Кнорре Федор Федорович. Капитан Крокус

   Чертыхаясь и отплёвываясь, Тити выбрался наконец из качающейся сетки, бросился под душ и, на ходу натягивая штанишки с помочами, с туфлями в руках кинулся к выходу, в то время как профессор Тромбони на ходу пытался обмакнуть в него градусник, бормоча:
   - Вот, видали, что они наделали! Хорошо, что я вовремя тут оказался!..
   Уже по дороге, в машине, мчавшей его в цирк, сыщик оделся как следует.
   Какое-то странное ощущение осталось у него в голове после окунания. Он надел свою матросскую шапочку, и она тотчас провалилась ему на уши. Ощупав голову, он без труда убедился, что она стала гораздо меньше. Ещё бы, старый дурак окунул его несколько раз, так что он хлебнул <укоротина>!.. В конце концов, не беда. Только странное ощущение, что в его маленькой голове мозгам как-то стало просторно, точно подсохшему грецкому ореху в скорлупе. Тити потряс головой, боясь, что там что-нибудь болтается. Конечно, всё было в порядке. Глупости!.. Он попробовал голос. Пискливый, тоненький, лучшего и желать нельзя!
   Глава 34. ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ДОМИКА НА ШЛАКОВОМ ПУСТЫРЕ
   <У этого поросёнка храбрость бенгальского тигра, упрямство дикого осла и верное сердце друга! - подумал Капитан Крокус, оставшись один на палубе баржи после бегства Персика. - Он не вынесет разлуки с Коко... С какой радостью я пожертвовал бы жизнью, чтобы выручить Коко из беды! Но это легко только говорится.
   Было бы так хорошо, если бы можно было зайти в какое-нибудь специальное <Бюро по пожертвованиям> и заявить: <Добрый день, я явился сюда для того, чтобы пожертвовать своей жизнью за такого-то> ...но в жизни как-то всё гораздо сложнее. В жизни мало хотеть жертвовать, надо ещё суметь это сделать с пользой!>
   Минуту Капитан стоял, скрестив руки на груди, вглядываясь в темноту и размышляя. Оставаться на барже? Но в домик опять явятся ребята с пирожками и котлетами, и их некому теперь будет встретить! Подняться и войти в домик? Но тогда все звери останутся такими беспомощными на барже!
   В конце концов Капитан решил остаться на барже. Он зажёг фонарик, спустил на верёвке за борт и зачерпнул полное ведро воды и начал обход своего плавучего зверинца.
   Длинные железные ящики, оставшиеся от того последнего груза баржи, который она перевозила, прежде чем её поставили на прикол, теперь всегда были полны воды. Большие собаки всегда могли вдоволь напиться, но, когда уровень немножко понижался, самые маленькие собачонки только беспомощно скреблись лапками, встав на дыбки и стараясь подальше вытянуть язык. а до воды не доставали.
   Поэтому Капитан, обходя все помещения, стал доливать воду до самых краёв.
   Собаки и собачонки, еноты и белки, кролики и ежи, как только он входил в их каюты, сбегались к нему со всех сторон и теребили и стискивали так, что шагу не давали ступить, в точности как толпа любопытных, когда на столб наклеивают интересную афишу с новостями.
   Да так оно и было - они сбегались со всех сторон, чтобы узнать, нет ли каких-нибудь новостей. В особенности хороших. А от Капитана они ждали именно хороших новостей, потому что считали его хорошим человеком.
   Капитан присаживался на корточки и разговаривал со всеми по очереди, подбадривая и убеждая ещё немножко потерпеть и посидеть смирно, без шума, визга и тявканья, и, когда он уходил, все укладывались снова спать немножко разочарованные, но всё-таки успокоенные тем, что им всё-таки есть на кого надеяться. А это очень большое дело не для одних только енотов и ежей.
   Но кролики, зайцы, морские свинки и прочая мелюзга вообще-то были спокойный народец. Другое дело ослики, а их набралось уже четверо. Голоса у них очень громкие, а характер страшно упрямый. И они то и дело собирались поднять крик. С ними Капитану Крокусу пришлось пуститься на хитрость. Он уверил их, что враги, подстерегающие на берегу, во что бы то ни стало решили заставить их раскричаться во весь голос. И, как только ослики это узнали, они из упрямства стиснули зубы, решили молчать и молчали с этого момента как убитые!
   Так прошла целая ночь, и только утром Капитан Крокус на минутку вздремнул в своей тесной капитанской каюте. Днём он никогда не выходил на палубу, чтобы никто с берега не мог заметить, что на борту заброшенной баржи появилась какая-то странная команда...
   Домика с баржи не было видно - его заслонял высокий обрыв берега, - но дым из трубы, когда топился камин. Капитану всегда был виден.
   Сегодня дыма не было, значит, некому было затопить камин и некому было погреться у огня!
   Весь день беспокойство и такие мрачные мысли мучили Капитана Крокуса, что он просто не находил себе места. Но так как другого места, кроме маленькой скамеечки в тесной каютке, у него не было. то ему пришлось, не находя себе места, всё-таки не двигаться с места. а от этого человеку становится ещё больше не по себе!
   По реке весь день мимо застывшей на причале баржи суетливо пробегали маленькие катера, мчались легкомысленные быстроходные моторки, обгоняя тяжёлые грузовые электроходы.
   Проплывали, придерживая ход, по направлению к близкому выходу в море многоэтажные белые пассажирские суда, и, когда ржавую баржу начинало покачивать на поднятых ими волнах, Капитану всё время казалось, что она просится, чтобы её тоже отвязали и пустили поплыть за ними вслед к просторному синему морю.
   Капитан начинал мечтать. Отчаянная мысль стала приходить ему в голову: оттолкнуться от берега, уйти от Шлакового пустыря, от города, опозоренного Чучельномеханическим комбинатом, и уйти в открытое море. Лучше погибнуть в первом же шторме, чем увидеть, как всех его львов и морских свинок, осликов и собачек потащат чёрные фургоны комбината!
   Но тяжёлая баржа только поскрипывала, крепко, навсегда привязанная к причалу, и вскоре сам Капитан Крокус понял всю нелепость своей мечты и постарался отвлечь свои мысли на что-нибудь другое, чтобы поскорей перестать мечтать.
   Наконец сумерки спустились над пустырём, дрожащие разноцветные столбики огоньков побежали по воде, но ни одна лягушка не заквакала на всём обширном пространстве Шлакового пустыря!
   И Капитан Крокус принял решение: он спустился в львиную каюту, поговорил со львами, успокоил их, но предупредил, что на баржу нельзя пускать никого чужих, и выпустил всех на палубу.
   Львы вышли, с наслаждением вдыхая свежий вечерний воздух, и, немного поразмявшись прогулкой по палубе, улеглись у сходни как раз в такой позе, как обычно скульпторы изображают сторожевых львов у входа во дворец. Только эти львы были не мраморные и не дремали, а очень зорко присматривали за причалом.
   Капитан достал из кармана верёвочку, обвязал на всякий случай шею Нерона, сошёл с ним вместе на берег и, стараясь не шуметь, стал в темноте подниматься по крутому обрыву к своему дому.
   Осторожно осматриваясь и чутко прислушиваясь, они обошли вокруг всего забора.
   Капитан решительно ничего не увидел и не почувствовал, но Нерон с тихим свистом тревожно втягивал ноздрями воздух, и чуть слышно, в самой глубине его горла, что-то грозно рокотало - он чувствовал кругом врагов.
   - Да, да, - поглаживая лохматую голову льва, шептал Капитан Крокус. - Я понимаю, что ты говоришь... Да, кругом враги, я знаю... знаю!.. - и крепко стискивал рукоятку своего пистолета.
   Они прошли через незапертую калитку и вошли в дом. Капитан Крокус подумал, что почти наверное это в последний раз! Он усмехнулся, представив себе это очень жирное и крупное НАВЕРНОЕ, и такое крошечное, тоненькое <почти>!
   Дом был пуст, всё было на своих местах, но не осталось никаких следов Коко и обезьяньего дедушки. Плед, которым тот укрывался с головой, греясь у камина, лежал аккуратно сложенный на кресле. И флейта Капитана лежала на своём месте на столике под шкафчиком, где хранились морские сухари и бутылка с пиратским малиновым напитком.
   Капитан взял флейту и, тихонько дунув, извлёк несколько слабеньких, чуть слышных грустных ноток. Нерон тотчас же радостно завилял хвостом и попросил: <Ещё!>
   Так, сидя перед чёрным погасшим камином, в домике, доживающем последние часы своего существования, в последний раз Капитан Крокус едва слышно насвистывал на флейте старый мотивчик, напоминавший им обоим прошлое.
   Капитан вспомнил блестящие годы славы, восторги публики, огни и фанфары оркестра, приветствовавшего Капитана Крокуса, когда он, провисев на волосок от гибели целый час в клетке со львами, чудом спасшись, выходил раскланиваться в своём капитанско-гусарском мундире, с дымящимися пистолетами за поясом! Неустрашимый, властный укротитель неукротимых, повелитель кровожадных, свирепых зверей!
   Вспомнил, как он мало-помалу перестал бояться и начал понимать своих львов. А они перестали его ненавидеть и тоже стали понимать. А потом он ещё лучше стал их понимать и полюбил их, как самых близких людей, и они полюбили его, как самого мудрого и доброго льва. И как им пришлось это изо всех сил скрывать от публики. И как в один прекрасный вечер публика наконец узнала, что Нерон не желает терзать Капитана, а, напротив, привязан к нему всей своей львиной душой, и как в тот же вечер знаменитый <номер> Капитана Крокуса никому стал не нужен и прекратил своё существование...
   И в ту самую минуту, как Капитан довспоминался до того вечера, Нерон вскочил с места, побежал в угол, принёс и подал ему запылённый старый цирковой обруч, через который он должен был прыгать в тот самый вечер. И Капитан понял, что лев вспоминал то же самое, что и он. Капитан взял обруч и подставил его Нерону, и тот осторожно прыгнул сквозь него лёгким прыжком и потом положил лапу на колени Капитану и, заглянув ему в лицо, улыбнулся хмурой и сдержанной львиной улыбкой.
   Тихонько скрипнула калитка, слышно было, как кто-то вошёл во двор. Капитан отложил флейту, выхватил из-за пояса пистолет и, приложив ухо к двери, стал прислушиваться. Скоро он разобрал знакомые детские шепчущиеся голоса...
   А незадолго до этого в том самом месте, где окончательно кончался город и начинался Шлаковый пустырь, происходило вот что.
   - Погибнуть должен кто-нибудь один! - горячо говорил Мухолапкин. Бессмысленно, если мы все разом пойдём через пустырь к Капитану в дом и все разом попадёмся им в лапы!.. Первым могу пойти я!
   Щелкунчик небрежно, вполголоса бросил:
   - Пойду я!.. Да не подскакивай, будто тебя ущипнули!.. Я знаю, что ты не побоишься, сумеешь пойти и отличным образом погибнуть. Но я-то лучше сумею постоять за себя.
   Близнецы обеспокоенно переглянулись.
   - Ну как же ты... - начал брат.
   - Да, да, верно, как это ты постоишь за себя? - закончила сестра.
   - Если они меня попробуют тронуть, я им как стукну в нос! - отчаянно заявил Щелкунчик.
   - Ты не достанешь! - уныло сказала сестра близнеца.
   - Полицейские такие высокие! - безнадёжно добавил её брат.
   - Я подпрыгну! - бодрился Щелкунчик. - Или вскочу на какой-нибудь пенёк или пригорок.
   - Возьми с собой табуретку! - ядовито посоветовал Мухолапкин. - Ты её будешь подставлять, залезать на неё и щёлкать в нос полицейского. А потом побежишь к следующему, и так далее. Вот уж до смерти всех перепугаешь!
   - Ладно, придумайте вы лучше, - угрюмо пробурчал Щелкунчик.
   - Пойдёмте все...
   - Да, вместе! - с облегчением сказали близнецы.
   - Вот-вот!.. И, если полиция нас всех арестует, некому даже будет предупредить остальных ребят, что больше нельзя пройти к дому Капитана Крокуса!
   В конце концов рассудительный и храбрый Мухолапкин, осторожно оглядываясь и прислушиваясь, один двинулся в наступивших сумерках к окружённому дому, через Шлаковый пустырь.
   Чуть слышное шуршание гравия под его ногами замерло где-то вдалеке.
   Его ждали долго. Очень долго. Всё было тихо. Мухолапкин не вернулся.
   В глубине пустыря стоял пустой, тёмный и холодный дом, где некому было зажечь огня в камине. Вокруг домика тоже было безлюдно и мертво, даже лягушки не квакали. А из города, пробираясь по переулкам и проходам, пролезая в щели, перелезая через заборы, прошмыгивая и проныривая через освещённые людные места, по-прежнему шли и шли, перешёптываясь и шикая друг на друга, маленькие пугливые, но храбрые фигурки Ужасных Заговорщиков - мальчиков и девочек, с карманами, набитыми бутербродами, с пакетиками пирожков и кулёчками котлет, с яблоками и морковками за пазухой...
   Вторым ушёл на разведку Щелкунчик и тоже не вернулся. Теперь уже целая толпа взволнованных ребят столпилась на подступах к пустырю, не соглашаясь унести домой свои закуски и не решаясь идти через таинственный пустырь.
   - Больше никто не должен туда идти! - в один голос решительно объявили близнецы, удерживая собравшихся вокруг них нетерпеливых ребят с бутербродами за пазухой. - Видите? Самые бесстрашные люди идут и пропадают без следа! Что-то случилось с нашим Мухолапкиным. и со Щелкунчиком тоже!
   - А я пойду! - так необыкновенно тонко пискнул чей-то голосок, что все удивлённо обернулись.
   Маленький большеголовый Пафнутик, запыхавшись, подбежал к ребятам и бесстрашно пищал и размахивал руками. Все смотрели на него с удивлением, потому что сейчас, пожалуй, его уже нельзя было назвать большеголовым - он стал похож на обыкновенного нормальноголового мальчика.
   - Гляди-ка, наш дурачок Голова Котлом до чего расхрабрился! - воскликнули близнецы. - Да дело-то вовсе не в храбрости! Оттуда никто не возвращается, понимаешь ты это?
   - А я вернусь! - самоуверенно пискнул Пафнутик. - Подождите меня!
   Оставив всех удивляться его неожиданно прорезавшейся храбрости, Пафнутик нырнул в темноту и исчез.
   Прошла минута, другая, пятая. Все прислушивались, затаив дыхание, тараща глаза в темноту. Наконец зашуршал шлак, и все с облегчением вздохнули: Пафнутик благополучно возвратился.
   - Ну что?
   - Что случилось?
   - Где Мухолапкин и Щелкун? Пафнутик самодовольно усмехнулся:
   - Всё в порядке. Я их видел. Они сидят в доме и дожидаются всех остальных. Только нужно идти по двое, по трое, а не всей толпой. И обязательно через трубу. Там проход свободен.
   - Какой же ты молодец!
   Ребята со всех сторон похлопывали Пафнутика по плечу, гладили по головке:
   - Такой малыш, а глядите-ка, оказался самый ловкий разведчик!
   Близнецы переглянулись, схватились за руки и первыми двинулись через пустырь.
   Шли они всё-таки с опаской - слишком хорошо помнили они, сколько полицейских было утром на пустыре. Однако вход в трубу теперь был свободен.
   Они разом, одновременно вздрогнули и, ещё крепче схватившись за руки, вступили в трубу, прошли её насквозь и вышли из другого конца наружу.
   Первое, что они увидели, было два здоровенных полицейских детины, такого роста, что обоим близнецам нужно было бы стать друг другу на плечи, чтоб кого-нибудь из них похлопать по плечу!
   Но детины сами взяли их за плечи, быстро обшарили их карманы, отобрали всё съестное, что было заготовлено для зверей, и приказали идти дальше, не оглядываясь.
   Решительно ничего не понимая и только шёпотом подбадривая друг друга, перепуганные близнецы, точно во сне, побрели дальше по пустырю к домику, всё время слыша вокруг себя затаённую возню, сопение и покашливание сотен полицейских, залёгших в засаду и оцепивших широкой подковой до самого берега реки беззащитный домик Капитана.
   До чего жалким выглядел сейчас деревянный заборчик, какой ненадёжной казалась старая щелястая калитка! Не лучше, чем выглядел бы соломенный щит для защиты от танка!
   Они осторожно переступили порог и вошли во двор.
   - Зачем вы сюда пришли? - прошипел Мухолапкин и с досадой дёрнул близнеца за рукав.
   - Зачем? Кто вас просил? - с ещё большей досадой дёрнул за руку сестру близнеца Щелкунчик. - Вы должны были удержать всех остальных, а вместо этого сами явились! Вот теперь и вы тоже попались в ловушку!
   - Мы удерживали!.. Да, удерживали! - в один голос сказали близнецы.
   - А потом прибежал Пафнутик и сказал, что вы нас ждёте!
   - Да, вы нас будто бы ждёте. Это Пафнутик сказал. И чтоб все шли за нами следом!
   Все замолчали, услышав чьё-то обиженное похныкивание и мокрое сморканье.
   Маленький мальчик плёлся через пустырь и хныкал. Заглянув в калитку, он узнал знакомых и заревел в голос:
   - Всё они у меня поотнимали! Всё! Всё! Большущий кусок яблочного пирога, пакетик жареной картошки и вот та-акую большую конфетину! У-у, обжоры противные!..
   Его не успели утешить, как в калитку ввалилась целая толпа обиженно спорящих ребят. Их всех пропустила полиция через трубу и у всех отняла съестное.
   - Вам тоже Пафнутик сказал, чтоб вы сюда шли? - мрачно спросил Мухолапкин.
   - Ну да. Он там всех ободряет и торопит, чтоб скорее побольше народу собиралось в домике!
   - Ух! - кровожадно процедил сквозь зубы Щелкунчик. - Доберусь я до этого презренного предателя!
   - Ты до него не доберёшься, - вздохнул Мухолапкин. - Много ты до полицейских добрался?
   - Чуть-чуть не добрался! Вот такого кусочка не достал ему до носа... Уж очень они высоченные!
   Калитка не переставала скрипеть. Быстро вошла высокая девочка в спортивных брючках, кусая губы от досады.
   - Крысы! - погрозила кулаком в темноту девочка, обернувшись туда, откуда пришла. - Полицейские крысы кишат на пустыре! Когда они отобрали у меня котлеты, я поняла, что это ловушка, и бросилась бежать, но тут один мне подставил ножку, и я полетела, а потом я увидела, что всё огорожено сетями. И они толкали меня в спину и не позволили вернуться в город!
   - Это всё равно как мышеловка, куда мы попали, - сказал один очень маленький, но сообразительный мальчик. - А мы тут, как маленькие несчастные пойманные мышата, можем только нюхать воздух через прутики.
   - Да, мы все в мышеловке, - проговорил спокойный голос. Все обернулись, увидели Капитана Крокуса и окружили его. Он стоял на пороге дома с пистолетом в одной руке. В другой руке у него была бечёвочка, обвязанная вокруг могучей шеи Нерона.
   - Мышеловка, да, - спокойно повторил Крокус, - но мы не мышата. Когда человека доводят до отчаяния, он должен предпринять что-нибудь отчаянное! И мы сделаем что-нибудь очень отчаянное, но не сдадимся!
   - Мы-и?.. Да ни за что на свете! - закричали, загалдели, воскликнули, взвизгнули, заорали, буркнули, пискнули каждый по-своему все, кто столпился вокруг Капитана Крокуса.
   Глава 35. ТАИНСТВЕННЫЕ ПОЗАБЫТЫЕ СЛЕДЫ
   - Ну и видик у вас. уважаемый Тити! - в восторге воскликнул Шеф полиции. Прямо так и тянет вас отодрать за уши или задрать рубашонку и высечь! Мальчишка, да и только! А уж голосок!..
   Тити Ктифф самодовольно крякнул тоненьким голоском.
   - Блестящая работка! - продолжал Шеф. - Маленьких Ужасных Заговорщиков прошло через наши заграждения просто видимо-невидимо! Может быть, уже хватит?
   - Ни в коем случае! - повелительно пропищал Тити Ктифф. - Ага, прячьтесь, ещё кто-то идёт!
   Шеф нырнул за куст, а Тити пошёл навстречу мальчику, который, осторожно оглядываясь по сторонам, пробирался к пустырю с большой ливерной колбасой за пазухой.
   - Фу-ты, как испугал! - пробормотал мальчик. - Это ты, Пафнутик! Ну, как там?
   - Всё в порядке, беги скорей, там тебя ждут. Прямо через трубу! Знаешь дорогу?
   - Ещё бы! - весело сказал мальчик и смело побежал в темноту. Шеф полиции вылез из-за куста, отряхивая колени:
   - Гениально! Может быть, уже пора их всех хватать?
   - Ни в коем случае! - строго погрозил пальцем Тити. - Я всё взвесил, сопоставил и сделал вывод. Спокойно ждите моего сигнала. В городе у меня ещё два небольших дела, но я скоро вернусь, и мы всё закончим в полчаса. Завтра вы можете отправиться в Тайный совет и делать свой доклад о раскрытии Чудовищного Заговора... Но! Ждите сигнала! Ясно? Ждите! Ждите! Ждите!
   - Жду, жду, жду!.. - клялся Шеф, с восторгом, нежно оглядывая своего гениального сыщика. - Ну прямо маленький хитренький чертёнок, так и выпорол бы его, так и выпорол бы!..
   Но Тити Ктиффа уже около него не было: он мчался в бронированной чёрной полицейской машине прямо в тюрьму, где дожидался ужасной казни несчастный Коко, запертый в одиночную камеру с решёткой, через которую был пропущен электрический ток.
   Камера эта находилась в самом конце длинного коридора, где теперь толпились все тюремщики и надзиратели, заглядывая в окошечко.
   Коко, в полном гриме и великолепном выходном костюме с громадными клетками на штанах, тоже стоял перед окошечком и строил им рожи, и дразнил, и издевался над всеми по очереди. Вид у него был самый развесёлый, рот до ушей, так что. если бы он даже зарыдал, всем казалось бы, что он хохочет. Но он и не думал рыдать при тюремщиках. Он был гордый человек и хныкать себе позволял только с самыми близкими друзьями.
   - А-а, я тебя знаю! - насмешливо крикнул он одному надзирателю, которого видел в первый раз в жизни. - Это ты во вторник проглотил со злости целую связку ключей, и они с тех пор у тебя всё время звенят в животе! Что, неправда?! А вот подпрыгни!
   - Врёшь! Не глотал! - орал надзиратель. - Не звенят! Но так как кругом все над ним подсмеивались, он подпрыгнул, связка ключей у него на поясе громко зазвенела, и Коко закричал:
   <Ага, в животе!> Взбешённый надзиратель сорвал связку от пояса и швырнул на пол и снова подпрыгнул, а Коко очень ловко зазвенел цепочкой своих наручников и крикнул: <В животе! В животе!> Все повалились от хохота, а надзиратель прыгал до упаду, чтобы доказать свою правоту.
   На шум прибежал разъярённый начальник тюрьмы, чтоб посмотреть, в чём дело, и Коко встретил его приветливыми словами:
   - А вот и приятель Кривой Огурец!
   И все вдруг увидели, что нос у начальника действительно очень похож на длинный кривой огурец и они этого только прежде не замечали исключительно из уважения к его чину.
   Начальник рассвирепел, кинулся на решётку, и его так тряхнуло током, что спотыкающиеся от смеха надзиратели поскорей его уволокли за руки и за ноги обратно в контору.
   В общем, такого безобразия, шума и топота в тюрьме не было ещё с самого её основания, и когда Тити Ктифф примчался на своей полицейской машине, чтоб забрать Коко на комбинат для очучеливания, начальник тюрьмы вздохнул с облегчением.
   - Ну, - сказал Тити Ктифф, когда ему отворили камеру. - пора отправляться.
   - Правильно, - бодро ответил Коко. - У меня тоже правило: никогда не откладывать на завтра то. что можно сделать послезавтра!
   - Вы в полном порядке для комбината? - Тити сурово и презрительно оглядел клоуна, его загримированное лицо, ставшее ещё более жизнерадостным и простодушным: свежий помидор красного носа, правильный полукруг сияющего улыбкой рта, растянувшегося от одного уха до другого. Лакированные ботинки с длиннейшими, хлюпающими при каждом шаге носками, широченные штаны в <индюшечью> клетку.
   Совершенно неожиданно Тити рассеянно хмыкнул, хихикнул и чуть было не улыбнулся, но сейчас же буркнул:
   - Вижу, всё в порядке. Ничего более идиотского не придумаешь! Ведите его!
   Охрана усадила Коко в машину, и через пять минут Коко оказался... не на конвейере Чучельномеханического комбината, а снова в цирке.
   - У нас есть ещё часок, чтоб побеседовать, прежде чем я вас препровожу на комбинат, - с насмешливой вежливостью сказал Тити. - Вы, надеюсь, туда не торопитесь попасть?
   - Нисколько! Только после вас! - так же вежливо ответил Коко. Тити, вытащив сигару, закурил, привычно затянулся и вдруг, побагровев, закашлялся и удивлённо заморгал. Попробовал затянуться ещё раз, но тотчас со слезами на глазах отшвырнул её. Странное дело: он почувствовал себя точно так, как мальчонка лет семи, стащивший у папы крепкую сигару и впервые попытавшийся затянуться!
   <Все проклятый Тромбони с его проклятыми окунаниями в окаянной радужной чашке!> - мелькнуло у него в голове, и тотчас он позабыл и про Тромбони, и про всё остальное и вдруг засмеялся, показывая пальцем:
   - Это ещё что такое?.. Хи-хи!..
   Охранники посмотрели на нос Коко, вдруг вспыхнувший, как рубиновый огонёк светофора, потом сменившийся жёлтым и тотчас зелёным светом, и тоже засмеялись.
   - Сигнал зелёный? - спросил Коко. - Значит, можно идти! - и потушил нос.
   Тити Ктифф с изумлением услышал свой смех и, стиснув зубы, процедил:
   - Совершенно бездарный трюк! Ведите его за мной! - Он отвернулся от Коко и, свирепо хмурясь, пошёл, внимательно осматривая цирковое помещение, бормоча: - Чушь, бред, полоумие, дурачество, балаган, Петрушка!
   Длинными рядами висели на вешалках атласные, расшитые розами костюмы <белых> клоунов. За ними шли ряды клетчатых широченных штанов с заплатами и тряпочными помочами, гигантские рваные пиджаки до пят - для <рыжих>, мундиры цирковых служителей с серебряными лампасами, чалмы индийских факиров, балахоны восточных фокусников, гусарские мундиры укротителей, кожаные комбинезоны <гонщиков смерти> и воздушные пёстрые юбочки танцовщиц, короны цирковых падишахов и хвостатые шкуры чертей из пантомим.
   На полках рядами лежали пистолеты, стреляющие чернилами, приставные светящиеся носы, ботинки с фонтанчиками, бьющими из носка, маски банкиров, ангелочков, усатых пиратов, губастых сластён, дурашливых ротозеев, свирепых полицейских и, наконец, просто ослов, бегемотов, страусов, козлов и бульдогов...
   - Чёрт знает что! - с недоумением пожал плечами великий сыщик. - Тряпки, рвань, дешёвка. Кому это нужно? И люди ходили смотреть на это? Я-то в жизни не был в цирке.