Размышления о политической карте Европы в начале ХХI векаК вопросу о статусе непризнанных государств постсоветского пространства

20 мая 2006 года произошло знаменательное событие, способное изменить геополитические конструкции в современной Европе — возродилось древнее европейское государство, утратившее свою независимость после Первой мировой войны. Речь идет о маленькой Черногории, обладавшей собственной государственностью до турецкого завоевания в XV веке, восстановившей ее по решению Берлинского конгресса в 1878 году, после завершения Русско-Турецкой войны на Балканах, и вновь утратившей свою независимость в 1918 году по решению мировых держав.17 февраля 2008 года произошло еще одно событие, которое будет иметь далеко идущие последствия для всего мирового сообщества. Сербская автономная область Косово и Метохия, находившаяся под протекторатом НАТО и ООН, провозгласила свою независимость от Сербии. Эта независимость была поддержана Соединенными Штатами и частью Евросоюза. Понятно, что эта «независимость» выгодна блоку НАТО и США, которые получают удобный военный и политический плацдарм в южной Европе. Однако западные страны не учли, чем Косово и Метохия являются для сербского общества и государства в историческом и метафизическом смыслах. В любом случае образование независимого Албанского Косовского государства и попытки трансформировать его в Великую Албанию, идея которой возникла еще в 1912 году, может привести Балканы и Европу к большой войне, в которую будут втянуты не только Россия и Евросоюз, но в конечном счете и сами Соединенные Штаты. Похоже, что США наступили на те же грабли, на которые наступил в свое время Советский Союз, втянувшись в затяжную войну в Афганистане. С овершенно очевидно, что черногорский и косовский прецеденты будут самым непосредственным образом влиять на события внутри постсоветского пространства. Во всяком случае, непризнанные республики — Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия — смогут теперь с полным правом ставить перед мировым сообществом вопрос о признании своей независимости. В настоящее время как в России, так и на Западе звучат слова о том, что принцип территориальной целостности государств должен являться аксиомой и пересмотр границ неминуемо спровоцирует новые конфликты. Это правильные слова, но они отнюдь не истина в последней инстанции. Можно только удивляться той близорукости, с которой представители западных держав рассуждают, как через 5-10 лет и сербы, и косовары будут жить в едином европейском доме и спокойно перемещаться по территории Сербии и Косово к «своим святыням». П осле того как распался Советский Союз, исчезла Чехословацкая Федерация и произошел аншлюс ГДР, Заключительный акт хельсинкского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе практически прекратил свое действие. Ведь именно в нем был еще раз подтвержден принцип нерушимости послевоенных границ в Европе. Это, безусловно, не означает, что мы должны полностью отвергнуть принцип международного права в межгосударственных отношениях, но в то же время Россия просто обязана находить новые нестандартные решения для возникающих конфликтных ситуаций как на постсоветском пространстве, так и на Европейском континенте. М ировые прецеденты и постсоветские реалииЕсли на территории Евросоюза проблемы Триеста, Южного Тироля, княжества Себорги, Корсики, Страны Басков, Шотландии, Фландрии, Бретани, Уэльса, Каталонии еще могут заглушаться официозной риторикой, то на Балканах и на постсоветском пространстве межнациональные конфликты буквально обнажены. И в этом виноваты прежде всего сами новообразованные государства, а вовсе не мифическая имперскость современной России. Н апример, когда в 90-е годы Молдавия активно стремилась в Румынию, то более развитые экономически территории Приднестровья объявили о своей независимости. Этому способствовал и тот факт, что власть Молдавии проводила открытую националистическую политику, направленную на румынизацию славянских и тюркских народов республики. И Россия тогда не могла не поддержать Приднестровье. А налогичным образом развивались события и в Грузии. Когда Звиад Гамсахурдиа взял курс на строительство новой Грузии и провозгласил преемственность Конституции 1918 года, то он совершенно не учитывал новых реалий ХХ столетия. В той Конституции не было ни слова об автономиях в составе Грузии. Между тем и Абхазия, и Южная Осетия, имевшие с 20-х годов минувшего века автономный статус, не хотели мириться с возможностью его утраты. Именно в этом и заключается первопричина грузино-абхазского и грузино-югоосетинского конфликтов. Н ет никакого сомнения в том, что современные Грузия и Молдавия желают сохранить свой суверенитет в границах Молдавской и Грузинской ССР, однако им это вряд ли удастся. М ежду тем существует международно признанное право плебисцита. Например, в Германии дважды в ХХ столетии проводился плебисцит по поводу территориальной принадлежности земли Саарланд. В 1920 году по решению мировых держав территория Саарланда была отнесена под протекторат Лиги Наций, а угольные копи оказались под контролем Франции. Однако в 1935 году 90% населения Саарланда высказались в ходе плебисцита за воссоединение с Германией. После Второй мировой войны эта территория вновь была отделена от Германии, однако в 1957 году в Саарланде опять состоялся плебисцит по решению ООН. Результат плебисцита совпал с результатом двадцатилетней давности — вновь 90% жителей Саара высказались за воссоединение с Германией. Р аз подобный прецедент существовал в середине ХХ века, то почему Абхазия, Приднестровье и Южная Осетия лишены сейчас этого права? С ценарии легитимации непризнанных государствНа этот риторический вопрос можно возразить, говоря о том, что Абхазия, Южная Осетия и Приднестровье изгнали со своих территорий группы населения, без которых подобный плебисцит будет незаконен. Но, во-первых, не абхазы, не осетины, не армяне-карабахцы и не приднестровцы развязали эти братоубийственные войны. Их развязали национал-шовинисты из Грузии, Азербайджана и Молдавии при поддержке местных властей. А во-вторых, нет секрета в том, что и в период существования СССР в национальных республиках пытались иногда проводить так называемые этнические чистки. Если бы этого не было, то мы не имели бы кровавых конфликтов на постсоветском пространстве. В-третьих же, в так называемых непризнанных государствах мы не видим межнациональной вражды. И если Абхазия и Южная Осетия в значительной степени мононациональны в настоящее время, то в Конституции Приднестровской Молдавской Республики закреплено официальное троязычие. То есть Приднестровье уже в своем Основном законе учитывает ключевые положения Европейской хартии о региональных языках. К стати, во время косовского кризиса с территории региона албанскими сепаратистами были изгнаны тысячи сербов, а кроме них и тысячи мусульман-адыгов и мусульман-египтян, которые на этих землях проживали со времен Османской империи. То есть албанское население Косово, одурманенное националистической пропагандой, фактически изгнало со своей территории не только христиан, но и часть своих единоверцев. Однако мировое сообщество все это время вело переговоры только с албанскими представителями, и в косовском референдуме принимали участие только те люди, которые на данный момент проживают на этих территориях. Поэтому возможное проведение плебисцита в Абхазии и Южной Осетии не может быть поставлено в зависимость от возвращения беженцев. К аков же может быть официально признанный статус территорий Абхазии и Южной Осетии? Ю жная Осетия была образована как автономная область в составе Грузинской ССР еще в 1922 году. Когда рассматривался вопрос об организации Союза, ленинский план национально-государственного устройства победил сталинский план автономизации. В результате после образования СССР многие губернии и области бывшей империи оказались перекроенными таким образом, что не были учтены многие территориальные проблемы и вопросы национального состава населения. Н екогда единая Осетия оказалась разделенной. Поэтому даже с точки зрения международного права вопрос о единстве осетинского народа вполне правомерен. Действительно, почему могла существовать проблема раскола Германии, а в настоящее время существуют проблемы раскола Кипра или Корейского полуострова, а мы не должны замечать такого же права на самоопределение у тех же осетин? П редставляется, что уже в ближайшем будущем Южная Осетия сумеет добиться возможности проведения плебисцита под эгидой России и мирового сообщества и произойдет воссоединение двух частей одной нации. В озможно, в качестве условия признания такого плебисцита мировое сообщество будет требовать от Южной Осетии отказа от вхождения в состав Российской Федерации. Можно даже предположить, что Запад мог бы признать независимость Южной Осетии в обмен на то, чтобы обе части осетинского народа объединились в самостоятельное государство. Но это исключено по вполне объективной причине: 95% населения этого региона имеют российское гражданство, и на этих территориях действуют уже де-факто российские законы. Кроме того, многовековое духовное и военное братство аланского и русского народов продолжает играть серьезную объединительную роль. Ч то касается Абхазии, то ее руководство стремится к международно признанной независимости. С тех пор как Абхазское княжество в феврале 1810 года вошло в состав России, прошло уже 198 лет, и все эти годы данная территория также не выходила из состава России. После установления советской власти Абхазская республика входила в состав СССР как самостоятельная республика — правда, недолгое время. 4 марта 1921 года Абхазия была провозглашена Советской Социалистической Республикой. На равных правах с Грузией, Арменией и Азербайджаном эта республика входила в состав Закавказской Федерации и Союза ССР. И только 17 апреля 1930 года ее статус был изменен, и она стала автономной республикой в составе Грузинской ССР. С овершенно естественно, что когда Грузия провозгласила свою независимость от СССР, Абхазия и Южная Осетия с этим не согласились. И ногда приходится слышать, что Грузинская ССР и Республика Грузия — это одно и то же государство, которое было признанно мировым сообществом. Однако беда Грузии в том, что она считает период существования Грузинской ССР оккупацией. Поэтому неудивительно, что после распада СССР две автономии Грузинской ССР, созданные в советское время, не согласились с превращением Грузии в унитарное государство. Р оссия должна рассмотреть вопрос о признании Абхазии в качестве независимого, но свободно ассоциированного с РФ государства пока не де-юре, а де-факто. Москва могла бы организовать в Абхазии постоянное представительство и более активно интегрировать эту территорию в свое экономическое пространство, то есть заключить с ней договоры о финансово-экономическом и таможенном союзах, о дружбе и союзных отношениях. П рецеденты подобного устройства государств в мире существуют. Прежде всего это статус Пуэрто-Рико как свободно ассоциированного с США государства. Кроме того, это статус островов Гуам и Западное Самоа, которые до недавнего времени были фактически колониальными владениями США, а также статус княжества Сикким в Гималаях, которое в настоящее время вошло в состав Индии на правах штата. В Абхазии около 75% населения имеют российское гражданство, поэтому вполне логично было бы выносить вопрос о воссоединении Абхазии с Россией на возможный референдум. Но если народ этой республики решит, что независимое существование — это выстраданная цель, то Российская Федерация может подписать с Абхазией договор о взаимном признании двойного гражданства. У Грузии в принципе есть возможность сохранить Абхазию как элемент своего политического пространства, однако для этого необходимо начать переговоры как с Россией, так и с «сепаратистским» правительством Абхазии. Россия, Грузия и Абхазия могли бы при определенных условиях договориться о статусе этой непризнанной республики, который походил бы на статус Княжества Андорра. Президенты России и Грузии в этом случае возглавили бы Государственный совет Абхазии, а Сергей Багапш — действующий президент Абхазской Республики — превратился бы в премьер-министра нового правительства с теми же полномочиями, какие есть у премьеров Канады, Новой Зеландии или Австралии. Однако такое развитие ситуации возможно только в том случае, если Грузия провозгласит себя нейтральным государством. России невыгодно иметь в перспективе военно-морскую базу НАТО в Гаграх. П риднестровская Молдавская Автономная Советская Социалистическая Республика до 1940 года входила в состав Украинской ССР. А остальная часть бывшей Бессарабской губернии была еще в 1918 году оккупирована Румынским королевством. Исходя из этого, современная Украина могла бы играть большую роль в приднестровско-молдавском урегулировании. Однако Киев не проводит самостоятельной внешней политики, иначе выгоды своего положения в Приднестровском регионе были бы им учтены. После блокады Приднестровья население этой республики — даже украинское по крови — вряд ли будет связывать свои надежды с современной Украиной. В то же время анклавное существование независимого государства между двумя другими государствами, политика которых недружественна по отношению к этому анклаву, вряд ли возможно. Современные Молдавия и Украина как-то не походят на Австрию и Швейцарию, между которыми может существовать Княжество Лихтенштейн. Поэтому представляется, что в перспективе Приднестровье может стать еще одним регионом Российской Федерации. Если существует Калининградская область как анклав России на Балтике, то почему не может существовать Приднестровская Молдавская Республика как еще один анклавный регион РФ? П равда, в последнее время правительство Молдавии начало проводить более реалистичную политику. Молдавские политологи даже заговорили об образовании новой федерации на постсоветском пространстве. Гипотетически такая федерация, состоящая из Молдавии, Гагаузской Республики и Приднестровья, имеет все шансы на существование. В этом случае федеральной столицей мог бы стать город Бендеры — как город, пострадавший во время межнационального конфликта, и как город, который мог бы в дальнейшем развиваться и строиться по обоим берегам Днестра, символизируя государственное единство новой федерации. Федеральный парламент мог бы состоять из Федерального Совета и Совета Национальностей. Для России же вопрос здесь заключается в другом: как соединить эти федеративные принципы со стремлением Молдавии в тот же Евросоюз и НАТО? Кроме этого возможно, что через несколько лет новые власти Молдавии все-таки возьмут курс на объединение с Румынией. Как тогда будет развиваться ситуация в федеративном государстве — трудно предсказать. Поэтому народу Приднестровья и той же Гагаузии надо предоставить конституционное право на референдум, который способен изменить их статус. Г оворя о непризнанных государствах, необходимо упомянуть и территорию Арцахского региона (Нагорно-Карабахскую Республику). Этот конфликтный очаг возник на постсоветском пространстве не из-за сепаратизма армянского населения, а в результате националистической политики властей перестроечного Азербайджана, которые еще в 1988 году спровоцировали фактическую гражданскую войну. Р оссийский интерес в данном регионе может заключаться в том, чтобы способствовать превращению НКР в демилитаризованную территорию, имеющую федеративный двунациональный статус. Это должен быть статус кондоминиума. Арцах мог бы стать международно признанной территорией, находящейся под покровительством как Армении, так и Азербайджана. Здесь работает тот же пример княжества Андорра, князьями которого являются как король Испании, так и президент Франции. Вот опыт совместного управления территорией, которая могла бы быть спорной. Данный статус не мешает Андорре быть вполне независимым и суверенным государством. В итоге президенты Армении и Азербайджана в этом регионе могут быть представлены двумя губернаторами. Правительство и парламент Республики Арцах (Нагорного Карабаха) станут обладать при этом всеми полномочиями суверенного государства. Безусловно, в таком случае надлежит открыть границы Карабаха и способствовать возвращению как армянских, так и азербайджанских беженцев. Р еспублика Арцах должна состоять из двух автономных округов — Шушинского азербайджанского автономного округа и Арцахского армянского автономного округа, а в национальных парламентах Армении и Азербайджана появятся постоянные представители от обеих национальных групп Нагорного Карабаха пропорционально их численности. Представляется, что именно такой исход данного конфликта окажется наиболее приемлемым для России. М иссия РоссииНам в этом случае важно проявить государственную волю и стать символом стабильности на этих конфликтных землях. Надо помнить, что наша страна в течение многих столетий несла определенную ответственность за народы и за территории данного региона, и нам нельзя самоустраняться от процессов, происходящих здесь, как, впрочем, и на всем остальном постсоветском пространстве. В то же время правящие круги Грузии, Молдавии и Азербайджана должны понять, что за политические ошибки начала 90-х годов придется заплатить серьезную цену и вернуть утраченные территории в рамки бывшей советской автономной системы им не удастся. Е сли современная Россия сможет твердо отстаивать свои интересы на постсоветском пространстве и не бросать на произвол судьбы тех, кто стремится быть вместе с ней, то перечисленные конфликты должны быть разрешены. Они не могут постоянно находиться в замороженном состоянии. О днако в процессе их урегулирования наша страна может столкнуться и уже сталкивается с проблемой двойных стандартов. Когда Европа решает проблемы Косово, автономного статуса Каталонии (по итогам последнего референдума эта испанская провинция становится автономным государством Испанского королевства, а каталонцы получают статус отдельной нации), Черногории, Северной Ирландии и Страны Басков, то она в принципе должна руководствоваться общим подходом в каждой из этих конкретных ситуаций. Однако когда сербы попытались присоединить Республику Сербскую к Югославской Федерации и тем самым реализовать свое право жить в единой стране, то Европа сделала все возможное, чтобы не допустить этого, и даже пошла на создание искусственной конфедеративной Боснии и Герцеговины. Точно так же и в отношении России будет проводиться политика «сдерживания». Уже сейчас Европейский союз говорит о том, что его территориальные проблемы и похожие проблемы постсоветского пространства имеют различную природу, и поэтому Запад… не допустит возрождения СССР. Д анное обстоятельство может свидетельствовать только о том, что современная Россия постепенно выходит из политического ступора 90-х годов ХХ века, и это тревожит и волнует наших бывших союзников по антигитлеровской коалиции и наших нынешних «партнеров» в Европе. В их подсознании не только страх перед монстром, который называется Россией и который может проснуться. В их подсознании продолжает существовать средневековый водораздел между западнохристианской и восточнохристианской Европой. А из этого следует, что нашу страну всегда будут пытаться остановить на рубежах, устраивающих Запад. Поэтому наша задача заключается в том, чтобы, не отрекаясь от своего европейского самосознания, которое у нас больше связано с восточнохристианской европейской традицией, более решительно отстаивать собственные права на постсоветском пространстве и не предавать те народы, которые связывают свое будущее с нами, а не с европейской интеграцией. В се конфликты, которые мы наблюдаем как на Балканах, так и на территории бывшего СССР, являются следствием распада Советского Союза. Поэтому новому российскому руководству можно пожелать выдержки, политической мудрости, а также понимания той ответственности, которую современная Россия несет и на Балканах, и на территории бывшего СССР. Россия постепенно должна прийти к пониманию того простого факта, что необходимы нестандартные подходы и усилия, чтобы на обломках СССР возникло новое Союзное Евразийское Государство. В конечном счете именно от этого зависит положение и сербов на Балканах, и наших бывших соотечественников в странах Балтии. В ином случае опыт по уничтожению Югославии может стать заразительным. И правительства Молдавии, Грузии, Украины, Азербайджана должны понимать, что они — следующие кандидаты на политическое расчленение. Российская Федерация тоже может войти в этот список, если ее власть и общество будут благодушно полагать, что развал Югославии и межнациональные войны не угрожают России и ее народам.
(Автор: Кирилл Соловьев)

Белорусский синдром-2. Оптимальная формула интеграции Москвы и Минска

Оно, конечно, звучит убедительно, что синица в руках надежнее журавля в небе. Цифры и факты куда весомее мечтаний, и спорить с этим трудно. Однако так бывает, что на первый взгляд невозможное становится возможным и даже необходимым. Время уплотнилось, и реализация невероятных идей фантастическим образом ускорилась, когда обычным стало то, о чем Герберт Уэллс и другие фантасты в начале XX века лишь начинали писать. Вот и сейчас стоило Ивану Анташкевичу, белорусскому политику и автору статьи «Белорусский синдром», опубликованной в прошлогоднем июльском номере «Политического класса», только-только обозначить формулу возможной геополитической конфигурации «Запад — стратегический партнер, Россия — стратегический союзник Белоруссии», как тут же раздались предсказуемые возражения. Главное из них заключается в аксиоме, что невозможно быть союзником России и партнером Запада одновременно. Тем более что в этом же номере журнала напечатана статья политолога Светланы Лурье, которая весьма убедительно говорит о прошлых, нынешних и будущих неодолимых противоречиях Запада, США и России, между которыми идет игра сродни итальянской комедии масок, в которой Москва получила роль благородного недотепы Пьеро. Пусть так, но есть еще в этой же публикации обнадеживающее высказывание Владимира Путина, который назвал Россию «страной-идеей», призванной вырабатывать новые проекты во всем, а с точки зрения внешнеполитической миссии видеть «свое вовне». На мой взгляд, ничего ближе «своего вовне», чем Белоруссия, на геополитической карте мира нет. Н овая модель старого СоюзаЗа последние годы в Белоруссии состоялись парламентские и президентские выборы, был проведен республиканский референдум. Однако эти важные события не привели к изменению курса ее развития. В результате многочисленные проблемы, рожденные еще в СССР и закрепленные, а где-то и приумноженные «независимой» Белоруссией, продолжают нарастать. Страну все более закрепощает судорога авторитаризма. Ее самоизоляция от стран Запада становится все более очевидной, а российский вектор внешней политики Белоруссии колеблется, становясь все менее выраженным. К настоящему времени страна оказалась не способной ни к эффективному автономному движению, ни к интеграции с Востоком или Западом. Белоруссия, зависнув в своей неопределенности, не решается пойти на союз с Россией, одновременно затруднив себе движение в Евросоюз.