Страница:
— Спасибо, — пробормотал тот, опуская глаза.
— По-моему, будет лучше, если вы нам все расскажете, — заметила Надежда, наблюдая, как он жадно пьёт. — Пусть мы ошиблись насчёт Ирен, но ведь это вы отравили того парня, правда? По нелепой случайности. Он зашёл, заговорил с вами, попросил сигарету, а вы были погружены в свои мысли и, протягивая ему портсигар, совершенно забыли о яде, так?
— Нет. — Базиль помолчал. — Не совсем. Я остолбенел, когда увидел его. Сигареты протянул автоматически, это верно. Но сразу же вспомнил насчёт цианида. И ничего не сделал.
— Почему?! — хором воскликнули Эдик и Надежда.
— Я его боялся. Это долгая история. И фантастическая. Боюсь, я не сумею толком её рассказать. Я не мастак говорить.
— Ничего, спешить некуда, — подбодрила его Надежда. — А ваши ораторские способности, вернее, их отсутствие, нас не смущают.
— Ладно, — смирился Базиль. — Наверное, нужно начать с моей жены…
Красноречием он действительно не отличался, но его история была красноречива сама по себе. Рассказанная скупыми неловкими фразами, почти назывными предложениями, перечисляющими только факты — никаких оценок, никаких акцентов на личных чувствах, — она производила сильное впечатление. Воображение Надежды, не стеснённое навязанными рассказчиком видением, определениями и метафорами, дорисовало то, о чем Базиль умолчал. Картина получилась страшной.
Жена Базиля была потрясающей красавицей. И потрясающей стервой. Она беззаветно любила себя, а также тряпки, рестораны и светские развлечения. И все. К родной дочери она всегда относилась, как к обузе, досадной помехе. К мужу — как к печатному станку для тиражирования денег, но отвратительно устаревшему станку, то и дело выходящему из строя. Именно жена вынудила Базиля, не имевшего склонности к предпринимательству, заняться бизнесом. Сначала он арендовал в типографии списанное печатное оборудование, принимал заказы на всякую мелочёвку, типа рекламных листовок и стихотворных сборников, издаваемых за счёт авторов. Потом приятель-газетчик уговорил его выпускать листок рекламно-развлекательного характера. Как ни странно, дело у них заладилось — газету неплохо раскупали, рекламодатели понесли к ним свои объявления, объём пришлось увеличить. Конечно, по московским меркам, богачом Базиль не стал, но по тамбовским считался вполне состоятельным человеком. Однако жена его никак не желала этим удовлетвориться. День за днём она изводила Базиля скандалами, предъявляла немыслимые требования. Он давно не испытывал к ней добрых чувств, но разводиться не хотел. Из-за дочери. Мать обращалась с девочкой, как с назойливой собачонкой, только что ногой не отпихивала, но девочка все равно её любила — уму непостижимо почему.
Потом Базиль узнал, что Юлия наставляет ему рога, и терпение его лопнуло. Он подал на развод. У него не было сомнений, что жена без разговоров уступит ему дочь — девочка никогда её не интересовала. Наивный! Разумется, эта хитрая жадная гадина не собиралась выпускать из рук такое замечательное средство воздействия на любящего папашу. Разыграв в суде целую драму, она без труда добилась решения в свою пользу — дочь оставили с ней. Девочка стала орудием её мести, предметом нескончаемого и беззастенчивого шантажа. Бывшая супруга не постеснялась заявить Базилю, что её отношение к дочурке будет целиком и полностью зависеть от тех сумм, которые он будет отстёгивать им на содержание. Деликатная нервная система Юлии приходит в полное расстройство, когда она не в состоянии удовлетворить какую-либо из своих потребностей, и это расстройство может отразиться на девочке самым плачевным образом.
Базиль чуть не удавил её тогда. Только пронзительный крик прибежавшей на шум Светланы заставил его отнять руки от горла шантажистки. Потом желание убить жену накатывало на него всякий раз, когда они виделись. Но Базиль понимал, какая судьба ждёт Светика, если он уступит своей навязчивой идее, и боролся изо всех сил.
Он свёл свои расходы к минимуму и отдавал жене почти все заработанное. Когда она намекнула ему, что этого мало, продал свою долю в газете и принял предложение владельца крупного холдинга, пригласившего его в Москву на должность директора рекламного агентства. Но и директорская зарплата, и обещанные десять процентов прибыли не могли утолить растущие аппетиты его бывшенькой. Деньги, полученные от нового совладельца газеты тоже, быстро иссякли. Базиль лихорадочно, но безуспешно искал другие источники дохода.
И тогда судьба показала ему зубы — то ли в улыбке, то ли в хищном оскале.
— Помнишь, Эдик, летом тут неподалёку взорвались и сгорели две машины? В ту ночь я приехал из Тамбова. Хотел переночевать здесь, но не смог заснуть. Решил отоспаться дома. Метро ещё не открылось, я пошёл пешком — хотел прогуляться. Дошёл до поворота, и тут рвануло. Совсем рядом. Меня подбросило и шмякнуло об забор. Ударился спиной так, что дышать не мог. А сверху ещё какой-то мешок упал — прямо на грудь. Я отключился. Открываю глаза — перед носом кожаный рюкзак. Один ремень оторвало, и верх съехал в сторону, а внутри — пачки долларов. Я спихнул рюкзак с груди, попробовал сесть и не смог. Больно. Повернул голову, вижу машины горят, вокруг обломки. И какой-то тип идёт со стороны реки. Идёт быстро и что-то высматривает. На кусты в мою сторону смотрит. Я сразу понял, что он рюкзак ищет. Найдёт, и меня прикончит. А убежать я не могу. И защититься не могу. Пошарил рукой вокруг. Думаю: мне бы хоть камень какой. А рука провалилась. Под забором дыра была — видно, собаки прорыли. Я с перепугу эту дыру за пять секунд расширил. Вполз туда, рюкзак за собой втянул. И обратно земли нагрёб, чтоб дыру не было видно. Потом осмотрелся — впереди подсобка какая-то, а между ней и забором — просвет. Узкий, меньше метра. Я туда заполз, закрылся какими-то картонками и вырубился. До ночи там пролежал, потом снова через дыру вылез.
Деньги я спрятал на работе, в подпольном сейфе. Им давно уже не пользуются — с тех пор, как с налоговой договорились. А ключ мне бывший директор передал. На всякий случай. Вот и пригодился.
— Сколько же денег там было? — спросил ошеломлённый Эдик.
— Двадцать пачек. Стодолларовых.
Геша присвистнул.
— Две килотонны?! Да иди ты! — не поверил Эдик.
— Извини, показать не могу. Я их перепрятал. После того как… В общем, недавно. Я сразу решил — не буду их трогать, пока все не утрясётся. Может быть, год, если выдержу. А потом откуплюсь от Юлии и заберу к себе Светика. За это время те, кто их ищут, наверное, смирятся с потерей.
— Но тебя же никто не видел! Как они могли тебя вычислить?
— Начали бы шарить по округе, искать тех, кто внезапно разбогател. То есть… они так и сделали, без всяких «бы». Тот тип… ну, которого я…
— Ты хочешь сказать, что именно он крутился тогда у взорванных машин?
— Да. Я его сразу узнал. Хотя, когда он вошёл, в холле было уже довольно темно. Поэтому он и не заметил, что со мной творится. А я просто оцепенел. Он несёт какую-то чушь — про свой больной зуб, про ограбление офиса его знакомого, про мой значок с голограммой…
— Значок! — рявкнул Эдик. — Так вот почему Ирен знала, что убитый разговаривал с кем-то из наших! — Он повернулся к Надежде. — У нас, среди рекламных фирм в ноябре проходила выставка. Мы к её открытию сделали несколько оригинальных значков, чтобы выделяться из толпы. Они очень привлекают к себе внимание, прямо завораживают игрой света. Выставка закрылась как раз в начале той недели, когда появился труп. Значки мы ещё не сняли… Кстати, носили их не все — только директора фирм и менеджеры, работающие непосредственно с клиентами. Я, Энн, Джованни, Альбинка, Базиль, Полин, и Эжен. То есть упоминание значка здорово ограничивало круг подозреваемых. Не понимаю, почему Ирен ни словом о нем не обмолвилась?
Надежда вздохнула.
— Что же тут непонятного? Она ведь ясно тебе сказала, что не хочет никого выводить на чистую воду. Даже думать не хочет, кто бы это мог быть. И, уж конечно, Ирен не собиралась взваливать эту ношу на твои плечи. — Она повернулась к Базилю: — Извините, мы вас перебили. Продолжайте, пожалуйста.
— Да я уже почти закончил. Этот тип попросил сигарету. Я, как под гипнозом, залез в карман и достал портсигар. Потом вспомнил про капсулу…
— Про капсулу?
— Ну да. Цианид довольно летуч. Я всыпал навеску в маленькую легкоплавкую капсулку. Потом попросил у Эжена машинку и скрутил себе полтора десятка сигарет. В одной из них вместе с табаком была капсула. Я сам не знал, в какой. Совсем незаметно получилось.
— А откуда ты взял цианид? — поинтересовался Эдик.
— Получил из… в общем, из одного доступного реактива. Я же химик-технолог по образованию. Правда, по специальности не работал, но получить цианид — несложный фокус. Всего две стадии. Только другим не советую. Опасно. Под мощной вытяжкой, и то страшновато.
— Ну конечно, мы сейчас побежим синтезировать цианистый калий! Зачем он тебе понадобился? Если бы ты был неспособен бросить курить сам по себе, то и с ядом бы не смог. Бегал бы к киоску, стрелял у нас…
Базиль говорил медленно, отрывисто, испытывая затруднения с подбором слов, и Надежда в нетерпении шикнула на Эдика, уводившего разговор в сторону:
— Нашёл время! Я тебе потом объясню. Если захочешь. Рассказывайте дальше, Базиль. Вы вспомнили про капсулу…
— Да. Но не стал ничего делать. Подумал: если отдёрну руку, он на меня уставится. Увидит, что я не в себе, и обо всем догадается. А если не дёргаться, может, и пронесёт. Шансы четырнадцать к одному в его пользу. Вытянет себе смерть, значит, карма у него такая. И потом, он же все-таки убийца. Не сами же по себе те машины взорвались… Ну, он и вытянул. Я даже подхватить его не успел — глазам не поверил. А потом испугался. И того, что наделал, и за Светку. Меня посадят, а с ней что будет? И так меня проняло, что я на одном дыхании дотащил тело до стенда. Только под лестницей его уложил — шаги. Кто-то включил в холле свет. Чиркнула зажигалка, лавку чуть передвинули. Я стоял и трясся, как припадочный. Думал: видно меня с лавки или нет? Не выдержал, подкрался поближе. Там дырка есть от сучка, свет из неё шёл… Подобрался к дырке, увидел Ирен. Она сидела на скамейке и что-то читала. Я вздохнул свободнее и тут же надавил на щит плечом. Стойка заскрипела. Ирен подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я думал, умру. Но она снова начала читать, и я сообразил, что меня не видно. Сверху — щит, снизу — темень. Потом Ирен ушла, я выбрался оттуда, подобрал окурок и заперся у себя в кабинете. Выпил стакан водки. Немного расслабился. Сделанного не воротишь, а выкрутиться ещё можно. Думаю: останусь на ночь, вынесу труп, спрячу в кустах у фабрики. Тогда его никто с нами не свяжет. И зачем Чезаре с Катрин за стенд понесло? Не могли обниматься где-нибудь в комнате, все ведь сидели в зале!
Базиль замолчал. Эдик выдержал паузу, потом спросил:
— А дальше?
— Это все. Остальное ты знаешь не хуже меня. Ирен я не убивал. Как тебе это в голову могло прийти?
— Было бы странно, если бы не пришло. Ирен слышала монолог твоего бандита и чуть не застукала тебя за перетаскиванием тела. Она была необыкновенно умной женщиной и при желании могла тебя вычислить. На следующий день её убили. Потом пропал Мыкола, который слышал часть нашего с ней разговора об убийстве бандита. Потом кто-то стрелял в её мужа и пытался добраться до меня. И по-твоему, я должен считать, что все это никак не связано с твоим маленьким приключением? Может, у тебя есть другое объяснение?
Базиль покачал головой.
— Нет. Но я клянусь…
Его прервало пиликанье мобильного телефона. Он похлопал себя по карману, но звонили сидевшему рядом Геше.
— Слушаю, — насторожённо произнёс Геша в трубку. И тут же сменил тон. — Да, Владимир Анатольевич? — Потом надолго замолчал.
Его вклад в разговор составил всего четыре фразы, разделённые длинными интервалами. «Но я осматривал двор… Владимир Анатольевич, вы сами распорядились исполнять все их просьбы… Митяй справился?..» При этом суть разговора не составила для невольных свидетелей никакой тайны: босс вовсю распекает подчинённого. Геша покраснел как рак и, казалось, уменьшился в размерах. Лицо его выражало муку. Под конец Геша сказал:
— Да… Сейчас. — И неожиданно обратился к Надежде. — Надежда Валентиновна, вы не возьмёте трубочку?
К Надиному удивлению, он не встал с места, явно ожидая, что она подойдёт к нему сама. Сначала она решила, что эта внезапная неучтивость со стороны всегда предупредительного Геши объясняется его расстроенными чувствами, потом сообразила, что он просто выполняет её указание: сидеть рядом с Базилем. Она подошла и взяла протянутый аппарат.
— Алло, Вовчик?..
— Надь, у вас все в порядке?
— Да, а у вас?
— У нас по милости этого рас… раздолбая Геши была весёлая ночка. Теперь все окей. Мы взяли шестёрок, скоро доберёмся и до хозяина. Ладно, об этом потом. Тут Лизавета хочет с тобой поговорить. Передаю трубку.
— Надежда? Как вы там? У нас тут такое творится! Чистый боевик!
— Что случилось? На вас напали?
— Пытались. Но все уже позади. Митя оказался на высоте. Подробности при встрече. Я хотела спросить: вы скоро освободитесь? Сможете до девяти подъехать в госпиталь к Пете? Славик сказал…
— Славик?! Как он тебя отыскал?
— Я сама ему позвонила. Вы уехали, а я лежала и думала обо всей этой заварухе… Дошла до покушения на Петеньку и вспомнила, что вы со Славиком договаривались созвониться этой ночью, когда он будет на дежурстве. Подумала, что он, наверное, названивает тебе и сходит с ума от беспокойства. Ну и позвонила. Он…
— Но откуда у тебя его номер?
— У тебя на аппарате окошечко, где номер при наборе высвечивается. Ты звонила при мне, а у меня хорошая память на цифры. Слушай, не перебивай, а? Не то я никогда до конца не доберусь. Петенька пришёл в сознание и говорит какие-то странные вещи. На самом деле Славик выразился грубее — мол, у парня от всех этих потрясений крышу снесло. В общем, Славик сказал, что было бы неплохо, если бы Петеньку навестил кто-нибудь из знакомых. Возможно, это поможет ему оправиться. Лучше бы приехать сегодня до девяти утра, пока у Славика дежурство, а то потом будет сложнее. Я не знала, как с вами связаться, хотела было попросить Митю, чтобы он отвёз нас с Мишуткой, но тут начался боевик… Потом Митя повязал плохих парней и вызвал Вовчика. И выяснилось, что у Геши есть мобильник. Короче, вы можете подъехать сейчас к госпиталю? Если не можете, я поеду сама, но не хотелось бы будить Микки…
— Можем. Здесь мы уже разобрались.
— Да? И что выяснилось? Ты была права?
— Не совсем. Поговорим при встрече, хорошо?
— Ладно, пока.
Надежда отключилась и протянула мобильник Геше. Потом повернулась к Эдику.
— У меня есть объяснение.
— Что?! Какое объяснение?
— Ты спросил у Базиля, есть ли у него другое объяснение всем этим убийствам и покушениям — отличное от того, что придумали мы. Так вот, оно есть у меня. Ирен, Мыкола, Петенька — на совести сообщников убитого бандита. Его смерть навела их на подозрение, что он вышел на деньги, — вернее, на того, кто прибрал их к рукам. Сообщники бросились сюда — проводить собственное расследование. Вероятно, они тоже прятались где-нибудь в кустах и слышали обрывки вашего разговора — твоего и Ирен. Они пытались похитить её, чтобы она рассказала им все, что знает, но Ирен удалось вырваться. Они бросились в погоню — на машине — и произошёл несчастный случай…
— Несчастный случай? Ты с ума сошла? По ней три раза проехали!
— Возможно, от злости, что она погибла, ничего им не рассказав. Если считать, что Ирен убили, уже выяснив у неё все, что можно, тогда непонятно похищение Мыколы и все остальное.
— Но Петю они не пытались похитить! В него просто выстрелили. Зачем? Может быть, тоже от злости на Ирен?
— Нет. Тот чёрный тип собирался выяснить у Пети, не говорила ли ему Ирен про убийство. Чтобы вызвать Петю на откровенность, тип наставил на него пистолет. И тут услышал, что мы бежим наверх. Похоже, он запаниковал и непроизвольно нажал на спуск. Поэтому Петя и остался в живых, хотя стреляли практически в упор.
— Все это домыслы чистой воды.
— Ты просил альтернативную версию? Ты её получил. Насколько она верна, выяснится в ближайшие несколько часов. Вовчик прихватил «шестёрок», которые за нами бегали, и сейчас беседует с ними на предмет личности хозяина. Базиль, если хозяин — все-таки вы, я вам не завидую. Вовчик очень зол, а он не из тех, кого можно злить безнаказанно.
Базиль устало покачал головой.
— Нет, не я. Но мне в любом случае не поздоровится. Смерть, тюрьма — какая разница? Все равно я больше не смогу защитить Светика от этой гадины…
— Не отчаивайтесь, все не так скверно. Хотите совет? Я бы на вашем месте пошла с повинной. За убийство по неосторожности большой срок не дают. Явка с повинной будет зачтена в вашу пользу. А если нанять хорошего адвоката, он вообще может добиться оправдания. Докажет, что произошёл несчастный случай. У вас масса свидетелей, которые подтвердят, что цианид в сигарету вы подложили без злого умысла.
Базиль вздохнул.
— Наверное, я так и сделаю. Все равно рано или поздно придётся расплачиваться за эту смерть. Лучше уж принять воздаяние в нынешнем воплощении.
23
— По-моему, будет лучше, если вы нам все расскажете, — заметила Надежда, наблюдая, как он жадно пьёт. — Пусть мы ошиблись насчёт Ирен, но ведь это вы отравили того парня, правда? По нелепой случайности. Он зашёл, заговорил с вами, попросил сигарету, а вы были погружены в свои мысли и, протягивая ему портсигар, совершенно забыли о яде, так?
— Нет. — Базиль помолчал. — Не совсем. Я остолбенел, когда увидел его. Сигареты протянул автоматически, это верно. Но сразу же вспомнил насчёт цианида. И ничего не сделал.
— Почему?! — хором воскликнули Эдик и Надежда.
— Я его боялся. Это долгая история. И фантастическая. Боюсь, я не сумею толком её рассказать. Я не мастак говорить.
— Ничего, спешить некуда, — подбодрила его Надежда. — А ваши ораторские способности, вернее, их отсутствие, нас не смущают.
— Ладно, — смирился Базиль. — Наверное, нужно начать с моей жены…
Красноречием он действительно не отличался, но его история была красноречива сама по себе. Рассказанная скупыми неловкими фразами, почти назывными предложениями, перечисляющими только факты — никаких оценок, никаких акцентов на личных чувствах, — она производила сильное впечатление. Воображение Надежды, не стеснённое навязанными рассказчиком видением, определениями и метафорами, дорисовало то, о чем Базиль умолчал. Картина получилась страшной.
Жена Базиля была потрясающей красавицей. И потрясающей стервой. Она беззаветно любила себя, а также тряпки, рестораны и светские развлечения. И все. К родной дочери она всегда относилась, как к обузе, досадной помехе. К мужу — как к печатному станку для тиражирования денег, но отвратительно устаревшему станку, то и дело выходящему из строя. Именно жена вынудила Базиля, не имевшего склонности к предпринимательству, заняться бизнесом. Сначала он арендовал в типографии списанное печатное оборудование, принимал заказы на всякую мелочёвку, типа рекламных листовок и стихотворных сборников, издаваемых за счёт авторов. Потом приятель-газетчик уговорил его выпускать листок рекламно-развлекательного характера. Как ни странно, дело у них заладилось — газету неплохо раскупали, рекламодатели понесли к ним свои объявления, объём пришлось увеличить. Конечно, по московским меркам, богачом Базиль не стал, но по тамбовским считался вполне состоятельным человеком. Однако жена его никак не желала этим удовлетвориться. День за днём она изводила Базиля скандалами, предъявляла немыслимые требования. Он давно не испытывал к ней добрых чувств, но разводиться не хотел. Из-за дочери. Мать обращалась с девочкой, как с назойливой собачонкой, только что ногой не отпихивала, но девочка все равно её любила — уму непостижимо почему.
Потом Базиль узнал, что Юлия наставляет ему рога, и терпение его лопнуло. Он подал на развод. У него не было сомнений, что жена без разговоров уступит ему дочь — девочка никогда её не интересовала. Наивный! Разумется, эта хитрая жадная гадина не собиралась выпускать из рук такое замечательное средство воздействия на любящего папашу. Разыграв в суде целую драму, она без труда добилась решения в свою пользу — дочь оставили с ней. Девочка стала орудием её мести, предметом нескончаемого и беззастенчивого шантажа. Бывшая супруга не постеснялась заявить Базилю, что её отношение к дочурке будет целиком и полностью зависеть от тех сумм, которые он будет отстёгивать им на содержание. Деликатная нервная система Юлии приходит в полное расстройство, когда она не в состоянии удовлетворить какую-либо из своих потребностей, и это расстройство может отразиться на девочке самым плачевным образом.
Базиль чуть не удавил её тогда. Только пронзительный крик прибежавшей на шум Светланы заставил его отнять руки от горла шантажистки. Потом желание убить жену накатывало на него всякий раз, когда они виделись. Но Базиль понимал, какая судьба ждёт Светика, если он уступит своей навязчивой идее, и боролся изо всех сил.
Он свёл свои расходы к минимуму и отдавал жене почти все заработанное. Когда она намекнула ему, что этого мало, продал свою долю в газете и принял предложение владельца крупного холдинга, пригласившего его в Москву на должность директора рекламного агентства. Но и директорская зарплата, и обещанные десять процентов прибыли не могли утолить растущие аппетиты его бывшенькой. Деньги, полученные от нового совладельца газеты тоже, быстро иссякли. Базиль лихорадочно, но безуспешно искал другие источники дохода.
И тогда судьба показала ему зубы — то ли в улыбке, то ли в хищном оскале.
— Помнишь, Эдик, летом тут неподалёку взорвались и сгорели две машины? В ту ночь я приехал из Тамбова. Хотел переночевать здесь, но не смог заснуть. Решил отоспаться дома. Метро ещё не открылось, я пошёл пешком — хотел прогуляться. Дошёл до поворота, и тут рвануло. Совсем рядом. Меня подбросило и шмякнуло об забор. Ударился спиной так, что дышать не мог. А сверху ещё какой-то мешок упал — прямо на грудь. Я отключился. Открываю глаза — перед носом кожаный рюкзак. Один ремень оторвало, и верх съехал в сторону, а внутри — пачки долларов. Я спихнул рюкзак с груди, попробовал сесть и не смог. Больно. Повернул голову, вижу машины горят, вокруг обломки. И какой-то тип идёт со стороны реки. Идёт быстро и что-то высматривает. На кусты в мою сторону смотрит. Я сразу понял, что он рюкзак ищет. Найдёт, и меня прикончит. А убежать я не могу. И защититься не могу. Пошарил рукой вокруг. Думаю: мне бы хоть камень какой. А рука провалилась. Под забором дыра была — видно, собаки прорыли. Я с перепугу эту дыру за пять секунд расширил. Вполз туда, рюкзак за собой втянул. И обратно земли нагрёб, чтоб дыру не было видно. Потом осмотрелся — впереди подсобка какая-то, а между ней и забором — просвет. Узкий, меньше метра. Я туда заполз, закрылся какими-то картонками и вырубился. До ночи там пролежал, потом снова через дыру вылез.
Деньги я спрятал на работе, в подпольном сейфе. Им давно уже не пользуются — с тех пор, как с налоговой договорились. А ключ мне бывший директор передал. На всякий случай. Вот и пригодился.
— Сколько же денег там было? — спросил ошеломлённый Эдик.
— Двадцать пачек. Стодолларовых.
Геша присвистнул.
— Две килотонны?! Да иди ты! — не поверил Эдик.
— Извини, показать не могу. Я их перепрятал. После того как… В общем, недавно. Я сразу решил — не буду их трогать, пока все не утрясётся. Может быть, год, если выдержу. А потом откуплюсь от Юлии и заберу к себе Светика. За это время те, кто их ищут, наверное, смирятся с потерей.
— Но тебя же никто не видел! Как они могли тебя вычислить?
— Начали бы шарить по округе, искать тех, кто внезапно разбогател. То есть… они так и сделали, без всяких «бы». Тот тип… ну, которого я…
— Ты хочешь сказать, что именно он крутился тогда у взорванных машин?
— Да. Я его сразу узнал. Хотя, когда он вошёл, в холле было уже довольно темно. Поэтому он и не заметил, что со мной творится. А я просто оцепенел. Он несёт какую-то чушь — про свой больной зуб, про ограбление офиса его знакомого, про мой значок с голограммой…
— Значок! — рявкнул Эдик. — Так вот почему Ирен знала, что убитый разговаривал с кем-то из наших! — Он повернулся к Надежде. — У нас, среди рекламных фирм в ноябре проходила выставка. Мы к её открытию сделали несколько оригинальных значков, чтобы выделяться из толпы. Они очень привлекают к себе внимание, прямо завораживают игрой света. Выставка закрылась как раз в начале той недели, когда появился труп. Значки мы ещё не сняли… Кстати, носили их не все — только директора фирм и менеджеры, работающие непосредственно с клиентами. Я, Энн, Джованни, Альбинка, Базиль, Полин, и Эжен. То есть упоминание значка здорово ограничивало круг подозреваемых. Не понимаю, почему Ирен ни словом о нем не обмолвилась?
Надежда вздохнула.
— Что же тут непонятного? Она ведь ясно тебе сказала, что не хочет никого выводить на чистую воду. Даже думать не хочет, кто бы это мог быть. И, уж конечно, Ирен не собиралась взваливать эту ношу на твои плечи. — Она повернулась к Базилю: — Извините, мы вас перебили. Продолжайте, пожалуйста.
— Да я уже почти закончил. Этот тип попросил сигарету. Я, как под гипнозом, залез в карман и достал портсигар. Потом вспомнил про капсулу…
— Про капсулу?
— Ну да. Цианид довольно летуч. Я всыпал навеску в маленькую легкоплавкую капсулку. Потом попросил у Эжена машинку и скрутил себе полтора десятка сигарет. В одной из них вместе с табаком была капсула. Я сам не знал, в какой. Совсем незаметно получилось.
— А откуда ты взял цианид? — поинтересовался Эдик.
— Получил из… в общем, из одного доступного реактива. Я же химик-технолог по образованию. Правда, по специальности не работал, но получить цианид — несложный фокус. Всего две стадии. Только другим не советую. Опасно. Под мощной вытяжкой, и то страшновато.
— Ну конечно, мы сейчас побежим синтезировать цианистый калий! Зачем он тебе понадобился? Если бы ты был неспособен бросить курить сам по себе, то и с ядом бы не смог. Бегал бы к киоску, стрелял у нас…
Базиль говорил медленно, отрывисто, испытывая затруднения с подбором слов, и Надежда в нетерпении шикнула на Эдика, уводившего разговор в сторону:
— Нашёл время! Я тебе потом объясню. Если захочешь. Рассказывайте дальше, Базиль. Вы вспомнили про капсулу…
— Да. Но не стал ничего делать. Подумал: если отдёрну руку, он на меня уставится. Увидит, что я не в себе, и обо всем догадается. А если не дёргаться, может, и пронесёт. Шансы четырнадцать к одному в его пользу. Вытянет себе смерть, значит, карма у него такая. И потом, он же все-таки убийца. Не сами же по себе те машины взорвались… Ну, он и вытянул. Я даже подхватить его не успел — глазам не поверил. А потом испугался. И того, что наделал, и за Светку. Меня посадят, а с ней что будет? И так меня проняло, что я на одном дыхании дотащил тело до стенда. Только под лестницей его уложил — шаги. Кто-то включил в холле свет. Чиркнула зажигалка, лавку чуть передвинули. Я стоял и трясся, как припадочный. Думал: видно меня с лавки или нет? Не выдержал, подкрался поближе. Там дырка есть от сучка, свет из неё шёл… Подобрался к дырке, увидел Ирен. Она сидела на скамейке и что-то читала. Я вздохнул свободнее и тут же надавил на щит плечом. Стойка заскрипела. Ирен подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я думал, умру. Но она снова начала читать, и я сообразил, что меня не видно. Сверху — щит, снизу — темень. Потом Ирен ушла, я выбрался оттуда, подобрал окурок и заперся у себя в кабинете. Выпил стакан водки. Немного расслабился. Сделанного не воротишь, а выкрутиться ещё можно. Думаю: останусь на ночь, вынесу труп, спрячу в кустах у фабрики. Тогда его никто с нами не свяжет. И зачем Чезаре с Катрин за стенд понесло? Не могли обниматься где-нибудь в комнате, все ведь сидели в зале!
Базиль замолчал. Эдик выдержал паузу, потом спросил:
— А дальше?
— Это все. Остальное ты знаешь не хуже меня. Ирен я не убивал. Как тебе это в голову могло прийти?
— Было бы странно, если бы не пришло. Ирен слышала монолог твоего бандита и чуть не застукала тебя за перетаскиванием тела. Она была необыкновенно умной женщиной и при желании могла тебя вычислить. На следующий день её убили. Потом пропал Мыкола, который слышал часть нашего с ней разговора об убийстве бандита. Потом кто-то стрелял в её мужа и пытался добраться до меня. И по-твоему, я должен считать, что все это никак не связано с твоим маленьким приключением? Может, у тебя есть другое объяснение?
Базиль покачал головой.
— Нет. Но я клянусь…
Его прервало пиликанье мобильного телефона. Он похлопал себя по карману, но звонили сидевшему рядом Геше.
— Слушаю, — насторожённо произнёс Геша в трубку. И тут же сменил тон. — Да, Владимир Анатольевич? — Потом надолго замолчал.
Его вклад в разговор составил всего четыре фразы, разделённые длинными интервалами. «Но я осматривал двор… Владимир Анатольевич, вы сами распорядились исполнять все их просьбы… Митяй справился?..» При этом суть разговора не составила для невольных свидетелей никакой тайны: босс вовсю распекает подчинённого. Геша покраснел как рак и, казалось, уменьшился в размерах. Лицо его выражало муку. Под конец Геша сказал:
— Да… Сейчас. — И неожиданно обратился к Надежде. — Надежда Валентиновна, вы не возьмёте трубочку?
К Надиному удивлению, он не встал с места, явно ожидая, что она подойдёт к нему сама. Сначала она решила, что эта внезапная неучтивость со стороны всегда предупредительного Геши объясняется его расстроенными чувствами, потом сообразила, что он просто выполняет её указание: сидеть рядом с Базилем. Она подошла и взяла протянутый аппарат.
— Алло, Вовчик?..
— Надь, у вас все в порядке?
— Да, а у вас?
— У нас по милости этого рас… раздолбая Геши была весёлая ночка. Теперь все окей. Мы взяли шестёрок, скоро доберёмся и до хозяина. Ладно, об этом потом. Тут Лизавета хочет с тобой поговорить. Передаю трубку.
— Надежда? Как вы там? У нас тут такое творится! Чистый боевик!
— Что случилось? На вас напали?
— Пытались. Но все уже позади. Митя оказался на высоте. Подробности при встрече. Я хотела спросить: вы скоро освободитесь? Сможете до девяти подъехать в госпиталь к Пете? Славик сказал…
— Славик?! Как он тебя отыскал?
— Я сама ему позвонила. Вы уехали, а я лежала и думала обо всей этой заварухе… Дошла до покушения на Петеньку и вспомнила, что вы со Славиком договаривались созвониться этой ночью, когда он будет на дежурстве. Подумала, что он, наверное, названивает тебе и сходит с ума от беспокойства. Ну и позвонила. Он…
— Но откуда у тебя его номер?
— У тебя на аппарате окошечко, где номер при наборе высвечивается. Ты звонила при мне, а у меня хорошая память на цифры. Слушай, не перебивай, а? Не то я никогда до конца не доберусь. Петенька пришёл в сознание и говорит какие-то странные вещи. На самом деле Славик выразился грубее — мол, у парня от всех этих потрясений крышу снесло. В общем, Славик сказал, что было бы неплохо, если бы Петеньку навестил кто-нибудь из знакомых. Возможно, это поможет ему оправиться. Лучше бы приехать сегодня до девяти утра, пока у Славика дежурство, а то потом будет сложнее. Я не знала, как с вами связаться, хотела было попросить Митю, чтобы он отвёз нас с Мишуткой, но тут начался боевик… Потом Митя повязал плохих парней и вызвал Вовчика. И выяснилось, что у Геши есть мобильник. Короче, вы можете подъехать сейчас к госпиталю? Если не можете, я поеду сама, но не хотелось бы будить Микки…
— Можем. Здесь мы уже разобрались.
— Да? И что выяснилось? Ты была права?
— Не совсем. Поговорим при встрече, хорошо?
— Ладно, пока.
Надежда отключилась и протянула мобильник Геше. Потом повернулась к Эдику.
— У меня есть объяснение.
— Что?! Какое объяснение?
— Ты спросил у Базиля, есть ли у него другое объяснение всем этим убийствам и покушениям — отличное от того, что придумали мы. Так вот, оно есть у меня. Ирен, Мыкола, Петенька — на совести сообщников убитого бандита. Его смерть навела их на подозрение, что он вышел на деньги, — вернее, на того, кто прибрал их к рукам. Сообщники бросились сюда — проводить собственное расследование. Вероятно, они тоже прятались где-нибудь в кустах и слышали обрывки вашего разговора — твоего и Ирен. Они пытались похитить её, чтобы она рассказала им все, что знает, но Ирен удалось вырваться. Они бросились в погоню — на машине — и произошёл несчастный случай…
— Несчастный случай? Ты с ума сошла? По ней три раза проехали!
— Возможно, от злости, что она погибла, ничего им не рассказав. Если считать, что Ирен убили, уже выяснив у неё все, что можно, тогда непонятно похищение Мыколы и все остальное.
— Но Петю они не пытались похитить! В него просто выстрелили. Зачем? Может быть, тоже от злости на Ирен?
— Нет. Тот чёрный тип собирался выяснить у Пети, не говорила ли ему Ирен про убийство. Чтобы вызвать Петю на откровенность, тип наставил на него пистолет. И тут услышал, что мы бежим наверх. Похоже, он запаниковал и непроизвольно нажал на спуск. Поэтому Петя и остался в живых, хотя стреляли практически в упор.
— Все это домыслы чистой воды.
— Ты просил альтернативную версию? Ты её получил. Насколько она верна, выяснится в ближайшие несколько часов. Вовчик прихватил «шестёрок», которые за нами бегали, и сейчас беседует с ними на предмет личности хозяина. Базиль, если хозяин — все-таки вы, я вам не завидую. Вовчик очень зол, а он не из тех, кого можно злить безнаказанно.
Базиль устало покачал головой.
— Нет, не я. Но мне в любом случае не поздоровится. Смерть, тюрьма — какая разница? Все равно я больше не смогу защитить Светика от этой гадины…
— Не отчаивайтесь, все не так скверно. Хотите совет? Я бы на вашем месте пошла с повинной. За убийство по неосторожности большой срок не дают. Явка с повинной будет зачтена в вашу пользу. А если нанять хорошего адвоката, он вообще может добиться оправдания. Докажет, что произошёл несчастный случай. У вас масса свидетелей, которые подтвердят, что цианид в сигарету вы подложили без злого умысла.
Базиль вздохнул.
— Наверное, я так и сделаю. Все равно рано или поздно придётся расплачиваться за эту смерть. Лучше уж принять воздаяние в нынешнем воплощении.
23
— Ты обратил внимание, что наше везение кончилось ровно в полночь — с наступлением понедельника? — прицепился Виктор к Халецкому, когда они вышли из начальского кабинета.
Халецкий — не выспавшийся и раздражённый неудачей (Песич только что отказал ему в просьбе освободить их на сегодня от участия в поисках маньяка; правда, после долгих уговоров согласился отпустить Бекушева), ответил довольно резко:
— Боже, Пых, как ты меня достал своей понедельничной теорией! Неглупый вроде мужик, а суеверен, как дикарь племени мумбо-юмбо.
— Это не суеверие, это подтверждённый объективной статистикой факт.
— Засунь свою статистику, знаешь, куда? Кто тебе сказал, что она объективна? Я, к примеру, не считаю бегство этой компании невезением. По крайней мере, у нас остался шанс увидеть их живыми. Вот если бы они не успели удрать и попали бы в лапки к нашему милому Соловейчику, тогда имело бы смысл причитать. И вообще, имей совесть! Тебе привалила неслыханная удача: монаршей милостью и моими молитвами ты избавлен на сегодня от рутиннейшей из работ. Как смеешь ты после этого жаловаться мне — мне, обречённому шерстить сотни владельцев малолитражек! — на невезение?
— По-моему, проверка врачей — работа ничуть не менее рутинная, чем проверка автолюбителей, — пробурчал Виктор.
— Не зли меня, Витек. Тебе никто не предлагает проверить всех врачей города. И даже сотую часть. Спорим, у Вязникова и Неман, вместе взятых, окажется не больше пяти знакомых эскулапов?
— Не буду я с тобой спорить. Пусть хоть один-единственный будет, его ещё сначала вычислить нужно, этого эскулапа. Представь, сколько народу придётся для этого опросить…
— Прекрати ныть! — зарычал Халецкий. — Не диво, что по понедельникам от тебя отворачивается фортуна, я бы на её месте тоже не захотел смотреть на твою кислую мину. Нечего заранее настраивать себя на неудачу. Вполне возможно, что все нужные сведения тебе дадут уже коллеги Вязникова. Или мать Надежды Неман — по телефону. Все, капитан Бекушев! Извольте убрать с глаз моих свою постную харю. Кругом, шагом марш!
Виктор ушёл, обиженный на «постную харю», а ещё больше — на нежелание Халецкого признать справедливость закона о понедельниках. Суеверие! О каком суеверии может идти речь, когда собрано столько фактов? Взять хотя бы минувшую ночь… До двенадцати все шло замечательно: они напали на след исчезнувшего Вязникова, казалось, ещё чуть-чуть — и след приведёт к его убежищу. Но наступил понедельник.
На звонок в квартиру Надежды Неман никто не ответил. Её соседи по лестничной клетке при виде милицейских удостоверений пришли в негодование:
— Вы что, издеваетесь? Вторую ночь подряд вытаскиваете нас из постели! Не могли пораньше прийти со своими вопросами?
— Да вообще — чего ходить-то? Мы ещё вчера сказали: ничего не знаем! И видеть не видели, и слышать не слышали, как к Надьке в квартиру вламывались. Чего вам от нас ещё нужно?
Когда возмущённый гвалт стих, Виктор с Борисом выяснили, что накануне ночью, точнее, ранним утром, сюда приезжала милиция — с автоматами и противогазами. Ворвались к Надежде в квартиру, никого не нашли и перебудили весь подъезд — спрашивали, не видел ли кто здесь ночью посторонних. Никто, ясное дело, ничего не видел — в пять утра нормальные люди спят, а не шастают по подъездам.
Они с Халецким отправились в местное отделение милиции и узнали, что вызов поступил от соседей Неман из другого подъезда. Звонивший, Виктор Крутиков, сообщил, что соседка перебралась к ним в квартиру через балкон и утверждала, будто её пытаются отравить газом. Туда отправили людей, но ни задержать злоумышленников, ни найти свидетелей, видевших, как они выглядели, на чем приехали и так далее, не удалось. Пострадавшие — сама Неман и её гости (мужчина, женщина и маленький ребёнок) — тоже скрылись в неизвестном направлении.
Поколебавшись, Бекушев и Халецкий рискнули навлечь на себя гнев Крутиковых, вызвавших милицию. К счастью, те ещё не спали — смотрели телевизор. Вера Сергеевна Крутикова, не скупясь на леденящие душу подробности, поведала о переживаниях прошлой ночи и довольно неплохо описала гостей Надежды. У оперативников не осталось сомнений, что речь идёт о Вязникове и Елизавете — подруге покойной Морозовой.
Невестка Крутиковой Нина дополнила рассказ Веры Сергеевны, признавшись, что помогла бежать всей честной компании — провела их через крышу в другой подъезд, подальше.
— Они боялись, что бандиты оставили кого-нибудь внизу наблюдать за подъездами, — объяснила она. — Я предложила отвести их через крышу к шестому подъезду, который выходит на противоположную сторону дома. Они сначала согласились, а потом, уже на крыше, эта женщина — Надежда — вдруг попросила впустить их во второй. Я напомнила, что он тоже выходит во двор, но она настаивала.
Виктор Крутиков тоже внёс в хронику событий свою лепту. Утомившись стоять на лестнице в ожидании милиции, которая, как водится, не торопилась, он, невзирая на протесты матери и жены, уже вернувшейся с прогулки по крыше, спустился во двор, надеясь хоть одним глазком увидеть бандитов. Разумеется, он принял меры предосторожности: вышел из дому, покачиваясь, будто пьяный. Замаскировался, словом. Потом, никого не увидев, спрятался в тени и стал дожидаться, когда бандиты выйдут из Надькиного подъезда. Бандиты все не выходили и так и не вышли до приезда милиции, зато Крутиков видел две шикарные иномарки, выехавшие со двора. Сначала под арку нырнула одна, — её номера Витя не заметил, потому что смотрел на подъезд, — потом другая. Тут уж Крутиков был начеку. Смекнул, что этот ночной исход иномарок подозрителен, и, когда машина притормозила перед аркой, вгляделся попристальнее и разобрал номер.
Халецкий без особого энтузиазма позвонил в автоинспекцию — он не очень верил в связь между ночным происшествием в квартире Неман и иномарками. Но когда выяснилось, что машина принадлежит Рубцову Владимиру Анатольевичу, проживающему во втором подъезде Надеждиного дома, зародыш энтузиазма робко шевельнулся в усталых милицейских душах. Тот факт, что от дома ночью отъехали две машины, мог быть простым совпадением. Но, учитывая, что Надежда попросила младшую мадам Крутикову впустить их во второй подъезд, ночной выезд машины, принадлежащей жителю второго подъезда, выглядел слишком многозначительным для совпадения. Виктор и Борис плюнули на приличия и отправились к хозяину «мерседеса» с поздним визитом. Однако, несмотря на поздноту визита, дома никого не застали.
Тогда они сдались. Позвонили ещё раз в дорожно-патрульную службу, попросили помочь с поисками машины и её владельца и поехали по домам — спать. По дороге Халецкого осенила очередная гениальная идея, но её воплощение все же решили отложить до утра.
Идея касалась исчезновения Петра Кронина. Евгений (Эжен) Кулаков, пересказывая историю, с которой явились к нему Вязников и Неман, упомянул, что в мужа Морозовой стреляли, но, когда оперативники попытались выяснить подробности, сказал, что ему ничего не известно. Вязников не заострял внимания на покушении, упомянул только, что оно не удалось. Значит, Кронин забрал ребёнка и тоже скрылся от греха подальше — решили тогда оперы. Но, как теперь выяснилось, бездетная Надежда Неман, спасаясь от ночных гостей, несла на руках полуторагодовалого ребёнка. А Петра Кронина в компании беглецов не было. Халецкий сделал вывод, что его все-таки подстрелили, хотя, возможно, и не насмерть. Вывод номер два представлялся очевидным: Эдуард и Надежда отвезли раненого к знакомому врачу и оставили на его попечении. И даже не просто к знакомому, а к очень хорошему знакомому — скорее всего, к близкому другу. Закон обязывает медиков сообщать об огнестрельных ранениях в милицию, и чужой не рискнул бы его нарушить.
Халецкий — не выспавшийся и раздражённый неудачей (Песич только что отказал ему в просьбе освободить их на сегодня от участия в поисках маньяка; правда, после долгих уговоров согласился отпустить Бекушева), ответил довольно резко:
— Боже, Пых, как ты меня достал своей понедельничной теорией! Неглупый вроде мужик, а суеверен, как дикарь племени мумбо-юмбо.
— Это не суеверие, это подтверждённый объективной статистикой факт.
— Засунь свою статистику, знаешь, куда? Кто тебе сказал, что она объективна? Я, к примеру, не считаю бегство этой компании невезением. По крайней мере, у нас остался шанс увидеть их живыми. Вот если бы они не успели удрать и попали бы в лапки к нашему милому Соловейчику, тогда имело бы смысл причитать. И вообще, имей совесть! Тебе привалила неслыханная удача: монаршей милостью и моими молитвами ты избавлен на сегодня от рутиннейшей из работ. Как смеешь ты после этого жаловаться мне — мне, обречённому шерстить сотни владельцев малолитражек! — на невезение?
— По-моему, проверка врачей — работа ничуть не менее рутинная, чем проверка автолюбителей, — пробурчал Виктор.
— Не зли меня, Витек. Тебе никто не предлагает проверить всех врачей города. И даже сотую часть. Спорим, у Вязникова и Неман, вместе взятых, окажется не больше пяти знакомых эскулапов?
— Не буду я с тобой спорить. Пусть хоть один-единственный будет, его ещё сначала вычислить нужно, этого эскулапа. Представь, сколько народу придётся для этого опросить…
— Прекрати ныть! — зарычал Халецкий. — Не диво, что по понедельникам от тебя отворачивается фортуна, я бы на её месте тоже не захотел смотреть на твою кислую мину. Нечего заранее настраивать себя на неудачу. Вполне возможно, что все нужные сведения тебе дадут уже коллеги Вязникова. Или мать Надежды Неман — по телефону. Все, капитан Бекушев! Извольте убрать с глаз моих свою постную харю. Кругом, шагом марш!
Виктор ушёл, обиженный на «постную харю», а ещё больше — на нежелание Халецкого признать справедливость закона о понедельниках. Суеверие! О каком суеверии может идти речь, когда собрано столько фактов? Взять хотя бы минувшую ночь… До двенадцати все шло замечательно: они напали на след исчезнувшего Вязникова, казалось, ещё чуть-чуть — и след приведёт к его убежищу. Но наступил понедельник.
На звонок в квартиру Надежды Неман никто не ответил. Её соседи по лестничной клетке при виде милицейских удостоверений пришли в негодование:
— Вы что, издеваетесь? Вторую ночь подряд вытаскиваете нас из постели! Не могли пораньше прийти со своими вопросами?
— Да вообще — чего ходить-то? Мы ещё вчера сказали: ничего не знаем! И видеть не видели, и слышать не слышали, как к Надьке в квартиру вламывались. Чего вам от нас ещё нужно?
Когда возмущённый гвалт стих, Виктор с Борисом выяснили, что накануне ночью, точнее, ранним утром, сюда приезжала милиция — с автоматами и противогазами. Ворвались к Надежде в квартиру, никого не нашли и перебудили весь подъезд — спрашивали, не видел ли кто здесь ночью посторонних. Никто, ясное дело, ничего не видел — в пять утра нормальные люди спят, а не шастают по подъездам.
Они с Халецким отправились в местное отделение милиции и узнали, что вызов поступил от соседей Неман из другого подъезда. Звонивший, Виктор Крутиков, сообщил, что соседка перебралась к ним в квартиру через балкон и утверждала, будто её пытаются отравить газом. Туда отправили людей, но ни задержать злоумышленников, ни найти свидетелей, видевших, как они выглядели, на чем приехали и так далее, не удалось. Пострадавшие — сама Неман и её гости (мужчина, женщина и маленький ребёнок) — тоже скрылись в неизвестном направлении.
Поколебавшись, Бекушев и Халецкий рискнули навлечь на себя гнев Крутиковых, вызвавших милицию. К счастью, те ещё не спали — смотрели телевизор. Вера Сергеевна Крутикова, не скупясь на леденящие душу подробности, поведала о переживаниях прошлой ночи и довольно неплохо описала гостей Надежды. У оперативников не осталось сомнений, что речь идёт о Вязникове и Елизавете — подруге покойной Морозовой.
Невестка Крутиковой Нина дополнила рассказ Веры Сергеевны, признавшись, что помогла бежать всей честной компании — провела их через крышу в другой подъезд, подальше.
— Они боялись, что бандиты оставили кого-нибудь внизу наблюдать за подъездами, — объяснила она. — Я предложила отвести их через крышу к шестому подъезду, который выходит на противоположную сторону дома. Они сначала согласились, а потом, уже на крыше, эта женщина — Надежда — вдруг попросила впустить их во второй. Я напомнила, что он тоже выходит во двор, но она настаивала.
Виктор Крутиков тоже внёс в хронику событий свою лепту. Утомившись стоять на лестнице в ожидании милиции, которая, как водится, не торопилась, он, невзирая на протесты матери и жены, уже вернувшейся с прогулки по крыше, спустился во двор, надеясь хоть одним глазком увидеть бандитов. Разумеется, он принял меры предосторожности: вышел из дому, покачиваясь, будто пьяный. Замаскировался, словом. Потом, никого не увидев, спрятался в тени и стал дожидаться, когда бандиты выйдут из Надькиного подъезда. Бандиты все не выходили и так и не вышли до приезда милиции, зато Крутиков видел две шикарные иномарки, выехавшие со двора. Сначала под арку нырнула одна, — её номера Витя не заметил, потому что смотрел на подъезд, — потом другая. Тут уж Крутиков был начеку. Смекнул, что этот ночной исход иномарок подозрителен, и, когда машина притормозила перед аркой, вгляделся попристальнее и разобрал номер.
Халецкий без особого энтузиазма позвонил в автоинспекцию — он не очень верил в связь между ночным происшествием в квартире Неман и иномарками. Но когда выяснилось, что машина принадлежит Рубцову Владимиру Анатольевичу, проживающему во втором подъезде Надеждиного дома, зародыш энтузиазма робко шевельнулся в усталых милицейских душах. Тот факт, что от дома ночью отъехали две машины, мог быть простым совпадением. Но, учитывая, что Надежда попросила младшую мадам Крутикову впустить их во второй подъезд, ночной выезд машины, принадлежащей жителю второго подъезда, выглядел слишком многозначительным для совпадения. Виктор и Борис плюнули на приличия и отправились к хозяину «мерседеса» с поздним визитом. Однако, несмотря на поздноту визита, дома никого не застали.
Тогда они сдались. Позвонили ещё раз в дорожно-патрульную службу, попросили помочь с поисками машины и её владельца и поехали по домам — спать. По дороге Халецкого осенила очередная гениальная идея, но её воплощение все же решили отложить до утра.
Идея касалась исчезновения Петра Кронина. Евгений (Эжен) Кулаков, пересказывая историю, с которой явились к нему Вязников и Неман, упомянул, что в мужа Морозовой стреляли, но, когда оперативники попытались выяснить подробности, сказал, что ему ничего не известно. Вязников не заострял внимания на покушении, упомянул только, что оно не удалось. Значит, Кронин забрал ребёнка и тоже скрылся от греха подальше — решили тогда оперы. Но, как теперь выяснилось, бездетная Надежда Неман, спасаясь от ночных гостей, несла на руках полуторагодовалого ребёнка. А Петра Кронина в компании беглецов не было. Халецкий сделал вывод, что его все-таки подстрелили, хотя, возможно, и не насмерть. Вывод номер два представлялся очевидным: Эдуард и Надежда отвезли раненого к знакомому врачу и оставили на его попечении. И даже не просто к знакомому, а к очень хорошему знакомому — скорее всего, к близкому другу. Закон обязывает медиков сообщать об огнестрельных ранениях в милицию, и чужой не рискнул бы его нарушить.