Страница:
Около семи тридцати возле дома остановилось такси, и из дверей трехэтажного дома вышел Джимми Лоуренс с Анной и Полли. Они сели в такси и направились в сторону Луп.
Я следовал за ними, гадая, куда они едут?
Оказалось, вниз к озеру, к Выставке.
Там они направились на шоу Салли Рэнд "Улицы Парижа".
10
- Это было прекрасно, - сказала Салли Рэнд, закуривая сигарету. Она сидела на постели, прикрыв грудь шелковой простыней. - Я чувствую, что в этом участвовало твое сердце.
Опершись на взбитую подушку, я тоже сел.
- Пожалуй, мое сердце участвовало в этом, - согласился я и пожал плечами.
Она потрепала меня по щеке своей нежной, с длинными ногтями рукой, ладонь была прохладной. В ее апартаментах с кондиционером все казалось прохладным.
- Что у тебя на уме. Геллер? О чем ты все время думаешь?
- Да ни о чем.
- Хочешь немного вздремнуть? Уже довольно поздно.
Светящиеся стрелки на маленьких круглых хромированных часах, стоявших на прикроватном столике, слабо светились в полумраке спальни. Блики света, заполнявшие комнату, проникали в открытые окна. Тяжелые шторы были раздвинуты, лучи света с Лейк-Шор-Драйв и Голд-Коаст и с мелькающих на озере судов проникали внутрь и омывали нас, словно прохладный голубой бриз.
- Поспи, если хочешь, Элен.
Я по-прежнему называл ее Элен, по крайней мере, в постели. Кажется, ей это нравилось, и думаю, не только это.
Она затушила недокуренную сигарету в круглой стеклянной пепельнице на столике, затем снова повернулась ко мне, ухмыльнувшись.
- Большинство мужчин в этом городке отдали бы все фамильные драгоценности за ночь с Салли Рэнд. А ты почему-то не выглядишь слишком благодарным и довольным.
- Дело не в тебе, правда.
- В чем-то другом?
- Да, в чем-то другом. Ты должна поспать. А я сейчас оденусь и вернусь к себе.
- Черта с два! Ты проведешь эту ночь здесь, нравится тебе это или нет! Будь я проклята, если смирюсь с тем, что ты удерешь отсюда!
Я улыбнулся ей.
- Вовсе не собираюсь удирать. Просто подумал, что составляю тебе паршивую компанию. Я стесняюсь и краснею от того, что делю постель с самой Салли Рэнд, даже зная случайно, что в действительности она Элен Бек из Миссури.
Она ударила меня подушкой. Потом зажгла настольную лампу. Это была полупрозрачная стеклянная трубка с серебряным основанием. Лампа разливала мягкий сияющий свет. Салли наклонилась ко мне, ее красивые груди качнулись. Она поцеловала меня в губы, и поцелуй этот длился секунд тридцать, потом последовал другой.
- Давай, встанем, - сказала она, - и я приготовлю тебе какую-нибудь полуночную еду.
- Уже далеко за полночь.
- Не играй словами.
- У меня нет пижамы. Не будешь ли ты возражать, если я оденусь?
- Буду. Поешь в трусах. Я никому не расскажу. Она встала и грациозно пересекла комнату, словно сцену, потом облачилась в белое шелковое кимоно, подпоясалась и стала ждать, пока я встану с кровати и последую за ней.
Она провела меня через гостиную, мои босые ноги утопали в мягком плюшевом ковре. Комната была словно перенесена из Голливуда, обставленная современной, округлой мебелью - софа, диван, кресла, накрытые какой-то золотистой плетеной тканью. Вся обстановка была белого цвета, даже мраморный камин, над которым висела картина с воздушными орхидеями. По пути на кухню Салли остановилась, чтобы включить лампу на краю светлого столика у софы. Лампа была похожа да свою хозяйку - серебряная обнаженная женщина, держащая круглый кусок матового стекла, за которым маленькая бледная лампочка испускала неяркий свет.
До того, как рухнуть в постель, мы сидели в этой гостиной и пили мартини, который я ненавижу. Но когда сама Салли Рэнд в своих белых великолепно декорированных апартаментах предлагает вам мартини, прежде чем отправиться с вами в постель, можно немного пострадать, полистать, например, большой альбом с вырезками из ее шоу. Здесь были рекламные кадры с ее участием в немом фильме "Париж в полночь" (тогда, в 1926-м, она еще носила свои светло-каштановые волосы), в другом, под названием "Гольф и вдовы" (где она уже блондинка), несколько снимков со съемочной площадки вместе с Де Милли, а также несколько рекламных снимков ее спектакля в "Орфеуме" под названием "Салли и ее ребята". В альбоме я увидел громадное фото ее выхода в образе леди Годивы в "Айн-Артс балл", множество повесток в суд за ее голые танцы (она получила год тюрьмы, но выиграла апелляцию, не просидев и дня). Здесь же было несколько ругательных отзывов о ее выступлениях, распространяемых "лигами против непристойности" (в моем представлении "антинепристойность" во многом похожа на "пропристойность"), и несколько кадров из фильмов, в которых не так давно она снялась вместе с Джорджем Рэфтом. Я сказал ей, что знал Рэфта, но она ответила, что мир тесен, и мы оставили эту тему. При Салли не следовало упоминать знаменитостей.
В белой современной кухне, где светлый мозаичный кафель приятно холодил ступни моих ног, она взбила несколько яиц, а меня заставила очистить несколько апельсинов. Потом приготовила яичницу и тосты, и мы вновь прошли в гостиную, где была включена только одна лампа; огни города проникали сквозь сплошное, во всю стену окно. Мы сели на софу с тарелками на коленях.
- Где ты научилась так кухарить? - спросил я.
- Дома на ферме. К тому же я незамужняя, почти тридцатилетняя женщина. Геллер.
- У тебя неплохо получается, - подтвердил я. - Почему бы тебе не бросить шоу-бизнес и не выйти за меня замуж? Ты смогла бы мне все время готовить. Черт побери, я зарабатываю хорошие деньги. Правда, чтобы заработать столько, сколько ты зарабатываешь в неделю, мне надо год работать.
Она улыбнулась, жуя, потом сказала:
- Если это серьезное предложение, то я должна подумать. Но хорошенько запомни: я никогда не оставлю шоу-бизнес. Придется тебе терпеть меня и моих фанов41.
- А кто эти фаны? В перьях или мужики с разинутыми ртами?
- Фаны вообще. Или ты осуждаешь то, чем я занимаюсь?
- Нет, - ответил я, - это вполне безобидно. И ты хороша в своем деле. Я восхищаюсь тобой. Твое представление действительно очень мило.
- Спасибо, Нат, - сказала она. Она откусила кусочек тоста. Глаза ее сверкнули, уголки рта дрогнули. - Я могу для тебя пойти на многое. В самом деле могу.
- Готов поспорить, что ты говоришь это всем своим парням.
Ее улыбка исчезла. Она не разозлилась, просто стала неожиданно серьезной и положила мягкую, теплую ладонь на мою руку.
- Ты к ним не относишься, Нат. Я не шлюха.
- Я не имел в виду...
- Знаю, но ты имеешь право знать, с кем я сплю. Любой мужчина, который трахал меня на полу моей раздевалки, имеет право думать, что я легкомысленна и... неразборчива в связях. Но это не так. Ты первый мужчина здесь за долгое время. Тот "нефтяной миллионер", которого ты для меня выслеживал, не мог и мечтать, чтобы побывать здесь.
- Ты хочешь сказать, что никогда не готовила ему завтрак?
- Ни разу. Ты меня понял?
- Понял...
- Хорошо. Только то, что я снимаю трусики, чтобы заработать доллар, еще не делает меня...
- Нет, конечно.
Она наклонилась и поцеловала меня.
- Спасибо, Нат.
- Все о'кей, Элен.
Она улыбнулась.
Я решил, что мы закрыли эту тему, но она встала, подошла к окну и рассеянно взглянула на огни Голд-Коаст.
- Все это потому, что я не приучена приглашать мужчин к себе на квартиру. Во мне воспитали честность, веру в торжество добродетели... Но эти ценности человеческой души не приживаются в реальном мире, не так ли, Нат?
- Во всяком случае, не в Чикаго.
- Пожалуй, вообще нигде. Не в эти времена. После Краха42. Как может случиться, что человек, проработавший тридцать лет, вдруг внезапно оказался без работы? Как может случиться, что бизнес, которым занимались целые поколения, вдруг внезапно перестает существовать? У меня были друзья, Нат, которые покончили с собой, выбросившись из окна.
- Дела теперь идут лучше, Элен. Немного лучше.
- Не знаю. Может быть, меня просто мучает чувство вины.
- Почему?
- Потому что я дрянная девчонка и снимаю трусики, чтобы заработать. Не этого хотел от меня мой отец, да и я сама. Я хотела стать балериной, актрисой.
- Девушка должна прокормить себя.
- Да, понимаю, - продолжала она, доедая последний кусок яичницы. Мрачно его дожевывая, сказала: - Может, чувствую себя виноватой потому, что делаю тысячи долларов, расхаживая голой, в то время как мужчины, имеющие семьи, детей, зарабатывают какие-то гроши на фабриках или еще где. Или вообще ничего не получают, потому что не могут найти фабрику, где есть работа для них. Это все неправильно.
- Почему же тогда ты не отдаешь все свои деньги бедным?
- Не говори глупостей! Я не могу накормить весь мир. И я для этого недостаточно хороша. Ты меня не подкалывай!
Я молча пожал плечами, прожевывая кусок яичницы и улыбаясь.
- Не знаю, Нат. Я ем икру, а рядом, в двух кварталах, живут люди, которые получают суп на благотворительных кухнях. Я ношу норку, а беременные женщины в Гувервиллях43 одеты в тряпье. Я плачу пятьсот баксов в месяц субаренды за эту роскошную квартиру какому-то педику, пребывающему во Флориде. А в Маленькой Италии, меньше чем в миле отсюда, семьи ютятся в подвалах за шесть долларов в месяц. Можно ли считать, что меня хоть немного радует мой успех?
Я отхлебнул апельсинового сока.
- Плати свои налоги. Найди церковь, в которую ты могла бы передавать какие-то деньги. Это для начала. Займись какой-нибудь благотворительностью, но не карабкайся на крест. Очень трудно будет удержать всех этих фанов, если твои руки будут прибиты гвоздями к кресту.
Она криво улыбнулась.
- Найдется слишком много развратников, вроде тебя, пытающихся забраться туда вместе со мной.
- Это как раз то, что нужно, - сказал я. - Сейчас тяжелые времена, Элен. Твое сердце может разрываться всякий раз, когда ты идешь по улице и видишь нищету. И ты не так уж много можешь сделать в этой жизни, кроме своей работы, если тебе повезло и ты получила ее, лучшую, какую именно ты можешь делать. И старайся не повредить тем, кто тебе встретится на пути. Купи яблоко у парня на углу, хоть разок, даже если ты не любишь яблоки.
Она внимательно смотрела на меня, бледная и такая красивая, какой я никогда раньше ее не видел.
- Ты молодец. Геллер, - сказала она. - Этот город еще не вышиб из тебя все лучшее.
Я засмеялся.
- Вышибал. Много раз.
- Я делюсь с тобой своими заботами, а между тем ты весь вечер встревожен и озабочен. Что происходит с тобой, Геллер? И почему ты появился без предупреждения на моем шоу вечером в четверг? Ты же собирался прийти в пятницу?
- Просто мне ужасно захотелось увидеть тебя.
- Что гложет тебя, Геллер? Давай же, вываливай!
Я вздохнул, подумав обо всем. Потом сказал:
- Ты можешь хранить тайну?
Она пожала плечами.
- Конечно.
- У тебя много приятелей в газетах, и...
- Обещаю, что это не появится ни в одной из газет.
- Имей в виду, это сенсационный материал для первой полосы. Многие репортеры захотели бы заполучить его.
- Тогда ты должен рассказать мне.
И я рассказал.
Досконально изложил ей все события последней недели, о моем клиенте-коммивояжере, о парне, который может оказаться Диллинджером...
- Понимаю, что в целях безопасности мне нужно закрыть это дело, сказал я, - но чувствую что-то... не знаю, какую-то ответственность за Полли Гамильтон. И не потому... что я разок переспал с ней. Это ничего не означает, просто эпизод. Но мой клиент нанял меня, чтобы я за ней проследил, это уже другое дело. Он нанял меня проследить, обманывает ли она его. Он не платил мне, чтобы я был ее телохранителем или что-то в этом роде. Но он явно беспокоится о ней, и вот я увидел, как она впутывается в опасную ситуацию. Полли может очутиться в центре чертовски кровавой пальбы.
- Ты серьезно думаешь, что федеральные агенты просто начнут палить по Диллинджеру?
- Да, черт побери. А ведь я даже не уверен, что этот парень действительно Диллинджер. Но чувствую определенную ответственность за то, что положу голову бедного негодяя на плаху, даже если он и есть Диллинджер.
Меня не трогает, будет он казнен или нет, это уже депо судьи и присяжных.
- А почему бы тебе просто не предупредить Полли Гамильтон? Вытащить ее из этой заварухи?
Я покачал головой.
- Она не отлипает от парня все эти дни, она живет с ним. Я не могу предупредить ее, не предупредив его.
- Может быть, тебе следует это сделать. Я имею в виду, предупредить его.
- Может быть. Но что если он действительно Диллинджер? Если я подойду слишком близко к нему, то рискую своей головой. Или если он просто укрывается от закона и феды унюхают, что я предупредил его, то сразу я становлюсь сообщником, или пособником, или кем-то в этом роде. Противодействие правосудию, так это называется. Черт... Я просто должен отойти подальше от всего этого, в самом деле, должен.
- Но ведь ты так и заявил Зарковичу - что больше не хочешь участвовать в этом.
- Ты права. Когда я обнаружил, что этот сукин сын вовлечен в дело, то понял - следует выскочить из этого дерьма.
- Ты говорил, что он ловкий тип, да?
- Очень. И настоящий дамский угодник. В Индиане его называют "Неотразимый полицейский".
- А каковы его отношения с этой Анной... Анной, как ее?
- Сейдж. Что ж, как я сказал, он сборщик дани. Он получает деньги от нее, от других "мадам" и передает их большим шишкам, оставляя кое-что себе.
- Ты доверяешь Анне Сейдж?
- Не особенно.
- Но ты ее не подозреваешь в чем-либо?
- Нет.
- А ты не думаешь, что, может быть, она переговорила с этим Зарковичем еще раньше, чем с тобой?
- Думаю, что это возможно... Но к чему ей рассказывать мне о своих подозрениях, если она уже рассказала обо всем Зарковичу?
- : Я работаю в шоу-бизнесе с девяти лет. И могу тебе сказать по собственному опыту, вещи редко бывают такими, какими они кажутся на первый взгляд.
- Что-то я не совсем тебя понимаю.
- Все это дело выглядит каким-то... искусственным. Ты так не считаешь? Я ничего не ответил.
- К тебе вдруг приходит Джон Говард, клиент-коммивояжер, с которым у тебя нет возможности связаться, верно?
Я кивнул.
- Но ты даже не можешь проверить этого парня. Единственный адрес, какой имеешь, это квартира в Аптауне, где живет Полли Гамильтон.
Я снова кивнул.
- И поскольку они не женаты, это не его адрес. Верно?
Я не подумал об этом.
- А он сказал тебе, на какую компанию работает?
Я покачал головой.
- Просто компания по торговле кормами и зерном. Без названия.
- Значит, ты никак не можешь проверить его.
- Да, не могу. Но он сказал, что фирма находится за пределами Гэри. Это может быть отправной точкой.
- Итак, клиент лгал тебе, вывел на Полли Гамильтон и Джимми Лоуренса. Далее, Полли Гамильтон знала тебя через Анну Сейдж. Значит, если Полли в чем-то и замешана, - следи за моей мыслью, Геллер, - она может допустить, что ты будешь пасти ее или попытаешься предупредить - через Анну Сейдж.
Я снова кивнул.
- И Анна Сейдж скормила мне историю с Диллинджером.
- И Анна Сейдж вывела Зарковича на тебя.
- Не могу этого отрицать.
- Возможно, тебя использовали для того, чтобы установить - Диллинджер он или нет.
- Но зачем? Простой анонимный звонок мог бы все решить, если бы они позвонили копам или федам и сказали: "Мы думаем, что видели Диллинджера..." и так далее. И добиться того же результата.
- Я не могу объяснить этого, Геллер. Это ты детектив. Ты должен выяснить все мотивы. А я - я просто хорошо знаю театр и вижу этот спектакль.
Мы убрали посуду на кухне, и вскоре она уже спала рядом со мной. А я лежал с широко открытыми глазами и удивлялся, какая же она умница.
11
Следующее утро, в пятницу, я провел в своем офисе, уточняя по телефону кредитные способности полудюдижины возможных заемщиков. Эту работу я делал для розничной кредитной компании в Джексон-Парк. Она была пока единственной, за которую я мог получить хоть какие-то деньги. Но мысль о части наградных за поимку Диллинджера все это время не покидала меня.
Наступил полдень, и я уже подумывал о хорошем сандвиче, как вдруг ко мне вошел большой мужчина с лицом круглым, как луна, лет тридцати пяти, в сером костюме, такого же цвета шляпе и галстуке. Его лицо было тоже серым. И, казалось, что горячее солнце, прокоптившее за все эти дни жителей Чикаго, его не коснулось.
- Мистер Геллер? - спросил он, снимая шляпу.
- Да, - привстав, ответил я.
- Я Сэм Коули из подразделения расследований. Он прошел вперед и с хмурым выражением лица протянул руку.
Я поднялся из-за стола, чтобы пожать ее, потом жестом предложил сесть.
- Не возражаете, если я сниму пиджак? - спросил он. Очевидно, жара все же донимала его.
Я не стал возражать, так как сам был без пиджака, и этот момент соблюдения протокола показался мне излишним, но искренним. Со скользким Зарковичем все было иначе, он использовал хорошие манеры и обаяние как инструмент в своей работе. Коули был крупный плотно сбитый мужчина, который чувствовал себя немного неловко в общении с людьми. Или, по крайней мере, со мной.
- Я знаю, что вы разговаривали вчера с шефом Пурвином, - сказал он, бросив пиджак на спинку стула. На его рубашке под мышками растекались круги пота.
- Да, разговаривал с шефом Пурвином, - подтвердил я.
- Он проинформировал меня, что вы, возможно, видели Диллинджера.
- Это верно.
Он повертел в руках свою шляпу, держа пальцы на полях, словно крутил баранку автомобиля.
- Нам важна любая информация, какую вы можете предоставить.
- Я... передумал.
- Как это?
Я старался тщательно подбирать слова.
- Чувствую, что поспешил. Я много думал об этом сходстве, о том, может ли быть человек, которого я видел, Диллинджером.
Коули едва заметно покачал головой.
- Да, бывали ложные опознания. Я понимаю ваши колебания.
- Шеф Пурвин произвел на меня впечатление слишком резвого розыскника во всем, что касается Диллинджера. Боюсь, он выстрелит в тетушку Джемину, если вы вдруг покажете на нее пальцем и скажете: "Это Джон".
Мне показалось, что на губах Коули появилось подобие улыбки, но он тут же подавил ее и сказал:
- Шеф Пурвин не единственный в этом расследовании.
- Знаю, читал в газетах, что ваш босс Гувер поручил вам руководство этим делом. Коули поерзал на своем стуле:
- Этого... этого не могло быть в газетах.
- Я умею читать между строк. Ваш босс, мне кажется, умеет ладить с общественным мнением. Он не мог убрать Пурвина после Маленькой Богемии, иначе подорвал бы авторитет подразделения, поэтому вынужден был послать за вами.
Коули сделал широкий успокаивающий жест и сказал:
- Будь что будет - могу заверить, что любая информация, которую вы предоставите в наш офис - мне, - не останется без внимания и не будет использована опрометчиво.
Он тоже тщательно подбирал слова. Я откинулся в кресле, разглядывая его. На первый взгляд этот человек мне понравился - большой, застенчивый медведь, который внушал доверие. Кроме того, он произвел впечатление человека вполне компетентного. Но я опасался, что его компетентность может быть сведена на нет некомпетентностью Пурвина.
- Я соблюдаю интересы моего клиента, - сказал я, - не думаю, что его нужно впутывать в это дело.
Лицо Коули стало жестким, и он ткнул в меня пальцем толщиной с сигару за двадцать пять центов.
- Если вы помогаете и содействуете скрывающемуся преступнику, мистер Геллер, не нужно укрываться условностями своей профессии. Вы не адвокат, а частный детектив. Вы отправитесь в тюрьму.
- Инспектор Коули, - ответил я, изобразив на лице как мне казалось, миролюбивую улыбку, - я не укрываю преступника. Мой клиент не Джон Диллинджер. А всего лишь разъездной коммивояжер и законопослушный гражданин, чья девушка тайно встречается с другим мужчиной.
Коули задумчиво кивнул головой.
- С мужчиной, который может оказаться Диллинджером.
На этот раз уже я указал на него пальцем.
- Вот это выражение мне представляется более точным. С мужчиной, который может оказаться Диллинджером. И, говоря откровенно, если бы я держал по этому поводу пари, то совсем не уверен, что спорил бы против.
Коули демонстративно поднял и опустил мощные плечи.
- Почему бы не прояснить это, выведя нас на этого человека? Мы поговорим с ним, выясним, кто он, проясним все это раз и навсегда.
Я покачал головой и продолжал:
- Последнюю неделю девушка моего клиента проводит с этим человеком дни и ночи. Если я приведу вас к нему, где уверенность в том, что ваш ретивый сослуживец не поприветствует очередью из автомата этого "мужчину, который может быть Диллинджером". У меня нет также уверенности и в том, что нервный Пурвин не распространит это приветствие и на девушку моего клиента.
Коули постарался не обратить внимания на вспышку моего сарказма и просто сказал:
- Может быть, лучшим способом воспрепятствовать этому будет ваше собственное участие в деле?
- Каким же образом?
- Вы продолжаете следить за этим человеком?
- Нет.
- Почему?
- Я выяснил, что требовалось моему клиенту, и выполнил обязательство перед ним. И, кроме того, может быть, вы действительно нашли кого-то в своей конторе, полной мальчиков из колледжа, кто уже смог добиться успеха, выследив меня. Хотя искренне сомневаюсь в этом.
Коули спокойно посмотрел на меня, затем усмехнулся:
- Я тоже сомневаюсь в этом.
Мимо прогрохотал поезд Эль, и мы сидели молча, выжидая, когда затихнет его шум.
Потом Коули сказал:
- У нас были контакты с теми, кто также имел ниточку к Диллинджеру.
- Это интересно.
- С теми, кто видел его на Норт-Сайд.
- Да?
- Да. Они из полиции, но не нашего штата.
- Правда?
- Это полицейские из Восточного Чикаго, штат Индиана.
- Вы шутите.
- Сержант Мартин Заркович и его капитан, человек по фамилии... запамятовал.
- О'Нейли, - помог я.
Коули, притворно удивившись, спросил:
- Вы знаете его?
- Знаю Зарковича. Не думаю, что когда-нибудь встречал О'Нейли, но слышал о нем.
- Что вы думаете о... хм... полиции Восточного Чикаго?
- В целом или в частности?
- И так, и так.
- В общем коррумпирована. В частности - Заркович.
Он улыбнулся и сказал:
- Теперь вы понимаете, почему мы можем использовать подтверждающий источник. В самом деле, если я смогу руководить этим всецело через вас, то буду чувствовать себя спокойнее. И шеф Пурвин тоже.
Это удивило меня.
- В самом деле? Что же создает мне такую надежную репутацию? - спросил я.
- Сравнение с Зарковичем, - невозмутимо сказал Коули.
Это заставило меня улыбнуться.
- Вам придется иметь дело с Зарковичем. Он коп. Почему бы в этом случае не подключить к делу Стеги?
Коули ответил не сразу.
- Слишком мало любви между нашим учреждением и полицией Чикаго. Точнее, мало взаимного уважения и стремления к сотрудничеству.
- Как я понимаю, именно это предопределяет ваше обязательное участие в деле.
- Я не так долго, только с апреля, нахожусь здесь мистер Геллер. Вы знаете это. Но мне потребовалось немного времени, чтобы понять, что чикагскую полицию не очень-то уважают.
- Значит, вы сотрудничаете с полицией Восточного Чикаго. Послушайте, в Чикаго все же есть несколько хороших полицейских, в том числе Стеги. Я знаю. Но наверняка вы слышали, что он не очень высокого мнения обо мне. Несмотря на это, считаю, что с ним можно иметь дело, поверьте мне.
Коули встал, желая размяться. Он подошел к одному из окон и, глядя на Эль, произнес:
- Я слышал, вы честный человек, мистер Геллер.
- Более или менее, - сказал я.
Он улыбнулся, по-прежнему не глядя на меня.
- Это высокая оценка в Чикаго. У нас, хм... есть общий друг, вы знаете.
- Знаю. Элиот Несс.
- Значит, - продолжал Коули, - если я скажу вам кое-что не для записи, вы сохраните это в тайне.
- Я не репортер.
- А если репортер спросит вас, - он внимательно взглянул на меня, или даже судья?
Я кивнул. Он вернулся к стулу, на котором сидел, сказал:
- Заркович и О'Нейли выставили несколько условий. Одно из них заключается в том, чтобы Стеги и чикагская полиция не были вовлечены в... захват Диллинджера.
- Почему вы сделали паузу перед словом "захват"? Он поколебался:
- Это связано с другим их условием.
- Понимаю. Вы согласились с ними?
- Пока еще нет. Вот почему мы хотим привлечь вас, мистер Геллер. Почему бы вам не помочь федеральным властям избежать контактов с запятнавшей себя полицией Восточного Чикаго? Почему бы вам не рассказать о том, что известно, и тем самым избавить нас от сотрудничества с типами вроде Зарковича и О'Нейли?
Я промолчал.
- Ладно, - сказал Коули, давая понять, что завершает разговор, подумайте об этом. Но думайте быстрее. Потому что в любой момент может кое-что произойти.
- И провалиться?
Он медленно кивнул. Надел свой пиджак, шляпу.
- Ваша помощь будет оценена. Так что до завтра?
- Я все обдумаю.
- Почему бы вам не связаться с вашим клиентом, если обеспокоены тем, что его подружка может быть вовлечена в эту историю?
- У меня нет способов связаться с ним. Он сейчас в отъезде, сказал, сам отыщет меня. Но еще не объявлялся.
Коули пожал плечами.
- Но вы детектив. Как он нашел вас? По рекомендации адвоката, Луи Пикета.
- Скажите, инспектор. Вы, конечно, больше знаете о деле Диллинджера, чем я. Кто был адвокатом Диллинджера перед его побегом в прошлом году?
- Это было не в прошлом году, а в феврале, - сказал Коули. - И я удивляюсь, мистер Геллер. Вы говорите, что читаете газеты, а уж они-то порезвились, узнав, что Диллинджер нанял такого златоуста.
Я следовал за ними, гадая, куда они едут?
Оказалось, вниз к озеру, к Выставке.
Там они направились на шоу Салли Рэнд "Улицы Парижа".
10
- Это было прекрасно, - сказала Салли Рэнд, закуривая сигарету. Она сидела на постели, прикрыв грудь шелковой простыней. - Я чувствую, что в этом участвовало твое сердце.
Опершись на взбитую подушку, я тоже сел.
- Пожалуй, мое сердце участвовало в этом, - согласился я и пожал плечами.
Она потрепала меня по щеке своей нежной, с длинными ногтями рукой, ладонь была прохладной. В ее апартаментах с кондиционером все казалось прохладным.
- Что у тебя на уме. Геллер? О чем ты все время думаешь?
- Да ни о чем.
- Хочешь немного вздремнуть? Уже довольно поздно.
Светящиеся стрелки на маленьких круглых хромированных часах, стоявших на прикроватном столике, слабо светились в полумраке спальни. Блики света, заполнявшие комнату, проникали в открытые окна. Тяжелые шторы были раздвинуты, лучи света с Лейк-Шор-Драйв и Голд-Коаст и с мелькающих на озере судов проникали внутрь и омывали нас, словно прохладный голубой бриз.
- Поспи, если хочешь, Элен.
Я по-прежнему называл ее Элен, по крайней мере, в постели. Кажется, ей это нравилось, и думаю, не только это.
Она затушила недокуренную сигарету в круглой стеклянной пепельнице на столике, затем снова повернулась ко мне, ухмыльнувшись.
- Большинство мужчин в этом городке отдали бы все фамильные драгоценности за ночь с Салли Рэнд. А ты почему-то не выглядишь слишком благодарным и довольным.
- Дело не в тебе, правда.
- В чем-то другом?
- Да, в чем-то другом. Ты должна поспать. А я сейчас оденусь и вернусь к себе.
- Черта с два! Ты проведешь эту ночь здесь, нравится тебе это или нет! Будь я проклята, если смирюсь с тем, что ты удерешь отсюда!
Я улыбнулся ей.
- Вовсе не собираюсь удирать. Просто подумал, что составляю тебе паршивую компанию. Я стесняюсь и краснею от того, что делю постель с самой Салли Рэнд, даже зная случайно, что в действительности она Элен Бек из Миссури.
Она ударила меня подушкой. Потом зажгла настольную лампу. Это была полупрозрачная стеклянная трубка с серебряным основанием. Лампа разливала мягкий сияющий свет. Салли наклонилась ко мне, ее красивые груди качнулись. Она поцеловала меня в губы, и поцелуй этот длился секунд тридцать, потом последовал другой.
- Давай, встанем, - сказала она, - и я приготовлю тебе какую-нибудь полуночную еду.
- Уже далеко за полночь.
- Не играй словами.
- У меня нет пижамы. Не будешь ли ты возражать, если я оденусь?
- Буду. Поешь в трусах. Я никому не расскажу. Она встала и грациозно пересекла комнату, словно сцену, потом облачилась в белое шелковое кимоно, подпоясалась и стала ждать, пока я встану с кровати и последую за ней.
Она провела меня через гостиную, мои босые ноги утопали в мягком плюшевом ковре. Комната была словно перенесена из Голливуда, обставленная современной, округлой мебелью - софа, диван, кресла, накрытые какой-то золотистой плетеной тканью. Вся обстановка была белого цвета, даже мраморный камин, над которым висела картина с воздушными орхидеями. По пути на кухню Салли остановилась, чтобы включить лампу на краю светлого столика у софы. Лампа была похожа да свою хозяйку - серебряная обнаженная женщина, держащая круглый кусок матового стекла, за которым маленькая бледная лампочка испускала неяркий свет.
До того, как рухнуть в постель, мы сидели в этой гостиной и пили мартини, который я ненавижу. Но когда сама Салли Рэнд в своих белых великолепно декорированных апартаментах предлагает вам мартини, прежде чем отправиться с вами в постель, можно немного пострадать, полистать, например, большой альбом с вырезками из ее шоу. Здесь были рекламные кадры с ее участием в немом фильме "Париж в полночь" (тогда, в 1926-м, она еще носила свои светло-каштановые волосы), в другом, под названием "Гольф и вдовы" (где она уже блондинка), несколько снимков со съемочной площадки вместе с Де Милли, а также несколько рекламных снимков ее спектакля в "Орфеуме" под названием "Салли и ее ребята". В альбоме я увидел громадное фото ее выхода в образе леди Годивы в "Айн-Артс балл", множество повесток в суд за ее голые танцы (она получила год тюрьмы, но выиграла апелляцию, не просидев и дня). Здесь же было несколько ругательных отзывов о ее выступлениях, распространяемых "лигами против непристойности" (в моем представлении "антинепристойность" во многом похожа на "пропристойность"), и несколько кадров из фильмов, в которых не так давно она снялась вместе с Джорджем Рэфтом. Я сказал ей, что знал Рэфта, но она ответила, что мир тесен, и мы оставили эту тему. При Салли не следовало упоминать знаменитостей.
В белой современной кухне, где светлый мозаичный кафель приятно холодил ступни моих ног, она взбила несколько яиц, а меня заставила очистить несколько апельсинов. Потом приготовила яичницу и тосты, и мы вновь прошли в гостиную, где была включена только одна лампа; огни города проникали сквозь сплошное, во всю стену окно. Мы сели на софу с тарелками на коленях.
- Где ты научилась так кухарить? - спросил я.
- Дома на ферме. К тому же я незамужняя, почти тридцатилетняя женщина. Геллер.
- У тебя неплохо получается, - подтвердил я. - Почему бы тебе не бросить шоу-бизнес и не выйти за меня замуж? Ты смогла бы мне все время готовить. Черт побери, я зарабатываю хорошие деньги. Правда, чтобы заработать столько, сколько ты зарабатываешь в неделю, мне надо год работать.
Она улыбнулась, жуя, потом сказала:
- Если это серьезное предложение, то я должна подумать. Но хорошенько запомни: я никогда не оставлю шоу-бизнес. Придется тебе терпеть меня и моих фанов41.
- А кто эти фаны? В перьях или мужики с разинутыми ртами?
- Фаны вообще. Или ты осуждаешь то, чем я занимаюсь?
- Нет, - ответил я, - это вполне безобидно. И ты хороша в своем деле. Я восхищаюсь тобой. Твое представление действительно очень мило.
- Спасибо, Нат, - сказала она. Она откусила кусочек тоста. Глаза ее сверкнули, уголки рта дрогнули. - Я могу для тебя пойти на многое. В самом деле могу.
- Готов поспорить, что ты говоришь это всем своим парням.
Ее улыбка исчезла. Она не разозлилась, просто стала неожиданно серьезной и положила мягкую, теплую ладонь на мою руку.
- Ты к ним не относишься, Нат. Я не шлюха.
- Я не имел в виду...
- Знаю, но ты имеешь право знать, с кем я сплю. Любой мужчина, который трахал меня на полу моей раздевалки, имеет право думать, что я легкомысленна и... неразборчива в связях. Но это не так. Ты первый мужчина здесь за долгое время. Тот "нефтяной миллионер", которого ты для меня выслеживал, не мог и мечтать, чтобы побывать здесь.
- Ты хочешь сказать, что никогда не готовила ему завтрак?
- Ни разу. Ты меня понял?
- Понял...
- Хорошо. Только то, что я снимаю трусики, чтобы заработать доллар, еще не делает меня...
- Нет, конечно.
Она наклонилась и поцеловала меня.
- Спасибо, Нат.
- Все о'кей, Элен.
Она улыбнулась.
Я решил, что мы закрыли эту тему, но она встала, подошла к окну и рассеянно взглянула на огни Голд-Коаст.
- Все это потому, что я не приучена приглашать мужчин к себе на квартиру. Во мне воспитали честность, веру в торжество добродетели... Но эти ценности человеческой души не приживаются в реальном мире, не так ли, Нат?
- Во всяком случае, не в Чикаго.
- Пожалуй, вообще нигде. Не в эти времена. После Краха42. Как может случиться, что человек, проработавший тридцать лет, вдруг внезапно оказался без работы? Как может случиться, что бизнес, которым занимались целые поколения, вдруг внезапно перестает существовать? У меня были друзья, Нат, которые покончили с собой, выбросившись из окна.
- Дела теперь идут лучше, Элен. Немного лучше.
- Не знаю. Может быть, меня просто мучает чувство вины.
- Почему?
- Потому что я дрянная девчонка и снимаю трусики, чтобы заработать. Не этого хотел от меня мой отец, да и я сама. Я хотела стать балериной, актрисой.
- Девушка должна прокормить себя.
- Да, понимаю, - продолжала она, доедая последний кусок яичницы. Мрачно его дожевывая, сказала: - Может, чувствую себя виноватой потому, что делаю тысячи долларов, расхаживая голой, в то время как мужчины, имеющие семьи, детей, зарабатывают какие-то гроши на фабриках или еще где. Или вообще ничего не получают, потому что не могут найти фабрику, где есть работа для них. Это все неправильно.
- Почему же тогда ты не отдаешь все свои деньги бедным?
- Не говори глупостей! Я не могу накормить весь мир. И я для этого недостаточно хороша. Ты меня не подкалывай!
Я молча пожал плечами, прожевывая кусок яичницы и улыбаясь.
- Не знаю, Нат. Я ем икру, а рядом, в двух кварталах, живут люди, которые получают суп на благотворительных кухнях. Я ношу норку, а беременные женщины в Гувервиллях43 одеты в тряпье. Я плачу пятьсот баксов в месяц субаренды за эту роскошную квартиру какому-то педику, пребывающему во Флориде. А в Маленькой Италии, меньше чем в миле отсюда, семьи ютятся в подвалах за шесть долларов в месяц. Можно ли считать, что меня хоть немного радует мой успех?
Я отхлебнул апельсинового сока.
- Плати свои налоги. Найди церковь, в которую ты могла бы передавать какие-то деньги. Это для начала. Займись какой-нибудь благотворительностью, но не карабкайся на крест. Очень трудно будет удержать всех этих фанов, если твои руки будут прибиты гвоздями к кресту.
Она криво улыбнулась.
- Найдется слишком много развратников, вроде тебя, пытающихся забраться туда вместе со мной.
- Это как раз то, что нужно, - сказал я. - Сейчас тяжелые времена, Элен. Твое сердце может разрываться всякий раз, когда ты идешь по улице и видишь нищету. И ты не так уж много можешь сделать в этой жизни, кроме своей работы, если тебе повезло и ты получила ее, лучшую, какую именно ты можешь делать. И старайся не повредить тем, кто тебе встретится на пути. Купи яблоко у парня на углу, хоть разок, даже если ты не любишь яблоки.
Она внимательно смотрела на меня, бледная и такая красивая, какой я никогда раньше ее не видел.
- Ты молодец. Геллер, - сказала она. - Этот город еще не вышиб из тебя все лучшее.
Я засмеялся.
- Вышибал. Много раз.
- Я делюсь с тобой своими заботами, а между тем ты весь вечер встревожен и озабочен. Что происходит с тобой, Геллер? И почему ты появился без предупреждения на моем шоу вечером в четверг? Ты же собирался прийти в пятницу?
- Просто мне ужасно захотелось увидеть тебя.
- Что гложет тебя, Геллер? Давай же, вываливай!
Я вздохнул, подумав обо всем. Потом сказал:
- Ты можешь хранить тайну?
Она пожала плечами.
- Конечно.
- У тебя много приятелей в газетах, и...
- Обещаю, что это не появится ни в одной из газет.
- Имей в виду, это сенсационный материал для первой полосы. Многие репортеры захотели бы заполучить его.
- Тогда ты должен рассказать мне.
И я рассказал.
Досконально изложил ей все события последней недели, о моем клиенте-коммивояжере, о парне, который может оказаться Диллинджером...
- Понимаю, что в целях безопасности мне нужно закрыть это дело, сказал я, - но чувствую что-то... не знаю, какую-то ответственность за Полли Гамильтон. И не потому... что я разок переспал с ней. Это ничего не означает, просто эпизод. Но мой клиент нанял меня, чтобы я за ней проследил, это уже другое дело. Он нанял меня проследить, обманывает ли она его. Он не платил мне, чтобы я был ее телохранителем или что-то в этом роде. Но он явно беспокоится о ней, и вот я увидел, как она впутывается в опасную ситуацию. Полли может очутиться в центре чертовски кровавой пальбы.
- Ты серьезно думаешь, что федеральные агенты просто начнут палить по Диллинджеру?
- Да, черт побери. А ведь я даже не уверен, что этот парень действительно Диллинджер. Но чувствую определенную ответственность за то, что положу голову бедного негодяя на плаху, даже если он и есть Диллинджер.
Меня не трогает, будет он казнен или нет, это уже депо судьи и присяжных.
- А почему бы тебе просто не предупредить Полли Гамильтон? Вытащить ее из этой заварухи?
Я покачал головой.
- Она не отлипает от парня все эти дни, она живет с ним. Я не могу предупредить ее, не предупредив его.
- Может быть, тебе следует это сделать. Я имею в виду, предупредить его.
- Может быть. Но что если он действительно Диллинджер? Если я подойду слишком близко к нему, то рискую своей головой. Или если он просто укрывается от закона и феды унюхают, что я предупредил его, то сразу я становлюсь сообщником, или пособником, или кем-то в этом роде. Противодействие правосудию, так это называется. Черт... Я просто должен отойти подальше от всего этого, в самом деле, должен.
- Но ведь ты так и заявил Зарковичу - что больше не хочешь участвовать в этом.
- Ты права. Когда я обнаружил, что этот сукин сын вовлечен в дело, то понял - следует выскочить из этого дерьма.
- Ты говорил, что он ловкий тип, да?
- Очень. И настоящий дамский угодник. В Индиане его называют "Неотразимый полицейский".
- А каковы его отношения с этой Анной... Анной, как ее?
- Сейдж. Что ж, как я сказал, он сборщик дани. Он получает деньги от нее, от других "мадам" и передает их большим шишкам, оставляя кое-что себе.
- Ты доверяешь Анне Сейдж?
- Не особенно.
- Но ты ее не подозреваешь в чем-либо?
- Нет.
- А ты не думаешь, что, может быть, она переговорила с этим Зарковичем еще раньше, чем с тобой?
- Думаю, что это возможно... Но к чему ей рассказывать мне о своих подозрениях, если она уже рассказала обо всем Зарковичу?
- : Я работаю в шоу-бизнесе с девяти лет. И могу тебе сказать по собственному опыту, вещи редко бывают такими, какими они кажутся на первый взгляд.
- Что-то я не совсем тебя понимаю.
- Все это дело выглядит каким-то... искусственным. Ты так не считаешь? Я ничего не ответил.
- К тебе вдруг приходит Джон Говард, клиент-коммивояжер, с которым у тебя нет возможности связаться, верно?
Я кивнул.
- Но ты даже не можешь проверить этого парня. Единственный адрес, какой имеешь, это квартира в Аптауне, где живет Полли Гамильтон.
Я снова кивнул.
- И поскольку они не женаты, это не его адрес. Верно?
Я не подумал об этом.
- А он сказал тебе, на какую компанию работает?
Я покачал головой.
- Просто компания по торговле кормами и зерном. Без названия.
- Значит, ты никак не можешь проверить его.
- Да, не могу. Но он сказал, что фирма находится за пределами Гэри. Это может быть отправной точкой.
- Итак, клиент лгал тебе, вывел на Полли Гамильтон и Джимми Лоуренса. Далее, Полли Гамильтон знала тебя через Анну Сейдж. Значит, если Полли в чем-то и замешана, - следи за моей мыслью, Геллер, - она может допустить, что ты будешь пасти ее или попытаешься предупредить - через Анну Сейдж.
Я снова кивнул.
- И Анна Сейдж скормила мне историю с Диллинджером.
- И Анна Сейдж вывела Зарковича на тебя.
- Не могу этого отрицать.
- Возможно, тебя использовали для того, чтобы установить - Диллинджер он или нет.
- Но зачем? Простой анонимный звонок мог бы все решить, если бы они позвонили копам или федам и сказали: "Мы думаем, что видели Диллинджера..." и так далее. И добиться того же результата.
- Я не могу объяснить этого, Геллер. Это ты детектив. Ты должен выяснить все мотивы. А я - я просто хорошо знаю театр и вижу этот спектакль.
Мы убрали посуду на кухне, и вскоре она уже спала рядом со мной. А я лежал с широко открытыми глазами и удивлялся, какая же она умница.
11
Следующее утро, в пятницу, я провел в своем офисе, уточняя по телефону кредитные способности полудюдижины возможных заемщиков. Эту работу я делал для розничной кредитной компании в Джексон-Парк. Она была пока единственной, за которую я мог получить хоть какие-то деньги. Но мысль о части наградных за поимку Диллинджера все это время не покидала меня.
Наступил полдень, и я уже подумывал о хорошем сандвиче, как вдруг ко мне вошел большой мужчина с лицом круглым, как луна, лет тридцати пяти, в сером костюме, такого же цвета шляпе и галстуке. Его лицо было тоже серым. И, казалось, что горячее солнце, прокоптившее за все эти дни жителей Чикаго, его не коснулось.
- Мистер Геллер? - спросил он, снимая шляпу.
- Да, - привстав, ответил я.
- Я Сэм Коули из подразделения расследований. Он прошел вперед и с хмурым выражением лица протянул руку.
Я поднялся из-за стола, чтобы пожать ее, потом жестом предложил сесть.
- Не возражаете, если я сниму пиджак? - спросил он. Очевидно, жара все же донимала его.
Я не стал возражать, так как сам был без пиджака, и этот момент соблюдения протокола показался мне излишним, но искренним. Со скользким Зарковичем все было иначе, он использовал хорошие манеры и обаяние как инструмент в своей работе. Коули был крупный плотно сбитый мужчина, который чувствовал себя немного неловко в общении с людьми. Или, по крайней мере, со мной.
- Я знаю, что вы разговаривали вчера с шефом Пурвином, - сказал он, бросив пиджак на спинку стула. На его рубашке под мышками растекались круги пота.
- Да, разговаривал с шефом Пурвином, - подтвердил я.
- Он проинформировал меня, что вы, возможно, видели Диллинджера.
- Это верно.
Он повертел в руках свою шляпу, держа пальцы на полях, словно крутил баранку автомобиля.
- Нам важна любая информация, какую вы можете предоставить.
- Я... передумал.
- Как это?
Я старался тщательно подбирать слова.
- Чувствую, что поспешил. Я много думал об этом сходстве, о том, может ли быть человек, которого я видел, Диллинджером.
Коули едва заметно покачал головой.
- Да, бывали ложные опознания. Я понимаю ваши колебания.
- Шеф Пурвин произвел на меня впечатление слишком резвого розыскника во всем, что касается Диллинджера. Боюсь, он выстрелит в тетушку Джемину, если вы вдруг покажете на нее пальцем и скажете: "Это Джон".
Мне показалось, что на губах Коули появилось подобие улыбки, но он тут же подавил ее и сказал:
- Шеф Пурвин не единственный в этом расследовании.
- Знаю, читал в газетах, что ваш босс Гувер поручил вам руководство этим делом. Коули поерзал на своем стуле:
- Этого... этого не могло быть в газетах.
- Я умею читать между строк. Ваш босс, мне кажется, умеет ладить с общественным мнением. Он не мог убрать Пурвина после Маленькой Богемии, иначе подорвал бы авторитет подразделения, поэтому вынужден был послать за вами.
Коули сделал широкий успокаивающий жест и сказал:
- Будь что будет - могу заверить, что любая информация, которую вы предоставите в наш офис - мне, - не останется без внимания и не будет использована опрометчиво.
Он тоже тщательно подбирал слова. Я откинулся в кресле, разглядывая его. На первый взгляд этот человек мне понравился - большой, застенчивый медведь, который внушал доверие. Кроме того, он произвел впечатление человека вполне компетентного. Но я опасался, что его компетентность может быть сведена на нет некомпетентностью Пурвина.
- Я соблюдаю интересы моего клиента, - сказал я, - не думаю, что его нужно впутывать в это дело.
Лицо Коули стало жестким, и он ткнул в меня пальцем толщиной с сигару за двадцать пять центов.
- Если вы помогаете и содействуете скрывающемуся преступнику, мистер Геллер, не нужно укрываться условностями своей профессии. Вы не адвокат, а частный детектив. Вы отправитесь в тюрьму.
- Инспектор Коули, - ответил я, изобразив на лице как мне казалось, миролюбивую улыбку, - я не укрываю преступника. Мой клиент не Джон Диллинджер. А всего лишь разъездной коммивояжер и законопослушный гражданин, чья девушка тайно встречается с другим мужчиной.
Коули задумчиво кивнул головой.
- С мужчиной, который может оказаться Диллинджером.
На этот раз уже я указал на него пальцем.
- Вот это выражение мне представляется более точным. С мужчиной, который может оказаться Диллинджером. И, говоря откровенно, если бы я держал по этому поводу пари, то совсем не уверен, что спорил бы против.
Коули демонстративно поднял и опустил мощные плечи.
- Почему бы не прояснить это, выведя нас на этого человека? Мы поговорим с ним, выясним, кто он, проясним все это раз и навсегда.
Я покачал головой и продолжал:
- Последнюю неделю девушка моего клиента проводит с этим человеком дни и ночи. Если я приведу вас к нему, где уверенность в том, что ваш ретивый сослуживец не поприветствует очередью из автомата этого "мужчину, который может быть Диллинджером". У меня нет также уверенности и в том, что нервный Пурвин не распространит это приветствие и на девушку моего клиента.
Коули постарался не обратить внимания на вспышку моего сарказма и просто сказал:
- Может быть, лучшим способом воспрепятствовать этому будет ваше собственное участие в деле?
- Каким же образом?
- Вы продолжаете следить за этим человеком?
- Нет.
- Почему?
- Я выяснил, что требовалось моему клиенту, и выполнил обязательство перед ним. И, кроме того, может быть, вы действительно нашли кого-то в своей конторе, полной мальчиков из колледжа, кто уже смог добиться успеха, выследив меня. Хотя искренне сомневаюсь в этом.
Коули спокойно посмотрел на меня, затем усмехнулся:
- Я тоже сомневаюсь в этом.
Мимо прогрохотал поезд Эль, и мы сидели молча, выжидая, когда затихнет его шум.
Потом Коули сказал:
- У нас были контакты с теми, кто также имел ниточку к Диллинджеру.
- Это интересно.
- С теми, кто видел его на Норт-Сайд.
- Да?
- Да. Они из полиции, но не нашего штата.
- Правда?
- Это полицейские из Восточного Чикаго, штат Индиана.
- Вы шутите.
- Сержант Мартин Заркович и его капитан, человек по фамилии... запамятовал.
- О'Нейли, - помог я.
Коули, притворно удивившись, спросил:
- Вы знаете его?
- Знаю Зарковича. Не думаю, что когда-нибудь встречал О'Нейли, но слышал о нем.
- Что вы думаете о... хм... полиции Восточного Чикаго?
- В целом или в частности?
- И так, и так.
- В общем коррумпирована. В частности - Заркович.
Он улыбнулся и сказал:
- Теперь вы понимаете, почему мы можем использовать подтверждающий источник. В самом деле, если я смогу руководить этим всецело через вас, то буду чувствовать себя спокойнее. И шеф Пурвин тоже.
Это удивило меня.
- В самом деле? Что же создает мне такую надежную репутацию? - спросил я.
- Сравнение с Зарковичем, - невозмутимо сказал Коули.
Это заставило меня улыбнуться.
- Вам придется иметь дело с Зарковичем. Он коп. Почему бы в этом случае не подключить к делу Стеги?
Коули ответил не сразу.
- Слишком мало любви между нашим учреждением и полицией Чикаго. Точнее, мало взаимного уважения и стремления к сотрудничеству.
- Как я понимаю, именно это предопределяет ваше обязательное участие в деле.
- Я не так долго, только с апреля, нахожусь здесь мистер Геллер. Вы знаете это. Но мне потребовалось немного времени, чтобы понять, что чикагскую полицию не очень-то уважают.
- Значит, вы сотрудничаете с полицией Восточного Чикаго. Послушайте, в Чикаго все же есть несколько хороших полицейских, в том числе Стеги. Я знаю. Но наверняка вы слышали, что он не очень высокого мнения обо мне. Несмотря на это, считаю, что с ним можно иметь дело, поверьте мне.
Коули встал, желая размяться. Он подошел к одному из окон и, глядя на Эль, произнес:
- Я слышал, вы честный человек, мистер Геллер.
- Более или менее, - сказал я.
Он улыбнулся, по-прежнему не глядя на меня.
- Это высокая оценка в Чикаго. У нас, хм... есть общий друг, вы знаете.
- Знаю. Элиот Несс.
- Значит, - продолжал Коули, - если я скажу вам кое-что не для записи, вы сохраните это в тайне.
- Я не репортер.
- А если репортер спросит вас, - он внимательно взглянул на меня, или даже судья?
Я кивнул. Он вернулся к стулу, на котором сидел, сказал:
- Заркович и О'Нейли выставили несколько условий. Одно из них заключается в том, чтобы Стеги и чикагская полиция не были вовлечены в... захват Диллинджера.
- Почему вы сделали паузу перед словом "захват"? Он поколебался:
- Это связано с другим их условием.
- Понимаю. Вы согласились с ними?
- Пока еще нет. Вот почему мы хотим привлечь вас, мистер Геллер. Почему бы вам не помочь федеральным властям избежать контактов с запятнавшей себя полицией Восточного Чикаго? Почему бы вам не рассказать о том, что известно, и тем самым избавить нас от сотрудничества с типами вроде Зарковича и О'Нейли?
Я промолчал.
- Ладно, - сказал Коули, давая понять, что завершает разговор, подумайте об этом. Но думайте быстрее. Потому что в любой момент может кое-что произойти.
- И провалиться?
Он медленно кивнул. Надел свой пиджак, шляпу.
- Ваша помощь будет оценена. Так что до завтра?
- Я все обдумаю.
- Почему бы вам не связаться с вашим клиентом, если обеспокоены тем, что его подружка может быть вовлечена в эту историю?
- У меня нет способов связаться с ним. Он сейчас в отъезде, сказал, сам отыщет меня. Но еще не объявлялся.
Коули пожал плечами.
- Но вы детектив. Как он нашел вас? По рекомендации адвоката, Луи Пикета.
- Скажите, инспектор. Вы, конечно, больше знаете о деле Диллинджера, чем я. Кто был адвокатом Диллинджера перед его побегом в прошлом году?
- Это было не в прошлом году, а в феврале, - сказал Коули. - И я удивляюсь, мистер Геллер. Вы говорите, что читаете газеты, а уж они-то порезвились, узнав, что Диллинджер нанял такого златоуста.