Клерон Кирилл. Вампиры в Москве

   (— да, Отмычка, если когда и надо думать, так это сейчас, хотя что тут думать! — плохи твои дела, просто хреновы, бросил корешей в беде, бросил, как последняя мразь, как сука. если выживут Запал и Каратыш, ноги с корнем оторвут — это образно, на самом деле даже подумать страшно, что сделают, вот если не выживут, еще можно что-нибудь наплести братве, например, будто высадил их около редакции — собирались с Арменом по-свойски потолковать, а сам отъехал по делам, по каким делам? конечно, по общим — ненавязчиво предложить услуги одному удачливому челноку, возящему из Польши барахло, договорились с пацанами встретиться в Праге в 23.00. и куда они запропастились?! но если выживут…)
   Как часто мы старательно обдумываем уже давно решенное за нас! Какие мы наивные!
   Мерседес плавно тронулся с места, словно тоже пребывал в задумчивости, словно его хозяин. И конечно, ни машина, ни водитель не заметили, как с высокого тополя, качающегося под порывами ветра, отделилась крупная тень и плавно устремилась вслед ними.
   На пустынной набережной Отмычка слегка надавил на газ и послушная машина начала ускоряться, как вдруг, словно маленький метеорит, прямо на лобовое стекло отвесно упал основательный булыжник.
   (наверно, именно такой использовал пролетариат в качестве оружия)
   Стекло рассыпалось и небольшой осколок попал прямо в глаз беглому пацану. Он успел только матюгнуться и машинально заморгал, как весь обзор не пострадавшего глаза заслонила огромной величины птица, то ли черного, то ли серого цвета. Именно она мгновение назад разжала мощные когти, в которых несла камень, а теперь сидела на бампере, прямо перед лицом ошеломленного Отмычки, сидела, вопросительно скосив голову:
   (— ну и как, далеко ты уехал?)
   С ее глазами все было в полном порядке и они зловеще блестели, как два уголька среди золы.
   Отмычка бессловесного вопроса не понял. И тогда, в качестве дополнительного аргумента для ускорения ответа, птица вытянула шею, прицелилась и метко клюнула в оставшийся глаз.
   Так же больно, хотя и менее болезненно, Отмычку уже однажды клевали. Это произошло в деревне, куда он поехал на каникулы после первого класса. Вынужденный весь год сидеть под надзором строгих родителей, на воле он отрывался по полной — бабка и дед в нем души не чаяли и позволяли практически любые шалости.
   Помимо набегов на соседние сады и огороды и купания до посинения в пруду, юный Отмычка обожал гонять по двору домашнюю птицу, в испуге разбегавшуюся при первом его появлении. Лишь несколько матерых гусей были смелее остальных и, во время ответной атаки, один здоровенный экземпляр больно клюнул прямо в пупок. Крик стоял дикий и долгий. Подоспевший дед кое-как остановил кровь, замазал ранку йодом и заклеил пластырем, а потом поймал гуся-обидчика, привязал к забору и дал Отмычке хворостину, чтобы тот отомстил:
   — Чтобы моего внучонка больше не смел трогать.
   Отмычка же подождал, пока дед пропадет из поля зрения, заменил хворостину на обломок железного прута, лежащего поблизости и забил несчастного гуся до смерти. При этом осатанело колошматя по кровавому месиву прутом и надрывно приговаривая:
   — На тебе, гадина, на тебе!
   От проникающей в глубь глаза боли, Отмычка на секунду отключился, а машина потеряла управление, резко завиляла и, врезавшись в невысокое ограждение набережной, проломила железную решетку. Вместе со своим незадачливым штурманом она нырнула под воду.
   Отменная реакция и шустрость и на этот раз пригодились Отмычке, очень даже пригодились. Сквозь проем, образовавшийся на месте выбитого лобового стекла, он умудрился вынырнуть на поверхность реки и поплыть к берегу. И умение плавать ему пригодилось, очень даже пригодилось. Глаз, в который клюнула чертова птица, ничего не видел, болел и сильно кровоточил, зато осколок стекла вроде как вымылся из второго. В любом случае, очертания берега виднелись на расстоянии рукой подать.
   Он доплыл бы, он бы обязательно доплыл. Глаз, конечно, вряд ли бы удалось спасти, хотя и это не исключено в руках умельца-Федорова. Да и нет худа .без добра — такие раны не позволят братве усомниться в, его храбрости, а уж соответствующую историю он наплетет. Тачку жаль, да угонит посвежее. В общем, жить можно.
   Он доплыл бы, обязательно бы доплыл, но все та же трепроклятая птица спикировала прямо на макушку, впилась в нее острыми когтями, словно абордажными крючьями и начала больно клевать, каждый раз вырывая с волосами кусочки кожи и мяса. Мощным боковым ударом клюв пробил висок и кровь просто захлестала:
   (— да в ней можно захлебнуться!)
   Нет, захлебнуться можно в воде. Отмычка пробовал орать, но вместо этого лишь набрал полные легкие тухлой вонючей жидкости, именуемой речной водой. Пробовал махать руками, да что толку! Чертову птицу жалкими потугами не испугать, на то она и чертова. На то она так хорошо разбирается в своем гнусном ремесле.
   Последние силы покидали Отмычку, таяли, как крупинки сахара в крутом кипятке. Он все еще отчаянно барахтался, еще пробовал звать на помощь, но уже вяло и неубедительно. Вероятно, внутри успел включиться какой-то саморазрушительный механизм, без устали твердивший:
   (— ты не выплывешь, ты никогда не выплывешь. говоришь, все время сухим из воды выходил? — из этой не выйдешь, возьмешь и утонешь)
   Отмычка медленно уходил под воду. Его рабочий глаз смотрел в эту мутную черную субстанцию, ибо знал — это последнее, что ему суждено увидеть в своей ни за грош пропавшей молодой жизни. Казалось, он не хотел пропустить ничего — вдруг проплывет какая-то щепка или рыбка. Вся эта сущая ерунда неожиданно приобрела удивительную ценность, но нет. Вода оставалась столь же непроглядной, как вечная ночь, которая уже изготовилась его поглотить.
   Удивительно, какие глупости приходят к нам в голову в последние секунды жизни — ничуть не умнее тех, что приходили все долгие годы до того. Вот и последней мыслью утопающего промелькнуло не совершенно банальное в столь плачевной ситуации:
   — Господи, грешен! Помилуй меня!
   а прикольная фраза, услышанная от кореша на пышных похоронах пожилого авторитета, словившего третий и последний инфаркт верхом на своей молодой любовнице, студентке Гнесинки:
   (— отыгрался хер на скрипке!)
   А потом наступило… Нет, этого я уже не знаю. Скорее всего, потом не наступило ничего.
   Сделав прощальный круг над последними кругами в том самом месте, где'бесславно закончил свой жизненный путь хитрый, но трусливый Отмычка, стряхнув воду с перьев, Джике взял курс прямиком на редакцию. Там как раз начиналось пиршество и оставалось еще полчаса, пока кровь не начнет сворачиваться и не станет мертвой. А это уже второй сорт!
   Раду благосклонно выслушал сообщение о кончине незадачливого беглеца и допустил героя к его доле ужина. Сам же, уже утолив голод, удобно расположился в кресле Армена. Сытость способствует активизации философского выброса не только у людей:
   — Вот это называется взаимопомощью, удачливым симбиозом двух различных биосистем. Мы помогли Армену избавиться от нахальных бандитов, а он помог накормить нас, не выходя из офиса. И, кстати, снабдил изрядной суммой местной валюты — у самого говорливого братка кейс деньгами под завязку набит. А во втором кейсе еще интереснее — бомба.
   — Настоящая?
   — Похоже. Если кое-что доделать, так знатно рванет, что всех нас на кусочки разметает.
   — Да уж, от века в век все больше опасностей подстерегает…
   Джике интересовало другое:
   — А их будут искать?
   — Ты о ком спрашиваешь, о деньгах, бомбе или хулиганах?
   — Кому они нужны, эти хулиганы?! О деньгах.
   — Все возможно. Поэтому тела надо отсюда срочно убрать, а следы крови замыть. И выкинуть все гильзы от пуль. Значит, один уже плавает в реке?
   — Да…
   — Ну, так за компанию, чтоб ему особенно скучно не было, выкинь и этих:
   (— удачная шутка, могли бы и рассмеяться)

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЛУЧАЙ

   Что ты тревожишь, брат
   Помни, здесь царствует случай
   Если сомнения мучают
   Лучший твой шаг — наугад.

{Книга книг, Судьба и случай)

 
   Уже на третий день после успешно проведенной разборки, Армен постучал кодовым стуком Спартак — чемпион в дверь своего бывшего «офиса». За ней послышались крадущиеся шаги, посетителя долго рассматривали в глазок, а потом приоткрыли створку и грубо втянули в помещение:
   (— все, пропал! какой кошмарный мордоворот! обещали же бандиты прислать Мясника — это наверняка он…).
   Но послышался успокаивающий голос Раду:
   — Не бойся, Армен, это свои ребята. Они только с виду такие грозные, но без причин не тронут. Их ведь пока нет, этих причин?!
   Своими, судя по всему, являлись мордоворот, открывший дверь и его близнец, раскладывающий на столе пасьянс. Вначале они хищно уставились на бледного редактора, но теперь потеряли к визитеру интерес.
   — Ну, как вам здесь живете? — слова у напуганного Армена связывались с трудом, словно это он являлся иностранцем.
   — Твоими молитвами. Все хорошо, просто замечательно. Друзья твои, кстати, приходили, бомбу приносили.
   — Какие еще друзья? Какая бомба?
   — Рэкет.
   Армен еще сильнее напрягся — эти бычары пугали его куда больше всей земной нечисти. И всей космической.
   — Не переживай. Больше они не придут. Никогда. Ведь правда, Нику?
   Тот, кого Раду назвал Нику, пакостно ухмыльнулся и довольно облизнулся, как сытый кот:
   — Правда, хозяин. Хотя тот, блондинчик, крепкий попался. Никак голова не хотела сплющиваться.
   — Ну, ладно. Теперь оставьте нас. Разговор ведь приватный?
   Армен кивнул, мордатые повиновались. Раду же вновь начал внушать Армену свою исключительность — больно задело его самолюбие и несколько пренебрежительное отношение, продемонстрированное в прошлый раз:
   — Мне кажется, ты ничего не понял. Поэтому повторю, интересно тебе это или нет, что я вампир Раду, старший сын Дракулы. Живу уже более 400 лет, питаюсь кровью.
   — Значит, существуете?
   — Существуем.
   — А лохматая Несси, зеленые инопланетяне, бермудский треугольник — они тоже существуют?
   — Не знаю. Мне это по барабану. И не надо все смешивать в одну кучу. Ну, давай о деле. Ты готов слушать?
   — Да за этим и пришел…
   — Так вот, у меня есть брат-близнец, с которым я не виделся много лет. Сейчас он живет где-то в Москве. Я ищу брата и щедро заплачу тому, кто поможет с ним встретится.
   — Он тоже…
   — Да, он тоже вампир.
   — Я слышал об одном экстрасенсе, который по фотографии может попробовать определить местонахождение вашего брата. Я как раз собираюсь взять у него интервью, ну и заодно…
   — Когда мы расставались, фотоаппарат еще не изобрели. К тому же, нас нельзя сфотографировать, мы не отбрасываем тени и не переносим солнечный свет. Удивляюсь твоей необразованности — уж ты-то должен прекрасно владеть этой темой. Кстати, та статья о выставке, которую ты впопыхах оставил на столе — я там кое-что дописал. Подправь грамматику и печатай.
   — Спасибо. А по поводу образованности, я читал, что не все так однозначно. Например, что после сытного ужина вампир может некоторое время пребывать на солнце.
   — Чушь!
   — Возможно. Но как же тогда искать вашего брата? Нет никаких зацепок.
   — Одна есть — выставка, но он уже успел там побывать.
   — Негусто.
   — Есть еще одна.
   — И какая?
   — Его величество случай.
   Больше недели пребывал Раду с своими помощниками в помещении редакции, но ни на йоту к следующему этапу не приблизился. И даже мыслей никаких, как и где искать затаившегося брата. Не давать же объявление:
   Йон из Ваплахии. Тебя ищет брат. Позвони…
   Немного выручал телевизор, купленный рядом с метро у какого-то забулдыги или воришки. Хотя в Италии или даже в Венгрии программы интереснее. А здесь, судя по всему, интереснее жизнь. Того взорвали, этого убили. И опять сообщали об очередном обескровленном теле. Грубовато брат работает, постарел, что ли?! И работает ведь где-то рядом, да зуб неймет. Хотя и око не видит.
   И неизвестно, сколько бы тянулось это томительное ожидание, не примчись однажды вечером Армен с горящими глазами. Всем своим видом он являл крайнее довольствие, будто вся страна подписалась на его газетенку:
   — Ну, чем порадуешь?
   — Я нашел вашего брата, по крайней мере человека, похожего на вас, как две капли воды.
   — Человека? Смешно… Ну, рассказывай, кого и где нашел.
   Если и раньше Раду особо ничему не удивлялся, то после истории с Ладонью уже легко допускал любые совпадения. А почему, собственно говоря, совпадения — может это сама судьба ведет его путем обладания секретом Локкуса?!
   — Помните, я рассказывал об экстрасенсе Гарольде, которому хотел показать вашу фотографию?
   — Ну…
   — Так вот, пошел я брать у него интервью, еле-еле уговорил десять минут выделить этого новоявленного Нострадамуса. Думал, нашу беседу в свежем номере запустить, даже заглавие классное придумал:
   На вопрос:
   — Какое будущее у нашей газеты?
   ясновидец Гарольд уверенно ответил:
   — Она будет процветать
   Живет Гарольд на восьмом этаже, первая дверь направо — так мне объяснила его секретарша, лифт не работал и я, пока поднимался к нему, задумался… Ну, в общем, по ошибке один этаж не дошел и позвонил не в ту квартиру. Открывает долговязый мужчина, спрашивает:
   Вы, надеюсь, сантехник? Заждались. Опять этот прозорливец забыл кран закрыть, только посмотрите — всю ванну затопил!
   А я уставился на него и слова разумного вымолвить не могу. Точная ваша копия. Один в один. И взгляд такой же, словно голодный удав на кролика смотрит. Только…
   — Только что?
   — Вроде усталый какой-то.
   — И что дальше?
   — Да ничего. Пролепетал я, что малость ошибся и иду к Гарольду, а он возьми и пробурчи:
   Проходимец этот ваш Гарольд, жулик и проходимец. Просил его найти мой талисман, так он даже и браться не стал. Не хочу, говорит, соседу голову морочить.
   (— вот это да!):
   — Так почему же проходимец?
   — Вот и я не понимаю — почему это проходимец? Совершенно честно признался, что жулик.
   — Как похоже на брата! Всегда страдал излишней принципиальностью. Годы и даже века таких не меняют. Так какой у нeгo aдрec?
   — Вот, я все написал.
   — А номер телефона?
   — Завтра узнаю…
   — Ну, тогда до завтра.
   Удачливый редактор, однако, уходить не торопился. Раду не стал разыгрывать непонимающего:
   — Что ж, если ты ничего не приврал и не напутал, это он, собственной персоной. Получи честно заработанное.
   Армен скромно и застенчиво оттопырил большим пальцем карман пиджака. Сказывалась давняя привычка швейцара советской гостиницы Советская.

ВСТРЕЧА

   Исключая бульварную теорию восстания из мертвых после Страшного суда, можно уверенно утверждать, что люди не могут встретиться через сто лет на земле. Через сто лет на земле могут встретиться лишь черепахи Галапагосских островов, могут встретиться и вампиры.
   Ресторан Тренмос, один из самых популярных в кабацкой Москве того времени, принимал двух весьма необычных посетителей. Заранее заказав отдельный кабинет и оплатив изрядное количество дорогостоящих блюд из большого меню, они настоятельно просили халдеев не беспокоиться и появиться лишь через час. И вот сейчас посетители пристально разглядывали друг друга.
   Время сделало их совершенно чужими, увеличив трещину, образовавшуюся еще в Валлахии, до размеров огромной пропасти, но Раду смотрел на Йона, чтобы в нем рассмотреть себя. Вместо зеркала. Неужели и он так постарел, неужели у него появились морщины? А, собственно, чему удивляться — уже далеко не мальчики. Йон смотрел на Раду по другой причине — он пытался понять, что же привело брата сюда:
   — Чем обязан нашей встречи? Соскучился? Будем говорить о жизни?
   — Насчет соскучился — не уверен, что же касается разговоров о жизни — надеюсь, у нас еще будет время и возможность поговорить на эту. К сожалению, сейчас я тороплюсь и хочу сразу перейти к делу.
   — У нас есть совместные дела?
   — Видимо, теперь есть. По крайней мере, у меня к тебе. Я долго искал тебя, так уж изволь выслушать. Я понимаю, тебе удалось раздобыть средство Локкус.
   — Да.
   — Надсади?
   — Да.
   — Он умер?
   — Да.
   — Ты не многословен. Почему он умер, ведь по договоренности должен был стать вампиром?
   — Он уже умирал и не принимал мою кровь. Впрочем, его кончине совершенно не огорчился. Так в чем же дело?
   — Если вкратце — поделились со мной секретом средства.
   — Я не знаю секрета.
   — Поясни.
   — Мне не известны его составляющие, даже приблизительно. Надсади не захотел или не успел об этом рассказать. Я пользуюсь жидкостью из графина, который взял в его замке. Сейчас осталось чуть-чуть. Химический анализ несколько раз пытался сделать, но безуспешно, только напрасно перевел.
   — Ты что-то темнишь. Как это можно пользоваться столько лет одним графином?
   — Можно. В год нужно всего несколько капель… Возможно, если потреблять Локкуса больше, то гуще станет тень или контрастней изображение в зеркале или фотопленке, но я экономлю.
   — И много осталось?
   — Мне и жене лет на 60.
   — Ну и если ты поделишься со мной, чтобы каждому по сорок?
   — Это неразумно. А что ты будешь делать дальше, когда эти годы пройдут?
   — Дальше видно будет. Встречный вопрос — а ты что будешь делать? Ведь и шестьдесят лет тоже скоро закончатся.
   — Не знаю. Если пить Локкус недолго, может и не так опасно в какой-то момент прекратить прием, но в нашем организме произошли уже серьезные и необратимые изменения. Поэтому, поделившись с тобой, мы просто укоротим себе жизнь. Так что вынужден отказать.
   — Говоришь ты логично, но на меня эта логика не действует. Я проделал слишком долгий путь, отслеживая твои следы, чтобы так вот запросто отказаться.
   — Отказаться от чего? Локкус тебе не принадлежит…
   Раду разочарованно протянул:
   — Вот тебе и братик… Жадина…
   — Брось, Раду, претворяться. Ты здесь не из-за родственных чувств.
   — Ты прав. Но иногда чувствую себя так страшно одиноко. Мне же, в отличии от некоторых везунчиков, не повезло создать семью. Так вот и бываете, кому-то и жена, и дите, и Локкус, а кому-то — ничего.
   — Какая осведомленность.
   — Стараюсь. Чисто случайно видел, как счастливая семейка выходит из подъезда. Кстати, а как поживает маленький детеныш-вампиреныш? Он ведь не так дано у тебя, не так ли? Девочка, если не ошибаюсь? Забавно…
   Йона беседа начала раздражать.
   — Забавно это или нет — не твое дело. В любом случае, моя жизнь протекает в соответствии с Правилами, которые существуют тысячи лет. А твое желание все делать по-своему уже стоило жизни отцу и Мириам.
   — Это не так. Я не виноват в их смерти…
   — Неужели? А кто?
   — Все подстроил Эмиль. Я был далеко от замка, когда он убил и искромсал двух девушек, обронив рядом с их телами мои четки. Он же подбил Арефу на бунт и показал, как проникнуть в склеп. С ним рассчитался Джелу, ты должен его помнить, пищу в замок поставлял. Привез мне в Италию заспиртованную голову предателя. Мы ее высушили и играли в футбол. Если не веришь, мои слуги могут подтвердить.
   — Твои слуги? Что это у тебя за слуги-долгожители?
   Раду проговорился. Он не предполагал рассказывать о братьях Кастильо, но и выдумывать ничего не хотелось. Разве не может позволить себе говорить правду?
   — У меня есть два верных помощника — можно их назвать и слугами.
   Ты сделал их вампирами?
   — Да!
   — Но кто тебе дал право?!
   — Я же сказал, что следую только своим правилам. И следую только им. А точнее — у меня нет никаких правил. И никакого желание ни перед кем-то отчитываться или оправдываться. Последний раз меня стыдил отец, и после этого я покинул Келед. Теперь ты перехватил эстафету?!
   Раду недружелюбно оскалился и принялся демонстративно разглядывать лепной потолок. Йон же использовал паузу, чтобы переварить столь неожиданную информацию. Итак, все эти годы он напрасно возлагал на брата вину за смерть сестры и отца. Допустим, он ошибался. Хотя, как сказать — не встань в свое время Раду на защиту Эмиля. Но все это в прошлом, а что сейчас? А сейчас Раду со своими слугами охотятся за Локкусом. Его Локкусом.
   Виновник столь безрадостных размышлений прекратил разглядывать потолок. У него остался в запасе единственный мирный аргумент — Ладонь, и теперь самое время им воспользоваться:
   — Йон, я все понял. По-братски ты не желаешь со мной делится — бог тебе судья. Но у меня есть кое-что принадлежащее тебе и я готов поменяться. Даю в обмен Руку и Сердце.
   — Брось дурачиться. О чем ты?
   Раду с довольным видом выложил на столь фотографию Ладони, на которой явственно виднелась монограмма J.
   — Как достал?
   — Дело случая. А как ты ее лишился?
   — Не важно. Ладонь мне нужна, она мне дорога, но не настолько. Это всего лишь память, а Локкус — это жизнь.
   — То есть, не хочешь.
   — Можешь считать и так.
   — Это твое последнее слово?
   — Да.
   Раду слегка расстроился отказом, но что делать — война, так война. Да и мериться силами с людьми скучно — слишком разные весовые категории! Посмотрим, сможет ли ему противостоять брат. Он не хотел смерти Йона — земля велика и людской крови всем хватит. Но есть ли альтернатива?

ДЕЛОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

   За пару дней до окончания выставки, Йон снова пришел в ЦДХ. Народу уже совсем немного, основные желающие и жаждущие посетители давно отметились, а по второму разу — это слишком. Теперь попадались лишь случайные зеваки, забредшие с иных экспозиций. Вход стал бесплатным, да и значительную часть экспозиции уже свернули. Следующая выставка намечалась в Ленинграде, далее — Хельсинки.
   Йон собирался подкатить к Лилиан издалека, но, не увидев Ладони в дальнем зале, решил особо не мудрствовать:
   — Добрый день.
   — Вы говорите по-румынски?
   — Да, и хочу немного пообщаться с вами.
   — Пожалуйста.
   — Могу я узнать, куда делась Ладонь?
   — А почему это вас интересует?
   — Хорошо, спрошу иначе: Ее украли?
   — Нет, но дважды уже пытались. Пришлось ее спрятать в надежном месте. А почему вы спрашиваете?
   — Это весьма длинный разговор. Давайте встретимся в более спокойной обстановке.
   — Если вы предлагаете романтическое свидание…
   — Нет, рад бы, но нет. Сегодня я по другой части.
   — По части Ладони?
   — Можно сказать и так.
   — Ну что ж, здесь внизу работает бар, можно встретится там через полчаса. Но если будет неинтересно, предупреждаю — уйду. И чтобы без обид.
   — Какие могут быть обиды!
   — Тогда, до встречи.
   Полчаса ожидания Йон провел в баре ЦДХ, потягивая белый мартини с соком и .пытаясь понять, что именно он скажет Лилиан. Мысли в голову не лезли, а те, которые лезли, никак не хотели связываться воедино. Намечался очередной экспромт.
   Лилиан пришла почти без опоздания. Йон отметил, что она слегка подкрасилась. Забавно, может, она и не особо возражала, чтобы он оказался по этой части.
   Галантно пододвинув ей стул и заказав коктейль, Йон приступил:
   — К сожалению, я не могу рассказать вам все до конца и быть полностью честным. Этому есть причины и очень веские. Можете считать, что я связан обетом молчания. Моя информация такова — пока у вас находится Ладонь, вам угрожает смертельная опасность. Если ее не украли с этой экспозиции, то похитят со следующей, а если будете хранить ее у себе дома, то за вашу жизнь я не дам и ржавой леи.
   — Я уже заказала точную копию…
   — Это бессмыслица. Никакая копия не будет обладать теми же свойствами и никогда не введет в заблуждение этого… Назову его Ценителем.
   — Вы говорите о появившемся силуэте?
   — Да, да. Камень, находящийся в Ладони, уникален, вдобавок летучая мышь проявляется только при определенных условиях. Если я правильно понимаю, впервые вы увидели ее в Москве?
   Лилиан становилось все интереснее:
   — Да, именно здесь. А почему это произошло?
   — Именно здесь, в Москве, до вашего появления, уже находилось две Ладони, когда-то принадлежащие сыновьям Дракулы — Раду и Йону. Когда все три Ладони рядом, в каждом из камней проступают эти очертания. И чем Ладони ближе, тем и очертания четче. Так вот, Ценителю для комплекта необходим только амулет Мириам и он ни перед чем не остановится, чтобы его заполучить.
   — Откуда вы это знаете? Я прочла, наверное, все издававшееся по этой теме, но…
   — Значит, это не издавалось.
   — Интересно. Но не слишком ли много специалистов по вампирологии здесь собралось?! Уж не моя ли выставка является причиной ажиотажа?
   — Несомненно.
   — Какая честь… Так может скажете, кто такой этот Ценитель?
   — Извините, но предпочту не отвечать, однако повторю
   — он очень опасен.
   — А вы?
   — По крайней мере, не для вас.
   — А вы можете объяснить, почему и в Москве и в Будапеште срабатывала сигнализация, но охрана никого не видела?
   — Да, могу. Но и этого делать не буду…
   — Тогда что вы хотите?
   — Купить вашу Ладонь и, думаю, вам стоит согласиться.