Страница:
— Жив, — коротко ответил Эдик, так и не решив, стоит ли ему включиться в игру, предложенную опером, или это чревато опасными последствиями.
— В общем так, дамы и господа: если хотите избежать неприятностей, выкладывайте все начистоту. Вы достаточно долго чинили препятствия следственному процессу, так что неприятности мы вам при желании обеспечим. И если лично вам угрожает не более, чем нервотрёпка, то вашему другу-доктору не поздоровится по-настоящему. С другой стороны, я великодушен и незлобив, поэтому охотно все прощу и забуду… если обнаружу вашу искреннюю и горячую готовность помочь следствию.
Эдик и Надежда безмолвно посовещались, обменявшись взглядами, и вынесли решение в пользу сотрудничества с властями.
— Кто будет говорить? Ты? — спросила Надежда.
— Один? У меня язык отсохнет. Давай по очереди.
Они говорили долго. Мерседес дополз до Ярославского шоссе и дальше покатил гораздо бодрее. Когда пришла пора съезжать с Кольцевой, осталось досказать совсем немногое. Надежда подала Геше знак тормознуть у обочины и торопливо закончила рассказ:
— В общем, что-то у меня не сходится. Я уже начинаю думать, что в Питера стрелял человек, не имеющий никакого отношения к истории с денежным мешком. Меня не покидает ощущение, будто в словах Питера о чёрном ангеле — Ирен заключён вполне рациональный смысл. Во всяком случае, во всех остальных его словах он присутствовал. И даже в сказке про светлого ангела. Это он меня имел в виду. Я подбежала сразу после выстрела, нагнулась над ним. Шуба у меня белая, волосы светлые, да ещё лампа сверху их подсвечивала. И именно ко мне Питер обратил просьбу насчёт сына, только я её тогда не поняла. Словом, если бы Эдик не сказал мне, что у Ирен никого из родни, кроме мужа и сына, не осталось, я бы предложила вам поискать её сестру… или другую похожую на неё родственницу.
— Почему же не осталось? — спросил Халецкий и задумчиво потеребил нос. — Разве Лизавета вам не говорила?.. У Ирен есть очаровательная дочурка осьмнадцати годов от роду.
— Но… Но это… Не может быть! — разродился наконец Эдик. — Мы с Ирен были друзьями. Она рассказывала мне о детстве, о Лиске, об учёбе в институте, о бывшем муже, о смерти мамы, о знакомстве с Петей — обо всем… Но ни разу — ни разу! — даже не упомянула о том, что у неё есть дочь.
— Ну, полагаю, воспоминания о дочери не приносили Ирен большой радости. Дело в том, что около двенадцати лет назад милое дитя предприняло вполне, я бы сказал, осознанную попытку убить маму. Похоже, за эти годы дитятко поднабралось опыта…
25
— В общем так, дамы и господа: если хотите избежать неприятностей, выкладывайте все начистоту. Вы достаточно долго чинили препятствия следственному процессу, так что неприятности мы вам при желании обеспечим. И если лично вам угрожает не более, чем нервотрёпка, то вашему другу-доктору не поздоровится по-настоящему. С другой стороны, я великодушен и незлобив, поэтому охотно все прощу и забуду… если обнаружу вашу искреннюю и горячую готовность помочь следствию.
Эдик и Надежда безмолвно посовещались, обменявшись взглядами, и вынесли решение в пользу сотрудничества с властями.
— Кто будет говорить? Ты? — спросила Надежда.
— Один? У меня язык отсохнет. Давай по очереди.
Они говорили долго. Мерседес дополз до Ярославского шоссе и дальше покатил гораздо бодрее. Когда пришла пора съезжать с Кольцевой, осталось досказать совсем немногое. Надежда подала Геше знак тормознуть у обочины и торопливо закончила рассказ:
— В общем, что-то у меня не сходится. Я уже начинаю думать, что в Питера стрелял человек, не имеющий никакого отношения к истории с денежным мешком. Меня не покидает ощущение, будто в словах Питера о чёрном ангеле — Ирен заключён вполне рациональный смысл. Во всяком случае, во всех остальных его словах он присутствовал. И даже в сказке про светлого ангела. Это он меня имел в виду. Я подбежала сразу после выстрела, нагнулась над ним. Шуба у меня белая, волосы светлые, да ещё лампа сверху их подсвечивала. И именно ко мне Питер обратил просьбу насчёт сына, только я её тогда не поняла. Словом, если бы Эдик не сказал мне, что у Ирен никого из родни, кроме мужа и сына, не осталось, я бы предложила вам поискать её сестру… или другую похожую на неё родственницу.
— Почему же не осталось? — спросил Халецкий и задумчиво потеребил нос. — Разве Лизавета вам не говорила?.. У Ирен есть очаровательная дочурка осьмнадцати годов от роду.
— Но… Но это… Не может быть! — разродился наконец Эдик. — Мы с Ирен были друзьями. Она рассказывала мне о детстве, о Лиске, об учёбе в институте, о бывшем муже, о смерти мамы, о знакомстве с Петей — обо всем… Но ни разу — ни разу! — даже не упомянула о том, что у неё есть дочь.
— Ну, полагаю, воспоминания о дочери не приносили Ирен большой радости. Дело в том, что около двенадцати лет назад милое дитя предприняло вполне, я бы сказал, осознанную попытку убить маму. Похоже, за эти годы дитятко поднабралось опыта…
25
Ещё не проснувшись окончательно, Людмила поняла, что заболела. Голова налита чугунной тяжестью, горло словно наждаком тёрли, в глазах резь. Значит, не помогли ни коньяк, ни сауна, ни тёплое молоко перед сном. Что неудивительно. Сколько она брела босая, практически раздетая, по снегу, пронизываемая ветром? Полчаса? Час? Когда ярко-красный «рено», ехавший навстречу по другой стороне дороги, с визгом развернулся и остановился рядом, Людмила уже не чувствовала ни ног, ни рук, ни ушей.
— Милочка, вы с ума сошли?! Быстро в машину! — Тётка, сидевшая за рулём, едва ли не силой втащила её в салон. — Снимайте немедленно мокрое! Погодите, у меня где-то был коньяк… Ага, вот он. Выпейте. Да пей, черт тебя побери! Вот так. Теперь скидывай все с себя, налей в горсть коньяк и начинай растираться. Ты — верх, я — низ. Давай ногу. Три как следует, не жалей себя. Заодно и руки согреешь.
Когда с процедурой растирания было покончено, добровольная сестра милосердия завернула пациентку в плед и спросила:
— Что у тебя стряслось?
Людмила не знала, что отвечать, и сочла за лучшее заплакать.
— Ну-ну, полно тебе! — спасительница обняла её и погладила по голове. — Все уже позади. Отвезти тебя к врачу? Или, может, в милицию?
Людмила отчаянно помотала головой и заплакала ещё горше.
— Та-ак, понятно, — пробормотала тётка. — Тогда скажи, куда тебя отвезти.
Ответом ей были судорожные рыдания.
— Очень хорошо. Значит, едем ко мне.
В дороге она болтала, не умолкая, — видно, хотела отвлечь свою пассажирку от мыслей о пережитом. А Людмила исподтишка её разглядывала.
Немолодая — лет сорок пять, не меньше. Острые черты лица, небольшой перебор с косметикой. На голове — такой короткий ёжик, что и не разберёшь, какого цвета волосы. Фигура вполне ничего, хотя, пожалуй, чересчур худая. Руки — маленькие и высохшие, похожие на птичьи лапки — унизаны дорогими перстнями. Обручального кольца нет. Судя по всему — одна из тех богатых, уверенных в себе баб, что предпочитают мужьям любовников.
— …А вообще-то я страшная индивидуалистка, — говорила между тем тётка низким прокуренным голосом. — Слава богу, теперь это, скорее, достоинство, чем порок. Свободная, самодостаточная, состоятельная женщина — звучит почти как синоним слову «счастливая», ты не находишь? Могу позволить себе все, что хочу, а хочу я, в общем-то, немногого. Надёжно отгородиться от вездесущей толпы тупых вонючих козлов и баранов, допускать к себе лишь немногих избранных, которые не вызывают у меня желания хвататься за автомат. Я даже фирмой своей руковожу из запертого кабинета с отдельным входом. Отдаю распоряжения исключительно по телефону или через секретаря — она единственная имеет доступ в святая святых. Общение с клиентами и чинушами полностью переложила на замов, которых выбирала долго и придирчиво. С одной стороны, чтоб была голова на плечах, чтобы умели принимать решения самостоятельно. С другой — чтобы не вздумали затеять у меня за спиной собственные игры. Для гарантии поддерживаю в них дух здорового соперничества — пусть приглядывают друг за другом, мне спокойнее.
В общем, на работе я себя оградила, а это самое сложное. Изолироваться в частной жизни — пара пустяков. Собственный дом, прислуга, приходящая только в моё отсутствие… Дом, разумеется, за городом, на московский особняк пока не накопила. Нет, наверное, уже накопила, просто не хочу жить в Москве. Она меня душит, всегда душила… Странно, я коренная москвичка, а родной город не выношу. Ты как: не против пожить за городом?
Людмила помотала головой.
— Не оклемалась ещё?
— Почти оклемалась. Спасибо, — сипло ответила Людмила.
— Тогда давай знакомиться. Валерия. Ты можешь взять псевдоним, если хочешь. Мне нет дела до твоего настоящего имени, но нужно же как-то обращаться друг к другу. Так как прикажешь тебя называть?
— Даша.
— Ну и отлично. Премиленькое имя. Все, Даша, мы приехали.
Потом были сауна и тёплое молоко на ночь. Только они не помогли. Болезнь притаилась в засаде и взяла своё, когда Людмила заснула. Вообще-то в этом было своё преимущество. Людмила получила тайм-аут. Валерия не выставит её, больную, из дома и не будет приставать с расспросами. А если все-таки пристанет, можно потерять голос. Ей, Людмиле, необходимы два-три дня покоя, чтобы подумать, как быть дальше.
Однако тяжесть в голове, боль в горле и ломота во всем теле не способствуют мыслительному процессу, а задача, которую Людмиле предстояло решить, требовала самой интенсивной работы серых клеточек. Если решение не найдётся, ей конец. Оценить масштабы катастрофы она могла даже в теперешнем состоянии.
Где, в какой момент подлая судьба подставила ей ножку? Почему все пошло наперекосяк? Ведь у неё был такой замечательный, такой безупречный план!
Людмила едва не сошла с ума, когда узнала, что Эта Тварь завела хахаля и ждёт ребёнка. Светлана Георгиевна, видя, что проверенная годами методика приведения нервов в порядок внучке не помогает, переполошилась и начала наводить у знакомых справки о психиатрах. Но все обошлось. В конце концов травы, гимнастика и контрастный душ сделали своё дело. Людмила взяла себя в руки и начала думать. Ей было всего шестнадцать лет, но недостаток жизненного опыта вполне компенсировала острота ума.
Итак, дано: женщина, много лет назад отказавшаяся от дочери и счастливо живущая с недавно обретённым любовником в ожидании нового ребёнка. Требуется: помирить женщину с дочерью, заставить её заботиться о некогда брошенной девочке не только до но и после совершеннолетия последней.
Как этого добиться? Сделать так, чтобы мать испытала острую нужду в дочери. Устранить каким-то образом любовника и подставить плечо, когда надломленная душевно и физически (роды!) женщина останется одна с младенцем на руках. Конечно, Людмиле не слишком улыбалось мыть задницу вонючему ублюдку, но ради обеспечения своего будущего она была готова на жертву.
Оставался небольшой вопрос: как устранить хахаля? Простейшее решение: поссорить их с Этой Тварью. Покопаться в его прошлом, откопать какую-нибудь грязную историю и подстроить, чтобы мать о ней услышала. В том, что такая история найдётся, Людмила не сомневалась. У неё у самой, несмотря на нежный возраст, уже завелась пара-тройка скелетов в шкафу.
Прежде всего следовало взглянуть на хахаля. Людмила, меняя одежду, раскраску, причёску и солнцезащитные очки, вела наблюдение за подъездом матери. И скоро объект попал в поле зрения. Он оказался симпатичным и довольно молодым мужиком — моложе матери лет на пять, прикинула Людмила. Прилично одет, на руке — дорогие часы, ездит на иномарке — пусть не роскошной, но все-таки. Спрашивается: что может привлекать молодого симпатичного мужчину в старой высохшей калоше, отдалённо напоминающей женщину? Ответ: естественно, деньги. Хахаль явно себя любит, привык себя баловать, а Тварь зарабатывает вполне прилично, чтобы утолить его аппетиты. Когда этот альфонс появился на её горизонте? Сравнительно недавно. Едва ли до этого он зарабатывал себе на жизнь тяжёлым трудом. Стало быть, нужно поискать женщину, которая его содержала. А потом устроить так, чтобы та познакомилась с матерью (прибегнуть к старому доброму анонимному звонку или письму) и объяснила Этой Твари, кого она пригрела на своей груди.
Следить за альфонсом оказалось не так-то просто. Перемещался пешком он только в обществе Твари (она, по-видимому, не переносила езды на машине), а все остальное время раскатывал на своей «тойоте». Людмила в то время ещё не умела водить машину. Пришлось кое к кому подлизаться.
Кое-кто в первый же день довёл «тойоту» до стеклянной многоэтажки — офисного здания, приютившего десятки фирм и организаций. Альфонс скрылся в недрах вестибюля раньше, чем Людмила успела выскочить из машины, поэтому узнать, куда он направил стопы, ей не удалось. Кроме того, в вестибюле сидел охранник и спрашивал у посетителей пропуска, так что побродить по зданию в надежде случайно наткнуться на объект тоже не представлялось возможным.
Но Людмила не отчаивалась. Устроила наблюдательный пост в уличном кафе у подножия стеклянной башни и через три дня получила, что хотела.
Альфонс вылез из машины, поднялся по ступенькам и столкнулся с молодым хлыщом в стильном деловом костюме. Они пожали друг другу руки, отошли от двери и обменялись десятком фраз. Каких — Людмила не слышала, да это и не имело значения. Когда Альфонс скрылся в здании, а Хлыщ сбежал по ступенькам, она уже стояла у подножия лестницы.
— Извините, пожалуйста, мне очень нужна ваша помощь! Могу я пригласить вас на чашку кофе?
Отчаянная мольба и беспомощность во взоре, смазливая мордашка и отличная фигурка гарантировали ей успех. Хлыщ помялся, потом бросил быстрый взгляд на часы и спросил с сильным акцентом:
— Это срочно? Я имею всего несколько минут. Может быть, мы встречаемся вечером?
— Больше получаса я у вас не отниму. Но если у вас нет времени… — Людмила кинула на своего визави взгляд воспитанной девицы, пытающейся скрыть разочарование.
— Нет-нет, полчаса нормально.
Они устроились за столиком. По пути Людмила сказала девушке, скучающей за стойкой, чтобы им принесли кофе, и, когда его принесли, приступила к изложению своей легенды.
— Человек, с которым вы сейчас столкнулись на лестнице, — любовник моей матери. У мамы в последнее время серьёзные проблемы — критический возраст, понимаете? Она немного свернулась на почве секса. Честно говоря, совсем слетела с катушек. Предыдущий бойфренд обокрал её до нитки и смылся. До этого вообще был какой-то маньяк… Я очень тревожусь за неё. А мама злится. Говорит, что она взрослая женщина и никому не позволит вмешиваться в свою личную жизнь. Её, конечно, можно понять, но… Мне было бы спокойнее, если бы я знала, с кем она связалась на этот раз. Не поймите меня неправильно, я вовсе не хочу опорочить вашего знакомого, но при её патологическом невезении на мужчин…
Глаза хлыща загорелись.
— Знаете, а ведь Питер действительно имеет какой-то секрет. Нет-нет, я не думаю, что он преступник или ещё в таком типе! Но секрет есть. Один раз он упомянул, что изучал экономику в Принстоне. Обычно он не имеет желания рассказывать о себе, отклоняется от вопросов о его прошлом. Когда Питер э… проболтал это, один из наших сотрудников с интересом открыл сайт Принстонского университета, отыскал список постгра… выпускников. Питера не было среди них. Мы начали шутить над ним, спрашивали, кто заслал его в Россию и с какой миссией, а он неожидаемо рассердился. Сказал, что он действительно заканчивал Принстон. Если угодно, мы можем сделать запрос в университет. И ещё он сказал: «Отстаньте от меня наконец! Моя жизнь есть моё личное дело».
После того случая мы поделились на два лагеря. Одни настаивают, что Питер — это шпион ЦРУ, другие говорят, что ЦРУ взяло бы заботу внести его фамилию в списки выпускников. Они полагают, что он попал под закон о защите свидетелей. У них в американской системе правосудия…
— Я знаю, что такое программа защиты свидетелей, — перебила его Людмила, — Спасибо большое, вы очень мне помогли. Только умоляю: пусть наш разговор останется между нами. Я не переживу, если до матери дойдут слухи, что я шпионю за её возлюбленным.
Полученные сведения были интересны, но Людмилу не устраивали. Не исключено, конечно, что любовник Этой Твари — бывший мафиози, предавший своих сообщников, но выяснить это можно только в Америке, да и то вряд ли. И потом, всем известно: влюблённая дура способна простить своему мужику что угодно, кроме шашней с другими дурами. Поэтому единственный надёжный способ поссорить мать с Альфонсом — уличить его в измене. Людмила вооружилась фотоаппаратом и возобновила слежку за Питером, надеясь поймать его во время свидания с какой-нибудь роскошной герлой.
Но Альфонс — кто бы мог подумать? — вёл себя безупречно. Водил беременную Тварь на прогулки, покупал ей цветы и фрукты, из дома уезжал только на работу. Кстати, и альфонсом-то его нельзя было назвать. Этот тип зарабатывал вполне прилично и тратил не больше, чем зарабатывал.
Время шло, родился Ублюдок, Хахаль ловко изображал из себя идеального мужа и отца. Людмилу все больше охватывало отчаяние. Впереди, неуклонно приближаясь, маячило совершеннолетие, а она по-прежнему не знала, как ей подступиться к Этой Твари.
В конце концов она пришла к выводу, что остался единственный шанс — тёмное американское прошлое Хахаля. Перед выпускными экзаменами Людмила заявила бабушке, что не чувствует себя достаточно подготовленной для поступления на филфак и с целью изучения английского намерена поехать в Америку. За месяц ей удалось подавить сопротивление Светланы Георгиевны и склонить её на свою сторону. После этого вопрос был решён. Никто из домочадцев не способен противостоять бабушке больше трех раундов.
Поездка из Чикаго в Принстон и оплата услуг частного сыщика съела все Людмилины средства, хотя работать этому выжиге практически не пришлось. Много ли усилий нужно, чтобы со снимком, предоставленным клиенткой, обойти старых преподавателей экономического колледжа и узнать имя студента? А Людмила потом два месяца вкалывала беби-ситтером — пестовала двух омерзительных соплячек трех и пяти лет.
Но она ни о чем не жалела. Полученная информация искупала все неудобства, которые ей пришлось вынести. И даже больше того. Любовник матери оказался настоящим крезом, торговым магнатом, входящим в первую сотню самых богатых бизнесменов Америки. Десять лет назад он вдруг исчез со страниц светской хроники — после грандиозного скандала, разразившегося вокруг автокатастрофы, подстроенной его женой. Жена что-то там не рассчитала и погибла в аварии, а Питер О'Нейл выжил и стал затворником. Репортёры ещё долго пытались к нему пробиться, выяснить что-нибудь через слуг, но раз за разом терпели фиаско и в конце концов отступились.
Новость была настолько потрясающей, что Людмила не сразу сообразила, какую выгоду из неё можно извлечь. Сначала ей не пришло в голову ничего лучшего, как продать какой-нибудь жёлтой газетёнке историю о дальнейшей жизни торгового магната. За такую сенсацию они наверняка отвалили бы ей тысяч десять, если не больше. И только спустя несколько дней до неё дошло, насколько жалки эти десять штук в сравнении с сотнями миллионов Хахаля.
А ведь у неё есть возможность получить все! Если Хахаль сыграет в ящик, наследником миллионов станет Ублюдок. А ближайшая родственница Ублюдка — она, Людмила. Правда, мать приходится ему ещё более близкой родственницей, и с Этой Твари станется подстроить дочери какую-нибудь пакость — например, завещать все собачьему приюту или Русской православной церкви. Судись потом с ними! Нет, её надо убрать первой, следом — хахаля. Потом можно будет подумать, как поступить с Ублюдком — сразу отправить вслед за мамой с папой или добиться опеки и немного погодить. Лучше, наверное, погодить, чтобы мотив не просматривался. Взрослых убивают по сотне разных причин, не то что маленьких детей. Если ребёнка убрать сразу после родителей, кто-нибудь непременно задастся вопросом: кому выгодно? И получит правильный ответ.
А если гадёныша не трогать, то, скорее всего, её, Людмилу, никто не заподозрит. С Этой Тварью она не общается с пяти лет, с Хахалем её вообще незнакома. Хахаль, похоже, скрывает ото всех, кто он такой. Может, даже Твари не признался. Вряд ли русские менты станут землю рыть, раскапывать его биографию. Ну кокнули какого-то американца, никому не интересного экономического обозревателя, и что с того? Если мотивы убийства лежат в американском прошлом жертвы, то пусть американцы с ними и разбираются. А те, естественно, спишут все на русский бандитизм.
Правда, наверняка ничего предсказать нельзя. Возможно, фамилия О'Нейла все-таки всплывёт в ходе расследования — вместе с его миллионами. Тогда Людмила попадёт под подозрение. Но пусть попробуют доказать, что она знала, кто он такой. Пусть докажут, что она знала хотя бы о существовании материного любовника. Даром, что ли, она соблюдала всяческие меры предосторожности, когда вела слежку? Меняла внешность, подцепляла совершенно посторонних лопухов с машинами, плела им разные байки, уговаривая покататься за «Тойотой». Она даже сыщика в Америке нанимала заочно и расплачивалась с ним кэшем — через посыльного. Оттого-то, наверное, этот вшивый Пинкертон и содрал с неё безумные деньги за полдня работы. А молодой коллега Хахаля, Хлыщ, которого она когда-то поила кофе, давно свалил в свою Австралию. Это Людмила знала точно, потому что на всякий случай крутила с ним любовь до самого его отбытия на родину.
Но, дабы обезопасить себя полностью, нужно выбрать такой способ убийства, обеспечить себе такое алиби, чтобы и у самого подозрительного из ментов не осталось никаких сомнений в её невиновности. Людмила вернулась в Россию и начала разрабатывать план.
Проще всего дела обстояли с алиби. Его должны были обеспечить «золотые» мальчики и девочки, с которыми она водила компанию. Время от времени кто-нибудь из предков мальчиков и девочек сваливал на недельку к морю или на горнолыжный курорт. В освободившейся квартире устраивали многодневную оргию — море дринка, море кайфа, море лава. На вторые сутки веселья юные прожигатели жизни и под дулом пистолета не восстановили бы в памяти подробности сейшена, но никакая сила не заставит их признаться в этом милиции. Чтобы до любящих предков дошло, как их чада развлекаются на свободе? Чтобы маменьки с папеньками забегали по наркологам и перекрыли чадам кислород, лишив их денег на карманные расходы? Нет уж, увольте! Можно держать пари: любой из участников сейшена посмотрит в лицо следователю ясным прямым взором и твёрдым голосом заверит, что в упомянутое время Людмила веселилась на вечеринке на глазах у десятка-другого гостей. И будет стоять на своём до последнего.
Теперь способ устранения. В Чикаго Людмиле пришлось сесть за руль — иначе по улицам без тротуаров добраться с детьми до парка было просто невозможно. В России о том, что она водит машину, не знала ни одна живая душа. До восемнадцати лет водительские права у нас не выдают. Правда, многие учатся ездить на родительских авто, но у Людмилы в семье машины никогда не было — дед и отец не различали красный и зелёный цвета, а бабушкины воззрения сложились в те времена, когда женщина за рулём считалась немыслимой экзотикой. Если Эта Тварь погибнет под колёсами, никому не придёт в голову, что машину вела Людмила. Способ убийства не слишком надёжный, но, если подстеречь Эту Тварь в пустынном месте и пару раз проехаться по телу, шансов выжить у неё не останется. Где взять машину? Да у одного из тех мальчиков, что будут накачиваться дурью в свободной от предков квартире. Добрые папы многим из них преподнесли к совершеннолетию ключи от личного транспорта. За несколько дней оргии машину можно не только дочиста отмыть в автомойке, но и подреставрировать у какого-нибудь расторопного и не слишком любопытного автослесаря, если останутся вмятины.
Но для устранения Хахаля этот способ не годился. Слишком редко он ходил пешком, а когда ходил, то, в отличие от Этой Твари, предпочитал людные улицы. Придётся выбрать другое орудие убийства. Наверное, проще всего воспользоваться пистолетом. Быстро, надёжно (если стрелять с близкого расстояния) и не очень типично для юной барышни из интеллигентной семьи, никоим образом не связанной с огнестрельным оружием. Правда, раздобыть пистолет не так-то легко, но Людмила знала, где искать. К ней давно клеился один идиот, работающий кладовщиком в магазине «Системы безопасности». Как и все молодые придурки, он был завернут на оружии, непрестанно хвастал доверенным ему арсеналом, приглашал Людмилу зайти как-нибудь к нему на работу, полюбоваться всякими «глоками» и «береттами». Уверял, что без проблем договорится с охранниками, и её пропустят на склад. Что ж, она воспользуется приглашением. Воспользуется не раз и не два, чтобы охранники привыкли к визитам подружки кладовщика и не обращали на неё внимания. Однажды ей представится удобный случай, и она незаметно стянет какую-нибудь «беретту». Отчистит от смазки, использует по назначению, потом снова смажет и аккуратно положит на место. Никто никогда не догадается искать орудие убийства среди новёхонького оружия в заводской упаковке.
Казалось, в плане нет ни единого изъяна. И поначалу все складывалось прекрасно. Дашкины родители укатили в субтропики, и она тут же созвала всю шатию-братию. Людмила отпросилась у бабушки на целых три дня, пообещав ежедневно звонить. В первый же день компания в полном соответствии с планом унеслась в заоблачные выси, Людмила позаимствовала у одного из торчков ключи от машины, незаметно выбралась из гнёзда разврата, поехала к дому Этой Твари и устроила засаду возле глухой аллеи, по которой мать имела обыкновение возвращаться с работы. Ждать пришлось дольше, чем она рассчитывала, Людмила начала опасаться, что Эта Тварь сегодня пошла домой другой дорогой, но она в конце концов появилась. Вокруг не было ни прохожих, ни машин, и Людмила исполнила задуманное с лёгкостью. Эта Тварь даже не пыталась отскочить в сторону, до последней секунды не подозревая, что машина за спиной мчится по её душу.
Первые признаки беспокойства Людмила начала испытывать, когда бабушка заговорила о наследстве. Нет, она, конечно, знала, что милиция будет проверять версию убийства из корысти, но, выяснив заранее, что квартира матери не приватизирована, успокоилась. У неё даже мысли не мелькнуло, что существуют женщины, способные не растрачивать на себя все заработанные деньги, а откладывать часть в кубышку. Если Эта Тварь так и поступала, менты сочтут, что у Людмилы имелся вполне весомый мотив. Какая злая ирония! Убить ради сотен миллионов и быть заподозренной из-за жалких нескольких тысяч!
Не без труда Людмила уговорила себя, что беспокоиться не о чем. Никто точно не знает, остались деньги или нет. И уж меньше всего на этот счёт осведомлена Людмила, с которой Эта Тварь не поддерживала никаких отношений. А убивать ради денег, не зная, существуют ли они в природе, — верх идиотизма. Это даже менты должны понимать.
Но потом план начал давать серьёзные сбои. Людмила собиралась подстеречь Хахаля в тамбуре подъезда, предварительно разбив там лампочку. Риск в этом случае сводился к минимуму. Вошёл человек, столкнулся с кем-то впотьмах, бах — и нет человека. Промахнуться, стреляя в упор, невозможно, но на всякий случай лучше сделать контрольный выстрел в голову. Вся операция займёт не больше нескольких секунд, выход — рядом, и никаких свидетелей. Если Хахаль войдёт не один, — пройти мимо и вернуться на следующий день. Просто и надёжно, но — не получилось. Людмила провела в тёмном тамбуре два вечера, вздрагивая каждый раз, когда открывалась дверь, и пристально всматриваясь в фигуру, возникающую в сером прямоугольнике проёма, но О'Нейл так и не появился. Возможно, он выходил днём, но днём на улице светло, и любой входящий в подъезд сразу увидит притаившуюся в тамбуре личность. Кто-нибудь может заинтересоваться, что эта личность здесь делает, и запомнить, как она выглядит. Торчать в проклятом тамбуре по вечерам до морковкина заговенья Людмила не хотела. Мало того, что занятие это нервное и утомительное, так ещё с каждым разом возрастает риск привлечь чьё-нибудь внимание. Да и О'Нейл сразу после похорон Твари может смыться в свою Америку.
— Милочка, вы с ума сошли?! Быстро в машину! — Тётка, сидевшая за рулём, едва ли не силой втащила её в салон. — Снимайте немедленно мокрое! Погодите, у меня где-то был коньяк… Ага, вот он. Выпейте. Да пей, черт тебя побери! Вот так. Теперь скидывай все с себя, налей в горсть коньяк и начинай растираться. Ты — верх, я — низ. Давай ногу. Три как следует, не жалей себя. Заодно и руки согреешь.
Когда с процедурой растирания было покончено, добровольная сестра милосердия завернула пациентку в плед и спросила:
— Что у тебя стряслось?
Людмила не знала, что отвечать, и сочла за лучшее заплакать.
— Ну-ну, полно тебе! — спасительница обняла её и погладила по голове. — Все уже позади. Отвезти тебя к врачу? Или, может, в милицию?
Людмила отчаянно помотала головой и заплакала ещё горше.
— Та-ак, понятно, — пробормотала тётка. — Тогда скажи, куда тебя отвезти.
Ответом ей были судорожные рыдания.
— Очень хорошо. Значит, едем ко мне.
В дороге она болтала, не умолкая, — видно, хотела отвлечь свою пассажирку от мыслей о пережитом. А Людмила исподтишка её разглядывала.
Немолодая — лет сорок пять, не меньше. Острые черты лица, небольшой перебор с косметикой. На голове — такой короткий ёжик, что и не разберёшь, какого цвета волосы. Фигура вполне ничего, хотя, пожалуй, чересчур худая. Руки — маленькие и высохшие, похожие на птичьи лапки — унизаны дорогими перстнями. Обручального кольца нет. Судя по всему — одна из тех богатых, уверенных в себе баб, что предпочитают мужьям любовников.
— …А вообще-то я страшная индивидуалистка, — говорила между тем тётка низким прокуренным голосом. — Слава богу, теперь это, скорее, достоинство, чем порок. Свободная, самодостаточная, состоятельная женщина — звучит почти как синоним слову «счастливая», ты не находишь? Могу позволить себе все, что хочу, а хочу я, в общем-то, немногого. Надёжно отгородиться от вездесущей толпы тупых вонючих козлов и баранов, допускать к себе лишь немногих избранных, которые не вызывают у меня желания хвататься за автомат. Я даже фирмой своей руковожу из запертого кабинета с отдельным входом. Отдаю распоряжения исключительно по телефону или через секретаря — она единственная имеет доступ в святая святых. Общение с клиентами и чинушами полностью переложила на замов, которых выбирала долго и придирчиво. С одной стороны, чтоб была голова на плечах, чтобы умели принимать решения самостоятельно. С другой — чтобы не вздумали затеять у меня за спиной собственные игры. Для гарантии поддерживаю в них дух здорового соперничества — пусть приглядывают друг за другом, мне спокойнее.
В общем, на работе я себя оградила, а это самое сложное. Изолироваться в частной жизни — пара пустяков. Собственный дом, прислуга, приходящая только в моё отсутствие… Дом, разумеется, за городом, на московский особняк пока не накопила. Нет, наверное, уже накопила, просто не хочу жить в Москве. Она меня душит, всегда душила… Странно, я коренная москвичка, а родной город не выношу. Ты как: не против пожить за городом?
Людмила помотала головой.
— Не оклемалась ещё?
— Почти оклемалась. Спасибо, — сипло ответила Людмила.
— Тогда давай знакомиться. Валерия. Ты можешь взять псевдоним, если хочешь. Мне нет дела до твоего настоящего имени, но нужно же как-то обращаться друг к другу. Так как прикажешь тебя называть?
— Даша.
— Ну и отлично. Премиленькое имя. Все, Даша, мы приехали.
Потом были сауна и тёплое молоко на ночь. Только они не помогли. Болезнь притаилась в засаде и взяла своё, когда Людмила заснула. Вообще-то в этом было своё преимущество. Людмила получила тайм-аут. Валерия не выставит её, больную, из дома и не будет приставать с расспросами. А если все-таки пристанет, можно потерять голос. Ей, Людмиле, необходимы два-три дня покоя, чтобы подумать, как быть дальше.
Однако тяжесть в голове, боль в горле и ломота во всем теле не способствуют мыслительному процессу, а задача, которую Людмиле предстояло решить, требовала самой интенсивной работы серых клеточек. Если решение не найдётся, ей конец. Оценить масштабы катастрофы она могла даже в теперешнем состоянии.
Где, в какой момент подлая судьба подставила ей ножку? Почему все пошло наперекосяк? Ведь у неё был такой замечательный, такой безупречный план!
Людмила едва не сошла с ума, когда узнала, что Эта Тварь завела хахаля и ждёт ребёнка. Светлана Георгиевна, видя, что проверенная годами методика приведения нервов в порядок внучке не помогает, переполошилась и начала наводить у знакомых справки о психиатрах. Но все обошлось. В конце концов травы, гимнастика и контрастный душ сделали своё дело. Людмила взяла себя в руки и начала думать. Ей было всего шестнадцать лет, но недостаток жизненного опыта вполне компенсировала острота ума.
Итак, дано: женщина, много лет назад отказавшаяся от дочери и счастливо живущая с недавно обретённым любовником в ожидании нового ребёнка. Требуется: помирить женщину с дочерью, заставить её заботиться о некогда брошенной девочке не только до но и после совершеннолетия последней.
Как этого добиться? Сделать так, чтобы мать испытала острую нужду в дочери. Устранить каким-то образом любовника и подставить плечо, когда надломленная душевно и физически (роды!) женщина останется одна с младенцем на руках. Конечно, Людмиле не слишком улыбалось мыть задницу вонючему ублюдку, но ради обеспечения своего будущего она была готова на жертву.
Оставался небольшой вопрос: как устранить хахаля? Простейшее решение: поссорить их с Этой Тварью. Покопаться в его прошлом, откопать какую-нибудь грязную историю и подстроить, чтобы мать о ней услышала. В том, что такая история найдётся, Людмила не сомневалась. У неё у самой, несмотря на нежный возраст, уже завелась пара-тройка скелетов в шкафу.
Прежде всего следовало взглянуть на хахаля. Людмила, меняя одежду, раскраску, причёску и солнцезащитные очки, вела наблюдение за подъездом матери. И скоро объект попал в поле зрения. Он оказался симпатичным и довольно молодым мужиком — моложе матери лет на пять, прикинула Людмила. Прилично одет, на руке — дорогие часы, ездит на иномарке — пусть не роскошной, но все-таки. Спрашивается: что может привлекать молодого симпатичного мужчину в старой высохшей калоше, отдалённо напоминающей женщину? Ответ: естественно, деньги. Хахаль явно себя любит, привык себя баловать, а Тварь зарабатывает вполне прилично, чтобы утолить его аппетиты. Когда этот альфонс появился на её горизонте? Сравнительно недавно. Едва ли до этого он зарабатывал себе на жизнь тяжёлым трудом. Стало быть, нужно поискать женщину, которая его содержала. А потом устроить так, чтобы та познакомилась с матерью (прибегнуть к старому доброму анонимному звонку или письму) и объяснила Этой Твари, кого она пригрела на своей груди.
Следить за альфонсом оказалось не так-то просто. Перемещался пешком он только в обществе Твари (она, по-видимому, не переносила езды на машине), а все остальное время раскатывал на своей «тойоте». Людмила в то время ещё не умела водить машину. Пришлось кое к кому подлизаться.
Кое-кто в первый же день довёл «тойоту» до стеклянной многоэтажки — офисного здания, приютившего десятки фирм и организаций. Альфонс скрылся в недрах вестибюля раньше, чем Людмила успела выскочить из машины, поэтому узнать, куда он направил стопы, ей не удалось. Кроме того, в вестибюле сидел охранник и спрашивал у посетителей пропуска, так что побродить по зданию в надежде случайно наткнуться на объект тоже не представлялось возможным.
Но Людмила не отчаивалась. Устроила наблюдательный пост в уличном кафе у подножия стеклянной башни и через три дня получила, что хотела.
Альфонс вылез из машины, поднялся по ступенькам и столкнулся с молодым хлыщом в стильном деловом костюме. Они пожали друг другу руки, отошли от двери и обменялись десятком фраз. Каких — Людмила не слышала, да это и не имело значения. Когда Альфонс скрылся в здании, а Хлыщ сбежал по ступенькам, она уже стояла у подножия лестницы.
— Извините, пожалуйста, мне очень нужна ваша помощь! Могу я пригласить вас на чашку кофе?
Отчаянная мольба и беспомощность во взоре, смазливая мордашка и отличная фигурка гарантировали ей успех. Хлыщ помялся, потом бросил быстрый взгляд на часы и спросил с сильным акцентом:
— Это срочно? Я имею всего несколько минут. Может быть, мы встречаемся вечером?
— Больше получаса я у вас не отниму. Но если у вас нет времени… — Людмила кинула на своего визави взгляд воспитанной девицы, пытающейся скрыть разочарование.
— Нет-нет, полчаса нормально.
Они устроились за столиком. По пути Людмила сказала девушке, скучающей за стойкой, чтобы им принесли кофе, и, когда его принесли, приступила к изложению своей легенды.
— Человек, с которым вы сейчас столкнулись на лестнице, — любовник моей матери. У мамы в последнее время серьёзные проблемы — критический возраст, понимаете? Она немного свернулась на почве секса. Честно говоря, совсем слетела с катушек. Предыдущий бойфренд обокрал её до нитки и смылся. До этого вообще был какой-то маньяк… Я очень тревожусь за неё. А мама злится. Говорит, что она взрослая женщина и никому не позволит вмешиваться в свою личную жизнь. Её, конечно, можно понять, но… Мне было бы спокойнее, если бы я знала, с кем она связалась на этот раз. Не поймите меня неправильно, я вовсе не хочу опорочить вашего знакомого, но при её патологическом невезении на мужчин…
Глаза хлыща загорелись.
— Знаете, а ведь Питер действительно имеет какой-то секрет. Нет-нет, я не думаю, что он преступник или ещё в таком типе! Но секрет есть. Один раз он упомянул, что изучал экономику в Принстоне. Обычно он не имеет желания рассказывать о себе, отклоняется от вопросов о его прошлом. Когда Питер э… проболтал это, один из наших сотрудников с интересом открыл сайт Принстонского университета, отыскал список постгра… выпускников. Питера не было среди них. Мы начали шутить над ним, спрашивали, кто заслал его в Россию и с какой миссией, а он неожидаемо рассердился. Сказал, что он действительно заканчивал Принстон. Если угодно, мы можем сделать запрос в университет. И ещё он сказал: «Отстаньте от меня наконец! Моя жизнь есть моё личное дело».
После того случая мы поделились на два лагеря. Одни настаивают, что Питер — это шпион ЦРУ, другие говорят, что ЦРУ взяло бы заботу внести его фамилию в списки выпускников. Они полагают, что он попал под закон о защите свидетелей. У них в американской системе правосудия…
— Я знаю, что такое программа защиты свидетелей, — перебила его Людмила, — Спасибо большое, вы очень мне помогли. Только умоляю: пусть наш разговор останется между нами. Я не переживу, если до матери дойдут слухи, что я шпионю за её возлюбленным.
Полученные сведения были интересны, но Людмилу не устраивали. Не исключено, конечно, что любовник Этой Твари — бывший мафиози, предавший своих сообщников, но выяснить это можно только в Америке, да и то вряд ли. И потом, всем известно: влюблённая дура способна простить своему мужику что угодно, кроме шашней с другими дурами. Поэтому единственный надёжный способ поссорить мать с Альфонсом — уличить его в измене. Людмила вооружилась фотоаппаратом и возобновила слежку за Питером, надеясь поймать его во время свидания с какой-нибудь роскошной герлой.
Но Альфонс — кто бы мог подумать? — вёл себя безупречно. Водил беременную Тварь на прогулки, покупал ей цветы и фрукты, из дома уезжал только на работу. Кстати, и альфонсом-то его нельзя было назвать. Этот тип зарабатывал вполне прилично и тратил не больше, чем зарабатывал.
Время шло, родился Ублюдок, Хахаль ловко изображал из себя идеального мужа и отца. Людмилу все больше охватывало отчаяние. Впереди, неуклонно приближаясь, маячило совершеннолетие, а она по-прежнему не знала, как ей подступиться к Этой Твари.
В конце концов она пришла к выводу, что остался единственный шанс — тёмное американское прошлое Хахаля. Перед выпускными экзаменами Людмила заявила бабушке, что не чувствует себя достаточно подготовленной для поступления на филфак и с целью изучения английского намерена поехать в Америку. За месяц ей удалось подавить сопротивление Светланы Георгиевны и склонить её на свою сторону. После этого вопрос был решён. Никто из домочадцев не способен противостоять бабушке больше трех раундов.
Поездка из Чикаго в Принстон и оплата услуг частного сыщика съела все Людмилины средства, хотя работать этому выжиге практически не пришлось. Много ли усилий нужно, чтобы со снимком, предоставленным клиенткой, обойти старых преподавателей экономического колледжа и узнать имя студента? А Людмила потом два месяца вкалывала беби-ситтером — пестовала двух омерзительных соплячек трех и пяти лет.
Но она ни о чем не жалела. Полученная информация искупала все неудобства, которые ей пришлось вынести. И даже больше того. Любовник матери оказался настоящим крезом, торговым магнатом, входящим в первую сотню самых богатых бизнесменов Америки. Десять лет назад он вдруг исчез со страниц светской хроники — после грандиозного скандала, разразившегося вокруг автокатастрофы, подстроенной его женой. Жена что-то там не рассчитала и погибла в аварии, а Питер О'Нейл выжил и стал затворником. Репортёры ещё долго пытались к нему пробиться, выяснить что-нибудь через слуг, но раз за разом терпели фиаско и в конце концов отступились.
Новость была настолько потрясающей, что Людмила не сразу сообразила, какую выгоду из неё можно извлечь. Сначала ей не пришло в голову ничего лучшего, как продать какой-нибудь жёлтой газетёнке историю о дальнейшей жизни торгового магната. За такую сенсацию они наверняка отвалили бы ей тысяч десять, если не больше. И только спустя несколько дней до неё дошло, насколько жалки эти десять штук в сравнении с сотнями миллионов Хахаля.
А ведь у неё есть возможность получить все! Если Хахаль сыграет в ящик, наследником миллионов станет Ублюдок. А ближайшая родственница Ублюдка — она, Людмила. Правда, мать приходится ему ещё более близкой родственницей, и с Этой Твари станется подстроить дочери какую-нибудь пакость — например, завещать все собачьему приюту или Русской православной церкви. Судись потом с ними! Нет, её надо убрать первой, следом — хахаля. Потом можно будет подумать, как поступить с Ублюдком — сразу отправить вслед за мамой с папой или добиться опеки и немного погодить. Лучше, наверное, погодить, чтобы мотив не просматривался. Взрослых убивают по сотне разных причин, не то что маленьких детей. Если ребёнка убрать сразу после родителей, кто-нибудь непременно задастся вопросом: кому выгодно? И получит правильный ответ.
А если гадёныша не трогать, то, скорее всего, её, Людмилу, никто не заподозрит. С Этой Тварью она не общается с пяти лет, с Хахалем её вообще незнакома. Хахаль, похоже, скрывает ото всех, кто он такой. Может, даже Твари не признался. Вряд ли русские менты станут землю рыть, раскапывать его биографию. Ну кокнули какого-то американца, никому не интересного экономического обозревателя, и что с того? Если мотивы убийства лежат в американском прошлом жертвы, то пусть американцы с ними и разбираются. А те, естественно, спишут все на русский бандитизм.
Правда, наверняка ничего предсказать нельзя. Возможно, фамилия О'Нейла все-таки всплывёт в ходе расследования — вместе с его миллионами. Тогда Людмила попадёт под подозрение. Но пусть попробуют доказать, что она знала, кто он такой. Пусть докажут, что она знала хотя бы о существовании материного любовника. Даром, что ли, она соблюдала всяческие меры предосторожности, когда вела слежку? Меняла внешность, подцепляла совершенно посторонних лопухов с машинами, плела им разные байки, уговаривая покататься за «Тойотой». Она даже сыщика в Америке нанимала заочно и расплачивалась с ним кэшем — через посыльного. Оттого-то, наверное, этот вшивый Пинкертон и содрал с неё безумные деньги за полдня работы. А молодой коллега Хахаля, Хлыщ, которого она когда-то поила кофе, давно свалил в свою Австралию. Это Людмила знала точно, потому что на всякий случай крутила с ним любовь до самого его отбытия на родину.
Но, дабы обезопасить себя полностью, нужно выбрать такой способ убийства, обеспечить себе такое алиби, чтобы и у самого подозрительного из ментов не осталось никаких сомнений в её невиновности. Людмила вернулась в Россию и начала разрабатывать план.
Проще всего дела обстояли с алиби. Его должны были обеспечить «золотые» мальчики и девочки, с которыми она водила компанию. Время от времени кто-нибудь из предков мальчиков и девочек сваливал на недельку к морю или на горнолыжный курорт. В освободившейся квартире устраивали многодневную оргию — море дринка, море кайфа, море лава. На вторые сутки веселья юные прожигатели жизни и под дулом пистолета не восстановили бы в памяти подробности сейшена, но никакая сила не заставит их признаться в этом милиции. Чтобы до любящих предков дошло, как их чада развлекаются на свободе? Чтобы маменьки с папеньками забегали по наркологам и перекрыли чадам кислород, лишив их денег на карманные расходы? Нет уж, увольте! Можно держать пари: любой из участников сейшена посмотрит в лицо следователю ясным прямым взором и твёрдым голосом заверит, что в упомянутое время Людмила веселилась на вечеринке на глазах у десятка-другого гостей. И будет стоять на своём до последнего.
Теперь способ устранения. В Чикаго Людмиле пришлось сесть за руль — иначе по улицам без тротуаров добраться с детьми до парка было просто невозможно. В России о том, что она водит машину, не знала ни одна живая душа. До восемнадцати лет водительские права у нас не выдают. Правда, многие учатся ездить на родительских авто, но у Людмилы в семье машины никогда не было — дед и отец не различали красный и зелёный цвета, а бабушкины воззрения сложились в те времена, когда женщина за рулём считалась немыслимой экзотикой. Если Эта Тварь погибнет под колёсами, никому не придёт в голову, что машину вела Людмила. Способ убийства не слишком надёжный, но, если подстеречь Эту Тварь в пустынном месте и пару раз проехаться по телу, шансов выжить у неё не останется. Где взять машину? Да у одного из тех мальчиков, что будут накачиваться дурью в свободной от предков квартире. Добрые папы многим из них преподнесли к совершеннолетию ключи от личного транспорта. За несколько дней оргии машину можно не только дочиста отмыть в автомойке, но и подреставрировать у какого-нибудь расторопного и не слишком любопытного автослесаря, если останутся вмятины.
Но для устранения Хахаля этот способ не годился. Слишком редко он ходил пешком, а когда ходил, то, в отличие от Этой Твари, предпочитал людные улицы. Придётся выбрать другое орудие убийства. Наверное, проще всего воспользоваться пистолетом. Быстро, надёжно (если стрелять с близкого расстояния) и не очень типично для юной барышни из интеллигентной семьи, никоим образом не связанной с огнестрельным оружием. Правда, раздобыть пистолет не так-то легко, но Людмила знала, где искать. К ней давно клеился один идиот, работающий кладовщиком в магазине «Системы безопасности». Как и все молодые придурки, он был завернут на оружии, непрестанно хвастал доверенным ему арсеналом, приглашал Людмилу зайти как-нибудь к нему на работу, полюбоваться всякими «глоками» и «береттами». Уверял, что без проблем договорится с охранниками, и её пропустят на склад. Что ж, она воспользуется приглашением. Воспользуется не раз и не два, чтобы охранники привыкли к визитам подружки кладовщика и не обращали на неё внимания. Однажды ей представится удобный случай, и она незаметно стянет какую-нибудь «беретту». Отчистит от смазки, использует по назначению, потом снова смажет и аккуратно положит на место. Никто никогда не догадается искать орудие убийства среди новёхонького оружия в заводской упаковке.
Казалось, в плане нет ни единого изъяна. И поначалу все складывалось прекрасно. Дашкины родители укатили в субтропики, и она тут же созвала всю шатию-братию. Людмила отпросилась у бабушки на целых три дня, пообещав ежедневно звонить. В первый же день компания в полном соответствии с планом унеслась в заоблачные выси, Людмила позаимствовала у одного из торчков ключи от машины, незаметно выбралась из гнёзда разврата, поехала к дому Этой Твари и устроила засаду возле глухой аллеи, по которой мать имела обыкновение возвращаться с работы. Ждать пришлось дольше, чем она рассчитывала, Людмила начала опасаться, что Эта Тварь сегодня пошла домой другой дорогой, но она в конце концов появилась. Вокруг не было ни прохожих, ни машин, и Людмила исполнила задуманное с лёгкостью. Эта Тварь даже не пыталась отскочить в сторону, до последней секунды не подозревая, что машина за спиной мчится по её душу.
Первые признаки беспокойства Людмила начала испытывать, когда бабушка заговорила о наследстве. Нет, она, конечно, знала, что милиция будет проверять версию убийства из корысти, но, выяснив заранее, что квартира матери не приватизирована, успокоилась. У неё даже мысли не мелькнуло, что существуют женщины, способные не растрачивать на себя все заработанные деньги, а откладывать часть в кубышку. Если Эта Тварь так и поступала, менты сочтут, что у Людмилы имелся вполне весомый мотив. Какая злая ирония! Убить ради сотен миллионов и быть заподозренной из-за жалких нескольких тысяч!
Не без труда Людмила уговорила себя, что беспокоиться не о чем. Никто точно не знает, остались деньги или нет. И уж меньше всего на этот счёт осведомлена Людмила, с которой Эта Тварь не поддерживала никаких отношений. А убивать ради денег, не зная, существуют ли они в природе, — верх идиотизма. Это даже менты должны понимать.
Но потом план начал давать серьёзные сбои. Людмила собиралась подстеречь Хахаля в тамбуре подъезда, предварительно разбив там лампочку. Риск в этом случае сводился к минимуму. Вошёл человек, столкнулся с кем-то впотьмах, бах — и нет человека. Промахнуться, стреляя в упор, невозможно, но на всякий случай лучше сделать контрольный выстрел в голову. Вся операция займёт не больше нескольких секунд, выход — рядом, и никаких свидетелей. Если Хахаль войдёт не один, — пройти мимо и вернуться на следующий день. Просто и надёжно, но — не получилось. Людмила провела в тёмном тамбуре два вечера, вздрагивая каждый раз, когда открывалась дверь, и пристально всматриваясь в фигуру, возникающую в сером прямоугольнике проёма, но О'Нейл так и не появился. Возможно, он выходил днём, но днём на улице светло, и любой входящий в подъезд сразу увидит притаившуюся в тамбуре личность. Кто-нибудь может заинтересоваться, что эта личность здесь делает, и запомнить, как она выглядит. Торчать в проклятом тамбуре по вечерам до морковкина заговенья Людмила не хотела. Мало того, что занятие это нервное и утомительное, так ещё с каждым разом возрастает риск привлечь чьё-нибудь внимание. Да и О'Нейл сразу после похорон Твари может смыться в свою Америку.