Страница:
Вот все, что касается неудачи 5-й бригады. Излишне говорить, что те же ошибки привели к тем же результатам. Почему солдаты двигались полковой колонной, наступая против невидимого неприятеля? Почему разведчики не пошли вперёд, чтобы выяснить расположение брода? Где были завесы стрелков в цепи, которые должны предшествовать подобным наступлениям? И недавние боевые примеры, и теория из учебников одинаково были забыты, как это уже слишком часто случалось и ещё не раз случится за эту кампанию. Может быть, в лекционных залах Кэмберли и существует военная наука, однако очень малая её часть нашла дорогу в вельд. Стойкость и героизм рядового, безоглядная отвага полкового офицера — вот наши воинские ценности, но нечасто к ним добавляются осторожность и предусмотрительность командующих. Неблагодарная задача — делать такие замечания, однако эта война показала: армия — слишком важная вещь, чтобы отдавать её в руки отдельной касты, и гражданский долг каждого человека — бесстрашно и открыто говорить то, что он считает правдой.
Мы же движемся слева направо и. оставляя неудачи 5-й бригады, переходим к действиям 4-й бригады, или бригады Литтлтона, которая получила инструкции не предпринимать собственного наступления, а поддерживать атаки с одной или другой стороны от себя. С помощью корабельных орудий она сделала, что смогла, чтобы вывести и прикрыть отход ирландцев, однако её роль не была очень активной, и потери оказались незначительны. В свою очередь, справа от 4-й бригады наступление на Коленсо и мост развивала английская бригада Хилдварда. Под командованием Хилдварда находились 2-й Западный суррейский, 2-й Девонский (чей первый батальон так великолепно действовал в составе армии при Ледисмите), Восточный суррейский и Западный йоркширский полки. Неприятель явно ожидал главного удара именно здесь, и на другом берегу особенно тщательно окопались, артиллерия врага сосредоточила на мосту, по меньшей мере, дюжину тяжёлых пушек и несколько скорострельных орудий. Девонский и Западный суррейский полки разомкнутым строем (цепь стрелков в форме цвета хаки практически сливалась с землёй) двигались впереди, Восточный суррейский и Западный йоркширский полки их поддерживали. Наступая под исключительно интенсивным огнём, бригада прошла через такое же тяжёлое испытание, как и их товарищи из бригады Харта. Правда, в этом случае они с самого начала следовали расчленённым строем в колоннах полуротами, разомкнувшись на шесть шагов, и река перед ними не позволяла обстреливать их с правого фланга так жестоко, как ирландцев. С потерями примерно в двести человек головные полки успешно достигли Коленсо. и Западный суррейский полк, наступая бросками по пятьдесят метров, взял станцию, однако катастрофа, постигшая несколько ранее поддерживавшую их артиллерию, сделала дальнейшее наступление невозможным. По этой причине мы должны обратиться к судьбе сопредельного формирования справа от них.
Оно состояло из значительной части артиллерии, получившей приказ поддерживать основное наступление. В него входили две батареи полевой артиллерии, 14-я и 66-я, под командованием полковника Лонга, и шесть корабельных орудий (два 120-миллиметровых и четыре 12-фунтовых) лейтенанта Оджилви с «Террибла». Лонг имеет репутацию исключительно решительного и отважного офицера, чьи действия в битве при Атбаре в значительной степени обусловили успех всего сражения. К сожалению, эти варварские кампании, в которых можно безнаказанно допускать вольности, как обнаружили французы со своими алжирцами, формируют пагубные традиции. Наш собственный сомкнутый строй, наша приверженность к стрельбе залпами и, как в этом случае, использование артиллерии — все представляется наследием наших войн с дикарями. Какова бы ни была причина, в начале боя пушки Лонга рванулись вперёд, опередили пехотные бригады по флангам, оставили позади медлительные корабельные орудия с их воловьими упряжками и развернулись примерно в тысяче метров от окопов врага. С этой позиции Лонг открыл огонь по Форт-Уили, центру находившегося перед полковником участка позиции буров.
Однако двум его несчастным батареям было суждено не изменить течение сражения, как он надеялся, а, скорее, дать классический пример беспомощности артиллерии против огня современных винтовок. Даже знаменитый рассказ Мерсера об эффекте флангового огня по его дивизиону конной артиллерии в битве при Ватерлоо не может дать представления о том урагане свинца, какой обрушился на две обречённых батареи. Орудийные расчёты падали один за другим, кто-то замертво, кто-то раненым, калеча других неистовыми движениями. Один погонщик, обезумев от ужаса, вскочил на переднюю лошадь, обрезал постромки и стремительно умчался с поля боя. Однако подавляющее большинство артиллеристов сохраняло безукоризненную дисциплину: и слова команд, и наводка, и стрельба — все было так же методично, как в Окгемптоне. На них обрушили не только страшный ружейный огонь (из окопов с фронта и из деревни Коленсо по левому флангу), но и автоматические скорострельные орудия буров точно определили дальность, и над батареями непрерывно трещали маленькие снаряды. Вокруг каждой пушки уже лежали груды убитых, но яростные офицеры и покрытые потом отчаянные артиллеристы не оставляли своих орудий. Несчастный Лонг упал, одна пуля пробила ему руку, другая — печень. «Будь проклят, кто сдастся! Мы не бросим пушки!» — последнее, что выкрикнул он, когда его тащили под прикрытие находящегося неподалёку маленького ущелья. Капитан Голди погиб. Лейтенант Шрейбер тоже. Полковник Хант упал, получив два ранения. Офицеров и рядовых стремительно сбивало с ног. Обслуживать орудия было невозможно, но и переместить их тоже не удавалось, потому что каждая попытка вывести упряжки из укрытия, где находились передки, заканчивалась гибелью лошадей. Оставшиеся в живых нашли убежище от жестокого огня в той небольшой ложбине, куда отнесли Лонга. Она находилась примерно в сотне метров от линии обстреливаемых пушек. Одно орудие справа все ещё обслуживали четыре человека, которые наотрез отказались его оставить. Они точно были заговорены от смерти — эти четверо работали со своим любимым 15-фунтовиком в тучах песка и голубых клубах дыма от взрывающихся снарядов. Потом один начал задыхаться и упал на хобот лафета, а его товарищ осел у колёса, опустив голову на грудь. Третий взмахнул руками и упал навзничь, а последний — страшная, покрытая пылью фигура, стоял по стойке «смирно», глядя смерти в глаза, пока его тоже не сбили. Бессмысленная жертва, можете вы сказать, но, пока солдаты, которые видели, как они погибли, могут рассказывать у походного костра эту историю, пример смерти героев будет вдохновлять сильнее, чем зов трубы или барабанная дробь.
Два часа небольшая группа удручённых, униженных офицеров и рядовых лежала под ненадёжным прикрытием ущелья и смотрела на простреливаемое пространство и ряд молчащих орудий. Многие из них были ранены. Их командир в бреду все ещё отдавал приказы своим пушкам. Мужественный Бапти, отважный военный врач, под ужасающим огнём прискакал в ущелье и сделал для раненых все, что было в его силах. Время от времени предпринимался бросок на открытое пространство, иногда в надежде выпустить ещё один снаряд, иногда чтобы забрать раненого товарища из-под жестокого града пуль. О том, насколько ужасен был этот свинцовый ураган, можно судить по одному артиллеристу, которого нашли с шестьдесятью четырьмя ранами на теле. Во время этих вылазок погибло ещё несколько солдат, и оставшиеся в живых снова удручённо засели в ущелье.
Они цеплялись за надежду, что их пушки ещё не совсем потеряны, что прибытие пехоты даст им возможность снова привести их в действие. Пехота, действительно, в конце концов подошла, но в таком незначительном количестве, что это лишь осложнило ситуацию вместо того, чтобы её облегчить. Полковник Буллок привёл две роты девонцев к двум ротам («А» и «В») шотландских фузилеров, которые составляли первоначальное прикрытие орудий, и такая горстка не могла изменить течения событий. Они тоже укрылись в ущелье, ожидая лучших времён.
Тем временем к отчаянному положению орудий привлекли внимание генералов Буллера и Клери, и они направились в дальнее ущелье в тылу, где стояли оставшиеся лошади и возчики, на некотором расстоянии позади того ущелья, в котором залегли Лонг, Буллок, их девонцы и артиллеристы. «Есть добровольцы спасать орудия?» — крикнул Буллер. Вызвались капрал Нёрс, Янг и несколько других. Во главе рискованной операции пошли три адъютанта генералов — Конгрив, Шофильд и Робертс, единственный сын знаменитого солдата. Взяли две орудийных упряжки; лошади неистово понеслись сквозь адский огонь, и каждой команде удалось вернуться с орудием. Однако потери были огромны. Робертс получил смертельное ранение. Конгрив описал, что представляет собой современный ружейный огонь на тысячу метров. «Первая пуля прошла у меня через левый рукав, и из локтевого сустава пошла кровь, потом ударило мне прямо в правую руку, потом в мою лошадь, потом в мою правую ногу, потом снова в лошадь, и это нас прикончило». Отважному парню удалось доползти до группы пострадавших в ущелье. Робертс настоял, чтобы его оставили там, где он упал, поскольку боялся, что свяжет руки остальным.
В это время прибыл капитан Рид из 7-й батареи с двумя упряжкам лошадей, и под его руководством предприняли ещё одну решительную попытку спасти несколько пушек. Но огонь был слишком мощным. Погибло две трети лошадей и половина людей, включая самого Рида, и генерал Буллер приказал прекратить дальнейшие попытки добраться до оставленных батарей. И он, и генерал Клери имели небольшие ранения, к тому же на поле боя происходило много других операций, требующих их внимания. Однако, даже принимая во внимание гнёт всех их многочисленных обязанностей, волнение и суматоху большого сражения, допустить, чтобы орудия попали в руки неприятеля, было непростительно. Это один из самых непостижимых инцидентов в британской военной истории. Совершенно очевидно, что если наши артиллеристы не выжили под огнём врага, то и неприятелю было бы так же невозможно вывезти пушки под обстрелом пары батальонов нашей пехоты. Многие полки практически не участвовали в сражении, но для такой цели могли бы продвинуться. Солдаты конной пехоты, действительно, предлагали взять на себя это дело, и никто не смог бы выполнить его лучше, чем они. И времени тоже вполне хватало, потому что орудия оставили около одиннадцати, а буры решились захватить их только в шестнадцать. Орудия можно было не только спасти, но и, как представляется, превратить их в великолепную ловушку, чтобы выманить буров из окопов. Несомненно, сначала Черри Эмметт и его люди со страхом и трепетом приближались к пушкам, потому что не могли поверить, что им досталось такое неслыханное богатство. Тем не менее, факт, унизительный и необъяснимый, состоит в том, что орудия оставили, все силы отвели, и не только десять орудий, но и горстка девонцев со своим полковником, и фузилеры были взяты в плен в ущелье, которое укрывало их весь день.
Теперь мы, двигаясь слева направо, рассмотрели операции бригады Харта у Бридл-Дрифта, действия бригады Литтлтона по поддержке, наступление Хилдварда на Коленсо и бой несчастных батарей, которые должны были ему помогать. Остаются две части войск справа: дальняя, состоявшая из кавалерии Дундональда, которая имела задачу атаковать Хлангвейн-Хилл, укреплённую позицию буров с южной стороны реки, а бригада Бартона, получившая приказ поддерживать кавалерию и соединять это наступление с операциями в центре.
Силы Дундональда были чрезмерно слабы для такой операции, как захват труднопреодолимого, укреплённого траншеями холма, и, возможно, манёвр планировался скорее как разведка боем, чем как штурм. В его распоряжении находилось в целом не более тысячи человек, в основном нерегулярные части, а позиция перед ним была крутой, с многочисленными окопами, укреплёнными колючей проволокой и пулемётами. Но смелые колонисты шли в свой первый бой, и их отвага сама несла их вперёд.
Оставив лошадей, они прошагали километра два с половиной, пока оказались в пределах лёгкой досягаемости затаившихся стрелков, и получили урок, преподнесённый их товарищам по всему фронту: при примерно равных силах нападение на открытой местности практически не имеет шансов против скрытой обороны, и чем смелее действуют нападающие, тем активнее будет отпор. Новобранцы вели себя, как старые солдаты, они сделали все, на что способен смертный человек, и отступили медленно и хладнокровно, потеряв 130 отважных бойцов. 7-я батарея полевой артиллерии изо всех сил поддерживала их наступление и прикрывала отход. Нигде, ни в одном из пунктов этого сражения, не появилось ни проблеска успеха, чтобы согреть сердца и вознаградить усилия этих, в высшей степени терпеливых солдат.
О бригаде Бартона писать нечего, поскольку они не поддержали наступления на Хлангвейн-Хилл, с одной стороны, и не помогли прикрыть злополучные пушки, с другой. Дундональд обращался к Бартону с просьбой о помощи, однако тот не выделил ни единой части. Если истинным планом генерала Булл ера была разведка боем, чтобы определить расположение и мощь бурских оборонительных рубежей, тогда, конечно, его бригадные генералы должны были испытывать нежелание вводить свои бригады в сражение, которое на самом деле являлось результатом непонимания. С другой стороны, если (по нашему мнению, об этом говорят приказы дня) с самого начала планировался серьёзный бой, то странно, что две бригады из четырех должны были принимать в нем такое незначительное участие. На бригаде Бартона лежала задача не допустить атаки буров по нашему правому флангу, и это держало её позади, пока не стало ясно, что подобной атаки не замышляется. После чего, как представляется, оценив ситуацию, следовало выделить по меньшей мере два батальона для прикрытия ружейным огнём оставленных орудий. Правда, две роты шотландских фузилеров разделили судьбу пушек. Две другие и одна рота ирландских фузилеров действовали в поддержке, но и вся бригада вместе с 1-м Королевским и 13-м гусарским полками тоже могла бы появиться в Олдершоте.
Итак, первая попытка освободить гарнизон Ледисмита подошла к концу. В двенадцать часов все войска пешим строем отступали в лагерь. Ничего подобного беспорядочному бегству или панике не было, отход происходил не менее организованно, чем наступление, но факт остаётся фактом — мы потеряли 1200 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, не добившись при этом абсолютно ничего. Мы даже не могли утешать себя тем, что потрепали неприятеля не меньше, чем он нас, потому что буры в течение всего дня оставались настолько умело замаскированными, что вряд ли их ряды поредели более, чем на сто человек. Ещё раз было показано, насколько неэффективна артиллерия против врага, который находится в укрытии.
К счастью, раненые у нас превалировали над убитыми, как всегда бывает при ружейном огне в сравнении с артиллерийским: примерно 150 убитых и 720 раненых. Более унизительный пункт составляли около 250 пропавших без вести. Это были артиллеристы, девонцы и шотландские фузилеры, взятые в ущелье вместе с небольшими отрядами из Коннаутского, Дублинского и других полков, которые, найдя там укрытие, не могли покинуть его и держались, пока отступление их полков не поставило их в безнадёжное положение. Некоторым из этих небольших групп солдат вечером буры позволили отступить. Неприятель, похоже, ни в коем случае не стремился увеличивать количество пленных. Полковник Теккерей из Иннискиллингского фузилерского полка с горсткой солдат оказался в окружении противника, но благодаря особому чувству юмора ирландцев и его собственному такту, смог вывести отряд в безопасное место. Потери в основном пришлись на бригаду Харта, бригаду Хилдварда и волонтёров из колонии, которым принадлежит честь сражения.
В своём официальном донесении генерал Буллер утверждает, что, если бы не действия полковника Лонга, которые привели к катастрофе артиллерию, то сражение, по его мнению, могло бы завершиться успешно. Суровое заявление, и оно возлагает, наверное, слишком большую ответственность на отважного, но неудачливого артиллериста. В этой кампании бывали ситуации, когда большая решительность со стороны нашей артиллерии могла бы изменить исход сражения, и не стоит слишком сурово относиться к человеку, который пошёл на риск и потерпел неудачу. Вся операция, с наступлением по открытой местности на врага, находящего в укрытии и за рекой, была настолько бесперспективной, что Лонг, вероятно, увидел, что только отчаянные меры могли спасти ситуацию. Введение артиллерии в бой впереди, не определив точно позицию пехоты неприятеля, всегда будет одним из самых рискованных военных предприятий. «Было бы просто безрассудством, — говорит принц Крафт, — выдвигать артиллерию на 600—800 метров от окопов, занятых пехотой врага, если их не обстреливает ваша пехота с ещё более близкого расстояния». Именно такое «просто безрассудство» и совершил полковник Лонг, однако нельзя забывать (и это несколько его извиняет), что он разделял общее мнение, будто буры закрепились на холме, и не подозревал, что их передовые траншеи находятся внизу у реки. Располагая недостаточными средствами, он произвёл такую разведку, какую смог, и если его решительный нетерпеливый характер и привёл его в столь печальное положение, то критику легче простить его ошибку, чем последующую, вследствие которой оставленные орудия попали в руки врага. К тому же нет никаких доказательств, что потеря этих пушек действительно серьёзно повлияла на исход сражения, поскольку в других частях поля битвы, где пехота имела полную и постоянную поддержку артиллерии, результат не был более благоприятным, чем в центре.
Вот и все о Коленсо. Более неудачного и в некотором отношении непостижимого сражения нет во всей британской военной истории. И чем больше становится о нем известно, тем уникальнее оно оказывается. К нему существуют пролог и эпилог, которые подвергли суровому испытанию обычное для британского общества сострадание к потерпевшему поражение генералу. Прологом является сообщение генерала Буллера генералу Уайту, что наступление планируется на 17, тогда как в действительности оно произошло 16, и гарнизон, поэтому оказался не готов произвести ложную атаку, которая могла бы помешать осаждающей стороне направить Боте значительное подкрепление, если бы тот в нем нуждался. Эпилог более чреват. Потеряв мужество после поражения, генерал Буллер, хотя его официально проинформировали, что Уайт обеспечен продовольствием на семьдесят дней, отправил гелиограмму с советом сдать гарнизон. В первом ответе Уайта, который заслуживает остаться в памяти наряду с историей о подзорной трубе у слепого глаза Нельсона, говорилось: весьма вероятно, что неприятель подделывает сообщения Буллера. На это Буллер отослал проверенный текст, который приводим ниже вместе с ответом сэра Джоржа Уайта.
Следует делать серьёзные на психические травмы вследствие поражения и чрезмерных физических нагрузок, подобные тем, что перенёс Буллер. Что наше правительство сделало такие скидки, явствует из того факта, что он не был немедленно отозван. Но голые факты говорят, что мы имеем британского генерала во главе 25 000 человек, который советует другому генералу, стоящему во главе 12 000 человек лишь в двадцати километрах от него, сдаваться армии, по численности значительно уступающей общим британским силам; и только потому, что его один раз разбили, а он прекрасно знал, что ещё есть время доставить в Наталь силы хоть всей Империи и предотвратить столь ужасную катастрофу. Вот суть совета, данного Буллером, и отвергнутого Уайтом. В этот момент судьба не только Южной Африки, но и, полагаю, всей Империи зависела от решения старого солдата в Ледисмите, которому пришлось отражать предложения своего собственного генерала так же упорно, как атаки неприятеля. Он, кто остро нуждался в помощи и моральной поддержке, сам стал, как показывает его сообщение, опорой и надеждой. Это было жестокое испытание, и сэр Джорж Уайт прошёл его с честью, проявив верность и преданность. Он спас нас не только от страшной беды в настоящем, но и от горьких воспоминаний в будущем, которые, без сомнения, терзали бы всех нас ещё долгие годы.
Глава XII.
Мы же движемся слева направо и. оставляя неудачи 5-й бригады, переходим к действиям 4-й бригады, или бригады Литтлтона, которая получила инструкции не предпринимать собственного наступления, а поддерживать атаки с одной или другой стороны от себя. С помощью корабельных орудий она сделала, что смогла, чтобы вывести и прикрыть отход ирландцев, однако её роль не была очень активной, и потери оказались незначительны. В свою очередь, справа от 4-й бригады наступление на Коленсо и мост развивала английская бригада Хилдварда. Под командованием Хилдварда находились 2-й Западный суррейский, 2-й Девонский (чей первый батальон так великолепно действовал в составе армии при Ледисмите), Восточный суррейский и Западный йоркширский полки. Неприятель явно ожидал главного удара именно здесь, и на другом берегу особенно тщательно окопались, артиллерия врага сосредоточила на мосту, по меньшей мере, дюжину тяжёлых пушек и несколько скорострельных орудий. Девонский и Западный суррейский полки разомкнутым строем (цепь стрелков в форме цвета хаки практически сливалась с землёй) двигались впереди, Восточный суррейский и Западный йоркширский полки их поддерживали. Наступая под исключительно интенсивным огнём, бригада прошла через такое же тяжёлое испытание, как и их товарищи из бригады Харта. Правда, в этом случае они с самого начала следовали расчленённым строем в колоннах полуротами, разомкнувшись на шесть шагов, и река перед ними не позволяла обстреливать их с правого фланга так жестоко, как ирландцев. С потерями примерно в двести человек головные полки успешно достигли Коленсо. и Западный суррейский полк, наступая бросками по пятьдесят метров, взял станцию, однако катастрофа, постигшая несколько ранее поддерживавшую их артиллерию, сделала дальнейшее наступление невозможным. По этой причине мы должны обратиться к судьбе сопредельного формирования справа от них.
Оно состояло из значительной части артиллерии, получившей приказ поддерживать основное наступление. В него входили две батареи полевой артиллерии, 14-я и 66-я, под командованием полковника Лонга, и шесть корабельных орудий (два 120-миллиметровых и четыре 12-фунтовых) лейтенанта Оджилви с «Террибла». Лонг имеет репутацию исключительно решительного и отважного офицера, чьи действия в битве при Атбаре в значительной степени обусловили успех всего сражения. К сожалению, эти варварские кампании, в которых можно безнаказанно допускать вольности, как обнаружили французы со своими алжирцами, формируют пагубные традиции. Наш собственный сомкнутый строй, наша приверженность к стрельбе залпами и, как в этом случае, использование артиллерии — все представляется наследием наших войн с дикарями. Какова бы ни была причина, в начале боя пушки Лонга рванулись вперёд, опередили пехотные бригады по флангам, оставили позади медлительные корабельные орудия с их воловьими упряжками и развернулись примерно в тысяче метров от окопов врага. С этой позиции Лонг открыл огонь по Форт-Уили, центру находившегося перед полковником участка позиции буров.
Однако двум его несчастным батареям было суждено не изменить течение сражения, как он надеялся, а, скорее, дать классический пример беспомощности артиллерии против огня современных винтовок. Даже знаменитый рассказ Мерсера об эффекте флангового огня по его дивизиону конной артиллерии в битве при Ватерлоо не может дать представления о том урагане свинца, какой обрушился на две обречённых батареи. Орудийные расчёты падали один за другим, кто-то замертво, кто-то раненым, калеча других неистовыми движениями. Один погонщик, обезумев от ужаса, вскочил на переднюю лошадь, обрезал постромки и стремительно умчался с поля боя. Однако подавляющее большинство артиллеристов сохраняло безукоризненную дисциплину: и слова команд, и наводка, и стрельба — все было так же методично, как в Окгемптоне. На них обрушили не только страшный ружейный огонь (из окопов с фронта и из деревни Коленсо по левому флангу), но и автоматические скорострельные орудия буров точно определили дальность, и над батареями непрерывно трещали маленькие снаряды. Вокруг каждой пушки уже лежали груды убитых, но яростные офицеры и покрытые потом отчаянные артиллеристы не оставляли своих орудий. Несчастный Лонг упал, одна пуля пробила ему руку, другая — печень. «Будь проклят, кто сдастся! Мы не бросим пушки!» — последнее, что выкрикнул он, когда его тащили под прикрытие находящегося неподалёку маленького ущелья. Капитан Голди погиб. Лейтенант Шрейбер тоже. Полковник Хант упал, получив два ранения. Офицеров и рядовых стремительно сбивало с ног. Обслуживать орудия было невозможно, но и переместить их тоже не удавалось, потому что каждая попытка вывести упряжки из укрытия, где находились передки, заканчивалась гибелью лошадей. Оставшиеся в живых нашли убежище от жестокого огня в той небольшой ложбине, куда отнесли Лонга. Она находилась примерно в сотне метров от линии обстреливаемых пушек. Одно орудие справа все ещё обслуживали четыре человека, которые наотрез отказались его оставить. Они точно были заговорены от смерти — эти четверо работали со своим любимым 15-фунтовиком в тучах песка и голубых клубах дыма от взрывающихся снарядов. Потом один начал задыхаться и упал на хобот лафета, а его товарищ осел у колёса, опустив голову на грудь. Третий взмахнул руками и упал навзничь, а последний — страшная, покрытая пылью фигура, стоял по стойке «смирно», глядя смерти в глаза, пока его тоже не сбили. Бессмысленная жертва, можете вы сказать, но, пока солдаты, которые видели, как они погибли, могут рассказывать у походного костра эту историю, пример смерти героев будет вдохновлять сильнее, чем зов трубы или барабанная дробь.
Два часа небольшая группа удручённых, униженных офицеров и рядовых лежала под ненадёжным прикрытием ущелья и смотрела на простреливаемое пространство и ряд молчащих орудий. Многие из них были ранены. Их командир в бреду все ещё отдавал приказы своим пушкам. Мужественный Бапти, отважный военный врач, под ужасающим огнём прискакал в ущелье и сделал для раненых все, что было в его силах. Время от времени предпринимался бросок на открытое пространство, иногда в надежде выпустить ещё один снаряд, иногда чтобы забрать раненого товарища из-под жестокого града пуль. О том, насколько ужасен был этот свинцовый ураган, можно судить по одному артиллеристу, которого нашли с шестьдесятью четырьмя ранами на теле. Во время этих вылазок погибло ещё несколько солдат, и оставшиеся в живых снова удручённо засели в ущелье.
Они цеплялись за надежду, что их пушки ещё не совсем потеряны, что прибытие пехоты даст им возможность снова привести их в действие. Пехота, действительно, в конце концов подошла, но в таком незначительном количестве, что это лишь осложнило ситуацию вместо того, чтобы её облегчить. Полковник Буллок привёл две роты девонцев к двум ротам («А» и «В») шотландских фузилеров, которые составляли первоначальное прикрытие орудий, и такая горстка не могла изменить течения событий. Они тоже укрылись в ущелье, ожидая лучших времён.
Тем временем к отчаянному положению орудий привлекли внимание генералов Буллера и Клери, и они направились в дальнее ущелье в тылу, где стояли оставшиеся лошади и возчики, на некотором расстоянии позади того ущелья, в котором залегли Лонг, Буллок, их девонцы и артиллеристы. «Есть добровольцы спасать орудия?» — крикнул Буллер. Вызвались капрал Нёрс, Янг и несколько других. Во главе рискованной операции пошли три адъютанта генералов — Конгрив, Шофильд и Робертс, единственный сын знаменитого солдата. Взяли две орудийных упряжки; лошади неистово понеслись сквозь адский огонь, и каждой команде удалось вернуться с орудием. Однако потери были огромны. Робертс получил смертельное ранение. Конгрив описал, что представляет собой современный ружейный огонь на тысячу метров. «Первая пуля прошла у меня через левый рукав, и из локтевого сустава пошла кровь, потом ударило мне прямо в правую руку, потом в мою лошадь, потом в мою правую ногу, потом снова в лошадь, и это нас прикончило». Отважному парню удалось доползти до группы пострадавших в ущелье. Робертс настоял, чтобы его оставили там, где он упал, поскольку боялся, что свяжет руки остальным.
В это время прибыл капитан Рид из 7-й батареи с двумя упряжкам лошадей, и под его руководством предприняли ещё одну решительную попытку спасти несколько пушек. Но огонь был слишком мощным. Погибло две трети лошадей и половина людей, включая самого Рида, и генерал Буллер приказал прекратить дальнейшие попытки добраться до оставленных батарей. И он, и генерал Клери имели небольшие ранения, к тому же на поле боя происходило много других операций, требующих их внимания. Однако, даже принимая во внимание гнёт всех их многочисленных обязанностей, волнение и суматоху большого сражения, допустить, чтобы орудия попали в руки неприятеля, было непростительно. Это один из самых непостижимых инцидентов в британской военной истории. Совершенно очевидно, что если наши артиллеристы не выжили под огнём врага, то и неприятелю было бы так же невозможно вывезти пушки под обстрелом пары батальонов нашей пехоты. Многие полки практически не участвовали в сражении, но для такой цели могли бы продвинуться. Солдаты конной пехоты, действительно, предлагали взять на себя это дело, и никто не смог бы выполнить его лучше, чем они. И времени тоже вполне хватало, потому что орудия оставили около одиннадцати, а буры решились захватить их только в шестнадцать. Орудия можно было не только спасти, но и, как представляется, превратить их в великолепную ловушку, чтобы выманить буров из окопов. Несомненно, сначала Черри Эмметт и его люди со страхом и трепетом приближались к пушкам, потому что не могли поверить, что им досталось такое неслыханное богатство. Тем не менее, факт, унизительный и необъяснимый, состоит в том, что орудия оставили, все силы отвели, и не только десять орудий, но и горстка девонцев со своим полковником, и фузилеры были взяты в плен в ущелье, которое укрывало их весь день.
Теперь мы, двигаясь слева направо, рассмотрели операции бригады Харта у Бридл-Дрифта, действия бригады Литтлтона по поддержке, наступление Хилдварда на Коленсо и бой несчастных батарей, которые должны были ему помогать. Остаются две части войск справа: дальняя, состоявшая из кавалерии Дундональда, которая имела задачу атаковать Хлангвейн-Хилл, укреплённую позицию буров с южной стороны реки, а бригада Бартона, получившая приказ поддерживать кавалерию и соединять это наступление с операциями в центре.
Силы Дундональда были чрезмерно слабы для такой операции, как захват труднопреодолимого, укреплённого траншеями холма, и, возможно, манёвр планировался скорее как разведка боем, чем как штурм. В его распоряжении находилось в целом не более тысячи человек, в основном нерегулярные части, а позиция перед ним была крутой, с многочисленными окопами, укреплёнными колючей проволокой и пулемётами. Но смелые колонисты шли в свой первый бой, и их отвага сама несла их вперёд.
Оставив лошадей, они прошагали километра два с половиной, пока оказались в пределах лёгкой досягаемости затаившихся стрелков, и получили урок, преподнесённый их товарищам по всему фронту: при примерно равных силах нападение на открытой местности практически не имеет шансов против скрытой обороны, и чем смелее действуют нападающие, тем активнее будет отпор. Новобранцы вели себя, как старые солдаты, они сделали все, на что способен смертный человек, и отступили медленно и хладнокровно, потеряв 130 отважных бойцов. 7-я батарея полевой артиллерии изо всех сил поддерживала их наступление и прикрывала отход. Нигде, ни в одном из пунктов этого сражения, не появилось ни проблеска успеха, чтобы согреть сердца и вознаградить усилия этих, в высшей степени терпеливых солдат.
О бригаде Бартона писать нечего, поскольку они не поддержали наступления на Хлангвейн-Хилл, с одной стороны, и не помогли прикрыть злополучные пушки, с другой. Дундональд обращался к Бартону с просьбой о помощи, однако тот не выделил ни единой части. Если истинным планом генерала Булл ера была разведка боем, чтобы определить расположение и мощь бурских оборонительных рубежей, тогда, конечно, его бригадные генералы должны были испытывать нежелание вводить свои бригады в сражение, которое на самом деле являлось результатом непонимания. С другой стороны, если (по нашему мнению, об этом говорят приказы дня) с самого начала планировался серьёзный бой, то странно, что две бригады из четырех должны были принимать в нем такое незначительное участие. На бригаде Бартона лежала задача не допустить атаки буров по нашему правому флангу, и это держало её позади, пока не стало ясно, что подобной атаки не замышляется. После чего, как представляется, оценив ситуацию, следовало выделить по меньшей мере два батальона для прикрытия ружейным огнём оставленных орудий. Правда, две роты шотландских фузилеров разделили судьбу пушек. Две другие и одна рота ирландских фузилеров действовали в поддержке, но и вся бригада вместе с 1-м Королевским и 13-м гусарским полками тоже могла бы появиться в Олдершоте.
Итак, первая попытка освободить гарнизон Ледисмита подошла к концу. В двенадцать часов все войска пешим строем отступали в лагерь. Ничего подобного беспорядочному бегству или панике не было, отход происходил не менее организованно, чем наступление, но факт остаётся фактом — мы потеряли 1200 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, не добившись при этом абсолютно ничего. Мы даже не могли утешать себя тем, что потрепали неприятеля не меньше, чем он нас, потому что буры в течение всего дня оставались настолько умело замаскированными, что вряд ли их ряды поредели более, чем на сто человек. Ещё раз было показано, насколько неэффективна артиллерия против врага, который находится в укрытии.
К счастью, раненые у нас превалировали над убитыми, как всегда бывает при ружейном огне в сравнении с артиллерийским: примерно 150 убитых и 720 раненых. Более унизительный пункт составляли около 250 пропавших без вести. Это были артиллеристы, девонцы и шотландские фузилеры, взятые в ущелье вместе с небольшими отрядами из Коннаутского, Дублинского и других полков, которые, найдя там укрытие, не могли покинуть его и держались, пока отступление их полков не поставило их в безнадёжное положение. Некоторым из этих небольших групп солдат вечером буры позволили отступить. Неприятель, похоже, ни в коем случае не стремился увеличивать количество пленных. Полковник Теккерей из Иннискиллингского фузилерского полка с горсткой солдат оказался в окружении противника, но благодаря особому чувству юмора ирландцев и его собственному такту, смог вывести отряд в безопасное место. Потери в основном пришлись на бригаду Харта, бригаду Хилдварда и волонтёров из колонии, которым принадлежит честь сражения.
В своём официальном донесении генерал Буллер утверждает, что, если бы не действия полковника Лонга, которые привели к катастрофе артиллерию, то сражение, по его мнению, могло бы завершиться успешно. Суровое заявление, и оно возлагает, наверное, слишком большую ответственность на отважного, но неудачливого артиллериста. В этой кампании бывали ситуации, когда большая решительность со стороны нашей артиллерии могла бы изменить исход сражения, и не стоит слишком сурово относиться к человеку, который пошёл на риск и потерпел неудачу. Вся операция, с наступлением по открытой местности на врага, находящего в укрытии и за рекой, была настолько бесперспективной, что Лонг, вероятно, увидел, что только отчаянные меры могли спасти ситуацию. Введение артиллерии в бой впереди, не определив точно позицию пехоты неприятеля, всегда будет одним из самых рискованных военных предприятий. «Было бы просто безрассудством, — говорит принц Крафт, — выдвигать артиллерию на 600—800 метров от окопов, занятых пехотой врага, если их не обстреливает ваша пехота с ещё более близкого расстояния». Именно такое «просто безрассудство» и совершил полковник Лонг, однако нельзя забывать (и это несколько его извиняет), что он разделял общее мнение, будто буры закрепились на холме, и не подозревал, что их передовые траншеи находятся внизу у реки. Располагая недостаточными средствами, он произвёл такую разведку, какую смог, и если его решительный нетерпеливый характер и привёл его в столь печальное положение, то критику легче простить его ошибку, чем последующую, вследствие которой оставленные орудия попали в руки врага. К тому же нет никаких доказательств, что потеря этих пушек действительно серьёзно повлияла на исход сражения, поскольку в других частях поля битвы, где пехота имела полную и постоянную поддержку артиллерии, результат не был более благоприятным, чем в центре.
Вот и все о Коленсо. Более неудачного и в некотором отношении непостижимого сражения нет во всей британской военной истории. И чем больше становится о нем известно, тем уникальнее оно оказывается. К нему существуют пролог и эпилог, которые подвергли суровому испытанию обычное для британского общества сострадание к потерпевшему поражение генералу. Прологом является сообщение генерала Буллера генералу Уайту, что наступление планируется на 17, тогда как в действительности оно произошло 16, и гарнизон, поэтому оказался не готов произвести ложную атаку, которая могла бы помешать осаждающей стороне направить Боте значительное подкрепление, если бы тот в нем нуждался. Эпилог более чреват. Потеряв мужество после поражения, генерал Буллер, хотя его официально проинформировали, что Уайт обеспечен продовольствием на семьдесят дней, отправил гелиограмму с советом сдать гарнизон. В первом ответе Уайта, который заслуживает остаться в памяти наряду с историей о подзорной трубе у слепого глаза Нельсона, говорилось: весьма вероятно, что неприятель подделывает сообщения Буллера. На это Буллер отослал проверенный текст, который приводим ниже вместе с ответом сэра Джоржа Уайта.
Сообщение от 16 декабря, с поправками от 17 декабря 1899 года.
«Вчера я предпринял попытку взять Коленсо, но ничего не добился; неприятель слишком силён для моей армии. Мы способны только на операции по окружению, но на подготовку к ним потребуется целый месяц. Сможете ли вы продержаться так долго?
Сколько дней вы можете держаться? Я предлагаю вам расстрелять как можно больше боеприпасов и оговаривать наилучшие условия сдачи. Если у вас есть другие предложения, я могу остаться здесь, но пробиться к вам без посторонней помощи возможности не имею. Как выяснилось, моя пехота не в состоянии действовать далее чем в шестнадцати километрах от лагеря, да и то только при наличии воды, которой здесь недостаточно. В любом случае, не забудьте сжечь ваш шифровальщик, дешифратор, справочники шифров и все расшифрованные сообщения».
От сэра Дж. Уайта сэру Р. Буллеру
Ваше сегодняшнее сообщение получено. Я предлагаю вам занять наиболее надёжную из возможных позицию, которая позволит сохранять контакт с неприятелем и непрерывно, как можно активнее изнурять его артиллерийским огнём и другими доступными средствами. Я смогу растянуть продовольствие на срок много дольше месяца и не стану думать о заключении условий сдачи, пока меня к этому не вынудят. А вы в состоянии нанести врагу куда более серьёзный ущерб, чем полагаете. Все наши местные разведчики докладывают, что огонь вашей артиллерии произвёл на буров сильное впечатление. Ваши потери очень велики? Если вы выйдете из соприкосновения с противником, это сильно увеличит его возможности раздавить меня и негативно отзовётся где-нибудь в другом месте. Пока вы угрожаете врагу и поддерживаете связь со мной, он вынужден иметь дело с нами обоими. Сделайте все, чтобы как можно скорее получить пополнение, в том числе из Индии, и завербовать на службу каждого человека в обеих колониях, кто может держать оружие и скакать верхом.
Дела могут пойти лучше. Потерять здесь 12 000 человек было бы для Англии тяжёлым ударом. Мы ещё не должны думать об этом. Боюсь, что выступить вам навстречу я не смогу — здесь опасно учащаются случаи заболеваний брюшным тифом. Заболело уже 180 человек, все за последний месяц. Жду ответа, в настоящий момент я сохраняю все в секрете, пока вы не известите о своих планах».
Следует делать серьёзные на психические травмы вследствие поражения и чрезмерных физических нагрузок, подобные тем, что перенёс Буллер. Что наше правительство сделало такие скидки, явствует из того факта, что он не был немедленно отозван. Но голые факты говорят, что мы имеем британского генерала во главе 25 000 человек, который советует другому генералу, стоящему во главе 12 000 человек лишь в двадцати километрах от него, сдаваться армии, по численности значительно уступающей общим британским силам; и только потому, что его один раз разбили, а он прекрасно знал, что ещё есть время доставить в Наталь силы хоть всей Империи и предотвратить столь ужасную катастрофу. Вот суть совета, данного Буллером, и отвергнутого Уайтом. В этот момент судьба не только Южной Африки, но и, полагаю, всей Империи зависела от решения старого солдата в Ледисмите, которому пришлось отражать предложения своего собственного генерала так же упорно, как атаки неприятеля. Он, кто остро нуждался в помощи и моральной поддержке, сам стал, как показывает его сообщение, опорой и надеждой. Это было жестокое испытание, и сэр Джорж Уайт прошёл его с честью, проявив верность и преданность. Он спас нас не только от страшной беды в настоящем, но и от горьких воспоминаний в будущем, которые, без сомнения, терзали бы всех нас ещё долгие годы.
Глава XII.
Чёрный час
Неделя с 10 по 17 декабря 1899 года была самой чёрной за всю жизнь нашего поколения и самой неудачной для британской армии в течение целого столетия. За короткий промежуток времени в семь дней мы проиграли, при всех оговорках или оправданиях, три самостоятельных сражения. По отдельности ни одно из этих поражений не имело особого значения, однако их общий эффект огромен, поскольку они были нанесены всем трём частям основных сил британской армии в Южной Африке. Потери составили примерно три тысячи человек и двенадцать орудий, а косвенный урон, в смысле ущерба нашему престижу, роста веры буров в свои силы и увеличения количества новобранцев в их рядах не поддаётся исчислению.
Читая материалы европейской прессы того времени, поразительно наблюдать, с какой радостью и глупым торжеством встречали эти наши неудачи. То, что подобным образом реагировали французские ежедневные газеты, неудивительно, поскольку наша история в значительной степени представляет собой противоборство с этой державой, и мы можем с удовлетворением принимать их неприязнь в качестве дани нашему успеху. Россия, как наименее прогрессивная из европейских стран, тоже испытывает естественную враждебность к образу мыслей, если не интересов, нашей державы, которая больше всех выступает за свободу личности и демократические институты. Такое же слабое оправдание можно дать и печатным органам Ватикана. Но как нам относиться к жестокой брани Германии, страны, чьим союзником мы являлись в течение столетий? Во времена Мальборо, когда Фридрих Великий переживал свои чёрные дни, в борьбе с Наполеоном, мы поддерживали немцев как братья по оружию. Точно так же, как австрийцев. Тем, что Наполеон в конце концов не стёр эти две страны с карты мира, они в огромной степени обязаны британским субсидиям и британской твёрдости. И тем не менее, именно эти страны самым резким образом отвернулись от нас в тот единственный момент новейшей истории, когда мы получили возможность увидеть, кто нам друг, а кто — недоброжелатель. Полагаю, больше никогда, ни под каким предлогом на подобных союзников не будет потрачена британская гинея и пролита кровь британского солдата или матроса. Политический урок этой войны состоит в том, что нам следует крепить свою мощь в рамках собственной империи, а все, кто в неё не входят, кроме наших братьев по крови в Америке, пусть идут своей дорогой и отражают удары судьбы без помощи или помех с нашей стороны. Удивительно было обнаружить, что даже американцы так плохо понимают народ, из которого вышли, что такие газеты, как «Нью-Йорк Геральд» смогли вообразить, будто наше поражение в Коленсо является для нас прекрасной возможностью закончить войну. Однако другие ведущие американские печатные издания более трезво оценили ситуацию и поняли: даже десять лет подобных поражений не истощат нашей решимости и наших ресурсов.
Читая материалы европейской прессы того времени, поразительно наблюдать, с какой радостью и глупым торжеством встречали эти наши неудачи. То, что подобным образом реагировали французские ежедневные газеты, неудивительно, поскольку наша история в значительной степени представляет собой противоборство с этой державой, и мы можем с удовлетворением принимать их неприязнь в качестве дани нашему успеху. Россия, как наименее прогрессивная из европейских стран, тоже испытывает естественную враждебность к образу мыслей, если не интересов, нашей державы, которая больше всех выступает за свободу личности и демократические институты. Такое же слабое оправдание можно дать и печатным органам Ватикана. Но как нам относиться к жестокой брани Германии, страны, чьим союзником мы являлись в течение столетий? Во времена Мальборо, когда Фридрих Великий переживал свои чёрные дни, в борьбе с Наполеоном, мы поддерживали немцев как братья по оружию. Точно так же, как австрийцев. Тем, что Наполеон в конце концов не стёр эти две страны с карты мира, они в огромной степени обязаны британским субсидиям и британской твёрдости. И тем не менее, именно эти страны самым резким образом отвернулись от нас в тот единственный момент новейшей истории, когда мы получили возможность увидеть, кто нам друг, а кто — недоброжелатель. Полагаю, больше никогда, ни под каким предлогом на подобных союзников не будет потрачена британская гинея и пролита кровь британского солдата или матроса. Политический урок этой войны состоит в том, что нам следует крепить свою мощь в рамках собственной империи, а все, кто в неё не входят, кроме наших братьев по крови в Америке, пусть идут своей дорогой и отражают удары судьбы без помощи или помех с нашей стороны. Удивительно было обнаружить, что даже американцы так плохо понимают народ, из которого вышли, что такие газеты, как «Нью-Йорк Геральд» смогли вообразить, будто наше поражение в Коленсо является для нас прекрасной возможностью закончить войну. Однако другие ведущие американские печатные издания более трезво оценили ситуацию и поняли: даже десять лет подобных поражений не истощат нашей решимости и наших ресурсов.