Страница:
Генералу было очень неудобно перед подземными, поскольку команда не выполнила заказ. Но, с другой стороны, он ведь обещал только попробовать, и обе стороны знали, что в таком деле твердых гарантий быть не может…
Даня связался с Кругом, извинился за срыв операции, а потом предложил тонну харчей в качестве компенсации. В сущности, это было хорошее предложение. Но великий и ужасный Исидор Пламенный Фонтан решил заняться воспитанием команды. Для начала он немного поорал. Потом заявил: «Никаких отношений между нами не будет, пока вся твоя команда не предстанет перед Судом Неподкупных! В ином случае Круг лишает тебя и твоих людей своего покровительства». После этого Исидор замолчал, ожидая слов смирения и раскаяния. Даня тоже молчал некоторое время, прикидывая, как бы ему лучше поступить. В конце концов, он просто отключил токер.
– Э! Ты чего! Поссориться решил? – накинулась на него изумленная Тэйки. – Нам еще с магами драться не хватало!
– Ничего они нам не сделают. Обещают лишить покровительства…
Тэйки мерзко захихикала:
– О да! Покровительство всемогущих и многомудрых! Страх как хочется лобызнуть им э-э…
– Извращенка. В общем, если кренделей выписать не обещали, то и хрен с ними. Понадобимся – найдут. А покровительством своим пускай утрутся. Как же это в древности генеральный маг Брежнев говорил… э-э-э… оба! «И без них Советское государство не скудно было».
Катя остановила тягач и принялась беспробудно ржать.
Команда вернулась домой. Генерал раз пять посылал в убежище условный сигнал, но никто не реагировал. Потом Немо удосужился открыть перед ними входные двери и впустить тягачи в гараж.
Когда троица вошла в «счастливые двадцатые», Немо лежал посреди комнаты, уставившись в потолок. Руки и ноги его выписывали бессмысленные кривые, зрачки хаотически перебегали с места на место, а губы шевелились, посылая небесному владыке всех киберов беззвучную молитву. Как Немо ухитрился доползти до пульта управления входами в убежище, да еще и поработать на нем, никто не смог понять, а сам Немо – вспомнить. Положение облегчалось тем, что теперь генерал точно знал какую именно гадость надо вкалывать бедняге от киберстолбняка.
– …Я не понимаю… я… ничего не понял… – с искренним, совершенно человеческим удивлением рассказывал Немо.
– Гвоздь? – спросил Даня, и на лице его было написано: «Можешь не отвечать, сам знаю».
– Н-наверное… он говорил какие-то странные слова… п-потом… сочетания цифр… чертил в воздухе з-знаки… я… потерял себя. Люди… об-бычные люди… называют это с-состоянием опьянения?
Генерал усмехнулся:
– Обычные люди в таких случаях говорят: «Заговорили зубы, заморочили голову…»
Узник вел себя то злобно, то смирно. Он, кажется, разучился контролировать всплески агрессии.
Надо было понемногу готовиться к зиме, а команда превратилась в кучку оборванцев. Им следовало срочно обзавестись новой одеждой, желательно теплой. Даня, обещав «секретникам» поделиться добычей, взял у них наводку на «одежный» транспорт.
Он долго размышлял, кого бы оставить при Гвозде, когда команда отправится разбивать вражеский обоз. И в конце концов решил: надежнее самого себя не найти ему никого. Пусть-ка разок сходят в рейд без генерала, дело-то нехитрое, всего две машины – с барахлом и с человеческим барахлом, нацепившим на себя стволы… Старшой он назначил Катю.
Только обезглавленная команда отправилась на дело, как узник позвал его.
– Даня, – начал мастер, – мне сейчас стало лучше. Нет, ты пойми меня правильно. Я не говорю, что выздоровел. Я болен, я очень болен и отлично понимаю это. Но как раз сейчас у меня период успокоения… не буйный, мирный период. Он продлится, по всей видимости, недолго. У меня… светлая печаль, слабость и больше ничего. Я почти не мучаюсь. Так вот, пока я относительно в своем уме, стоит, пожалуй, сказать тебе несколько важных вещей. Сядь рядом, так трудно говорить! Чудовищная слабость…
Даня подтащил стул и сел у изголовья.
– Знаешь, я ведь понимаю, сколь мерзкие вещи вытворяю с вами последнее время. Только поделать с собой ничего не могу. Странное… состояние: словно кто-то чужой дергает тебя за ниточки… Дай мне попить.
Даня протянул неровно вырезанную «кружку». Напившись, Гвоздь продолжил:
– Извини меня, если можешь. И Катя пусть извинит меня. И Немо. Я потом перед всеми вами…
Гвоздь всхлипнул. Крупные слезы покатились по его щекам.
– Дай мне руку, Даня… если ты мне все еще друг… дай… руку…
Генерал, не колеблясь, принял рукопожатие. Мастер сжал его ладонь с нечеловеческой силой, и в ту же секунду «кружка» совершила молниеносный полет с приземлением на Даниной голове. Генерал рванулся, пытаясь отстраниться, но Гвоздь завопил:
– Стой же ты, гадина! – и въехал ему по голове во второй раз.
Даня хлопнулся без сознания, уронив стул.
…Когда он очнулся, тело Гвоздя, вышедшее у владельца из-под контроля, изгибалось на койке, билось в судорогах, рвалось на волю, сотрясая металлический каркас. Чья-то рука тормошила Данино плечо.
– Немо? Ты?
Лицо Немо расплывалось. Вообще, перед глазами плыло, предметы старательно избегали четких очертаний.
– Да, командир.
– Почему ты вернулся?
– У меня был приказ: приглядывать за всеми. И я искал в потоках времени аромат беды. Сегодня я нашел его.
– Ах да… Извини, никак не могу привыкнуть.
Даня, наконец, вспомнил о том, о чем должен был вспомнить в первый же миг после беспамятства. Он пошарил в кармане. Твою мать!
– А где ключ?
Немо протянул руку прямо генералу под нос. На его ладони лежала маленькая безобидная железяка, придававшая наручникам рабочий смысл…
– Откуда он у тебя? – спросил Даня, водворяя ключ на место.
– Отобрал у Гвоздя. Ему не хватило пары секунд.
Даня мысленно поблагодарил старую мудрую задницу за добрый совет не скупиться на соломенные подстилки.
– Команда?
– Вся здесь.
– Позови, пожалуйста, Катю.
«От судьбы не уйдешь, – думал Даня, – это была ее работа, и никто из нас Катю не заменит. Остается положиться на битого… то есть на битую. Как говорится, за одного битого три рожка с патронами дают».
Узник все никак не успокаивался. Желанная свобода была от него в двух шагах…
Вошла Катя. Генерал спросил у нее:
– Ты можешь дать слово, что не отпустишь Гвоздя и не дашь ему даже самую слабенькую дозу какой-нибудь дури?
– Даю слово, – со спокойным величием ответила Катя.
Но Дане было мало ее слова. И он обратился к ней иначе, не по-генеральски:
– Знаешь… ты меня очень огорчишь, если выйдет иначе. Очень прошу… не ради меня – ради него самого, не поддавайся.
– Я не поддамся, Даня, – столь же спокойно ответила его собеседница.
– И не подставляйся.
– И не подставлюсь.
Генерал отправился в рейд с неспокойной душой. Да и рейд-то вышел паршивый. То ли «секретники» ошиблись, то ли гоблины сумели ввести их в заблуждение, однако никакого «одежного» каравана Данина команда не нашла. По дороге из Калуги на Москву действительно шли два грузовика под тентами. Только в обоих были Верные защитники, как будто ждавшие засады…
Впрочем, под огнем Даниной команды они живо забыли свое предназначение – быть наживкой и ловушкой одновременно. Потеряв пятерых бойцов, Верные защитники едва ушли из-под удара.
– Вот и вся наша добыча… – подвел итог Даня, переворачивая носком ноги трупы на дороге. – Пять стволов с припасами.
Тэйки зло сплюнула и принялась собирать трофейное оружие. Его тоже можно будет сменять на нужные вещи. Мундиры, окровавленные и обгорелые, годились только на тряпки. Пять пар ботинок ничего не решали, поскольку все они, как на грех, оказались изношенными, а две – так просто дырявыми. Верных защитников одевали, обували, кормили и вооружали, как говаривал Гвоздь, «по остаточному принципу».
Дане чужая пуля задела плечо, но прошла навылет, не задев кость. Пока Тэйки бинтовала рану, он сидел, морщась, и время от времени начинал ругаться:
– Было бы за приличный хабар, а то… т-твою етитт.
И Тэйки неожиданно ласково отвечала ему:
– Да ничего, ничего… Пять стволов – тоже не нуль. Пригодятся. А ты сиди тихонечко, не дергайся, пустяковая же ранка-то, ерунда, Даня. Все нормально, Даня. Не впадай в депрессию, береги печень смолоду…
Зато дома их ждала идиллия: Катя кормила покорного Гвоздя с ложечки. Он смотрел на Даню как побитая собака. Генерал, неожиданно для самого себя, выдал мастеру недавние слова Тэйки:
– Да все нормально, Гвоздь. Не впадай в депрессию!
И улыбнулся.
Узник робко улыбнулся в ответ.
На следующий день Гвоздь позвал всех:
– Мне легчает. Можете верить или не верить, ваше дело. Даня, химия из меня вышла, – ты понимаешь, о чем я говорю. Но жажда осталась. Если ты дашь мне сейчас свободу, то моего терпения хватит дня на три. Это, парень, в самом лучшем случае.
– Да я понимаю, старик.
– Я надеюсь, ты не положился на авось и запасся кем-нибудь, способным выгнать из меня жажду? Кем-нибудь или чем-нибудь. Иначе все было бесполезно. Рыжий Макс не в счет. Мои кусаные раны были, я полагаю, пиком его врачебной карьеры, самым большим достижением за всю его жизнь. Не разочаровывай меня, Даня.
– А ты тут не командуй, Гвоздяра! – вставила свое слово Тэйки.
– Вот только пусти такую красную чуму в дом…
Даня почел за благо ответить просто и ясно:
– Гипнотизер и поп, Гвоздь.
Генерал знал: узник в любом случае не дошел еще даже до середины лечения. Он едва-едва осознал, на какой путь следует ему встать.
Если, конечно, опять не задумал каверзу… да нет, вроде бы не должен. Даня чувствовал, что темная сила, до сих пор руководившая поступками мастера, сломана. Она отступилась, ушла. Но Гвоздь пуст, место исчезнувшей пакости еще ничем не занято. Как знать, не вернется ли она, а коли и не вернется, то чему или кому достанется ее ниша…
– Гипнотизер и поп… Насчет действенной силы второго я в большом сомнении. Тут, по-моему, больше слов, нежели реальной силы. Но… зови, твоя воля. А гипнотизер – это хорошо. Я слышал, помогает. Когда они будут здесь, у моего досадного ложа?
– Завтра.
– Надеюсь, женщины? Надеюсь, привлекательные? Очень, знаете ли, стосковался…
– Оба – мужчины. Но на ощупь ты ведь не сразу поймешь, правда? К тому же они еще не старые.
– Сволочь ты, Даня, – лениво выругался мастер.
– От такого слышу… – так же лениво ответил генерал.
Когда прочие вышли из комнаты, Даня подошел поближе и подал Гвоздю руку.
– Не боишься? Настороже? – ехидно спросил узник.
Даня молчал.
Тогда мастер молча пожал руку:
– Спасибо, Даня. Спасибо, несчастный подлый паразит.
– Ну да, старик. Ты мне тоже очень нравишься.
…Гипнотизер оказался низеньким, худеньким человечком. Он постоянно улыбался, сыпал анекдотцами, всех трогал за руки. За пять минут он успел достать всех. Катя, чувствуя неудобство от собственного неблагорасположения к этому человеку, предложила ему чаю. Тэйки фыркнула и демонстративно забралась на диван с книжкой. Мол, нет тяги к общению… Даня послушал-послушал анекдотцы и сказал:
– Очень смешно. Спасибо. А теперь, мужик, иди работать. Нет, все, на сегодня с юмором завязали.
Не доверяя человеку, который влезет Гвоздю в голову и вставит туда какую-то свою чужеродную дрянь, генерал велел Немо подключить электронный арсенал, спрятанный в каске, и с его помощью прослушать болтовню работающего гипнотизера. Мало ли…
Тэйки спросила, ни к кому особенно не обращаясь:
– Думаете, справится это плюгавец?
Даня ответил ей задумчиво:
– Даже не знаю… Не в росте у них сила. И не в мышце…
«Секретник», взявшись за работу, разом переменился. Он говорил уверенно, спокойно, – сначала объясняя Гвоздю суть своего метода, а потом переводя его в состояние гипнотического сна. То, что вытворял гипнотизер впоследствии, не понравилось никому из команды. Но он, грубо и жестко, ломал жажду, искусственно вызывая отвращение к наркоте. А значит, его действия шли мастеру на пользу.
Когда он покинул узника, никто из Даниных людей худого слова ему не сказал. Однако теперь это был другой человек, сердитый и властный. Он говорил коротко, отрывисто, прежних анекдотцев будто бы и не было…
– Уваров, если ты хочешь вернуть парня оттуда, ты должен попросить меня прийти еще, еще и еще. Сколько понадобится. А понадобится много. Ты понял?
– Я прошу тебя, будь здесь…
– Хорошо! – перебил его гипнотизер. – Ладно. Ты знаешь, я ничего с тебя не возьму. Ты в пятьдесят втором меня от оборотней спас, я помню, да. Но вы мне не понравились ребята. И ты мне, Уваров, не понравился.
Тэйки скривилась:
– А ты свежей байки трави. И реже. Тогда ты понравишься нам, а мы тебе.
«Секретник» мрачно посмотрел на нее и презрительно сплюнул себе под ноги:
– Дура девка. Вы же…
Закончить он не смог: Лучший Друг уперся ему в кадык.
– Что ты, парень, хочешь нам поведать о девках? Поведай, парень…
Даня вмешался:
– Тэйки, помни о Гвозде! – сказал он ей.
Лучший Друг нехотя совершил обратное путешествие – в ножны.
Но гипнотизер, казалось, не обратил на Тэйки ни малейшего внимания. Он остался невозмутим и сохранил презрительное выражение лица.
– Вы очень не понравились мне. А знаете почему? Вы дерьмовые друзья Гвоздю.
Даня и его люди уставились на «секретника» в немом изумлении.
– А дождь из говяжьей тушенки сегодня, скажем, никто не обещал? – ехидно осведомилась Тэйки, склонив голову набок.
– Прислушайтесь ко мне. Я ведь, наверное, не стал бы заводить эту бодягу без причины.
– Ну и? – с прохладцей поинтересовался Даня.
– Вот и ну и, Уваров. Гвоздь – талант. Он делает вещи невероятные, ни с чем не сопоставимые. Никто так не умеет во всей Москве, а то и на всей Земле. За свой талант он расплачивается честно: его глючит за троих. Такая байда ему в голову приходит, какую вы даже представить себе не можете… Короче, Гвоздь нуждается в смысле для жизни и работы.
– Разъясни подробнее, не стесняйся, – все так же холодновато попросил генерал.
– А я, кажется, начинаю понимать… – тихо сказала Катя.
– Ты старая, тебе и понимать положено быстрее, – съязвил гипнотизер.
– Ты и сам не больно новый! – неожиданно заступилась за Катю Тэйки.
– Продолжай, – ввернул разговор в сустав генерал.
– СМЫСЛ ему нужен, СМЫСЛ! Он все время думает, зачем живет, зачем мастерит новые игрушки, зачем разоружает опасное старье… Ты вот, Уваров, зачем живешь?
– Живу и живу. Не лезь.
– А ты, Катерина? Имя я не перепутал?
– У меня есть семья… – Она не стала уточнять, что старая, прочная, въевшаяся в плоть любовь к Дане привязывает ее к этому миру прочнее стальных цепей.
– Спроси меня, умник! – взвилась Тэйки. – И я тебе отвечу: мне нравится крошить уродов. И ребята вокруг меня собрались что надо… Мы еще повоюем всласть.
К Немо гипнотизер не стал приставать, оставив того в покое по какой-то тайной причине, известной ему одному. Как знать, не поставила ли «секретника» в тупик проблема смысла жизни для полулюдей-полукиберов…
– Вывод будет такой: вы простые люди, вам для жизни мучиться над особенно сложными вопросами не надо. А он, Гвоздь то есть, устроен иначе. Дайте ему смысл, объясните ему, почему он должен жить дальше. Ради чего он работает… или ради кого. Не так сразу, чуть погодя, конечно… но обязательно. Иначе все мои усилия пойдут коту под хвост. Он принимает дурь от бессмыслицы – лишь бы старые вопросы не одолевали его день за днем… Ясно вам?
– Ясно-то ясно. Только выпендриваться было ни к чему, – подвел черту Даня.
– К чему! – почти крикнул гипнотизер. – Вы такие горластые ребята! Никого не слушаете, кроме себя.
И он ушел, пообещав зайти через пару дней.
После сеанса гипноза Гвоздь пролежал весь день в мрачном настроении, ни с кем не разговаривал. Потом выдавил из себя три фразы:
– Мне противно это насилие над духом. Но другого выхода нет. Значит, будем продолжать.
На следующий день его посетил поп. Даня неплохо знал людей из Вольных зон и не видел причин их бояться. Поэтому электронный арсенал Немо на этот раз не понадобился.
Никто не знал, о чем беседовали мастер и поп. Генерал, зайдя в комнату по своей надобности, услышал самый конец их разговора, последние несколько фраз.
Гвоздь качал головой и в печальной задумчивости конструировал вежливый отказ:
– …и есть какой-то смысл, признаю. Но я вдоль и поперек перепахан магией, для меня ваша дорога закрыта. Понятно ли тебе: я просто разучусь работать с некоторыми тонкими вещами, если пойду за тобой. Скажи: понятно или нет?
– Моя дорога никогда и никому не закрыта. А ты жалеешь малого за большое, вот в чем правда.
– Нет, не могу. Рано мне. Возможно, потом, когда успокоюсь немного… ближе к закату жизни…
– Всегда есть риск не успеть.
– Извини. Сейчас… никак не могу. Но ты молись за меня. В тебе есть какая-то сила, только я ее не способен распознать… Молись, слышишь? Будешь молиться? Мне надо выздороветь.
– Я буду молиться о выздоровлении твоей души.
– Тоже пригодится…
Так они и расстались. Больше поп не приходил к мастеру. Гвоздь, расставшись с ним, первое время хмыкал, будто бы споря с невидимым собеседником и мысленно поражая его неотразимыми аргументами. А потом просто сказал:
– Интересный человек. Ушел, и после него остался запах радости. Мне весело, ребята…
Полдня команда совещалась, какой бы СМЫСЛ придумать для Гвоздя. Даня хотел, было резануть правду-матку: «Бабу надо ему. Бирюкует, вот и пошел по наркоте», – но в последний момент удержался. Баба – не совсем то. Генерал не очень понимал, как выразить добавку к слову «баба», делавшую все высказывание верным. В голове у него вертелось: «И чтобы тонко все было между ними, а не одно только сюда-туда…» Однако подходящих слов для этой самой тонкости он так и не нашел. Катя молчала, крепко задумавшись. Тэйки предложила встряхнуть умника: вытащить его на дело, пусть-ка припомнит, каким надо быть резвым, когда вокруг наяривается хорошая драка. Немо, обычно крайне неразговорчивый, тут предложил принять Гвоздя в команду. Пусть и у него будет семья, мол, правильно сказала Катя.
– Он не станет мне подчиняться, – возразил Даня.
– Возможно, стоит сделать исключение. Мы подчиняемся своему генералу, а Гвоздь стоит рядом с ним как друг.
Даня обещал подумать, хотя и не очень верил в действенность предложенного метода. Гвоздь, он ведь одиночка по природе своей. Его семья – руки, ноги, голова…
Сам генерал склонялся к какой-нибудь высокоумной теории. А как иначе разговаривать с философическими личностями, вроде Гвоздя?
– Может, рассказать ему о будущей жизни. Она будет чище, гоблины исчезнут, мы станем всей Земле хозяевами, устроим все по уму и по совести. Вот, мол, Гвоздь, ради грядущего работаешь. В смысле, ради мира сытого, умытого, светлого…
Но тут команда забросала Даню вопросами: а как устроится в будущем то, а как – это, кто будет все устраивать (Тэйки спросила), и нельзя ли к нему примазаться, иначе ведь останешься на бобах… Генерал начал путаться и сердиться. Вякнешь на копейку, а из твоего вяка выпрет на сто червонцев трынделова!
– А-а! Не приставайте. Я сам не понимаю, как там будет и кто все устроит. Но там будет лучше, чем здесь у нас. Согласны?
Кивают.
– Чище будет. И спокойнее… Войны не будет. С кем воевать, когда кругом только люди? Не с людьми же воевать! За харч кровью платить не понадобится – уж точно.
Опять кивают. Миром харчи добывать – великое дело. Тэйки даже сказала:
– Ты прямо сам зафилософел, Даня.
– Да, поговори с ним, Даня. А вдруг он нуждается именно в таких доводах? – принялась уговаривать его Катя.
И Даня поговорил недели через две, когда Гвоздю и впрямь начало легчать. Генерал никак не мог понять, куда завела та беседа их обоих. Гвоздь крутил и вертел им как хотел. Неожиданно сам Даня призадумался: куда жизнь потечет, когда каганат размажут? А когда-нибудь обязательно размажут: не мы, так после нас… Интересно. Про мастера, правда, он не уловил – тот вроде все время подъелдыкивал, шуточками травил, все ему ясно, обо всем он подумал… но уж больно долго они болтали, уж больно любопытствовал Гвоздь по поводу Даниной схемы. А в самом конце мастер произнес похвалу «на веревочке»:
– Представь себе, Даня, вот собрали сотню толстых книжек с умными размышлениями про настоящее и будущее. Но надо все это интеллектуальное богатство запихнуть в один абзац. Поставил кто-то такую задачу, а отказаться, допустим, нельзя… Так надо звать тебя. Ты запросто справишься.
Что он имел в виду-то, емана?
Глава четвертая
Даня связался с Кругом, извинился за срыв операции, а потом предложил тонну харчей в качестве компенсации. В сущности, это было хорошее предложение. Но великий и ужасный Исидор Пламенный Фонтан решил заняться воспитанием команды. Для начала он немного поорал. Потом заявил: «Никаких отношений между нами не будет, пока вся твоя команда не предстанет перед Судом Неподкупных! В ином случае Круг лишает тебя и твоих людей своего покровительства». После этого Исидор замолчал, ожидая слов смирения и раскаяния. Даня тоже молчал некоторое время, прикидывая, как бы ему лучше поступить. В конце концов, он просто отключил токер.
– Э! Ты чего! Поссориться решил? – накинулась на него изумленная Тэйки. – Нам еще с магами драться не хватало!
– Ничего они нам не сделают. Обещают лишить покровительства…
Тэйки мерзко захихикала:
– О да! Покровительство всемогущих и многомудрых! Страх как хочется лобызнуть им э-э…
– Извращенка. В общем, если кренделей выписать не обещали, то и хрен с ними. Понадобимся – найдут. А покровительством своим пускай утрутся. Как же это в древности генеральный маг Брежнев говорил… э-э-э… оба! «И без них Советское государство не скудно было».
Катя остановила тягач и принялась беспробудно ржать.
Команда вернулась домой. Генерал раз пять посылал в убежище условный сигнал, но никто не реагировал. Потом Немо удосужился открыть перед ними входные двери и впустить тягачи в гараж.
Когда троица вошла в «счастливые двадцатые», Немо лежал посреди комнаты, уставившись в потолок. Руки и ноги его выписывали бессмысленные кривые, зрачки хаотически перебегали с места на место, а губы шевелились, посылая небесному владыке всех киберов беззвучную молитву. Как Немо ухитрился доползти до пульта управления входами в убежище, да еще и поработать на нем, никто не смог понять, а сам Немо – вспомнить. Положение облегчалось тем, что теперь генерал точно знал какую именно гадость надо вкалывать бедняге от киберстолбняка.
– …Я не понимаю… я… ничего не понял… – с искренним, совершенно человеческим удивлением рассказывал Немо.
– Гвоздь? – спросил Даня, и на лице его было написано: «Можешь не отвечать, сам знаю».
– Н-наверное… он говорил какие-то странные слова… п-потом… сочетания цифр… чертил в воздухе з-знаки… я… потерял себя. Люди… об-бычные люди… называют это с-состоянием опьянения?
Генерал усмехнулся:
– Обычные люди в таких случаях говорят: «Заговорили зубы, заморочили голову…»
Узник вел себя то злобно, то смирно. Он, кажется, разучился контролировать всплески агрессии.
Надо было понемногу готовиться к зиме, а команда превратилась в кучку оборванцев. Им следовало срочно обзавестись новой одеждой, желательно теплой. Даня, обещав «секретникам» поделиться добычей, взял у них наводку на «одежный» транспорт.
Он долго размышлял, кого бы оставить при Гвозде, когда команда отправится разбивать вражеский обоз. И в конце концов решил: надежнее самого себя не найти ему никого. Пусть-ка разок сходят в рейд без генерала, дело-то нехитрое, всего две машины – с барахлом и с человеческим барахлом, нацепившим на себя стволы… Старшой он назначил Катю.
Только обезглавленная команда отправилась на дело, как узник позвал его.
– Даня, – начал мастер, – мне сейчас стало лучше. Нет, ты пойми меня правильно. Я не говорю, что выздоровел. Я болен, я очень болен и отлично понимаю это. Но как раз сейчас у меня период успокоения… не буйный, мирный период. Он продлится, по всей видимости, недолго. У меня… светлая печаль, слабость и больше ничего. Я почти не мучаюсь. Так вот, пока я относительно в своем уме, стоит, пожалуй, сказать тебе несколько важных вещей. Сядь рядом, так трудно говорить! Чудовищная слабость…
Даня подтащил стул и сел у изголовья.
– Знаешь, я ведь понимаю, сколь мерзкие вещи вытворяю с вами последнее время. Только поделать с собой ничего не могу. Странное… состояние: словно кто-то чужой дергает тебя за ниточки… Дай мне попить.
Даня протянул неровно вырезанную «кружку». Напившись, Гвоздь продолжил:
– Извини меня, если можешь. И Катя пусть извинит меня. И Немо. Я потом перед всеми вами…
Гвоздь всхлипнул. Крупные слезы покатились по его щекам.
– Дай мне руку, Даня… если ты мне все еще друг… дай… руку…
Генерал, не колеблясь, принял рукопожатие. Мастер сжал его ладонь с нечеловеческой силой, и в ту же секунду «кружка» совершила молниеносный полет с приземлением на Даниной голове. Генерал рванулся, пытаясь отстраниться, но Гвоздь завопил:
– Стой же ты, гадина! – и въехал ему по голове во второй раз.
Даня хлопнулся без сознания, уронив стул.
…Когда он очнулся, тело Гвоздя, вышедшее у владельца из-под контроля, изгибалось на койке, билось в судорогах, рвалось на волю, сотрясая металлический каркас. Чья-то рука тормошила Данино плечо.
– Немо? Ты?
Лицо Немо расплывалось. Вообще, перед глазами плыло, предметы старательно избегали четких очертаний.
– Да, командир.
– Почему ты вернулся?
– У меня был приказ: приглядывать за всеми. И я искал в потоках времени аромат беды. Сегодня я нашел его.
– Ах да… Извини, никак не могу привыкнуть.
Даня, наконец, вспомнил о том, о чем должен был вспомнить в первый же миг после беспамятства. Он пошарил в кармане. Твою мать!
– А где ключ?
Немо протянул руку прямо генералу под нос. На его ладони лежала маленькая безобидная железяка, придававшая наручникам рабочий смысл…
– Откуда он у тебя? – спросил Даня, водворяя ключ на место.
– Отобрал у Гвоздя. Ему не хватило пары секунд.
Даня мысленно поблагодарил старую мудрую задницу за добрый совет не скупиться на соломенные подстилки.
– Команда?
– Вся здесь.
– Позови, пожалуйста, Катю.
«От судьбы не уйдешь, – думал Даня, – это была ее работа, и никто из нас Катю не заменит. Остается положиться на битого… то есть на битую. Как говорится, за одного битого три рожка с патронами дают».
Узник все никак не успокаивался. Желанная свобода была от него в двух шагах…
Вошла Катя. Генерал спросил у нее:
– Ты можешь дать слово, что не отпустишь Гвоздя и не дашь ему даже самую слабенькую дозу какой-нибудь дури?
– Даю слово, – со спокойным величием ответила Катя.
Но Дане было мало ее слова. И он обратился к ней иначе, не по-генеральски:
– Знаешь… ты меня очень огорчишь, если выйдет иначе. Очень прошу… не ради меня – ради него самого, не поддавайся.
– Я не поддамся, Даня, – столь же спокойно ответила его собеседница.
– И не подставляйся.
– И не подставлюсь.
Генерал отправился в рейд с неспокойной душой. Да и рейд-то вышел паршивый. То ли «секретники» ошиблись, то ли гоблины сумели ввести их в заблуждение, однако никакого «одежного» каравана Данина команда не нашла. По дороге из Калуги на Москву действительно шли два грузовика под тентами. Только в обоих были Верные защитники, как будто ждавшие засады…
Впрочем, под огнем Даниной команды они живо забыли свое предназначение – быть наживкой и ловушкой одновременно. Потеряв пятерых бойцов, Верные защитники едва ушли из-под удара.
– Вот и вся наша добыча… – подвел итог Даня, переворачивая носком ноги трупы на дороге. – Пять стволов с припасами.
Тэйки зло сплюнула и принялась собирать трофейное оружие. Его тоже можно будет сменять на нужные вещи. Мундиры, окровавленные и обгорелые, годились только на тряпки. Пять пар ботинок ничего не решали, поскольку все они, как на грех, оказались изношенными, а две – так просто дырявыми. Верных защитников одевали, обували, кормили и вооружали, как говаривал Гвоздь, «по остаточному принципу».
Дане чужая пуля задела плечо, но прошла навылет, не задев кость. Пока Тэйки бинтовала рану, он сидел, морщась, и время от времени начинал ругаться:
– Было бы за приличный хабар, а то… т-твою етитт.
И Тэйки неожиданно ласково отвечала ему:
– Да ничего, ничего… Пять стволов – тоже не нуль. Пригодятся. А ты сиди тихонечко, не дергайся, пустяковая же ранка-то, ерунда, Даня. Все нормально, Даня. Не впадай в депрессию, береги печень смолоду…
Зато дома их ждала идиллия: Катя кормила покорного Гвоздя с ложечки. Он смотрел на Даню как побитая собака. Генерал, неожиданно для самого себя, выдал мастеру недавние слова Тэйки:
– Да все нормально, Гвоздь. Не впадай в депрессию!
И улыбнулся.
Узник робко улыбнулся в ответ.
На следующий день Гвоздь позвал всех:
– Мне легчает. Можете верить или не верить, ваше дело. Даня, химия из меня вышла, – ты понимаешь, о чем я говорю. Но жажда осталась. Если ты дашь мне сейчас свободу, то моего терпения хватит дня на три. Это, парень, в самом лучшем случае.
– Да я понимаю, старик.
– Я надеюсь, ты не положился на авось и запасся кем-нибудь, способным выгнать из меня жажду? Кем-нибудь или чем-нибудь. Иначе все было бесполезно. Рыжий Макс не в счет. Мои кусаные раны были, я полагаю, пиком его врачебной карьеры, самым большим достижением за всю его жизнь. Не разочаровывай меня, Даня.
– А ты тут не командуй, Гвоздяра! – вставила свое слово Тэйки.
– Вот только пусти такую красную чуму в дом…
Даня почел за благо ответить просто и ясно:
– Гипнотизер и поп, Гвоздь.
Генерал знал: узник в любом случае не дошел еще даже до середины лечения. Он едва-едва осознал, на какой путь следует ему встать.
Если, конечно, опять не задумал каверзу… да нет, вроде бы не должен. Даня чувствовал, что темная сила, до сих пор руководившая поступками мастера, сломана. Она отступилась, ушла. Но Гвоздь пуст, место исчезнувшей пакости еще ничем не занято. Как знать, не вернется ли она, а коли и не вернется, то чему или кому достанется ее ниша…
– Гипнотизер и поп… Насчет действенной силы второго я в большом сомнении. Тут, по-моему, больше слов, нежели реальной силы. Но… зови, твоя воля. А гипнотизер – это хорошо. Я слышал, помогает. Когда они будут здесь, у моего досадного ложа?
– Завтра.
– Надеюсь, женщины? Надеюсь, привлекательные? Очень, знаете ли, стосковался…
– Оба – мужчины. Но на ощупь ты ведь не сразу поймешь, правда? К тому же они еще не старые.
– Сволочь ты, Даня, – лениво выругался мастер.
– От такого слышу… – так же лениво ответил генерал.
Когда прочие вышли из комнаты, Даня подошел поближе и подал Гвоздю руку.
– Не боишься? Настороже? – ехидно спросил узник.
Даня молчал.
Тогда мастер молча пожал руку:
– Спасибо, Даня. Спасибо, несчастный подлый паразит.
– Ну да, старик. Ты мне тоже очень нравишься.
…Гипнотизер оказался низеньким, худеньким человечком. Он постоянно улыбался, сыпал анекдотцами, всех трогал за руки. За пять минут он успел достать всех. Катя, чувствуя неудобство от собственного неблагорасположения к этому человеку, предложила ему чаю. Тэйки фыркнула и демонстративно забралась на диван с книжкой. Мол, нет тяги к общению… Даня послушал-послушал анекдотцы и сказал:
– Очень смешно. Спасибо. А теперь, мужик, иди работать. Нет, все, на сегодня с юмором завязали.
Не доверяя человеку, который влезет Гвоздю в голову и вставит туда какую-то свою чужеродную дрянь, генерал велел Немо подключить электронный арсенал, спрятанный в каске, и с его помощью прослушать болтовню работающего гипнотизера. Мало ли…
Тэйки спросила, ни к кому особенно не обращаясь:
– Думаете, справится это плюгавец?
Даня ответил ей задумчиво:
– Даже не знаю… Не в росте у них сила. И не в мышце…
«Секретник», взявшись за работу, разом переменился. Он говорил уверенно, спокойно, – сначала объясняя Гвоздю суть своего метода, а потом переводя его в состояние гипнотического сна. То, что вытворял гипнотизер впоследствии, не понравилось никому из команды. Но он, грубо и жестко, ломал жажду, искусственно вызывая отвращение к наркоте. А значит, его действия шли мастеру на пользу.
Когда он покинул узника, никто из Даниных людей худого слова ему не сказал. Однако теперь это был другой человек, сердитый и властный. Он говорил коротко, отрывисто, прежних анекдотцев будто бы и не было…
– Уваров, если ты хочешь вернуть парня оттуда, ты должен попросить меня прийти еще, еще и еще. Сколько понадобится. А понадобится много. Ты понял?
– Я прошу тебя, будь здесь…
– Хорошо! – перебил его гипнотизер. – Ладно. Ты знаешь, я ничего с тебя не возьму. Ты в пятьдесят втором меня от оборотней спас, я помню, да. Но вы мне не понравились ребята. И ты мне, Уваров, не понравился.
Тэйки скривилась:
– А ты свежей байки трави. И реже. Тогда ты понравишься нам, а мы тебе.
«Секретник» мрачно посмотрел на нее и презрительно сплюнул себе под ноги:
– Дура девка. Вы же…
Закончить он не смог: Лучший Друг уперся ему в кадык.
– Что ты, парень, хочешь нам поведать о девках? Поведай, парень…
Даня вмешался:
– Тэйки, помни о Гвозде! – сказал он ей.
Лучший Друг нехотя совершил обратное путешествие – в ножны.
Но гипнотизер, казалось, не обратил на Тэйки ни малейшего внимания. Он остался невозмутим и сохранил презрительное выражение лица.
– Вы очень не понравились мне. А знаете почему? Вы дерьмовые друзья Гвоздю.
Даня и его люди уставились на «секретника» в немом изумлении.
– А дождь из говяжьей тушенки сегодня, скажем, никто не обещал? – ехидно осведомилась Тэйки, склонив голову набок.
– Прислушайтесь ко мне. Я ведь, наверное, не стал бы заводить эту бодягу без причины.
– Ну и? – с прохладцей поинтересовался Даня.
– Вот и ну и, Уваров. Гвоздь – талант. Он делает вещи невероятные, ни с чем не сопоставимые. Никто так не умеет во всей Москве, а то и на всей Земле. За свой талант он расплачивается честно: его глючит за троих. Такая байда ему в голову приходит, какую вы даже представить себе не можете… Короче, Гвоздь нуждается в смысле для жизни и работы.
– Разъясни подробнее, не стесняйся, – все так же холодновато попросил генерал.
– А я, кажется, начинаю понимать… – тихо сказала Катя.
– Ты старая, тебе и понимать положено быстрее, – съязвил гипнотизер.
– Ты и сам не больно новый! – неожиданно заступилась за Катю Тэйки.
– Продолжай, – ввернул разговор в сустав генерал.
– СМЫСЛ ему нужен, СМЫСЛ! Он все время думает, зачем живет, зачем мастерит новые игрушки, зачем разоружает опасное старье… Ты вот, Уваров, зачем живешь?
– Живу и живу. Не лезь.
– А ты, Катерина? Имя я не перепутал?
– У меня есть семья… – Она не стала уточнять, что старая, прочная, въевшаяся в плоть любовь к Дане привязывает ее к этому миру прочнее стальных цепей.
– Спроси меня, умник! – взвилась Тэйки. – И я тебе отвечу: мне нравится крошить уродов. И ребята вокруг меня собрались что надо… Мы еще повоюем всласть.
К Немо гипнотизер не стал приставать, оставив того в покое по какой-то тайной причине, известной ему одному. Как знать, не поставила ли «секретника» в тупик проблема смысла жизни для полулюдей-полукиберов…
– Вывод будет такой: вы простые люди, вам для жизни мучиться над особенно сложными вопросами не надо. А он, Гвоздь то есть, устроен иначе. Дайте ему смысл, объясните ему, почему он должен жить дальше. Ради чего он работает… или ради кого. Не так сразу, чуть погодя, конечно… но обязательно. Иначе все мои усилия пойдут коту под хвост. Он принимает дурь от бессмыслицы – лишь бы старые вопросы не одолевали его день за днем… Ясно вам?
– Ясно-то ясно. Только выпендриваться было ни к чему, – подвел черту Даня.
– К чему! – почти крикнул гипнотизер. – Вы такие горластые ребята! Никого не слушаете, кроме себя.
И он ушел, пообещав зайти через пару дней.
После сеанса гипноза Гвоздь пролежал весь день в мрачном настроении, ни с кем не разговаривал. Потом выдавил из себя три фразы:
– Мне противно это насилие над духом. Но другого выхода нет. Значит, будем продолжать.
На следующий день его посетил поп. Даня неплохо знал людей из Вольных зон и не видел причин их бояться. Поэтому электронный арсенал Немо на этот раз не понадобился.
Никто не знал, о чем беседовали мастер и поп. Генерал, зайдя в комнату по своей надобности, услышал самый конец их разговора, последние несколько фраз.
Гвоздь качал головой и в печальной задумчивости конструировал вежливый отказ:
– …и есть какой-то смысл, признаю. Но я вдоль и поперек перепахан магией, для меня ваша дорога закрыта. Понятно ли тебе: я просто разучусь работать с некоторыми тонкими вещами, если пойду за тобой. Скажи: понятно или нет?
– Моя дорога никогда и никому не закрыта. А ты жалеешь малого за большое, вот в чем правда.
– Нет, не могу. Рано мне. Возможно, потом, когда успокоюсь немного… ближе к закату жизни…
– Всегда есть риск не успеть.
– Извини. Сейчас… никак не могу. Но ты молись за меня. В тебе есть какая-то сила, только я ее не способен распознать… Молись, слышишь? Будешь молиться? Мне надо выздороветь.
– Я буду молиться о выздоровлении твоей души.
– Тоже пригодится…
Так они и расстались. Больше поп не приходил к мастеру. Гвоздь, расставшись с ним, первое время хмыкал, будто бы споря с невидимым собеседником и мысленно поражая его неотразимыми аргументами. А потом просто сказал:
– Интересный человек. Ушел, и после него остался запах радости. Мне весело, ребята…
Полдня команда совещалась, какой бы СМЫСЛ придумать для Гвоздя. Даня хотел, было резануть правду-матку: «Бабу надо ему. Бирюкует, вот и пошел по наркоте», – но в последний момент удержался. Баба – не совсем то. Генерал не очень понимал, как выразить добавку к слову «баба», делавшую все высказывание верным. В голове у него вертелось: «И чтобы тонко все было между ними, а не одно только сюда-туда…» Однако подходящих слов для этой самой тонкости он так и не нашел. Катя молчала, крепко задумавшись. Тэйки предложила встряхнуть умника: вытащить его на дело, пусть-ка припомнит, каким надо быть резвым, когда вокруг наяривается хорошая драка. Немо, обычно крайне неразговорчивый, тут предложил принять Гвоздя в команду. Пусть и у него будет семья, мол, правильно сказала Катя.
– Он не станет мне подчиняться, – возразил Даня.
– Возможно, стоит сделать исключение. Мы подчиняемся своему генералу, а Гвоздь стоит рядом с ним как друг.
Даня обещал подумать, хотя и не очень верил в действенность предложенного метода. Гвоздь, он ведь одиночка по природе своей. Его семья – руки, ноги, голова…
Сам генерал склонялся к какой-нибудь высокоумной теории. А как иначе разговаривать с философическими личностями, вроде Гвоздя?
– Может, рассказать ему о будущей жизни. Она будет чище, гоблины исчезнут, мы станем всей Земле хозяевами, устроим все по уму и по совести. Вот, мол, Гвоздь, ради грядущего работаешь. В смысле, ради мира сытого, умытого, светлого…
Но тут команда забросала Даню вопросами: а как устроится в будущем то, а как – это, кто будет все устраивать (Тэйки спросила), и нельзя ли к нему примазаться, иначе ведь останешься на бобах… Генерал начал путаться и сердиться. Вякнешь на копейку, а из твоего вяка выпрет на сто червонцев трынделова!
– А-а! Не приставайте. Я сам не понимаю, как там будет и кто все устроит. Но там будет лучше, чем здесь у нас. Согласны?
Кивают.
– Чище будет. И спокойнее… Войны не будет. С кем воевать, когда кругом только люди? Не с людьми же воевать! За харч кровью платить не понадобится – уж точно.
Опять кивают. Миром харчи добывать – великое дело. Тэйки даже сказала:
– Ты прямо сам зафилософел, Даня.
– Да, поговори с ним, Даня. А вдруг он нуждается именно в таких доводах? – принялась уговаривать его Катя.
И Даня поговорил недели через две, когда Гвоздю и впрямь начало легчать. Генерал никак не мог понять, куда завела та беседа их обоих. Гвоздь крутил и вертел им как хотел. Неожиданно сам Даня призадумался: куда жизнь потечет, когда каганат размажут? А когда-нибудь обязательно размажут: не мы, так после нас… Интересно. Про мастера, правда, он не уловил – тот вроде все время подъелдыкивал, шуточками травил, все ему ясно, обо всем он подумал… но уж больно долго они болтали, уж больно любопытствовал Гвоздь по поводу Даниной схемы. А в самом конце мастер произнес похвалу «на веревочке»:
– Представь себе, Даня, вот собрали сотню толстых книжек с умными размышлениями про настоящее и будущее. Но надо все это интеллектуальное богатство запихнуть в один абзац. Поставил кто-то такую задачу, а отказаться, допустим, нельзя… Так надо звать тебя. Ты запросто справишься.
Что он имел в виду-то, емана?
Глава четвертая
СЛОВО ГЕНЕРАЛА
Когда они вернулись с ярмарки, Гвоздь, открыв им, вернулся на диван в «счастливых двадцатых» и взялся за отложеную книжечку. Вся его поза сообщала команде: «Мерзавцы! Оббили мою драгоценную задницу о железную сетку! Что там? Кожа да кости». А теперь, значит, его нежное седалище проходило реабилитационный курс. Убежище было отдраено чуть ли не со скипидаром. Стада бытовой мелочи, прежде пасшиеся вольно на столах, на полу и в самых неожиданных местах, загнаны были в хлев, расположение которого команде еще следовало отыскать.
– Ё! – только и смогла сказать Тэйки.
Катя подошла к мастеру, склонилась и поцеловала в щеку.
– Признаки новой жизни, старик? – шутливо спросил Даня.
– Просто в дом вернулся хозяин. Теперь тут будет больше порядка. Готовьтесь, люмпены.
– А ты не обзывайся! – откликнулась Тэйки. – Тоже мне, трансформатор нашелся…
Гвоздь от хохота едва не упал с дивана.
– Ты еще и ржать надо мной вздумал?
Тэйки скинула оружие, отстегнула кое-какую походную мелочевку и полезла бороться. Катя сунулась их разнимать, но ее сил для этого явно не хватало, и вскоре она оказалось третьей стороной в потасовке. Куча-мала каталась по линолеуму, участники сражения с переменным успехом старались принудить неприятелей к сдаче. Больше всех доставалось Гвоздю, но он не собирался сдаваться.
Генерал мрачно вздохнул:
– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не кололось…
– Совершенно согласен, – ответил ему Немо.
Боевая ярость нарастала. И двух минут не прошло, как идеальный порядок, наведенный Гвоздем, превратился в идеальный хаос. Даня отрешенно наблюдал за этой сценой. Наконец Катя получила от кого-то локтем по губам, и линолеум окрасился алыми пятнами. Данино терпение лопнуло.
– Немо! – сквозь зубы процедил он.
Через несколько секунд Катя лежала на диване с гримасой мученичества на лице, а Тэйки и Гвоздь извивались в воздухе, пытаясь как следует пнуть Немо, поднявшего их за воротники над полом.
– Почему ко мне всегда притягивало кретинов?
– Сам кретин, Данька!
– Подобное тянется к подобному, ДРУГ мой…
– Отпусти их, Немо.
Бац! Бац! Тэйки приземлилась на ступни, а Гвоздь – на утомленное койкой седалище. Катя нарушила идиллию веселого идиотизма:
– Как ты себя чувствуешь, Гвоздь?
Невидимая тряпка стерла улыбку с лица мастера.
– Вам, ребята, серьезно ответить или как?
Генерал ответил:
– У меня к тебе вопросов нет, Гвоздь. Ты знаешь.
– Знаю. Как насчет остальных?
Откликнулась Катя:
– Извини. Можешь не отвечать. Просто я о тебе беспокоюсь.
– Ладно… Ладно. От некоторых вещей нельзя избавиться навсегда и со стопроцентной гарантией… Это понятно?
Катя кивнула, а Тэйки скорчила недовольную рожу.
– Но в ближайшее время, если ничего экстраординарного не случится, дурь мне не понадобится.
– А «страдинарного» – это что, Гвоздь? – заинтересовалась Тэйки.
– Это если ты вдруг оденешься не в красное, а в синее, юная упырица. Тогда, считай, привычному миру пришел конец.
Ф-фырк!
И вдруг Катя сказала тихо и серьезно:
– Мое сердце полно радости за тебя, мастер…
Из всей команды лучшим поваром по справедливости считался Даня. Но он почти никогда не готовил: стряпней занималась Катя (это было неплохо), следующее место занимал Немо (и это было съедобно, но иногда похоже на питательную бумагу), а Тэйки замыкала колонну. Когда-то ей позволяли готовить… а потом перестали позволять.
Гвоздь по части кулинарии был неприхотлив и непредсказуем. Ел то, что в данный момент располагалось ближе всего ко рту, готовил редко, а когда все-таки готовил, мог сотворить и шедевр, и полную отраву, но чаще всего, начав возиться с продуктами, прерывал это занятие на середине, увлекшись какой-нибудь идеей, забывал о готовке, а потом с чистой совестью отправлял в помойку пригорелое-переваренное-протухшее.
В тот вечер случилось доброе чудо: генерал, засучив рукава, создал праздничный пирог, а потом сварил такой кофе, какого не пивал, наверное, и сам гоблинский каган.
Так вот, генерал и мастер с двумя последними кусками пирога и двумя кружками кофе заперлись в арсенале для приватной беседы. Даня сказал:
– Гвоздь, у меня к тебе разговор… не для всех.
– Ё! – только и смогла сказать Тэйки.
Катя подошла к мастеру, склонилась и поцеловала в щеку.
– Признаки новой жизни, старик? – шутливо спросил Даня.
– Просто в дом вернулся хозяин. Теперь тут будет больше порядка. Готовьтесь, люмпены.
– А ты не обзывайся! – откликнулась Тэйки. – Тоже мне, трансформатор нашелся…
Гвоздь от хохота едва не упал с дивана.
– Ты еще и ржать надо мной вздумал?
Тэйки скинула оружие, отстегнула кое-какую походную мелочевку и полезла бороться. Катя сунулась их разнимать, но ее сил для этого явно не хватало, и вскоре она оказалось третьей стороной в потасовке. Куча-мала каталась по линолеуму, участники сражения с переменным успехом старались принудить неприятелей к сдаче. Больше всех доставалось Гвоздю, но он не собирался сдаваться.
Генерал мрачно вздохнул:
– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не кололось…
– Совершенно согласен, – ответил ему Немо.
Боевая ярость нарастала. И двух минут не прошло, как идеальный порядок, наведенный Гвоздем, превратился в идеальный хаос. Даня отрешенно наблюдал за этой сценой. Наконец Катя получила от кого-то локтем по губам, и линолеум окрасился алыми пятнами. Данино терпение лопнуло.
– Немо! – сквозь зубы процедил он.
Через несколько секунд Катя лежала на диване с гримасой мученичества на лице, а Тэйки и Гвоздь извивались в воздухе, пытаясь как следует пнуть Немо, поднявшего их за воротники над полом.
– Почему ко мне всегда притягивало кретинов?
– Сам кретин, Данька!
– Подобное тянется к подобному, ДРУГ мой…
– Отпусти их, Немо.
Бац! Бац! Тэйки приземлилась на ступни, а Гвоздь – на утомленное койкой седалище. Катя нарушила идиллию веселого идиотизма:
– Как ты себя чувствуешь, Гвоздь?
Невидимая тряпка стерла улыбку с лица мастера.
– Вам, ребята, серьезно ответить или как?
Генерал ответил:
– У меня к тебе вопросов нет, Гвоздь. Ты знаешь.
– Знаю. Как насчет остальных?
Откликнулась Катя:
– Извини. Можешь не отвечать. Просто я о тебе беспокоюсь.
– Ладно… Ладно. От некоторых вещей нельзя избавиться навсегда и со стопроцентной гарантией… Это понятно?
Катя кивнула, а Тэйки скорчила недовольную рожу.
– Но в ближайшее время, если ничего экстраординарного не случится, дурь мне не понадобится.
– А «страдинарного» – это что, Гвоздь? – заинтересовалась Тэйки.
– Это если ты вдруг оденешься не в красное, а в синее, юная упырица. Тогда, считай, привычному миру пришел конец.
Ф-фырк!
И вдруг Катя сказала тихо и серьезно:
– Мое сердце полно радости за тебя, мастер…
Из всей команды лучшим поваром по справедливости считался Даня. Но он почти никогда не готовил: стряпней занималась Катя (это было неплохо), следующее место занимал Немо (и это было съедобно, но иногда похоже на питательную бумагу), а Тэйки замыкала колонну. Когда-то ей позволяли готовить… а потом перестали позволять.
Гвоздь по части кулинарии был неприхотлив и непредсказуем. Ел то, что в данный момент располагалось ближе всего ко рту, готовил редко, а когда все-таки готовил, мог сотворить и шедевр, и полную отраву, но чаще всего, начав возиться с продуктами, прерывал это занятие на середине, увлекшись какой-нибудь идеей, забывал о готовке, а потом с чистой совестью отправлял в помойку пригорелое-переваренное-протухшее.
В тот вечер случилось доброе чудо: генерал, засучив рукава, создал праздничный пирог, а потом сварил такой кофе, какого не пивал, наверное, и сам гоблинский каган.
Так вот, генерал и мастер с двумя последними кусками пирога и двумя кружками кофе заперлись в арсенале для приватной беседы. Даня сказал:
– Гвоздь, у меня к тебе разговор… не для всех.