Страница:
– На ее месте я бы вчинила этим писакам иск на несколько миллионов! – воинственно сказала Венера Мария. – Они совершенно распустились!
– Много чести – судиться с этими шавками… – Алекс одним глотком допил свой кофе и поставил чашку на стол. – Тебе когда-нибудь приходилось давать письменные показания под присягой? Это сущий ад!
– Да, Алекс, приходилось. Я вообще в своей жизни испытала все!
Алекс с любопытством посмотрел на нее.
– Ну, в этом я не сомневался, – сказал он с легкой иронией и поспешил вернуться к своей излюбленной теме:
– Скажи, что собирается предпринять Лаки? Ну, насчет Ленни?
– Последовать нашему совету и выяснить все до конца.
– Да? – Лицо у Алекса вытянулось помимо его воли.
– Послушай, ведь мы оба считали, что наш долг – уговорить ее сделать это, разве не так?
– Оба? По-моему…
– О'кей, я знаю, что тебе не терпится забраться ей в трусики, но, пока она продолжает тосковать по своему Ленни, это дохлый номер. И ты сам отлично это понимаешь.
– Что ж, посмотрим, что у них выйдет… – задумчиво пробормотал Алекс.
– Вот именно – посмотрим… – кивнула Венера Мария.
– И чем, как ты думаешь, это закончится? – с робкой надеждой спросил Алекс.
– Кто знает?.. – Она пожала плечами. – Отношения между Ленни и Лаки никогда не были простыми. Любовь, ненависть, страсть – все это они способны испытывать одновременно. Что касается тебя, Алекс, то я уверена – ты нравишься Лаки. Она любит тебя как друга, но, пока рядом с ней Ленни, у тебя нет ни единого шанса.
– Похоже, – криво улыбнулся Алекс, – единственная возможность избавиться от Ленни – это предложить ему подписать с нами контракт.
– Очень смешно! – Венера Мария презрительно фыркнула. – Ты начинаешь верить своим собственным сценариям!
Алекс хотел что-то ответить, но в это время к их столику приблизилась Лили, которая держала в руках пухлую пачку фотографий.
– Сегодня мы должны прослушать пятнадцать претендентов, – сказала она, положив фотографии перед Алексом. – И первый из них вот-вот подъедет.
Алекс повернулся к Венере Марии:
– Ты опять будешь читать со всеми?
– Разумеется! – ответила та. – Я должна быть уверена, что мой будущий партнер способен вызвать во мне волнение и трепет души. – Она усмехнулась. – Не то чтобы я тебе не доверяла, Алекс, просто когда я читаю с ними сама, это заставляет их раскрываться и показывать все, на что они способны. Актерская профессия, как ты знаешь, не самая легкая, а актеры – люди самолюбивые и ранимые и очень тяжело переживают такую вещь, как отказ. А отказы большинству из них приходится получать достаточно часто. Ты – режиссер, тебе этого не понять: ты просто сидишь и решаешь: этот нравится, этот не нравится, этого взять, а этому отказать, но задумывался ли ты когда-нибудь о том, что чувствуют они? Я-то знаю это очень хорошо. Мне пришлось много работать и бороться, прежде чем я стала тем, кто я есть сейчас!
– Браво! – Алекс несколько раз хлопнул в ладоши. – Блестящая речь, Винни. Только объясни мне, пожалуйста, почему молодые актеры, чья жизнь так трудна, становятся самовлюбленными и эгоистичными задницами, как только им удается вскарабкаться на вершину?
– Это месть за все, что им довелось пережить на пути к славе, – сказала Венера Мария.
– Понятненько… – Алекс знаком подозвал официанта и расплатился. – Ладно, пойдем взглянем на этих убогих. Может быть, хоть сегодня нам повезет.
Лаки вышла из зала суда за несколько минут до обеденного перерыва. Ей не терпелось узнать, как идет прослушивание, к тому же она хотела как следует подумать о своем утреннем разговоре с Ленни – о том, что все это может означать.
Стивен пытался задержать ее – ему нужно было о чем-то с ней переговорить, но Лаки, виновато улыбнувшись, сказала:
– Не сейчас, Стив, ладно? Мне нужно срочно уехать, но я постараюсь вернуться пораньше, договорились?
Он кивнул, но по лицу его Лаки видела, что Стив огорчен. «Надеюсь, это не очень важно», – подумала она, выбегая через черный ход на улицу и запрыгивая в свой красный «Феррари».
Когда Лаки подъехала к продюсерскому офису, первым, кого она увидела, был сам Алекс, который стоял у входа и курил.
– Что ты тут делаешь? – спросила она, припарковав «Феррари» на свободном месте у тротуара.
– Жду тебя.
– Ждешь меня? А мне казалось, что сегодня вы должны прослушать целую кучу актеров.
– Похоже, мы нашли того, кто нам нужен. Это тот самый парень, которого Винни видела в телевизионной комедии. Он сейчас там, наверху, и я не хочу прослушивать никого другого, пока ты не услышишь, как они с Венерой читают сценарий.
Лаки скептически улыбнулась:
– Он настолько хорош?
– Это ты мне скажешь, – ушел от прямого ответа Алекс. – По-моему, эти двое смотрятся как настоящая звездная пара, но… Тут нужен свежий глаз.
– Что ж, я буду рада взглянуть.
– Кстати, о звездных парах… Я слышал, ты собираешься вернуться к Ленни?
– Возможно, – сдержанно сказала Лаки. – Мы виделись сегодня утром и договорились встретиться, чтобы обо всем поговорить.
– Так-так…
– Спасибо, что напомнил: я собиралась поблагодарить тебя и Венеру за то, что вы уговорили меня встретиться с ним. Вы были правы, хотя я еще не знаю, что из этого выйдет.
Алекс порывисто взял ее за руку.
– Ты мой лучший друг. Лаки, и я бы хотел им остаться…
– Ты и останешься им, обещаю, – искренне ответила Лаки, впрочем, несколько озадаченная его словами. Но следующая же реплика Алекса все разъяснила.
– Наши отношения могли бы стать чем-то большим, чем дружба, только в одном случае – если бы ты оставила Ленни навсегда, – сказал он. – Я говорил тебе об этом вчера. И теперь, если ты и Ленни снова сойдетесь, я… я женюсь на Пиа.
– Ты? Женишься на Пиа?! – Лаки онемела от удивления.
– Да, женюсь. Она неплохая девушка, никогда не огорчает меня и всегда улыбается. К тому же она красива, умна и с ней бывает интересно поговорить…
– Пожалуй, на такой девушке я и сама женилась бы! – рассмеялась Лаки.
– Нет, серьезно, что скажешь?
– Серьезно?.. – Лаки задумалась, пытаясь разобраться в своих чувствах, что неожиданно оказалось не так-то просто сделать. – Я… В общем, если ты этого действительно хочешь, тогда конечно… Просто я всегда считала, что женитьба подразумевает любовь, а о ней ты ничего не сказал.
– Разве? Ах да, конечно, Пиа любит меня, – небрежно сказал Алекс. – Только… Как ты думаешь, сколько может длиться любовь? Не в случае с Пиа, а вообще?..
– Сколько? – Лаки серьезно посмотрела на него. – Если найдешь своего человека – вечно.
Наверху Венера Мария оживленно болтала с Билли Мелино, которого она уже считала своим «открытием сезона». Билли было двадцать лет, и, как и хотел Алекс, он походил одновременно и на молодого Бреда Питта, и на Джонни Деппа.
– Добрый день, Билли! – поздоровалась Лаки, входя в конференц-зал и окидывая молодого актера внимательным взглядом. Ей он тоже понравился, но Лаки постаралась не показать этого.
– Рад познакомиться, мэм, – откликнулся Билли и вежливо улыбнулся. Он был высок и по-мужски широкоплеч, улыбка у него была открытой и светлой и невольно вызывала симпатию.
– Билли приехал в Лос-Анджелес всего полгода назад, – пояснила Венера Мария. – Он из Техаса.
– Что ж, очень хорошо, – кивнула Лаки, усаживаясь в кресло. – Билли, вы не согласитесь еще раз повторить ту сцену, которую только что читали с Винни? Я хотела бы взглянуть, как вы смотритесь вместе.
– Разумеется, мэм. – Билли снова улыбнулся, и Лаки подумала, что таких ярких голубых глаз она не видела еще ни у кого. «Перестал бы он только величать меня „мэм“, и все было бы в ажуре», – подумалось ей.
Мэри наклонилась к Лаки.
– Он только что закончил сниматься в сериях, которые не пошли в прокат, но у парня большое будущее. Даже Алекс так считает, – сказала она вполголоса.
– В самом деле? – спросила Лаки.
Венера Мария повернулась к ней и подмигнула.
– Сейчас, – сказала она, подходя к молодому актеру, – мы прочтем сцену у бассейна. Она должна тебе понравиться. Это одна из самых сильных сцен, которые…
– Давайте поскорее, – перебила ее Лаки, посмотрев на часы. – У меня мало времени.
Глава 35
Глава 36
– Много чести – судиться с этими шавками… – Алекс одним глотком допил свой кофе и поставил чашку на стол. – Тебе когда-нибудь приходилось давать письменные показания под присягой? Это сущий ад!
– Да, Алекс, приходилось. Я вообще в своей жизни испытала все!
Алекс с любопытством посмотрел на нее.
– Ну, в этом я не сомневался, – сказал он с легкой иронией и поспешил вернуться к своей излюбленной теме:
– Скажи, что собирается предпринять Лаки? Ну, насчет Ленни?
– Последовать нашему совету и выяснить все до конца.
– Да? – Лицо у Алекса вытянулось помимо его воли.
– Послушай, ведь мы оба считали, что наш долг – уговорить ее сделать это, разве не так?
– Оба? По-моему…
– О'кей, я знаю, что тебе не терпится забраться ей в трусики, но, пока она продолжает тосковать по своему Ленни, это дохлый номер. И ты сам отлично это понимаешь.
– Что ж, посмотрим, что у них выйдет… – задумчиво пробормотал Алекс.
– Вот именно – посмотрим… – кивнула Венера Мария.
– И чем, как ты думаешь, это закончится? – с робкой надеждой спросил Алекс.
– Кто знает?.. – Она пожала плечами. – Отношения между Ленни и Лаки никогда не были простыми. Любовь, ненависть, страсть – все это они способны испытывать одновременно. Что касается тебя, Алекс, то я уверена – ты нравишься Лаки. Она любит тебя как друга, но, пока рядом с ней Ленни, у тебя нет ни единого шанса.
– Похоже, – криво улыбнулся Алекс, – единственная возможность избавиться от Ленни – это предложить ему подписать с нами контракт.
– Очень смешно! – Венера Мария презрительно фыркнула. – Ты начинаешь верить своим собственным сценариям!
Алекс хотел что-то ответить, но в это время к их столику приблизилась Лили, которая держала в руках пухлую пачку фотографий.
– Сегодня мы должны прослушать пятнадцать претендентов, – сказала она, положив фотографии перед Алексом. – И первый из них вот-вот подъедет.
Алекс повернулся к Венере Марии:
– Ты опять будешь читать со всеми?
– Разумеется! – ответила та. – Я должна быть уверена, что мой будущий партнер способен вызвать во мне волнение и трепет души. – Она усмехнулась. – Не то чтобы я тебе не доверяла, Алекс, просто когда я читаю с ними сама, это заставляет их раскрываться и показывать все, на что они способны. Актерская профессия, как ты знаешь, не самая легкая, а актеры – люди самолюбивые и ранимые и очень тяжело переживают такую вещь, как отказ. А отказы большинству из них приходится получать достаточно часто. Ты – режиссер, тебе этого не понять: ты просто сидишь и решаешь: этот нравится, этот не нравится, этого взять, а этому отказать, но задумывался ли ты когда-нибудь о том, что чувствуют они? Я-то знаю это очень хорошо. Мне пришлось много работать и бороться, прежде чем я стала тем, кто я есть сейчас!
– Браво! – Алекс несколько раз хлопнул в ладоши. – Блестящая речь, Винни. Только объясни мне, пожалуйста, почему молодые актеры, чья жизнь так трудна, становятся самовлюбленными и эгоистичными задницами, как только им удается вскарабкаться на вершину?
– Это месть за все, что им довелось пережить на пути к славе, – сказала Венера Мария.
– Понятненько… – Алекс знаком подозвал официанта и расплатился. – Ладно, пойдем взглянем на этих убогих. Может быть, хоть сегодня нам повезет.
Лаки вышла из зала суда за несколько минут до обеденного перерыва. Ей не терпелось узнать, как идет прослушивание, к тому же она хотела как следует подумать о своем утреннем разговоре с Ленни – о том, что все это может означать.
Стивен пытался задержать ее – ему нужно было о чем-то с ней переговорить, но Лаки, виновато улыбнувшись, сказала:
– Не сейчас, Стив, ладно? Мне нужно срочно уехать, но я постараюсь вернуться пораньше, договорились?
Он кивнул, но по лицу его Лаки видела, что Стив огорчен. «Надеюсь, это не очень важно», – подумала она, выбегая через черный ход на улицу и запрыгивая в свой красный «Феррари».
Когда Лаки подъехала к продюсерскому офису, первым, кого она увидела, был сам Алекс, который стоял у входа и курил.
– Что ты тут делаешь? – спросила она, припарковав «Феррари» на свободном месте у тротуара.
– Жду тебя.
– Ждешь меня? А мне казалось, что сегодня вы должны прослушать целую кучу актеров.
– Похоже, мы нашли того, кто нам нужен. Это тот самый парень, которого Винни видела в телевизионной комедии. Он сейчас там, наверху, и я не хочу прослушивать никого другого, пока ты не услышишь, как они с Венерой читают сценарий.
Лаки скептически улыбнулась:
– Он настолько хорош?
– Это ты мне скажешь, – ушел от прямого ответа Алекс. – По-моему, эти двое смотрятся как настоящая звездная пара, но… Тут нужен свежий глаз.
– Что ж, я буду рада взглянуть.
– Кстати, о звездных парах… Я слышал, ты собираешься вернуться к Ленни?
– Возможно, – сдержанно сказала Лаки. – Мы виделись сегодня утром и договорились встретиться, чтобы обо всем поговорить.
– Так-так…
– Спасибо, что напомнил: я собиралась поблагодарить тебя и Венеру за то, что вы уговорили меня встретиться с ним. Вы были правы, хотя я еще не знаю, что из этого выйдет.
Алекс порывисто взял ее за руку.
– Ты мой лучший друг. Лаки, и я бы хотел им остаться…
– Ты и останешься им, обещаю, – искренне ответила Лаки, впрочем, несколько озадаченная его словами. Но следующая же реплика Алекса все разъяснила.
– Наши отношения могли бы стать чем-то большим, чем дружба, только в одном случае – если бы ты оставила Ленни навсегда, – сказал он. – Я говорил тебе об этом вчера. И теперь, если ты и Ленни снова сойдетесь, я… я женюсь на Пиа.
– Ты? Женишься на Пиа?! – Лаки онемела от удивления.
– Да, женюсь. Она неплохая девушка, никогда не огорчает меня и всегда улыбается. К тому же она красива, умна и с ней бывает интересно поговорить…
– Пожалуй, на такой девушке я и сама женилась бы! – рассмеялась Лаки.
– Нет, серьезно, что скажешь?
– Серьезно?.. – Лаки задумалась, пытаясь разобраться в своих чувствах, что неожиданно оказалось не так-то просто сделать. – Я… В общем, если ты этого действительно хочешь, тогда конечно… Просто я всегда считала, что женитьба подразумевает любовь, а о ней ты ничего не сказал.
– Разве? Ах да, конечно, Пиа любит меня, – небрежно сказал Алекс. – Только… Как ты думаешь, сколько может длиться любовь? Не в случае с Пиа, а вообще?..
– Сколько? – Лаки серьезно посмотрела на него. – Если найдешь своего человека – вечно.
Наверху Венера Мария оживленно болтала с Билли Мелино, которого она уже считала своим «открытием сезона». Билли было двадцать лет, и, как и хотел Алекс, он походил одновременно и на молодого Бреда Питта, и на Джонни Деппа.
– Добрый день, Билли! – поздоровалась Лаки, входя в конференц-зал и окидывая молодого актера внимательным взглядом. Ей он тоже понравился, но Лаки постаралась не показать этого.
– Рад познакомиться, мэм, – откликнулся Билли и вежливо улыбнулся. Он был высок и по-мужски широкоплеч, улыбка у него была открытой и светлой и невольно вызывала симпатию.
– Билли приехал в Лос-Анджелес всего полгода назад, – пояснила Венера Мария. – Он из Техаса.
– Что ж, очень хорошо, – кивнула Лаки, усаживаясь в кресло. – Билли, вы не согласитесь еще раз повторить ту сцену, которую только что читали с Винни? Я хотела бы взглянуть, как вы смотритесь вместе.
– Разумеется, мэм. – Билли снова улыбнулся, и Лаки подумала, что таких ярких голубых глаз она не видела еще ни у кого. «Перестал бы он только величать меня „мэм“, и все было бы в ажуре», – подумалось ей.
Мэри наклонилась к Лаки.
– Он только что закончил сниматься в сериях, которые не пошли в прокат, но у парня большое будущее. Даже Алекс так считает, – сказала она вполголоса.
– В самом деле? – спросила Лаки.
Венера Мария повернулась к ней и подмигнула.
– Сейчас, – сказала она, подходя к молодому актеру, – мы прочтем сцену у бассейна. Она должна тебе понравиться. Это одна из самых сильных сцен, которые…
– Давайте поскорее, – перебила ее Лаки, посмотрев на часы. – У меня мало времени.
Глава 35
На второй день Джини приехала в суд, облачившись в оранжевый комбинезон с глубоким вырезом и апельсинового цвета сапожки на высоком каблуке.
В ушах у нее болтались серьги с таким количеством бриллиантов, что любой поневоле начал бы сомневаться в их подлинности. На запястьях Джини позвякивали браслеты, а пальцы были унизаны множеством колец, которые, будь они золотыми, могли бы составить годовой бюджет какого-нибудь африканского государства средних размеров.
Сопровождала ее репортерская бригада из «Хардкопи» – одной из самых скандальных газет, с которой Джини договорилась об эксклюзивном интервью. Она сама определила, что даст его на ступеньках здания суда, поэтому, оказавшись на месте, Джини приняла подобающую случаю позу и начала речь. При этом она совершенно не слушала обозревателя, пытавшегося задавать ей какие-то вопросы, но зато лучезарно улыбалась десяткам папарацци, которые трудились в поте лица, снимая ее с разных сторон.
Увидев эту картину, Прайс пришел в ярость. Не менее бурно отреагировали и оба его адвоката.
– Эта корова выглядит как вегасская шлюха на пенсии! – пожаловался Прайс, когда, пробившись в зал, они втроем устроились в уголке. – Что мне хочется больше всего, так это разбить ей морду в кровь!
Она вывела меня из себя, я уже не могу справиться с собой! Просто бешусь от одного ее вида!
– Я вас понимаю, мистер Вашингтон, но, к сожалению, вы не можете себе позволить никаких резкостей, – сказал Димаджо, единственный, кто сохранял видимость спокойствия. Что касалось Гринспена, то его буквально трясло.
– Я вообще запретил ей приезжать сюда! – воскликнул он сдавленно-истерическим шепотом. – Она способна принести нам больше вреда, чем десять прокуроров. Своим дешевым спектаклем Джини настроит присяжных и публику против Тедди, и тогда поручиться за исход дела не сможет никто. Надо срочно что-то сделать, чтобы нейтрализовать ее!
– Это не так просто, – мрачно сказал Прайс, который слишком хорошо знал свою бывшую жену. – Джини просто торчит, когда на нее обращают внимание, а туг такой шанс прославиться на всю страну!
– Но вы можете отказаться платить ей, раз она не выполняет наших требований! – посоветовал Димаджо.
– Вряд ли это сработает, – покачал головой Прайс. – Кроме того, она наверняка получит деньги за интервью от газет и телевидения.
– Да, вы правы, – покачал головой Гринспен. – Похоже, нам от нее не избавиться. Что ж, попробую поговорить с ней еще разок…
– Поговори обязательно, – сказал Прайс. – В конце концов, это просто унизительно. Глядя на эту корову, которая была моей женой, люди могут подумать, что у меня нет никакого вкуса!
– Можно попробовать продать малоформаткам пару ваших свадебных фотографий, – предложил Гринспен. – Тогда все увидят, что со вкусом у вас все в порядке – вовремя женились, вовремя развелись. Кроме того, это может сыграть против Джини. Никому не нравятся женщины, которые способны так распустить себя.
– Нет. – Прайс покачал головой. – Я в этом не нуждаюсь. Я и так знаю, что со мной все в порядке.
Как-нибудь переживу.
Но про себя он решил поговорить с Джини сам.
Не питая никаких особых надежд на то, что она согласится не позорить его и Тедди, Прайс хотел попробовать убедить свою бывшую жену, чтобы она не позорила себя. Это был, пожалуй, единственный аргумент, над которым Джини способна была задуматься.
Во время одиннадцатичасового перерыва Прайс отвел Джини в сторонку и сказал:
– Послушай, Джин, мы договаривались, что в суде ты должна исполнить роль заботливой матери.
Как насчет того, чтобы выполнить свое обещание? И перестань так наряжаться – в этих тряпках ты похожа на какаду!
– Какая, к черту, заботливая мать, когда меня снимают для телевидения?! – с вызовом ответила Джини. – Этим ребятам нужен шик и блеск, потому что обыкновенные люди никого не интересуют. На телевидении меня просто обожают. Завтра я буду для них деть – они сами меня попросили…
– Ты будешь для них… что?! – переспросил Прайс.
– Петь. Я буду для них петь, и меня покажут в вечернем шоу, так что не пропусти. – Она победоносно захихикала. – Теперь в нашей семье две звезды, Прайс!
– О господи!.. – пробормотал он. – Наш сын в беде, а ты думаешь только о себе. Ты нашла золотую жилу и теперь разрабатываешь ее, а на Тедди тебе на, плевать!
– Что же я, по-твоему, должна отказаться от этой замечательной возможности? – с искренним негодованием спросила Джини. – Нет уж, это мой шанс, и я его не упущу. Я слишком долго ждала его, фактически с тех самых пор, когда ты вышвырнул меня.
– Я не вышвыривал тебя. Мы расстались потому, что не могли больше жить вместе. Все эти годы я тебе платил, и платил немало. Что тебе неймется?
– Ты не понимаешь, Прайс! – Джини вздернула свой двойной подбородок. – Да, благодаря тебе я не нуждаюсь в деньгах. Почти не нуждаюсь, – тут же поправилась она. – Но это мой шанс стать знаменитой, и тебе меня не остановить.
– Вот как? – возмутился Прайс. – А о сыне ты забыла? Скажи, ты хотя бы говорила с ним сегодня?
Утешила его? Успокоила?
– Утешила его?! Да я его совсем не знаю! – взвизгнула Джини, но тут же спохватилась и взяла на полтона ниже. – Только не говори об этом парням из «Хардкопи», ладно? – сказала она почти умоляюще. – Они считают, что мы с Тедди – настоящие друзья и что я устрою им интервью с ним. И знаешь что?
Я могу заставить их заплатить за это!
Прайс с презрением покачал головой.
– Дай себе передышку, Джини, – сказал он. – Посиди дома. Я не хочу, чтобы ты появлялась в суде… особенно в таком виде.
– Ничего не выйдет. Прайс! – отрезала Джини. – Тедди – мой сын. И я буду приезжать в суд каждый день!
К обеденному перерыву Мила уже не Находила себе места от беспокойства. Через каждые пятнадцать минут она спрашивала у адвоката, не привезли ли ему револьвер, но он отрицательно качал головой.
– Нет, ничего нет, – сказал он наконец. – Я звонил в свой офис пять минут назад, туда никто не приходил и не звонил. Кстати, кто должен был привезти револьвер?
– Один мой друг, – ответила Мила.
– Как он к нему попал?
– Не твое дело! – нервно огрызнулась она.
– Это мое дело, Мила, – терпеливо сказал Уиллард Хоксмит. – Я – твой адвокат, и ты с самого начала должна была рассказать мне все.
– Почему это я должна была что-то тебе рассказывать?
– Потому что помогать тебе – моя работа.
– А если я не нуждаюсь в твоей помощи?
– Черта с два ты не нуждаешься! – вспылил Хоксмит, теряя терпение. – Тебя обвиняют не в краже пакета чипсов, а в убийстве! Скажи же мне, наконец, кто на самом деле застрелил Мэри Лу Беркли – ты или Тедди?
– Я же уже сказала, – раздраженно бросила Мила. – Ее убил Тедди Вашингтон. И я могу это доказать. У меня есть револьвер, из которого застрелили эту чернож… эту Беркли. На нем отпечатки пальцев Тедди.
– Тогда передай этот револьвер мне.
– Я пытаюсь, только это не так просто, когда сидишь под замком.
Уиллард Хоксмит покачал головой. Он не знал, верить ей или нет. Главное – он не понимал, почему Мила не предъявила револьвер сразу, если он у нее действительно был.
«Идиотское занятие – защищать людей, у которых нет ни цента за душой», – подумал он с отвращением. Уиллард Хоксмит давно мечтал попасть на работу в какую-нибудь солидную юридическую фирму, но для этого нужны были деньги, а ему их вечно не хватало. «Интересно, – задумался он, – сколько может отвалить Прайс Вашингтон за собственный револьвер с отпечатками пальцев своего сыночка?»
Хоксмит был уверен, что много.
Ирен скрыла от Прайса, что была в суде в первый день. О том, что собирается пойти и на второе заседание, она также предпочла умолчать. Впрочем, Прайс ни о чем ее не спрашивал и даже не поинтересовался, почему ее не оказалось дома, когда грабитель забрался в особняк и изнасиловал Консуэллу. Очевидно, ему было просто не до того, и Ирен втайне возблагодарила за это бога. С другой стороны, даже Прайс не мог бы заставить ее оставаться дома, когда ее дочь, того и гляди, упрячут в тюрьму до конца жизни.
Еще одной причиной для беспокойства был интерес, проявленный к ней журналистами. Полиция, которая побывала в доме вчера, не обратила никакого внимания на ее происхождение. Правда, следователь, записывавший ее показания, спросил у нее имя и фамилию, а также номер карточки социального страхования, но это было чистой формальностью. Ирен, однако, не сомневалась, что, если пресса возьмется за нее всерьез, ее история очень скоро выплывет наружу, и тогда депортация будет для нее благом.
Машинально качая головой в такт собственным невеселым мыслям, Ирен посмотрела на судью – сурового пожилого мужчину с совершенно седыми волосами. «Что, если он приговорит Милу к пожизненному заключению? – неожиданно подумалось ей. – Или даже к смертной казни?» По калифорнийским законам это было вполне возможно.
При мысли об этом лоб Ирен покрылся испариной. Что она тогда будет делать? Ведь не может же она допустить, чтобы ее Милу просто так взяли и посадили на электрический стул, пусть даже она и совершила то, в чем ее обвиняют! Нужно было что-то придумать, найти какой-то выход…
Но в глубине души Ирен уже давно приготовила ответ. Если Миле будет угрожать пожизненное заключение или смерть, она пойдет к Прайсу и расскажет ему правду о дочери. О его дочери. Может быть, тогда у Милы появится шанс.
За два часа до конца судебного заседания в зал незаметно проскользнул Дюк Браунинг. Чтобы попасть сюда, ему пришлось заплатить целых пять долларов «за место» одному из завсегдатаев судебного присутствия, однако Дюк решил, что должен непременно взглянуть на Милу Капистани. Он хотел иметь четкое представление о человеке, который осмеливается угрожать ему и его драгоценной сестренке.
Мила не показалась ему красивой, но Дюк вынужден был признать, что в ней что-то есть – какая-то дикая, необузданная сексуальность, которая всегда его привлекала.
Интересно будет взглянуть на нее, когда ее вызовут для дачи показаний, подумал Дюк. Он непременно придет в суд, чтобы не пропустить этот момент, но сначала…
Мила даже не подозревала, что человек, сидевший в последнем ряду под балконом, готов ей помочь, но Дюк уже твердо решил, что сегодня вечером он убьет для нее Ленни Голдена – главного свидетеля обвинения.
И когда благодаря ему Мила выйдет на свободу, он вправе будет потребовать от нее соответствующей благодарности.
В ушах у нее болтались серьги с таким количеством бриллиантов, что любой поневоле начал бы сомневаться в их подлинности. На запястьях Джини позвякивали браслеты, а пальцы были унизаны множеством колец, которые, будь они золотыми, могли бы составить годовой бюджет какого-нибудь африканского государства средних размеров.
Сопровождала ее репортерская бригада из «Хардкопи» – одной из самых скандальных газет, с которой Джини договорилась об эксклюзивном интервью. Она сама определила, что даст его на ступеньках здания суда, поэтому, оказавшись на месте, Джини приняла подобающую случаю позу и начала речь. При этом она совершенно не слушала обозревателя, пытавшегося задавать ей какие-то вопросы, но зато лучезарно улыбалась десяткам папарацци, которые трудились в поте лица, снимая ее с разных сторон.
Увидев эту картину, Прайс пришел в ярость. Не менее бурно отреагировали и оба его адвоката.
– Эта корова выглядит как вегасская шлюха на пенсии! – пожаловался Прайс, когда, пробившись в зал, они втроем устроились в уголке. – Что мне хочется больше всего, так это разбить ей морду в кровь!
Она вывела меня из себя, я уже не могу справиться с собой! Просто бешусь от одного ее вида!
– Я вас понимаю, мистер Вашингтон, но, к сожалению, вы не можете себе позволить никаких резкостей, – сказал Димаджо, единственный, кто сохранял видимость спокойствия. Что касалось Гринспена, то его буквально трясло.
– Я вообще запретил ей приезжать сюда! – воскликнул он сдавленно-истерическим шепотом. – Она способна принести нам больше вреда, чем десять прокуроров. Своим дешевым спектаклем Джини настроит присяжных и публику против Тедди, и тогда поручиться за исход дела не сможет никто. Надо срочно что-то сделать, чтобы нейтрализовать ее!
– Это не так просто, – мрачно сказал Прайс, который слишком хорошо знал свою бывшую жену. – Джини просто торчит, когда на нее обращают внимание, а туг такой шанс прославиться на всю страну!
– Но вы можете отказаться платить ей, раз она не выполняет наших требований! – посоветовал Димаджо.
– Вряд ли это сработает, – покачал головой Прайс. – Кроме того, она наверняка получит деньги за интервью от газет и телевидения.
– Да, вы правы, – покачал головой Гринспен. – Похоже, нам от нее не избавиться. Что ж, попробую поговорить с ней еще разок…
– Поговори обязательно, – сказал Прайс. – В конце концов, это просто унизительно. Глядя на эту корову, которая была моей женой, люди могут подумать, что у меня нет никакого вкуса!
– Можно попробовать продать малоформаткам пару ваших свадебных фотографий, – предложил Гринспен. – Тогда все увидят, что со вкусом у вас все в порядке – вовремя женились, вовремя развелись. Кроме того, это может сыграть против Джини. Никому не нравятся женщины, которые способны так распустить себя.
– Нет. – Прайс покачал головой. – Я в этом не нуждаюсь. Я и так знаю, что со мной все в порядке.
Как-нибудь переживу.
Но про себя он решил поговорить с Джини сам.
Не питая никаких особых надежд на то, что она согласится не позорить его и Тедди, Прайс хотел попробовать убедить свою бывшую жену, чтобы она не позорила себя. Это был, пожалуй, единственный аргумент, над которым Джини способна была задуматься.
Во время одиннадцатичасового перерыва Прайс отвел Джини в сторонку и сказал:
– Послушай, Джин, мы договаривались, что в суде ты должна исполнить роль заботливой матери.
Как насчет того, чтобы выполнить свое обещание? И перестань так наряжаться – в этих тряпках ты похожа на какаду!
– Какая, к черту, заботливая мать, когда меня снимают для телевидения?! – с вызовом ответила Джини. – Этим ребятам нужен шик и блеск, потому что обыкновенные люди никого не интересуют. На телевидении меня просто обожают. Завтра я буду для них деть – они сами меня попросили…
– Ты будешь для них… что?! – переспросил Прайс.
– Петь. Я буду для них петь, и меня покажут в вечернем шоу, так что не пропусти. – Она победоносно захихикала. – Теперь в нашей семье две звезды, Прайс!
– О господи!.. – пробормотал он. – Наш сын в беде, а ты думаешь только о себе. Ты нашла золотую жилу и теперь разрабатываешь ее, а на Тедди тебе на, плевать!
– Что же я, по-твоему, должна отказаться от этой замечательной возможности? – с искренним негодованием спросила Джини. – Нет уж, это мой шанс, и я его не упущу. Я слишком долго ждала его, фактически с тех самых пор, когда ты вышвырнул меня.
– Я не вышвыривал тебя. Мы расстались потому, что не могли больше жить вместе. Все эти годы я тебе платил, и платил немало. Что тебе неймется?
– Ты не понимаешь, Прайс! – Джини вздернула свой двойной подбородок. – Да, благодаря тебе я не нуждаюсь в деньгах. Почти не нуждаюсь, – тут же поправилась она. – Но это мой шанс стать знаменитой, и тебе меня не остановить.
– Вот как? – возмутился Прайс. – А о сыне ты забыла? Скажи, ты хотя бы говорила с ним сегодня?
Утешила его? Успокоила?
– Утешила его?! Да я его совсем не знаю! – взвизгнула Джини, но тут же спохватилась и взяла на полтона ниже. – Только не говори об этом парням из «Хардкопи», ладно? – сказала она почти умоляюще. – Они считают, что мы с Тедди – настоящие друзья и что я устрою им интервью с ним. И знаешь что?
Я могу заставить их заплатить за это!
Прайс с презрением покачал головой.
– Дай себе передышку, Джини, – сказал он. – Посиди дома. Я не хочу, чтобы ты появлялась в суде… особенно в таком виде.
– Ничего не выйдет. Прайс! – отрезала Джини. – Тедди – мой сын. И я буду приезжать в суд каждый день!
К обеденному перерыву Мила уже не Находила себе места от беспокойства. Через каждые пятнадцать минут она спрашивала у адвоката, не привезли ли ему револьвер, но он отрицательно качал головой.
– Нет, ничего нет, – сказал он наконец. – Я звонил в свой офис пять минут назад, туда никто не приходил и не звонил. Кстати, кто должен был привезти револьвер?
– Один мой друг, – ответила Мила.
– Как он к нему попал?
– Не твое дело! – нервно огрызнулась она.
– Это мое дело, Мила, – терпеливо сказал Уиллард Хоксмит. – Я – твой адвокат, и ты с самого начала должна была рассказать мне все.
– Почему это я должна была что-то тебе рассказывать?
– Потому что помогать тебе – моя работа.
– А если я не нуждаюсь в твоей помощи?
– Черта с два ты не нуждаешься! – вспылил Хоксмит, теряя терпение. – Тебя обвиняют не в краже пакета чипсов, а в убийстве! Скажи же мне, наконец, кто на самом деле застрелил Мэри Лу Беркли – ты или Тедди?
– Я же уже сказала, – раздраженно бросила Мила. – Ее убил Тедди Вашингтон. И я могу это доказать. У меня есть револьвер, из которого застрелили эту чернож… эту Беркли. На нем отпечатки пальцев Тедди.
– Тогда передай этот револьвер мне.
– Я пытаюсь, только это не так просто, когда сидишь под замком.
Уиллард Хоксмит покачал головой. Он не знал, верить ей или нет. Главное – он не понимал, почему Мила не предъявила револьвер сразу, если он у нее действительно был.
«Идиотское занятие – защищать людей, у которых нет ни цента за душой», – подумал он с отвращением. Уиллард Хоксмит давно мечтал попасть на работу в какую-нибудь солидную юридическую фирму, но для этого нужны были деньги, а ему их вечно не хватало. «Интересно, – задумался он, – сколько может отвалить Прайс Вашингтон за собственный револьвер с отпечатками пальцев своего сыночка?»
Хоксмит был уверен, что много.
Ирен скрыла от Прайса, что была в суде в первый день. О том, что собирается пойти и на второе заседание, она также предпочла умолчать. Впрочем, Прайс ни о чем ее не спрашивал и даже не поинтересовался, почему ее не оказалось дома, когда грабитель забрался в особняк и изнасиловал Консуэллу. Очевидно, ему было просто не до того, и Ирен втайне возблагодарила за это бога. С другой стороны, даже Прайс не мог бы заставить ее оставаться дома, когда ее дочь, того и гляди, упрячут в тюрьму до конца жизни.
Еще одной причиной для беспокойства был интерес, проявленный к ней журналистами. Полиция, которая побывала в доме вчера, не обратила никакого внимания на ее происхождение. Правда, следователь, записывавший ее показания, спросил у нее имя и фамилию, а также номер карточки социального страхования, но это было чистой формальностью. Ирен, однако, не сомневалась, что, если пресса возьмется за нее всерьез, ее история очень скоро выплывет наружу, и тогда депортация будет для нее благом.
Машинально качая головой в такт собственным невеселым мыслям, Ирен посмотрела на судью – сурового пожилого мужчину с совершенно седыми волосами. «Что, если он приговорит Милу к пожизненному заключению? – неожиданно подумалось ей. – Или даже к смертной казни?» По калифорнийским законам это было вполне возможно.
При мысли об этом лоб Ирен покрылся испариной. Что она тогда будет делать? Ведь не может же она допустить, чтобы ее Милу просто так взяли и посадили на электрический стул, пусть даже она и совершила то, в чем ее обвиняют! Нужно было что-то придумать, найти какой-то выход…
Но в глубине души Ирен уже давно приготовила ответ. Если Миле будет угрожать пожизненное заключение или смерть, она пойдет к Прайсу и расскажет ему правду о дочери. О его дочери. Может быть, тогда у Милы появится шанс.
За два часа до конца судебного заседания в зал незаметно проскользнул Дюк Браунинг. Чтобы попасть сюда, ему пришлось заплатить целых пять долларов «за место» одному из завсегдатаев судебного присутствия, однако Дюк решил, что должен непременно взглянуть на Милу Капистани. Он хотел иметь четкое представление о человеке, который осмеливается угрожать ему и его драгоценной сестренке.
Мила не показалась ему красивой, но Дюк вынужден был признать, что в ней что-то есть – какая-то дикая, необузданная сексуальность, которая всегда его привлекала.
Интересно будет взглянуть на нее, когда ее вызовут для дачи показаний, подумал Дюк. Он непременно придет в суд, чтобы не пропустить этот момент, но сначала…
Мила даже не подозревала, что человек, сидевший в последнем ряду под балконом, готов ей помочь, но Дюк уже твердо решил, что сегодня вечером он убьет для нее Ленни Голдена – главного свидетеля обвинения.
И когда благодаря ему Мила выйдет на свободу, он вправе будет потребовать от нее соответствующей благодарности.
Глава 36
Карло не ожидал, что Изабель снова появится в его жизни. О, Изабель!.. Как она была прекрасна и как молода! Ее бледное, тонкой лепки лицо дышало спокойствием и силой, руки были гибки, как виноградные лозы, а тело – восхитительное упругое тело балетной танцовщицы – пробуждало в Карло такое сильное желание, что ради его удовлетворения он был готов на любые безумства. Иными словами, Изабель была единственной женщиной, которую он по-настоящему любил.
Именно Изабель оказалась отчасти повинна в том, что Карло пришлось уехать в Лондон. Точнее, не она, а ее восьмидесятилетний муж – старый маразматик, которому пришло в голову скончаться при довольно странных обстоятельствах. Последовавший скандал и всеобщая – хоть и не подкрепленная никакими уликами – уверенность, что Карло каким-то образом причастен к этой скоропостижной смерти, и вынудили его подчиниться требованиям отца и покинуть Италию.
Он пошел на это, рассчитывая, что после смерти мужа ничто не помешает Изабель связать свою жизнь с ним, но она поступила иначе. Очень скоро ему стало известно, что его возлюбленная уехала из Италии со знаменитым оперным певцом – жирным, жадным и почти таким же старым, как ее первый умерший муж.
Это известие привело Карло в бессильную ярость.
Он хотел наказать Изабель, но это было не в его силах. В Лондоне, куда он отправился как в настоящую ссылку, его удерживали не запреты и не полиция, а банальное отсутствие денег.
Ему казалось, что он никогда ее не простит. Но когда Изабель неожиданно позвонила и Карло услышал ее ангельский голосок, ему тотчас стало ясно, что, как и прежде, он готов для нее на все.
Изабель была, пожалуй, единственной в целом свете женщиной, которая вертела им как хотела. И Карло это даже нравилось.
– Я решила уйти от Марио, – с ходу заявила она. – А ты, говорят, женился?
– Это ничего не значит, – быстро ответил Карло.
– В таком случае, дорогой, нам есть что обсудить, – сказала Изабель вкрадчиво. – Когда мы сможем увидеться?
«Сейчас, сегодня!» – хотелось крикнуть Карло, но он еще должен был позаботиться о Бриджит.
– Завтра, – ответил он. – Наверное, завтра…
Про себя он уже решил, что, пока Бриджит будет проходить «курс лечения» в охотничьем домике, он вполне может позволить себе съездить с Изабель на Сардинию, где у нее была вилла, и отдохнуть недельку-другую на берегу моря.
– Куда ты собрался? – недовольно спросила у Карло мать, которая застала его, когда он укладывал небольшой дорожный чемодан.
– По делу, – коротко ответил Карло.
– По какому делу? – не отставала синьора Витти.
– По личному.
Мать посмотрела на него с презрением. Она была очень зла на Карло за то, что он женился на иностранке, которая к тому же была беременна неизвестно от кого.
– Ты женишься на дешевой шлюхе! – сказала она ему накануне церемонии бракосочетания.
В ответ Карло только усмехнулся:
– Нет, мама, если Бриджит и шлюха, то очень дорогая. Она одна из самых богатых женщин в мире, за ней миллионы и миллионы долларов, которые очень скоро станут нашими. Тогда мы отремонтируем наше поместье и снова заживем как короли.
– У кого-то другого это, может быть, и получилось бы, но только не у тебя, – сердито отрезала синьора Витти. – Ты, конечно, красавчик, но мозгов у тебя – кот наплакал!
Но Карло только усмехнулся. За свои тридцать один год он ни разу не слышал от матери ни слова похвалы.
Не думая больше о Бриджит и о том, как она будет жить все это время одна, Карло сел в самолет и отправился на Сардинию. Первая же неделя, которую он Провел на роскошной вилле Изабель, убедила его, что они просто созданы друг для друга и должны быть вместе.
Чего бы это ни стоило.
– Почему ты тогда сбежала от меня? – спросил он когда после продолжительного купания и занятий любовью они сидели в тени на мраморной веранде и пили охлажденное шампанское.
– Я была дурочка, – ответила Изабель, глядя на него с любовью.
– Что же, теперь ты поумнела? – поинтересовался он.
– Да, – кивнула она. – И я считаю, что мы должны быть вместе.
– Но я женат, – напомнил Карло.
– Ты же сам сказал, что это ничего не значит.
Разведись с ней!
– Моя жена – очень богатая женщина.
– Вот как? – Изабель казалась заинтересованной. – Что ж, это очень удачно, поскольку мое наследство оказалось совсем не таким большим, как я рассчитывала.
– Так вот, – сказал Карло напрямик, – если мы разыграем все по-умному, то через год у меня в руках будет целое состояние. Сначала Бриджит должна родить – это необходимо для того, чтобы у меня было больше прав на денежки Станислопулосов, – ну а потом…
– Потом с ней может произойти несчастный случай, – подхватила Изабель. – Как было с моим первым мужем.
– Твой первый муж был глубоким стариком.
– И тем не менее… – Она ободряюще улыбнулась ему. – Мы должны быть вместе, Карло, – уверенно повторила Изабель. – Но для этого нам нужны деньги – много денег. У нас у обоих весьма дорогостоящие привычки, и ни ты, ни я не сможем отказаться от множества вещей, к которым привыкли.
Карло кивнул. В словах Изабель был резон.
– Предоставь все дело мне, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что в конце концов у меня в руках будет такая сумма, которой нам обоим хватит на всю жизнь.
– Постарайся не разочаровать меня, Карло, – сказала Изабель. – Потому что, если ты сядешь в лужу, мне придется подыскать себе кого-то более удачливого.
Бриджит чувствовала, что совершенно выбилась из сил. Ей казалось, что с тех пор, как она, отчаянно виляя и опасно кренясь, отъехала от охотничьего домика, прошло несколько часов, однако она так и не увидела никакого жилья. Все чаще и чаще ей приходила в голову мысль, что, решившись бежать, она совершила глупость. Карло нисколько не преувеличивал, когда говорил, что охотничий домик стоит в глухом, безлюдном районе, но она не прислушалась к его словам – и вот заблудилась. Теперь даже если бы Бриджит захотела вернуться, она не смогла бы этого сделать, так как по пути несколько раз сворачивала на развилках, выбирая дорогу, которая казалась ей более наезженной, однако где-то, по-видимому, она все же ошиблась. Грунтовый проселок, по которому она ехала теперь, становился все более глухим и заросшим и в конце концов уперся в почти непроходимые заросли ежевики. За ними стеной вставал неприветливый хвойный лес, и Бриджит окончательно убедилась в том, что сегодня удача была не на ее стороне.
Именно Изабель оказалась отчасти повинна в том, что Карло пришлось уехать в Лондон. Точнее, не она, а ее восьмидесятилетний муж – старый маразматик, которому пришло в голову скончаться при довольно странных обстоятельствах. Последовавший скандал и всеобщая – хоть и не подкрепленная никакими уликами – уверенность, что Карло каким-то образом причастен к этой скоропостижной смерти, и вынудили его подчиниться требованиям отца и покинуть Италию.
Он пошел на это, рассчитывая, что после смерти мужа ничто не помешает Изабель связать свою жизнь с ним, но она поступила иначе. Очень скоро ему стало известно, что его возлюбленная уехала из Италии со знаменитым оперным певцом – жирным, жадным и почти таким же старым, как ее первый умерший муж.
Это известие привело Карло в бессильную ярость.
Он хотел наказать Изабель, но это было не в его силах. В Лондоне, куда он отправился как в настоящую ссылку, его удерживали не запреты и не полиция, а банальное отсутствие денег.
Ему казалось, что он никогда ее не простит. Но когда Изабель неожиданно позвонила и Карло услышал ее ангельский голосок, ему тотчас стало ясно, что, как и прежде, он готов для нее на все.
Изабель была, пожалуй, единственной в целом свете женщиной, которая вертела им как хотела. И Карло это даже нравилось.
– Я решила уйти от Марио, – с ходу заявила она. – А ты, говорят, женился?
– Это ничего не значит, – быстро ответил Карло.
– В таком случае, дорогой, нам есть что обсудить, – сказала Изабель вкрадчиво. – Когда мы сможем увидеться?
«Сейчас, сегодня!» – хотелось крикнуть Карло, но он еще должен был позаботиться о Бриджит.
– Завтра, – ответил он. – Наверное, завтра…
Про себя он уже решил, что, пока Бриджит будет проходить «курс лечения» в охотничьем домике, он вполне может позволить себе съездить с Изабель на Сардинию, где у нее была вилла, и отдохнуть недельку-другую на берегу моря.
– Куда ты собрался? – недовольно спросила у Карло мать, которая застала его, когда он укладывал небольшой дорожный чемодан.
– По делу, – коротко ответил Карло.
– По какому делу? – не отставала синьора Витти.
– По личному.
Мать посмотрела на него с презрением. Она была очень зла на Карло за то, что он женился на иностранке, которая к тому же была беременна неизвестно от кого.
– Ты женишься на дешевой шлюхе! – сказала она ему накануне церемонии бракосочетания.
В ответ Карло только усмехнулся:
– Нет, мама, если Бриджит и шлюха, то очень дорогая. Она одна из самых богатых женщин в мире, за ней миллионы и миллионы долларов, которые очень скоро станут нашими. Тогда мы отремонтируем наше поместье и снова заживем как короли.
– У кого-то другого это, может быть, и получилось бы, но только не у тебя, – сердито отрезала синьора Витти. – Ты, конечно, красавчик, но мозгов у тебя – кот наплакал!
Но Карло только усмехнулся. За свои тридцать один год он ни разу не слышал от матери ни слова похвалы.
Не думая больше о Бриджит и о том, как она будет жить все это время одна, Карло сел в самолет и отправился на Сардинию. Первая же неделя, которую он Провел на роскошной вилле Изабель, убедила его, что они просто созданы друг для друга и должны быть вместе.
Чего бы это ни стоило.
– Почему ты тогда сбежала от меня? – спросил он когда после продолжительного купания и занятий любовью они сидели в тени на мраморной веранде и пили охлажденное шампанское.
– Я была дурочка, – ответила Изабель, глядя на него с любовью.
– Что же, теперь ты поумнела? – поинтересовался он.
– Да, – кивнула она. – И я считаю, что мы должны быть вместе.
– Но я женат, – напомнил Карло.
– Ты же сам сказал, что это ничего не значит.
Разведись с ней!
– Моя жена – очень богатая женщина.
– Вот как? – Изабель казалась заинтересованной. – Что ж, это очень удачно, поскольку мое наследство оказалось совсем не таким большим, как я рассчитывала.
– Так вот, – сказал Карло напрямик, – если мы разыграем все по-умному, то через год у меня в руках будет целое состояние. Сначала Бриджит должна родить – это необходимо для того, чтобы у меня было больше прав на денежки Станислопулосов, – ну а потом…
– Потом с ней может произойти несчастный случай, – подхватила Изабель. – Как было с моим первым мужем.
– Твой первый муж был глубоким стариком.
– И тем не менее… – Она ободряюще улыбнулась ему. – Мы должны быть вместе, Карло, – уверенно повторила Изабель. – Но для этого нам нужны деньги – много денег. У нас у обоих весьма дорогостоящие привычки, и ни ты, ни я не сможем отказаться от множества вещей, к которым привыкли.
Карло кивнул. В словах Изабель был резон.
– Предоставь все дело мне, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что в конце концов у меня в руках будет такая сумма, которой нам обоим хватит на всю жизнь.
– Постарайся не разочаровать меня, Карло, – сказала Изабель. – Потому что, если ты сядешь в лужу, мне придется подыскать себе кого-то более удачливого.
Бриджит чувствовала, что совершенно выбилась из сил. Ей казалось, что с тех пор, как она, отчаянно виляя и опасно кренясь, отъехала от охотничьего домика, прошло несколько часов, однако она так и не увидела никакого жилья. Все чаще и чаще ей приходила в голову мысль, что, решившись бежать, она совершила глупость. Карло нисколько не преувеличивал, когда говорил, что охотничий домик стоит в глухом, безлюдном районе, но она не прислушалась к его словам – и вот заблудилась. Теперь даже если бы Бриджит захотела вернуться, она не смогла бы этого сделать, так как по пути несколько раз сворачивала на развилках, выбирая дорогу, которая казалась ей более наезженной, однако где-то, по-видимому, она все же ошиблась. Грунтовый проселок, по которому она ехала теперь, становился все более глухим и заросшим и в конце концов уперся в почти непроходимые заросли ежевики. За ними стеной вставал неприветливый хвойный лес, и Бриджит окончательно убедилась в том, что сегодня удача была не на ее стороне.