Держу пари, он сменит галстук, как только услышит последнее «Аминь», решил Уолш.
   «Говори о заинтересованных людях», — подумал он, когда священник вышел на алтарь и в церковь вошли Силия и Алекс Ноланы и заняли места по другую сторону прохода всего в нескольких рядах впереди него. На Силии был явно дорогой костюм, светло-серый в тонкую бледно-желтую полоску. Она была в темных очках. Длинные темные волосы были собраны в свободный узел на затылке. Когда она повернулась, чтобы прошептать что-то мужу, Уолшу был хорошо виден ее профиль.
   «Изящно выглядит, — признал он, — убийца с лицом ангела».
   Он видел, как Алекс Нолан ободряюще похлопывал жену по спине, словно успокаивая или подбадривая ее.
   «Не делай этого, — подумал Уолш, — мне бы хотелось посмотреть, как она заплачет».
   Солист начал петь:
   — Господь, мой пастырь…
   И прихожане в переполненной церкви встали.
   В надгробной речи пастор говорил о женщине, которая бескорыстно жертвовала собой ради блага других:
   — Раз за разом, на протяжении многих лет, люди, которые хотели жить в нашей чудесной общине, говорили мне, как Джорджет каким-то образом удалось найти для них дом, который они могли себе позволить. Все мы знаем о ее бескорыстных поступках во имя поддержания спокойствия нашей прекрасной общины…
   В конце церемонии, стоя в своем ряду, Уолш наблюдал за выражением лиц людей, покидавших церковь. Он был рад видеть, как многие из них прижимали платки к глазам, а один из родственников был откровенно расстроен. За эти несколько дней после смерти Джорджет Гроув у него появилось чувство, что, несмотря на то, что ею восхищались, нашлось бы не много людей, близких ей. В свой последний момент жизни она посмотрела на кого-то, кто ненавидел ее до смерти. Он хотел верить, что каким-то образом Джорджет знает о чувствах тех, кто пришел сегодня ее оплакивать.
   Когда мимо проходила Силия Нолан, он увидел, что она была очень бледна и крепко держалась за руку мужа. На долю секунды глаза их встретились.
   «Читай мои мысли, — говорили глаза Уолша. — Бойся меня, чувствуй, что я не могу дождаться, когда надену на тебя наручники».
   Выйдя из церкви, он увидел Робин Карпентер, поджидающую его у выхода.
   — Детектив Уолш, — сказала она нерешительно, — во время церковной службы я все время думала о Джорджет, конечно, и о том, что она мне сказала тем вечером в среду. Было около шести часов, и перед тем, как покинуть офис, я зашла к ней в кабинет пожелать ей спокойной ночи. Она сидела со своим альбомом с вырезками и внимательно разглядывала его. Она даже не услышала, что я приоткрыла дверь, поэтому и не знала о моем присутствии. Поскольку дверь была приоткрыта, пока я стояла там, я услышала кое-что, чем, наверное, должна поделиться с вами.
   Уолш молча ждал.
   — Джорджет говорила сама с собой, и то, что она сказала, звучало примерно так: «Боже мой! Я никогда никому не скажу, что узнала ее», — продолжила Робин.
   Уолш понял, что напал на след. Он не был уверен, что все это означало, однако на интуитивном уровне чувствовал важность слов Карпентер.
   — Где тот альбом с газетными вырезками? — спросил он требовательным тоном.
   — Генри отдал его Дрю Перри для очерка, который она написала о Джорджет во вчерашнем выпуске «Стар-Леджер». У него и в мыслях не было давать ей альбом, но она его уговорила. Сегодня днем Дрю вернет альбом.
   — Я заскочу и заберу его. Спасибо, мисс Карпентер.
   Погруженный в размышления, Пол Уолш пошел к машине.
   «Эти сведения, — думал он, — имеют отношение к Силии Нолан. Я это точно знаю».

33

   Сью Вортман была молодой женщиной, которая присматривала за пони, пока мы были в Спринг-Лейке. Она находилась с ним в сарае, когда мы в воскресенье вечером приехали домой. Она объяснила, что заскочила сюда убедиться, что со Звездочкой все в порядке, на тот случай, если мы задержимся.
   Сью — замечательная девушка с золотисто-рыжими волосами, бледной кожей и сине-голубыми глазами. Старшая в семье, где было четверо детей, она знает, как ладить с детьми, и Джек сразу же ее принял. Он объяснил ей, почему его пони раньше звали Лиззи и что это имя не очень подходящее, поэтому теперь пони зовут Звездочкой. Сью сказала Джеку, что это имя подходит для пони гораздо больше, и она держит пари, что Джек хочет стать чемпионом по верховой езде на пони, которого зовут Звездочка.
   По дороге домой из Спринг-Лейка Алекс высказал мысль о том, что мы должны посетить службу по усопшей Джорджет.
   — Она мне уделила много времени, показывая дома, прежде чем я купил этот, — сказал он.
   «Не стоит ее благодарить за то, что она нашла именно этот дом», — подумала я, хотя и согласилась пойти с ним на поминальную службу.
 
   В понедельник я проснулась утром как после сражения, не выспавшаяся, с усталыми глазами. Плечи и шея были напряжены и болели. Я долго стояла под душем, как будто вода, струящаяся по моему лицу, голове и телу, могли смыть кошмары и постоянный страх разоблачения, преследовавший меня всю ночь.
   Я думала, что на поминальную службу мы поедем каждый в своей машине, потому что Алексу потом нужно было на работу, но он сказал, что довезет меня домой после окончания церемонии. Сидя в церкви, все, о чем я могла думать, была Джорджет. Как я впервые увидела ее, пытающуюся вытащить шланг, чтобы смыть краску. Я вспомнила мучительное выражение на ее лице и ее бурные извинения. Затем мои мысли перенеслись к тому моменту в доме на Холланд-роуд, когда я повернула за угол и едва не наступила на ее тело. Сидя в церкви, я ощущала запах скипидара, пролившегося на пол.
   Конечно же, Алекс чувствовал мое состояние.
   — Да, Силия, это была плохая идея, — прошептал он. — Мне жаль.
   Выходя из церкви, держась за руки, мы прошли мимо детектива Уолша. Мы посмотрели друг на друга, и, клянусь Богом, ненависть на его лице была более чем очевидна. Его презрение и ненависть ко мне были явными, и я знала: он хочет, чтобы я это видела. Он — Великий Инквизитор. Он был воплощением всех голосов в моих кошмарах, кричавших:
   — J'accuse! J'accuse![6] 
   Мы с Алексом дошли до машины. Я видела, что он уже опаздывает. Я извинилась, что ему приходится меня отвозить, из-за чего он задерживается. К несчастью, на парковке сзади подошла Марселла Уильямс и услышала наш разговор:
   — Зачем же тебе терять время и отвозить Силию? — сказала она и настойчиво предложила: — Я еду домой, заодно и в гости зайду. Я давно уже хотела зайти и посмотреть, как вы устроились, но никогда не хочу быть незваной гостьей.
   Мои глаза встретились с глазами Алекса. Я понимала, что в моем взгляде он прочел тревогу. Но как только я забралась в автомобиль Марселлы, я успокоилась, ведь мне предстояло провести в пути не более десяти минут.
   Я полагаю, что моя дизайнерская подготовка, дающая мне возможность с одного взгляда на комнату оценить ее плюсы и минусы, распространяется и на способность моментально определять людей, с которыми я встречаюсь. Я знала Марселлу Уилльямс еще с детства. Мы снова с нею встретились, когда я и Алекс переезжали. Но в тот день я была на грани безумия. Сегодня же, без особого вдохновения, находясь рядом с нею в машине, пристегнутая ремнем безопасности, я поймала себя на мысли, что ее изучаю.
   Без сомнения, Марселла — привлекательная женщина. Блондинка. У нее правильные черты лица и превосходная фигура. Но я также могу сказать о множестве косметических операций, которые она перенесла. Рот растянут в стороны. Несомненно, это результат лифтинга лица. Подозреваю, что гладкость лба и щек обеспечивают инъекции «ботокса». На что не обращают внимание очень многие женщины, так это на морщины вокруг глаз, появляющиеся при улыбке, и на маленькие складки по сторонам губ, которые есть у всех нас. Они подчеркивают характер и определяют нас. Но из-за того, что время наложило отпечаток на лицо Марселлы, казалось, что ее глаза и рот готовы были прыгнуть на меня. У нее умные, проникновенные глаза, в которых как будто застыл знак вопроса, чуть приоткрытый рот с острыми, ослепительно-белыми зубами. Она была одета в костюм от «Шанель» из ткани кремового и светло-зеленого цвета, отороченной тканью с темно-зеленым оттенком. Мне пришло в голову, что она посещает салон модной одежды, чтобы великолепно выглядеть и производить впечатление на окружающих.
   — Я так рада, что у меня появилась возможность побыть с вами, Силия, — тепло произнесла она, выезжая с автостоянки на своем «БМВ» с откидным верхом. — Это очень мило, не правда ли? Я считаю, было весьма любезно с вашей стороны прийти. Вы ведь едва знали Джорджет. Она продала дом вашему мужу и не рассказала ему о том, что там произошло, а затем вам пришлось пережить ужас, когда вы обнаружил ее труп. Но, несмотря на это, вы пришли, чтобы почтить ее память.
   — Джорджет потратила на Алекса много времени, когда он занимался поисками дома, — ответила я. — Он полагал, что мы должны были быть на прощальной церемонии.
   — Хотелось бы, чтобы и некоторые другие люди поступали подобно вашему мужу, — сказала Марселла. — Я могла бы предоставить вам целый список жителей Мендхема, которые должны были быть в церкви, но все они в какой-то момент разругались с Джорджет. Вот так-то.
   Марселла ехала по Мейн-стрит.
   — Я понимаю, что вы уже искали другой дом, потому и поехали на Холланд-роуд, — продолжила разговор Марселла. Мне бы хотелось, чтобы вы были моей соседкой, но, естественно, я все могу понять. Мы хорошие друзья с Тэдом Картрайтом. Он отчим, в которого стреляла Лиза Бартон после того, как убила мать. Полагаю, к настоящему моменту вы уже знаете всю историю этой трагедии?
   — Да, знаю.
   — Вы верно задаетесь вопросом, где теперь тот ребенок. Конечно, она уже совсем не ребенок. По-моему, ей должно быть немного за тридцать. Было бы интересно узнать, что с ней случилось. Тэд сказал, ему на это абсолютно наплевать. Он надеется, что она исчезла с лица земли.
   Играла ли Марселла со мной?
   — Полагаю, он хочет, чтобы все осталось в прошлом, — сказала я.
   — За все эти годы он так ни разу снова и не женился, — сказала Уильямс. — О, ну конечно, у него были подружки. Причем много. Тэд — не отшельник, он далек от этого. Но он определенно сходил с ума по Одри. Когда она бросила его ради Уилла Бартона, это практически разбило его сердце.
   Моя мама бросила Тэда ради отца! Этого я никогда не знала.
   Маме было двадцать четыре года, когда она вышла замуж за папу. Я постаралась, чтобы мой голос звучал обычно, когда я спросила:
   — Что вы имеете в виду, говоря, что она бросила его? Были ли у Одри серьезные намерения в отношении Картрайта до замужества с Бартоном?
   — О, моя дорогая, были все время, — ответила Марселла. — Большое обручальное кольцо, планы на свадьбу. Полный дом приглашенных гостей. Конечно, она, казалось, так же сильно любит его, как он любил ее, но случилось так, что она была свидетелем на свадьбе в Коннектикуте у своей подружки по колледжу. Уилл Бартон оказался там шафером. А остальное, как говорится, история.
   «Почему я никогда не знала об этом? — задумалась я. — Но, оглядываясь назад, я могу понять, почему мама не говорила мне об этом. Из-за того, что я сильно почитала память отца. Я бы сильнее противилась браку мамы с Тэдом, если бы чувствовала, что Тэд был частью интимной жизни мамы и просто восстанавливал свою роль в ее жизни, утраченную на те несколько лет, когда она была замужем за моим папой.
   Но почему мама неожиданно его испугалась и почему он пихнул ее на меня, когда я направила на него пистолет?»
   Мы ехали по Олд-Милл-лейн.
   — Как насчет того, чтобы заехать ко мне на чашечку кофе? — спросила Марселла.
   Мне удалось отказаться, сославшись на необходимость сделать несколько телефонных звонков перед тем, как я заберу Джека из школы. Дав самые неопределенные обещания скоро встретиться, я наконец сумела выбраться из ее машины. Со вздохом облегчения я вошла в дом через кухонную дверь, затем закрыла ее и заперла на замок. Огонек автоответчика мигал на телефоне. Я сняла трубку, нажала кнопку на прослушивание и слушала.
   Это был тот же самый измененный голос, который я слышала ранее. На этот раз он прошептал:
   — Еще о Малютке Лиз…
   Борден Лиз топор схватила
   И мамашу зарубила,
   Папе голову снесла…
   Два удара — все дела!
   А в четверг из пистолета
   Бах! — и хлопнула Джорджету.[7]

34

   Джеф Макингсли пригласил детективов, назначенных вести расследование смерти Джорджет Гроув, на совещание в 2 часа дня. Пол Уолш, Морт Шелли и Анджело Ортиз присутствовали на этом совещании и были готовы представить свои доклады.
   Первым начал Шелли:
   — Электронный замок на Холланд-роуд мог открыть любой из восьми местных брокеров: у каждого был персональный код. Двумя из этих восьми брокеров были Джорджет Гроув и Генри Палей. Существует компьютерная запись, чей код был введен и когда. Палей сообщил нам, что он был там только один раз. Но фактически был трижды. В последний раз — в воскресенье после обеда неделю тому назад. Краска из чулана использовалась для дома Ноланов примерно в ночное время в понедельник.
   Он заглянул в свои заметки.
   — Я проверил других брокеров, которые показывали дом на прошлой неделе. Все они клянутся, что не оставляли незапертыми двери кухни или патио. Но они признали, что тот, кто показывал дом, мог оставить дверь незапертой — как известно, такое случалось. Система сигнализации запрограммирована на пожар и угарный газ, а не на контроль доступа в дом, поскольку несколько раз был введен неверный код при снятии системы с охраны, и полицейские прибывали по ложной тревоге. В виду того, что дом был пустым, а Чарли Хетч приглядывал за порядком, владельцы решили, что такая охранная сигнализация — скорее неудобство, чем защита.
   — Помнит ли кто-нибудь из брокеров, с которыми ты разговаривал, что видел ключ в двери чулана? — спросил Джеф.
   — Один из них из агентства Марка Грэннона показывал дом в воскресенье утром. Он сказал, что ключ от чулана был на месте. Он запомнил, потому что открывал дверь чулана. Банки с краской, которые там стояли, все были закрыты. Он вставил ключ обратно в замочную скважину и запер чулан.
   — Давай разберемся по порядку, — предложил Джеф. — Мы знаем, что ключ от чулана был на месте в воскресенье утром. Палей показывал дом в воскресенье после обеда и говорит, что не заметил, был там ключ или нет. В среду в «Таверне Черная Лошадь» Джорджет публично обвинила Тэда Картрайта в том, что тот вместе с Генри вынуждал ее продать землю на 24-й магистрали. Теперь, когда мы нашли папку Генри в ее шкафу, мы знаем, почему она выдвинула такое обвинение. У нее были доказательства их сговора.
   — Я установил, что все в таверне слышали это заявление, — вставил Морт Шелли.
   — Верно, — согласился Джеф. — Продолжим рассуждение. Я не представляю Генри Палея раскрашивающим газон или вырезающим череп с костями на двери. Но я вполне могу допустить, что он или Картрайт могли нанять кого-нибудь для этого. Я также могу понять, почему Генри мог запаниковать, когда узнал, что у Джорджет есть доказательства его причастности к вандализму. Не представляю себе судью, который отпустил бы его, назначив незначительное наказание, особенно если учесть, что он собирался уничтожить своего партнера. Думаю, он получил бы свой срок.
   Джеф сплел пальцы и облокотился на спинку стула.
   — Генри знал, что краска была в том чулане, — продолжал Джеф. — Он хотел забрать свою долю, принадлежащую ему в агентстве. И вернуть свою часть от продажи участка на 24-й магистрали. Картрайт пообещал ему внушительное вознаграждение, если он сможет вынудить Джорджет продать участок. Исходя из того, что я слышал о Джорджет Гроув, она относилась к тому типу женщин, которая, зная все это, скорее крепко бы держалась за эту собственность, даже если бы ей пришлось голодать, чем позволила бы Генри прибрать ее к рукам. Я считаю, что главные подозреваемые в смерти Гроув — это Палей и Картрайт, так что, давайте, надавим на обоих. Картрайт никогда не расколется, но я готов поспорить, что мы можем прижать Палея.
   — Джеф, при всем уважении к тебе я считаю, что ты идешь по ложному следу, — на этот раз голос Пола Уолша был лишен обычного налета сарказма. — Смерть Джорджет непосредственно связана с прелестной леди на Олд-Милл-лейн.
   — Ты собирался проверить отпечатки пальцев Силии Нолан по базе данных, — сказал Джеф.
   Хотя его голос был спокоен, в нем, несомненно, начинала закипать злость.
   — Я надеюсь, ты сделал это, и что же ты обнаружил?
   — О, на нее ничего нет, — непринужденно ответил Уолш. — Она не была поймана на совершении какого-либо преступления. Но есть тут кое-что подозрительное. Силия Нолан напугана. Она защищается и что-то скрывает. Когда я уходил с панихиды по Гроув, Робин Карпентер остановила меня на выходе из церкви.
   — Хорошенькая леди, — вставил реплику Ортиз.
   Быстро брошенный взгляд Джефа Макингсли заставил его замолчать.
   — Как нам известно, в среду вечером Джорджет допоздна задержалась на работе, — продолжил Уолш. — Держу пари, что она подозревала Генри Палея; порылась в его столе и нашла ту папку. Затем, за ужином в «Черной Лошади» она заметила Тэда Картрайта и набросилась на него с обвинением. Но, на мой взгляд, эти факты бледнеют в сравнении с тем, что рассказала мне сегодня утром другая помощница Джорджет, Робин.
   Он выдержал паузу, желая подчеркнуть сказанное.
   — Она рассказала мне, что в среду вечером пошла к Джорджет, чтобы попрощаться. Дверь в кабинет Джорджет была неплотно закрыта. Робин приоткрыла ее. Джорджет смотрела в свой альбом и, не подозревая, что ее подслушивают, произнесла:
   — Господи боже, я никогда никому не скажу, что узнала ее.
   — О ком она говорила? — спросил Джеф.
   — Я предполагаю, что в альбоме может быть фотография Силии Нолан.
   — У тебя есть этот альбом?
   — Нет. Генри передал его Дрю Перри из «Стар-Леджер» для работы над статьей. По словам Карпентер, она обещала вернуть его сегодня к четырем часам дня. После этого я намереваюсь его взять. Я не звонил Перри, так как не хочу, чтобы она поняла, что мы интересуемся этим альбомом.
   — Пол! Еще раз. Я считаю, что ты должен быть внимательным или иначе ты пропустишь очевидное и только потому, что оно не укладывается в твою теорию, — продолжал Джеф. — В пятницу у нас был разговор на эту тему. Пойдем дальше. Как насчет отпечатков пальцев?
   — Они на обычных предметах в доме на Холланд-роуд, — сообщил Морт Шелли. — Они на дверных ручках, на выключателях и на ящиках кухонного шкафа — ты знаешь, там, где их следует искать. Мы проверили их по базе данных и никакого результата. Никаких преступлений за кем-либо из тех людей, оставивших там свои отпечатки, не зарегистрировано.
   — Как насчет пистолета? — спросил Макингсли.
   — На что ты рассчитывал, Джеф, — продолжал Шелли. — Субботняя ночь особенная, все отдыхают.
   Анджело Ортиз был следующим:
   — В пятницу днем Клайд Эрли разговаривал с Чарли Хетчем, садовником. Он почувствовал, что Хетч нервничает — но не так, как обычно нервничают, когда начинает задавать вопросы полицейский, а нервничает, защищаясь, как будто что-то скрывает.
   — Эрли проверяет Хетча? — спросил Джеф.
   — Да. Я разговаривал с ним сегодня утром. Он не нашел никаких причин для возможного враждебного отношения Хетча к Джорджет Гроув. Ему платят владельцы домов, а не агент по недвижимости. Но у Эрли есть какое-то предчувствие, и он продолжает вынюхивать вокруг Хетча.
   — Передай ему, чтобы он прекратил свои «различимые глазом» фокусы, — сказал Джеф. — Помнишь, как пару лет назад мы проиграли дело по наркотикам, потому что судья не поверил рассказу Эрли, что кокаин, который перевозил тот парень, был различим глазом на переднем сиденье машины.
   — У Эрли отличное зрение, — мягко сказал Морт Шелли. — Как мне помнится, он так построил свой рассказ, чтобы дать судье понять, что он заметил следы наркотика на крышке «бардачка».
   — Предупреди его, Анджело, — сказал Джеф. — Вся проблема с Клайдом в том, что с того момента, когда он был в центре внимания по делу Бартон двадцать четыре года назад, он все пытается снова привлечь к себе внимание общественности.
   Джеф поднялся.
   — Все. Совещание закончено, — резюмировал Макингсли.
   Пока шло совещание, в десяти милях от места его проведения сержант Клайд Эрли стоял около сарая Чарли Хетча.
   Он уже понял, что Чарли нет дома, увидев его фургон, на котором тот ездил на работу, перед одним из домов на Кадена-роуд.
   «Я просто зашел, чтобы расспросить его, в какие дни и часы он приезжает в дом на Холланд-роуд», — сказал про себя Эрли. — Жаль, что его нет дома.
   Мусорные контейнеры у сарая были заполнены.
   «Не мешает посмотреть, — подумал Клайд. — Вот с этого даже почти съехала крышка. Знаю, что не могу получить ордер на обыск, потому что у меня не заведено дело на Чарли Хетча, так что придется обойтись без ордера. Вот было хорошо раньше, когда суды считали мусор брошенным имуществом, — не требовалось никакого ордера. Теперь все по-другому. Не удивительно, что многим преступникам удается избежать наказания за убийство!»
   Успокоив свою совесть, Клайд Эрли отбросил крышку с первого контейнера. Он был заполнен двумя черными пакетами для мусора, завязанными крепкими узлами.
   Уверенным движением рук Клайд открыл первый. В нем были совсем неаппетитные остатки последней трапезы Чарли Хетча. Нехорошее слово сорвалось с языка, и Клайд бросил мешок назад, затем взял другой и открыл. Он оказался набит порядком изношенной одеждой, которая навела Клайда на мысль о том, что недавно Чарли прибирался в своем чулане.
   Клайд вытряс содержимое пакета на землю. Последними выпали мокасины, джинсы и мешочек с резными деревянными статуэтками. Довольный своей находкой, он проверил джинсы с мокасинами и обнаружил то, что искал: пятна красной краски на джинсах и одно — на подошве левого мокасина.
   «Должно быть, Чарли залез в те вельветовые штаны, когда увидел, что я приближаюсь, — размышлял Клайд. — Будь он чуть сообразительнее и обмотай вокруг себя какое-нибудь полотенце, я бы ничего и не заподозрил».
   Статуэтки представляли собой шесть замысловато вырезанных фигурок животных и птиц, сантиметров 15 в длину каждая.
   «Красиво, — подумал Клайд. — Если их сделал сам Чарли, то он просто скрывает свой талант. Зачем ему от них избавляться? Ну, чтобы ответить на этот вопрос отнюдь не нужно быть гением. Оставить их — слишком очевидная улика. Она показывает, что он не только поработал краской в „Обители Малютки Лиз“, но еще вошел в раж и вырезал на двери череп с костями. Вот здесь-то он и попался. Кто-нибудь, наверное, знает о его маленьком увлечении».
   Полностью удовлетворенный своим расследованием, сержант Клайд Эрли аккуратно перенес статуэтки, мокасины и джинсы к себе в полицейскую машину.
   «Если бы я сюда сегодня не приехал, завтра утром эти улики смешали бы с остальным мусором, — рассуждал он дальше. — Во всяком случае, мы знаем, кто испохабил „Обитель Малютки Лиз“. Остается выяснить, почему он это сделал и на кого работал».
   Заполучив то, что ему было нужно, Эрли хотелось побыстрее убраться отсюда. Он запихал оставшуюся одежду Хетча обратно в мусорный мешок, завязал его, но намеренно оставил лежать на земле.
   «Пусть задрожит от страха, когда увидит, что кто-то здесь побывал и забрал улики, от которых он избавился, — подумал Эрли. — Хотелось бы оказаться маленькой птичкой и увидеть выражение лица Чарли».
   Эрли сел в полицейскую машину и повернул ключ зажигания.
   «Сомневаюсь, что Чарли Хетч заявит о краже личных вещей в полицию», — пробормотал он про себя.
   Фыркая от смеха, Эрли Клайд включил первую скорость и уехал.

35

   Моим первым желанием было стереть это ужасное сообщение, но я этого не сделала. Вместо этого я вынула звукозаписывающую ленту из автоответчика и принесла ее в свой кабинет. Я выдвинула ящик стола и набрала код, позволявший открыть потайную панель. И, будто мои пальцы обожглись от прикосновения к ней, я резко бросила ленту в папку, вместе со всеми другими материалами, которые были написаны о Малютке Лиз Борден за все эти годы. Когда панель была снова закрыта, я села за стол, зажав руки коленями, чтобы не тряслись.
   Я попросту не могла поверить тому, что услышала. Кто-то, знавший, что я Лиза Бартон, обвинял меня в убийстве Джорджет Гроув. Я провела двадцать четыре года, желая узнать, когда кто-то укажет на меня пальцем и прокричит мое настоящее имя, но даже этот страх не шел ни в какое сравнение с этой атакой. И как кто-то мог подумать, что я была в состоянии убить женщину, которую я встречала всего раз в жизни и при этом провела с ней меньше часа?
   Детектив Уолш. Его имя неожиданно всплыло у меня в голове. Вы когда-нибудь стреляли из оружия? Это был вопрос, который вы задаете подозреваемому, а не то, что вы говорите невиновной женщине, которая только что была в шоке от того, что обнаружила жертву убийства. Возможно ли, что Уолш оставил это телефонное сообщение и теперь играл со мной в кошки-мышки?
   Но даже если он знает, что я Лиза Бартон (откуда ему знать?), с какой стати он будет думать, что я убила Джорджет Гроув? Неужели Уолш полагает, что я была настолько зла на Джорджет, что убила ее за то, что она продала этот дом Алексу? Или, может быть, Уолш думает, что я настолько неуравновешенна, что возвращение в этот дом в совокупности с напоминаниями о трагедии могло свести меня с ума? От этой мысли мне стало чудовищно страшно.