю сотку бакинских можно легко пустить на развлечения…
Входная дверь, как всегда, подалась тяжело, а дальше, в парадном, стояла непроглядная темнота. Шурик остановился, чтобы глаза чуть пообвыкли.
И когда жилконтора вкрутит здесь лампочку?!
Неожиданно Шурик сообразил, что обычно свет не горел на нижних трех-пяти этажах, а сегодня погружена во мрак вся лестница.
Он не успел оценить этот факт.
Почувствовал — увидеть что-либо по-прежнему не представлялось возможным — рядом с собой чьё-то присутствие…
Кто-то, оказавшийся слева от него, двигался почти бесшумно. Только раз или два прошуршала синтетическая материя — видимо, от контакта локтя с боковиной куртки.
И хотя Шурик не отличался повышенной впечатлительностью, его обдало волной горячего страха.
Он поставил машину около самого входа в физкультурно-оздоровительный комплекс, удивившись, что такое удобное место свободно. Обычно его занимал «мерседес» Громова.
Иван Иванович поднялся на заснеженное крыльцо и поднял руку, чтобы открыть дверь, но в этот момент она распахнулась от сильного толчка изнутри.
— Извините, — сказала появившаяся на пороге черноволосая девушка в короткой шубке. — Я вас не ушибла?
Калмычный не смог определить, является ли она клиенткой оздоровительного заведения, приехала отдохнугь со своим парнем или работает в сфере деликатных услуг, и молча посторонился, давая пройти. Посмотрел вслед, отметив, что девушка хороша собой и пользуется приятными духами.
По узкой, занесённой снегом тропинке она быстро пошла к забору, почти невидимому в темноте. Калмычный знал, что тропинка выводит к запасным воротам и обширной мусорной свалке. Створки ворот давно были заварены намертво, но тот же сварщик вырезал в них и маленькую калитку, о которой вряд ли мог знать человек, не принадлежащий к обслуге ФОК или приезжающий сюда лишь для того, чтобы поиграть в теннис. Калмычному эту калитку показал Громов: дескать, удобный путь к отступлению, если случится попасть под облаву. А девка, значит, из проституток… Новенькая, видать. Иван Иванович не часто прибегал к их услугам — деньги жалел, но тем не менее знал почти всех местных наперечёт.
Он зашёл в ФОК…
Спустя пять минут появился Николай Петушков. Какой-то частник высадил его около главного входа. Петушков поднырнул под шлагбаум, помахал сторожу, которого его появление ничуть не заинтересовало, и заторопился к зданию комплекса, скользя демисезонными ботинками по льду и чувствуя, как холод проникает через тонкое пальто. Головного убора на Петушкове не было, и ему пришлось дважды растирать уши руками, прежде чем он добрался до тёплого помещения.
— Там? — Николай кивнул на дверь сауны.
— Ждут, — подтвердил администратор Санёк.
— Хорошо, — Петушков довольно улыбнулся и потёр руки, как бы желая показать, что он больше думает о бане, нежели о вопросах, которые предстоит обсуждать. — Пиво есть?
— Я уже отнёс…
— Хорошо!
Прежде чем открыть дверь, Николай чуть было не постучал. Одумался, повернул ручку и вошёл, зацепившись ногой за складку паласа.
Санёк посмотрел ему в спину с усмешкой. Среди всех, кого ему доводилось видеть в компании Громова, этот, всегда суетливый и улыбающийся с непонятным подобострастием, пользовался у него наименьшим уважением. Можно сказать, вообще им не пользовался.
— Я вижу, все в сборе? — Петушков остановился, глядя на Громова и Калмычного, сидящих в креслах за столиком.
Громов был в спортивном костюме, Иван Иваныч — в простыне, с бокалом пива в руке.
Перед пустым третьим креслом стояли закупоренная бутылка и пол-литровая кружка.
— Только тебя ждём. Закрывай дверь, сквозняк же! — Громов недовольно поморщился.
— Я и не чувствую с мороза-то… — Петушков дважды провернул головку замка. — Чтобы нам никто не мешал…
Он повесил в шкаф пальто, оставшись в дорогом темно-синем костюме.
— Да ты, я смотрю, при полном параде! — усмехнулся Василий Петросович.
— Так, был на одной презентации… Где тут можно переодеться?
— Там же, где и всегда. В раздевалке. Забыл, что ли?
Петушков смущённо улыбнулся.
Через пару минут он появился в комнате, сменив «тройку» на обёрнутую вокруг бёдер простыню и шлёпанцы. Сел в свободное кресло, тронул пальцем пивную бутылку, но открывать её не стал. Пояснил, хотя никто об этом не спрашивал:
— Не согрелся ещё…
— Так и мы, вроде, не парились. Ладно, не будем терять время, — Громов перевёл взгляд с Петушкова на Ивана Иваныча, продолжавшего сидеть молча, с бутылкой в руке. Бутылка была почти полная, Калмычный сделал только несколько глотков.
Громов рассказал о звонке неизвестного, поездке на кладбище и о покушении. Только факты, без каких-либо выводов.
— Что ты сам по этому поводу думаешь? — спросил Калмычный, как только Громов закончил рассказ.
— Важно не то, что я думаю, а то, что мы собираемся делать.
Калмычный поставил бутылку и облокотился на стол. Положил на сцепленные в замок руки подбородок. Смотрел прямо перед собой, и по лицу невозможно было угадать ход его мыслей.
Из троих мужчин он был самым старшим по возрасту. Около пятидесяти лет, среднего роста, сухопарый. Кинорежиссёр определил бы его типаж как «крупный хозяйственный руководитель советской эпохи» — и угадал бы на все сто процентов.
Петушков, начав в середине повествования Громова краснеть, теперь сидел пунцовый и переводил растерянный взгляд с одного собеседника на другого. Сам не заметил, как откупорил пиво и приложился к бутылке, хотя обычно пользовался только стаканами.
— Скажи, они могли тебя добить? — нарушил затянувшуюся паузу Калмычный.
— Легко.
— Тогда почему они этого не сделали?
— Только не потому, что приняли меня за мертвеца. Не знаю, почему! Могли чего-нибудь испугаться. Или с ружьём какие-то проблемы возникли.
— Два человека и один ствол…
— Согласен, исполнение похабное до невозможности. Я, кстати, не могу вспомнить ни одного серьёзного убийства, где бы пользовались дробовиком.
— На Сицилии, например, такое оружие популярно… Говоришь, они тебя ждали в машине?
— Ерунда! Я знаю хозяина. Азербот, раньше торговал на нашем рынке. Осенью уехал на родину. Машина гниёт во дворе с прошлого года, в неё кто угодно мог влезть.
— Надо было об этом знать…
— Ерунда! Нечего там знать, достаточно было один раз посмотреть.
— Надо узнать на кладбище, кто ставил памятник.
— При чем здесь памятник? — Петушков посмотрел на Калмычного с недоумением. — Господи, о чем вы говорите? Вы что, не понимаете, что нас всех могут убить? Всех!
— Не трещи, — Громов выставил перед собой ладонь, словно отбивая слова Николая. — И без твоего визга голова болит. Пиво лучше попей. И помолчи… Так о чем ты говорил, Иван?
Калмычному пришла в голову новая мысль. В определённой степени её рождением он был обязан Петушкову.
— Можешь повторить дословно, что говорил тот тип по телефону?
Громов повторил. Не дословно, но близко к тексту. Подумав, Калмычный кивнул:
— Верно! Почему он позвонил именно тебе? Было бы логичнее, если бы он угрожал нам всем. Вернее, не угрожал, а сразу… Почему только тебе? И ведь столько времени уже прошло…
Калмычный не договорил, по взгляду Громова поняв, что их мысли совпадают. Петушков смотрел недоуменно.
— Нас тогда было семеро…
— Ты не всех посчитал.
— Я посчитал всех, кого нужно. Якушев умер… Здесь нас трое. Степанский прилетает завтра утром, Латуков лечит язву в больнице, Ющенко приехал вчера. Кстати, а почему ты его не пригласил?
Петушков переводил взгляд с одного из собеседников на другого и хотел, наверное, что-то спросить, но вклиниться ему не удавалось. Они говорили быстро, без пауз. Будто в теннис играли.
— Не смог дозвониться, — Громов улыбнулся, но в его глазах не было и тени веселья, он явно имел в виду какие-то обстоятельства, известные Калмычному. — Когда выписывается Латуков?
— Послезавтра.
— Итого — вся компания в сборе. Мне не нравится такое совпадение.
— Думаешь, это случайность?
— Мне бы очень хотелось так думать.
— Степанского можно предупредить. Он успеет вернуться.
— Не надо. Если опасность грозит только мне, то… Зачем ему нести убытки из-за ложной тревоги? А если нацелились на всех нас, будет лучше не распыляться. Вместе быстрее придумаем, как защититься.
— Там его достать не просто…
— Поэтому пусть обязательно прилетает. А то несправедливо как-то выходит, скажи, да? — последнюю фразу Громов произнёс с кавказским акцентом, как иногда рассказывал анекдоты или говорил тосты, желая повеселить друзей.
Калмычный, глядя на него, потёр подбородок о руки, которые продолжал держать сцепленными в замок.
— Знаешь, мне кажется, тебя убивать не хотели.
— Почему? — вырвалось у Петушкова, и две пары глаз обратились на него.
— Кажется, ты не рад, что меня только ранили?
— Я не то хотел сказать… Просто… Просто я не понимаю! Почему не хотели убить?
— Потому что могли, но не сделали.
— Но ведь ты был в бронежилете!
— Вот именно поэтому они должны были подойти, проверить и добить.
— Так они-то об этом не знали!
— Э-э, дорогой, не горячись! По-твоему, они что, рассчитывали, что я к себе гранату привяжу после того, как предупредили по телефону? Думали, взорвусь от одного выстрела? Или от страха подохну? Прав Иваныч, я и сам так решил: мочить меня не хотели. А почему — будущее покажет. Думаю — близкое будущее. Я уже предпринял кое-какие шаги, так что, даст Бог, скоро мы выясним, кто и почему решил на меня накатить. Или на нас…
— Ты собираешься… — Петушков замялся, но его поняли с полуслова.
— Я не собираюсь прятаться, как крыса.
— Крысы бегут, а не прячутся, — заметил Калмычный, разглаживая смявшийся уголок пивной этикетки; за время, прошедшее с момента появления Николая, он так и не сделал ни одного глотка.
«Интересно, о чем они говорили без меня?» — подумал Петушков.
— Я не собираюсь ни прятаться, ни бежать. Пусть попробуют добраться до меня ещё раз! Теперь это будет непросто. Все, господа предприниматели! О делах больше ни слова. Баня в вашем распоряжении. А я посижу здесь, послушаю музыку…
Громов взял со стола пульт дистанционного управления и включил музыкальный центр, четыре колонки которого были развешены по углам комнаты. Взыскательного слушателя такая акустика бы не удовлетворила, но Василий Петросович был потребителем неприхотливым. Это касалось как аппаратуры, так и качества музыкального материала.
«Конвоир, молодой конвоир, нам с тобою обидно до слез…» — неслось в спину Петушкова, когда он направлялся к бассейну.
Калмычный завязывал шнурки на ботинках. Петушков уже оделся и стоял перед ним с бутылкой пива в руке. Она была четвёртой по счёту.
— Что, страшно?
— Да ну тебя к лешему! Я без машины. Говорю же, что на презентации был.
— Кого презентовали? Тебя?
— Не смешно.
Калмычный разогнулся, встал с кресла. Ботинки на нем были старые, изрядно потёртые, не один раз побывавшие в ремонте. Как и костюм классического покроя, тёплый, тесноватый, застёгнутый на все пуговицы. Из внутреннего кармана проступал контур сотового телефона старой модели.
— Пошли, — он перекинул через левую руку куртку, сложенную подкладкой наружу, и хотел попрощаться с Громовым, не встававшим со своего места все полтора часа, пока они с Петушковым парились в сауне.
— Задержись на минутку, — попросил Громов, выключая магнитофон, громкость которого и так была убавлена до минимальной.
Не выказывая удивления, Калмычный протянул Николаю ключи от машины:
— Прогрей пока. Я сейчас подойду.
Петушков вышел, явственно демонстрируя недовольство таким отношением. Если уж им требуется посекретничать, то могли бы встретиться вдвоём, а не выставлять его за дверь, как будто он заведомо не способен предложить что-нибудь дельное или непременно растрезвонит конфиденциальную информацию.
— Колян своей фамилии соответствует полностью, — усмехнулся Калмычный, укладывая кожаную куртку на спинку кресла.
— Не только он, мы тоже своим соответствуем.
— Ну, с тобой, Петросыч, понятно. А я…
— А ты всегда спокойный. Лишнего слова не скажешь. И копейки лишней не дашь.
— Копейка лишней не бывает.
— Ага, цент доллар бережёт…
Администратор Санёк смотрел маленький телевизор, прикреплённый к стене специальным кронштейном, над стойкой. При звуке открывшейся двери он оторвался от экрана и посмотрел на Петушкова, но тот прошествовал мимо, не обращая внимания на обслугу.
Машина Калмычного — «фольксваген-пассат» редкого оранжевого цвета, покрылась двухсантиметровым слоем снега. Петушков не стал ничего очищать, включил двигатель и сел на пассажирское сиденье. Выругался, обнаружив, что Иваныч так и не поставил новую магнитолу — месяц назад его обокрали на авторынке, — и принялся ждать, каждую минуту поглядывая на часы, сверяя показания наручных с установленными на панели приборов.
Калмычный отсутствовал четверть часа. Придя, ничего Петушкову не рассказал. Щёткой смахнул снег со стёкол, сел, пристегнулся ремнём и вырулил за ворота.
— Напомни адрес.
— Прямо.
Двигались со скоростью ниже разрешённой, хотя улицы были пусты и стаж водителя исчислялся двумя десятками лет, а машина соответствовала всем техническим нормативам.
— Подбавь газку, Иваныч, не жадись!
— Успеем.
Петушков вздохнул. К манере езды директора он давно привык, так что высказанная просьба была риторической. Сам Николай машину гонял как угорелый, так что на штрафы гаишникам ежемесячно уходила заметная сумма, да и ДТП случались не так уж и редко, но отказываться от удовольствия полихачить он не желал.
— Слышь, Иваныч! Ты машину поменять не надумал? Сколько ей уже?
— Девяносто первого года. Меня устраивает.
— Перекрасил хотя бы! А то колор какой-то несолидный. Студенческий. А ты ведь все-таки начальник…
— Время придёт — поменяю.
— Ага! Скажи ещё — денег нет.
Автомобильная тема исчерпала себя. Петушков не поленился повернуться и долго смотрел в заднее окно. Наконец, удовлетворённый увиденным, он занял нормальное положение.
— Слежки нет. Хотя ведь это ничего не значит. Если надо, то встретят около дома. Как Васю…
— Не переигрывай.
— Чего?
— Говорю, зрителей нет, так что можешь зря не стараться.
— А я и не стараюсь… зря. По-твоему, все это недостаточно серьёзно?
— Поживём — увидим.
— На месте Петросыча я бы куда-нибудь спрятался.
— Вот поэтому ты и не на его месте. Он знает, что делает.
— Где твой брат?
— В машине сидит.
— Отпусти. Сегодня он больше не пригодится.
Кирилл вышел, Громов остался один в той же комнате отдыха сауны. Забросил ноги на стол, сомкнул на затылке ладони. Теперь по выражению его лица можно было понять, что новости ему не понравились. С самого начала Громов допускал такой вариант, но отводил ему не слишком большой процент вероятности и рассчитывал на более перспективный улов.
А вот оно как получилось…
С другой стороны — не так уж и плохо.
Вернулся Кирилл:
— Санёк просил передать, что Лариса только что звонила.
— Ну?
— Сегодня она не приедет.
— Ну и черт с ней, — Громов посмотрел на часы. — Присядь, в ногах правды нет. Пива хошь?
— Я же не пью, — ответил Кирилл неуверенно.
— Ах да, точно!
Сорок минут прошли в тишине. Иногда Громов начинал вертеть в руках ПДУ музыкального центра, но музыку ни разу не включил. Как и не задал больше ни одного вопроса Кириллу.
Помощник, остро чувствующий вину за недостойное поведение во время нападения на босса, сидел, боясь лишний раз пошевелиться.
На сорок первой минуте прозвенел сотовый телефон. Громов не торопился отвечать. Достал трубку и держал её в руке, считая звонки. Электронные мелодии он не любил, на его аппарате был установлен самый простой сигнал.
— Слушаю. Так… Так… Так! Все, мы едем. Что? Скоро! Жди…
Громов встал:
— Уходим.
— Давайте я машину к крыльцу перегоню.
— Не надо. По-твоему, у меня ноги кривые? Сам дойду! Ничего не забыли? Все, быстрее!
— Вы ещё приедете? — крикнул вдогонку администратор Санёк, но ему никто не ответил.
Из комплекса они вышли один за другим, но потом Громов чуть приотстал.
И тут раздались первые выстрелы.
Автоматная очередь хлестнула из темноты, от примыкающей к забору мусорной свалки. Не меньше дюжины пуль прошили воздух возле очумевшего Кирилла, и одна из них нашла цель. Заорав, Кирилл повалился на землю, зажимая раненую кисть.
Следующая очередь прошла над его головой.
Он продолжал верещать, не оборачиваясь и не видя Громова.
Все-таки боевой опыт у него, можно сказать, уже был. Сознание не заблокировалось, как в первый раз. Инстинкты потеснили рассудок, но все же осталось достаточно места для двух здравых мыслей.
Подстреленной рукой Киря вытащил ключи от «мерседеса» и зубами сжал брелок сигнализации.
За грохотом выстрелов не было слышно, как автомобиль подал звуковой сигнал о снятии режима охраны, но вспышку фар парень заметил.
«Я им на хрен не нужен, — стучало в голове Кирилла в такт автомату, — Если шефа завалят, то меня пощадят… Господи, ну попади ты в него!»
В работу вступил второй ствол.
«Все, звиздец! Не уйти…»
Пули простучали по железной двери ФОК. Одна, рикошетом, задела щеку Кирилла и вонзилась в сугроб. Парню вдруг показалось, что он слышит, как шипит в снегу горячий металл.
Зазвенело стекло — очередь прошлась по окнам физкультурного комплекса.
И неожиданно грохот выстрелов стал отдаляться, стал приглушённым, не таким пугающим, как прежде. Как будто заложило уши.
Боковым зрением Кирилл заметил хозяина.
Пригнувшись, Василий Петросович метнулся вдоль стены ФОК к «мерседесу».
Метнулся и пропал из поля зрения.
Добрался? Успел?
Ничего этого Кирилл видеть не мог.
Лежал, мечтая слиться с землёй.
И обмочился, когда барабанные перепонки разорвал грохот мощного взрыва.
Глава третья
Шурик захлопнул дверь джипа и направился к подъезду, раздумывая, как провести вечер. Дома торчать не хотелось, но и в гости его никто сегодня не звал. Завалиться в кабак? Сазонов машинально похлопал себя по нагрудному карману, где лежали бумажник и ксива. Сегодняшнюю сотку бакинских можно легко пустить на развлечения…
Входная дверь, как всегда, подалась тяжело, а дальше, в парадном, стояла непроглядная темнота. Шурик остановился, чтобы глаза чуть пообвыкли.
И когда жилконтора вкрутит здесь лампочку?!
Неожиданно Шурик сообразил, что обычно свет не горел на нижних трех-пяти этажах, а сегодня погружена во мрак вся лестница.
Он не успел оценить этот факт.
Почувствовал — увидеть что-либо по-прежнему не представлялось возможным — рядом с собой чьё-то присутствие…
Кто-то, оказавшийся слева от него, двигался почти бесшумно. Только раз или два прошуршала синтетическая материя — видимо, от контакта локтя с боковиной куртки.
И хотя Шурик не отличался повышенной впечатлительностью, его обдало волной горячего страха.
* * *
Первым приехал Калмычный.Он поставил машину около самого входа в физкультурно-оздоровительный комплекс, удивившись, что такое удобное место свободно. Обычно его занимал «мерседес» Громова.
Иван Иванович поднялся на заснеженное крыльцо и поднял руку, чтобы открыть дверь, но в этот момент она распахнулась от сильного толчка изнутри.
— Извините, — сказала появившаяся на пороге черноволосая девушка в короткой шубке. — Я вас не ушибла?
Калмычный не смог определить, является ли она клиенткой оздоровительного заведения, приехала отдохнугь со своим парнем или работает в сфере деликатных услуг, и молча посторонился, давая пройти. Посмотрел вслед, отметив, что девушка хороша собой и пользуется приятными духами.
По узкой, занесённой снегом тропинке она быстро пошла к забору, почти невидимому в темноте. Калмычный знал, что тропинка выводит к запасным воротам и обширной мусорной свалке. Створки ворот давно были заварены намертво, но тот же сварщик вырезал в них и маленькую калитку, о которой вряд ли мог знать человек, не принадлежащий к обслуге ФОК или приезжающий сюда лишь для того, чтобы поиграть в теннис. Калмычному эту калитку показал Громов: дескать, удобный путь к отступлению, если случится попасть под облаву. А девка, значит, из проституток… Новенькая, видать. Иван Иванович не часто прибегал к их услугам — деньги жалел, но тем не менее знал почти всех местных наперечёт.
Он зашёл в ФОК…
Спустя пять минут появился Николай Петушков. Какой-то частник высадил его около главного входа. Петушков поднырнул под шлагбаум, помахал сторожу, которого его появление ничуть не заинтересовало, и заторопился к зданию комплекса, скользя демисезонными ботинками по льду и чувствуя, как холод проникает через тонкое пальто. Головного убора на Петушкове не было, и ему пришлось дважды растирать уши руками, прежде чем он добрался до тёплого помещения.
— Там? — Николай кивнул на дверь сауны.
— Ждут, — подтвердил администратор Санёк.
— Хорошо, — Петушков довольно улыбнулся и потёр руки, как бы желая показать, что он больше думает о бане, нежели о вопросах, которые предстоит обсуждать. — Пиво есть?
— Я уже отнёс…
— Хорошо!
Прежде чем открыть дверь, Николай чуть было не постучал. Одумался, повернул ручку и вошёл, зацепившись ногой за складку паласа.
Санёк посмотрел ему в спину с усмешкой. Среди всех, кого ему доводилось видеть в компании Громова, этот, всегда суетливый и улыбающийся с непонятным подобострастием, пользовался у него наименьшим уважением. Можно сказать, вообще им не пользовался.
— Я вижу, все в сборе? — Петушков остановился, глядя на Громова и Калмычного, сидящих в креслах за столиком.
Громов был в спортивном костюме, Иван Иваныч — в простыне, с бокалом пива в руке.
Перед пустым третьим креслом стояли закупоренная бутылка и пол-литровая кружка.
— Только тебя ждём. Закрывай дверь, сквозняк же! — Громов недовольно поморщился.
— Я и не чувствую с мороза-то… — Петушков дважды провернул головку замка. — Чтобы нам никто не мешал…
Он повесил в шкаф пальто, оставшись в дорогом темно-синем костюме.
— Да ты, я смотрю, при полном параде! — усмехнулся Василий Петросович.
— Так, был на одной презентации… Где тут можно переодеться?
— Там же, где и всегда. В раздевалке. Забыл, что ли?
Петушков смущённо улыбнулся.
Через пару минут он появился в комнате, сменив «тройку» на обёрнутую вокруг бёдер простыню и шлёпанцы. Сел в свободное кресло, тронул пальцем пивную бутылку, но открывать её не стал. Пояснил, хотя никто об этом не спрашивал:
— Не согрелся ещё…
— Так и мы, вроде, не парились. Ладно, не будем терять время, — Громов перевёл взгляд с Петушкова на Ивана Иваныча, продолжавшего сидеть молча, с бутылкой в руке. Бутылка была почти полная, Калмычный сделал только несколько глотков.
Громов рассказал о звонке неизвестного, поездке на кладбище и о покушении. Только факты, без каких-либо выводов.
— Что ты сам по этому поводу думаешь? — спросил Калмычный, как только Громов закончил рассказ.
— Важно не то, что я думаю, а то, что мы собираемся делать.
Калмычный поставил бутылку и облокотился на стол. Положил на сцепленные в замок руки подбородок. Смотрел прямо перед собой, и по лицу невозможно было угадать ход его мыслей.
Из троих мужчин он был самым старшим по возрасту. Около пятидесяти лет, среднего роста, сухопарый. Кинорежиссёр определил бы его типаж как «крупный хозяйственный руководитель советской эпохи» — и угадал бы на все сто процентов.
Петушков, начав в середине повествования Громова краснеть, теперь сидел пунцовый и переводил растерянный взгляд с одного собеседника на другого. Сам не заметил, как откупорил пиво и приложился к бутылке, хотя обычно пользовался только стаканами.
— Скажи, они могли тебя добить? — нарушил затянувшуюся паузу Калмычный.
— Легко.
— Тогда почему они этого не сделали?
— Только не потому, что приняли меня за мертвеца. Не знаю, почему! Могли чего-нибудь испугаться. Или с ружьём какие-то проблемы возникли.
— Два человека и один ствол…
— Согласен, исполнение похабное до невозможности. Я, кстати, не могу вспомнить ни одного серьёзного убийства, где бы пользовались дробовиком.
— На Сицилии, например, такое оружие популярно… Говоришь, они тебя ждали в машине?
— Ерунда! Я знаю хозяина. Азербот, раньше торговал на нашем рынке. Осенью уехал на родину. Машина гниёт во дворе с прошлого года, в неё кто угодно мог влезть.
— Надо было об этом знать…
— Ерунда! Нечего там знать, достаточно было один раз посмотреть.
— Надо узнать на кладбище, кто ставил памятник.
— При чем здесь памятник? — Петушков посмотрел на Калмычного с недоумением. — Господи, о чем вы говорите? Вы что, не понимаете, что нас всех могут убить? Всех!
— Не трещи, — Громов выставил перед собой ладонь, словно отбивая слова Николая. — И без твоего визга голова болит. Пиво лучше попей. И помолчи… Так о чем ты говорил, Иван?
Калмычному пришла в голову новая мысль. В определённой степени её рождением он был обязан Петушкову.
— Можешь повторить дословно, что говорил тот тип по телефону?
Громов повторил. Не дословно, но близко к тексту. Подумав, Калмычный кивнул:
— Верно! Почему он позвонил именно тебе? Было бы логичнее, если бы он угрожал нам всем. Вернее, не угрожал, а сразу… Почему только тебе? И ведь столько времени уже прошло…
Калмычный не договорил, по взгляду Громова поняв, что их мысли совпадают. Петушков смотрел недоуменно.
— Нас тогда было семеро…
— Ты не всех посчитал.
— Я посчитал всех, кого нужно. Якушев умер… Здесь нас трое. Степанский прилетает завтра утром, Латуков лечит язву в больнице, Ющенко приехал вчера. Кстати, а почему ты его не пригласил?
Петушков переводил взгляд с одного из собеседников на другого и хотел, наверное, что-то спросить, но вклиниться ему не удавалось. Они говорили быстро, без пауз. Будто в теннис играли.
— Не смог дозвониться, — Громов улыбнулся, но в его глазах не было и тени веселья, он явно имел в виду какие-то обстоятельства, известные Калмычному. — Когда выписывается Латуков?
— Послезавтра.
— Итого — вся компания в сборе. Мне не нравится такое совпадение.
— Думаешь, это случайность?
— Мне бы очень хотелось так думать.
— Степанского можно предупредить. Он успеет вернуться.
— Не надо. Если опасность грозит только мне, то… Зачем ему нести убытки из-за ложной тревоги? А если нацелились на всех нас, будет лучше не распыляться. Вместе быстрее придумаем, как защититься.
— Там его достать не просто…
— Поэтому пусть обязательно прилетает. А то несправедливо как-то выходит, скажи, да? — последнюю фразу Громов произнёс с кавказским акцентом, как иногда рассказывал анекдоты или говорил тосты, желая повеселить друзей.
Калмычный, глядя на него, потёр подбородок о руки, которые продолжал держать сцепленными в замок.
— Знаешь, мне кажется, тебя убивать не хотели.
— Почему? — вырвалось у Петушкова, и две пары глаз обратились на него.
— Кажется, ты не рад, что меня только ранили?
— Я не то хотел сказать… Просто… Просто я не понимаю! Почему не хотели убить?
— Потому что могли, но не сделали.
— Но ведь ты был в бронежилете!
— Вот именно поэтому они должны были подойти, проверить и добить.
— Так они-то об этом не знали!
— Э-э, дорогой, не горячись! По-твоему, они что, рассчитывали, что я к себе гранату привяжу после того, как предупредили по телефону? Думали, взорвусь от одного выстрела? Или от страха подохну? Прав Иваныч, я и сам так решил: мочить меня не хотели. А почему — будущее покажет. Думаю — близкое будущее. Я уже предпринял кое-какие шаги, так что, даст Бог, скоро мы выясним, кто и почему решил на меня накатить. Или на нас…
— Ты собираешься… — Петушков замялся, но его поняли с полуслова.
— Я не собираюсь прятаться, как крыса.
— Крысы бегут, а не прячутся, — заметил Калмычный, разглаживая смявшийся уголок пивной этикетки; за время, прошедшее с момента появления Николая, он так и не сделал ни одного глотка.
«Интересно, о чем они говорили без меня?» — подумал Петушков.
— Я не собираюсь ни прятаться, ни бежать. Пусть попробуют добраться до меня ещё раз! Теперь это будет непросто. Все, господа предприниматели! О делах больше ни слова. Баня в вашем распоряжении. А я посижу здесь, послушаю музыку…
Громов взял со стола пульт дистанционного управления и включил музыкальный центр, четыре колонки которого были развешены по углам комнаты. Взыскательного слушателя такая акустика бы не удовлетворила, но Василий Петросович был потребителем неприхотливым. Это касалось как аппаратуры, так и качества музыкального материала.
«Конвоир, молодой конвоир, нам с тобою обидно до слез…» — неслось в спину Петушкова, когда он направлялся к бассейну.
* * *
— Иваныч, подбросишь до дома?Калмычный завязывал шнурки на ботинках. Петушков уже оделся и стоял перед ним с бутылкой пива в руке. Она была четвёртой по счёту.
— Что, страшно?
— Да ну тебя к лешему! Я без машины. Говорю же, что на презентации был.
— Кого презентовали? Тебя?
— Не смешно.
Калмычный разогнулся, встал с кресла. Ботинки на нем были старые, изрядно потёртые, не один раз побывавшие в ремонте. Как и костюм классического покроя, тёплый, тесноватый, застёгнутый на все пуговицы. Из внутреннего кармана проступал контур сотового телефона старой модели.
— Пошли, — он перекинул через левую руку куртку, сложенную подкладкой наружу, и хотел попрощаться с Громовым, не встававшим со своего места все полтора часа, пока они с Петушковым парились в сауне.
— Задержись на минутку, — попросил Громов, выключая магнитофон, громкость которого и так была убавлена до минимальной.
Не выказывая удивления, Калмычный протянул Николаю ключи от машины:
— Прогрей пока. Я сейчас подойду.
Петушков вышел, явственно демонстрируя недовольство таким отношением. Если уж им требуется посекретничать, то могли бы встретиться вдвоём, а не выставлять его за дверь, как будто он заведомо не способен предложить что-нибудь дельное или непременно растрезвонит конфиденциальную информацию.
— Колян своей фамилии соответствует полностью, — усмехнулся Калмычный, укладывая кожаную куртку на спинку кресла.
— Не только он, мы тоже своим соответствуем.
— Ну, с тобой, Петросыч, понятно. А я…
— А ты всегда спокойный. Лишнего слова не скажешь. И копейки лишней не дашь.
— Копейка лишней не бывает.
— Ага, цент доллар бережёт…
Администратор Санёк смотрел маленький телевизор, прикреплённый к стене специальным кронштейном, над стойкой. При звуке открывшейся двери он оторвался от экрана и посмотрел на Петушкова, но тот прошествовал мимо, не обращая внимания на обслугу.
Машина Калмычного — «фольксваген-пассат» редкого оранжевого цвета, покрылась двухсантиметровым слоем снега. Петушков не стал ничего очищать, включил двигатель и сел на пассажирское сиденье. Выругался, обнаружив, что Иваныч так и не поставил новую магнитолу — месяц назад его обокрали на авторынке, — и принялся ждать, каждую минуту поглядывая на часы, сверяя показания наручных с установленными на панели приборов.
Калмычный отсутствовал четверть часа. Придя, ничего Петушкову не рассказал. Щёткой смахнул снег со стёкол, сел, пристегнулся ремнём и вырулил за ворота.
— Напомни адрес.
— Прямо.
Двигались со скоростью ниже разрешённой, хотя улицы были пусты и стаж водителя исчислялся двумя десятками лет, а машина соответствовала всем техническим нормативам.
— Подбавь газку, Иваныч, не жадись!
— Успеем.
Петушков вздохнул. К манере езды директора он давно привык, так что высказанная просьба была риторической. Сам Николай машину гонял как угорелый, так что на штрафы гаишникам ежемесячно уходила заметная сумма, да и ДТП случались не так уж и редко, но отказываться от удовольствия полихачить он не желал.
— Слышь, Иваныч! Ты машину поменять не надумал? Сколько ей уже?
— Девяносто первого года. Меня устраивает.
— Перекрасил хотя бы! А то колор какой-то несолидный. Студенческий. А ты ведь все-таки начальник…
— Время придёт — поменяю.
— Ага! Скажи ещё — денег нет.
Автомобильная тема исчерпала себя. Петушков не поленился повернуться и долго смотрел в заднее окно. Наконец, удовлетворённый увиденным, он занял нормальное положение.
— Слежки нет. Хотя ведь это ничего не значит. Если надо, то встретят около дома. Как Васю…
— Не переигрывай.
— Чего?
— Говорю, зрителей нет, так что можешь зря не стараться.
— А я и не стараюсь… зря. По-твоему, все это недостаточно серьёзно?
— Поживём — увидим.
— На месте Петросыча я бы куда-нибудь спрятался.
— Вот поэтому ты и не на его месте. Он знает, что делает.
* * *
Выслушав доклад Кирилла, Громов задал всего один вопрос, совсем не тот, которого ожидал парень:— Где твой брат?
— В машине сидит.
— Отпусти. Сегодня он больше не пригодится.
Кирилл вышел, Громов остался один в той же комнате отдыха сауны. Забросил ноги на стол, сомкнул на затылке ладони. Теперь по выражению его лица можно было понять, что новости ему не понравились. С самого начала Громов допускал такой вариант, но отводил ему не слишком большой процент вероятности и рассчитывал на более перспективный улов.
А вот оно как получилось…
С другой стороны — не так уж и плохо.
Вернулся Кирилл:
— Санёк просил передать, что Лариса только что звонила.
— Ну?
— Сегодня она не приедет.
— Ну и черт с ней, — Громов посмотрел на часы. — Присядь, в ногах правды нет. Пива хошь?
— Я же не пью, — ответил Кирилл неуверенно.
— Ах да, точно!
Сорок минут прошли в тишине. Иногда Громов начинал вертеть в руках ПДУ музыкального центра, но музыку ни разу не включил. Как и не задал больше ни одного вопроса Кириллу.
Помощник, остро чувствующий вину за недостойное поведение во время нападения на босса, сидел, боясь лишний раз пошевелиться.
На сорок первой минуте прозвенел сотовый телефон. Громов не торопился отвечать. Достал трубку и держал её в руке, считая звонки. Электронные мелодии он не любил, на его аппарате был установлен самый простой сигнал.
— Слушаю. Так… Так… Так! Все, мы едем. Что? Скоро! Жди…
Громов встал:
— Уходим.
— Давайте я машину к крыльцу перегоню.
— Не надо. По-твоему, у меня ноги кривые? Сам дойду! Ничего не забыли? Все, быстрее!
— Вы ещё приедете? — крикнул вдогонку администратор Санёк, но ему никто не ответил.
Из комплекса они вышли один за другим, но потом Громов чуть приотстал.
И тут раздались первые выстрелы.
Автоматная очередь хлестнула из темноты, от примыкающей к забору мусорной свалки. Не меньше дюжины пуль прошили воздух возле очумевшего Кирилла, и одна из них нашла цель. Заорав, Кирилл повалился на землю, зажимая раненую кисть.
Следующая очередь прошла над его головой.
Он продолжал верещать, не оборачиваясь и не видя Громова.
Все-таки боевой опыт у него, можно сказать, уже был. Сознание не заблокировалось, как в первый раз. Инстинкты потеснили рассудок, но все же осталось достаточно места для двух здравых мыслей.
Подстреленной рукой Киря вытащил ключи от «мерседеса» и зубами сжал брелок сигнализации.
За грохотом выстрелов не было слышно, как автомобиль подал звуковой сигнал о снятии режима охраны, но вспышку фар парень заметил.
«Я им на хрен не нужен, — стучало в голове Кирилла в такт автомату, — Если шефа завалят, то меня пощадят… Господи, ну попади ты в него!»
В работу вступил второй ствол.
«Все, звиздец! Не уйти…»
Пули простучали по железной двери ФОК. Одна, рикошетом, задела щеку Кирилла и вонзилась в сугроб. Парню вдруг показалось, что он слышит, как шипит в снегу горячий металл.
Зазвенело стекло — очередь прошлась по окнам физкультурного комплекса.
И неожиданно грохот выстрелов стал отдаляться, стал приглушённым, не таким пугающим, как прежде. Как будто заложило уши.
Боковым зрением Кирилл заметил хозяина.
Пригнувшись, Василий Петросович метнулся вдоль стены ФОК к «мерседесу».
Метнулся и пропал из поля зрения.
Добрался? Успел?
Ничего этого Кирилл видеть не мог.
Лежал, мечтая слиться с землёй.
И обмочился, когда барабанные перепонки разорвал грохот мощного взрыва.
Глава третья
— Ты зачем пришла? — спросил Акулов с улыбкой. — По какому-то делу?
Выражением лица он попытался смягчить интонацию, но все равно прозвучало как «Долго будешь сюда ещё бегать?»
Если девушка и обиделась, то не подала вида. Улыбнулась в ответ:
— А что, я не могу придти сюда просто так?
— Здесь не то место, куда приходят просто так.
Андрей подумал, что постовой, дежурящий на входе в управление, наверняка остановил Лаки и подробно расспросил о цели визита. Интересно, что она ему наплела? В том, что девушка пришла исключительно ради встречи с ним, Акулов не сомневался. Это раздражало. Хотя многие коллеги назвали бы его идиотом и посетовали, что удача всегда достаётся тому, кто её недостоин. Кто не может воспользоваться плодами успеха.
Попользоваться было чем. С внешностью у девчонки все обстояло благополучно, пусть и не на высший балл, но на очень крепкую «четвёрку». И можно было верить, что она не рассчитывает на что-то большее, чем связь без обязательств.
Они познакомились в прошлом месяце. Лаки — прозвище образовалось от имени Лукерья — оказалась свидетельницей по убийству. Её бой-фрэнд запинал до смерти менее удачливого поклонника. Она дала показания, а позже помогла раскрыть и нападение на младшую сестру Андрея. Попутно раскрылось убийство её собственного отца, совершённое годом раньше. Андрей не мог припомнить другого случая, когда обнаруживалось такое множество совпадений. Просто какая-то женщина-вамп. Так и норовит оказаться в эпицентре несчастий. Что же будет к тридцати годам, если сейчас ей всего восемнадцать?
Акулов, как ему казалось, не давал поводов в себя влюбляться, но это произошло. Лаки повадилась ходить в РУВД по всяким пустяковым предлогам, и если её не было видно три дня, то это значило, что на четвёртый она обязательно позвонит в связи с каким-нибудь происшествием, по которому ей срочно нужен профессиональный совет. Складывалось впечатление, что все её знакомые только тем и живут, что попадают в истории, из которых не знают, как выкрутиться.
Андрей не знал, как ему быть. Следовало объясниться. Сначала он откладывал решительный разговор из-за того, что не хотел обижать девушку, которая помогла отомстить за сестру. Теперь — ждал подходящего момента. Ждал ругал себя за малодушие.
— Мама просила какую-то справку взять. По поводу убийства папы. Сейчас я посмотрю, что ей надо… — Лаки открыла сумочку и стала медленно перебирать её содержимое в поисках, наверное, записной книжки.
Акулов покачал головой:
— Справки по уголовным делам выдаёт только следователь. Он — лицо официальное и специально этому обученное.
— А вы?
— А мы только в замочную скважину можем подглядывать.
— Я так маме и говорила. А она — сходи, да сходи… Пусть теперь сама в прокуратуру топает. Не пойду!
— Правильно, — Андрей посмотрел на часы. Перед ним стоял электронный будильник, но он специально оттянул рукав свитера и, сдвинув брови, сосредоточился на циферблате своего китайского «Philip Persio».
— Кто-то должен придти?
— Да, один важный свидетель.
Акулов с озабоченным видом достал из открытого сейфа папку с материалами по нападению на Громова. Пролистал несколько первых страниц.
— Тогда я пойду, — Лаки встала. — Ничего, что я зашла? Не помешала?
— Нет, конечно! — ответил Акулов вместо того, чтобы сказать: не приходи сюда больше. Ответил без раздражения, как будто даже хотел извиниться за плохое гостеприимство.
— До свидания, Андрей Витальевич!
— Ага. Всего доброго…
Дверь закрылась.
Андрей убрал папку.
Маша позвонила и сказала, что допоздна задержится в своей адвокатской конторе — надо готовиться к завтрашнему процессу. Он предложил встретиться, как бы это ни было поздно, но она отказалась, сославшись на то, что и дома ей придётся поработать с важными документами, так что лучше перенести встречу на завтра. Андрей согласился, а положив трубку отметил, что не испытывает ни ревности, ни раздражения, ни каких-либо других отрицательных эмоций. Что-то изменилось в их отношениях за последнее время. Хорошо это или плохо? Даже на такой несложный вопрос он медлил с ответом. Как будто ему было все равно. Что и говорить, они не слишком обычная пара. Или не бывает обычных? В любом случае, они слишком разные. В привычках, в отношении к жизни, в том, какие цели ставит перед собой каждый. Собственно, из них двоих какие-то глобальные цели имела только Мария. Он не очень задумывался о том, что будет через год или десять. Останется в милиции и займёт кресло начальника? Останется простым исполнителем? Уйдёт в частный сыск, как это сделал Машин брат Денис? Станет бандитом? Ну, последнее, допустим, исключено. А что вероятно? Акулов не знал. Просто работал. Занимался тем, что ему нравится. Тем, что умел. И неспроста появилась эта… Как её там? Брунгильда? Ядвига! Интересно, она уже нарисовала его психологический портрет? Маша ничего не говорила, а когда он однажды спросил, ловко ушла от ответа. Настолько ловко, что он и думать об этом забыл, вспомнил только сейчас.
Акулов подъезжал к перекрёстку, когда его обогнала «скорая помощь». Пронеслась, завывая сиреной, притормозила, вклиниваясь в поперечный поток, повернула налево. Быстро скрылась из вида, а через несколько секунд в том же направлении пронёсся «козелок» патрульно-постовой службы.
Это было уже тревожным знаком, и он не удивился, расслышав завывания пожарной машины. Грубовато сменил ряд движения, повернул, прибавил скорость. Квартала через два, оказавшись примерно в том районе, где смолкли сирены специальных машин, притормозил и перестроился ближе к обочине. Ехал, постоянно бросая взгляды в боковое окно. Окраина района, промзона. Множество тупиков и безымянных проездов, в которых легко заблудиться.
Покидая РУВД, он заглянул в дежурную часть, поинтересовался новостями. Майор Гунтере заверил, что все в полном порядке. И с личным составом, и с преступлениями. Первое Акулова не волновало, второе порадовало. Проработав без Волгина всего несколько дней, он уже стал удивляться, как тот больше двух лет справлялся один.
Выражением лица он попытался смягчить интонацию, но все равно прозвучало как «Долго будешь сюда ещё бегать?»
Если девушка и обиделась, то не подала вида. Улыбнулась в ответ:
— А что, я не могу придти сюда просто так?
— Здесь не то место, куда приходят просто так.
Андрей подумал, что постовой, дежурящий на входе в управление, наверняка остановил Лаки и подробно расспросил о цели визита. Интересно, что она ему наплела? В том, что девушка пришла исключительно ради встречи с ним, Акулов не сомневался. Это раздражало. Хотя многие коллеги назвали бы его идиотом и посетовали, что удача всегда достаётся тому, кто её недостоин. Кто не может воспользоваться плодами успеха.
Попользоваться было чем. С внешностью у девчонки все обстояло благополучно, пусть и не на высший балл, но на очень крепкую «четвёрку». И можно было верить, что она не рассчитывает на что-то большее, чем связь без обязательств.
Они познакомились в прошлом месяце. Лаки — прозвище образовалось от имени Лукерья — оказалась свидетельницей по убийству. Её бой-фрэнд запинал до смерти менее удачливого поклонника. Она дала показания, а позже помогла раскрыть и нападение на младшую сестру Андрея. Попутно раскрылось убийство её собственного отца, совершённое годом раньше. Андрей не мог припомнить другого случая, когда обнаруживалось такое множество совпадений. Просто какая-то женщина-вамп. Так и норовит оказаться в эпицентре несчастий. Что же будет к тридцати годам, если сейчас ей всего восемнадцать?
Акулов, как ему казалось, не давал поводов в себя влюбляться, но это произошло. Лаки повадилась ходить в РУВД по всяким пустяковым предлогам, и если её не было видно три дня, то это значило, что на четвёртый она обязательно позвонит в связи с каким-нибудь происшествием, по которому ей срочно нужен профессиональный совет. Складывалось впечатление, что все её знакомые только тем и живут, что попадают в истории, из которых не знают, как выкрутиться.
Андрей не знал, как ему быть. Следовало объясниться. Сначала он откладывал решительный разговор из-за того, что не хотел обижать девушку, которая помогла отомстить за сестру. Теперь — ждал подходящего момента. Ждал ругал себя за малодушие.
— Мама просила какую-то справку взять. По поводу убийства папы. Сейчас я посмотрю, что ей надо… — Лаки открыла сумочку и стала медленно перебирать её содержимое в поисках, наверное, записной книжки.
Акулов покачал головой:
— Справки по уголовным делам выдаёт только следователь. Он — лицо официальное и специально этому обученное.
— А вы?
— А мы только в замочную скважину можем подглядывать.
— Я так маме и говорила. А она — сходи, да сходи… Пусть теперь сама в прокуратуру топает. Не пойду!
— Правильно, — Андрей посмотрел на часы. Перед ним стоял электронный будильник, но он специально оттянул рукав свитера и, сдвинув брови, сосредоточился на циферблате своего китайского «Philip Persio».
— Кто-то должен придти?
— Да, один важный свидетель.
Акулов с озабоченным видом достал из открытого сейфа папку с материалами по нападению на Громова. Пролистал несколько первых страниц.
— Тогда я пойду, — Лаки встала. — Ничего, что я зашла? Не помешала?
— Нет, конечно! — ответил Акулов вместо того, чтобы сказать: не приходи сюда больше. Ответил без раздражения, как будто даже хотел извиниться за плохое гостеприимство.
— До свидания, Андрей Витальевич!
— Ага. Всего доброго…
Дверь закрылась.
Андрей убрал папку.
* * *
Акулов ехал домой.Маша позвонила и сказала, что допоздна задержится в своей адвокатской конторе — надо готовиться к завтрашнему процессу. Он предложил встретиться, как бы это ни было поздно, но она отказалась, сославшись на то, что и дома ей придётся поработать с важными документами, так что лучше перенести встречу на завтра. Андрей согласился, а положив трубку отметил, что не испытывает ни ревности, ни раздражения, ни каких-либо других отрицательных эмоций. Что-то изменилось в их отношениях за последнее время. Хорошо это или плохо? Даже на такой несложный вопрос он медлил с ответом. Как будто ему было все равно. Что и говорить, они не слишком обычная пара. Или не бывает обычных? В любом случае, они слишком разные. В привычках, в отношении к жизни, в том, какие цели ставит перед собой каждый. Собственно, из них двоих какие-то глобальные цели имела только Мария. Он не очень задумывался о том, что будет через год или десять. Останется в милиции и займёт кресло начальника? Останется простым исполнителем? Уйдёт в частный сыск, как это сделал Машин брат Денис? Станет бандитом? Ну, последнее, допустим, исключено. А что вероятно? Акулов не знал. Просто работал. Занимался тем, что ему нравится. Тем, что умел. И неспроста появилась эта… Как её там? Брунгильда? Ядвига! Интересно, она уже нарисовала его психологический портрет? Маша ничего не говорила, а когда он однажды спросил, ловко ушла от ответа. Настолько ловко, что он и думать об этом забыл, вспомнил только сейчас.
Акулов подъезжал к перекрёстку, когда его обогнала «скорая помощь». Пронеслась, завывая сиреной, притормозила, вклиниваясь в поперечный поток, повернула налево. Быстро скрылась из вида, а через несколько секунд в том же направлении пронёсся «козелок» патрульно-постовой службы.
Это было уже тревожным знаком, и он не удивился, расслышав завывания пожарной машины. Грубовато сменил ряд движения, повернул, прибавил скорость. Квартала через два, оказавшись примерно в том районе, где смолкли сирены специальных машин, притормозил и перестроился ближе к обочине. Ехал, постоянно бросая взгляды в боковое окно. Окраина района, промзона. Множество тупиков и безымянных проездов, в которых легко заблудиться.
Покидая РУВД, он заглянул в дежурную часть, поинтересовался новостями. Майор Гунтере заверил, что все в полном порядке. И с личным составом, и с преступлениями. Первое Акулова не волновало, второе порадовало. Проработав без Волгина всего несколько дней, он уже стал удивляться, как тот больше двух лет справлялся один.