Страница:
Тут уже Николай не сдержался:
— Ах, какая ты умная-разумная, Ильинична — может диссертацию напишешь?! Подумаешь, крест с могилы пропал! А я вот лично думаю, что плотник Олег Гуртовой сам и стырил, недаром все свою работу нахваливал, да жаловался, что родственники-скряги мало заплатили. Теперь на другую могилку по второму кругу приладит. А может и цыгане на дрова пустили, в соседних Ельцах табором пять ночей стояли, половину кур поворовали. А ты всюду своих упырей видишь. Тьфу!
Объем дипломатизма в речи Николая снижался пропорционально объему выпитого. Остальные, в том числе и проигнорированный энциклопедист, предпочитали в дискуссию не вступать — уж больно тема специфическая.
Матушка возмутилась не на шутку:
— Да, конечно же, цыгане! Большей ерунды никогда не слыхала. Чушь собачья! На хрена им крест на дрова воровать, когда кругом валежника полно?! Да и кладбищ их воровское отродье уж больно боится — чует за собой грехи смертные, как бы раньше времени черти в ад не утащили А могилу Колькину кто разрыть пытался — тоже цыгане? Может, клад искали?
— Ну…
— Или на мясо покойничка с голодухи позарились?
— Ну почему же именно цыгане? Может крот или бродячая собака какая. Да хотя бы твой Проглот — наверняка не побрезгует.
И то верно — Проглот ничем мясным не брезговал. Остальные собравшиеся, хотя и помалкивали, но явно одобрительно относились к контраргументам Николая. В отличии от Ильиничны, им не доставляло ни малейшего удовольствия верить в соседство с такой гадостью. Да и умозрительная возможность повстречать однажды ночью по дороге в сортир Кольку-упыря не прельщала В том числе и его живого тезку, Николая, продолжащего подзуживать.
— Вот все у тебя хорошо, все вкусно… А ведь укропчик и малинка, которыми нас потчуешь, поди на своем любимом кладбище собирала.
— А я и не скрываю. Они там самые вкусные (кстати Марина Цветаева могла бы ее поддержать своими строчками Кладбищенской малины на свете слаще нет).
— Так может у тебя во дворе покойничков закапывать, все под боком будет — и упыри, и ароматные ягоды.
Та часть гостей, которая хоть как-то следила за ходом беседы, рассмеялась, закрепив идеологический перевес на стороне смутьяна. Единственной поддержкой и серьезным противовесом этим Фомам неверующим мог и должен был стать Алексей Безродный, без преувеличения, местная достопримечательность. Младший сын раскулаченного зажиточного крестьянина, пионер-герой второй мировой войны и нынешний горький-прегорький забулдыга.
Он уже лет десять зарабатывал на пьяную жизнь рытьем могил на Пеньковском, да и на нескольких соседних кладбищах. Да и работа эта трезвых не любит, да и трезвые предпочитают иные занятия, чем в стужу или слякоть ковыряться тупой лопатой в могильной земле.
Безродный от отсутствия заказов не страдал и практически не просыхал. Казалось бы, ну и пей себе на здоровье да молча делай скорбное дело, но вот она, человеческая гордыня — Алексей самопровозгласил себя знатоком и авторитетом загробной жизни. Обнаглел настолько, что грозился, если кто не литрой увожет, отказаться погребать при случае. Более того, он всячески изводил доходящих старичков и старушек своими поучениями о правилах перехода в «лучший мир». И в какой одежде необходимо представать пред очами Всевышнего, дабы стыдно не было, и какие вещи класть в гроб, и каким молитвам научить родственников. Словно действительно побывал там и получил четкие инструкции. Отсутствие даже самого захудалого священника в доступном радиусе необычайно усиливало позиции самозванца, но только не в глазах Ильиничны. Умирали хоть и часто, но не каждый день, а разговеться хотелось всегда. И тогда Беспалый шел к ней и униженно клянчил на опохмелку.
Вот к какому одиозному типу матушка обратилась за подмогой, метнув взгляд.
(— попробуй не поддержи, ни в жисть ни капли авансом не налью):
— Может и ты не веришь в вурдалаков?
А ведь он понял и расшифровал этот взгляд.
— Верю, верю.. ик! Еще как верю. Даже в самого господа бога ик! так не верю.. Даже в отца родного… А если кто сомневается…
Глаза Безродного мгновенно выкатились, налились кровью и выражали готовность номер один к выяснению отношений на кулаках со всеми желающими.
Ильинична брезгливо сморщилась.
(— вот ведь скотина, залил глаза, теперь ерунду порет)
Гости шустро заглатывали первачок, удовлетворенно крякали, закусывали огурчиками и расходились по домам, перешептываясь по дороге:
— Совсем у Ильиничны крыша съехала.
— Да, как бросил ее муженек, так и…
— При чем здесь муженек?! — сам был больной на всю голову. А Ильинична родилась такой, еще братца младшего своего все упырями пугала, аж писался, бедный.
— Кстати, а где он теперь?
— Говорят, живет в столице, в большие люди выбился, в академики…
— А…
Долго еще в пыльных оконцах не гас свет — обсуждение столь нетрадиционного события плавно перешло в семьи. Там споры разгорались тоже нешуточные, но не на надуманную тему, превратился ли Колька в поганого упыря или нет. Обсуждалось более насущное — успел ли он где-нибудь в надежном месте припрятать похищенные деньги или все их прокутил. Основная часть мужского населения сошлась во мнении, что все ушло на выпивку, да на городских девок. Женщины сомневались в подобном расточительстве — наверняка заначку оставил, а в промокшая записка ни что иное, как завещание. Бабы, какие же они дуры бестолковые!
Между тем, когда гости вразвалочку и, удовлетворенно икая и покрякивая, разошлись по домам, Ильинична сильно запереживала. Сегодняшний вечер не принес триумфа ни ей, ни ее идеям, а литра три как в сортир вылила! От этих мыслей аж сердце защемило, аж словно заноза метровая в него вошла. Нет, так не пойдет! Требовалось найти такое доказательство существования упырей, которое ни один местный «умник» не посмеет опровергнуть. И ведь он существовал, совершенно гарантированный метод — еще бабка рассказывала. Итак:
Берется кобыла-девственница и на нее усаживается девушка-девственница не младше 18 лет. В полнолуние кобыла с девушкой выводятся на кладбище и та могила, где кобыла споткнется и есть постоянное пристанище упыря. Кобылу можно одолжить в Дубках за бутылку, а девушка… Да хотя бы Машка Пенькова, должно быть, еще девушка. Если, конечно, собственный сынок уже не испортил — чегой-то больно часто хаживать к ней стал. Говорит, музыку послушать, да вид у него после этой музыки всегда больно довольный.
А пока Ильинична выпила 20 капель валерьянки, погрозила кулаком в сторону соседских домов, загадочно улыбнулась в сторону кладбища и улеглась чуток покемарить. Доброй тебе ночи!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
— Ах, какая ты умная-разумная, Ильинична — может диссертацию напишешь?! Подумаешь, крест с могилы пропал! А я вот лично думаю, что плотник Олег Гуртовой сам и стырил, недаром все свою работу нахваливал, да жаловался, что родственники-скряги мало заплатили. Теперь на другую могилку по второму кругу приладит. А может и цыгане на дрова пустили, в соседних Ельцах табором пять ночей стояли, половину кур поворовали. А ты всюду своих упырей видишь. Тьфу!
Объем дипломатизма в речи Николая снижался пропорционально объему выпитого. Остальные, в том числе и проигнорированный энциклопедист, предпочитали в дискуссию не вступать — уж больно тема специфическая.
Матушка возмутилась не на шутку:
— Да, конечно же, цыгане! Большей ерунды никогда не слыхала. Чушь собачья! На хрена им крест на дрова воровать, когда кругом валежника полно?! Да и кладбищ их воровское отродье уж больно боится — чует за собой грехи смертные, как бы раньше времени черти в ад не утащили А могилу Колькину кто разрыть пытался — тоже цыгане? Может, клад искали?
— Ну…
— Или на мясо покойничка с голодухи позарились?
— Ну почему же именно цыгане? Может крот или бродячая собака какая. Да хотя бы твой Проглот — наверняка не побрезгует.
И то верно — Проглот ничем мясным не брезговал. Остальные собравшиеся, хотя и помалкивали, но явно одобрительно относились к контраргументам Николая. В отличии от Ильиничны, им не доставляло ни малейшего удовольствия верить в соседство с такой гадостью. Да и умозрительная возможность повстречать однажды ночью по дороге в сортир Кольку-упыря не прельщала В том числе и его живого тезку, Николая, продолжащего подзуживать.
— Вот все у тебя хорошо, все вкусно… А ведь укропчик и малинка, которыми нас потчуешь, поди на своем любимом кладбище собирала.
— А я и не скрываю. Они там самые вкусные (кстати Марина Цветаева могла бы ее поддержать своими строчками Кладбищенской малины на свете слаще нет).
— Так может у тебя во дворе покойничков закапывать, все под боком будет — и упыри, и ароматные ягоды.
Та часть гостей, которая хоть как-то следила за ходом беседы, рассмеялась, закрепив идеологический перевес на стороне смутьяна. Единственной поддержкой и серьезным противовесом этим Фомам неверующим мог и должен был стать Алексей Безродный, без преувеличения, местная достопримечательность. Младший сын раскулаченного зажиточного крестьянина, пионер-герой второй мировой войны и нынешний горький-прегорький забулдыга.
Он уже лет десять зарабатывал на пьяную жизнь рытьем могил на Пеньковском, да и на нескольких соседних кладбищах. Да и работа эта трезвых не любит, да и трезвые предпочитают иные занятия, чем в стужу или слякоть ковыряться тупой лопатой в могильной земле.
Безродный от отсутствия заказов не страдал и практически не просыхал. Казалось бы, ну и пей себе на здоровье да молча делай скорбное дело, но вот она, человеческая гордыня — Алексей самопровозгласил себя знатоком и авторитетом загробной жизни. Обнаглел настолько, что грозился, если кто не литрой увожет, отказаться погребать при случае. Более того, он всячески изводил доходящих старичков и старушек своими поучениями о правилах перехода в «лучший мир». И в какой одежде необходимо представать пред очами Всевышнего, дабы стыдно не было, и какие вещи класть в гроб, и каким молитвам научить родственников. Словно действительно побывал там и получил четкие инструкции. Отсутствие даже самого захудалого священника в доступном радиусе необычайно усиливало позиции самозванца, но только не в глазах Ильиничны. Умирали хоть и часто, но не каждый день, а разговеться хотелось всегда. И тогда Беспалый шел к ней и униженно клянчил на опохмелку.
Вот к какому одиозному типу матушка обратилась за подмогой, метнув взгляд.
(— попробуй не поддержи, ни в жисть ни капли авансом не налью):
— Может и ты не веришь в вурдалаков?
А ведь он понял и расшифровал этот взгляд.
— Верю, верю.. ик! Еще как верю. Даже в самого господа бога ик! так не верю.. Даже в отца родного… А если кто сомневается…
Глаза Безродного мгновенно выкатились, налились кровью и выражали готовность номер один к выяснению отношений на кулаках со всеми желающими.
Ильинична брезгливо сморщилась.
(— вот ведь скотина, залил глаза, теперь ерунду порет)
Гости шустро заглатывали первачок, удовлетворенно крякали, закусывали огурчиками и расходились по домам, перешептываясь по дороге:
— Совсем у Ильиничны крыша съехала.
— Да, как бросил ее муженек, так и…
— При чем здесь муженек?! — сам был больной на всю голову. А Ильинична родилась такой, еще братца младшего своего все упырями пугала, аж писался, бедный.
— Кстати, а где он теперь?
— Говорят, живет в столице, в большие люди выбился, в академики…
— А…
Долго еще в пыльных оконцах не гас свет — обсуждение столь нетрадиционного события плавно перешло в семьи. Там споры разгорались тоже нешуточные, но не на надуманную тему, превратился ли Колька в поганого упыря или нет. Обсуждалось более насущное — успел ли он где-нибудь в надежном месте припрятать похищенные деньги или все их прокутил. Основная часть мужского населения сошлась во мнении, что все ушло на выпивку, да на городских девок. Женщины сомневались в подобном расточительстве — наверняка заначку оставил, а в промокшая записка ни что иное, как завещание. Бабы, какие же они дуры бестолковые!
Между тем, когда гости вразвалочку и, удовлетворенно икая и покрякивая, разошлись по домам, Ильинична сильно запереживала. Сегодняшний вечер не принес триумфа ни ей, ни ее идеям, а литра три как в сортир вылила! От этих мыслей аж сердце защемило, аж словно заноза метровая в него вошла. Нет, так не пойдет! Требовалось найти такое доказательство существования упырей, которое ни один местный «умник» не посмеет опровергнуть. И ведь он существовал, совершенно гарантированный метод — еще бабка рассказывала. Итак:
Берется кобыла-девственница и на нее усаживается девушка-девственница не младше 18 лет. В полнолуние кобыла с девушкой выводятся на кладбище и та могила, где кобыла споткнется и есть постоянное пристанище упыря. Кобылу можно одолжить в Дубках за бутылку, а девушка… Да хотя бы Машка Пенькова, должно быть, еще девушка. Если, конечно, собственный сынок уже не испортил — чегой-то больно часто хаживать к ней стал. Говорит, музыку послушать, да вид у него после этой музыки всегда больно довольный.
А пока Ильинична выпила 20 капель валерьянки, погрозила кулаком в сторону соседских домов, загадочно улыбнулась в сторону кладбища и улеглась чуток покемарить. Доброй тебе ночи!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВАЛЛАХИЯ 1694 ГОД
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Если сегодня не полениться, не пожалеть нескольких сотен долларов и пересечь три границы, можно приехать в город Бухарест. Там создается ощущение, что покойный, но, как говорят знатоки вопроса, все еще беспокойный, граф Дракула является прямо-таки национальным героем Румынии. Не больше и не меньше. Для нынешних потомков воинственных даков, вороватых цыган и еще черт знает кого, этот вампир куда большая Super Star, чем Иисус Христос, звезда более яркая и более выгодная. Да, да, я не оговорился в своем правдивом богохульстве — множество туристических агентств активно эксплуатируют эту таинственную тему, так сладко щекочущую дряблые нервы. И вовсе не надо тащиться за тридевять земель к вышколенным «людоедам» Новой Гвинеи или вальяжным «колдунам» Западной Африки — здесь все гораздо дешевле и не менее сердито (хотя, конечно, с Дракулой нельзя сфотографироваться в обнимку на память). Всего за 100-120 долларов вас с ветерком провезут по классическому маршруту Бухарест-Бистрица-Клужа-ущелье Борго. В глубоком и практически незаселенном ущелье, расположенном в сердце румынской Трансильвании, за дополнительные 10 долларов вам обязательно покажут изнутри фамильный замок самого знаменитого вампира на свете, проведут по мрачным и обветшалым залам, помогут спуститься в пустой склеп и сфотографируют на Поляроид на фоне разбитой гробовой доски с непонятными надписями. Еще всего 5 грин — и на целых полчаса вам неофициально разрешат «случайно» отделиться от экскурсии и самостоятельно побродить по темным переходам и галереям, попробовать ощутить дополнительный ужас одиночества.
Особо требовательные по части адреналина могут договориться остаться в замке на целую ночь. Им скажут, что это категорически запрещено, но за хорошую мзду постелют в крохотной гостевой комнатке со столь же крохотным зарешетчатым окошком под самым потолком, выходящим в запустевший и давно не плодоносящий яблочный сад. Острые ощущения, а может даже парочка поседевших волос обеспечены, а значит деньги потрачены не напрасно. Будет чем похвастаться!
На следующий день вы наверняка посетите местный ресторан У вампира, где характерно загримированные официанты никогда не спросят, желаете ли бифштекс с кровью или без. Обед обойдется раза в два дороже, чем в столице, но ведь не каждый день вы вкушаете пищу на том месте, где, по преданию, Дракула выпил кровь своей первой жертвы — местного священника. Приятного аппетита!
Да, да, самого приятного. Уже прожевали? А теперь послушайте: все это сплошной и бессовестный обман, ведь и румыны — не даки, не цыгане, и даже не черт знает кто. Румыны — это такая особая профессия, как правильно заметил еще весьма наблюдательный Бисмарк, и смысл этой профессии — содрать с вас как можно больше денег. И, желательно, на пустом месте. Граф Дракула никогда в Трансильвании не жил, он вообще не любил эти пологие лесистые горы из-за постоянной сырости и периодических землетрясений. Конечно, он неоднократно бывал там проездом или по государственным делам, ну да мало ли где он успел побывать за столько лет? Хотя, честно говоря, именно эта затерянная область Карпат наиболее богата леденящими кровь легендами о вампирах и оборотнях, что не могло не способствовать развитию всяческих суеверий. Обратимся к истории:
В начале 16 века, после разгромного поражения венгерского короля Лайоша от турецкого султана Сулеймана в битве при Мохаче, Венгрию поделили на три Части: одной стали править турки, другая досталась семейству Габсбургов, нас же интересует третья:
Сохранившая независимость Трансильвания по прежнему управлялась мелкими удельными князьками и баронами. Там постоянно полыхали междоусобные войны, поместья и замки переходили из рук в руки, границы и гербы перекраивались — творился полный средневековый беспредел. Поросшие лесом горные местности населяли глубоко религиозные и глубоко невежественные крестьяне. В общем, исключительно благоприятная почва для роста самых разных предрассудков, там они и расцветали буйным цветом. Тем более, что хотя Дракула в Трансильвании никогда не жил, он частенько охотился на местных жителей. А почему бы и нет? На фоне жуткой неразберихи, многочисленных банд жестоких грабителей и склонных к садизму господ, исчезновение нескольких крестьян не вызывало особого удивления или интереса — бог дал, бог взял. А уж кто именно выступает в роли бога, не столь и важно.
Граф Дракула жил в Валлахии — самом южном из трех румынских княжеств, не столь живописном, как другие, но наиболее экономически развитом. Жил около столицы Тырговиште, в мрачном и величественном замке Келед, которого уже давно нет. Его сожгли восставшие крестьяне, а остальные разрушения довершило безжалостное время. Но не возить же гостей на руины — этак и весь прибыльный бизнес накроется, если показывать одни обломки!
Предпоследним владельцем Келеда был воевода Матей, командовавший войсками короля Валлахии Владимира в его постоянных стычках с турками. К сожалению, Матей хоть и был знатного происхождения, но яркими полководческими талантами не блистал, вдобавок, силы турок обычно существенно превосходили его армию. После нескольких серьезных поражении, турецкий султан обложил всю страну непомерной данью, угрожая в любой момент разрушить ее столицу и превратить жителей в рабов.
Все это известно из учебников. Но вот о чем умалчивает всемирная история, так это о точном дне и часе, когда на прием к королю Владимиру явился некий господин аристократического вида, представившийся графом Владом.
Худощавый, бледный, с выступающими прожилками вен, острыми ястребиными чертами лица, глубоко посаженными темными глазами и синеватыми костлявыми пальцами, он преподнес стареющему монарху, обожавшему ценные рукописи и манускрипты, исторические сочинения Светония. В роскошном переплете из тисненой красной буйволиной кожи, с золотыми замком и пряжкой, эти тома и по сей день хранятся в запасниках Бухарестского исторического музея, по странной случайности еще никем не украденные. В восторге от поистине королевского подарка, Владимир любезно согласился принять графа, о существовании которого ранее не слышал ни он сам, ни кто-либо из придворных.
Влад, высказав почтение его величеству, церемонно поинтересовавшись здоровьем детей и супруги, быстро перешел к основной цели визита. Не терпящим сомнений голосом он пообещал разбить наглых турок, если ему доверят безраздельное управление войском. Казалось бы, ерунда какая-то: приходит неизвестно кто и претендует на руководство армией целого государства! Тем не менее, возможно, от безвыходности своего положения, Владимир практически сразу согласился на предложение странного визитера с немигающим пронзительным взглядом. Или истинная причина согласия и состояла именно в этом взгляде, который современники называли гипнотическим и магнетическим?
Впрочем, королевское любопытство относительно своего происхождения граф удовлетворил. Он являлся прямым потомком могущественного венгерского рода Драгонаров, ранее веками владевших многочисленными замками и обширными землями, ныне принадлежавшими австрийской короне. А еще тридцать лет назад, ими правил его отец, тоже Влад, погибший в битве с турками при Толошском перевале. Тогда-то в турецкий плен вместе с братьями и сестрами попал и десятилетний отпрыск. Из всего рода он выжил лишь один и недавно сумел бежать, поклявшись страшно отомстить своим тюремщикам.
Придворные советники и местные военноначальники, испуганные перспективой потери власти и денежных должностей, пытались отговорить короля от скороспелого назначения, но тот оставался непреклонен. Уже на следующий день был издал указ, озвученный глашатаями по всей стране, согласно которому управление войсками передавалось в руки графа. В его же полномочия включалось и свершение правосудия по законам военного времени и даже сбор средств на армию.
Что бы ни явилось истинной причиной неожиданного назначения, о нем Владимир никогда не пожалел. Через три месяца в битве при Снагове, в которой с обеих сторон участвовало более десяти тысяч человек, турок наголову разбили. В память об этом событии на месте сражения построили грандиозный монастырь из белого камня, ставший одной из крупнейших обителей того времени в Восточной Европе. В изрядно перестроенном виде он существует до сих пор, поражая воображение своими странными формами, плохо подходящими под какой-либо из известных архитектурных стилей. Впрочем, служение богу и чтение молитв недолго являлось единственным процессом, осуществляемым в его стенах. Быстро прибравший к рукам реальную власть в стране и проявивший всю свою кровожадную сущность, Влад переоборудовал несколько келий в камеры пыток. Оттуда, осужденных на казнь, предварительно долго и безжалостно терзаемых огнем и железом, выбрасывали с помощью метательного орудия в озеро, которое начиналось прямо у подножия монастыря и уходило за горизонт. Суеверные местные жители до сих пор якобы слышат крики мучеников сквозь толщу темной и холодной воды и предпочитают никогда не рыбачить после заката.
В Снаговском монастыре, по преданию, находится прах графа Дракулы — именно так, дьяволом, через несколько лет, стали называть Влада. Говорят, над его бездыханным телом вначале воздвигли большую мраморную плиту, ныне лежащую против царских ворот у самого алтаря. Она основательно выщерблена, ибо митрополит Филарет в 19-м веке приказал стесать все буквы и прочие опознавательные знаки типа фамильного герба — летучей мыши. Тогда же плита была переложена на вечное попрание или ради спасения несчастной души под ноги священника, когда тот выходит со святыми дарами. Останки же зловещего полководца, ранее находившиеся под ней, были залиты цементом и теперь, под заново настланным полом, сложно точно указать их место.
Впрочем, вся эта любопытная история с захоронением Дракулы в Снагове — очередной бесстыжий блеф, очередная мистификация досужих румын. Прах Дракулы, сожженного вместе с замком, уже давным-давно развеял ветер над водами совершенно другого озера в двухстах километрах от Снагова. Но, все по порядку:
После поражения в кровавой битве с новым воеводой Валлахии, разгромленные басурмане бежали в паническом страхе, побросав раненых и оружие, и долго пугали всех рассказами о жуткой судьбе пленных. Иногда их напополам разрубали мечами, но чаще всего сажали на острые осиновые колья. Влад, кстати, уверял, что столь беспримерной жестокости его научили сами турки во время многолетнего плена и приводил такой пример:
Как-то паша обнаружил пропажу с грядки нескольких огурцов. Заподозрив своих садовников, он приказал вспороть им животы и то ли в пятом, то ли в восьмом обнаружил непереваренные плоды.
Достаточно трудно предположить, что паша считает огурцы на грядках, но есть все основания считать, что именно Влад преподал запоминающийся урок жестокости демоническому русскому царю Ивану Грозному. Который, в свою очередь, воспринял его в соответствии с масштабами подвластной ему территории и собственного безумия.
Достоверно известно, что Иван Грозный зачитывался книгой посольского дьяка Федора Васильевича Куницына, посланника при дворе короля Владимира, которая называлась Сказание о Воеводе-Дракуле. Почитаем и мы:
Однажды объявил Дракула по всей Валлахии, чтобы к нему пришли все те кто стар, немощен, беден. И собралось бесчисленное множество нищих и бродяг. Дракула повелел собрать их в специально построенных хоромах, принести им вдоволь еды и вина. А потом приказал запереть хоромы и поджечь, и сгорели все люди. И так объяснил Дракула свой поступок:
— Пусть не будет нищих на моей земле, а все будут богаты.
Как-то обедал Дракула среди трупов, посаженых на кол, и в том удовольствие находил. Но слуга, подававший яства, терпеть не мог смрада и незаметно заткнул ноздри. Дракула же все увидел и приказал посадить слугу на кол, говоря:
— Там будешь высоко сидеть, и смраду до тебя будет далеко.
Пришли как-то к Дракуле турецкие послы и отказались снять головные уборы, говоря, что у них такой обычай. И приказал Дракула прибить тюрбаны к их головам большими гвоздями, злорадно поучая:
— Пусть не посылает султан свой обычай являть другим государям, которым он чужд, а у себя блюдет.
Во всех казнях лично участвовал воевода, со вкусом руководя процессом и даже подбирая колья — у кого чин выше, тому и кол длиннее, а то и с золочением острия. Массовость этих казней поражало воображение современников — ряды поднятых над землей агонизирующих и корчащихся тел простирались на километры. С тех пор напуганные басурмане, и сами-то никогда не церемонившиеся с пленными, прозвали жестокого воеводу Колосажатель, по-турецки — Казилку-бей, а по-румынски — Цепеш, от слова teapa (кол).
Около десяти лет Влад не знал военных и политических неудач, железной рукой уничтожая врагов не только вне, но и внутри страны, не только врагов, но и всех, имевших несчастье не приглянуться.
Одним из первых местных сановников на кол отправился бездарный воевода Матей со своей многочисленной родней, обвиненные в предательстве. Туда же отправились и все его слуги, обвиненные в потворстве предательству. Ранее принадлежащие Матею обширные земли и другое имущество конфисковали в пользу царской казны, откуда они перешли в собственность Влада. Вскоре он переехал в замок Келед, ставший его главной резиденцией на долгие годы. Тогда никто и не догадывался, на сколько долгие.
Турки, напуганные желанием Влада распространить свое влияние и на соседние страны, в конце концов предложили перемирие. Тогда-то Влад и продемонстрировал свои незаурядные дипломатические способности, заключив несколько выгодных государственных договоров. По одному из них, султан гарантировал Валлахии независимость и выплату изрядной компенсации за причиненный ранее ущерб, по другому — вернул всех пленных и пообещал поощрять взаимную торговлю.
Верой и правдой служил Влад королю все эти годы, но вскоре в его характере стали происходить серьезные изменения. Продолжая столь же активно казнить и выдумывать новые пытки, он неожиданно перестал посещать светские приемы в королевском дворце, устраивать любимые соревнования по скачкам и даже выезжать на соколиную охоту. Не откликался и на заискивающие предложения местных вельмож и правителей соседних стран и областей приехать с визитом. И все больше мрачнел. Казалось, его что-то сильно тяготит и беспокоит. Что-то гложет изнутри.
И вот, во время очередной аудиенции у короля, Влад настойчиво попросил позволения монарха уехать в восточную Венгрию по личным делам. Владимир, не чаявший души в непобедимом воеводе, да и слегка побаивающийся его свирепого нрава, не отказал.
Отсутствовал Влад несколько месяцев, а вернувшись, наглухо заперся в своем замке, перестав показываться в столице. Говорят, так странно на него подействовало длительное пребывание в древней и таинственной стране даков.
Отставшие в развитии от остальной Европы на несколько веков, эти места были в прямом смысле слова забыты как христианским богом, так и христианским дьяволом. Языческая религия не желала их короновать вместо таинственной и кровожадной богини непроходимых лесов Мнеллики. Среди священных дубов и каштанов по-прежнему исполнялись древние —и жестокие ритуалы посвящения солнцу и луне. Драконы и оборотни, несмотря на изгнание заезжими епископами, все также населяли болота и чащобы и являлись по первому зову могущественных колдунов. По крайней мере, так думали темные и запуганные местные жители.
Именно оттуда вернулся Влад и сразу же изменил привычный уклад своей жизни. Он полностью отошел от государственных дел, в которых в какой-то момент даже подменил короля. Он, отмечавший шумным пиром каждую победу, перестал приглашать гостей и разогнал большую часть прислуги, челяди, лакеев. Внутри замковой стены, где располагалось много мастерских, особенно оружейных и гончарных, где работали мельница и пекарня, стало пусто. Всем ремесленникам пришлось поискать для своего бизнеса другое место. Влад стал замкнут и даже аскетичен, его бледное аристократическое лицо все глубже и глубже покрывала печать нового предназначения.
После этого мало кто доподлинно знал, что происходило в Келеде. Подъемный мост практически никогда не опускался, решетка на воротах никогда не поднималась, а малочисленные слуги, оставшиеся работать в замке, редко выходили в деревню. А когда выходили, то быстро напивались в таверне и неумело уходили от расспросов. Конечно, им безумно хотелось рассказать, но обет молчания сковывал болтливые языки. Да и платили им куда больше, чем можно заработать тяжелым сельским трудом, что позволяло надеяться скопить достаточно деньжат для открытия собственного дела… Наивные! Никто из них, дерзнувших перестать работать на графа и попросить расчета, не прожил больше нескольких недель.
Но кое-какие слухи, один странней другого, все-таки просачивались сквозь толщу стен и стену молчания. Шепотом, с оглядкой на тени и темные углы, они пересказывались по большому секрету.
Говорили, что:
— в замке поселились два маленьких мальчика примерно трех лет и девочка, около годика, которых граф называет своими детьми и за которыми присматривает какая-то уродливая сгорбленная старуха в вечно накинутом на голову черном капюшоне,
— в замке по приказу графа наглухо замуровали большинство окон и бойниц, убрали все зеркала и распятия,
— все дни граф теперь проводит, отдыхая в гробу в старом склепе,
— по ночам граф иногда превращается в большую черную птицу и в таком виде покидает пределы замка, направляясь к поселениям.
Граф пьет кровь живых людей! — таким было следующее открытие, самое неприятное.
В это долго не хотели верить, но иных объяснений происходящему не существовало:
Кое-кто из крепостных крестьян и наемных рабочих близлежащих сел и деревень начал страдать от неведомой болезни, которую местные лекари называли малокровием и совершенно не знали, как лечить. Человек начинал медленно и неотвратимо слабеть, становился бледным, как сама смерть. На шее, запястье или изгибе локтя появлялись крохотные красноватые ранки, словно от укусов. Вскоре бедняга уже наотрез отказывался принимать пищу, а потом тихо умирал. Не помогала даже излюбленная «панацея» местных эскулапов — кровопускание. Заболевший нередко бредил и в невнятных речах слышалось имя владельца Келеда, которого больной то звал, то пытался прогнать. А умирающая дочка мельника даже кричала в темноту:
— Верни мою кровь! Верни мою кровь!
Именно тогда за Владом окончательно утвердилось имя Дракула, в переводе означающее Дьявол.
Особо требовательные по части адреналина могут договориться остаться в замке на целую ночь. Им скажут, что это категорически запрещено, но за хорошую мзду постелют в крохотной гостевой комнатке со столь же крохотным зарешетчатым окошком под самым потолком, выходящим в запустевший и давно не плодоносящий яблочный сад. Острые ощущения, а может даже парочка поседевших волос обеспечены, а значит деньги потрачены не напрасно. Будет чем похвастаться!
На следующий день вы наверняка посетите местный ресторан У вампира, где характерно загримированные официанты никогда не спросят, желаете ли бифштекс с кровью или без. Обед обойдется раза в два дороже, чем в столице, но ведь не каждый день вы вкушаете пищу на том месте, где, по преданию, Дракула выпил кровь своей первой жертвы — местного священника. Приятного аппетита!
Да, да, самого приятного. Уже прожевали? А теперь послушайте: все это сплошной и бессовестный обман, ведь и румыны — не даки, не цыгане, и даже не черт знает кто. Румыны — это такая особая профессия, как правильно заметил еще весьма наблюдательный Бисмарк, и смысл этой профессии — содрать с вас как можно больше денег. И, желательно, на пустом месте. Граф Дракула никогда в Трансильвании не жил, он вообще не любил эти пологие лесистые горы из-за постоянной сырости и периодических землетрясений. Конечно, он неоднократно бывал там проездом или по государственным делам, ну да мало ли где он успел побывать за столько лет? Хотя, честно говоря, именно эта затерянная область Карпат наиболее богата леденящими кровь легендами о вампирах и оборотнях, что не могло не способствовать развитию всяческих суеверий. Обратимся к истории:
В начале 16 века, после разгромного поражения венгерского короля Лайоша от турецкого султана Сулеймана в битве при Мохаче, Венгрию поделили на три Части: одной стали править турки, другая досталась семейству Габсбургов, нас же интересует третья:
Сохранившая независимость Трансильвания по прежнему управлялась мелкими удельными князьками и баронами. Там постоянно полыхали междоусобные войны, поместья и замки переходили из рук в руки, границы и гербы перекраивались — творился полный средневековый беспредел. Поросшие лесом горные местности населяли глубоко религиозные и глубоко невежественные крестьяне. В общем, исключительно благоприятная почва для роста самых разных предрассудков, там они и расцветали буйным цветом. Тем более, что хотя Дракула в Трансильвании никогда не жил, он частенько охотился на местных жителей. А почему бы и нет? На фоне жуткой неразберихи, многочисленных банд жестоких грабителей и склонных к садизму господ, исчезновение нескольких крестьян не вызывало особого удивления или интереса — бог дал, бог взял. А уж кто именно выступает в роли бога, не столь и важно.
Граф Дракула жил в Валлахии — самом южном из трех румынских княжеств, не столь живописном, как другие, но наиболее экономически развитом. Жил около столицы Тырговиште, в мрачном и величественном замке Келед, которого уже давно нет. Его сожгли восставшие крестьяне, а остальные разрушения довершило безжалостное время. Но не возить же гостей на руины — этак и весь прибыльный бизнес накроется, если показывать одни обломки!
Предпоследним владельцем Келеда был воевода Матей, командовавший войсками короля Валлахии Владимира в его постоянных стычках с турками. К сожалению, Матей хоть и был знатного происхождения, но яркими полководческими талантами не блистал, вдобавок, силы турок обычно существенно превосходили его армию. После нескольких серьезных поражении, турецкий султан обложил всю страну непомерной данью, угрожая в любой момент разрушить ее столицу и превратить жителей в рабов.
Все это известно из учебников. Но вот о чем умалчивает всемирная история, так это о точном дне и часе, когда на прием к королю Владимиру явился некий господин аристократического вида, представившийся графом Владом.
Худощавый, бледный, с выступающими прожилками вен, острыми ястребиными чертами лица, глубоко посаженными темными глазами и синеватыми костлявыми пальцами, он преподнес стареющему монарху, обожавшему ценные рукописи и манускрипты, исторические сочинения Светония. В роскошном переплете из тисненой красной буйволиной кожи, с золотыми замком и пряжкой, эти тома и по сей день хранятся в запасниках Бухарестского исторического музея, по странной случайности еще никем не украденные. В восторге от поистине королевского подарка, Владимир любезно согласился принять графа, о существовании которого ранее не слышал ни он сам, ни кто-либо из придворных.
Влад, высказав почтение его величеству, церемонно поинтересовавшись здоровьем детей и супруги, быстро перешел к основной цели визита. Не терпящим сомнений голосом он пообещал разбить наглых турок, если ему доверят безраздельное управление войском. Казалось бы, ерунда какая-то: приходит неизвестно кто и претендует на руководство армией целого государства! Тем не менее, возможно, от безвыходности своего положения, Владимир практически сразу согласился на предложение странного визитера с немигающим пронзительным взглядом. Или истинная причина согласия и состояла именно в этом взгляде, который современники называли гипнотическим и магнетическим?
Впрочем, королевское любопытство относительно своего происхождения граф удовлетворил. Он являлся прямым потомком могущественного венгерского рода Драгонаров, ранее веками владевших многочисленными замками и обширными землями, ныне принадлежавшими австрийской короне. А еще тридцать лет назад, ими правил его отец, тоже Влад, погибший в битве с турками при Толошском перевале. Тогда-то в турецкий плен вместе с братьями и сестрами попал и десятилетний отпрыск. Из всего рода он выжил лишь один и недавно сумел бежать, поклявшись страшно отомстить своим тюремщикам.
Придворные советники и местные военноначальники, испуганные перспективой потери власти и денежных должностей, пытались отговорить короля от скороспелого назначения, но тот оставался непреклонен. Уже на следующий день был издал указ, озвученный глашатаями по всей стране, согласно которому управление войсками передавалось в руки графа. В его же полномочия включалось и свершение правосудия по законам военного времени и даже сбор средств на армию.
Что бы ни явилось истинной причиной неожиданного назначения, о нем Владимир никогда не пожалел. Через три месяца в битве при Снагове, в которой с обеих сторон участвовало более десяти тысяч человек, турок наголову разбили. В память об этом событии на месте сражения построили грандиозный монастырь из белого камня, ставший одной из крупнейших обителей того времени в Восточной Европе. В изрядно перестроенном виде он существует до сих пор, поражая воображение своими странными формами, плохо подходящими под какой-либо из известных архитектурных стилей. Впрочем, служение богу и чтение молитв недолго являлось единственным процессом, осуществляемым в его стенах. Быстро прибравший к рукам реальную власть в стране и проявивший всю свою кровожадную сущность, Влад переоборудовал несколько келий в камеры пыток. Оттуда, осужденных на казнь, предварительно долго и безжалостно терзаемых огнем и железом, выбрасывали с помощью метательного орудия в озеро, которое начиналось прямо у подножия монастыря и уходило за горизонт. Суеверные местные жители до сих пор якобы слышат крики мучеников сквозь толщу темной и холодной воды и предпочитают никогда не рыбачить после заката.
В Снаговском монастыре, по преданию, находится прах графа Дракулы — именно так, дьяволом, через несколько лет, стали называть Влада. Говорят, над его бездыханным телом вначале воздвигли большую мраморную плиту, ныне лежащую против царских ворот у самого алтаря. Она основательно выщерблена, ибо митрополит Филарет в 19-м веке приказал стесать все буквы и прочие опознавательные знаки типа фамильного герба — летучей мыши. Тогда же плита была переложена на вечное попрание или ради спасения несчастной души под ноги священника, когда тот выходит со святыми дарами. Останки же зловещего полководца, ранее находившиеся под ней, были залиты цементом и теперь, под заново настланным полом, сложно точно указать их место.
Впрочем, вся эта любопытная история с захоронением Дракулы в Снагове — очередной бесстыжий блеф, очередная мистификация досужих румын. Прах Дракулы, сожженного вместе с замком, уже давным-давно развеял ветер над водами совершенно другого озера в двухстах километрах от Снагова. Но, все по порядку:
После поражения в кровавой битве с новым воеводой Валлахии, разгромленные басурмане бежали в паническом страхе, побросав раненых и оружие, и долго пугали всех рассказами о жуткой судьбе пленных. Иногда их напополам разрубали мечами, но чаще всего сажали на острые осиновые колья. Влад, кстати, уверял, что столь беспримерной жестокости его научили сами турки во время многолетнего плена и приводил такой пример:
Как-то паша обнаружил пропажу с грядки нескольких огурцов. Заподозрив своих садовников, он приказал вспороть им животы и то ли в пятом, то ли в восьмом обнаружил непереваренные плоды.
Достаточно трудно предположить, что паша считает огурцы на грядках, но есть все основания считать, что именно Влад преподал запоминающийся урок жестокости демоническому русскому царю Ивану Грозному. Который, в свою очередь, воспринял его в соответствии с масштабами подвластной ему территории и собственного безумия.
Достоверно известно, что Иван Грозный зачитывался книгой посольского дьяка Федора Васильевича Куницына, посланника при дворе короля Владимира, которая называлась Сказание о Воеводе-Дракуле. Почитаем и мы:
Однажды объявил Дракула по всей Валлахии, чтобы к нему пришли все те кто стар, немощен, беден. И собралось бесчисленное множество нищих и бродяг. Дракула повелел собрать их в специально построенных хоромах, принести им вдоволь еды и вина. А потом приказал запереть хоромы и поджечь, и сгорели все люди. И так объяснил Дракула свой поступок:
— Пусть не будет нищих на моей земле, а все будут богаты.
Как-то обедал Дракула среди трупов, посаженых на кол, и в том удовольствие находил. Но слуга, подававший яства, терпеть не мог смрада и незаметно заткнул ноздри. Дракула же все увидел и приказал посадить слугу на кол, говоря:
— Там будешь высоко сидеть, и смраду до тебя будет далеко.
Пришли как-то к Дракуле турецкие послы и отказались снять головные уборы, говоря, что у них такой обычай. И приказал Дракула прибить тюрбаны к их головам большими гвоздями, злорадно поучая:
— Пусть не посылает султан свой обычай являть другим государям, которым он чужд, а у себя блюдет.
Во всех казнях лично участвовал воевода, со вкусом руководя процессом и даже подбирая колья — у кого чин выше, тому и кол длиннее, а то и с золочением острия. Массовость этих казней поражало воображение современников — ряды поднятых над землей агонизирующих и корчащихся тел простирались на километры. С тех пор напуганные басурмане, и сами-то никогда не церемонившиеся с пленными, прозвали жестокого воеводу Колосажатель, по-турецки — Казилку-бей, а по-румынски — Цепеш, от слова teapa (кол).
Около десяти лет Влад не знал военных и политических неудач, железной рукой уничтожая врагов не только вне, но и внутри страны, не только врагов, но и всех, имевших несчастье не приглянуться.
Одним из первых местных сановников на кол отправился бездарный воевода Матей со своей многочисленной родней, обвиненные в предательстве. Туда же отправились и все его слуги, обвиненные в потворстве предательству. Ранее принадлежащие Матею обширные земли и другое имущество конфисковали в пользу царской казны, откуда они перешли в собственность Влада. Вскоре он переехал в замок Келед, ставший его главной резиденцией на долгие годы. Тогда никто и не догадывался, на сколько долгие.
Турки, напуганные желанием Влада распространить свое влияние и на соседние страны, в конце концов предложили перемирие. Тогда-то Влад и продемонстрировал свои незаурядные дипломатические способности, заключив несколько выгодных государственных договоров. По одному из них, султан гарантировал Валлахии независимость и выплату изрядной компенсации за причиненный ранее ущерб, по другому — вернул всех пленных и пообещал поощрять взаимную торговлю.
Верой и правдой служил Влад королю все эти годы, но вскоре в его характере стали происходить серьезные изменения. Продолжая столь же активно казнить и выдумывать новые пытки, он неожиданно перестал посещать светские приемы в королевском дворце, устраивать любимые соревнования по скачкам и даже выезжать на соколиную охоту. Не откликался и на заискивающие предложения местных вельмож и правителей соседних стран и областей приехать с визитом. И все больше мрачнел. Казалось, его что-то сильно тяготит и беспокоит. Что-то гложет изнутри.
И вот, во время очередной аудиенции у короля, Влад настойчиво попросил позволения монарха уехать в восточную Венгрию по личным делам. Владимир, не чаявший души в непобедимом воеводе, да и слегка побаивающийся его свирепого нрава, не отказал.
Отсутствовал Влад несколько месяцев, а вернувшись, наглухо заперся в своем замке, перестав показываться в столице. Говорят, так странно на него подействовало длительное пребывание в древней и таинственной стране даков.
Отставшие в развитии от остальной Европы на несколько веков, эти места были в прямом смысле слова забыты как христианским богом, так и христианским дьяволом. Языческая религия не желала их короновать вместо таинственной и кровожадной богини непроходимых лесов Мнеллики. Среди священных дубов и каштанов по-прежнему исполнялись древние —и жестокие ритуалы посвящения солнцу и луне. Драконы и оборотни, несмотря на изгнание заезжими епископами, все также населяли болота и чащобы и являлись по первому зову могущественных колдунов. По крайней мере, так думали темные и запуганные местные жители.
Именно оттуда вернулся Влад и сразу же изменил привычный уклад своей жизни. Он полностью отошел от государственных дел, в которых в какой-то момент даже подменил короля. Он, отмечавший шумным пиром каждую победу, перестал приглашать гостей и разогнал большую часть прислуги, челяди, лакеев. Внутри замковой стены, где располагалось много мастерских, особенно оружейных и гончарных, где работали мельница и пекарня, стало пусто. Всем ремесленникам пришлось поискать для своего бизнеса другое место. Влад стал замкнут и даже аскетичен, его бледное аристократическое лицо все глубже и глубже покрывала печать нового предназначения.
После этого мало кто доподлинно знал, что происходило в Келеде. Подъемный мост практически никогда не опускался, решетка на воротах никогда не поднималась, а малочисленные слуги, оставшиеся работать в замке, редко выходили в деревню. А когда выходили, то быстро напивались в таверне и неумело уходили от расспросов. Конечно, им безумно хотелось рассказать, но обет молчания сковывал болтливые языки. Да и платили им куда больше, чем можно заработать тяжелым сельским трудом, что позволяло надеяться скопить достаточно деньжат для открытия собственного дела… Наивные! Никто из них, дерзнувших перестать работать на графа и попросить расчета, не прожил больше нескольких недель.
Но кое-какие слухи, один странней другого, все-таки просачивались сквозь толщу стен и стену молчания. Шепотом, с оглядкой на тени и темные углы, они пересказывались по большому секрету.
Говорили, что:
— в замке поселились два маленьких мальчика примерно трех лет и девочка, около годика, которых граф называет своими детьми и за которыми присматривает какая-то уродливая сгорбленная старуха в вечно накинутом на голову черном капюшоне,
— в замке по приказу графа наглухо замуровали большинство окон и бойниц, убрали все зеркала и распятия,
— все дни граф теперь проводит, отдыхая в гробу в старом склепе,
— по ночам граф иногда превращается в большую черную птицу и в таком виде покидает пределы замка, направляясь к поселениям.
Граф пьет кровь живых людей! — таким было следующее открытие, самое неприятное.
В это долго не хотели верить, но иных объяснений происходящему не существовало:
Кое-кто из крепостных крестьян и наемных рабочих близлежащих сел и деревень начал страдать от неведомой болезни, которую местные лекари называли малокровием и совершенно не знали, как лечить. Человек начинал медленно и неотвратимо слабеть, становился бледным, как сама смерть. На шее, запястье или изгибе локтя появлялись крохотные красноватые ранки, словно от укусов. Вскоре бедняга уже наотрез отказывался принимать пищу, а потом тихо умирал. Не помогала даже излюбленная «панацея» местных эскулапов — кровопускание. Заболевший нередко бредил и в невнятных речах слышалось имя владельца Келеда, которого больной то звал, то пытался прогнать. А умирающая дочка мельника даже кричала в темноту:
— Верни мою кровь! Верни мою кровь!
Именно тогда за Владом окончательно утвердилось имя Дракула, в переводе означающее Дьявол.