Коллинз Джеки. Приговор Лаки

   Скрипя зубами от боли и досады, она кое-как слезла с велосипеда и мешком рухнула на островок мягкой травы между колеями. Когда Бриджит отправлялась в путь, ей казалось, что она скопила уже достаточно сил для дальнего путешествия, однако, посмотрев на часы, она убедилась, что с того момента, как она покинула свою тюрьму, прошло меньше трех часов. Сколько миль она проехала за это время, Бриджит не знала, но ей казалось, что не меньше тысячи.
   Ноги не держали ее, спина с непривычки ныла, руки дрожали, живот сводило от боли, а перед глазами все плыло. Только теперь Бриджит поняла, каким безумным и отчаянным было предприятие, которое она затеяла. Четыре дня постнаркотической «ломки», выкидыш, сопровождавшийся обильной кровопотерей, скудное и однообразное питание – все это настолько ослабило ее, что впору было удивляться, как она вообще сумела подняться с постели. И все-таки… все-таки она пересилила себя. Она села на велосипед и, худо-бедно, проехала сколько-то миль. Быть может, чтобы освободиться от Карло окончательно и навсегда, ей оставалось сделать всего несколько шагов… только куда?
   Бриджит подняла голову и огляделась. Ни человеческого жилья, ничего, кроме кустов, деревьев и серого неба, которое хмурилось еще с утра, а теперь начинало плакать мелким, по-осеннему холодным дождем.
   Она и не подозревала, что в конце двадцатого века в цивилизованной, густонаселенной Италии могут существовать такие дикие, безлюдные и унылые места, как это.
   Бриджит попила воды из бутылки и без аппетита сжевала несколько сухих печений. Нужно было что-то решать, но без своего сотового телефона, без врачей, гостиниц, официантов, наемных лимузинов и всего остального, к чему она так привыкла, Бриджит чувствовала себя совершенно беспомощной. Из всех благ цивилизации у нее осталось только несколько банок консервированного супа, который она не могла открыть, так как забыла в домике ключ, да тяжелый, ржавый велосипед с узким и жестким седлом из заскорузлой от времени кожи, причинявшим ей невыразимые страдания.
 
   Что ж, если надо, она пойдет пешком, но доберется до ближайшей деревни. Там ей помогут…
   Немного передохнув, Бриджит снова вскарабкалась на велосипед и поехала в обратном направлении.
   Добравшись до первого же перекрестка, она повернула направо, где дорога была ровнее, и дальше ехала медленно, почти не глядя вперед и с трудом вращая поскрипывающие педали.
   И каждый оборот колес уводил ее все дальше от Карло.
 
   Потратив два с половиной часа на поиски охотничьего домика семейства Витти, Буги пришел к заключению, что Лоренцо был прав. Ему следовало взять старика с собой. Правда, Буги довольно легко нашел съезд с шоссе и добрался по грунтовке до указанного района, но тут же заблудился в путанице проселков, поворотов и боковых дорог, которые никуда не вели.
   Ни домов, ни деревень ему не встретилось, и спросить дорогу было не у кого.
   Остановив машину возле заросшего ряской пруда, Буги развернул на коленях грубо нарисованный план.
   Он должен был найти проклятый дом до наступления темноты. Должен, иначе какой он после этого детектив?

Глава 37

   Несмотря ни на что, Лаки испытывала сильнейший душевный подъем. Сколько бы она ни думала о том, чтобы развестись с Ленни, начать жизнь с начала и, может быть, – только «может быть», – сойтись с Алексом, в глубине души она всегда знала, что они с Ленни созданы друг для друга и что разлучить их может лишь самое страшное.
   Несколько раз она ловила себя на том, что улыбается, думая о том, как сегодня вечером она снова встретится с Ленни в доме, который он собирался снять для Клаудии и сына, а потом поедет с ним в ресторан, где они все мирно обсудят и, может быть, придут к какому-то решению.
   Она больше не сердилась на него за то, что он хотел сделать что-то для сицилийки и мальчика. У Ленни были свои принципы, свои твердые понятия о порядочности, и, хотя то, что он хотел снять для них коттедж или квартиру, явно было мерой временной, Лаки была рада, что он хочет знать ее мнение. Это был обнадеживающий признак, поскольку таким образом Ленни делал ее своей союзницей, а его решение превращалось в решение совместное. Что ж, дать Клаудии и ребенку место, где они могли бы жить, было, наверное, самым правильным. Правда, Лаки по-прежнему была от этого не в восторге, но она, по крайней мере, начинала воспринимать это нормально.
   «Поживем – увидим, – подумала Лаки. – Все будет зависеть от того, как поведет себя Ленни». Он всегда был сам себе голова, и Лаки старалась уважать его мнение, хотя его упорство и самостоятельность зачастую вызывали в ней раздражение. Натура сильная, властная, Лаки с легкостью подчиняла себе других, но Ленни ей этого не позволял – отсюда все их трения и частые пикировки, которые, впрочем, чаще всего разрешались миром.
   Впервые они не, нашли компромисса – даже не попытались найти, – и это едва не погубило обоих.
   Зато теперь они станут умнее и, кто знает, может, терпимее…
   Подумав о предстоящей встрече с Ленни, Лаки снова улыбнулась. Господи, как же ей его не хватает!
   Пока он был рядом, она этого не понимала, но стоило им расстаться, и она остро ощутила свое одиночество.
   «Нет, не одиночество, а неполноценность», – мысленно поправилась Лаки. Без Ленни она чувствовала себя птицей, которая разучилась летать, рыбой, у которой отняли море, звездой, которую заставили светить белым днем.
   «Гм-м… – подумала Лаки. – Если мы сумеем благополучно пережить это, никакие житейские бури и передряги не будут нам страшны».
 
   На второй день слушаний Ленни снова не вызвали для дачи свидетельских показаний, и, воспользовавшись этим обстоятельством, он потихоньку улизнул из суда за полчаса до конца заседания. Уже из машины он позвонил Клаудии.
   – Сегодня я повезу тебя смотреть дом, который нашел для тебя и Леонардо, – Сказал он. – Так что собирайтесь. Можете даже спуститься в вестибюль, чтобы мне лишний раз не подниматься.
   Ленни уже все спланировал. Он покажет Клаудии коттедж, отвезет назад в отель и вернется, чтобы встретиться с Лаки. Так, считал он, все будут довольны, и никто не будет чувствовать неловкости, которая непременно возникнет, если Лаки и Клаудия столкнутся лицом к лицу.
   Ленни до сих пор с удовольствием вспоминал об утреннем визите Лаки. Он был рад, что она заглянула к нему, хотя ей это наверняка далось нелегко. Зато теперь Ленни был уверен, что она готова простить его.
   Правда, он по-прежнему считал, что ей не за что его прощать. Его ошибке – если, конечно, считать, что, переспав с Клаудией, он совершил ошибку, – было уже слишком много лет. К тому же тогда у него действительно не было никакого выбора – любовь этой простой крестьянской девушки была его единственной надеждой, единственным шансом остаться в живых. И тем не менее он понимал Лаки. Появление Клаудии и мальчика стало для нее ударом, с которым ей нелегко было справиться. Ленни и сам не мог прийти в себя, увидев Клаудию здесь, в Америке, да еще и с его собственным сыном, так поразительно похожим на него.
   Вдруг Ленни ощутил зверский голод и, не доезжая до отеля, остановился у небольшого кафе, где можно было перекусить пончиками и кофе. Сидя за столом, он вспомнил, что Пенелопа Маккей обещала вызвать его уже завтра, и приободрился еще больше. Ленни не терпелось рассказать суду все, что он знал об этом деле, тем более что распоясавшаяся пресса каждый день обнародовала все новые и новые версии, которые были далеки от истины.
   Когда Ленни подъехал наконец к «Шато Мормон», Клаудия и Леонардо уже ждали его у дверей отеля, и он поспешил к стойке регистратора, где для него должны были оставить ключи от коттеджа. Пока клерк разыскивал конверт («Минуточку, мистер, он только что был тут!»), Ленни обернулся и сквозь стеклянные двери внимательно посмотрел на Клаудию, которая стояла теперь возле его автомобиля. Спору нет, она была очень хороша. Смуглолицая, чувственная, с высокой грудью, развитыми бедрами, длинными ногами и развевающимися каштановыми волосами, Клаудия словно явилась сюда из какого-то старого итальянского фильма, и Ленни невольно подумал, что ей не составит труда найти себе хорошего мужа и отца для Леонардо. Малыш, одетый в новые джинсы и майку с изображением Бэтмена, выглядел вполне американским ребенком.
   Заметив, что Ленни смотрит на них, Леонардо улыбнулся ему через стекло двери и махнул рукой.
   Ленни тоже помахал мальчугану, но на душе у него стало тревожно. Он успел привязаться к мальчику, и мысль о том, что у него будет отчим – пусть даже любящий, – была ему неприятна. Впрочем, при любом раскладе Ленни не собирался отказываться от сына и готов был выполнить свой долг перед ним до конца.
   – Вот ваш ключ, мистер, – сказал клерк, протягивая плотный коричневый конверт. Ленни сунул его в карман и, поблагодарив, вернулся к машине.
   – Садитесь, – сказал он, распахивая для Клаудии и Леонардо заднюю дверь.
   – Я ужасно рада, Ленни, милый! – воскликнула Клаудия, устраиваясь на сиденье. – Я так мечтала о доме! Скажи, он красивый?
   – Сама увидишь, – ответил Ленни, не сумев сдержать улыбку. – Стоит он, во всяком случае, порядочно, но, если он тебе понравится, я готов его купить. Только сначала тебе надо будет пожить в нем немного – скажем, месяц или два, – чтобы быть уверенной, что это именно то, что надо.
   Клаудия кивнула, и Ленни почувствовал, как у него снова поднимается настроение. Наконец-то он сделает для Клаудии и Леонардо что-то конкретное.
   Как только они устроятся, он поможет ей найти работу и проследит за лечением мальчика. Может быть, позволил себе помечтать Ленни, со временем и Лаки успокоится настолько, что Леонардо сможет бывать у них в доме и играть с Марией и Джино.
   Ведь Лаки – мать и, несомненно, поймет его чувства к сыну.
 
   Дюк караулил Ленни возле здания суда. Ждать пришлось довольно долго, но он не имел ничего против. Порой Дюк сознательно оттягивал решительный момент, стараясь продлить себе удовольствие. Ожидание было для него своеобразным прологом, прелюдией, которая сообщала главному событию особую остроту. Вот почему Дюк взял себе за правило никогда не спешить. Только идиот мог форсировать события без крайней нужды.
   Как только Ленни вышел, Дюк последовал за ним. У кафе ему пришлось подождать, пока его жертва съест пару пончиков и выпьет чашку кофе. Дюк и сам был не прочь перекусить, но он никогда не питался в закусочных и кафе – с его точки зрения, в них было слишком грязно, к тому же он подозревал, что пластиковые стаканчики, которые считались одноразовыми, в некоторых заведениях используют по второму и даже по третьему кругу. Вот почему он спокойно дождался, пока Ленни перекусил, после чего поехал за ним к отелю.
   Едва увидев женщину, которая дожидалась Ленни перед входом в «Шато Мормон», Дюк сразу понял, что выиграл главный приз.
   Эта красотка была самым сладеньким кусочком, какой он когда-либо видел.
   Она должна принадлежать ему, решил Дюк. И она будет его хотя бы на час или два.
   Разве он не заслужил это маленькое удовольствие?

Глава 38

   -Знаешь, произошла одна ужасная ошибка, – покраснев от гнева, сказала Мила. – Скверная ошибка!
   – Какая? – откликнулась Мейбелин, жуя прядь волос.
   – Твой поганый братец не привез револьвер моему адвокату.
   Мейбелин пожала плечами.
   – Это не моя вина, – сказала она холодно.
   – Что значит – не твоя вина?! – взорвалась Мила. – Ведь я же договаривалась с тобой, и мы заключили сделку! Я дала тебе все сведения, а твой брат забрался в особняк, украл все, что мог, трахнул горничную, и все! Где мой револьвер? И почему он до сих пор не пришил Ленни Голдена?
   – Не беспокойся и не ори, – ответила Мейбелин все так же спокойно. – Я уверена, что Ленни Голденом Дюк займется сегодня вечером. Не мог же он замочить его прямо в суде?
   – Надеюсь, он сделает, что обещал, иначе вы оба очень пожалеете.
   – Не смей угрожать мне! – резко сказала Мейбелин, и ее кукольное личико перекосилось от злобы, но Мила не отреагировала – терять ей было все равно нечего.
   – Где револьвер, Мей? – повторила она. – Мой адвокат целый день ждал, пока Дюк привезет его. Он сказал, что, если бы револьвер был у него с самого начала, меня, может быть, уже давно отпустили бы.
   – Откуда я знаю, где твой револьвер? – пожала плечами Мейбелин. – Ладно, завтра я поговорю с Дюком.
   – Мне казалось, что ты уже разговаривала с ним.
   – Но я не знала, что револьвер – это так важно…
   – Черта с два ты не знала! – перебила Мила. – Я говорила тебе об этом уже много раз.
   – Знаешь что, красотка?.. – Мейбелин смерила ее холодным взглядом. – Я начинаю жалеть, что связалась с тобой.
   – Что это значит?
   – Это значит, что ни я, ни мой брат не собираемся ходить на задних лапках, как только ты щелкнешь пальцами, понятно?
   – Мне кажется, ты чего-то не понимаешь… – проговорила Мила с угрозой и вместе с тем растерянно. – Твой брат сумел пробраться в дом Прайса только благодаря мне, и…
   – Если ты скажешь это еще раз, я просто закричу! – перебила Мейбелин, затыкая уши пальцами. – Успокойся, ладно? Сегодня вечером Дюк замочит Ленни, это я тебе обещаю, так что заткнись.
   – Хорошо, допустим, но мне нужен и револьвер, – не сдавалась Мила. – Так что запомни сама, и передай Дюку: если сегодня вечером Ленни не умрет и если завтра утром мой адвокат не получит посылку, я заложу вас обоих. Мне терять нечего.
   Мейбелин, злобно прищурившись, посмотрела на нее.
   – Ты хоть соображаешь, кому угрожаешь? – прошипела она.
   – А ты? Я тебе не какая-нибудь дешевка, которую можно водить за нос, так что лучше сделай то, что должна. Пусть мне будет плохо, но вам будет еще хуже!
   И, повернувшись к Мейбелин спиной, Мила отошла в угол камеры. Она и сама жалела, что связалась с этой странной девчонкой и ее психованным братцем.
   Ну ничего, подумала она, если в ближайшее время ничего не произойдет, то уже завтра Дюк будет рассматривать небо в клеточку. Что касалось Мейбелин, . то и ей она тоже отомстит – отомстит так, что она навсегда запомнит свою встречу с Милой Капистани.

Глава 39

   По расчетам Карло, Бриджит уже должна была преодолеть «ломку» и прийти в себя. Именно на это он делал ставку, когда, отправив ее в охотничий домик, оставил ее одну почти на десять дней. Привычка к наркотикам была личной проблемой Бриджит, но Карло не хотел, чтобы она обращалась к врачам: слухи о том, что его жена – наркоманка, непременно бы просочились в прессу, а скандал был ему ни к чему.
   Да и кто знает, что могла рассказать Бриджит, попади она в клинику?
   Несколько раз он задумывался о том, не попытается ли Бриджит расстаться с ним после того, как избавится от наркотической зависимости, но в конце концов решил, что опасаться этого не стоит. У него в руках оставалось еще достаточно ниточек, за которые он мог потянуть в случае необходимости. Во-первых, Бриджит по-прежнему оставалась его женой. Во-вторых, она была беременна, и Карло рассчитывал, что с помощью ребенка сумеет привязать ее к себе еще крепче.
   Но самым главным было даже не это. Не самый тонкий психолог, Карло все же сумел разобраться в том, что больше всего нужно Бриджит. Дочь не просто богатых, а сказочно богатых родителей, она привыкла к тому, что все ее желания сбывались словно по мановению волшебной палочки, и не умела бороться с неблагоприятными жизненными обстоятельствами.
   С другой стороны, оставшись без матери и без отца, Бриджит отчаянно нуждалась в том, чтобы ее кто-то любил и руководил ею. Это желание было в ней столь сильно, что Бриджит часто забывала об осторожности и совершала ошибки – взять хотя бы ее крайне неудачный опыт общения с противоположным полом, – которые, впрочем, ничему ее не научили и лишь укрепили желание найти такого человека, который заменил бы ей и мать, и отца, и любовника.
   Он – Карло Витторио Витти – стал ее спасителем. Он дал Бриджит все, в чем она нуждалась, – твердую руку, ласку, дисциплину. И теперь она никуда от него не денется.
   Правда, Карло несколько опасался сцены, которую могла устроить ему Бриджит из-за того, что он бросил ее в доме одну, но в конце концов он решил, что переживет это. А если Бриджит станет уж очень буйствовать, он как следует ее проучит. О, он преподаст ей славный урок, чтобы впредь она даже не пробовала ему перечить!
   Теперь, когда в его жизнь снова вошла Изабель, Карло чувствовал себя совершенно другим человеком.
   У него появилась цель, которой он должен был добиться во что бы то ни стало. Он должен был достать денег – много денег, чтобы им с Изабель хватило на всю жизнь, – а значит, Бриджит придется поделиться с ним своими миллионами. Потом она может убираться на все четыре стороны, потому что достойной парой ему была только Изабель – все остальные женщины были просто грязными шлюхами, ради которых и стараться-то не стоило.
   Карло часто вспоминал их с Изабель первую встречу. Это было на великосветском рауте, куда Изабель пришла со своим дряхлым мужем, а он – с одной из самых красивых женщин Рима. Почти сразу они обратили друг на друга внимание. Карло хорошо помнил адресованные ему улыбки Изабель, ее многозначительные взгляды и жадный, торопливый секс, которым они занимались, запершись в туалетной комнате.
   Потом Изабель как ни в чем не бывало вернулась к мужу, но за его спиной они продолжали перемигиваться и обмениваться улыбками. Именно тогда Карло понял, что они созданы друг для друга и должны быть вместе, чего бы это ни стоило.
   Изабель, как оказалось, думала точно так же. Она первой призналась ему в этом и попросила Карло помочь избавиться от развалины-мужа. Он сделал все, о чем она его просила, но что он получил взамен? Ничего. Вскоре после похорон мужа Изабель поспешно уехала из Италии с оперным солистом.
   – Я сделала это только для того, чтобы отвести подозрение от нас, – объяснила Изабель, когда они встретились у нее на вилле. – Тебя и так подозревали, . а если бы я сошлась с тобой, все сразу поняли бы, что моего мужа убил именно ты.
   – Я его не убивал, – возразил Карло. – Я только помогал тебе.
   – И тем не менее… – Изабель звонко рассмеялась. У нее был самый соблазнительный смех в мире, и Карло поспешил заключить ее в объятия.
   Вернувшись в поместье под Римом, Карло переоделся и, сев в машину, отправился за Бриджит. У него был новый план. Он собирался отвезти ее в Нью-Йорк и заставить перевести на номерной счет в швейцарском банке десять миллионов долларов. А если она откажется…
   Что ж, тогда он ей не завидует.
 
   Бриджит была близка К отчаянию. Уже несколько раз она вынуждена была поворачивать назад, когда вновь выбранная ею дорога терялась в лесу или приводила в непроходимые заросли. Дождь превратился в настоящий ливень, и Бриджит промокла до нитки и замерзла..
   Вскоре должно было стемнеть.
   Борясь с подступающей паникой, Бриджит снова нажала на педали, хотя силы ее были на исходе. Она по-прежнему смотрела только под колеса, лишь изредка поднимая голову, чтобы оглядеть окрестности, и не заметила небольшой ямки на обочине. Внезапный рывок переднего колеса, заскользившего по мокрой глине, застал ее врасплох. Не сумев удержать равновесие, Бриджит полетела на дорогу и сильно ударилась головой о вросший в землю плоский камень.
   Велосипед остался лежать на проселке, а потерявшая сознание Бриджит скатилась в глубокий, заросший сорной травой кювет.

Глава 40

   Клаудия с разинутым ртом переходила из комнаты в комнату – точь-в-точь маленькая девочка, впервые попавшая в Диснейленд.
   – Мне ужасно нравится этот дом, Ленни! – снова и снова повторяла она. – Не знаю только, как мы с Леонардо будем здесь жить, – для двоих он, пожалуй, слишком большой. И слишком роскошный!
   – Я снял его на полгода, – сказал Ленни, довольный тем, что Клаудия радовалась, как ребенок. – За это время, я думаю, ты успеешь решить, подходит он тебе или нет.
   – Но, Ленни, все-таки он слишком большой, – возразила Клаудия, все еще сомневаясь.
   – Я знаю, – кивнул он, – Но я подумал… Ведь у тебя остались на Сицилии родственники, правда?
   Может быть, кто-нибудь из них когда-нибудь приедет навестить тебя.
   По лицу Клаудии скользнула легкая тень.
   – Мои родные не хотят меня знать, – сказала она. – После рождения Лео я стала для них черной овцой, от которой они не чаяли, как избавиться…
   Черной овцой… Так говорят у вас в Америке?
   – В Америке говорят – «паршивой овцой», – поправил ее Ленни и задумался. – Но если ты позвонишь матери и все объяснишь, неужели она не простит тебя? – сказал он после небольшой паузы. – Ведь обстоятельства изменились, и ты теперь живешь в Америке. Может быть, хоть это заставит твоих родных передумать?
   – Я не знаю, Ленни… – Клаудия беспомощно пожала плечами. – Я хотела бы только одного – чтобы ты жил с нами.
   – Это невозможно, Клаудия, – серьезно ответил он. – Ведь я уже тебе объяснял… У меня есть жена и есть свои дети, которых я не могу бросить.
   – Но Леонардо тоже твой сын! – горячо возразила она. – Он родился потому, что я любила тебя. И сейчас люблю.
   – Послушай меня, пожалуйста, – мягко сказал Ленни, стараясь одновременно придумать какой-то новый довод, который показал бы Клаудии всю тщетность ее надежд. – Я очень тронут тем, что ты… так ко мне относишься, но все дело в том, что я… гм-м… занят. У меня есть женщина, которую я люблю… и которая тоже очень любит меня.
   – Я все понимаю, Ленни. Но иногда я все равно думаю о том, как счастлива я могла бы быть с тобой.
   И мечтаю о…
   – Нет-нет, – поспешно перебил Ленни, спеша отвлечь Клаудию от опасной темы. – Ты встретишь другого мужчину и полюбишь его. А он полюбит тебя – ведь ты такая красивая! Я знаю, многие мужчины отдали бы все, что угодно, чтобы быть с тобой.
   – Ты считаешь, я красивая? – спросила Клаудия и просияла.
   Он посмотрел на нее:
   – Ну конечно, Клаудия. Очень красивая. Впрочем, ты и сама знаешь.
   – Спасибо. – Она обняла его; за плечи и прижалась к нему.
   Ленни осторожно отстранил ее и поглядел на часы. Лаки могла подъехать раньше времени, а ему вовсе не хотелось, чтобы она застала его в объятиях Клаудии.
   – Где Леонардо? – спросил он, чтобы что-нибудь сказать.
   – Он все еще возле бассейна. – Клаудия улыбнулась. – По-моему, с тех пор как мы приехали, он так от него и не отходил.
   – Надеюсь, он умеет плавать?
   Клаудия отрицательно покачала головой:
   – Нет. Может быть, ты научишь его?
   – Конечно! – согласился Ленни. – Знаешь, Клаудия, мы все можем быть друзьями. Я уверен, что когда ты поближе познакомишься с Лаки, то полюбишь ее, а она, несомненно, полюбит тебя. Наши дети смогут играть вместе, а Джино и Мария… О, они научат Лео плавать в два счета!
   – Но Леонардо всегда было трудно с другими детьми! – возразила Клаудия. – Они дразнили и обижали его, потому что он… потому что он – глухой.
   – Джино и Мария не такие! – с гордостью сказал Ленни. – Что касается слуха, то я уверен, что эту проблему мы решим. Я разговаривал с врачами – они считают, что надежда есть. Нужно будет только сделать операцию – возможно, серию операций, и слух восстановится.
   Клаудия захлопала в ладоши.
   – О, Ленни, это было бы замечательно!
   – Конечно, замечательно, – подтвердил Ленни. – Кто спорит?
 
   Дюк остановил автомобиль через улицу от уютного одноэтажного коттеджа. Это снова была не его машина – на этот раз он угнал «Мерседес», полагая, что, выслеживая Ленни Голдена на каком-то раздолбанном рыдване, он мог привлечь к себе ненужное внимание. «Мере» же был вполне респектабельной маркой, к тому же на улицах эти машины не были редкостью – казалось, каждый второй банковский клерк может позволить себе это чудо техники. Дюк вообще-то предпочитал немецкие машины всем остальным.
   Немцы были аккуратной нацией, а их вошедшая в поговорку чистоплотность никогда не была показной, как у американцев.
   Когда возле отеля женщина и ребенок сели в машину к Ленни, Дюк слегка встревожился, боясь, что какая-то непредвиденная случайность может нарушить его планы. Он понятия не имел, куда направилась эта троица, но, когда автомобиль Ленни остановился на подъездной дорожке перед аккуратным коттеджем, на дверях которого болталась табличка «Сдается внаем», Дюк понял, что ему несказанно повезло.
   Здесь он мог без помех разделаться с Ленни Голденом и позабавиться с девчонкой.
   Разумеется, равнодушно подумал Дюк, потом от нее тоже придется избавиться, чтобы она не смогла навести на его след полицию. Только в этом случае он будет в полной безопасности. Ни один коп в мире, будь он хоть семи пядей во лбу, не сумеет связать его с Ленни Голденом и его любовницей.
   Выждав десять минут, он вышел из «Мерседеса», тщательно заперев машину за собой.
   Парадная дверь коттеджа была полуоткрыта. Увидев это, Дюк даже головой покачал. Что творится в головах у некоторых? Неужели эти звезды и знаменитости настолько привыкли к тому, что им принадлежит весь мир, что им и в голову не приходит принять элементарные меры предосторожности? Да, они боятся воров, но оставляют ключ от сейфа в горшке с цветами. Они устанавливают в домах самые совершенные системы сигнализации, но забывают их включить.
   Они окружают себя натасканными телохранителями, но любая смазливая мордашка может завлечь их в ловушку.