Ваня снова лег на расстеленный плащ, в который раз помянул добрым словом Проводника — спасибо, мол, брат, это ж какая нужная вещь оказалась — и закрыл глаза. Засыпая, подумал, что постепенно превращается в ночного жителя — днем спит, ночью бодрствует; решил, что это не так уж плохо, и провалился в глубокий сон без сновидений.
   Проснулся Ваня спустя несколько часов — Веста бесцеремонно толкала его лапой. Лицо было мокрым и липким — очевидно, волчица поначалу пыталась разбудить его, облизывая. Ваня с неудовольствием открыл глаза, понял, что озяб, и потихоньку поднялся с земли.
   — Что, пора? — В горле пересохло, и голос был хрипловатым. — Ночь уже?
   — Почти, — кивнула Веста, — давай приводи себя в порядок и пойдем.
   — Ага. — Он поморщился, наклонился к фонтану и в первую очередь умылся. Потом, жадно черпая обеими руками, вдоволь напился ледяной воды, смочил голову и шею.
   Волчица подошла, тоже сделала несколько глотков и вздохнула.
   — Чего ты грустишь? — удивился Ваня. — Думаешь, не получится?
   — Да ничего я не думаю, — успокоила его Веста, — так, о своем. У меня тоже жизнь не простая.
   — Расскажешь? — поинтересовался Иван, впрочем, без особой надежды на ее откровения.
   Как и следовало ожидать, волчица только помотала головой.
   — Ты готов?
   — Ага.
   — Залезай.
   Ваня взгромоздился на ее спину, и Веста помчалась по уснувшим улицам города.
   Недаром Серебряное царство в народе звали Лунным государством — озаренный светом месяца город казался словно выкованным из серебряных звезд. От домов, площадей, башен исходило какое?то призрачное сияние, все кругом мерцало и переливалось. Воздух был прохладен и свеж, где?то тихо плескалась вода, вдалеке играла одинокая свирель, нигде не было видно ни одного прохожего. Ваня крепко держался за шею Весты и думал о том, что совсем скоро он останется один на один с неизвестностью. Что ждет его во дворце царя Далмата? Снова промах или, быть может, на этот раз повезет?
   Но вот и дворец. В лунном свете он был особенно прекрасен, отчасти сливался с небом, отчасти казался каким?то неземным видением — возможно, заоблачным чертогом, домом небожителей. Веста промчалась вдоль высокой ограды. Она была мраморная, как и большинство строений в Серебряном царстве, но, в отличие от простых заборов, богато украшена золотом, серебром и слоновой костью. Узоры, почти не заметные днем, ночью становились необычайно яркими и блестящими. Изображены на ограде были все существующие и несуществующие звери, разноцветные птицы и необычайно крупные рыбы, каждая величиной с медведя. Мимо ворот волчица пролетела стрелой, стражи не было, зато висел на толстых цепях большой замок.
   Странным показалось Ване то, что дворец запирается снаружи, а не изнутри, что было бы логичнее, но он решил, что здесь действуют свои порядки и законы (стоило только вспомнить сватовство Максюты) и не ему о них судить. Ограда была в две сажени высотой, не стоило и думать о том, чтобы через нее перепрыгнуть, но у Весты, видимо, были свои соображения на этот счет. Раз! Она лихо вскочила на крышу колодца, с него на изогнутую ветку дерева, места хватило только одной лапе, но и этого оказалось достаточно — тут уж сердце Вани ушло куда?то в пятки, но он и глазом моргнуть не успел, как верхом на волчице оказался по ту сторону забора. Веста упала на землю, несколько секунд лежала неподвижно, вывалив язык, с которого падали клочья белой пены, и тяжело дышала. Иван скатился с ее спины и сел рядом, поглаживая запутавшуюся шерсть.
   — Да уж, давно мне так не приходилось летать, — сообщила волчица Ване виноватым тоном, — сил совсем нет. Ну да ничего, теперь совсем недолго осталось. Обожди, передохну малость, потом снова двинемся.
   — Спасибо тебе, — поблагодарил Иван, — что бы я без тебя делал!
   — С Медногривом бы точно так же сидел на этом самом месте, — ехидно предположила волчица и на мгновение закрыла глаза. Со вздохом встала, отряхнулась, облизнула кончик носа. — Ну, садись, что ли.
   Ваня сел, обхватил Весту двумя руками, стараясь не сильно сдавливать ее шею. От ограды до дворца надо было пройти порядочное расстояние, и волчица, то быстро перебегая, то припадая к земле, уверенно приближалась к небольшой потемневшей двери. Справа были, судя по конскому ржанию, конюшни, слева небольшая постройка неизвестного предназначения. Ваня еще удивился, почему все хозяйственные службы находятся в непосредственной близости от дворца, но расспрашивать и без того уставшую Весту не стал. Дверь оказалась незапертой, слышались из?за нее приглушенные голоса: там, видимо, шла оживленная карточная игра. Волчица, едва касаясь пола, бесшумной кошачьей походкой вошла в полутемное помещение. Никого не было видно, скорее всего игроки сидели за стеной. Облегченно вздохнув, Веста проскользнула мимо полуоткрытой двери, из?за которой брезжил слабый свет свечи, и, немного поплутав темными коридорами, нашла старую лестницу. Двигаться по ней приходилось, полагаясь только на собственное чутье, так было темно. Ваня явственно слышал, как где?то поблизости попискивало целое крысиное семейство, как капала со стен вода. Видимо, дворец казался образцом рукотворной красоты только внешне, внутри же, особенно в нежилых помещениях, творился полнейший беспорядок.
   — Замри! — быстро шепнула Веста.
   Ваня застыл и будто прирос к волчице, боясь даже взмахивать ресницами. Сверху спускались трое прислужников; судя по кряхтенью, в руках они тащили что?то тяжелое. Все трое страшно ругались, припоминая какого?то Гостибоева дедушку, который был, по их словам, крайне нехорошим человеком. Поглощенные беседой, они не заметили чужаков, и Веста, дождавшись, пока смолкнут их шаги, быстро взобралась по крутой лестнице до самого верха. Лестница заканчивалась еще одной дверью, уже более приличествующей Серебряному дворцу. За ней начинались царские покои.
   — Здесь я тебя оставлю.
   — Здесь? — испугался Ваня. — А как же я?
   — Я буду тебя ждать, если что — постараюсь прийти на выручку. Но сейчас ты пойдешь сам. Три двери тебе встретятся: первая ведет в покои покойной государыни, вторая — опочивальня царя Далмата, а за третьей как раз и будет светлица царевны Калины. Дальше ты уж все знаешь. Не робей, Иванушка, главное, помни: птицу бери, а клетку не трогай!
   Ваня поклонился волчице, пообещал все сделать, как она велит, и с замирающим сердцем направился к трем дверям. Шаги его полностью скрадывали толстые ковры, шел Ваня медленно, прислушиваясь к каждому шороху, но все было спокойно, дворец спал крепким сном. Проходя мимо государевой опочивальни, Иван на мгновение остановился, поглядел на серебряных собачек по обеим сторонам от двери и, глупо хихикнув, в два шага дошел до третьей двери. Огляделся по сторонам, никого подозрительного не приметил и открыл дверь. На стене слева, как и говорила Веста, висел факел. Ваня почесал затылок, думая, как же его потушить, снял со стены и попытался задуть, как свечку. Посмеялся над собственной глупостью и, недолго рассуждая, набросил на факел полу своего плаща. Запахло гарью, пошел дымок, но дело было сделано — факел потушен, и Ваня, постояв немного, пошел дальше. Когда он дошел до середины комнаты, его вдруг окликнул сонный голос:
   — Брат, ты, что ли?
   — Я, — ответил резко охрипший Ваня, — Будислав.
   — А чего ты так рано? Дома не сидится? Не спишь, а только и думаешь, как бы царевну Калину во грех ввести? — Голос, кажется, то ли Будимила, то ли Будимира. И кто?то из явно насмехался. — Молодой, а все туда же!
   — Я… да, — смутился Ваня, понятия не имея, что следует отвечать. И, сам не понимая как, вдруг грубо рявкнул: — А тебе что за дело, брат?! Али сам на царевну глаз положил?
   Будимил (или Будимир), кажется, смутился:
   — Да я так спросил, не серчай, братишка. Спать охота, мочи нет. Давай, что ли, поскорее пост принимай, я хоть домой пойду, высплюсь.
   — Ладно, — так же нагло ответствовал Ваня, — иди давай, чай, не маленький, справлюсь. Вот тебе еще, — он протянул в темноту кувшин с заговоренным вином, — от меня гостинец.
   — А вот за это, — в голосе теперь слышались одобрительные нотки, — а вот за это люблю! А вот за это хвалю!
   Заскрипел ключ, дверь со скрипом отворилась, на мгновение ослепив Ивана светом едва ли не двух десятков свечей. Ваня быстро прошмыгнул в светелку царевны и закрыл дверь за собой. Облегченно вздохнул и огляделся. Царевна Калина спала, разметавшись на огромном ложе, спала крепко, даже немного похрапывала. Нельзя сказать, чтобы была она неописуемой красоты, но в ней было какое?то притягательное очарование. Царевна была невелика ростом, с длинными черными волосами, которые, заплетенные в косы, змеями обвивались вокруг ее головы. Лицо Калины было круглым, почти детским, верхняя губа немного вздернута, длинные ресницы чуть касались розовых щек. Ваня полюбовался царевной, потом вспомнил, что пришел сюда за птицей, и стал оглядываться по сторонам, высматривая клетку. Обнаружил он ее стоящей на маленьком прикроватном столике, укрытой не покрывалом, как говорила Веста, а белым кружевным платком. Иван осторожно потянул за кончик, платок упал, и Ване пришлось спешно прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от сияния, которое разлилось по комнате.
   Серебряная клетка сияла, словно солнце, но это было еще полбеды: сидела в клетке птица — до того яркая, что смотреть на нее не щурясь было невозможно. Птица бодрствовала, зловеще прищелкивала клювом и так злобно поглядывала на Ваню, что ему стало жутко. Но, памятуя, что времени в обрез, он принялся быстро соображать, как же потихоньку извлечь огнецветку. Клетка и в самом деле оказалась не заперта, но птица была до того велика, что было непонятно, как же ее вообще смогли туда затолкать. Слухам о том, что птица якобы покидает клетку без посторонней помощи, Ваня уже не верил. Он еще раз оглядел светлицу, раздумывая, чем бы умудриться выманить огнецветку, ничего не нашел и пришел в отчаяние.
   Внезапно птица фыркнула, взмахнула крыльями и выставила из дверцы свою невероятных размеров голову. Глаза у огнецветки были ярко?зеленого цвета, век не было, и потому взгляд ее казался особенно страшным. Ваня вздрогнул, птица же, расставив крылья, начала потихоньку вылезать из клетки. Когда она выбралась уже наполовину, Ваня опомнился и, подняв с пола белый платок, ухватил огнецветку за бока. Птица взъярилась. Распушилась она в руках Ивана до чрезвычайности, забила когтистыми лапами, клокоча и стараясь достать клювом до Ваниных глаз. Ваня же тщетно пытался завернуть голову огнецветке под крыло, но то, что еще недавно казалось таким простым, на деле оказалось практически невозможным: птица извивалась, как змея, била крыльями, щелкала страшным клювом. Иван потерял равновесие, рухнул на пол вместе с птицей и закатился вместе с ней под кровать. Там, кое?как зажав пернатое чудовище, Ваня умудрился засунуть птичью голову под растопыренное крыло. Птица, отчаянно захрипев, уснула. Иван отер пот, выплюнул набившиеся в рот перья и стал вылезать из?под ложа царевны. Это оказалось тоже непростой задачей — мешала птица, но Ваня, толкая ее перед собой, наконец сумел выбраться на волю.
   И тут его оглушил пронзительный визг:
   — Ой, мамочки, спасите, помогите!
   Кричала царевна Калина. Оказывается, она давно проснулась, поначалу с интересом наблюдала за Ваниными манипуляциями, наивно посчитав это девичьим сновидением, но, увидев вылезшего из?под собственной кровати запыленного мужика, поняла, что стала жертвой ограбления.
   — Помогите! — Ее визг стал уже невыносимым.
   Ване, которому после сражения с огнецветкой было уже все равно, поможет ей кто или нет, вопли порядком действовали на нервы.
   — Ты уймешься или нет? — рявкнул он на царевну так, что ее аж подбросило. — Что орешь как резаная?
   — Так ведь ты, чай, похитник! — робко предположила Калина, не без интереса его осматривая. — Разве нет?
   — Какой я похитник! — Ваня злобно потряс птицей. — По?моему, за то, чтобы этого крокодила увели, ты сама должна приплачивать! А ты воешь, как маленькая!
   Царевна мигом утихла и опасливо спросила:
   — А тебе зачем наша огнецветка?
   — Мне?то она совершенно не нужна, — честно признался Иван, — но как я иначе свою невесту выручу?
   — А кто твоя невеста? — заинтересовалась Калина. — Я ее знаю?
   — Дочка царя Елисея, — после недолгого раздумья сказал Ваня, — Светлояра.
   — Да неужели! — восхищенно воскликнула царевна и тут же закрыла рот руками. — Ой, шуметь нельзя, не ровен час защитнички мои проснутся. Я их хоть из светелки отослала, так все равно за дверью затаились, караулят. Так ты, значит, — она перешла на свистящий шепот, — тот самый Иванушка?
   — Не знаю, тот ли, — устало произнес Иван, — но уж какой есть. А о богатырях не беспокойся: спят, как миленькие, после сонного зелья. Все, кроме Будислава, но того бояться нечего — он, говорят, бестолков больно.
   — Ага, не без того, — Калина улыбнулась, — не стоит о нем и речь вести. Ты мне лучше, добрый молодец, расскажи, как же ты во дворец сумел пробраться?
   — На волке. — Ваня немного помялся, раздумывая, стоит ли доверять царевне или нет. Ничего не решил, но все?таки начал рассказывать: — Выехал я из Медного царства верхом на славном коне…
   Царевна слушала, разинув рот, хлопала глазами и с восхищением смотрела на Ваню. В неровном свете свечей казался он ей сказочным принцем, да еще и раскрасавцем к тому же. Иван, немало смущенный таким вниманием, все?таки закончил свой рассказ и вопросительно взглянул на Калину:
   — Тебе решать, жить мне или нет, царевна. Как ты скажешь, так и будет, я теперь в твоих руках.
   Калина испугалась и замахала на Ваню:
   — Иванушка! Да неужто ты думаешь, что я тебя смогу погубить?
   — Не знаю уж, чему верить, — признался он, — тогда, может, и помочь сможешь?
   — Помогу, помогу! — едва ли не крикнула царевна. Вовремя опомнилась и шепотом добавила: — Скажу тебе то, чего ты и сам не знаешь. Богатыри?то хоть и спят крепко, да только таких могучих витязей ничем не возьмешь, от любого шороха проснутся, пробудятся. А уж Будислав и вовсе помехой может стать. Хоть отпор и не окажет, да чуть что, заголосит так — весь дворец перебудит. Надо их перехитрить. Бери?ка ты мое покрывало сребротканое, заверни в него птицу?огнецветку, да так, чтобы и пискнуть не сумела.
   — Она спит, — удивленно проговорил Ваня. — Подожди, не понял, неужто ты мне такую птицу сама отдашь?
   — Отдам, конечно, отдам, — в свою очередь удивилась Калина, — как же можно не отдать? Да и огнецветка не моя, а батюшкина, он за нее и ответ держит, а с меня спроса мало. Зачем мне в светлицу клетку поставил? Думал, видать, эдакой диковинкой меня позабавить, а того не учел, что огнецветка ночью сна не знает, шумит, кричит, никому спать не дает. Вот и стала я по ночам клетку отворять, нехай улетает, куда самой вздумается. Только огнецветка?то улетит, над дворцом покружит, в другие царства?государства наведается, там бед наделает — и обратно в клетку возвращается. Я уж думала сама ей шею свернуть, как уснет, а тут ты пришел, избавитель ты мой!
   И Калина протянула к Ване руки с явным намерением обнять, но он ловко увернулся от любвеобильной царевны. Она смутилась.
   — Так что ты посоветуешь делать? — как ни в чем не бывало спросил Иван.
   — Я думаю, — замялась царевна, — я думаю… Вот какое дело: птица хоть и дремлет сейчас, да долго ли будет дремать? Как пробудится, что делать будешь? Держи ее крепче да ступай быстрее, а богатырей я займу. Будислав так и вовсе на меня глаз положил, с ним как?нибудь справлюсь, заговорю. Мимо братьев его беги во весь дух, авось не пробудятся раньше сроку. А теперь иди!
   Калина неслышными шагами подбежала к двери, отворила ее, огляделась по сторонам. Грозные стражи спали, и громкий храп раздавался по всему дворцу. Царевна махнула рукой Ване — скорей, мол, поторопись! Иван, замотав птицу еще и в тяжелое покрывало, обнял Калину одной рукой, легонько поцеловал в щеку и быстро помчался мимо спящий богатырей.
   Вдруг из темноты раздался тонкий требовательный голос:
   — Стой, кто идет?
   Ваня прижался к стене и перестал дышать. Выручила царевна:
   — Я это, я, — недовольно протянула она сонным голосом, — что, ужель и из светлицы выйти нельзя?
   — Нельзя! — грозно ответил тот же голос. — На то есть приказ твоего батюшки, чтобы без его позволения из светлицы ты, царевна, до утра и казаться не смела!
   — А если мне очень надо? — возмутилась Калина, но тут же переменила тон: — Если я хочу повидать одного прекрасного молодца?
   — Кого это? — изумленно и ревниво вопросил голос, мигом растеряв всю официальность. — Какого еще молодца?!
   — А вот такого, — лукаво усмехнулась царевна, краем глаза наблюдая за Ваней, — такого, верный мой Будислав! Ясноглазого, статного витязя, сильного, как медведь, быстрого, как ветер!
   — Да кого же, — взмолился бедный богатырь, — царевна Калина?! Не погуби! Тебе ли не знать, что люблю я тебя пуще себя самого! В ногах готов валяться, сердце из груди вынуть, душу продать!
   — Ах, душу, говоришь, — еще хитрее улыбнулась Калина и вплотную подошла к Будиславу, — зачем же такие муки на себя принимать, верный витязь мой?
   Она обвила руками шею богатыря и что?то быстро зашептала ему на ухо. По лицу Будислава, слабо освещенному светом из?за приоткрытой двери в царевнину светлицу, видно было, что говорила ему Калина что?то на редкость приятное. Ваня понял, что медлить больше нельзя и стремглав помчался вон из царских покоев. Тем временем разошедшаяся царевна окончательно вошла в роль и, повиснув на шее потерявшего голову Будислава, едва ли не силой втащила его в свою светлицу.
   Иван, сжимая под мышкой огнецветку, мчался по коридору мимо дверей в царскую опочивальню. Вторая, третья… вот и дверь, ведущая к черной лестнице. Ваня быстро распахнул ее, увидел Весту и, еще не веря в то, что все обошлось, вскочил на спину волчице. Та без лишних слов встряхнулась и понеслась по лестнице вниз. Чуть ли не кубарем скатилась она по ступенькам, взвизгнула, прищемив лапу в какой?то щели пола, прошмыгнула мимо всех людских помещений и, уже видя перед собой дверь, ведущую на улицу, вдруг остановилась.
   — Слышишь что?нибудь?
   — Нет, ничего, — выдохнул Ваня, — а что?
   И услышал.
   Весь дворец словно превратился в огромный колокол: стены, окна, двери, колонны — шумело, звенело и стучало. Яркий белый свет залил все кругом. Веста, воя, металась по каким?то коридорам и переходам, натыкалась на стены, скулила и взбрыкивала так, что Ивана порядочно растрясло. Внезапно проснулась птица, пару раз тоненько пискнула и вдруг взвыла страшным голосом, да так, что Ваня, опешив, не удержал ее в руках, выронил, упал следом и, ничего не видя перед собой, слепо шарил руками в слабой надежде на то, что птица не вырвалась из покрывала и лежит где?то рядом. Вместо птицы он наткнулся на чьи?то огромные сапоги, изумленно охнул и тут же взлетел в воздух, поднимаемый сильной рукой. Он почувствовал, что его куда?то ведут, толкая в спину, потом несут, взявши за руки и за ноги, бросают на пол…
   — Встать!
   Иван попытался встать, но не смог. Шум тем временем смолк, свет угас. Ваня лежал на полу в большой полутемной зале, озаряемой только несколькими факелами на стенах. Зрение возвращалось к нему постепенно, он уже смог различить сводчатый потолок, расписанный чудными цветами, огромные окна, куда проникал лунный свет, который слюдяная мозаика рассекала на множество лучей. В самом конце залы на троне сидел человек, в котором Ваня сразу признал царя Далмата. Несмотря на внушительные габариты, царь вовсе не казался грозным, очевидно, его только что подняли с постели. Лицо заспанное, а в длинной белой бороде застряли птичьи перья, скорее всего из подушки. Ясные голубые глаза царя были полуоткрыты, спутанные пряди седых волос падали на грудь. Одет царь Далмат был в длинный голубой кафтан, небрежно наброшенный поверх какого?то халата, кушак царь и вовсе держал в руке. Ваня уставился на босые ноги царя с невероятно длинными нестрижеными ногтями. Далмат смутился и постарался как можно грознее стукнуть кулаком по колену. Видимо, переборщил, поморщился от боли и спросил сдавленным голосом:
   — Кто ты, похитник?
   — Я Иван, — честно ответил Ваня, — я не похитник, я несчастный человек.
   — Да?да, — ворчливо сказал царь, — все вы горемыки несчастные, калики перехожие, а как огнецветку воровать, так откуда только что берется! Ну, выбирай.
   — Чего выбирать? — удивился Иван.
   — Ну как чего, — Далмат задумчиво почесал пятку, — какой тебя смерти предать.
   — То есть как это смерти, — опешил Ваня, — зачем смерти?!
   — Положено! — отрезал царь. — Ты птицу похищал? Похищал. Другое дело, что не похитил, но это уже твои личные трудности. Главное — попытался. Не отпускать же тебя!
   — Батюшка царь! — взвыл Ваня, уже мысленно прощаясь и с головой и со Светлоярой. — Да как же это так!
   — А так, — равнодушно пожал плечами царь Далмат. — Эй, стража!
   Дверь отворилась, но вместо стражи в зал ворвалась взлохмаченная царевна Калина. Прямо с порога она быстро затараторила:
   — Отец! Не губи этого доброго молодца! Я сама во всем виновата, сама ему огнецветку отдала!
   — Зачем? — изумился царь, но тут же погрозил дочери пальцем. — Эге!.. Чай, понравился молодец, вот и решила на себя вину взять?
   Царевна покраснела и смутилась, но тут же нашлась:
   — А хоть бы и так! Неужто пойдешь супротив моего желания?
   Далмат смутился. Видимо, доченька у него была еще та штучка, с такой спорить себе дороже. Но царь решил пойти на принцип:
   — А понравился, нет ли, мне что за дело! И чем это Ванька тебе глянулся? Птицу и ту добыть не сумел, весь дворец на ноги поставил, неумеха! Небось, вместе с клеткой ухватил?
   — Да нет же! — Калина гневно взмахнула рукой. — Это я! Я уронила клетку! Ко мне в светелку Будислав вломился, начал меня целовать?миловать, я от него бежать вздумала и ненароком задела столик с клеткой!
   — Будислав?! — Царь так и подскочил. — Будислав тебя целовал? Да как он посмел? — Далмат задыхался от злости. — Позвать Будислава! Ко мне! Живо!
   Далмат, не в силах сдерживать себя, вскочил с трона и, путаясь в полах халата, бросился к Калине:
   — Девка распутная! Мало тебе, что половину войска мне попортила, не солдаты, а барышни кисейные! Каждый второй в зятья метит! Так еще и до верных богатырей моих добралась! Признавайся, дурная, зачем на парня напраслину возвела? — И царь махнул рукой в сторону Ивана.
   Ваня растерялся, но нашел?таки в себе храбрости защитить царевну:
   — Ваше царское высочество… величество! Клянусь, твоя дочь — достойнейшая девушка! Я сам, я сам во всем виноват!
   — А ты помолчи! — Далмат грозно замахнулся рукой. — Помолчи! Когда нужно будет, тогда и говори, а сейчас дай мне спокойно заняться наконец воспитанием дочери!
   Иван решил, что умнее всего будет не вмешиваться в семейные дела. Тем временем стражи привели Будислава. Тот был напуган, бледен, но молчал.
   — Так?так, голубчик, — иронически начал царь, — значит, полюбилась тебе моя Калинушка?краса?
   — Полюбилась, царь?батюшка! — поклонился богатырь. — Мочи нет, как полюбилась!
   — И, значит, как водится, пирком да за свадебку? Совет, мол, да любовь?
   — Э… — Будислав был явно не готов к такому повороту событий. — С?свадебку?
   — Да?да, — кивнул Далмат, — все как положено, а?
   — Да, — с готовностью согласился Будислав, — сделай такую милость! Одним словом… Благослови, батюшка!
   Царь аж взвизгнул от такой наглости:
   — Ах ты, собачий сын, холоп! Себя не помнишь?! Знай свое место, щенок! Стража. — Далмат хлопнул в ладоши. — В темницу! Чуть рассветет — повесить на городской площади!
   Стражники, до сих пор хранящие молчание, хором ответствовали: „Будет исполнено, батюшка царь“, — и увели богатыря. Далмат, немного переведя дух, пробормотал:
   — Ишь ты! Благословить его!
   Он разгладил бороду, с отвращением выдернул из нее перья, стыдливо прикрыл халат кафтаном и посмотрел на Калину:
   — Ты чего стоишь? Ты чего ждешь? Ну?ка быстро в постель, ночь на дворе!
   Царевна поклонилась и быстро пошла прочь. Проходя мимо Ивана, она хитро улыбнулась ему и шепнула что?то вроде: „Ах ты, эдакий душка“.
   Калина ушла, стражи пока не возвращались. Царь молчал, Ваня смотрел куда?то в пол и думал о том, казнят ли его, как и Будислава, на рассвете или же царь отложит это мероприятие до вечера. Несколько минут в зале царила полная тишина.
   — Замуж мою девку взять не хочешь? — неожиданно поинтересовался царь Далмат. — А то я таким манером всех своих богатырей перевешаю.
   Ваня ошарашенно покачал головой. Царь, казалось, несильно и расстроился.
   — Ну и ладно, это уж не твоя забота. Хотя, ты подумай как следует: девка даром что беспутная, зато первая красавица в Серебряном царстве, ну и… приданое, само собой. Полцарства не дам, но пару торговых городов — это я тебе обещаю. Чего? Не хочешь? Ну и ладно, не хочешь как хочешь. — Он помолчал, пожевал губами. — Сказывай, за какой надобностью тебе огнецветка?то сдалась? Чай, дорого не продашь, пользы от нее никакой, разве что по ночам светить заместо лампады. Да и ест много — поди, поболе всей моей дворни за день лопает. Оно, конечно, диковинка, да только теми диковинками в наше время не больно кого и удивишь. Ну? Зачем?
   Ваня вздохнул и решил, что терять ему нечего:
   — Батюшка царь! У царя Елисея есть дочь, Светло?яра…