Страница:
— Прекрати немедленно! Кругом люди. Мамы нет, но не вздумай больше плакать. Этим ты ей все равно не поможешь.
Дэнни искоса наблюдал за этой сценой. Будь он постарше, то осознал бы, что ему нравится Бекки, как может девочка нравиться мальчику. Но не только поэтому ему стало жалко Бекки. Конечно, прошедшей страшной ночью она осталась без мамы, так же как он — без папы, но ей, бедняжке, не повезло еще и с отцом. Он не успокаивал ее, нет; он приказал ей заткнуться, а ведь она еще совсем маленькая, скучает по маме и не понимает, ЧТО с ней случилось. Поначалу Дэнни думал, что, быть может, мистер Лабстрэм неприятен только внешне, а на самом деле ничего. Но эта коротенькая сценка показала ему, что он отвратителен не только наружностью, и Дэнни чуть ли не возненавидел его, хотя, по правде сказать, после смерти родителей мальчик почти разучился ненавидеть. Ударил бы его сейчас Джонни, даже поколотил бы, Дэнни не смог бы даже рассердиться на него. Он бы только улыбнулся и сказал брату: «Я все равно люблю тебя, Джонни. Ты — мой брат». Дэнни было жаль Бекки, но вмешиваться он не посмел; это вряд ли бы что-нибудь изменило. К счастью, Бекки перестала плакать, заснула и спала (или просто лежала с закрытыми глазами) почти до вечера. Затем, когда сели ужинать, она уже не спрашивала про мать. Дэнни просто чувствовал (к тому же лежал близко от него), как от мистера Лабстрэма исходит дух агрессии. Да, большинство из находившихся в аптеке людей были в дурном настроении, и конечно же их недовольство так или иначе обращалось на кого-то определенного. Во всяком случае, мало кто обвинял во всем только себя или только дьявола (без его помощников в виде такого-то) или не обвинял никого. Но мистер Лабстрэм и тут, казалось, превзошел их всех, вместе взятых. В какой-то момент Дэнни даже подумал, что лучше было бы, если б мистер Лабстрэм расположился в другом конце аптеки. Но тут же вспомнил про Бекки и решил, что лучше так, как есть. Ненавидеть и испытывать неприязнь к людям Дэнни почти разучился, а вот его способность любить или просто восхищаться кем-либо стала еще сильнее. И прелестная дочь с лихвой компенсировала уродство своего отца. После ужина Дэнни на секунду задержал взгляд на мистере Лабстрэме; лица его, конечно, он не мог видеть, но, как показалось мальчику, тот оглядывал присутствующих. Дэнни не обладал даром предвидения, поэтому не тревожился. Что поделаешь? Такой уж неприятный человек, постоянно чем-то недоволен; не сказал даже спасибо разносившим ужин мистеру Маркусу и одной женщине, которая подавала ему и Бекки бутерброды; уже несколько раз, ничуть не стесняясь, открыто демонстрировал полнейшее неуважение к окружавшим его людям. Ничего страшного, пусть бесится про себя, это не так уж серьезно Здесь почти ни у кого не увидишь на лице улыбки, а мистер Лабстрэм всего лишь обладатель самой неприятной внешности, по крайней мере среди присутствующих, хотя дочь у него просто замечательная. И Дэнни выкинул из головы мистера Лабстрэма. Как оказалось, он ошибался.
Дэнни не видел лица Лабстрэма, но, судя по всему, его слова были адресованы мистеру Маркусу, который что-то делал у стойки со слабительными и желудочными средствами. Что-то в тоне Лабстрэма очень не понравилось Дэнни. Не понравилось еще больше, чем его предыдущие высказывания. Дэнни полулежал, опираясь на локоть, но теперь, стараясь не привлекать внимание мистера Лабстрэма, сел, словно насторожившаяся белка, почуявшая в лесу запах дыма. Почти никто еще не спал, только в противоположном углу помещения кто-то храпел. Рядом с Дэнни тихо посапывала тетя Берта. «Джонни затих, наверное, спит», — подумал Дэнни. Никто, за исключением двух-трех человек, не слышал мистера Лабстрэма, и именно это обстоятельство насторожило Дэнни. До этого Брэд высказывался нарочито громко, чтобы все знали, как сильно он недоволен теперешней ситуацией и что все они, хоть и находятся в равном с ним положении, также причиняют ему неудобство. Но он ХОРОШИЙ, поэтому терпит их. Однако на этот раз он говорил себе под нос, как будто подбадривал сам себя. Это был уже не просто недовольный всем и всеми человек, а тот, кто не желает и не намерен больше мириться со всем тем, что ему не по душе.
— Нет, мне надоело копошиться в этом дерьме! — вновь подал голос мистер Лабстрэм. — Стадо баранов, нет, не баранов, овец! — Он начал шарить по карманам куртки.
Дэнни, уже окончательно встревоженный, внимательно следил за Брэдом. «Этот человек становится опасен, — пронеслось в голове у Дэнни, как будто эту мысль кто-то ему подбросил извне, — от него можно ждать чего угодно». Но девятилетний мальчик, каким был Дэнни, не мог одним грозным окриком поставить мистера Лабстрэма на место; ему оставалось только ждать и надеяться, что Брэд не натворит чего-нибудь непоправимого. Мистер Лабстрэм тем временем что-то извлек из внутреннего кармана куртки. Затем он поднес руку ко рту, и Дэнни понял, что это сигарета. Брэд курил «Монтану». Все курящие выходили к черному ходу и там приоткрывали маленькое окошечко, выпуская в него дым. Так делал раз пять и сам мистер Лабстрэм, но сейчас он собирался закурить прямо ВНУТРИ помещения. Не нужно быть знатоком человеческой природы, чтобы догадаться о том, что кому-нибудь из разместившихся в аптеке ОБЯЗАТЕЛЬНО НЕ ПОНРАВИТСЯ это, и кто-нибудь СКАЖЕТ об этом мистеру Лабстрэму. Как повернутся дальнейшие события, оставалось только гадать, но что не вызывало сомнений — так это то, что мистер Лабстрэм вряд ли извинится, затушив при этом сигарету, или, на худой конец, непринужденно промарширует (пусть и с недовольной миной на лице, бурча себе под нос) к черному ходу. Дэнни почувствовал, как у него лоб покрылся испариной, руки внезапно стали влажными и холодными. Он вдруг подумал, что тетя Берта спит и знать не знает о надвигающейся буре. Теперь, даже несмотря на Бекки, Дэнни Шилдс очень сожалел, что мистер Лабстрэм расположился так близко от них. Эта близость пугала его. Он чувствовал угрозу, исходившую от Брэда, как чует ее собака, глядя на приближающегося к ней человека с палкой за спиной. ЧИРК! В полумрака засветился огонек, мистер Лабстрэм поднес спичку к сигарете. У него кончился газ в зажигалке, и он был вынужден пользоваться спичками. Брэд с наслаждением (будто он был один в лесу у костра, а не в закрытом помещении, где находились женщины и дети, а воздух и так был не очень чист) затянулся, выпустил сизый дым и… бросил спичку на пол. Дэнни вдруг потянуло кашлянуть, но он сдержался. Казалось, издай он хоть звук, и мистер Лабстрэм именно на него обрушит поток неистовой злобы, прорвавшей плотину длительного самоограничения. Брэд был бензоколонкой, на которой разлили цистерну бензина. По закону подлости именно в этот момент должен появиться какой-нибудь бестолковый подросток, который, затянувшись сигаретой, уронит непотушенную спичку. А Брэд растекался, словно лужа бензина, чтобы занять побольше места, чтобы, не дай Бог, этот идиот не промазал. В горле становилось горячо, ужасный ком, казалось, растет, пытаясь всеми силами прорваться кашлем. Нет, он ни за что не закашляет, тем более что рядом с ним брат и тетя. Мистер Лабстрэм сделал уже две затяжки, когда наконец Маркус обернулся, почувствовав дым. Рядом с ним находились две свечи, и Дэнни, внезапно забыв о раздиравшем его кашле, постарался рассмотреть лицо мистера Маркуса. Хозяин аптеки был удивлен, как ребенок, увидевший небывалый фокус. Одновременно его лицо выглядело растерянным, как будто Маркус не был уверен, что не ошибается. Дэнни затаил дыхание, ему ужасно захотелось разбудить тетю, но он не знал, изменит ли это что-нибудь. Сложив губы в форме буквы «О», мистер Лабстрэм выпустил дым в третий раз.
— Брэд? — Голос аптекаря звучал как вопрос — Брэд! — Мистер Маркус сделал шаг к Лабстрэму. Теперь он окончательно убедился, что не ошибся и что в аптеке действительно закурили. Конечно, столь вопиющее пренебрежение естественными неписаными правилами поначалу сбило его с толку и замедлило реакцию, но это не могло длиться долго. — Брэд, что ты делаешь? — Но в голосе аптекаря по-прежнему слышалось недоумение. — Почему ты куришь… здесь?
Лабстрэм не удостоил Маркуса ответом. Он не спеша затянулся еще два раза. Сигарета уже стала наполовину короче. Человек пять — семь тоже заметили, что Лабстрэм курит, а Маркус стоит в нескольких шагах от него, ожидая ответа на свой вопрос. Почти все разговоры смолкли, только в дальнем углу, откуда несся храп, две женщины о чем-то горячо спорили. Люди, которых видел Дэнни, вдруг показались ему какими-то нереальными. На миг ему померещилось, что он видит их НАСКВОЗЬ и у всех внутренности как будто покрыты копотью. Но это видение пропало так же внезапно, как появилось, и Дэнни понял, что он просто смотрит на людей сквозь клубы дыма, выпускаемые мистером Лабстрэмом. Но дрожь, которую нагнало на него это страшное видение, никак не проходила, словно он стоял на пронизывающем ветру.
— Брэд! — снова окликнул Маркус мистера Лабстрэма. — Ты что, не слышишь меня? Я не понял, почему ты здесь куришь?
Мистер Лабстрэм после очередной длинной затяжки развязно заговорил:
— Ты что, боишься разориться, если вдруг твои хреновые пилюльки прокурятся и их больше никто не купит?
Дэнни знал, что мистер Лабстрэм чуть ли не единственный безработный в Оруэлле. Естественно, на таких людей, как Маркус, он смотрел без особой любви. При желании Брэд мог найти сносную работу, но кое-как перебивался, не желая марать руки. О себе он был такого высокого мнения, что ни за что не согласился бы на работу, которую считают не очень престижной. Попросту говоря, Лабстрэм хотел намного больше получать, чем давать. Маркус растерянно уставился на него, не понимая, зачем понадобились Лабстрэму эти злые, язвительные намеки.
— При чем… тут… это, Брэд? — невнятно пробормотал он. — Ты…
— Ладно! — громко перебил аптекаря мистер Лабстрэм. — Я уже накурился! — Брэд ткнул окурком в пол, как в огромную пепельницу, затушил, так и оставив его в виде миниатюрного столбика. Маркус посмотрел на окурок, открыл рот, но так и ничего не сказал. Лабстрэм резко поднялся. — Значит, так, — как ни в чем не бывало сказал он. — Положи мне с десяток сандвичей, три пакета молока, три «Буша», и мы в расчете. Я сваливаю отсюда. Мне надоел этот свинарник! — Лабстрэм засунул руки в карманы брюк.
В аптеке стояла могильная тишина, даже некий джентльмен перестал храпеть, словно и ему захотелось узнать, чем все это закончится. Каждый чувствовал явственный запах грозы. Никто не произносил ни слова; было заметно, что все удивлены не меньше, чем встревожены. Никто, естественно, не ожидал, что их и без того ужасное положение вдруг вознамерится ухудшить еще больше… и кто же? — один из них.
— Брэд, — неуверенно произнес Маркус — Я не…
— Обожди! — резко сказал Лабстрэм. — Я что, не имею права уйти отсюда? — Он направил на аптекаря указательный палец левой руки, как пистолет.
— Нет, конечно, име…
— Тогда в чем проблема? Я могу, и я уйду! Но ты должен дать мне часть съестных припасов. Это справедливо.
— Брэд, ты слишком…
— Мне надоел этот свинарник! — перебил в который раз Маркуса Лабстрэм. — И я хочу убраться отсюда. Здесь уже воняет!
— Что ты мелешь? — Лицо Маркуса побагровело. — Я…
— Заверни мне сандвичи, — прошипел мистер Лабстрэм.
Дэнни неожиданно отметил про себя, что выкуренная сигарета канула в небытие, как будто ее и не существовало никогда. Дым почти рассеялся, и мистер Маркус обнаружил достаточно проблем и без курения в неположенном месте.
— Я не понял, — хрипло сказал аптекарь.
— Тогда соображай побыстрее, потому что я спешу! — вызывающе прокаркал мистер Лабстрэм. Он спокойно поправил вылезший из штанов свитер и принялся перебирать содержимое карманов.
— Брэд! — выдохнул Маркус, голос его дрожал. — По-моему, ты… много на себя берешь. Тебе не кажется?
— Нет, не кажется, — ледяным тоном отпарировал Лабстрэм. — И чего ты стоишь? — быстро спросил он, пытаясь показать, что крайне удивлен этим. — Заверни нам с дочерью еды, и ты больше меня не увидишь.
Дэнни заметил, как с пола в дальнем конце аптеки кто-то поднялся.
— По-моему, ты не понимаешь, Брэд, в какой ситуации мы все оказались, — сказал Маркус. — И требу…
— Те-о-рен! — произнес по слогам имя Маркуса мистер Лабстрэм. — Я хочу уйти отсюда и имею на это полное право. Мне надоели эти небылицы про то, что у этих идиотов в муниципалитете якобы нет связи. Про то, что выйти из города нельзя, и так далее. Я уже давно хотел убраться из этого Оруэлла, пропахшего куриным дерьмом, и мне плевать на россказни отца Каспера о том, что, видите ли, выходить из этого убежища равносильно смерти. Этот баптистский мудак начитался ужасов в своей дерьмовой Библии и теперь, когда его паства разбежалась кто куда, пытается найти себе новых «слушателей», которые благоговейно пораскрывают рты, даже если преподобный начнет пукать.
— Брэд, заткнись! — рявкнул Маркус — Замолчи немедленно!
— Послушай, Теорен, — с деланной мягкостью проговорил мистер Лабстрэм. Только что он брызгал слюной, а теперь вдруг обращался к аптекарю так, словно тот — его лучший друг. — Пока я доберусь куда-нибудь, мне понадобится еда. Заверни мне с десяток сандвичей, и я…
— Но это много, слишком много. Думаю, у нас еды не хватит и на два дня.
— Десяток сандвичей и пару пива, — повторил мистер Лабстрэм.
— Пойми ты, что я не…
— Ты меня слышал, — холодно произнес Брэд.
— О Господи! — воскликнул Теорен. — Ну почему ты такой твердолобый? Ведешь себя как идиот…
— Что? — Брэд уставился на аптекаря. — Как ты меня назвал?
Дэнни заметил, что руки мистера Лабстрэма сжались в кулаки. И еще он заметил, что к ним приближается высокий широкоплечий мужчина с темными волосами. Пожалуй, из всех, кто находился в аптеке, он один, во всяком случае, судя по виду, был способен противостоять мистеру Самая Важная Персона Оруэлла. Мистер Маркус был примерно одной комплекции с Лабстрэмом, но возраст играл против него, и по сравнению со своим противником он казался дряхлым. К тому же в нем чувствовалась неуверенность, а Брэд, напротив, был абсолютно уверен в своей непогрешимости и непобедимости.
— Ты что, онемел? — съязвил Лабстрэм. — Я тебя спрашиваю, как ты меня назвал?
— Он отозвался о вас слишком мягко, мистер Лабстрэм! — послышался голос высокого; он находился уже совсем близко.
Дэнни не знал, как зовут этого человека и где он живет, но почувствовал к нему неясную симпатию еще днем, рассматривая людей за обедом. Высокий был в облегающих брюках из вельвета и толстом свитере. Он смотрел на Лабстрэма со спокойной укоризной, как смотрят на маленького ребенка, схватившего кота за хвост.
— Что? — развязно спросил мистер Лабстрэм. — А какого черта ВАМ здесь надо?
— Брэд! — попытался вмешаться Маркус, почувствовав, что дело вот-вот примет серьезный оборот. Вокруг люди, и если завяжется драка… Да и побить стеклянные шкафы с медикаментами тоже не составляло труда. — Если ты хочешь уйти, то пожалуйста. Мы не станем тебя держать. — Маркус тяжело дышал. Лабстрэм хмыкнул. — Но ты просишь слишком много. Мы не можем себе…
— Я не люблю повторять, Те-о-рен! — сказал Брэд, снова членя имя аптекаря на части, словно мясник — тушу.
— А теперь скажу я, — вмешался высокий. — И я не люблю повторять, так что предлагаю вам уйти отсюда без лишнего шума и необоснованных требований.
— Ты еще здесь? — Лабстрэм зыркнул на незнакомца с темными волосами. Казалось, он был на самом деле удивлен, что высокий еще здесь — как будто он должен был давно умереть или по меньшей мере настолько состариться и сгорбиться, что и глядеть-то не на что.
— Я не люблю повторять, — спокойно сказал высокий, затем, чуть повысив тон, добавил: — Особенно таким наглым ребятам.
— Что ты…
— Брэд! — перебил его Маркус — Я заверну тебе твои сандвичи, только успокойся… — добавил он, нервно потирая руки; но Лабстрэм был в таком бешенстве от слов высокого, что Маркус, вмешавшись, тем самым подставил себя под удар.
— Послушай ты, лысеющий ублюдок! — гаркнул Брэд. — Я выбью из тебя все дерьмо, которое ты набрал за сегодня!..
Маркус попятился, но было поздно. Мистер Лабстрэм оказался удивительно проворным. Прежде чем высокий пришел на помощь аптекарю, Брэд нанес ему сильнейший удар в челюсть. Пожалуй, она бы треснула, как грецкий орех, если бы Маркус во время удара не отступил назад, тем самым смягчив удар. Однако ему хватило и этого, чтобы отлететь на пару футов и упасть на один из шкафов с лекарствами. Аптекарь погрузился в него спиной, как в мини-бассейн. Руки его были воздеты к потолку, словно он взывал к Всевышнему. Помещение наполнилось оглушительным треском и звоном стекла. У Дэнни заложило уши. Двое детей заплакали, а какая-то женщина, вскочив с матраса, нервно завизжала. Мистер Маркус глухо вскрикнул и стал нелепо размахивать руками, пытаясь выбраться. Его ладони моментально окрасились в красный цвет. Лабстрэм, как волк, метнулся к аптекарю и нанес ему еще один удар, на этот раз в промежность. Мистер Маркус издал душераздирающий вопль.
— Получи! — выкрикнул Брэд. Его лицо при колеблющемся свете свеч казалось мордой чудовища, почуявшего кровь. — Яичница тебе пригодится сего… — Лабстрэм прикусил язык, получив мощный удар в правое плечо, как будто по нему саданули молотом. Рука повисла как плеть, Лабстрэм несколько секунд вообще ее не чувствовал. Он недоверчиво повернул голову.
— Ты зря это сделал, — сквозь зубы процедил высокий. Он стоял, повернувшись к мистеру Лабстрэму боком, выставив вперед левую ногу, и ничто в его позе не говорило, что секунду назад он нанес сильнейший удар; руки не были сжаты в кулаки и свободно свисали.
— Сука! — выкрикнул мистер Лабстрэм и левой рукой попытался ударить высокого в висок; правая рука не действовала.
Широкоплечий незнакомец хладнокровно сделал шаг в сторону, и кулак Брэда просвистел мимо. Высокий молниеносно выкинул правую в прямом ударе, пришедшемся противнику в грудь. Удар был послабее, чем предыдущий, но высокий поймал Брэда, когда тот двигался на него. Мистер Лабстрэм пошатнулся и, не удержавшись на ногах, повалился на пол, хватаясь руками за воздух, как будто искал опору. Бекки Лабстрэм проснулась от шума и звона стекла, несколько секунд ничего не могла понять, хлопая заспанными глазками, потом, вдруг увидев падавшего на пол отца, заплакала:
— Па! Папочка, папочка… — Ее голубые глаза были полны недетского страха.
Мистер Лабстрэм свалился как мешок, его голова оказалась в трех футах от матраса, где лежала тетя Берта. Она и Джонни только-только открыли глаза и теперь в немом оцепенении наблюдали за разворачивающейся драмой, казавшейся им полным абсурдом.
— Ты зря это сделал, — повторил высокий, глядя сверху вниз на Брэда.
Он не бросился добивать мистера Лабстрэма, он остался в той же расслабленной позе, и лицо его выражало не злость, даже не гнев, а высшую степень брезгливости, точно он обнаружил, что чуть не глотнул пива из стакана, в который упал таракан.
Дэнни заметил, что кто-то бросился к телефону. Наверное, звонить в муниципалитет, просить помощи. По виду мистера Лабстрэма и в самом деле нельзя было сказать, что он уже раскаивается в том, что не сдержался. Казалось, с каждым ударом он свирепел все больше и больше. О Маркусе на минуту забыли; все глаза были обращены к паре Лабстрэм — высокий; аптекарь перестал махать руками; на его ладонях не осталось живого места, он глухо стонал.
— Ублюдок! — завизжал мистер Лабстрэм. — Ублюдок, мать твою… — Если и были хоть какие-то положительные черты в характере этого человека, то сейчас они никак себя не проявляли. Лабстрэм был похож скорее на разъяренную гориллу. — Падла! — Слова вылетали изо рта, как пули из пулемета. — УБЬЮ! ТЕБЕ КОНЕЦ! — Он поднялся с пола, помогая себе теперь уже обеими руками.
Высокий спокойно ждал. Дэнни вдруг подумалось, что момент слишком ответствен и важен для всех, чтобы вести себя так благородно по отношению к этому хаму. Высокий не должен был позволять ему подняться на ноги. Тем не менее Брэд был снова на ногах. Выглядел он не самым лучшим образом и, казалось, уже не в силах противостоять высокому, но через мгновение он развеял все сомнения на свой счет. Он так стремительно выбросил вперед руку, причем правую, которая, как оказалось, снова была в полном порядке, что его противник пропустил удар. Лабстрэм задел его по скуле, он сделал два шага назад, схватившись рукой за ушибленное место. Мистер Лабстрэм неожиданно прекратил атаку и бросился к стонавшему мистеру Маркусу. Кто-то испуганно вскрикнул. Брэд схватил с пола крупный осколок стекла треугольной формы, не обращая никакого внимания на аптекаря, находившегося почти без сознания.
— Ну, задница! — радостно завопил мистер Лабстрэм, держа стекло острием вперед. — Что ты скажешь ТЕПЕРЬ? А, падла? — Он улыбался самой мерзкой улыбкой, какую только можно вообразить. С его губ капала кровь. Дэнни передернуло от этой картины. Ни тетя, ни брат не издавали ни звука. Судя по всему, мистер Лабстрэм, падая, прикусил себе язык до крови, но в пылу драки для него это значило не больше, чем укус комара для бегемота. Кровь нарисовала темную струйку на его обезьяньем подбородке. Он выставил перед собой стекло как обломок копья и сделал шаг вперед.
— Беги, Джарвис! — послышался крик какой-то женщины.
— Ну, ублюдок! — орал мистер Лабстрэм. — Ну, ударь меня, падла! Ударь! Чего же ты, а?.. — Он приближался к высокому, которого, как оказалось, звали Джарвис Дорс.
Кусок стекла сверкал в потустороннем сиянии свечей. Дэнни вдруг заметил на его остром конце темное пятно. Кровь! Брэд сжимал стекло так крепко, что оно врезалось ему в ладонь, но он не обращал на это внимания. Что такое порезанная рука, когда есть возможность всадить эту пику в брюхо этому ублюдку? Царапина не стоит того, чтобы о ней вообще думать. Брэд не испытывал боли, как если бы это была не его рука. Он был охвачен звериным восторгом. Целый день он томился в этом свинарнике и вот наконец может вырваться отсюда, причем не просто взять и уйти, а и вправить кое-кому мозги. Один болван уже дрыгает ногами, нюхая задницей свои порошки, он надолго запомнит мистера Лабстрэма, если только не сдохнет! Но во всем виноват конечно же этот ублюдок. Да, именно он во всем ВИНОВАТ, и Брэд научит его, КАК себя нужно вести, это уж как пить дать!
— Ну, сука! Почему ты не хочешь подойти к Брэду и поздороваться с ним? — Мистер Лабстрэм уже не орал — он перешел на зловещий шепот, сопровождая его страшными гримасами.
Джарвис сделал еще один шаг назад и остановился. Руки его были так же расслаблены и опущены. На миг в глазах Брэда мелькнула неуверенность, но тут же исчезла. Он был зверем, идущим по следу, а в этом случае не пристало колебаться.
— Так. Так, это уже лучше, — пробормотал он, увидев, что противник перестал отступать. Лабстрэм чуть замедлил собственное продвижение. — Ты становишься уже не такой вонючей задницей, как раньше.
— Джарвис! — закричала все та же женщина. — Ради Бога! Беги, он убьет тебя!
В аптеке, кроме Маркуса и Дорса, было еще трое взрослых мужчин, но все они находились в поле зрения Лабстрэма; в его тылу остались только братья Шилдс со своей побелевшей тетей. Любой из мужчин, попробуй он приблизиться к Лабстрэму, подставил бы себя под его удар, поэтому ни один не рискнул сдвинуться с места. Дэнни непроизвольно встал (он и сам не знал зачем — у него не было никакого плана, тем более что все происходило очень быстро), но тетя Берта схватила его за штанину, как кошка — своего котенка, пожелавшего из любопытства приблизиться к рвущемуся с цепи громадному псу. Женщина не издала ни звука, но держала его очень крепко. Мистер Лабстрэм на секунду остановился, и ни у кого не было сомнения, что сейчас последует выпад. Этого ждал и Джарвис, но все-таки, когда мистер Лабстрэм резко выбросил вперед левую руку с осколком, он не успел увернуться. Стекло распороло свитер, а вместе с ним и кожу на левой руке Джарвиса. Женщина, окликавшая до этого мистера Дорса, возможно его жена, в ужасе вскрикнула. Джарвис отпрянул; вместе с ним попятились все стоявшие неподалеку. Девушка лет семнадцати споткнулась о матрас и упала. На нее никто не обратил внимания.
— Ну, как? — процедил мистер Лабстрэм. — Тебе понравилось?
Дорс поморщился, дотронувшись до разреза, и убрал руку. Рана была неглубокой, но кровотечение было довольно сильным. Лабстрэм снова пошел в атаку. На этот раз Дорс увернулся от удара, но его положение не улучшилось. Лабстрэм подался чуть вправо, чтобы сократить противнику место для маневрирования, прижимая его к прилавку и шкафам. Джарвис мог, конечно, перемахнуть через прилавок, но это было опасно — Брэд вполне мог в прыжке достать его и всадить ему осколок стекла между лопаток.
— Тебе конец, ублюдок! — радостно воскликнул мистер Лабстрэм. — Я уже вижу, как тебя хоро… — Лабстрэм умолк на полуслове, почувствовав, как ботинок Дорса с силой ударил его в пах.
Джарвис улучил момент, когда Брэд немного отклонил руку, в которой держал стекло, и, выгнувшись так, что его тело приняло почти горизонтальное положение, нанес удар вытянутой прямой ногой. Лабстрэм взмахнул стеклом, но по Джарвису не попал — тот отклонился назад. Издав неясное восклицание, Брэд схватился правой рукой за низ живота. Любой другой на его месте согнулся бы пополам, уронив стекло и забыв обо всем на свете, но этот человек, казалось, вообще в эти минуты не чувствовал боли. Отруби ему ногу, он все равно ринется на противника. Конечно, Брэд ощущал тяжесть в нижней части живота, словно ему туда положили гирю весом фунтов сто, но это была мелочь. Вид крови Дорса был для него лучшим лекарством, он возбуждал его еще сильнее. Чтобы прийти в себя, ему понадобилась всего секунда. Мистер Лабстрэм зарычал и кинулся на Джарвиса. Джарвис едва успел вернуться в вертикальное положение, и у него не оставалось ни времени, ни места для отступления — он был прижат к шкафу. Стоило ему повернуться — Лабстрэм успел бы ему нанести удар в спину. Поэтому Джарвис принял единственно правильное в этой ситуации решение. Он остался стоять на месте, выставив перед собой левую ладонь, словно щит. Лабстрэм, наваливаясь всем телом на Джарвиса, пытался ткнуть осколком ему в грудь. Джарвис стоял, сощурившись, на его щеках играли желваки. Он немного развернул ладонь к себе и СХВАТИЛ осколок стекла рукой, преграждая ему путь к своему сердцу. Лучше было бы, конечно, попытаться схватить Лабстрэма за запястье, но Джарвис, очевидно, решил не рисковать. Ведь если бы попытка не удалась, осколок распорол бы ему грудь. Джарвис сознательно подставил левую ладонь под оружие обезумевшего Лабстрэма. Брызнула кровь, несколько капель попало на шею Джарвису. Джарвис не издал ни звука; наверное, боль придала ему решимости, чтобы перейти от обороны к нападению. Противники держались за треугольный осколок с двух сторон, из ладони Джарвиса сочилась кровь, падая частыми каплями на пол. Но уже в следующее мгновение правый кулак Джарвиса погрузился в солнечное сплетение Брэда, после чего тот отлетел на несколько футов, а стекло со звоном упало на пол, где уже собралась лужица крови. Джарвис носком ботинка отбросил осколок в сторону, подальше от Лабстрэма. По всему было видно, что Джарвису уже не до Лабстрэма. На его глазах выступили слезы, он глухо застонал, сжимая правой рукой распоротую ладонь. Порез был таким глубоким и длинным, что ладонь как будто развалилась на две части, скрепленные узким перешейком у большого пальца. Миссис Дорс отчаянно завизжала. Дэнни, находившийся рядом, при взгляде на рану, из которой ручьем текла кровь, почувствовал, что его вот-вот вырвет. Казалось, даже свечи загорелись ярче, чтобы все присутствующие могли увидеть результаты побоища. Мистер Лабстрэм, пусть и на короткое время, был выведен из строя. Он стоял на подрагивающих ногах, согнувшись и прижимая обе руки к солнечному сплетению. Его выпученные, как у жабы, глаза неотрывно смотрели на Джарвиса бессмысленным взглядом, рот его открывался в тщетных попытках вдохнуть воздуха, лицо налилось кровью, словно у погибающего от удушья. Он сдавленно мычал, пытаясь что-то сказать.
Дэнни искоса наблюдал за этой сценой. Будь он постарше, то осознал бы, что ему нравится Бекки, как может девочка нравиться мальчику. Но не только поэтому ему стало жалко Бекки. Конечно, прошедшей страшной ночью она осталась без мамы, так же как он — без папы, но ей, бедняжке, не повезло еще и с отцом. Он не успокаивал ее, нет; он приказал ей заткнуться, а ведь она еще совсем маленькая, скучает по маме и не понимает, ЧТО с ней случилось. Поначалу Дэнни думал, что, быть может, мистер Лабстрэм неприятен только внешне, а на самом деле ничего. Но эта коротенькая сценка показала ему, что он отвратителен не только наружностью, и Дэнни чуть ли не возненавидел его, хотя, по правде сказать, после смерти родителей мальчик почти разучился ненавидеть. Ударил бы его сейчас Джонни, даже поколотил бы, Дэнни не смог бы даже рассердиться на него. Он бы только улыбнулся и сказал брату: «Я все равно люблю тебя, Джонни. Ты — мой брат». Дэнни было жаль Бекки, но вмешиваться он не посмел; это вряд ли бы что-нибудь изменило. К счастью, Бекки перестала плакать, заснула и спала (или просто лежала с закрытыми глазами) почти до вечера. Затем, когда сели ужинать, она уже не спрашивала про мать. Дэнни просто чувствовал (к тому же лежал близко от него), как от мистера Лабстрэма исходит дух агрессии. Да, большинство из находившихся в аптеке людей были в дурном настроении, и конечно же их недовольство так или иначе обращалось на кого-то определенного. Во всяком случае, мало кто обвинял во всем только себя или только дьявола (без его помощников в виде такого-то) или не обвинял никого. Но мистер Лабстрэм и тут, казалось, превзошел их всех, вместе взятых. В какой-то момент Дэнни даже подумал, что лучше было бы, если б мистер Лабстрэм расположился в другом конце аптеки. Но тут же вспомнил про Бекки и решил, что лучше так, как есть. Ненавидеть и испытывать неприязнь к людям Дэнни почти разучился, а вот его способность любить или просто восхищаться кем-либо стала еще сильнее. И прелестная дочь с лихвой компенсировала уродство своего отца. После ужина Дэнни на секунду задержал взгляд на мистере Лабстрэме; лица его, конечно, он не мог видеть, но, как показалось мальчику, тот оглядывал присутствующих. Дэнни не обладал даром предвидения, поэтому не тревожился. Что поделаешь? Такой уж неприятный человек, постоянно чем-то недоволен; не сказал даже спасибо разносившим ужин мистеру Маркусу и одной женщине, которая подавала ему и Бекки бутерброды; уже несколько раз, ничуть не стесняясь, открыто демонстрировал полнейшее неуважение к окружавшим его людям. Ничего страшного, пусть бесится про себя, это не так уж серьезно Здесь почти ни у кого не увидишь на лице улыбки, а мистер Лабстрэм всего лишь обладатель самой неприятной внешности, по крайней мере среди присутствующих, хотя дочь у него просто замечательная. И Дэнни выкинул из головы мистера Лабстрэма. Как оказалось, он ошибался.
12
— Твою мать, — ругнулся после непродолжительной паузы Брэд Лабстрэм. — Напустили темень, как будто у этого придурка Гарднера остался хотя бы один патрон!!Дэнни не видел лица Лабстрэма, но, судя по всему, его слова были адресованы мистеру Маркусу, который что-то делал у стойки со слабительными и желудочными средствами. Что-то в тоне Лабстрэма очень не понравилось Дэнни. Не понравилось еще больше, чем его предыдущие высказывания. Дэнни полулежал, опираясь на локоть, но теперь, стараясь не привлекать внимание мистера Лабстрэма, сел, словно насторожившаяся белка, почуявшая в лесу запах дыма. Почти никто еще не спал, только в противоположном углу помещения кто-то храпел. Рядом с Дэнни тихо посапывала тетя Берта. «Джонни затих, наверное, спит», — подумал Дэнни. Никто, за исключением двух-трех человек, не слышал мистера Лабстрэма, и именно это обстоятельство насторожило Дэнни. До этого Брэд высказывался нарочито громко, чтобы все знали, как сильно он недоволен теперешней ситуацией и что все они, хоть и находятся в равном с ним положении, также причиняют ему неудобство. Но он ХОРОШИЙ, поэтому терпит их. Однако на этот раз он говорил себе под нос, как будто подбадривал сам себя. Это был уже не просто недовольный всем и всеми человек, а тот, кто не желает и не намерен больше мириться со всем тем, что ему не по душе.
— Нет, мне надоело копошиться в этом дерьме! — вновь подал голос мистер Лабстрэм. — Стадо баранов, нет, не баранов, овец! — Он начал шарить по карманам куртки.
Дэнни, уже окончательно встревоженный, внимательно следил за Брэдом. «Этот человек становится опасен, — пронеслось в голове у Дэнни, как будто эту мысль кто-то ему подбросил извне, — от него можно ждать чего угодно». Но девятилетний мальчик, каким был Дэнни, не мог одним грозным окриком поставить мистера Лабстрэма на место; ему оставалось только ждать и надеяться, что Брэд не натворит чего-нибудь непоправимого. Мистер Лабстрэм тем временем что-то извлек из внутреннего кармана куртки. Затем он поднес руку ко рту, и Дэнни понял, что это сигарета. Брэд курил «Монтану». Все курящие выходили к черному ходу и там приоткрывали маленькое окошечко, выпуская в него дым. Так делал раз пять и сам мистер Лабстрэм, но сейчас он собирался закурить прямо ВНУТРИ помещения. Не нужно быть знатоком человеческой природы, чтобы догадаться о том, что кому-нибудь из разместившихся в аптеке ОБЯЗАТЕЛЬНО НЕ ПОНРАВИТСЯ это, и кто-нибудь СКАЖЕТ об этом мистеру Лабстрэму. Как повернутся дальнейшие события, оставалось только гадать, но что не вызывало сомнений — так это то, что мистер Лабстрэм вряд ли извинится, затушив при этом сигарету, или, на худой конец, непринужденно промарширует (пусть и с недовольной миной на лице, бурча себе под нос) к черному ходу. Дэнни почувствовал, как у него лоб покрылся испариной, руки внезапно стали влажными и холодными. Он вдруг подумал, что тетя Берта спит и знать не знает о надвигающейся буре. Теперь, даже несмотря на Бекки, Дэнни Шилдс очень сожалел, что мистер Лабстрэм расположился так близко от них. Эта близость пугала его. Он чувствовал угрозу, исходившую от Брэда, как чует ее собака, глядя на приближающегося к ней человека с палкой за спиной. ЧИРК! В полумрака засветился огонек, мистер Лабстрэм поднес спичку к сигарете. У него кончился газ в зажигалке, и он был вынужден пользоваться спичками. Брэд с наслаждением (будто он был один в лесу у костра, а не в закрытом помещении, где находились женщины и дети, а воздух и так был не очень чист) затянулся, выпустил сизый дым и… бросил спичку на пол. Дэнни вдруг потянуло кашлянуть, но он сдержался. Казалось, издай он хоть звук, и мистер Лабстрэм именно на него обрушит поток неистовой злобы, прорвавшей плотину длительного самоограничения. Брэд был бензоколонкой, на которой разлили цистерну бензина. По закону подлости именно в этот момент должен появиться какой-нибудь бестолковый подросток, который, затянувшись сигаретой, уронит непотушенную спичку. А Брэд растекался, словно лужа бензина, чтобы занять побольше места, чтобы, не дай Бог, этот идиот не промазал. В горле становилось горячо, ужасный ком, казалось, растет, пытаясь всеми силами прорваться кашлем. Нет, он ни за что не закашляет, тем более что рядом с ним брат и тетя. Мистер Лабстрэм сделал уже две затяжки, когда наконец Маркус обернулся, почувствовав дым. Рядом с ним находились две свечи, и Дэнни, внезапно забыв о раздиравшем его кашле, постарался рассмотреть лицо мистера Маркуса. Хозяин аптеки был удивлен, как ребенок, увидевший небывалый фокус. Одновременно его лицо выглядело растерянным, как будто Маркус не был уверен, что не ошибается. Дэнни затаил дыхание, ему ужасно захотелось разбудить тетю, но он не знал, изменит ли это что-нибудь. Сложив губы в форме буквы «О», мистер Лабстрэм выпустил дым в третий раз.
— Брэд? — Голос аптекаря звучал как вопрос — Брэд! — Мистер Маркус сделал шаг к Лабстрэму. Теперь он окончательно убедился, что не ошибся и что в аптеке действительно закурили. Конечно, столь вопиющее пренебрежение естественными неписаными правилами поначалу сбило его с толку и замедлило реакцию, но это не могло длиться долго. — Брэд, что ты делаешь? — Но в голосе аптекаря по-прежнему слышалось недоумение. — Почему ты куришь… здесь?
Лабстрэм не удостоил Маркуса ответом. Он не спеша затянулся еще два раза. Сигарета уже стала наполовину короче. Человек пять — семь тоже заметили, что Лабстрэм курит, а Маркус стоит в нескольких шагах от него, ожидая ответа на свой вопрос. Почти все разговоры смолкли, только в дальнем углу, откуда несся храп, две женщины о чем-то горячо спорили. Люди, которых видел Дэнни, вдруг показались ему какими-то нереальными. На миг ему померещилось, что он видит их НАСКВОЗЬ и у всех внутренности как будто покрыты копотью. Но это видение пропало так же внезапно, как появилось, и Дэнни понял, что он просто смотрит на людей сквозь клубы дыма, выпускаемые мистером Лабстрэмом. Но дрожь, которую нагнало на него это страшное видение, никак не проходила, словно он стоял на пронизывающем ветру.
— Брэд! — снова окликнул Маркус мистера Лабстрэма. — Ты что, не слышишь меня? Я не понял, почему ты здесь куришь?
Мистер Лабстрэм после очередной длинной затяжки развязно заговорил:
— Ты что, боишься разориться, если вдруг твои хреновые пилюльки прокурятся и их больше никто не купит?
Дэнни знал, что мистер Лабстрэм чуть ли не единственный безработный в Оруэлле. Естественно, на таких людей, как Маркус, он смотрел без особой любви. При желании Брэд мог найти сносную работу, но кое-как перебивался, не желая марать руки. О себе он был такого высокого мнения, что ни за что не согласился бы на работу, которую считают не очень престижной. Попросту говоря, Лабстрэм хотел намного больше получать, чем давать. Маркус растерянно уставился на него, не понимая, зачем понадобились Лабстрэму эти злые, язвительные намеки.
— При чем… тут… это, Брэд? — невнятно пробормотал он. — Ты…
— Ладно! — громко перебил аптекаря мистер Лабстрэм. — Я уже накурился! — Брэд ткнул окурком в пол, как в огромную пепельницу, затушил, так и оставив его в виде миниатюрного столбика. Маркус посмотрел на окурок, открыл рот, но так и ничего не сказал. Лабстрэм резко поднялся. — Значит, так, — как ни в чем не бывало сказал он. — Положи мне с десяток сандвичей, три пакета молока, три «Буша», и мы в расчете. Я сваливаю отсюда. Мне надоел этот свинарник! — Лабстрэм засунул руки в карманы брюк.
В аптеке стояла могильная тишина, даже некий джентльмен перестал храпеть, словно и ему захотелось узнать, чем все это закончится. Каждый чувствовал явственный запах грозы. Никто не произносил ни слова; было заметно, что все удивлены не меньше, чем встревожены. Никто, естественно, не ожидал, что их и без того ужасное положение вдруг вознамерится ухудшить еще больше… и кто же? — один из них.
— Брэд, — неуверенно произнес Маркус — Я не…
— Обожди! — резко сказал Лабстрэм. — Я что, не имею права уйти отсюда? — Он направил на аптекаря указательный палец левой руки, как пистолет.
— Нет, конечно, име…
— Тогда в чем проблема? Я могу, и я уйду! Но ты должен дать мне часть съестных припасов. Это справедливо.
— Брэд, ты слишком…
— Мне надоел этот свинарник! — перебил в который раз Маркуса Лабстрэм. — И я хочу убраться отсюда. Здесь уже воняет!
— Что ты мелешь? — Лицо Маркуса побагровело. — Я…
— Заверни мне сандвичи, — прошипел мистер Лабстрэм.
Дэнни неожиданно отметил про себя, что выкуренная сигарета канула в небытие, как будто ее и не существовало никогда. Дым почти рассеялся, и мистер Маркус обнаружил достаточно проблем и без курения в неположенном месте.
— Я не понял, — хрипло сказал аптекарь.
— Тогда соображай побыстрее, потому что я спешу! — вызывающе прокаркал мистер Лабстрэм. Он спокойно поправил вылезший из штанов свитер и принялся перебирать содержимое карманов.
— Брэд! — выдохнул Маркус, голос его дрожал. — По-моему, ты… много на себя берешь. Тебе не кажется?
— Нет, не кажется, — ледяным тоном отпарировал Лабстрэм. — И чего ты стоишь? — быстро спросил он, пытаясь показать, что крайне удивлен этим. — Заверни нам с дочерью еды, и ты больше меня не увидишь.
Дэнни заметил, как с пола в дальнем конце аптеки кто-то поднялся.
— По-моему, ты не понимаешь, Брэд, в какой ситуации мы все оказались, — сказал Маркус. — И требу…
— Те-о-рен! — произнес по слогам имя Маркуса мистер Лабстрэм. — Я хочу уйти отсюда и имею на это полное право. Мне надоели эти небылицы про то, что у этих идиотов в муниципалитете якобы нет связи. Про то, что выйти из города нельзя, и так далее. Я уже давно хотел убраться из этого Оруэлла, пропахшего куриным дерьмом, и мне плевать на россказни отца Каспера о том, что, видите ли, выходить из этого убежища равносильно смерти. Этот баптистский мудак начитался ужасов в своей дерьмовой Библии и теперь, когда его паства разбежалась кто куда, пытается найти себе новых «слушателей», которые благоговейно пораскрывают рты, даже если преподобный начнет пукать.
— Брэд, заткнись! — рявкнул Маркус — Замолчи немедленно!
— Послушай, Теорен, — с деланной мягкостью проговорил мистер Лабстрэм. Только что он брызгал слюной, а теперь вдруг обращался к аптекарю так, словно тот — его лучший друг. — Пока я доберусь куда-нибудь, мне понадобится еда. Заверни мне с десяток сандвичей, и я…
— Но это много, слишком много. Думаю, у нас еды не хватит и на два дня.
— Десяток сандвичей и пару пива, — повторил мистер Лабстрэм.
— Пойми ты, что я не…
— Ты меня слышал, — холодно произнес Брэд.
— О Господи! — воскликнул Теорен. — Ну почему ты такой твердолобый? Ведешь себя как идиот…
— Что? — Брэд уставился на аптекаря. — Как ты меня назвал?
Дэнни заметил, что руки мистера Лабстрэма сжались в кулаки. И еще он заметил, что к ним приближается высокий широкоплечий мужчина с темными волосами. Пожалуй, из всех, кто находился в аптеке, он один, во всяком случае, судя по виду, был способен противостоять мистеру Самая Важная Персона Оруэлла. Мистер Маркус был примерно одной комплекции с Лабстрэмом, но возраст играл против него, и по сравнению со своим противником он казался дряхлым. К тому же в нем чувствовалась неуверенность, а Брэд, напротив, был абсолютно уверен в своей непогрешимости и непобедимости.
— Ты что, онемел? — съязвил Лабстрэм. — Я тебя спрашиваю, как ты меня назвал?
— Он отозвался о вас слишком мягко, мистер Лабстрэм! — послышался голос высокого; он находился уже совсем близко.
Дэнни не знал, как зовут этого человека и где он живет, но почувствовал к нему неясную симпатию еще днем, рассматривая людей за обедом. Высокий был в облегающих брюках из вельвета и толстом свитере. Он смотрел на Лабстрэма со спокойной укоризной, как смотрят на маленького ребенка, схватившего кота за хвост.
— Что? — развязно спросил мистер Лабстрэм. — А какого черта ВАМ здесь надо?
— Брэд! — попытался вмешаться Маркус, почувствовав, что дело вот-вот примет серьезный оборот. Вокруг люди, и если завяжется драка… Да и побить стеклянные шкафы с медикаментами тоже не составляло труда. — Если ты хочешь уйти, то пожалуйста. Мы не станем тебя держать. — Маркус тяжело дышал. Лабстрэм хмыкнул. — Но ты просишь слишком много. Мы не можем себе…
— Я не люблю повторять, Те-о-рен! — сказал Брэд, снова членя имя аптекаря на части, словно мясник — тушу.
— А теперь скажу я, — вмешался высокий. — И я не люблю повторять, так что предлагаю вам уйти отсюда без лишнего шума и необоснованных требований.
— Ты еще здесь? — Лабстрэм зыркнул на незнакомца с темными волосами. Казалось, он был на самом деле удивлен, что высокий еще здесь — как будто он должен был давно умереть или по меньшей мере настолько состариться и сгорбиться, что и глядеть-то не на что.
— Я не люблю повторять, — спокойно сказал высокий, затем, чуть повысив тон, добавил: — Особенно таким наглым ребятам.
— Что ты…
— Брэд! — перебил его Маркус — Я заверну тебе твои сандвичи, только успокойся… — добавил он, нервно потирая руки; но Лабстрэм был в таком бешенстве от слов высокого, что Маркус, вмешавшись, тем самым подставил себя под удар.
— Послушай ты, лысеющий ублюдок! — гаркнул Брэд. — Я выбью из тебя все дерьмо, которое ты набрал за сегодня!..
Маркус попятился, но было поздно. Мистер Лабстрэм оказался удивительно проворным. Прежде чем высокий пришел на помощь аптекарю, Брэд нанес ему сильнейший удар в челюсть. Пожалуй, она бы треснула, как грецкий орех, если бы Маркус во время удара не отступил назад, тем самым смягчив удар. Однако ему хватило и этого, чтобы отлететь на пару футов и упасть на один из шкафов с лекарствами. Аптекарь погрузился в него спиной, как в мини-бассейн. Руки его были воздеты к потолку, словно он взывал к Всевышнему. Помещение наполнилось оглушительным треском и звоном стекла. У Дэнни заложило уши. Двое детей заплакали, а какая-то женщина, вскочив с матраса, нервно завизжала. Мистер Маркус глухо вскрикнул и стал нелепо размахивать руками, пытаясь выбраться. Его ладони моментально окрасились в красный цвет. Лабстрэм, как волк, метнулся к аптекарю и нанес ему еще один удар, на этот раз в промежность. Мистер Маркус издал душераздирающий вопль.
— Получи! — выкрикнул Брэд. Его лицо при колеблющемся свете свеч казалось мордой чудовища, почуявшего кровь. — Яичница тебе пригодится сего… — Лабстрэм прикусил язык, получив мощный удар в правое плечо, как будто по нему саданули молотом. Рука повисла как плеть, Лабстрэм несколько секунд вообще ее не чувствовал. Он недоверчиво повернул голову.
— Ты зря это сделал, — сквозь зубы процедил высокий. Он стоял, повернувшись к мистеру Лабстрэму боком, выставив вперед левую ногу, и ничто в его позе не говорило, что секунду назад он нанес сильнейший удар; руки не были сжаты в кулаки и свободно свисали.
— Сука! — выкрикнул мистер Лабстрэм и левой рукой попытался ударить высокого в висок; правая рука не действовала.
Широкоплечий незнакомец хладнокровно сделал шаг в сторону, и кулак Брэда просвистел мимо. Высокий молниеносно выкинул правую в прямом ударе, пришедшемся противнику в грудь. Удар был послабее, чем предыдущий, но высокий поймал Брэда, когда тот двигался на него. Мистер Лабстрэм пошатнулся и, не удержавшись на ногах, повалился на пол, хватаясь руками за воздух, как будто искал опору. Бекки Лабстрэм проснулась от шума и звона стекла, несколько секунд ничего не могла понять, хлопая заспанными глазками, потом, вдруг увидев падавшего на пол отца, заплакала:
— Па! Папочка, папочка… — Ее голубые глаза были полны недетского страха.
Мистер Лабстрэм свалился как мешок, его голова оказалась в трех футах от матраса, где лежала тетя Берта. Она и Джонни только-только открыли глаза и теперь в немом оцепенении наблюдали за разворачивающейся драмой, казавшейся им полным абсурдом.
— Ты зря это сделал, — повторил высокий, глядя сверху вниз на Брэда.
Он не бросился добивать мистера Лабстрэма, он остался в той же расслабленной позе, и лицо его выражало не злость, даже не гнев, а высшую степень брезгливости, точно он обнаружил, что чуть не глотнул пива из стакана, в который упал таракан.
Дэнни заметил, что кто-то бросился к телефону. Наверное, звонить в муниципалитет, просить помощи. По виду мистера Лабстрэма и в самом деле нельзя было сказать, что он уже раскаивается в том, что не сдержался. Казалось, с каждым ударом он свирепел все больше и больше. О Маркусе на минуту забыли; все глаза были обращены к паре Лабстрэм — высокий; аптекарь перестал махать руками; на его ладонях не осталось живого места, он глухо стонал.
— Ублюдок! — завизжал мистер Лабстрэм. — Ублюдок, мать твою… — Если и были хоть какие-то положительные черты в характере этого человека, то сейчас они никак себя не проявляли. Лабстрэм был похож скорее на разъяренную гориллу. — Падла! — Слова вылетали изо рта, как пули из пулемета. — УБЬЮ! ТЕБЕ КОНЕЦ! — Он поднялся с пола, помогая себе теперь уже обеими руками.
Высокий спокойно ждал. Дэнни вдруг подумалось, что момент слишком ответствен и важен для всех, чтобы вести себя так благородно по отношению к этому хаму. Высокий не должен был позволять ему подняться на ноги. Тем не менее Брэд был снова на ногах. Выглядел он не самым лучшим образом и, казалось, уже не в силах противостоять высокому, но через мгновение он развеял все сомнения на свой счет. Он так стремительно выбросил вперед руку, причем правую, которая, как оказалось, снова была в полном порядке, что его противник пропустил удар. Лабстрэм задел его по скуле, он сделал два шага назад, схватившись рукой за ушибленное место. Мистер Лабстрэм неожиданно прекратил атаку и бросился к стонавшему мистеру Маркусу. Кто-то испуганно вскрикнул. Брэд схватил с пола крупный осколок стекла треугольной формы, не обращая никакого внимания на аптекаря, находившегося почти без сознания.
— Ну, задница! — радостно завопил мистер Лабстрэм, держа стекло острием вперед. — Что ты скажешь ТЕПЕРЬ? А, падла? — Он улыбался самой мерзкой улыбкой, какую только можно вообразить. С его губ капала кровь. Дэнни передернуло от этой картины. Ни тетя, ни брат не издавали ни звука. Судя по всему, мистер Лабстрэм, падая, прикусил себе язык до крови, но в пылу драки для него это значило не больше, чем укус комара для бегемота. Кровь нарисовала темную струйку на его обезьяньем подбородке. Он выставил перед собой стекло как обломок копья и сделал шаг вперед.
— Беги, Джарвис! — послышался крик какой-то женщины.
— Ну, ублюдок! — орал мистер Лабстрэм. — Ну, ударь меня, падла! Ударь! Чего же ты, а?.. — Он приближался к высокому, которого, как оказалось, звали Джарвис Дорс.
Кусок стекла сверкал в потустороннем сиянии свечей. Дэнни вдруг заметил на его остром конце темное пятно. Кровь! Брэд сжимал стекло так крепко, что оно врезалось ему в ладонь, но он не обращал на это внимания. Что такое порезанная рука, когда есть возможность всадить эту пику в брюхо этому ублюдку? Царапина не стоит того, чтобы о ней вообще думать. Брэд не испытывал боли, как если бы это была не его рука. Он был охвачен звериным восторгом. Целый день он томился в этом свинарнике и вот наконец может вырваться отсюда, причем не просто взять и уйти, а и вправить кое-кому мозги. Один болван уже дрыгает ногами, нюхая задницей свои порошки, он надолго запомнит мистера Лабстрэма, если только не сдохнет! Но во всем виноват конечно же этот ублюдок. Да, именно он во всем ВИНОВАТ, и Брэд научит его, КАК себя нужно вести, это уж как пить дать!
— Ну, сука! Почему ты не хочешь подойти к Брэду и поздороваться с ним? — Мистер Лабстрэм уже не орал — он перешел на зловещий шепот, сопровождая его страшными гримасами.
Джарвис сделал еще один шаг назад и остановился. Руки его были так же расслаблены и опущены. На миг в глазах Брэда мелькнула неуверенность, но тут же исчезла. Он был зверем, идущим по следу, а в этом случае не пристало колебаться.
— Так. Так, это уже лучше, — пробормотал он, увидев, что противник перестал отступать. Лабстрэм чуть замедлил собственное продвижение. — Ты становишься уже не такой вонючей задницей, как раньше.
— Джарвис! — закричала все та же женщина. — Ради Бога! Беги, он убьет тебя!
В аптеке, кроме Маркуса и Дорса, было еще трое взрослых мужчин, но все они находились в поле зрения Лабстрэма; в его тылу остались только братья Шилдс со своей побелевшей тетей. Любой из мужчин, попробуй он приблизиться к Лабстрэму, подставил бы себя под его удар, поэтому ни один не рискнул сдвинуться с места. Дэнни непроизвольно встал (он и сам не знал зачем — у него не было никакого плана, тем более что все происходило очень быстро), но тетя Берта схватила его за штанину, как кошка — своего котенка, пожелавшего из любопытства приблизиться к рвущемуся с цепи громадному псу. Женщина не издала ни звука, но держала его очень крепко. Мистер Лабстрэм на секунду остановился, и ни у кого не было сомнения, что сейчас последует выпад. Этого ждал и Джарвис, но все-таки, когда мистер Лабстрэм резко выбросил вперед левую руку с осколком, он не успел увернуться. Стекло распороло свитер, а вместе с ним и кожу на левой руке Джарвиса. Женщина, окликавшая до этого мистера Дорса, возможно его жена, в ужасе вскрикнула. Джарвис отпрянул; вместе с ним попятились все стоявшие неподалеку. Девушка лет семнадцати споткнулась о матрас и упала. На нее никто не обратил внимания.
— Ну, как? — процедил мистер Лабстрэм. — Тебе понравилось?
Дорс поморщился, дотронувшись до разреза, и убрал руку. Рана была неглубокой, но кровотечение было довольно сильным. Лабстрэм снова пошел в атаку. На этот раз Дорс увернулся от удара, но его положение не улучшилось. Лабстрэм подался чуть вправо, чтобы сократить противнику место для маневрирования, прижимая его к прилавку и шкафам. Джарвис мог, конечно, перемахнуть через прилавок, но это было опасно — Брэд вполне мог в прыжке достать его и всадить ему осколок стекла между лопаток.
— Тебе конец, ублюдок! — радостно воскликнул мистер Лабстрэм. — Я уже вижу, как тебя хоро… — Лабстрэм умолк на полуслове, почувствовав, как ботинок Дорса с силой ударил его в пах.
Джарвис улучил момент, когда Брэд немного отклонил руку, в которой держал стекло, и, выгнувшись так, что его тело приняло почти горизонтальное положение, нанес удар вытянутой прямой ногой. Лабстрэм взмахнул стеклом, но по Джарвису не попал — тот отклонился назад. Издав неясное восклицание, Брэд схватился правой рукой за низ живота. Любой другой на его месте согнулся бы пополам, уронив стекло и забыв обо всем на свете, но этот человек, казалось, вообще в эти минуты не чувствовал боли. Отруби ему ногу, он все равно ринется на противника. Конечно, Брэд ощущал тяжесть в нижней части живота, словно ему туда положили гирю весом фунтов сто, но это была мелочь. Вид крови Дорса был для него лучшим лекарством, он возбуждал его еще сильнее. Чтобы прийти в себя, ему понадобилась всего секунда. Мистер Лабстрэм зарычал и кинулся на Джарвиса. Джарвис едва успел вернуться в вертикальное положение, и у него не оставалось ни времени, ни места для отступления — он был прижат к шкафу. Стоило ему повернуться — Лабстрэм успел бы ему нанести удар в спину. Поэтому Джарвис принял единственно правильное в этой ситуации решение. Он остался стоять на месте, выставив перед собой левую ладонь, словно щит. Лабстрэм, наваливаясь всем телом на Джарвиса, пытался ткнуть осколком ему в грудь. Джарвис стоял, сощурившись, на его щеках играли желваки. Он немного развернул ладонь к себе и СХВАТИЛ осколок стекла рукой, преграждая ему путь к своему сердцу. Лучше было бы, конечно, попытаться схватить Лабстрэма за запястье, но Джарвис, очевидно, решил не рисковать. Ведь если бы попытка не удалась, осколок распорол бы ему грудь. Джарвис сознательно подставил левую ладонь под оружие обезумевшего Лабстрэма. Брызнула кровь, несколько капель попало на шею Джарвису. Джарвис не издал ни звука; наверное, боль придала ему решимости, чтобы перейти от обороны к нападению. Противники держались за треугольный осколок с двух сторон, из ладони Джарвиса сочилась кровь, падая частыми каплями на пол. Но уже в следующее мгновение правый кулак Джарвиса погрузился в солнечное сплетение Брэда, после чего тот отлетел на несколько футов, а стекло со звоном упало на пол, где уже собралась лужица крови. Джарвис носком ботинка отбросил осколок в сторону, подальше от Лабстрэма. По всему было видно, что Джарвису уже не до Лабстрэма. На его глазах выступили слезы, он глухо застонал, сжимая правой рукой распоротую ладонь. Порез был таким глубоким и длинным, что ладонь как будто развалилась на две части, скрепленные узким перешейком у большого пальца. Миссис Дорс отчаянно завизжала. Дэнни, находившийся рядом, при взгляде на рану, из которой ручьем текла кровь, почувствовал, что его вот-вот вырвет. Казалось, даже свечи загорелись ярче, чтобы все присутствующие могли увидеть результаты побоища. Мистер Лабстрэм, пусть и на короткое время, был выведен из строя. Он стоял на подрагивающих ногах, согнувшись и прижимая обе руки к солнечному сплетению. Его выпученные, как у жабы, глаза неотрывно смотрели на Джарвиса бессмысленным взглядом, рот его открывался в тщетных попытках вдохнуть воздуха, лицо налилось кровью, словно у погибающего от удушья. Он сдавленно мычал, пытаясь что-то сказать.