Страница:
– Просто я хочу тебе добра. Между прочим, – добавила Венера Мария, – что это за «безумная ночь», на которую намекал Алекс?
– Он неудачно пошутил, – быстро ответила Лаки.
– Что-то голосок у тебя виноватый, – заметила Венера Мария. – Между вами что-нибудь было?
– Если и было, – а я не утверждаю, что это действительно так, – то это было в то время, когда я считала, что Ленни мертв, – сердито ответила Лаки.
– Ах, значит, ты все-таки переспала с ним! – воскликнула Венера Мария, и ее голос показался Лаки очень довольным. – Я знала, я чувствовала!
Какая же ты скверная девчонка, Лаки!
Она хихикнула:
– Я не спала с ним.
– Нет, спала.
– Ладно, Винни, достаточно… – сказала Лаки устало. – Мне пора. Давай договорим завтра.
Она положила трубку и некоторое время неподвижно сидела у телефона. Что-то продолжало беспокоить и смущать ее. Неужели ограбление дома Прайса Вашингтона и изнасилование горничной как-то связаны с обвинениями, выдвинутыми сегодня в суде против его сына? Но как? Какая связь может существовать между двумя этими событиями?
Гадать об этом можно было до второго пришествия и, не мудрствуя лукаво, Лаки позвонила детективу Джонсону.
– Есть какие-нибудь ниточки? – спросила она, даже не представившись. Впрочем, детектив Джонсон уже давно узнавал ее просто по голосу.
– Я пока изучаю отчеты, миссис Голден, – сказал он на удивление любезно.
– Вы подозреваете кого-то?
– Пока нет. Сосед видел молодого белого мужчину, который рано утром подъехал к особняку мистера Вашингтона на синем «Форде». Машина, разумеется, краденая, мы ее уже нашли. Я извещу вас, если будет что-нибудь новенькое.
– Спасибо, – поблагодарила Лаки и, дав отбой, поднялась в детскую.
Джино и Мария были заняты тем, что с увлечением лупили друг друга подушками.
– Как поживают мои маленькие цыплятки? – спросила Лаки, крепко обнимая обоих.
– Хорошо, мамуля! – хором ответили дети, громко сопя и хихикая после схватки. – А где папа?
« – Я уже говорила вам – папа работает.
– Я хочу его посмотреть! – заявил маленький Джино. – Посмотреть, посмотреть, посмотреть!
– Увидеться с ним, – машинально поправила Лаки. – Хорошо, дорогой, в это воскресенье вы поедете к дедушке, и папа тоже будет там. Договорились?
– Договорились, мамочка! – завопили Джино и Мария, – А можно мы все вместе будем купаться?
– Я не смогу поехать к дедушке в эти выходные, – смутилась Лаки. – У меня слишком много работы.
– Ты, мамочка, все работаешь и работаешь, – серьезно сказала Мария. – Так нельзя! Тебе нужно отдыхать, и папе тоже. Поезжай с нами, и мы вчетвером сходим в бассейн. Мне нравится, когда вы с папой в бассейне, – вы такие миленькие!
Лаки не выдержала и рассмеялась:
– Про взрослых не говорят «миленькие», родная.
– Нет, мама, вы с папой миленькие. Вот.
– Что ж, спасибо, крошка. Я рада, что ты так думаешь.
Она прочла им сказку на сон грядущий и, поцеловав обоих, погасила свет и тихо вышла из детской.
Вернувшись в гостиную, Лаки остановилась на пороге и долго смотрела на телефонный аппарат.
Быть может, Венера Мария была права – ей нужно что-то решить, решить раз и навсегда.
– Спасибо, было очень вкусно, – сказал Ленни, откидываясь на спинку стула и отодвигая от себя пустую тарелку.
– Я рада, что тебе понравилось, – отозвалась Клаудия, с обожанием глядя на него, и Ленни снова почувствовал себя скверно. Она была влюблена в него, никаких сомнений тут быть не могло, и Ленни казалось, что он понимает, в чем дело. Он был рядом, он заботился о ней, как никто и никогда не заботился прежде, и Клаудия, несомненно, считала, что он – единственный мужчина в ее жизни. Между тем Ленни Уже давно решил, что ей пора начать выходить, встречаться с новыми людьми и самой строить свою жизнь.
С его помощью, конечно, от этого он не отказывался, но все же самой.
– Я, кажется, нашел для вас подходящий дом, – сказал Ленни, неожиданно принимая решение.
– Дом для нас? Для всех? – взволнованно переспросила Клаудия.
– Нет, для вас – для тебя и Леонардо.
– А где будешь жить ты? – разочарованно протянула Клаудия.
– Здесь.
– Но почему ты не можешь жить с нами?
– Я тебе уже объяснял, – сказал Ленни и встал. – У меня есть жена, которую я очень люблю. Она тоже любила… любит меня. Можешь себе представить, что она испытала, когда появилась ты, да еще с малышом?
Я понимаю, что ты ни в чем не виновата, но… Одним словом, мне нужно что-то срочно предпринять, чтобы не сломать себе жизнь окончательно, но пока я живу здесь с тобой…
– Я понимаю, Ленни. – Клаудия опустила глаза. – Поверь, мне очень жаль, что из-за меня у тебя такие неприятности. Я этого не хотела, но оставаться в Италии я тоже не могла. Кроме того, Леонардо и твой сын, и ему нужна помощь. Одной мне было…
– Знаю. – Ленни раздраженно заходил из угла в угол. Он понимал, что должен быть с ней терпеливым, доброжелательным, ласковым, но держать себя в руках ему было порой невероятно трудно. – Я помогу Леонардо. Через день или два я поговорю с врачами и узнаю, каковы результаты обследования, которое он прошел неделю назад. И если есть хоть какая-то надежда…
– Спасибо, Ленни. Я просто не знаю…
– Это еще не все, – перебил Ленни. – После того как вы с Леонардо переселитесь в дом, который я нашел для вас, тебе нужно будет подыскать себе работу. Ты неплохо говоришь по-английски, так что никаких проблем быть не должно. Ты могла бы стать переводчицей или пойти работать в итальянское консульство.
– Как скажешь, Ленни.
– Я скажу, что если ты сделаешь все так, как я тебе говорю, то сможешь жить нормальной, счастливой жизнью. Но только без меня, Клаудия. Ты должна это понять.
– Я понимаю, – грустно пробормотала Клаудия.
На самом деле она ничего не понимала.
– Вот и отлично. – Закончив неприятный разговор, Ленни с облегчением вздохнул. – А теперь я пойду в душ. Если зазвонит телефон – ответь, пожалуйста. Мне должны звонить из агентства по недвижимости.
– Хорошо, Ленни.
Не прибавив больше ни слова, Ленни отправился в ванную комнату и включил воду. «Дальше так продолжаться не может, – размышлял он. – Завтра надо будет еще раз позвонить Лаки и постараться убедить ее встретиться. С каждым днем, с каждым часом мы все больше отдаляемся друг от друга, и я уже не могу этого выносить».
Когда он шагнул в душ, в гостиной зазвонил телефон, и Клаудия взяла трубку.
– Pronto, – забывшись, сказала она по-итальянски.
Лаки ответила не сразу.
– Позовите, пожалуйста, Ленни, – промолвила она наконец.
– Ленни в душе, – ответила Клаудия. – А кто его спрашивает?
Не ответив, Лаки швырнула трубку на рычаги.
Она так и знала, что ничего из этого не выйдет.
Глава 30
Глава 31
– Он неудачно пошутил, – быстро ответила Лаки.
– Что-то голосок у тебя виноватый, – заметила Венера Мария. – Между вами что-нибудь было?
– Если и было, – а я не утверждаю, что это действительно так, – то это было в то время, когда я считала, что Ленни мертв, – сердито ответила Лаки.
– Ах, значит, ты все-таки переспала с ним! – воскликнула Венера Мария, и ее голос показался Лаки очень довольным. – Я знала, я чувствовала!
Какая же ты скверная девчонка, Лаки!
Она хихикнула:
– Я не спала с ним.
– Нет, спала.
– Ладно, Винни, достаточно… – сказала Лаки устало. – Мне пора. Давай договорим завтра.
Она положила трубку и некоторое время неподвижно сидела у телефона. Что-то продолжало беспокоить и смущать ее. Неужели ограбление дома Прайса Вашингтона и изнасилование горничной как-то связаны с обвинениями, выдвинутыми сегодня в суде против его сына? Но как? Какая связь может существовать между двумя этими событиями?
Гадать об этом можно было до второго пришествия и, не мудрствуя лукаво, Лаки позвонила детективу Джонсону.
– Есть какие-нибудь ниточки? – спросила она, даже не представившись. Впрочем, детектив Джонсон уже давно узнавал ее просто по голосу.
– Я пока изучаю отчеты, миссис Голден, – сказал он на удивление любезно.
– Вы подозреваете кого-то?
– Пока нет. Сосед видел молодого белого мужчину, который рано утром подъехал к особняку мистера Вашингтона на синем «Форде». Машина, разумеется, краденая, мы ее уже нашли. Я извещу вас, если будет что-нибудь новенькое.
– Спасибо, – поблагодарила Лаки и, дав отбой, поднялась в детскую.
Джино и Мария были заняты тем, что с увлечением лупили друг друга подушками.
– Как поживают мои маленькие цыплятки? – спросила Лаки, крепко обнимая обоих.
– Хорошо, мамуля! – хором ответили дети, громко сопя и хихикая после схватки. – А где папа?
« – Я уже говорила вам – папа работает.
– Я хочу его посмотреть! – заявил маленький Джино. – Посмотреть, посмотреть, посмотреть!
– Увидеться с ним, – машинально поправила Лаки. – Хорошо, дорогой, в это воскресенье вы поедете к дедушке, и папа тоже будет там. Договорились?
– Договорились, мамочка! – завопили Джино и Мария, – А можно мы все вместе будем купаться?
– Я не смогу поехать к дедушке в эти выходные, – смутилась Лаки. – У меня слишком много работы.
– Ты, мамочка, все работаешь и работаешь, – серьезно сказала Мария. – Так нельзя! Тебе нужно отдыхать, и папе тоже. Поезжай с нами, и мы вчетвером сходим в бассейн. Мне нравится, когда вы с папой в бассейне, – вы такие миленькие!
Лаки не выдержала и рассмеялась:
– Про взрослых не говорят «миленькие», родная.
– Нет, мама, вы с папой миленькие. Вот.
– Что ж, спасибо, крошка. Я рада, что ты так думаешь.
Она прочла им сказку на сон грядущий и, поцеловав обоих, погасила свет и тихо вышла из детской.
Вернувшись в гостиную, Лаки остановилась на пороге и долго смотрела на телефонный аппарат.
Быть может, Венера Мария была права – ей нужно что-то решить, решить раз и навсегда.
– Спасибо, было очень вкусно, – сказал Ленни, откидываясь на спинку стула и отодвигая от себя пустую тарелку.
– Я рада, что тебе понравилось, – отозвалась Клаудия, с обожанием глядя на него, и Ленни снова почувствовал себя скверно. Она была влюблена в него, никаких сомнений тут быть не могло, и Ленни казалось, что он понимает, в чем дело. Он был рядом, он заботился о ней, как никто и никогда не заботился прежде, и Клаудия, несомненно, считала, что он – единственный мужчина в ее жизни. Между тем Ленни Уже давно решил, что ей пора начать выходить, встречаться с новыми людьми и самой строить свою жизнь.
С его помощью, конечно, от этого он не отказывался, но все же самой.
– Я, кажется, нашел для вас подходящий дом, – сказал Ленни, неожиданно принимая решение.
– Дом для нас? Для всех? – взволнованно переспросила Клаудия.
– Нет, для вас – для тебя и Леонардо.
– А где будешь жить ты? – разочарованно протянула Клаудия.
– Здесь.
– Но почему ты не можешь жить с нами?
– Я тебе уже объяснял, – сказал Ленни и встал. – У меня есть жена, которую я очень люблю. Она тоже любила… любит меня. Можешь себе представить, что она испытала, когда появилась ты, да еще с малышом?
Я понимаю, что ты ни в чем не виновата, но… Одним словом, мне нужно что-то срочно предпринять, чтобы не сломать себе жизнь окончательно, но пока я живу здесь с тобой…
– Я понимаю, Ленни. – Клаудия опустила глаза. – Поверь, мне очень жаль, что из-за меня у тебя такие неприятности. Я этого не хотела, но оставаться в Италии я тоже не могла. Кроме того, Леонардо и твой сын, и ему нужна помощь. Одной мне было…
– Знаю. – Ленни раздраженно заходил из угла в угол. Он понимал, что должен быть с ней терпеливым, доброжелательным, ласковым, но держать себя в руках ему было порой невероятно трудно. – Я помогу Леонардо. Через день или два я поговорю с врачами и узнаю, каковы результаты обследования, которое он прошел неделю назад. И если есть хоть какая-то надежда…
– Спасибо, Ленни. Я просто не знаю…
– Это еще не все, – перебил Ленни. – После того как вы с Леонардо переселитесь в дом, который я нашел для вас, тебе нужно будет подыскать себе работу. Ты неплохо говоришь по-английски, так что никаких проблем быть не должно. Ты могла бы стать переводчицей или пойти работать в итальянское консульство.
– Как скажешь, Ленни.
– Я скажу, что если ты сделаешь все так, как я тебе говорю, то сможешь жить нормальной, счастливой жизнью. Но только без меня, Клаудия. Ты должна это понять.
– Я понимаю, – грустно пробормотала Клаудия.
На самом деле она ничего не понимала.
– Вот и отлично. – Закончив неприятный разговор, Ленни с облегчением вздохнул. – А теперь я пойду в душ. Если зазвонит телефон – ответь, пожалуйста. Мне должны звонить из агентства по недвижимости.
– Хорошо, Ленни.
Не прибавив больше ни слова, Ленни отправился в ванную комнату и включил воду. «Дальше так продолжаться не может, – размышлял он. – Завтра надо будет еще раз позвонить Лаки и постараться убедить ее встретиться. С каждым днем, с каждым часом мы все больше отдаляемся друг от друга, и я уже не могу этого выносить».
Когда он шагнул в душ, в гостиной зазвонил телефон, и Клаудия взяла трубку.
– Pronto, – забывшись, сказала она по-итальянски.
Лаки ответила не сразу.
– Позовите, пожалуйста, Ленни, – промолвила она наконец.
– Ленни в душе, – ответила Клаудия. – А кто его спрашивает?
Не ответив, Лаки швырнула трубку на рычаги.
Она так и знала, что ничего из этого не выйдет.
Глава 30
Всю жизнь Бриджит пыталась научиться у Лаки одной вещи – как быть сильной. Иногда ей казалось, что у нее что-то получается, но, по-видимому, она ошибалась. Ведь если бы она переняла у своей приемной матери хоть что-нибудь, то сейчас вряд ли оказалась бы в столь незавидной ситуации.
Как она жалела, что, не спросив совета у Лаки, связалась с Карло – этим смазливым подонком, которому было наплевать на нее и на ее чувства. Ей не хватило характера, и она поддалась ему, а теперь, чтобы вырваться, требовались усилия еще большие. Ну почему с самого начала она не предприняла никаких мер предосторожности? Ведь та же Лаки не раз говорила ей, что, раз она так плохо разбирается в мужчинах (имелся в виду предшествующий, и весьма печальный, опыт Бриджит), она должна быть особенно осторожна, заводя даже самую легкую интрижку. «Давай сдачи, чего бы это ни стоило, если не хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги», – такова была жизненная философия Лаки, но Бриджит ей не последовала. И теперь пожинала горькие плоды своей слабохарактерности и неосмотрительности.
Впрочем, Карло с самого начала позаботился о том, чтобы не дать ей вырваться из расставленной ловушки. Он похитил ее, сделал наркоманкой, а когда она уже не могла обходиться без ежедневных уколов – женился на ней. Даже беременность Бриджит стала звеном в цепи, которым он приковал ее к себе, хотя подозревать Карло в том, что он сделал ей ребенка нарочно, было глупо. Скорее всего это была роковая случайность, которая, однако, сыграла ему на руку.
Но главной бедой Бриджит была все же наркотическая зависимость. Героин убил или усыпил в ее мозгу все клетки, ответственные за принятие решений, и она стала безвольной марионеткой в руках Карло. Просыпаясь утром, она не могла думать ни о чем, кроме укола, после которого сразу же впадала в блаженную эйфорию, напрочь забывая о своем положении. Все окружающее представлялось ей тогда в розовом свете, и Бриджит уже не хотелось ничего предпринимать. К чему стараться, если один маленький укол заменял все, ради чего пришлось бы долго бороться и страдать?
Постепенно ее жизнь превращалась в сон наяву, в , вереницу чудесных и радостных дней, в сплошное блаженство, отказаться от которого она бы не смогла за все сокровища мира. Бриджит и не собиралась отказываться. Подобное существование вполне ее устраивало, и тем более оно устраивало Карло, который лишал ее укола лишь в тех случаях, когда ему было от нее что-нибудь нужно.
Постепенно героиновая зависимость Бриджит переросла в полную и абсолютную зависимость от Карло. Она мирилась с его приступами гнева, с оскорблениями и с частыми колотушками, которые Карло обрушивал на нее в зависимости от настроения. Большей частью Бриджит либо не замечала их вовсе, либо очень быстро забывала о них. Главным для нее был шприц с раствором, который она ловко вкалывала в свои разбухшие, почерневшие вены.
Только теперь, лишившись героинового допинга и перенеся нечеловеческие муки, Бриджит трезво оценила свое положение. Только теперь она до конца осознала, что сделал с ней Карло и каким чудовищем он был.
Впрочем, бросив ее одну в охотничьем домике, он невольно оказал ей услугу, но Бриджит не собиралась его за это благодарить. Карло должен был понести наказание за смерть собственного сына, и Бриджит знала, что теперь, когда она потеряла ребенка, ее ничто не остановит. Кроме свидетельства о браке, которое было обыкновенной бумажкой и которое, учитывая все обстоятельства, не признал бы действительным ни один суд, их ничто больше не связывало. Конечно, Карло мог сам подать на нее в суд и даже отсудить у нее один-два миллиона, но Бриджит было все равно – она готова была пожертвовать этими деньгами, лишь бы поскорее избавиться от него.
Пока же она делала все, что было в ее силах, чтобы поскорее вернуть прежнюю физическую форму. Организм ее, однако, был до предела ослаблен наркотиками и недавним выкидышем, и все же, несмотря на частые головокружения, боли во всех мышцах и непрекращающуюся мигрень, Бриджит была полна решимости как можно скорее покинуть дом, пока сюда не вернулся Карло.
Она имела все основания опасаться Карло. Кто знает, что у него на уме?! Не исключено, что он попытается снова посадить ее на иглу, и тогда все ее мучения окажутся напрасными. Ведь привычка, которую ей, благодаря обстоятельствам, удалось преодолеть огромной ценой, не была побеждена окончательно, и один-единственный укол снова вернул бы ее к прежней зависимости.
А когда Бриджит была «под кайфом», даже Карло – мерзавец из мерзавцев – казался ей ласковым и добрым.
Каждое утро Бриджит выходила из дома и несколько минут сидела возле могилы своего сына. Этот маленький холмик под грушей, на котором еще даже не начала расти трава, странным образом действовал на нее умиротворяюще, наполняя Бриджит покоем и уверенностью в себе. О ребенке она почти не скорбела – бедняжка скорее всего родился бы наркоманом и едва ли бы выжил. Даже если бы врачам удалось его спасти, он бы всю жизнь страдал. Бриджит с ужасом думала о том, какие бы муки испытал ее сын и она сама – ведь она была бы причиной всех этих страданий.
Посидев в саду, Лаки отправлялась исследовать большой старый дом и прилегающие к нему хозяйственные постройки. В одном из сараев она нашла старый, поржавевший велосипед с совершенно лысыми покрышками. Эта находка настолько воодушевила ее, что Бриджит почувствовала значительный прилив сил. На велосипеде она могла передвигаться значительно быстрее, чем пешком, к тому же в дорогу ей необходимо было взять с собой запас еды и воды, который легче было везти, чем тащить в руках. Но велосипед еще надо было привести в рабочее состояние, и Бриджит, что называется, засучила рукава. Она смазала ржавую цепь свиным жиром, который добыла из банки с тушенкой, и, найдя насос, попыталась накачать шины. Она, однако, была еще очень слаба, и ей понадобился почти целый день, чтобы – с перерывами и отдыхом – накачать оба колеса, но и это не остудило ее решимости.
В голове у Бриджит созрел план. Она нагрузит на багажник продуктов и воды и поедет по первой попавшейся дороге, пока не доберется до места, где живут люди. Там она сможет найти врача, который был ей необходим, и связаться с Лаки.
Но сначала… сначала ей нужно будет еще хотя бы два дня, чтобы окончательно собраться с силами.
Только потом она сможет осуществить свой план.
Людей всегда влекло к Буги. Высокий и худой, он совсем не выглядел опасным, хотя и был ветераном Вьетнама, а его добродушный смех и открытое лицо легко располагали к себе любого собеседника. Он умел вписаться в любую компанию, и в группе пожилых людей – своеобразном «клубе стариков», собиравшихся на деревенской площади неподалеку от поместья Витти, – его очень скоро приняли. Буги, с самого начала представившийся писателем, изучающим местные традиции, играл с местными жителями в кегли, пил крепчайший кофе, угощал мужчин американскими сигаретами и внимательно прислушивался к разговорам, из которых надеялся почерпнуть интересующие его сведения.
В конце концов его внимание привлек некий Лоренцо Тильяли, работавший в поместье Витти. Этот дочерна загорелый, ловко ковылявший на грубой деревянной ноге старик с обветренной, морщинистой кожей, гривой седых волос и слезящимися голубыми глазами пьяницы обладал разбитным, общительным характером и был, по-видимому, ценным источником информации. Последнее умозаключение Буги сделал из собственных слов Лоренцо, который, хлебнув граппы, любил похваляться тем, что работает у Витти уже пять десятков лет и «знает всю ихнюю подноготную».
Вскоре, правда, обнаружилось, что старик не прочь приврать, однако Буги не был склонен упускать такой случай, благо Лоренцо весьма сносно говорил по-английски, а понимал почти все, что вообще-то было в Италии редкостью.
Заставить Лоренцо выдать нужные сведения не составило особенного труда. Выпив, он вообще не закрывал рта и самозабвенно рассуждал обо всем, начиная с цен на хлеб и заканчивая последними политическими скандалами. Требовалось лишь незначительное усилие, чтобы направить разговор в нужное русло, что Буги и сделал, спросив, достаточно ли платит Лоренцо его хозяин. Азартно стуча по полу протезом, старик разразился длиннейшей обвинительной речью в адрес «этого скареда», причем – как и рассчитывал Буги – досталось и Карло.
– А сын его, – заявил Лоренцо, опрокидывая в рот очередной стаканчик граппы, – испорченный молодой человек. Всегда был таким. Даже теперь, когда он женился на богатой американке, он нисколько не стал лучше.
– На американке, говоришь? – Буги сделал вид, будто эта тема не очень его интересует. – Что же они, тут и живут, в этом поместье?
– Жили. – Лоренцо выразительно повертел в руках стаканчик, и Буги поспешил его наполнить. – Но сейчас Карло уехал на Сардинию с другой женщиной, а жену отправил… – Он неожиданно замолчал, словно спохватившись, что сболтнул лишнее.
– Куда? Куда он ее отправил? – поинтересовался Буги.
Лоренцо в ответ пожал плечами и осушил свой стаканчик.
– Еще? – немедленно предложил Буги.
– Да вроде бы хватит… – неуверенно пробормотал старик, в то же время не сводя внимательного взгляда с бутылки, в которой оставалось еще порядочно.
– Не стесняйся, – подбодрил Буги. За граппу – как и всегда – платил он.
– Ну, разве что еще один…
Еще один стаканчик развязал Лоренцо язык.
– Американка-то очень богата, – подмигнул он с заговорщическим видом. – Карло обещал отцу, что к концу года у него в руках будут миллионы этих ваших долларов!
– Да ну, не может быть! – Буги играл свою роль безупречно.
– Вот тебе и «да ну»! – азартно отозвался Лоренцо. – Точно тебе говорю – американка-то беременна, значит, дело серьезное. Карло ей специально вдул, чтобы она с ним не развелась, а раз так – значит, денежки у нее водятся.
– Расскажи мне про эту американку, – попросил Буги. – Как же это она допустила, что муж уехал с другой женщиной, а ее бросил?
Лоренцо хихикнул:
– Да она про это ничего не знает. Карло отвез ее в охотничий домик.
– Ах вот оно что! А домик-то далеко отсюда?
Лоренцо поднял глаза и внимательно посмотрел на Буги.
– Хотел бы я знать, приятель, почему ты так этим интересуешься? – проскрипел он.
– Время от времени я балуюсь перепродажей недвижимости, – пояснил Буги, приняв безмятежный вид. – И у меня есть друг, который давно хочет приобрести дом недалеко от Рима. Он, правда, небогат, так что ему нужно что-нибудь не слишком шикарное.
– Ну, этот охотничий домик ему вряд ли подойдет! Правда, он довольно большой, только он довольно далеко от Рима, к тому же он, наверное, уже совсем развалился. У Витти никогда не было денег, чтобы его отремонтировать. Может, когда Карло получит свои миллионы, они за него возьмутся, но не раньше.
– Но если, как ты говоришь, дом совсем развалился, то какого черта этот Карло отвез туда жену, да к тому же беременную? Что же он одну ее там оставил?!
Лоренцо снова пожал плечами:
– Я слышал, как Карло говорил своей матери, что ей там будет спокойно.
– Да? – Буги налил собеседнику еще порцию граппы. – Ну, не знаю, как она, а мой друг точно будет доволен – ведь развалины должны стоить дешевле, чем новенький дом, верно? Что касается тебя, то ты сможешь получить солидные комиссионные, если сделаешь своему хозяину предложение, скажем, от моего имени.
– Ты точно говоришь? – На этот раз в слезящихся голубых глазках старика вспыхнул настоящий интерес.
– Конечно! – небрежно бросил Буги. – Скажи мне, где находится этот охотничий домик. Я съезжу взглянуть на него и дам окончательный ответ. А если наткнусь на американку, то скажу ей, что я – потенциальный покупатель. Думаю, она позволит мне войти и осмотреть дом изнутри.
– Никогда вы не найдете это место! – уверенно сказал старик.
– Послушай, Лоренцо, я служил во Вьетнаме, но ни разу – слышишь, ни разу! – не заблудился в их проклятых джунглях! Неужели ты думаешь, что здесь, в Италии, я не смогу найти дорогу? В общем, так, – добавил он, доставая из кармана бумажник, – я дам тебе пятьсот долларов в качестве… гм-м… задатка.
Если дом мне понравится, я дам тебе еще столько же.
Если нет, ты станешь богаче только на пять сотен. Ну, по рукам?
Беззвучно шевеля губами, Лоренцо долго смотрел на деньги. Хозяин уже лет десять не увеличивал его жалованья, и лишняя сотня ему бы не помешала. Тем более лишние пять сотен. Да и дочь Лоренцо как раз собиралась ехать в Милан, чтобы стать учительницей, жене необходимо было новое зимнее пальто, а сын, у которого было уже четверо своих детей, постоянно нуждался.
Протянув руку, Лоренцо взял деньги и спрятал во внутренний карман.
– Завтра я нарисую, как туда проехать, – пообещал он.
– Вот и отлично, – кивнул Буги, почувствовав, что торопить старика не надо. – А сейчас давай выпьем по последнему стаканчику.
Как она жалела, что, не спросив совета у Лаки, связалась с Карло – этим смазливым подонком, которому было наплевать на нее и на ее чувства. Ей не хватило характера, и она поддалась ему, а теперь, чтобы вырваться, требовались усилия еще большие. Ну почему с самого начала она не предприняла никаких мер предосторожности? Ведь та же Лаки не раз говорила ей, что, раз она так плохо разбирается в мужчинах (имелся в виду предшествующий, и весьма печальный, опыт Бриджит), она должна быть особенно осторожна, заводя даже самую легкую интрижку. «Давай сдачи, чего бы это ни стоило, если не хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги», – такова была жизненная философия Лаки, но Бриджит ей не последовала. И теперь пожинала горькие плоды своей слабохарактерности и неосмотрительности.
Впрочем, Карло с самого начала позаботился о том, чтобы не дать ей вырваться из расставленной ловушки. Он похитил ее, сделал наркоманкой, а когда она уже не могла обходиться без ежедневных уколов – женился на ней. Даже беременность Бриджит стала звеном в цепи, которым он приковал ее к себе, хотя подозревать Карло в том, что он сделал ей ребенка нарочно, было глупо. Скорее всего это была роковая случайность, которая, однако, сыграла ему на руку.
Но главной бедой Бриджит была все же наркотическая зависимость. Героин убил или усыпил в ее мозгу все клетки, ответственные за принятие решений, и она стала безвольной марионеткой в руках Карло. Просыпаясь утром, она не могла думать ни о чем, кроме укола, после которого сразу же впадала в блаженную эйфорию, напрочь забывая о своем положении. Все окружающее представлялось ей тогда в розовом свете, и Бриджит уже не хотелось ничего предпринимать. К чему стараться, если один маленький укол заменял все, ради чего пришлось бы долго бороться и страдать?
Постепенно ее жизнь превращалась в сон наяву, в , вереницу чудесных и радостных дней, в сплошное блаженство, отказаться от которого она бы не смогла за все сокровища мира. Бриджит и не собиралась отказываться. Подобное существование вполне ее устраивало, и тем более оно устраивало Карло, который лишал ее укола лишь в тех случаях, когда ему было от нее что-нибудь нужно.
Постепенно героиновая зависимость Бриджит переросла в полную и абсолютную зависимость от Карло. Она мирилась с его приступами гнева, с оскорблениями и с частыми колотушками, которые Карло обрушивал на нее в зависимости от настроения. Большей частью Бриджит либо не замечала их вовсе, либо очень быстро забывала о них. Главным для нее был шприц с раствором, который она ловко вкалывала в свои разбухшие, почерневшие вены.
Только теперь, лишившись героинового допинга и перенеся нечеловеческие муки, Бриджит трезво оценила свое положение. Только теперь она до конца осознала, что сделал с ней Карло и каким чудовищем он был.
Впрочем, бросив ее одну в охотничьем домике, он невольно оказал ей услугу, но Бриджит не собиралась его за это благодарить. Карло должен был понести наказание за смерть собственного сына, и Бриджит знала, что теперь, когда она потеряла ребенка, ее ничто не остановит. Кроме свидетельства о браке, которое было обыкновенной бумажкой и которое, учитывая все обстоятельства, не признал бы действительным ни один суд, их ничто больше не связывало. Конечно, Карло мог сам подать на нее в суд и даже отсудить у нее один-два миллиона, но Бриджит было все равно – она готова была пожертвовать этими деньгами, лишь бы поскорее избавиться от него.
Пока же она делала все, что было в ее силах, чтобы поскорее вернуть прежнюю физическую форму. Организм ее, однако, был до предела ослаблен наркотиками и недавним выкидышем, и все же, несмотря на частые головокружения, боли во всех мышцах и непрекращающуюся мигрень, Бриджит была полна решимости как можно скорее покинуть дом, пока сюда не вернулся Карло.
Она имела все основания опасаться Карло. Кто знает, что у него на уме?! Не исключено, что он попытается снова посадить ее на иглу, и тогда все ее мучения окажутся напрасными. Ведь привычка, которую ей, благодаря обстоятельствам, удалось преодолеть огромной ценой, не была побеждена окончательно, и один-единственный укол снова вернул бы ее к прежней зависимости.
А когда Бриджит была «под кайфом», даже Карло – мерзавец из мерзавцев – казался ей ласковым и добрым.
Каждое утро Бриджит выходила из дома и несколько минут сидела возле могилы своего сына. Этот маленький холмик под грушей, на котором еще даже не начала расти трава, странным образом действовал на нее умиротворяюще, наполняя Бриджит покоем и уверенностью в себе. О ребенке она почти не скорбела – бедняжка скорее всего родился бы наркоманом и едва ли бы выжил. Даже если бы врачам удалось его спасти, он бы всю жизнь страдал. Бриджит с ужасом думала о том, какие бы муки испытал ее сын и она сама – ведь она была бы причиной всех этих страданий.
Посидев в саду, Лаки отправлялась исследовать большой старый дом и прилегающие к нему хозяйственные постройки. В одном из сараев она нашла старый, поржавевший велосипед с совершенно лысыми покрышками. Эта находка настолько воодушевила ее, что Бриджит почувствовала значительный прилив сил. На велосипеде она могла передвигаться значительно быстрее, чем пешком, к тому же в дорогу ей необходимо было взять с собой запас еды и воды, который легче было везти, чем тащить в руках. Но велосипед еще надо было привести в рабочее состояние, и Бриджит, что называется, засучила рукава. Она смазала ржавую цепь свиным жиром, который добыла из банки с тушенкой, и, найдя насос, попыталась накачать шины. Она, однако, была еще очень слаба, и ей понадобился почти целый день, чтобы – с перерывами и отдыхом – накачать оба колеса, но и это не остудило ее решимости.
В голове у Бриджит созрел план. Она нагрузит на багажник продуктов и воды и поедет по первой попавшейся дороге, пока не доберется до места, где живут люди. Там она сможет найти врача, который был ей необходим, и связаться с Лаки.
Но сначала… сначала ей нужно будет еще хотя бы два дня, чтобы окончательно собраться с силами.
Только потом она сможет осуществить свой план.
Людей всегда влекло к Буги. Высокий и худой, он совсем не выглядел опасным, хотя и был ветераном Вьетнама, а его добродушный смех и открытое лицо легко располагали к себе любого собеседника. Он умел вписаться в любую компанию, и в группе пожилых людей – своеобразном «клубе стариков», собиравшихся на деревенской площади неподалеку от поместья Витти, – его очень скоро приняли. Буги, с самого начала представившийся писателем, изучающим местные традиции, играл с местными жителями в кегли, пил крепчайший кофе, угощал мужчин американскими сигаретами и внимательно прислушивался к разговорам, из которых надеялся почерпнуть интересующие его сведения.
В конце концов его внимание привлек некий Лоренцо Тильяли, работавший в поместье Витти. Этот дочерна загорелый, ловко ковылявший на грубой деревянной ноге старик с обветренной, морщинистой кожей, гривой седых волос и слезящимися голубыми глазами пьяницы обладал разбитным, общительным характером и был, по-видимому, ценным источником информации. Последнее умозаключение Буги сделал из собственных слов Лоренцо, который, хлебнув граппы, любил похваляться тем, что работает у Витти уже пять десятков лет и «знает всю ихнюю подноготную».
Вскоре, правда, обнаружилось, что старик не прочь приврать, однако Буги не был склонен упускать такой случай, благо Лоренцо весьма сносно говорил по-английски, а понимал почти все, что вообще-то было в Италии редкостью.
Заставить Лоренцо выдать нужные сведения не составило особенного труда. Выпив, он вообще не закрывал рта и самозабвенно рассуждал обо всем, начиная с цен на хлеб и заканчивая последними политическими скандалами. Требовалось лишь незначительное усилие, чтобы направить разговор в нужное русло, что Буги и сделал, спросив, достаточно ли платит Лоренцо его хозяин. Азартно стуча по полу протезом, старик разразился длиннейшей обвинительной речью в адрес «этого скареда», причем – как и рассчитывал Буги – досталось и Карло.
– А сын его, – заявил Лоренцо, опрокидывая в рот очередной стаканчик граппы, – испорченный молодой человек. Всегда был таким. Даже теперь, когда он женился на богатой американке, он нисколько не стал лучше.
– На американке, говоришь? – Буги сделал вид, будто эта тема не очень его интересует. – Что же они, тут и живут, в этом поместье?
– Жили. – Лоренцо выразительно повертел в руках стаканчик, и Буги поспешил его наполнить. – Но сейчас Карло уехал на Сардинию с другой женщиной, а жену отправил… – Он неожиданно замолчал, словно спохватившись, что сболтнул лишнее.
– Куда? Куда он ее отправил? – поинтересовался Буги.
Лоренцо в ответ пожал плечами и осушил свой стаканчик.
– Еще? – немедленно предложил Буги.
– Да вроде бы хватит… – неуверенно пробормотал старик, в то же время не сводя внимательного взгляда с бутылки, в которой оставалось еще порядочно.
– Не стесняйся, – подбодрил Буги. За граппу – как и всегда – платил он.
– Ну, разве что еще один…
Еще один стаканчик развязал Лоренцо язык.
– Американка-то очень богата, – подмигнул он с заговорщическим видом. – Карло обещал отцу, что к концу года у него в руках будут миллионы этих ваших долларов!
– Да ну, не может быть! – Буги играл свою роль безупречно.
– Вот тебе и «да ну»! – азартно отозвался Лоренцо. – Точно тебе говорю – американка-то беременна, значит, дело серьезное. Карло ей специально вдул, чтобы она с ним не развелась, а раз так – значит, денежки у нее водятся.
– Расскажи мне про эту американку, – попросил Буги. – Как же это она допустила, что муж уехал с другой женщиной, а ее бросил?
Лоренцо хихикнул:
– Да она про это ничего не знает. Карло отвез ее в охотничий домик.
– Ах вот оно что! А домик-то далеко отсюда?
Лоренцо поднял глаза и внимательно посмотрел на Буги.
– Хотел бы я знать, приятель, почему ты так этим интересуешься? – проскрипел он.
– Время от времени я балуюсь перепродажей недвижимости, – пояснил Буги, приняв безмятежный вид. – И у меня есть друг, который давно хочет приобрести дом недалеко от Рима. Он, правда, небогат, так что ему нужно что-нибудь не слишком шикарное.
– Ну, этот охотничий домик ему вряд ли подойдет! Правда, он довольно большой, только он довольно далеко от Рима, к тому же он, наверное, уже совсем развалился. У Витти никогда не было денег, чтобы его отремонтировать. Может, когда Карло получит свои миллионы, они за него возьмутся, но не раньше.
– Но если, как ты говоришь, дом совсем развалился, то какого черта этот Карло отвез туда жену, да к тому же беременную? Что же он одну ее там оставил?!
Лоренцо снова пожал плечами:
– Я слышал, как Карло говорил своей матери, что ей там будет спокойно.
– Да? – Буги налил собеседнику еще порцию граппы. – Ну, не знаю, как она, а мой друг точно будет доволен – ведь развалины должны стоить дешевле, чем новенький дом, верно? Что касается тебя, то ты сможешь получить солидные комиссионные, если сделаешь своему хозяину предложение, скажем, от моего имени.
– Ты точно говоришь? – На этот раз в слезящихся голубых глазках старика вспыхнул настоящий интерес.
– Конечно! – небрежно бросил Буги. – Скажи мне, где находится этот охотничий домик. Я съезжу взглянуть на него и дам окончательный ответ. А если наткнусь на американку, то скажу ей, что я – потенциальный покупатель. Думаю, она позволит мне войти и осмотреть дом изнутри.
– Никогда вы не найдете это место! – уверенно сказал старик.
– Послушай, Лоренцо, я служил во Вьетнаме, но ни разу – слышишь, ни разу! – не заблудился в их проклятых джунглях! Неужели ты думаешь, что здесь, в Италии, я не смогу найти дорогу? В общем, так, – добавил он, доставая из кармана бумажник, – я дам тебе пятьсот долларов в качестве… гм-м… задатка.
Если дом мне понравится, я дам тебе еще столько же.
Если нет, ты станешь богаче только на пять сотен. Ну, по рукам?
Беззвучно шевеля губами, Лоренцо долго смотрел на деньги. Хозяин уже лет десять не увеличивал его жалованья, и лишняя сотня ему бы не помешала. Тем более лишние пять сотен. Да и дочь Лоренцо как раз собиралась ехать в Милан, чтобы стать учительницей, жене необходимо было новое зимнее пальто, а сын, у которого было уже четверо своих детей, постоянно нуждался.
Протянув руку, Лоренцо взял деньги и спрятал во внутренний карман.
– Завтра я нарисую, как туда проехать, – пообещал он.
– Вот и отлично, – кивнул Буги, почувствовав, что торопить старика не надо. – А сейчас давай выпьем по последнему стаканчику.
Глава 31
Дюк был занят тем, что рассматривал добычу. Он догадывался, что неплохо поживился в доме Прайса Вашингтона, но еще не знал насколько. Только теперь у него появилось время, чтобы все как следует разобрать и подсчитать.
Сейф, которым он занялся в первую очередь, оказался набит сокровищами под самую завязку. В большом кожаном футляре, сделанном, очевидно, по специальному заказу, хранилось две дюжины – целая коллекция! – часов «Патек Филипп» в золотых корпусах с бриллиантами. Наличных денег в сейфе оказалось около ста тысяч. В бархатном бюваре и нескольких папках лежали какие-то важные бумаги, но что они собой представляют, Дюк решил определить потом. Две шкатулки – деревянная и из тисненой кожи – были набиты золотыми запонками, зажигалками, перстнями, бриллиантовыми булавками для галстука и прочими драгоценностями.
Все это вполне поместилось в его спортивную сумку. Еще Дюк положил в найденный им в стенном шкафу Прайса дорогой чемодан несколько сшитых на заказ костюмов, рубашек и галстуков. Правда, Прайс Вашингтон был намного выше Дюка и шире в плечах, но это не имело особенного значения. Дюку было достаточно простого сознания того, что такие костюмы висят у него в шкафу. Шутка ли сказать – каждый такой костюмчик стоил, наверное, три, а то и все пять тысяч долларов!
Удалось Дюку найти и коробку из-под ботинок, которую Мейбелин велела ему непременно забрать.
Коробка лежала именно там, где она сказала, – в кухне на посудном шкафчике, под самым потолком, и, чтобы добраться туда, Дюку пришлось принести из кладовки стремянку. Мейбелин велела ему ни в коем .случае не открывать коробку, но Дюк плевал на предостережение сестры. В самом деле, какого черта В коробке лежал блестящий никелированный револьвер, завернутый в полотенце. Дюк некоторое время рассматривал оружие, не касаясь его, чтобы не оставить отпечатков пальцев, потом закрыл коробку и отставил ее в сторону.
«Очень интересно, – подумал он. – Надо будет выяснить поподробней, чья это „пушка“ и чем она так дорога Миле».
Потом он вытащил из футляра все часы и разложил их на кровати. Высыпал из шкатулок запонки и перстни. Снова пересчитал деньги – просто чтобы удостовериться, что в первый раз не ошибся.
Ему очень хотелось поговорить с сестрой немедленно, но он знал, что ей разрешат позвонить ему только утром.
Проклятье! Ему очень не хватало Мейбелин. Без нее Дюк чувствовал себя очень одиноким, почти несчастным. Между ними существовала крепкая, почти физическая связь (что было неудивительно, ведь они были двойняшками!), и, разлучаясь, оба начинали страдать друг без друга.
И, вертя в руках золотые часы на золотом же браслете, Дюк неожиданно подумал о том, что он может сделать, чтобы вытащить Мей из тюряги.
Миле не спалось. Равнодушие, с каким Мейбелин восприняла известие об изнасиловании горничной, испугало ее. Сама она никак не могла определить, что за человек этот Дюк. Как ему хватило наглости – забравшись в чужой дом и зная, что его каждую минуту могут накрыть, – преспокойно развлекаться с горничной? И почему он все еще не пришил Ленни? Ведь главное было именно это!
Рано утром, еще до подъема, она разбудила Мейбелин:
– Слушай, ты должна еще раз поговорить со своим братом. Мне нужно, чтобы он доставил мою посылку сегодня же.
– Дюк не посыльный, – отрезала Мейбелин, и Мила поняла, что ее худшие опасения начинают сбываться. Что-то было нечисто. Ее подружка начала вести свою игру.
– Я и не говорила, что он посыльный, – сказала Мила, изо всех сил стараясь казаться спокойной. – Но мы заключили сделку. Благодаря моим сведениям Дюк сумел проникнуть в дом и вскрыть сейф, и теперь я хочу, чтобы он отвез посылку моему адвокату. Я дам тебе адрес…
– Что-то мне не нравится, как ты заговорила, – протянула Мейбелин. – Поубавь гонор-то!
Мы с Дюком пока на тебя не работаем, ясно?
– А мне не нравится, как разговариваешь ты! – отрезала Мила.
Несколько секунд девушки сердито буравили друг друга глазами, потом Мила сказала напряженным шепотом:
– Твой братец должен был замочить Ленни Голдена еще вчера. И я хочу знать, почему он этого не сделал. Может быть, у него вообще кишка тонка?
Силен только девчонок насиловать?!
– Да пошла ты в задницу! – прошипела Мейбелин. – Я не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном.
– Я думала, мы – подруги, – пробормотала Мила, понимая всю безысходность своего положения.
Револьвер с отпечатками пальцев Тедди был теперь в руках этого ненадежного типа – братца Мейбелин, и только от него зависело, попадет он к адвокату Милы или нет.
– Не будь так в этом уверена! – фыркнула Мейбелин.
– Слушай, Мей, – сказала Мила, все еще сдерживаясь, хотя ее сухое лицо потемнело от гнева. – Если твой брат не сделает то, о чем мы договаривались, я расскажу полиции, что это он вломился в особняк Прайса и изнасиловал горничную.
– Ты не сделаешь этого! – воскликнула Мейбелин, рывком приподнимаясь на койке. – Только попробуй открыть рот – я тебе всю башку разобью!
– Я тебя предупредила, теперь все зависит от тебя, – упрямо повторила Мила, на всякий случай отступая на шаг. – Хотя я, как ты понимаешь, предпочла бы не ссориться. Мы должны помогать друг другу: сегодня ты поможешь мне, а завтра, глядишь, я тебе.
В новостях сказали, что Дюк украл барахла на несколько миллионов, и я ужасно рада за него и за тебя.
И за Прайса! – пошутила она, стараясь хоть как-то разрядить напряжение. На самом деле Миле вовсе не хотелось «стучать» на Мейбелин и Дюка – ей хотелось только одного: чтобы все прошло гладко. – Но вы должны выполнить, что обещали. Дюк должен убрать Ленни и отвезти револьвер моему адвокату. Если он сделает это, мы будем в расчете.
Сейф, которым он занялся в первую очередь, оказался набит сокровищами под самую завязку. В большом кожаном футляре, сделанном, очевидно, по специальному заказу, хранилось две дюжины – целая коллекция! – часов «Патек Филипп» в золотых корпусах с бриллиантами. Наличных денег в сейфе оказалось около ста тысяч. В бархатном бюваре и нескольких папках лежали какие-то важные бумаги, но что они собой представляют, Дюк решил определить потом. Две шкатулки – деревянная и из тисненой кожи – были набиты золотыми запонками, зажигалками, перстнями, бриллиантовыми булавками для галстука и прочими драгоценностями.
Все это вполне поместилось в его спортивную сумку. Еще Дюк положил в найденный им в стенном шкафу Прайса дорогой чемодан несколько сшитых на заказ костюмов, рубашек и галстуков. Правда, Прайс Вашингтон был намного выше Дюка и шире в плечах, но это не имело особенного значения. Дюку было достаточно простого сознания того, что такие костюмы висят у него в шкафу. Шутка ли сказать – каждый такой костюмчик стоил, наверное, три, а то и все пять тысяч долларов!
Удалось Дюку найти и коробку из-под ботинок, которую Мейбелин велела ему непременно забрать.
Коробка лежала именно там, где она сказала, – в кухне на посудном шкафчике, под самым потолком, и, чтобы добраться туда, Дюку пришлось принести из кладовки стремянку. Мейбелин велела ему ни в коем .случае не открывать коробку, но Дюк плевал на предостережение сестры. В самом деле, какого черта В коробке лежал блестящий никелированный револьвер, завернутый в полотенце. Дюк некоторое время рассматривал оружие, не касаясь его, чтобы не оставить отпечатков пальцев, потом закрыл коробку и отставил ее в сторону.
«Очень интересно, – подумал он. – Надо будет выяснить поподробней, чья это „пушка“ и чем она так дорога Миле».
Потом он вытащил из футляра все часы и разложил их на кровати. Высыпал из шкатулок запонки и перстни. Снова пересчитал деньги – просто чтобы удостовериться, что в первый раз не ошибся.
Ему очень хотелось поговорить с сестрой немедленно, но он знал, что ей разрешат позвонить ему только утром.
Проклятье! Ему очень не хватало Мейбелин. Без нее Дюк чувствовал себя очень одиноким, почти несчастным. Между ними существовала крепкая, почти физическая связь (что было неудивительно, ведь они были двойняшками!), и, разлучаясь, оба начинали страдать друг без друга.
И, вертя в руках золотые часы на золотом же браслете, Дюк неожиданно подумал о том, что он может сделать, чтобы вытащить Мей из тюряги.
Миле не спалось. Равнодушие, с каким Мейбелин восприняла известие об изнасиловании горничной, испугало ее. Сама она никак не могла определить, что за человек этот Дюк. Как ему хватило наглости – забравшись в чужой дом и зная, что его каждую минуту могут накрыть, – преспокойно развлекаться с горничной? И почему он все еще не пришил Ленни? Ведь главное было именно это!
Рано утром, еще до подъема, она разбудила Мейбелин:
– Слушай, ты должна еще раз поговорить со своим братом. Мне нужно, чтобы он доставил мою посылку сегодня же.
– Дюк не посыльный, – отрезала Мейбелин, и Мила поняла, что ее худшие опасения начинают сбываться. Что-то было нечисто. Ее подружка начала вести свою игру.
– Я и не говорила, что он посыльный, – сказала Мила, изо всех сил стараясь казаться спокойной. – Но мы заключили сделку. Благодаря моим сведениям Дюк сумел проникнуть в дом и вскрыть сейф, и теперь я хочу, чтобы он отвез посылку моему адвокату. Я дам тебе адрес…
– Что-то мне не нравится, как ты заговорила, – протянула Мейбелин. – Поубавь гонор-то!
Мы с Дюком пока на тебя не работаем, ясно?
– А мне не нравится, как разговариваешь ты! – отрезала Мила.
Несколько секунд девушки сердито буравили друг друга глазами, потом Мила сказала напряженным шепотом:
– Твой братец должен был замочить Ленни Голдена еще вчера. И я хочу знать, почему он этого не сделал. Может быть, у него вообще кишка тонка?
Силен только девчонок насиловать?!
– Да пошла ты в задницу! – прошипела Мейбелин. – Я не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном.
– Я думала, мы – подруги, – пробормотала Мила, понимая всю безысходность своего положения.
Револьвер с отпечатками пальцев Тедди был теперь в руках этого ненадежного типа – братца Мейбелин, и только от него зависело, попадет он к адвокату Милы или нет.
– Не будь так в этом уверена! – фыркнула Мейбелин.
– Слушай, Мей, – сказала Мила, все еще сдерживаясь, хотя ее сухое лицо потемнело от гнева. – Если твой брат не сделает то, о чем мы договаривались, я расскажу полиции, что это он вломился в особняк Прайса и изнасиловал горничную.
– Ты не сделаешь этого! – воскликнула Мейбелин, рывком приподнимаясь на койке. – Только попробуй открыть рот – я тебе всю башку разобью!
– Я тебя предупредила, теперь все зависит от тебя, – упрямо повторила Мила, на всякий случай отступая на шаг. – Хотя я, как ты понимаешь, предпочла бы не ссориться. Мы должны помогать друг другу: сегодня ты поможешь мне, а завтра, глядишь, я тебе.
В новостях сказали, что Дюк украл барахла на несколько миллионов, и я ужасно рада за него и за тебя.
И за Прайса! – пошутила она, стараясь хоть как-то разрядить напряжение. На самом деле Миле вовсе не хотелось «стучать» на Мейбелин и Дюка – ей хотелось только одного: чтобы все прошло гладко. – Но вы должны выполнить, что обещали. Дюк должен убрать Ленни и отвезти револьвер моему адвокату. Если он сделает это, мы будем в расчете.