— Ага, а потом в Казахстан предложишь смотаться? Нет уж, спасибочки… Лучше вы к нам.
   Попрощались. Из кухни выглянула Ольга:
   — Ты все? У меня готово.
   На завтрак снова были кофе и яичница, на вкус Акулова — плохо прожаренная. Ольга это заметила:
   — Невкусно?
   — Нормально.
   Она первой закончила есть. Посмотрела на Андрея задумчиво:
   — Пришло время кое-что рассказать.
   Он не удивился. Кивнул ободряюще:
   — Я тебя слушаю.
   — Когда убили Громова, Санёк очень сильно переживал, что ему могут сделать предъяву. Типа: подставил, навёл. И решил кое-что разузнать, чтобы было, чем крыть, если предъявят. Он ведь спортом занимался, ты знаешь? Раньше сам ходил куда-то тренироваться, а потом, когда к Ларисе устроился, начал у себя ребят принимать. Небольшая группа, все друг друга знают. Кто-то бизнесом занимается, кто-то — в братве. Разные люди. Всякие. И вот двое из них, как Санёк уже потом, после убийства припомнил, расспрашивали его о Громове. Он подумал, что это могло быть не случайно, и решил к ним приглядеться. Навести о них справки. Они, как я поняла, позже других появились. Санёк их плохо знал. Сами они не местные…
   — Это как? Милостыню, что ли, в электричках просили?
   — Нет, — Ольга усмехнулась, — милостыню они, конечно, не просили. И не думаю, что кому-нибудь её подавали. Такие ребята… внушительные. Они осенью появились, в сентябре или октябре. Приехали откуда-то. Один, кажется, за что-то сидел.
   — Не из Казахстана приехали?
   — Не знаю, не слышала. Клички Грека и Таджик. Обоим лет по тридцать, высокие, накачанные. Стрижки короткие. Не знаю, как описать. Таджик — мордастый немного, смуглый такой. Говорит с лёгким акцентом. Действительно, похож на азиата. Хотя, может, и русский. Они, если там долго жили, тоже становятся на местных похожими. Грека носатый немного, глаза тёмные, а лицо наоборот, бледное. Такое, чуть угловатое. Татуировка у него груди, церковь.
   — Не помнишь, сколько куполов?
   — Два или три, не могу сейчас вспомнить. А ты откуда про них знаешь?
   — Догадался. Это старая воровская татуировка.
   — Я как-то так и подумала. Ума не хватило присмотреться как следует. Я его и видела-то раздетым всего один раз! Нет, ты не подумай, просто он мне в коридоре попался, навстречу шёл в одних штанах. Нужны они мне!
   — Что, и не приставали на разу?
   — Ну, Таджик, было дело, похлопал по заднице… Противно вспоминать! Сам весь потный после тренировки, рука мокрая — даже через юбку почувствовала… Но больше ничего не было. А ты что, начал меня ревновать?
   Акулов обрисовал внешность Ивана:
   — Не видела?
   — Трудно сказать. Если он такой урод, как ты описываешь, то я бы, наверное, запомнила. Значит, не видела.
   Акулов кивнул. Признание, сделанное Иваном перед смертью, не казалось бесспорным. Он мог не расслышать вопроса. А мог сказать и просто так, из одному ему ведомых соображений. Из тех же, по которым он решил на Андрея напасть. Что им двигало? В темноте не узнал мента, приходившего в его дом вместе с Шитовым? Узнал, но все равно решил завалить, настолько велика была сила ненависти? Решил, несмотря на то, что должен был сидеть в своём убежище тише воды? Теперь не спросишь, можно только гадать…
   — У Греки есть ещё одна картинка, — продолжила Ольга. — Перстень на пальце выколот. Жирный такой, почти чёрный. Вот на этом пальце…
   Она показала. Акулов кивнул:
   — Рисунок запомнила?
   Она пожала плечами:
   — Кажется, да… Погоди, я попробую!
   Сходила за бумагой и ручкой. Села к столу, поджав под себя правую ногу. Задумалась, прикусив колпачок авторучки. Свободной рукой провела несколько раз по волосам, стянула их сзади в хвостик. Улыбнулась:
   — Кажется, вспомнила! Что-то такое…
   Нарисовала прямоугольник, срезала углы. Вверху и внизу — по небольшой тёмной короне. Внутри — ещё один восьмиугольник, заштрихованный. И поверх него — белый крест.
   — Кажется, так… Тоже что-то воровское?
   — Наверное… — Андрей видел похожие татуировки, но именно такую прежде не встречал. Может быть, она ошиблась?
   Он убрал рисунок в карман. Помолчав, Ольга вздохнула:
   — Кто-то из них Сашку убил. Пронюхали, что он ими интересуется.
   — Чего же ты раньше молчала?
   — Боялась…
   Можно было не спрашивать. Андрей допил кофе:
   — Ладно, я поехал. Не забывай звонить, хорошо?
* * *
   До обеда он обновил гардероб. Одолжил у знакомого деньги, купил обувь, куртку и свитер. Старые ботинки и все испорченные вещи, за — исключением куртки, выбросил. Её пожалел. Оставил у того же знакомого, благо тот руководил большим магазином, в подсобных помещениях которого можно было спрятать что угодно.
   Сообщения от Ольги приходили исправно, но Андрей опасался, что она снова выкинула вчерашний трюк — позвонила сразу после его ухода и заказала несколько штук, с двухчасовым промежутком.
   Встретился с Ермаковым.
   — Чего же ты вчера не позвонил?
   — Занят был, извини.
   — Да, мне доложили, как ты с будущим зятем на кладбище ездил.
   — Значит, следили?
   — Как я и пообещал! А ты что, уже не рад? Кто же знал, что и ты засветишься?
   — Да нет, ничего страшного. Было что-нибудь интересное?
   — Ничего. После того, как вы расстались, он только в ларёк за хлебом выходил, около девяти часов вечера. А утром, до тебя, ездил вот по этому адресу… Там находится офис «Феррум инк.». Похоже, он какая-то шишка в этой конторе. Пробыл там три часа, после чего поехал домой. Чем он занимался в конторе, мы, как ты понимаешь, проконтролировать не могли.
   — Какую ему кличку дали?
   Денис усмехнулся:
   — Соблазнитель.
   — С чего бы это?
   — Не знаю. Ребята сказали, похож. Сладкий такой, с двойным дном. Неприятный тип. Слишком всем хочет понравиться.
   — А меня как назвали?
   — Футболист.
   — Похоже, твоим можно верить… А кого сейчас наш друг соблазняет?
   — Опять торчит в офисе. Секретаршу, наверное.
 
   В автосервисе сказали, что машину придётся оставить, — заняться ремонтом немедленно не могли, ждали вчера, а сегодня уже приняли другие заказы и к «восьмёрке» смогут подойти не раньше вечера, а то и завтра.
   — Без колёс мне никак… — вздохнул Андрей.
   — Раньше-то обходился. Неужели так за месяц привык?
   — Удобно, что ни говори.
   — Ладно, соглашайся. Придумаем что-нибудь. Все-таки ты мой зятёк.
   Вернулись в контору Дениса. Андрей посидел в его кабинете, выпил кофе с печеньем, полистал журналы. Ермаков вернулся, улыбаясь и подбрасывая на ладони ключи:
   — Нашёл тебе тачку. На три дня она в твоём распоряжении, только постарайся не бить. Сейчас накатаем «доверку»…
   «Тачкой» оказался старенький «БМВ» третьей серии. Глядя на его «акулий» нос, Андрей усмехнулся:
   — Специально выбирал?
   — Ага, — широко осклабился Денис. — У тебя когда-то был такой же?
   — Лет на пять помоложе, и четырехдверка.
   — Ладно, заканчивай придираться.
   Кузов выглядел довольно непрезентабельно, но салон хорошо сохранился, а двигатель работал, как часы.
   Заехал домой. Пообедал — опять пельмени и суп из пакетика, прочитал оставленную матерью записку. Ничего в ответ писать не стал. Накормил кошку и уехал, пробыв меньше часа.
   Отправился на работу. Может, и вообще бы туда не приезжал, но вспомнил про опера из Сясьстроя, который обещал сообщить информацию. Конечно, уже давно не утро, но Акулову казалось, что новости непременно будут.
   Он не ошибся. Только устроился за столом и собрался звонить, как его опередили. По характеру звонков было понятно, что вызывает «междугородка».
   — Привет! Андрюха, ты?
   Далёкий коллега обращался к нему, словно к близкому знакомому. Голос, как и вчера, звучал уверенно, жизнерадостно.
   — Здорово! — Андрей невольно улыбнулся.
   — Извини, что я раньше не смог, тут у нас маленькая заморочка возникла… Короче, узнал я тебе кое-что. Но не много! Значит, Гмыря Ярослав Ростиславович, родился двенадцатого июня шестидесятого года.
   — В тот же день?
   — Что? А-а, да, так и есть. У него с братом ровно два года разницы, день в день. Представляешь, у нас в отделе ещё работает участковый, который его помнит. Говорит, своеобразный паренёк, с твёрдыми понятиями. Спортом занимался, вольной борьбой. Одним из первых в рэкет подался, но младшего брата старался от этого дела отваживать. Дескать, хватит в семье и одного уголовника. У них хоть и маленькая разница в возрасте, и оба были уже взрослыми мужиками, но Ярослав за младшим следил и вольничать ему не позволял. Чуть что — кулаком вразумлял. В то же время всегда горой вставал за него. У них вообще в семье было принято: один за всех. В восемьдесят седьмом году Ярослав уехал в Казахстан, не знаю уж, чего ему там понадобилось. Потом оттуда нам пришло уведомление: Актюбинским горсудом осуждён за убийство, срок тринадцать лет. Годом позже и младший загремел за разбой. Родители вскоре после этого умерли, а в прошлом году их тётка померла, так что никакой родни у Ярослава не осталось. Дом, где они жили, сгорел. Выписали его сразу после осуждения, так что если и вернётся сюда, никто его тут не ждёт. Скорее, он действительно рванёт мстить за брательника, чем кланяться родительским могилам.
   — А старые кореша?
   — Я тебя умоляю! Кого не посадили — давно перестреляли. Может, кто и остался, но вряд ли Ярослав ему сильно нужен. Сам представь, сколько воды утекло.
   — Фотографии его нет?
   — Есть, он как раз новый паспорт оформлял перед тем, как к казахам рвануть.
   — Можешь по факсу заслать?
   — Ох-хо-хо-хо, попытаюсь…
   Через десять минут, в кабинете Катышева, Акулов принимал ползущую из аппарата бумажную ленту. Он не рассчитывал на хорошее качество и потому был приятно удивлён.
   — Кто это? — спросил Катышев.
   — Один гад.
   — По роже видно, что гад.
   Физиономия, что и говорить, у Ярослава была ещё та. Глядя на неё, скорее можно было предположить, что он приходится братом Ивану, а не субтильному Ростику. И за проведённые в лагере годы он, надо полагать, краше не стал.
   Вернувшись к себе, Акулов позвонил в Сясьстрой:
   — Спасибо огромное!
   — Да ладно, чего там! Надо будет что-нибудь ещё — звони, не стесняйся.
   Положив трубку, Акулов задумался. Кто мог сообщить Ярославу о гибели брата? Родители давно умерли. Тётка, скончавшаяся год назад? Анжелика, как предположил Юрий? Кто-то третий, пока неизвестный? Варианты были, но ни один из них Андрею не нравился. Правда, объяснить, что именно его настораживает, он так и не смог. Приготовил кофе и стал размышлять, как отыскать следы Ярослава.
   Казахстан — давно другое государство. Суверенное. Просто так их не спросишь. Надо или самому слать запрос через Интерпол — неизвестно, правда, является ли Казахстан членом этой полицейской организации, — или уламывать Тростинкину, чтоб написала. У прокуратуры двух стран должны быть какие-то связи. В любом случае ответ, наверное, придёт, но к тому времени будет не нужен. В общем, все точно так же, как и с Ленобластью, если не хуже.
   Может быть, так же и поступить?
   Спустя двадцать минут удалось соединиться с управлением внутренних дел Актюбинска. Ответили на незнакомом языке. Он кашлянул и представился по-русски. Трубку тотчас же бросили. Акулов повторил попытку, и на этот раз повезло больше. Ему ничего не ответили, но выслушали до конца, а потом раздались щелчки переключения. Новый голос, более молодой, опять приветствовал по-казахски. Акулов назвался и заметил, что навалился на стол и перестал дышать. В трубке послышался смех, потом — русская речь с украинским акцентом:
   — Ну, бляха-муха, даёшь! Привет, москаль! Я — Никола Карпенко.
   — Как дела?
   — Раскрываемость падает. А у вас?
   — Держимся посерединке.
   — Зарплату хоть вовремя платят?
   — Бывает, с задержками.
   — Много?
   — Около восьмидесяти долларов.
   Карпенко вздохнул и ничего не сказал. Истолковать это можно было и как зависть, и как удивление мизерной суммой.
   — Надо чего-нибудь или просто так позвонил, поболтать?
   — Кое-что надо…
   — Конечно, просто так ты не позвонишь! Все вы, москали, одинаковые.
   — А вам, хохлам, лишь бы за чужой счёт по межгороду потрепаться.
   — Дык, земляк, скучно! Ну, говори своё дело.
   — В восемьдесят седьмом году вашим горсудом за мокруху был осуждён такой Гмыря Ярослав Ростиславович, шестидесятого года, уроженец Ленобласти. Тринадцать лет парню дали. Можешь узнать, что с ним сейчас?
   — Земеля, где я, а где восемьдесят седьмой год? Думаешь, сохранились архивы? Ох, ну ты и сел мне на шею!
   — На вас, хохлов, пожалуй, сядешь.
   — Шо верно, то верно. Приятно послушать. Говори дальше, или у тебя все?
   — Если достанешь судебное дело — посмотри, кто у него был в подельниках.
   — А як же!
   — Все.
   — А если ты не мент, а злыдень какой-нибудь? Я шо, вижу, с кем бачу?
   — Так ведь по голосу слышно!
   — Голос можно подделать…
   Перед тем как выйти из кабинета, Акулов взял с полки справочник «По ту сторону закона» — общедоступное издание, восемь лет назад выпущенное крупным тиражом. Словарь воровского жаргона, тайнопись, татуировки. В нем содержалось множество разнообразной информации, однако для Акулова до сих пор ценность её была чисто познавательной, ни одного случая успешного применения он вспомнить не мог.
   Долго искать не пришлось. На двадцать второй странице он увидел рисунок, совпадающий со сделанным Ольгой.
   В комментарии говорилось:
   «Проход через Кресты — побывавшие в следственном изоляторе № 1 Ленинграда (Санкт-Петербурга). Корона говорит о том, что её владелец нарушал режим содержания, был в конфликте с администрацией, претендует на лидерство в уголовной сфере».
* * *
   Иван Иванович Калмычный и адвокат Вениамин Яковлевич Трубоукладчиков пили чай и беседовали, когда секретарша доложила о приходе Акулова.
   — Пропускай, — велел Калмычный, и адвокат положил руку на его локоть:
   — Не переживай, Иваныч, все будет нормально. Главное — не говори лишнего.
   — А если он много знает?
   — Он не может знать много. Может только догадываться.
   Акулов вошёл. Калмычный поздоровался и предложил ему сесть. Андрей занял стул в конце стола для совещаний. Калмычный сидел на своём обычном директорском месте, адвокат рядом с ним, сверля Андрея грозным взглядом из-под мохнатых бровей. Иван Иваныч представил защитника, и Акулов не счёл нужным сдержать удивление:
   — Вы полагаете, все так серьёзно, что вам не обойтись без защитника?
   Трубоукладчиков был не рядовым исполнителем, а старшим партнёром в крупной адвокатской конторе и специализировался на делах по обвинению в оргпреступности, серьёзных мошенничествах, взятках. Как правило, свои астрономические гонорары он отрабатывал сполна, процент оправдательных приговоров по делам, в которых он участвовал, значительно превышал среднегородской уровень. Он располагал множеством помощников, которых немилосердно загружал работой, так что одно его личное появление здесь, для присутствия на рядовой, как представлялось Андрею, беседе, свидетельствовало об интересе, который проявляют к расследованию криминальные структуры. Впрочем, чему удивляться? Завод, пусть даже дочиста разворованный — это немалые деньги.
   — Мой клиент воспользовался своим правом, и я не думаю, что дальнейшее обсуждение этого вопроса является целесообразным, — привычно оттарабанил Трубоукладчиков и прикрыл рот, чтобы зевнуть.
   Акулов не понял, сделано это специально, чтобы подчеркнуть неуважение к нему, или адвокат провёл бессонную ночь.
   Во всяком случае, Трубоукладчиков не извинился.
   — Иван Иваныч, расскажите о своих взаимоотношениях с Громовым.
   Калмычный кивнул. Он не пытался скрывать, что этот вопрос они с Трубоукладчиковым прорабатывали и сейчас он выдаст заготовленный монолог.
   — Василий до своего увольнения из армии был военным представителем на нашем заводе. Тогда я с ним и познакомился. Это было, примерно, в девяностом году. После его увольнения мы поддерживали дружеские отношения, встречались время от времени.
   — Часто встречались?
   — Когда как. Бывало, что не виделись по три месяца, а бывало, что и каждый день сталкивались. В позапрошлом году мы, двумя семьями, отдыхали на Кипре.
   — Чем он занимался?
   — Не могу сказать точно. У него были свои дела в обществе ветеранов-афганцев. Были какие-то бизнес-проекты, но, поскольку они не имели отношения к заводу, я не вдавался в детали, Да он и не стремился меня посвящать. Он, знаете ли, предпочитал разделять дружбу и бизнес. Часто повторял: для того, чтобы потерять друга, надо одолжить ему деньги. Я в этом плане с ним солидарен. Так что по поводу его дел вам лучше спросить кого-нибудь другого.
   — Кого?
   Иван Иванович развёл руками:
   — Я не знаю, с кем он общался помимо меня.
   — Выписавшись из больницы, он поспешил встретиться с вами.
   Калмычный был готов и к этому вопросу:
   — Да, знаете ли, я и сам удивился. Он позвонил, предложил приехать. Я же не мог отказаться! Встретились в бане, посидели. Он рассказал, как в него стреляли… Я спросил, что он об этом думает. Василий ответил, что ничего не может понять. Скорее всего ошиблись, перепутали его с кем-то. Вот, пожалуй, и все… Посидели и разошлись. А на следующий день я узнал, что его взорвали в машине.
   — Кто ещё с вами был?
   — Николай Петушков. Вы, наверное, захотите тоже с ним побеседовать?
   — Непременно.
   — Придётся вам повременить. Он сейчас в отпуске и уехал из города.
   — Далеко?
   — В Мексику. Решил отметить Новый Год среди экзотики. В середине января должен вернуться.
   — Жаль…
   — Можете мне поверить, он не добавит ничего нового. Николай хоть и был тогда в бане, но в целом общался с Василием значительно меньше меня.
   — Почему же Громов пригласил именно вас?
   — Сам ломаю голову над этим вопросом.
   — Его жену вы давно видели?
   — Александру? Последний раз — на похоронах. Честно говоря, я всегда с ней ладил не очень. Слишком заметная разница в возрасте. Да и за Василия она вышла, мне кажется, исключительно ради денег.
   Трубоукладчиков покачал головой и негромко заметил:
   — Иван, не стоит высказывать предположения, которые могут быть истолкованы товарищем милиционером превратно. Его интересуют только факты. Вот и придерживайся их.
   — Вам известно, где она находится сейчас?
   — Дома, наверное. Вы пробовали звонить?
   — Удивительно, но пробовал. Не отвечает. И по мобильному тоже.
   — Тогда я не знаю. Могла уехать. Сами понимаете, такое горе…
   — Спасибо, Иван Иванович. До свидания, — Акулов поднялся, — ваша помощь бесценна. Вот моя визитная карточка. Может быть, вы что-нибудь вспомните? В любое время звоните. Лишь бы не было слишком поздно. Для вас.
   Андрей, кивнув, направился к выходу.
   — Э-э-э, — донёсся ему вслед голос Трубоукладчикова, — вы что, ничего не будете записывать?
   — К чему тратить время? — Акулов взялся за ручку двери. — Прокуратура запишет. А у меня есть дела поважнее. Кстати, Иван Иванович! Убийства часто раскрываются даже тогда, когда свидетели мешают. Это тоже раскроется. Вам тогда не будет стыдно? Всего хорошего!
   Он вышел, хлопнув дверью.

Глава тринадцатая

   Ночевал Акулов у Маши.
   Заехал к Ольге, оставил продукты, пробыл меньше часа и отправился к Марии. Она удивилась его раннему приезду.
   — У меня новая машина, — объяснил он. — Летает, как самолёт.
   — А старую пропил?
   — Разбил. Ничего страшного, мелкий ремонт. И сам слегка бок поцарапал.
   Она стала расспрашивать, и Андрей сделал вывод, что Денис сестре ничего не говорил.
   — Как закончилась вечеринка?
   — Нормально. Я уехала почти сразу после твоего звонка.
   — Эдик так и не объявился?
   — Какой Эдик? А-а, Эдуард! Объявился… Дело мы, похоже, провалили.
   — Тебе грозят неприятности?
   — Мелкие…
   Ночь прошла быстро. Все было хорошо до тех пор, пока за завтраком Акулов не сказал:
   — Со мной говорила Ядвига.
   Маша вздохнула:
   — Она вечно лезет не в своё дело. Надеюсь, ты не придал этому слишком большого значения?
   — Не придал. Но она говорила разумные вещи.
   — Вот как? И какие же, например?
   — Ты сама знаешь.
   Маша поставила кружку. Сидела, опустив голову, помешивая ложечкой кофе. Спросила, не глядя на него:
   — Ты считаешь, нам надо расстаться? Наши отношения себя исчерпали?
   — Я такого не говорил. Просто если уж вопросы возникли, их надо решать, а не делать вид, что ничего не происходит.
   — Вопросы возникают у других…
   — Мы сами думали о том же. Только боялись друг друга спросить.
   Он закурил. Она поморщилась от папиросного дыма.
   — У тебя кто-то появился?
   — Нет.
   — Я же вижу, что ты какой-то не такой.
   — Устал на работе. И нервничаю.
   — Из-за меня?
   — Вообще. Помнишь, как я обещал, что если у меня кто-то появится — я тебе сразу скажу? Я своё обещание помню. На работе мне приходится видеть женщин. Всяких. Общаться с ними. Но это не значит, что я кидаюсь к каждой в кровать.
   — Если бы дело заключалось только в кровати, это было бы полбеды…
   Спускаясь по лестнице, Акулов подумал, что зря затеял этот разговор. Чего он добился? Ничего, только потрепал нервы. А чего, собственно, добиться хотел? Самому непонятно. Наверное, дело в усталости. После двух лет тюрьмы без перерыва с головой окунулся в работу. А силы уже не те, что были в молодости. Совсем недавно он ещё не осознавал своего возраста. Казалось, что по-прежнему двадцать. Только что вернулся из армии и впереди целая жизнь. Яркая, увлекательная. Девять лет пролетели, как девять месяцев. Ещё столько — и он пенсионер МВД. А два раза по столько, и… При его образе жизни в пятьдесят лет он вряд ли будет здоровым и богатым. Хотя чисто внешне, скорее всего, хорошо сохранится. Ему и сейчас никто не даст больше двадцати пяти. А в двадцать пять выглядел на девятнадцать. Это сильно мешало в работе. Особенно, когда незадолго перед арестом занял должность заместителя начальника 13-го отдела милиции.
* * *
   После развода включил компьютер и в картотеке Волгина поискал Греку и Таджика. Отыскались трое с кличкой Таджик, но ни один из них не мог быть тем, про которого говорила Ольга. «Пробитый» наркоман восьмидесятого года рождения, старый засиженный вор и продавец героина, в настоящее время отбывающий срок. Закончив с картотекой, он запустил игру-стрелялку. Нужно было бежать по бесконечному коридору и мочить террористов, укрывающихся в боковых комнатах. Через несколько минут игрушка осточертела. Андрей не мог понять людей, готовых в неё дуться сутки напролёт.
   Возня с компьютером придала мыслям новое направление. Он позвонил в техническое управление главка:
   — Я вам тут машинку одну привозил. Наверное, ещё ничего не готово?
   — Почему не готово? — молодой эксперт, убеждавший Андрея в важности своей высокотехнологичной службы, немного обиделся. — Приезжайте и забирайте. Я сам вам звонить собирался, вы меня просто опередили.
   Акулов, такого результата не ждавший, добрался за полчаса. По дороге его пыл слегка охладился. Раз так легко получилось — значит, окажется бесполезно.
   Акулов ошибся. Молодой эксперт довольно улыбался, когда Андрей читал названия файлов: «Центровые», «Пермские», «Чёрные», «Менты»… Даже беглое ознакомление с документами позволяло сказать, что это кладезь ценной информации. Работать и работать с ней. Правда, вряд ли из неё протянется ниточка к убийце Громова. Её будет просто не отыскать, не заметить в таком массиве данных, даже если она там и есть.
   — Чего же он до конца-то все не уничтожил?
   — Скорее всего, просто не знал, как это делается. Воспользовался для стирания не самой лучшей программой. Да и мы могем кое-что…
   — Можно узнать, какие файлы открывались последними?
   — Можно. Вот этот — самый последний.
   Дата свидетельствовала, что с ним работали за два дня до убийства. Громов был в это время в больнице… Кирилл? Неизвестный?
   Название удивило Андрея: «Лысюки». О такой группировке он никогда не слышал. И сомневался, что она может существовать, слишком уж непрезентабельно звучало название.
   Файл был небольшим и содержал сведения на дюжину человек, ни один из которых не носил фамилию, вынесенную в заголовок. Информация была очень подробной. Паспортные данные, описание внешности, адреса, связи, места работы, используемый автотранспорт, привычки. Все — примерно одного возраста. Живут в разных местах… Никаких пересечений по роду занятий, хотя нет — большинство записаны безработными.
   — Спасибо! Теперь буду всем вас нахвалить.
   — Мы не нуждаемся в рекламе. Без неё работы хватает.
   Акулов пожал эксперту руку, взял под мышку компьютер и вышел.
   На обратной дороге он, в основном, слушал музыку — автомобиль оказался оборудован хорошей стереосистемой, да и в бардачке оказалось несколько кассет с записями, которые Акулову нравились. О «Лысюках» старался не думать — у него уже имелась идея, все объяснявшая и при этом органично вписывавшаяся в его «фантастическую версию».
   У себя в кабинете он ещё раз, повнимательнее, просмотрел файл, а потом принялся вызванивать упоминавшихся в нем людей. Для разговоров выбирал благовидные, но незатейливые предлоги.
   — Здравствуйте! Мне Владимира Анатольевича, пожалуйста!
   — Я вас слушаю.
   — Э-э-э, подождите… Простите, это Владимир Анатольевич Мезенцев?