Кнорре Федор Федорович. Капитан Крокус

   А в это время Шеф полиции, сидя в своём маскировочном командном ананасе, не переставая вызывал и вызывал по радио великого сыщика, добиваясь от него сигнала, разрешающего наброситься на домик и захватить всех Ужасных Заговорщиков.
   Если бы Тити Ктифф вовсе не откликался, Шеф давно решился бы действовать на свой страх и риск, но всё дело в том, что Тити всё время откликался, но никак не желал давать последнего сигнала.
   Последний обстоятельный и разумный разговор состоялся у них уже несколько часов назад. Аппарат щёлкнул, и тонкий голосок Тити-Пафнутика вызвал Шефа.
   - Как делишки? Полиция ваша ещё не захрапела, валяясь на шлаковых пуховичках? - ехидно спросил малютка сыщик.
   - Нет, нет! - заверил Шеф. - Они всё время так колют друг друга булавками, что только подскакивают, им не до сна!
   - Отлично! - пропищал Тити-Пафнутик. - Сейчас я к вам вылетаю, и с большой булавкой, чтоб и вы не заснули! Ждите и не шевелитесь!
   - Ждать?
   - Ждать! Не приставайте ко мне! Я сказал, что всех вас удивлю! Да не мешайте вы мне больше! Экий приставучий дракошка!
   <Что он там ещё затеял? - с беспокойством думал Шеф. - Не мешать?>
   Тити в ту минуту действительно не надо было мешать. Он сидел на самом гребне крыши цирка, расправляя под собой украденный из гардеробной багдадский ковёр-самолёт с жестяным номерком. Наконец он уселся удобно и хихикнул от удовольствия.
   - Ну, поехали! - сказал Тити и, сидя на коврике, оттолкнулся ногами.
   Коврик сполз немного по скату и застрял на месте.
   - В чём дело? Куда вы поехали? - недоуменно спрашивал Шеф, прислушиваясь к тому, что передавал секретный радиопередатчик, спрятанный в одной ноздре у Тити.
   - Как - куда? - весело удивился Тити. - Что я, по-вашему, глупее каких-то багдадских турок? Я им ещё дам сто очков вперёд! Ура, я полетел! Свалюсь, как ком, прямо на голову! Ах, дракошка-дрикатошка-дрикатошка-дрикакошка!
   Так весело напевая, сыщик несколько раз сильно оттолкнулся ногами, коврик со свистом понёсся вниз по скату крыши и действительно взлетел...
   И с этой минуты Шеф не мог добиться от великого сыщика ни одного понятного слова. Сыщик откликался на вызовы и отвечал весёлым голосом, но ясно было, что он говорит на загадочном шифрованном языке.
   - Я не понимаю вас! Не понимаю! - взывал Шеф. - Тити, ради бога, объясните, про какого дракона вы всё время говорите? Какие турки? Куда вы летите? Сколько нам ещё ждать?
   В ответ он получал только шифрованные тревожные, непонятные сообщения:
   - Дракон? Старый вонючий, корявый, трухлявый, сучковатый, закрюченный вроде тебя самого!
   - Не понял вас! Повторите! Не понял вас!
   В ответ приёмник вдруг начинал невнятно напевать:
   Плакса-вакса, гуталин,
   На носу горячий блин!
   - Слушайте, Тити Ктифф! Важное сообщение: полицейские мне только что донесли, что на реке за домом поднимается что-то белое. Заговорщики что-то затевают! Что предпринять?
   - Уколите себя толстой булавкой, чтоб проснуться! - весело посоветовал голос Тити. - Сидите тихо, я вот-вот прилечу!
   И совершенно сбитый с толку, красный и разъярённый Шеф полиции снова услышал отголоски непонятно шифрованной песенки про гуталин, про плаксу и ваксу!..
   Глава 38. БАГДАДСКИЙ КОВЕР-САМОЛЁТ
   Утреннее заседание Тайного совета многоэтажников началось на рассвете, в ту самую секунду, когда закончилось ночное заседание, которое началось сразу же после конца вечернего, начавшегося в тот самый момент, когда... короче говоря, господа тайные советники заседали, не вставая с тех самых пор, как от Шефа полиции стали беспрестанно поступать тревожные сообщения о разрастающемся заговоре Ужасных Маленьких Заговорщиков.
   Накануне, когда великий Генерал-Кибернатор, по обыкновению, орал в исступлении: <Очучелить! Всех! Зверей! Свиней! Клоунов! Львов и укротителей! Детей! Вне очереди! Срочно! Без разговоров!>, один из тайных советников вдруг ужаснулся и шёпотом спросил:
   - Де... - Он хотел сказать ещё и <...тей>, но не решился. А другой икнул от ужаса, но Генерал-Кибернатору показалось, что он икнул не просто, а со значением, и, весь перекосившись от бешенства, заревел:
   - Взять! Вне очереди! Распотрошить! Автоматизировать!
   Командир Особой чучельной команды со своими молодцами сцапали и уволокли обоих почтенных советников, и вот теперь на утреннее заседание их доставили с комбината вполне в <готовом> виде.
   Аккуратно поднимая ноги, чтобы не упасть на пуховиках, устилавших пол Стёганого зала, они промаршировали, шлёпнулись на свои места и, не моргая, выпучили глаза на своего повелителя. Прекрасные, полностью автоматизированные и вполне тайные советники, которые уже никогда ни о чём не станут заикаться!
   Секретный Секретарь нажал кнопку, и в зале появился Шеф полиции, срочно доставленный по воздуху для доклада.
   - Господа тайные советники желают знать... - тихо спросил Секретный Секретарь, незаметно покосившись на Генерал-Кибернатора, - да, желают знать: где заговорщики?
   - Все. как один, окружены и запечатаны в мышеловке!
   - А почему не на комбинате?
   - Только прикажите - сейчас кинемся и всех похватаем! Задержка только из-за Тити Ктиффа. Он всё почему-то не даёт сигнала. Всё время передаёт мне шифрованные сообщения, запутал совсем. Сказать по секрету, он последнее время вообще что-то не в себе... - пустился было кляузничать Шеф полиции.
   Но Секретарь опять нажал кнопку, и в зал вприпрыжку вбежал знаменитый укороченный и уменьшенный сыщик Тити-Пафнутик.
   После того как он, раскатившись под откос крыши, взлетел на ковре-самолёте, он улетел не так уж далеко.
   Описав в воздухе кривую, он с треском рухнул и застрял в середине большой липы у самого подъезда цирка.
   Благодаря своему маленькому росту и лёгкому весу он довольно удобно устроился среди веточек и листьев и там и остался лежать, покачиваясь от лёгкого ветерка и оставаясь в прекрасном расположении духа. Несколько часов спустя его обнаружила полицейская радиолокационная машина в тот момент, когда он возобновил передачи, посылая Шефу полиции оскорбительные радиограммы.
   - Честь имею явиться! Фнути-Тифф! - сказал великий сыщик и подмигнул Шефу полиции. - А-а, старый закорюченный, полудохлый дракошка, и ты тут!
   - Тити Ктифф, вы находитесь перед лицом великого Генерал-Кибернатора! строго сказал Секретный Секретарь. - Прекратите ваше непристойное хихиканье!
   - Сейчас! - серьёзно сказал Тити Ктифф. - Это всё маленькие лебедята пакостят. Вот уж озорники!
   - Где находится государственный преступник бывший клоун Коко, которого вы арестовали?
   - Где?.. Вж-ж-ж! - Тити Ктифф подмигнул, подпрыгнул на одной ножке к Шефу полиции и чиркнул ладонью его по животу, как будто делая первые приготовления, чтобы начать его потрошить.
   Шеф в испуге отскочил, закрываясь обеими руками, но Секретарь понял:
   - Отправлен на комбинат? Он готов?
   - Готов, поспел, доехал, спёкся... - беспечно кивнул Тити и снова захихикал.
   - Прекратите!.. - начал было Секретарь. Но Тити поспешил объяснить:
   - Э-э! Легко говорить <прекратите>! Сам бы на моём месте не удержался! Я же говорю: это всё маленькие лебедята. С тех пор как я стал Лебединым Озером, они всё плавают по моей поверхности и щекочутся лапками. Просто ужас!.. Вот опять начинают, вот опять!.. А песочка у вас тут нет - я бы вам такой туннельчик соорудил!
   Великий Генерал-Кибернатор, выпучив глаза, начал было своё обычное: <очу... очучи...>, но от изумления так и не закончил. Тити Ктиффа поспешно потащили из зала, а он показывал язык, лягался и кричал:
   - Отстаньте от меня, противные дядьки! Хочу в песочек! Великий Генерал-Кибернатор в этот момент пришёл в себя, то есть, точнее, опять вышел из себя, что было его нормальным состоянием, и завопил:
   - Доставить! В готовом виде! С комбината! Немедленно! Сейчас же! Желаю осмотреть чучела! Клоуна сюда! Поросёнка!
   Глава 39. ПАРУС
   Шумно и оживлённо началось в городе утро. С самого рассвета полицейские машины уже мчались с завыванием по всем направлениям. Длинная вереница чёрных фургонов Чучельного комбината потянулась к Шлаковому пустырю, готовясь забрать всех Ужасных Заговорщиков и зверей.
   На главной площади пылала целая гора растрёпанных разноцветных книжек-сказок. Стаи пёстрых страничек и белых листков высоко взлетали в воздух, точно из кратера вулкана в разгар извержения. Вместе с пеплом, поднятые волной горячего воздуха, они кружились и уносились с площади высоко над крышами, точно целые караваны пёстрых и белых птиц.
   Пожарные непрерывно поливали горящие сказки специальной поджигательной жидкостью, так что стены домов, окружавших громадную площадь, стали тёплыми.
   Поднялся ветер. Он подхватывал улетающие с костра листки и нёс их с собой в сторону моря. Их было так много, что скоро стало казаться - высоко в воздухе над городом течёт река улетающих листков.
   Колеблясь, покачиваясь и ныряя в прозрачном воздухе, улетали белые странички, на которых взмахивали белыми крыльями лебеди, сверкали морозным инеем ледяные моря и мчалась в снежном вихре Снежная Королева в блеске северного сияния. А на других зеленели луга, пёстрые от весенних цветов и бабочек, и тёмные леса с избушками на курьих ножках, уходили в радужные миражи пустыни караваны верблюдов, и на рваной, трепетавшей от ветра страничке с обожжёнными краями, казалось, быстро перебирал ножками жизнерадостный Буратино, спеша убраться подальше от города, рядом с плавно изгибавшимся листком, который нёс на ковре-самолёте радостного человечка в чалме над крышами Багдада. И стаи любопытных чаек, живших на реке у впадения в море, поднялись в воздух и с криком помчались, кружась и ныряя, следом за рекой улетающих сказок, с изумлением наблюдая, как белые нарисованные облака взлетают в небо всё ближе к настоящим белым облакам, плывущим над морем.
   А в это время на краю Шлакового пустыря, вздымая тучи пыли, показались первые фургоны Чучельного комбината.
   Шеф полиции с разбегу ворвался на свой командный пункт и изо всех сил заорал во все свои передатчики команду:
   - Закончить операцию <Мышеловка>!
   Густыми толпами полицейские с испачканными мордами поднялись с земли, где пролежали всю ночь в засаде, и торопливо начали чиститься. Земля на Шлаковом пустыре была не очень приспособлена для того, чтобы на ней ночевать!
   Капитан Крокус, стоя у штурвала баржи с пистолетом в руке, увидел тучи чёрной пыли, которую подняли фургоны и двинувшиеся по пустырю полицейские, и сказал львам:
   - Ну, детки, вот и конец! Будем драться! Пока мы живы, не дадим полицейским хватать ребят! Так я говорю?
   - Да! - ответили львы. Глаза у них загорелись, они медленно подошли и стали, слегка пригнувшись и готовясь к прыжку, у самого борта.
   <Странно, - подумал Капитан Крокус. - Ведь всю жизнь я считался капитаном. Но я был только капитан львов. А погибать мне приходится у штурвала корабля... который, правда, так и не сдвинулся с места>.
   Капитан в последний раз бросил взгляд на парус. Он висел как тряпка. Да он и был громадной тряпкой, как всякий парус, когда нет ветра, чтоб его развернуть.
   Очень уставшие за ночь ребята стояли на палубе, тоже не отрывая глаз от паруса, и самые маленькие и слабенькие из них уже завели тихое жалобное похныкивание, которое грозило перейти в общий безутешный рёв и плач...
   С высоты обрыва, где стоял домик Капитана Крокуса, нёсся топот, звон разбиваемых стёкол и крики - это полиция под командой самого Шефа обыскивала и переворачивала всё вверх дном, разыскивая сбежавших Ужасных Заговорщиков.
   Обнаружив, что домик пуст, полицейские кинулись обыскивать всё вокруг, и вот уже сам Шеф полиции появился на высоком обрыве и увидел баржу. Видно было, как он протянул руку, показывая своим молодцам, и что-то крикнул, но звука его голоса не было слышно.
   Неистовый, пронзительный резкий тысячеголосый крик чаек заглушил всё вокруг. Шеф полиции изумлённо поднял голову и уставился на небо.
   На палубе баржи сотни пар глаз, среди которых было уже немало заплаканных, сотни маленьких носов, среди которых было немало уже мокрых и жалобно хлюпающих, тоже запрокинулись и уставились в небо, где, кружась, ныряя и взлетая, окружённая обезумевшими от любопытства чайками, играя на солнце, текла высоко в воздухе река листочков.
   Поток тёплого ветра пригнул траву на обрыве, зарябил воду, и дети, задрав кверху головы, замерли с открытыми ртами, и тут тот самый маленький мальчик, который накануне самым последним тащил большую ливерную колбасу на пустырь, а теперь стал первым обладателем самых заплаканных глаз и самого мокрого курносого, шмыгающего, хлюпающего носа, самый первый улыбнулся, сперва робко, потом до ушей, потом засиял и замахал шапочкой, глядя в небо.
   - Ты кому? - спросил его Мухолапкин.
   - Гусёк!.. Он лисицу обманул! Во-он летит! - воскликнул Мальчик, Который Хотел Принести Ливерную Колбасу.
   - Дурачок ты, - сказал Мухолапкин. - Это Братья Лебеди.
   - Белоснежка! - охнула от радости девочка.
   Текла воздушная река, кричали чайки, всё новые листки, колеблемые, подхваченные ветром, неслись к морю, и каждый видел что-нибудь своё любимое и следил за ним глазами и вскрикивал от радости, узнавая друзей.
   В глазах всё мелькало, трепетало, переливалось, точно крылья бабочек, так что нельзя уже было понять, ветер ли несёт белокрылых лебедей или взмахи их крыльев гонят воздух, поднимая ветер.
   Железный борт баржи громко заскрежетал о причал. Капитан Крокус вздрогнул, оглянулся и чуть не вскрикнул: звенящий пёстрый ветер наполнил заплатанный парус со всеми его горошками, клеточками, мухоморами и цветочками. Парус развернул свои обвисшие складки и медленно, гордо расправил грудь. Платочки, косынки, холстинки стали парусом!
   Баржа ещё раз толкнулась о причал, и вода заплескалась и забурлила у её борта. Капитан Крокус кинулся к штурвалу, повернул его, и тут все заметили, что баржа поплыла, отворачивая от берега! Поплыла!
   Солнце встало где-то далеко в открытом море, и от него по воде пролегла алая полоса солнечного света. И по этой вот полосе, медленно рассекая волны, двинулась старая баржа мимо города, прямо к открытому морю и солнцу.
   Остался позади Шлаковый пустырь с полицейскими, бегавшими по берегу, с чёрными фургонами, готовыми к погрузке, с распахнутыми железными дверьми.
   Громадный, тысячеэтажный, миллионнооконный город медленно уходил назад. Вода журчала у бортов, вокруг баржи стоял гомон чаек и детских весёлых голосов, а в городе как будто ничего не изменилось, только всем вдруг стало как-то неуютно и пусто. Точно над городом включили гигантский холодильник и всё там, начиная с человеческих сердец, стало застывать.
   Глава 40. НОЧЬ НА ПОМОЙКЕ
   В это утро Малыш проснулся на чужом грязном дворе, у самой помойки, куда его завёл Персик. Тут они провели, спрятавшись между железными урнами, всю ночь, а поросёнок нашёл себе кое-что по вкусу и, несмотря на подавленное состояние духа, немного закусил.
   Грязные, голодные и невыспавшиеся, они проснулись на рассвете от воя полицейских машин, мчавшихся по городу, и от едкого запаха дыма гигантского костра на площади.
   Малыш попробовал было уговорить Персика вернуться домой, но не тут-то было! Персик решительно натянул свой поводок, точно полицейская собака, взявшая след, и Малыш, протирая кулаком слезящиеся, красные от дыма глаза, едва поспевал бегом за Персиком.
   На углу Малыш остановился, тяжело переводя дух, глянул на стену дома и обомлел - вся стена была заклеена афишами, с которых прямо на него глядела увеличенная фотография Персика в профиль и анфас. Под фотографией крупными буквами было написано:
   ТРИ ЭТАЖА НАГРАДЫ ТОМУ, КТО ПОЙМАЕТ, ЗАДЕРЖИТ ИЛИ УКАЖЕТ ПОЛИЦИИ МЕСТОПРЕБЫВАНИЕ ПОРОСЁНКА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ, ПО ФАМИЛИИ ПЕРСИК, В СЫРОМ ИЛИ ГОТОВОМ, ТО ЕСТЬ ОЧУЧЕЛЕННОМ И МЕХАНИЗИРОВАННОМ, ВИДЕ! ЗА УКРЫВАТЕЛЬСТВО ОТПРАВКА НА КОМБИНАТ.
   Персик тоже внимательно рассмотрел афишу, самодовольно фыркнул и разочарованно прихрюкнул: ему, конечно, льстило, что его портреты вывешивают на улицах, но он считал, что в жизни он выглядит интереснее, и, кроме того, на фотографии уместились только голова и плечи, а он считал себя очень стройным, красиво сложённым поросёнком!
   По переулкам они стали пробираться дальше, то и дело окунаясь в клубы дыма, которые ползли по всему городу. Неожиданно Персик с силой рванул поводок и помчался вперёд. Задыхаясь и спотыкаясь, они влетели в какой-то двор. Персик в страшном волнении, пыхтя и сопя, стал обнюхивать следы у двери.
   Малыш огляделся - они были во дворе цирка.
   Персик нанюхал следы Коко, уходящие от цирковой двери, и растроганно расхрюкался самым нежным, умильным хрюком, но затем он обнаружил множество следов полицейских, которые вели Коко, и со злостью обхрюкал их самым оскорбительным образом.
   А в это самое время несчастный Коко, которого с такой неистовой энергией разыскивал преданный Персик, лежал крепко привинченный к стальной ленте потрошильного конвейера, в самом центре Чучельномеханического комбината.
   Лента медленно ползла, приближаясь к громадным круглым ножам, которые, быстро вращаясь, готовились начать первую операцию по превращению жизнерадостного клоуна в безжизненное механическое чучело. Коко не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, только с большим трудом ему удалось чуть-чуть приподнять голову. Он глянул перед собой, увидел вертящиеся, острые, как бритвы, и громадные, как колёса грузовика, ножи и поскорей закрыл глаза, всем телом чувствуя, как лента конвейера подвигается всё ближе к ножам, и наконец почувствовал лёгкое дуновение воздуха от их вращения. И в эту минуту вдруг шум мотора затих - кто-то остановил конвейер. Коко прислушался:
   - В чём дело? - лениво спросил старший мастер, именовавшийся Потрошило, у своего помощника Потрошонка. - Чего это ты остановил конвейер?
   - Вот так история! - растерянно ответил Потрошонок. - Я слушаю городские известия. Ну и история!..
   - Вечно ты слушаешь всякую брехню... то есть ценные сообщения Управления нашего дорогого Генерал-Кибернатора. Вынь ты, пожалуйста, из уха приёмник, не то однажды зазеваешься да сам и угодишь в потрошилку!.. Что ты там опять услышал?
   - Странная история! Только что передали, что дети со всего города, всякие звери... и какие-то там сказки - все уходят вот сейчас, сию минуту, на какой-то барже!
   - Новое дело! - почесал за ухом Потрошило. - Куда же это они уходят? Да разве в городе остались ещё дети? По-моему, все они давно уже получили Дипломы об Окончании Детства и стали Маленькими Взрослыми.
   - Я тоже так думал... а они уходят... Ага, передают... Да, баржа плывёт к выходу в море... Они подняли такую штуку... как её называют... Ага, парус... И. толпы народа сбегаются на набережную и смотрят, как уходит эта баржа. Вот так история!
   Они обернулись, услышав радостный, ликующий возглас, а таких возгласов ещё ни разу никто не слышал в потрошильном цехе.
   Привинченный к конвейерной ленте, клоун со счастливой улыбкой восклицал слабым голосом:
   - Они уходят! Уходят! Можете меня теперь сто раз распотрошить, я умру счастливейшим человеком: они уходят! Счастливого пути, Капитан! Мои сказки тоже уплывают в памятливых головёнках! Ура, Мухолапкин! Ура вам всем! Малышу, и Ломтику, и всем, всем, всем! Счастливого пути!
   - Сошёл с ума, - мрачно сказал мастер Потрошило. - Это бывает. Ведь его ещё никогда не потрошили! Включай конвейер!
   Конвейер снова загремел и двинулся вперёд, и Коко, продолжая улыбаться до ушей, зажмурился изо всех сил... Когда он открыл глаза, он понял, что конвейер опять остановился, услышал спорящие грубые голоса и почувствовал, что его отвинчивают от ленты.
   Командир Особой команды орал на трясущихся от страха Потрошилу и Потрошонка:
   - Лентяи! Лодыри! Мне приказано сию минуту доставить его на заседание Тайного совета! А в каком он виде? В самом безобразном! Он же совершенно не готов! Разве это чучело? Как я его в таком виде повезу?
   - Мы его сейчас быстренько!.. Мы его мигом сработаем! - заискивающе уверял Потрошило, хватаясь уже за рукоятку пуска конвейера.
   - Мигом? Когда?
   - Через два часа он будет уже готов и в полном порядке, ходить, кланяться, разговаривать, песни петь и танцевать...
   - Дурак! - орал командир Особой команды. - Два часа? А господин Генерал-Кибернатор будет два часа дожидаться? Да за это время он и тебя и меня велит очучелить, да так что ты станцевать не успеешь! - Он указал своим молодцам на Коко. - Тащите! Доставим его как есть, а потрошильщики будут отвечать, что не поспели его приготовить в достойном виде.
   Глава 41. ТРЕБУЮЩАЯ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСПОМНИТЬ САМУЮ ПЕРВУЮ
   Утреннее заседание Тайного совета многоэтажников закончилось. И в ту же секунду было открыто дневное: возмутительные известия, невероятные сообщения и недопустимые сведения поступали одно за другим.
   Мятежная баржа на виду у всего города медленно и неуклонно проплывала мимо переполненной народом набережной - к выходу в море.
   Непреклонный Капитан с воинственно торчащими усами стоял у штурвала, окружённый львами, и на левом плече у него сидела маленькая обезьянка. На палубе дети махали руками, прощаясь с городом, а над их головами бесчисленные стаи чаек носились с криками, ныряя в воздухе среди пёстрых, с обгоревшими краями листков сказочных книжек.
   Громадные толпы взволнованных жителей со всех сторон сбегались к реке. Лица у них были бледные, испуганные, они в волнении размахивали руками, но в первые минуты бежали молча, боясь ослушаться приказа Тайного совета, объявленного по радио. В этот день на улицах строго запрещалось говорить вслух даже <здравствуйте> при встрече. Даже заикаться было строго воспрещено; каждый, кто осмелился бы громко чихнуть на улице, объявлялся государственным преступником, а сказавший при этом <будьте здоровы> - его соучастником.
   Но вдруг какая-то женщина узнала среди толпы на борту баржи свою дочку, громко вскрикнула и позвала её по имени.
   И тогда крик поднялся вдоль всей набережной - все, у кого были на барже ребята, и все, у кого их там не было, бросились бежать вдоль набережной следом за уходящей баржей и кричать!
   Но баржа была на самой середине реки, и до ребят долетал только невнятный гул людских голосов...
   А громадный костёр, на котором пылали горы сказок, продолжал гореть на главной площади города.
   Непрерывно заседавший Тайный совет бесперебойно принимал одно решение за другим. Не успели ещё сочинить приказ, запрещающий на улицах размахивать руками и придавать своему лицу какое бы то ни было выражение, как в Стёганом зале появился Суперкомандующий разрушительными силами города в парадном мундире.
   Его вызвали на заседание до того поспешно, что, минуя обычный путь при помощи лифтов, вертолётов и подводных лодок, ввели прямо через дверь из передней.
   В то время как великий Генерал-Кибернатор, вцепившись в ручки своего кресла, похожего на трон, бешено сверкал глазами, едва сдерживаясь, Секретный Секретарь, по обыкновению, тихо и спокойно объявил то, что ему внушил Генерал-Кибернатор:
   - Господин Суперкомандующий! Мятежная баржа направляется к выходу в море. Вы должны её остановить и вернуть и направить в Чучельномеханический комбинат.
   - Остановим, - тупо, но непреклонно отдал честь Суперкомандующий. - А что прикажете делать, если она откажется остановиться?
   И тут взорвался молчавший до сих пор Генерал-Кибернатор:
   - Утопить! Взорвать и утопить! Всех! Чтоб следа не осталось от бунтовщиков! Уничтожить!
   - Уничтожить? Вот это наша работа! - с облегчением гаркнул Суперкомандующий. - Следа? Не останется! - Он три раза подряд отдал честь. И тут же вызвал по радио самый большой из всех, какие были в его флоте, подводный броненосец <Матильда>...
   Дневное заседание было закрыто и тут же открыто торжественно-триумфальное заседание по случаю подавления мятежа и заговора. И это тотчас было объявлено жителям города, чтоб они могли поскорее начать радоваться и ликовать.
   Сам великий Генерал-Кибернатор милостиво согласился в самый торжественный момент выйти из Стёганого зала, прошествовать по коврам к лестнице, украшенной полицейскими в парадной форме, и появиться на площади, чтоб лично объявить народу счастливую весть о том, что порядок восстановлен и Чучельномеханический комбинат спокойно продолжает свою работу!
   После этого в Стёганом зале наступила тишина - все ждали сообщений от Суперкомандующего.
   Тайные советники прислушивались, напряжённо приоткрыв рты, только сам великий Генерал-Кибернатор слегка пыхтел, приглядывая за тем, как ему укрепляют на груди новый орден Великого Автоматизатора.
   И вот громкий плеск раздался во всех громкоговорителях Стёганого зала это всплывал на поверхность воды громадный подводный броненосец <Матильда>.
   И в эту же самую минуту Капитан Крокус у своего штурвала, и все дети, и львы, и даже маленькая обезьянка на плече у Капитана - все увидели всплывающую громаду.
   Командир <Матильды> поднялся на мостик и поднял ко рту мощный мегафон:
   - Эй, на барже! Спустить парус, повернуть к берегу! Поворачивайте, или я открою огонь и пущу вас ко дну!
   В Стёганом зале великий Генерал-Кибернатор, а с этой минуты и Великий Автоматизатор, сказал:
   - Ага! - и поднялся со своего кресла, ещё больше ставшего похожим на трон, готовясь к торжественному выходу, и все тайные советники-многоэтажники поднялись, готовясь шествовать следом за ним.
   На барже в это время рычали львы - у них шерсть поднялась дыбом от звука голоса командира <Матильды> и под кожей ходили желваки, но <Матильда> была далеко, они видели, что до её командира им никак не добраться, и они глухо рычали от обиды.