Коллинз Джеки. Приговор Лаки

   И с этими словами она прощально махнула рукой Бриджит и поспешила к выходу, где ее уже ждал Стивен.
   В дверях они едва не столкнулись с Алексом, возвращавшимся с улицы в особняк. За ним следовала незнакомая молодая женщина с ребенком.
   – Вы не видели Ленни? – спросил Алекс.
   Лин отрицательно покачала головой.
   – Он, наверное, где-то здесь, – сказала она.
   – Спасибо за ценную информацию, – едко ответил Алекс и повернулся к молодой женщине. – Ждите здесь, – распорядился он. – Только никуда не уходите.
   С этими словами он отправился на поиски Ленни, а молодая женщина осталась неподвижно стоять в холле. Мальчик, вцепившись в ее юбку, тоже молчал, и почти не двигался, и только его испуганные глазенки метались из стороны в сторону.
   Алекс нашел Ленни в баре.
   – Слушай, – сказал он, – тебя хочет видеть одна дама.
   – Какая дама? – мрачно откликнулся тот.
   – Идем со мной – увидишь.
   – Знаешь, Алекс, – сказал Ленни с неожиданной злобой, – держись-ка ты от моей жены подальше! Я знаю, что между вами происходит, и мне это чертовски не нравится.
   – Боюсь, не тебе решать, буду я видеться с Лаки или нет, – спокойно возразил Алекс. – Это будет решать только она сама.
   – Будь ты проклят, Алекс! – выругался Ленни. – Из-за тебя мы с Лаки постоянно ссоримся.
   – Я думал, что мы с тобой друзья, – заметил Алекс.
   – Лаки и хотела, чтобы мы трое были просто друзьями. Но тебе, я вижу, этого мало, – едко сказал Ленни, который был уже достаточно пьян и не владел собой.
   Алекс посмотрел на него со спокойной иронией.
   – Все это только твои догадки, дружок, – промолвил он почти ласково. – А вот я точно знаю, что у тебя рыльце в пушку. Пойди-ка погляди на дело своих рук… Или не рук…
   – Что ты еще придумал? – проворчал Ленни, сползая с табурета. Он не подозревал, что Алекс основательно разозлился, а тот, заметив поблизости Лаки, махнул ей рукой.
   – Идем с нами, – окликнул он Лаки. – Тебе тоже не помешает на это взглянуть.
   – На что? – заинтересовалась Лаки.
   – Увидишь.
   Ничего не понимающие Лаки и Ленни проследовали за Алексом к выходу.
   Клаудия стояла там, где Алекс ее оставил. При виде Ленни лицо ее просветлело и засияло счастливой улыбкой.
   – Ленни! – воскликнула она радостно. – Как долго я ждала этого мгновения! Я так хотела снова увидеть тебя! Я все время молилась!
   – Клаудия!.. – ошеломленно пробормотал Ленни. Он был так потрясен, что с трудом мог говорить. – Это ты? Что ты здесь делаешь?
   – Да, это я, – кивнула она. – Я приехала в Америку, чтобы найти тебя, – ответила Клаудия. – И теперь я – самая счастливая женщина на свете.

Глава 13

   -Надеюсь, теперь ты наконец довольна, – сказал Карло и нахмурился. Впрочем, Бриджит еще раньше почувствовала, в каком он настроении, и отодвинулась от него как можно дальше.
   – По-моему, вечеринка была неплохая. Тебе не понравилось? – осторожно заметила она.
   – Неплохая для тебя, – бросил Карло со злобой. – Тебе-то не пришлось терпеть оскорбления от этой паршивой суки.
   – О ком ты, Карло? – удивилась Бриджит. Впрочем, она тут же подумала о том, что, кто бы ни вывел Карло из себя, гнев его, как и всегда, падет именно на ее голову. Так уж повелось, что Карло всегда вымещал на ней свою досаду и свое дурное настроение.
   – О твоей Лаки Сантанджело.
   – Лаки вовсе не су… – Бриджит запнулась. – Не сука, – повторила она с вызовом. – Просто она за меня переживает.
   – И тебе наплевать на то, что она меня оскорбила?! – Голос Карло задрожал от бешенства. – Ты хоть знаешь, что она мне сказала?!
   – Нет, а что?
   Карло протянул руку и нажал на кнопку, включавшую механизм подъема тонированной звуконепроницаемой перегородки, отделявшей их от сиденья водителя.
   – Она заявила, что я, граф Карло Витторио Витти, охочусь за твоими деньгами. – Последовала долгая пауза, которая показалась Бриджит зловещей. – Мне не нужны твои миллионы, Бриджит! У меня достаточно собственных денег, к тому же я – представитель древнего и знатного рода. А ты… ты никто.
   Просто плебейка.
   – Мой дед был знаменитым греческим судовладельцем, – возразила Бриджит с обидой в голосе. – Президенты и короли многих стран считали за честь пожать ему руку.
   – Зато твоя мать была просто дешевой шлюхой, – насмешливо сказал Карло.
   – Не смей так говорить! – выкрикнула Бриджит, едва сдерживая слезы. – Возможно, у мамы были какие-то проблемы, но шлюхой она никогда не была.
   Карло презрительно фыркнул.
   – Мне чертовски не нравится твое поведение, – сказал он строго. – Ты должна вести себя как жена графа, а не как голливудская выскочка. Я дал тебе титул, а ты на него плюешь! Ты даже не в состоянии понять, чего я от тебя хочу.
   – Может быть, в таком случае наш брак был ошибкой? – робко предположила Бриджит.
   – Если и ошибкой, то только с моей стороны, – уточнил Карло.
   – Ну и что нам теперь делать? – спросила Бриджит, стараясь сохранить если не спокойствие, то, по крайней мере, спокойный тон.
   Если развестись с ней, подумал Карло, он скорее всего сумеет выцарапать из наследства Бриджит несколько миллионов. Но зачем ему несколько миллионов, если, оставаясь мужем Бриджит, он со временем сможет контролировать все ее огромное состояние?
   – Посмотри на себя, – сказал он раздраженно. – Ведь совсем недавно ты была красавицей, а теперь…
   Теперь ты просто драная кошка!
   – Чего ты от меня хочешь? – вздохнула она в ответ, пытаясь не реагировать на оскорбление. – Чего ты хочешь от меня на самом деле?
   – Я хочу, чтобы ты уважала меня, как и полагается всем нормальным женам!
   – Я уважаю тебя. – Бриджит снова судорожно вздохнула.
   – Но сегодня вечером ты не сделала ничего, чтобы поддержать меня. Ты не сказала этой стерве Лаки, чтобы она заткнулась и не смела оскорблять твоего мужа! Это ты называешь – «уважай»?
   – Но я даже не знала, что Лаки говорит тебе… подобные вещи!
   – А могла бы догадаться!.. – Он фыркнул. – В общем, я требую, чтобы ты никогда больше с ней не встречалась. Я тебе запрещаю, понятно?
   Бриджит кивнула, но Карло этого было недостаточно. Он уже решил, что, как только они доберутся до гостиницы, он позвонит в службу заказа билетов и зарезервирует два места на утренний рейс в Европу.
   Только там люди, которые угрожают его будущему, не смогут до него дотянуться.
 
   – Не спеши… – сказал Стивен.
   – Что? – переспросила Лин, пытавшаяся снять свое узкое платье от Версаче.
   – Ты слишком торопишься.
   – Кто это сказал? – удивилась она.
   – Я… То есть мне так кажется.
   – Но я подумала…
   – Просто не спеши, хорошо?
   Лин была искренне озадачена. Каждый раз, когда она встречалась с мужчинами, первое, что они пытались сделать, оставшись с нею наедине, – это вытряхнуть ее из одежды. Так почему же Стивен просит ее не спешить? Ведь она все делала правильно – с тех самых пор, когда в четырнадцатилетнем возрасте Лин впервые уступила поклоннику, ритуал никогда не менялся.
   К Стивену домой они приехали уже больше пяти минут назад. Он спросил, не хочет ли она выпить чего-нибудь, и Лин ответила, что хочет шампанского.
   Стивен пошел к бару, а она стала раздеваться… И вот теперь оказалось, что она слишком торопится.
   Это надо же!..
   Чувствуя себя весьма неуютно, Лин снова натянула на плечи платье.
   – Знаешь, оказывается, у меня нет шампанского, – сказал Стив озадаченно. – Только белое вино.
   – Белое вино тоже сойдет, – поспешно согласилась Лин. Стивен ей очень нравился, и она не хотела, чтобы он подумал, будто она приехала к нему ради сеанса молниеносного секса.
   Стивен налил ей бокал белого вина, стакан диетической кока-колы себе и, вернувшись к дивану, сел рядом.
   – Лин… – мягко сказал он.
   – Что, Стив? – ответила Лин ему в тон, сбрасывая с себя маску оторвы и превращаясь в доброжелательного и внимательного слушателя.
   – Я хотел тебе сказать… Темп всегда должен задавать мужчина, понимаешь?
   – Что-о?.. – Лицо Лин вытянулось.
   – Я понимаю: ты молода, знаменита, сексуальна и очень красива. Наверное, ты и богата к тому же…
   Куда тебе спешить? Успокойся и расслабься.
   – Мне не кажется…
   – Скажи мне, – перебил он, – когда у тебя было последнее серьезное увлечение?
   Лин надолго задумалась, припоминая всех богатых повес, знаменитых рок-солистов, популярных ведущих, известных спортсменов и наследников огромных состояний… Их было много, очень много, но среди них не нашлось ни одного, кого она могла бы назвать серьезным увлечением.
   – Серьезные увлечения – это не для меня, – сказала она наконец. – К тому же тебе не кажется, что в самом сочетании «серьезное увлечение» скрыто противоречие? Разве увлечение может быть серьезным?
   Стивен покачал головой.
   – Почему ты считаешь, что это – не для тебя? – спросил он, пристально глядя на нее.
   – Почему?.. – «Хороший вопрос! – подумала про себя Лин. – В самом деле – почему?» Ей было двадцать шесть лет, но за все это время у нее был только один достаточно серьезный роман с неким нью-йоркским магнатом, который использовал ее, чтобы доводить до белого каления свою жену – пресыщенную великосветскую даму, получавшую свою порцию острых ощущений в объятиях собственного шофера-пуэрториканца. Этот роман продолжался чуть больше полутора месяцев и был самым продолжительным за всю историю ее общения с мужчинами.
   – Моя мать всегда была сама по себе, – ответила наконец Лин. – Она никогда не стремилась к серьезным отношениям с мужчинами, однако чувствовала себя прекрасно. Ведь она вырастила меня, не так ли?
   Я думаю, это удалось ей лишь благодаря тому, что никакой муж-дармоед не висел у мамы на шее, как мельничный жернов, и не указывал ей, что и как делать.
   Стивен улыбнулся.
   – Серьезные отношения, Лин, не имеют ничего общего с картиной, которую ты нарисовала, – сказал он. – Серьезные отношения – это значит быть с кем-то, кого ты любишь, это значит вместе переживать трудности, вместе огорчаться и вместе радоваться. Ты понимаешь?
   – О!.. – только и сказала Лин, потому что чем больше он говорил, тем сильнее ей хотелось лечь с ним в постель. А «хотеть» для нее значило «получить» – в этом было одно из преимуществ профессии супермодели.
 
   – Клаудия, что ты здесь делаешь?! – воскликнул Ленни, обескураженный и потрясенный до глубины души.
   Клаудия улыбнулась в ответ, и ее улыбка источала радость, тепло и любовь.
   – Ты сказать… – От волнения в ее речи появилась легкая не правильность. – Тогда ты говорить, что, если мне что-то понадобится, я буду отыскать тебя и…
   Она не договорила, перехватив устремленный на Ленни вопросительный взгляд Лаки, которая стояла рядом.
   – Познакомься, дорогая, – пробормотал Ленни торопливо. – Это… гм-м… Клаудия. Та самая женщина, которая помогла мне бежать, когда меня похитили. Похоже, я обязан ей своей жизнью.
   – Похоже, похоже… – Лаки кивнула, внимательно рассматривая стоявшую перед ней молодую итальянку, похожую на молодую Софи Лорен своей вызывающей красотой. Когда Ленни рассказывал ей о Клаудии, он «забыл» упомянуть о том, насколько хороша собой была его спасительница.
   – А это моя жена, – представил он Лаки, выделив голосом последнее слово.
   – О-о! – На лице Клаудии отразилось разочарование, которое Лаки не могла не заметить. Не укрылось оно и от Алекса, который заинтересованно наблюдал за происходящим, хотя и ни во что не вмешивался.
   – Откуда ты приехала? – В голосе Ленни звучали напряженные интонации.
   – Из Италии, конечно, – ответила молодая женщина.
   – Из Италии? – переспросила Лаки. – Вы хотите сказать, что прилетели сегодня?
   Клаудия кивнула:
   – Да. Мы прилететь из Рима, и один человек довез нас до места, где можно сесть автобус. Ведь у меня не было ничего, кроме твоего адреса, Ленни, я даже не знала, живешь ли ты там по-прежнему или нет, ведь прошло уже почти пять лет…
   – Да-да, я помню, – кивнул Ленни. – Значит, ты села на самолет и прилетела сюда, чтобы найти меня?
   Клаудия кивнула.
   – Ну да, – сказала она простодушно. – Ведь ты говорил, что, если мне что-нибудь понадобится, я должна найти тебя…
   – Да, конечно, – перебил ее Ленни в панике. – Но тебе надо было предварительно позвонить…
   – А это ваш сын? – вдруг спросила Лаки, указывая на мальчугана, который продолжал держаться за материнскую юбку. – Он, похоже, еле на ногах держится от усталости.
   – Да, – подтвердила Клаудия. – Он очень голоден и хочет спать.
   – А как его зовут? – спросила Лаки.
   Клаудия бросила быстрый взгляд на Ленни, потом опустила глаза и ответила чуть слышно:
   – Леонардо.
   – Леонардо, значит… – повторила Лаки, внимательно рассматривая малыша. – А кто его отец? – задала она новый вопрос, хотя уже знала ответ на него.
   Клаудия вскинула голову и встретилась взглядом с Ленни.
   – Это наш сын, Ленни, – сказала она твердо. – Я приехала из-за него.
   – Вот как! – произнесла Лаки, резко поворачиваясь к Ленни. – Значит, это твой сын?!
   – Я… я ничего не знал, – пробормотал Ленни в смятении. – Клянусь!
   Лаки смерила мужа убийственным взглядом.
   – Почему бы нам всем не пройти в библиотеку, где Клаудия могла бы рассказать нам все подробно? – предложила Лаки, бросив быстрый взгляд на Алекса. – Вовсе не обязательно, чтобы все гости были в курсе… гм-м… наших семейных проблем. – Спокойной ночи, Алекс, – закончила она, кивнув на прощание Алексу.
   – Я здесь совершенно ни при чем! – ответил тот, пожимая плечами. – Я увидел Клаудию на стоянке.
   Она попросила меня позвать Ленни Голдена, я был рад помочь бедной женщине, ведь я сегодня еще не сделал ни одного доброго дела.
   Но Лаки, не дослушав, повернулась к нему спиной. Надо же было так случиться, подумала она с досадой, что на Клаудию наткнулся именно Алекс! Теперь он стал свидетелем ее унижения-, и Лаки ни минуты не сомневалась, что он еще не раз напомнит ей об этом.
   – Проводи Клаудию в библиотеку, – сухо сказала она Ленни. – И скажи, пусть накормят ребенка, – добавила она, бросив на мальчугана внимательный взгляд.
   В библиотеке Клаудия начала свой рассказ, обращаясь, впрочем, исключительно к Ленни.
   – В тот день, когда мы занимались любовью, я забеременела, – сказала она и потупилась. – Когда ты убежал, мой отец и братья очень рассердились. Узнав о том, что это я помогла тебе бежать, они меня побили. Потом, когда я больше не могла скрывать свою беременность, они снова избили меня и отправили в одну горную деревушку к дальним родственникам.
   Они… – Клаудия ненадолго замолчала, но, преодолев смущение и стыд, продолжила, тщательно выговаривая слова:
   – Они сказали, что я – позор всей семьи, и отец проклял меня. Даже в той далекой деревне, куда меня услали, никто не хотел со мной разговаривать.
   Потом… потом родился Леонардо, и я бежала в Рим, где мне удалось найти работу в ресторане, но того, что я зарабатывала, нам с сыном не хватало. Мы едва сводили концы с концами, и я поняла, что в одиночку мне сына не поднять. Вот почему я привезла Леонардо к тебе, в Америку… Я уверена, ты сумеешь хорошо о нем позаботиться… И обо мне тоже.
   Ленни с трудом сглотнул, чувствуя как рушится весь его, казалось бы, такой прочный и удобный мир.
   У него был ребенок – пятилетний сын, о котором он ничего не знал. И вот теперь, когда все открылось, жизнь его вряд ли может остаться прежней.
   Нет, Ленни не собирался отпираться. Он действительно переспал с Клаудией, и этот ребенок наверняка был его. Ленни не мог себе простить одного: того, что по возвращении домой не рассказал Лаки обо всем и не попросил прощения за свою слабость.
   Если бы он сделал это, сейчас все было бы иначе, но он промолчал, понадеявшись на то, что правда никогда не выплывет наружу.
   Что ж, он ошибся вдвойне. Насколько он знал Лаки, она не могла простить двух вещей: предательства и обмана. А он сначала изменил, а потом на протяжении пяти лет лгал ей, пока живые свидетели его падения не явились к самому порогу его дома.
   И теперь Лаки никогда его не простит.
   Никогда.

Глава 14

   Реакция прессы превзошла наихудшие ожидания Прайса Вашингтона. «Сенсационные» новости появились в сводках новостей всех трех телевизионных сетей, попали на первые полосы «Лос-Анджелес таимо и „Ю-Эс-Эй тудэй“, и даже в „Нью-Йорк тайме“, которая поместила громкий материал на третью полосу.
   Бульварные газетенки взахлеб писали о его пристрастии к наркотикам, от которого он давно избавился, и даже публиковали снимки Мэри Лу, где она позировала обнаженной, хотя и они были новостью много лет тому назад и не имели никакого отношения к ее трагической гибели.
   В одночасье его имя снова оказалось у всех на устах, и Прайс Вашингтон был в ярости. Проклятье!
   Не так он хотел прославиться. Если бы его мать – бабушка Тедди – узнала о том, как он влип, она бы выбралась из могилы и хорошенько накостыляла и своему внуку, и самому Прайсу.
   И неизвестно, кому досталось бы больше.
   Теперь у ограды его особняка день и ночь дежурили десятки журналистов, фоторепортеров и кинооператоров, жаждавших разжиться цитаткой для утреннего номера газеты или запечатлеть его черную физиономию для очередного выпуска новостей.
   И это было хуже всего. Они оказались в настоящей осаде, и Прайсу пришлось запретить Тедди выходить из дома.
   – И не вздумай высовываться в окна, – предупредил он. – Иначе твое лицо снимут длиннофокусным объективом, а фотографию поместят в газете и напишут, что это задница!
   Мила по-прежнему была в тюрьме, хотя Ирен несколько раз просила Прайса внести за нее залог.
   – И не подумаю! – взорвался он наконец. – В конце концов, Тедди и я оказались в дерьме именно из-за нее, так что пусть посидит за решеткой. Может быть, это ее хоть чему-нибудь научит!
   – Если мне удастся увидеться с ней, я заставлю ее рассказать правду! – убеждала его Ирен, но Прайс уперся всерьез.
   – Черта с два эта маленькая шлюха скажет правду! – рявкнул он. – К тому же я не верю, что ты готова пожертвовать дочерью ради того, чтобы Тедди не привлекали к судебной ответственности. И вообще, Ирен, твое присутствие в моем доме в этих обстоятельствах нежелательно. Собирай-ка вещички – ты у меня больше не работаешь.
   – Не может быть, чтобы после всех этих лет ты мог меня так просто уволить, – глухо сказала Ирен. – После всего, что было…
   – А что мне прикажешь делать?! – выкрикнул Прайс. – Что мне с тобой делать после всего, что здесь произошло? Как я могу оставить тебя, когда у тебя такая дочь?
   Ирен ничего не сказала. Она даже не заплакала.
   Вернувшись в свою комнату, она села на стул и, уронив руки на колени, погрузилась в раздумья.
 
   В тот же день, когда в прессе появились первые сообщения о произведенных полицией арестах, адвокат Говард Гринспен привез в дом Прайса его бывшую жену. Оказавшись в гостиной, Джини по-хозяйски огляделась и, подойдя к камину, стала перебирать расставленные на полке статуэтки. Потом она обошла комнату и, плюхнувшись на диван, довольно хмыкнула.
   – А ты неплохо устроился, – сказала она, ощупывая плюшевую обивку дивана. – Я вижу, у тебя новая мебель. Сколько отвалил за обстановочку, муженек?
   Прайс поморщился. Он согласился на этот визит только ради Тедди и не собирался обсуждать с Джини свои доходы.
   – Смотри не проболтайся Тедди о нашем уговоре, – сказал он, чувствуя почти физическую
   дурноту при мысли о том, что эта бабища снова оказалась в его доме. Самим своим присутствием она вторгалась в его личное пространство, которое Прайс обычно тщательно оберегал от посторонних. – И не дави на него, – добавил он, отходя от Джини подальше. – Тедди очень расстроен и подавлен всем этим…
   – Черт! – воскликнула Джини, и ее тройной подбородок заколыхался, как студень. – Кто из нас должен быть расстроен, так это я, а не он. Подумать только: я – мать преступника!.. Что будет теперь с моим добрым именем, с репутацией?
   – Мы заключили с тобой сделку, – снова напомнил Прайс. – Если ты исполнишь свои обязательства, я исполню свои.
   – Ну, ну, не надо так волноваться! – вступил Говард Гринспен, никогда не забывавший о необходимости производить впечатление внимательного и заботливого адвоката, от внимания которого не ускользает ни одна мелочь. – Вы оба должны делать вид, что отлично ладите, не только перед присяжными, но и перед мальчиком. В особенности – перед мальчиком.
   Прайс кивнул.
   – Прайс и я всегда ладили между собой, нам нет никакой нужды притворяться. – Джини ослепительно улыбнулась адвокату и выпятила внушительную грудь. – Я могу это доказать – у меня остались копии чеков, которые он мне посылал.
   Прайс наградил ее взглядом, в котором смешивались раздражение и досада. Он изо всех сил старался сдерживаться, хотя на душе у него было неспокойно и тревожно. Только сегодня утром Прайсу позвонил его импресарио и сказал, что руководство студии приняло решение отложить на неопределенное время начало съемок фильма, в котором Прайс должен был играть главную роль.
   – Что это, черт возьми, значит? – заволновался Прайс.
   – Ничего особенного, – ответил агент. – Просто они выжидают – смотрят, как дело пойдет дальше.
   Если тебе удастся вызвать сочувствие общественности, это будет означать повышенные сборы, и съемки начнутся немедленно. Если же нет, то фильма скорее всего вообще не будет.
   – Черт бы побрал эту студию! – взорвался Прайс.
   – Совершенно с тобой согласен, – согласился агент. – Но тут уж ничего не попишешь.
   – Что нужно сделать симпатичной девчонке, чтобы ей принесли чего-нибудь выпить? – игриво поинтересовалась Джини, и Прайс звонком вызвал Ирен.
   – Бог мой, ты еще здесь, старая селедка! – воскликнула Джини, когда Ирен появилась на пороге. – Хотела бы я знать, чем ты так приворожила моего муженька? Уж не своей ли славянской задницей?
   Ирен упорно избегала смотреть на Джини, хотя тот факт, что ее бывшая хозяйка набрала несколько десятков лишних фунтов, не укрылся от ее внимания.
   – Что будет угодно мисс? – спросила она.
   – Принеси мне черного кофе и добавь побольше «Самбуки», – распорядилась Джини и повернулась к Гринспену. – Эта история с Тедди совершенно выбила меня из колеи. Мне необходимо прийти в себя…
   Адвокат с готовностью кивнул, гадая про себя, как мог Прайс Вашингтон быть мужем этой горы жира.
   Ирен выскользнула из комнаты. На ее взгляд, Джини не выглядела расстроенной-. Лучше всего она чувствовала себя, когда оказывалась в центре скандала.
 
   Тедди в очередной раз уложил волосы и озабоченно взглянул на себя в зеркало. Он был вполне доволен тем, как выглядел.
   Сегодня, впервые за двенадцать лет, он должен был встретиться со своей родной матерью, и от волнения и страха у него постоянно сосало под ложечкой.
   Будет ли она любить его после того, как он попал в эту дурацкую историю? Любила ли она его вообще? Правда ли все то, что говорил о ней отец?
   Накануне вечером Прайс позвал его к себе в кабинет и сказал: «За прошедшие годы твоя мать здорово изменилась и набрала несколько лишних фунтов. Ни под каким видом не заговаривай с ней об этом, иначе она взовьется до небес».
   Неужели отец хотел сказать, что его мать – толстая? Что ж, если его это и волновало, то Тедди было совершенно наплевать. Гораздо больше его волновало то обстоятельство, что за все двенадцать лет мать ни разу не приехала навестить его.
   И все же… все же он был рад этой встрече. Это было все же лучше, чем ничего, поскольку общаться с отцом Тедди больше не мог. Неуправляемый гнев Прайса Вашингтона способен был смертельно напугать и гораздо более храброго подростка.
   Между тем с экрана телевизора снова и снова звучало имя Мэри Лу. Ее миловидное лицо глядело на Тедди с первых полос газет, напоминая о той страшной ночи, когда Мила нажала на спусковой крючок и изменила его жизнь. Ему было жаль убитую актрису, до слез жаль, но еще больше Тедди жалел себя.
   Ведь он был ни в чем не виноват, а его собирались судить.
   Правда, в глубине души Тедди сознавал свою вину и ненавидел себя за то, что он совершил, но еще больше он ненавидел Милу. Она запудрила ему мозги, она использовала его. Убила Мэри Лу. А теперь пыталась свалить на него всю ответственность.
   Как он мог до такой степени поддаться ее чарам?
   Почему не остановил ее, пока не стало слишком поздно? Даже в последний момент, осознав, что через секунду раздастся выстрел, он мог броситься на Милу и постараться либо выбить у нее револьвер, либо отвести ствол от груди Мэри Лу, но он не сделал ни того ни другого.
   И за это он заслуживал наказания, даже если это означало, что его упрячут за решетку и он будет теперь существовать рядом с ворами и убийцами.
   Отец был прав – он должен был сам пойти в полицию. Это был его единственный шанс.
   Но он не воспользовался им. Теперь настало время расплачиваться за трусость.
 
   Оказавшись в камере вместе с еще несколькими девушками-заключенными, Мила очень быстро поняла, что здесь ей не место. Особенное отвращение вызывали в ней уродливая тюремная одежда и хмурые надзирательницы, которые, казалось, вообще разучились улыбаться. «Старые лесбы, – решила Мила. – Ну ничего, со мной вам ничего не обломится. Я выйду отсюда раньше, чем вам удастся трахнуть меня».